»…Разумные будут сиять, как светила…»

Дан. 12:3

Из Иркутска по направлению к Байкалу шел поезд. Огни его прорезали ночную тьму, нарушая покой спящей тайги. Поезд остановился у маленького разъезда. На перроне, слабо освещенном коптящей керосиновой лампой, был одинокий пассажир, сошедший с поезда. Он огляделся кругом, постоял, что-то припоминая, и, обогнув станцию, стал спускаться по откосу в таинственный мрак ночи. На фоне ночного неба рисовалась зубчатая тайга. Там, ниже, белела какая-то полоса. «Должно быть, Ангара» – соображал юноша и, осторожно ступая по мелким камням, стал спускаться к воде.

Да, это была великая сибирская река Ангара. Стоя на берегу, он внимательно всматривался в темный силуэт ближайших выступов берега, пока его глаза не уловили очертания чего-то похожего на избушку. Он направился туда и скоро стоял перед небольшим деревянным домиком рыбака. Постучал в дверь, ответа не было. Постучал еще, кто-то закашлял, послышался скрип внутренней двери и голос:

– Кто это?

– Ваш брат, странник и пришелец!

– Эй, старуха, вставай скорее! Брат, брат пришел!

– Да вы откедова?

Похоже, что внешний вид юноши изменил отношение старика к нему. Действительно, висевшая сбоку полевая сумка, с другого бока – фляжка, за спиной – вещевой мешок и через плечо, как шинель, скатка пальто, производили впечатление военного.

– Привет вам из Иркутска, от братьев Петрова, Попова, – сказал юноша. Старик разгладил свою большую седую бороду и обнял молодого человека. Целуя его, старик говорил:

– А я уже подумал по твоему виду, не души ли ты моей ищешь?

– Вот тут у нас немножечко картошки осталось, угощаем. Я уж уху завтра утром сварю,

С аппетитом ел Лева вареный картофель и рассказывал о своем желании переправиться через Ангару, а потом берегом добраться до стеклянного завода а далеко идти по деревушкам, где находились узники.

– Рад, я за тебя; брат рад, – говорил рыбак. – Не оставит тебя Бог без милости за такое доброе дело. Да вот только смотрю я на тебя – трудно одному. Ведь Христос всех учеников по двое посылал, вдвоем – то полегче.

– Да, вдвоем полегче, – вздохнул юноша, – но не нашел я тех людей, которые бы жертвовали собой ради этого.

– Да, – сказал брат-рыбак, – не слыхал я тоже. Да и Павел в свое время имел верного Тимофея, а об остальных он писал: «Все ищут своего, а не того, что угодно Господу Христу»

Помолившись, крепко уснули. Наутро, чуть взошло солнце, Лева стал уговаривать рыбака переправить его на ту сторону реки, не дожидаясь, когда будет готова уха. Старичок вынужден был уступить уговорам юноши и перевез его на плоскодонке на противоположный лесистый берет Ангары. Прощаясь с ним, он спросил:

– А как твои ноги? Идти-то далеко. Выдержишь ли?

– Бог даст, выдержу, – ответил юноша. – Молитесь обо мне. И он .бодро зашагал по берегу Ангары вверх.

Это было чудное осеннее утро. Воздух был свеж, наступали первые осенние заморозки. Тайга, убранная в разноцветную одежду отмирающей листвы, была прекрасна. Он шел километр за километром, не встречая никого. Кругом была девственная природа. Временами поднимались стай диких уток и гусей и летели к югу. Все интересы Левы, его стремления, мысли были направлены на то, чтобы исполнить волю Пославшего его.

До стеклянного завода он дошел, нисколько не устав. Не делая передышки, расспросив о пути к таежной деревушке, он направился туда. Несколько утомленный, подошел к краю небольшой деревеньки, расположенной в глухой тайге.

