«И скитаемся…»

1Кор. 4:11

Поезд тронулся. Вагон был полон молодежи. Зазвучали гитары, заиграла гармонь. Некоторые подвыпившие молодые люди начали песню, которую подхватили девчата, и она широко полилась из окон, приковывая к вагону взоры провожавших на перроне. Среди ехавших Лева был, пожалуй, самый молодой. Ему было восемнадцать лет, а большинству завербованных свыше двадцати.

Это была веселая, беззаботная молодежь, жившая в свое удовольствие. Между девчатами и ребятами быстро завязалась дружба, а некоторые из них, как потом узнал дорогой Лева, были уже мужьями и женами. Их шутки, громкий смех, анекдоты и двусмысленные разговоры были чужды для души Левы. Он молчал присматриваясь к ним. Впервые он был в компании такой молодежи, и ему хотелось понять, чем они живут, к чему стремятся. На него не обращали внимания, как бы не замечали. Каждый старался чем-нибудь похвастаться, показать себя, некоторые даже пытались, несмотря на тесноту в вагоне, плясать. Большинство из них были крепкие, красивые загорелые юноши. От девушек также веяло красотой и здоровьем. Лева, пожалуй, был самый невзрачный из них. «Вот, если бы эту молодежь, – думал Лева, – познакомить со Христом, сколько хорошего, прекрасного они могли бы иметь в жизни и принести другим! Какие чудные гимны они могли бы петь! А сейчас, что они поют?» – «Эх, чай пила, самоварничала, всю посуду перебила, накухарничала…» Леве хотелось сказать им лучшее, хорошее. Но они были так далеки от него, что он так и не решился это сделать.

Ему представилась родная христианская молодежь Самары. Это была совсем другая молодежь. Она пела больше, лучше. Она любила чище, жила краше. И ему захотелось хоть на один день вернуться в родной город, в родную семью, побыть среди друзей. Он поймал себя на этом чувстве и постарался больше не возвращаться к нему. Он вновь вспомнил, что взявшийся за плуг и озирающийся назад не благонадежен для Царствия Божия. Ему надлежало идти, идти, не зная жизни с близкими, друзьями. Идти в самые темные, глухие места, где томятся вместе с преступным миром братья и сестры. Идти, не останавливаясь, не отдыхая, чтобы в конце концов самому попасть в тюрьму и, возможно, в юности умереть за решеткой, умереть одиноко на чужбине…

Казалось, это была ужасная перспектива. Ведь он был еще так молод, но иного пути теперь, когда он познал Слово Христа, что самая большая любовь – это положить душу свою за друзей своих, для него не было. Он смотрел, как пили, ели, веселились, любили друг друга эти молодые люди. Он знал это из множества художественных произведений, в которых описывается такая любовь. На него большое впечатление в самой ранней юности произвела повесть Тургенева «Первая любовь». И теперь, когда он наблюдал, как Ваня, словно голубь, воркует над Таней и Таня, краснощекая, полногрудая девушка, поблескивает счастливыми глазами, он все понимал, но для него все это было совершенно чуждо, мертво.

Он вышел в тамбур и, стоя у полуоткрытой двери вагона, запел, смотря на сухую, выжженную солнцем местность:

– Спасибо, – сказал Лева. – Я никогда не пил и не буду пить.

– Ну, как хочешь, нам больше достанется, – сказал веселый Ваня. И заиграл на гитаре, напевая: «Ешь, пей, веселись, умрешь – не убыток».

Поезда ходили с продолжительными остановками, и время нахождения в пути до Алма-Аты – около недели.