– Слушай, парнишка, не знаешь, тут у вас должна быть портниха, звать Паша, из города, работает тут…

– Есть, есть, – сказал паренек, который вел лошадь, – вон там. Он указал кнутом на старую потемневшую косую избу.

– Там она.

С сильно бьющимся сердцем направился Лева к избе. Сейчас он увидит Пашу, о которой он столько слышал. Он так хотел знать людей, жертвенно отдавшихся Иисусу, добровольно идущих на лишения ради ближнего, но он еще не встречав их. А они были, как бывают звезды на темном небе во время глухой ночи. И одной из этих чудесных звезд, как говорили, была Паша,

– Можно войти?

– Войдите! – раздался приветливый звонкий голос девушки.

– Мир вам! – сказал он, войдя и остановившись среди комнаты.

– С миром принимаем! – сказала Паша, вставая от швейной машины и с недоумением смотря на незнакомца. Его обмундирование вызывало у всех верующих недоумение.

– Кто вы? – спросила она.

Он не ответил, а только сказал: «Давайте помолимся». Они опустились на колени. Он не мог молиться, он плакал, молилась Паша. Потом молился и он, благодаря Бога, что Он помог ему добраться до того места, где есть узники, а также увидеть ту настоящую христианку, которая служит им и заботится о них.

Они встали с колен и начали разговаривать, как добрые друзья. Кровь Иисуса, близость к Нему сразу сделали их родными, понятными друг другу. Лева рассказывал о том, как он оставил родных ради Истины, как он просил Отца Небесного, чтобы Он указал, что ему делать, и как, получив от Него благословение, пошел в тяжелый, далекий путь посещать узников.

Паша слушала, и на лице ее была улыбка. Она радовалась тому, что видела таких же людей, как она, которые посвящают свою жизнь, юность делу служения ближнему. О себе она рассказывала мало. Как ни старался Лева подробнее расспросить Пашу о том, как достигла она такого высокого уровня, она скромно отмалчивалась и старалась говорить не о себе, а о других.

Каждое слово, каждое движение было воплощением величайшей кротости и смирения.

– Ведь я не могла не приехать сюда. Господь побудил мое сердце, это Он, а не я.

– Да, – соглашался Лева, – все доброе, хорошее, что проявляется в нас, это не наше, это Его. Наше – это только грех. И верно, Паша, нам нечем хвалиться, только Христом, Христом одним…

– Дорогой брат, я угощу вас сейчас чаем. Извините, что я сразу не догадалась, вы так увлекли меня своим рассказом. А потом придут узники, ужин уже готов, стоит в печи, и мы будем ужинать с ними.

Она поставила горячий чай, молоко, хлеб, и Лева с аппетитом пил и говорил о том, как дорога для христианина простая пища – хлеб насущный.

– Я вот в своих путешествиях больше питаюсь хлебом и огурцами и чувствую себя сытым и спокойным.

– Да благословит вас Господь! – сказал в ответ Лева. – Лучшего нам и желать нечего. А я вам скажу откровенно, – продолжал он, – думаю никогда не жениться, все отдать Иисусу. Обет я, конечно, не давал, но стремлюсь.

– Много, много силы для этого нужно, – сказала Паша, серьезно смотря на юношу. Эти слова врезались в его душу, и прошло много лет, но он их помнил и, пройдя большой жизненный путь, убедился, что для большой жертвы нужна и большая сила.

Чем больше присматривался Лева к Паше, тем более внутренне восхищался ею. Он как бы не видел ее внешнего облика, не замечал даже, какого цвета ее глаза, вьются или гладкие у нее волосы, полная или хрупкая она. Он только видел ее и ощущал перед собой чудную душу живой христианки, живущей любовью к Богу и ближним.

Он узнал, что Паша трудится не только тем, что посещает узников, питает их, много шьет, работает, чтобы поддержать их материально; он узнал, что она каждую свободную минуту работает над Словом Божиим и ведет большую переписку с различными страдающими, неся им утешение, а также со многими друзьями из молодежи и проповедниками.

Послышались тяжелые шаги. Дверь отворилась, и в комнату вошел огромный седой старик в лаптях. За ним шел высокого роста, статный, бледный молодой человек, тоже в промокших лаптях. Третьим оказался приземистый человек в крепких сапогах.

Несмотря на усталый вид, они улыбались. Лева сразу догадался, что это братья.

– Это брат приехал, чтобы посетить нас, – сказала Паша. Они обнялись, поцеловались, как самые близкие друзья.

– Редко, редко к нам гости попадают, – сказал старик, снимая лапти, – и вот Бог прислал. Вы от какой общины?

– Я не от общины, – сказал Лева, улыбаясь.

– Так значит из Москвы, от союза прислан посетить?

– Нет, не от союза, – отвечал Лева.

– Так от кого же?

– От Самого Господа, Который любит вас, больше, чем все.

– Ну, беседовать будете после, – сказала Паша. Она ставила на стол дымящиеся щи, а Лева помогал братьям умываться. Поблагодарив Бога за пишу и за приезд брата, сели за стол.

– А скажи, брат, – спросил молодой высокий юноша, – ты много посетил заключенных, ссыльных, видал, как они питаются, а были ли где такие вкусные щи, какие мы, узники, а кушаем вот здесь?

– Нет, ничего подобного я не видал. Большие слезы, лишения.

Старик положил ложку, которой хлебал щи, и, кивнув головою на Пашу, сказал:

– С ранней юности она радостью для общины была и теперь все нас утешает, кормит.

– Вы неверно говорите, дорогой брат, – сказала Паша, ставя на стол тарелку с хлебом. – Это не я, это ведь Господь.

– Это верно, верно, – подтвердили все. Паша убрала со стола, и Лева подробно, со слезами на глазах, начал описывать неизвестным узникам события последних дней. Закрывались общины, отбирались молитвенные дома, многие пресвитеры – союзные благовестники оказывались наемника ми, бросали свои стада и трусливо бежали, оставив дело Божие, чтобы спасти благополучно своя тела. Некоторые писали в газетах, что отказываются от веры, вновь насмехались и позорили Распятого.

– Вывод один, – говорил Лева, – это как в книге «Есфирь» поднять вопль к Богу. Только Он один может спасти народ Божий от уничтожения.

Преклонив колена, они еще раз в слезах молились Богу, моля о разрушенных, покинутых общинах, о рассеянные, обездоленных верующих, чтобы не скудела вера ни в ком. Когда поднялись с колен, вытирая свои глаза, то брат старец бодро сказал

– А мы вас брат порадуем. Ну-ка, Паша, давай!

Из соседней комнаты Паша вынесла скрипку, гитару, мандолину. Старичок настроил мандолину, Паша взяла гитару, а юноша, радостно улыбаясь, как будто бы он был самый счастливый человек в мире, – скрипку. Под звуки музыки полилась песнь христиан:

– А ты, что брат, на мои сапоги смотришь? Думаешь мои? – сказал приземистый брат. – А братья в лаптях? Нам в лагере на троих одну пару дают. Вот мы по очереди носим.

– Одна пара, – сказал старик, – беря рукавицы. Как ни добро наше начальство, да нужно быть аккуратными. Скоро проверка, а ты, брат, – обратился он к Леве, – если хочешь посмотреть, как мы живем, идем с нами.

– Да, я пойду вместе с вами, – воскликнул Лева.

Поговорив с охраной и сказав, что приехал брат, они получили разрешение провести Леву в барак. Длинное, большое помещение, нары, кучи людей, то играющих в карты, то непрерывно изрыгающих мат, спорящих между собой.

– Тяжело нам среди них, как во рву львином, – сказал брат в сапогах, – но они нас не трогают.

– Нас все уважают, – заметил высокий юноша.

– А вы, брат, приходите к нам на работу, посмотрите, как мы работаем, Паша знает дорогу.

– Непременно, непременно приду, – сказал Лева, прощаясь с братьями.

Вечерело. Тайгу окутал таинственный сумрак. Временами слышался крик: «Кто идет?», и опять все тихо.

Лева мечтал провести вечер в беседе с Пашей, но она категорично заявила, что он с дороги, имеет очень утомленный вид и должен лечь спать. Как ни возражал Лева, ничто не помогало.

– А я ложусь на полу, – заявил он решительно.

– Нет, я здесь хозяйка, не возражайте, я старше вас…

Не с сестринской, а с материнской заботой она приготовила ему постель, и, еще раз поблагодарив Бога, они легли спать. Лева туг же уснул после большого пути, а Паша, засветив маленькую керосиновую лампу, еще долго писала письма. А потом, постелив старенькое пальто, она легла на полу и тихо, безмятежно уснула спокойным сном. Спала тайга. Была темная ночь. А на небе ярко горели чудные сибирские звезды. Своими лучами они были готовы указать верное направление каждому ищущему путь. Они светят и теперь.

Наутро, шагая по бездорожью, они с Пашей пришли на место работы братьев. В глухой тайге рубили деревья, корчевали пни, готовили ледяную дорогу, чтобы по ней возить зимой древесину. Сырая земля, камни, ветвистые пни.

– Вот тут-то мы и работаем, – весело сказал старик, приветствуя Леву.

– А ну-ка, дайте я с вами поработаю, – сказал Лева и взял кирку. Он хотел долбить грунт и отбрасывать лопатой, но вскоре запыхался и вспотел.

– Ого, работенка, – сказал он, вытирая пот со лба…

– Втянуться, надо – заметил высокий юноша. – Вот так.

– Норму перевыполняем, начальство довольно. Премируют. Вечером они прощались.

Лева подарил Паше на память почтовую открытку, на которой он нарисовал терновый венок, центр которого занимал крест, стоящий на холме. На кресте была распята буква «Я». На полях – по бокам возле креста – было написано: «Ради Христа и Евангелия», с левой стороны и с правой: «Кто Мне служит, Мне да последует». Каждый выражал свои пожелания. Среди всех этих пожеланий на всю жизнь врезалось в сердце пожелание Паши, которое она прочла из своей Библии: «Очи Господа обозревают всю землю, чтобы поддерживать тех, чье сердце вполне предано Ему».

…Двадцать семь лет прошло с тех пор, как было высказано это пожелание, много воды утекло, многое изменилось в жизни людей, а этот чудный текст все так же сияет для. Левы и для всех тех, кто любит Господа. И вот теперь, когда пишутся эти строки, на столе лежит старая Библия. Это та самая Библия, из которой Паша взяла тот дивный текст. Сверху, на коричневом переплете, который от времени стал черным, оттеснено: «Библия» и рядом фамилия Паши. Эта книга имеет свою историю. Она принадлежала брату Паши, который пошел на страдания ради Господа. Он подарил ее своей сестре. Открываю книгу: надпись: «Дорогой сестренке Паше. В память пребывания с заключенными Тальцы. Пусть это Слово Бога Будет светочем твоим. Счастливый путь тебе, дорогая, Сострадальцем будь всегда моим. Твой меньший братишка Гоша. Тальцы. 20.10.30 г.» Долгие годы, жертвенные годы любви, эта книга сопровождала Пашу. И теперь не только книга, которою жила Паша, но живое воплощение любви и лучшего находится здесь и радует многих.

Высокий юноша пользовался таким доверием начальства, что ему разрешили проводить приехавшего брата.

Он взял лодку и перевез его на другую сторону Ангары. Прощаясь, они обнялись:

– До свидания, брат! – сказал Лева. – Далек твой путь, далек и мой. Встреча, видимо, будет у Господа. Раньше едва ли встретимся.

– На все воля Божия, – ответил, прощаясь, узник и поплыл туда, где его ждали дни разлуки и терпения.