«Кто хочет идти за Мною, отвергни себя…»
Мтф. 16:24
Лева решил на несколько дней остановиться в Красноярске и привести в порядок свои записи – анкеты. Он даже изобрел шрифт, хотел переписать всех тех, кого посетил, но подумал, что это ни к чему, и оставил эту затею. Много времени занимали письма. Журнал «Вестник изгнанника» он думал оформить в зимних условиях, живя у ссыльных, в глухих местах Ангары. Теперь же он писал своим близким, находящимся на воле и в заключении, о своих путешествиях, встречах, о тех великих надеждах, которыми живет народ Божки,
На красноярский адрес ему пришли письма из разных мест, где он был и где не был. Из этих писем он узнал, что заключенные не забыты, и это особенно радовало его. Были вести из Соловков, от дорогой, близкой сердцу, молодежи Поволжья, которая находилась в изгнании в лагере особого назначения. Большую радость доставили ему письма матери, которая не ограничиваясь этим, исполненная материнской любви и заботы, прислала посылку с зимним пальто, шапкой и старыми подшитыми валенками. Это было как раз кстати. Надвигались суровые сибирские холода, и без теплых вещей двигаться было невозможно.
В это время о пище, и об одежде Лева совершенно не задумывался. В нижнем белье было много новых дыр, их Лева старательно стягивал нитками, совершенно не задумываясь, что будет дальше. Все его внимание поглощали письма, анкеты и записи. Поразмыслив, он решил оставить их у одной сестры, которая жила вблизи молитвенного дома.
– Я прошу вас сохранить эти пакеты, – сказал он низенькой краснощекой сестре, у которой бывал уже не раз. Муж ее был на работе. Их маленькая дочка лет восьми, подружилась с Левой и сегодня, как всегда, радовалась его приходу.
– А вы, дядя, уезжаете? – спросила она. – Уезжаю, далеко, далеко, на Ангару.
– О, там медведи! – сказала она.
– И не только медведи, есть и люди, – сказал Лева. – Я еду к людям, братьям,
– А медведей не боитесь?
– Нет, не боюсь. Я ведь не один еду.
Он попрощался с ними и пошел на квартиру, где жил его отец, собираясь в дорогу. Был ветреный, холодный день. Енисей волновался. Волны, покрытые беляками, вовсю ходили по нему. На пристани не многолюдно. Леву провожали сестры. Среди них была и та прачка, которая носила с ним передачи в тюрьму.
– Я здесь недавно и вашего отца провожала, – говорила она. – Вы к нему заедет».;?
– Видимо, не придется, – сказал Лева. – Его направили в Енисейск, это ниже. Я же еду до устья Ангары, чтобы по этой реке потом подняться вверх,
– С Богом! Обещаем молиться…
Третий гудок, зашумели машины, пароход вздрогнул и двинулся вниз по течению. Скоро провожающие стали маленькими, незаметными фигурками и исчезли из вида вместе с городом и пристанью.
Чудные картины дикой природы енисейских берегов раскрылись перед глазами Левы. Огромная многоводная сибирская река. Сколько мощи и силы в ней! А берега! Какие скалы, какие угрюмые, мрачные горы! Ч го-то суровое, дикое было в них, И Лева вспомнил родные Жигули, Родную Волгу Каким миром, особой красотой повеяло на чего из воспоминаний о тихой русской реке, о Жигулях. Но и эта дикая, девственная природа была по-своему хороша. И Лева, не отрываясь, смотрел на скалы, нависшие над водой, а на горы с соснами, я на их вершины. А пароход все шел и шел. Местами он замедлял ход и осторожно пробирался между порогами, подводными камнями. Вода бурлила, пенилась, шумела над ними. Приближалась ночь. Становилось все холоднее. Пароход не отапливался, и пронзительный ветер проникал всюду. Лева старательно укутался в свое пальто и вместе с другими пассажирами усаживался поудобнее, чтобы меньше мерзнуть.
Так как сейчас он ехал в сущности с намерением перезимовать в глуши Ангары, то захватил с, собой и постель – плотную подстилку и небольшую подушечку, Попросив у Бога благословения на сон грядущий, Лева развернул свою подстилку и. не раздеваясь, прикрывшись пальто, под шум машин парохода быстро уснул. Ему снилась река, быстрая, бесконечная. И он плывет, плывет, и так холодно в воде, и так мрачно кругом, и берега не видно. Вдруг он увидел лес, полянку и большие деревянные бараки. Проснулся, уже светало. Холод пронизывал. Чтобы согреться, он стал быстро ходить из угла в угол, потом увидел пьющих чай пассажиров, вошел к ним, наполнил кружку кипятком и с наслаждением нанялся горячего чая с хлебом.
– А если дальше будет так холодно, надо что-нибудь придумывать, – рассуждал он про себя. И решил, что в случае резкого похолодания прорежет дырку в тюфячке, наденет его поверх пальто и будет чувствовать себя прекрасно. Но до этого не дошло. Ветер утих, выглянуло солнце, и стало теплее.
В одном месте пароход остановился посередине реки. Путь был прегражден. Между порогами застряла большая баржа, груженная хлебом, и мешки с зерном перетаскивали на другую баржу, чтобы та, несколько приподнявшись над водою, могла свободно пройти.
Наконец, пароход остановился у пристани, которая называлась «Стрелка». Это было устье Ангары. Прозрачные, чистые коды красавицы-реки, вытекающей из Байкала, вливались в мутные воды Енисея и, некоторое время не смешиваясь с ними, сохраняли сбою чистоту. Сойдя на берег, Лева оглянулся на реку. Да, это была ширь водная. Здесь берега словно расступались, приветствуя слияние двух рек. У пристани расположилась небольшая деревушка с одноименным названием. Лева пошел туда, чтобы узнать, как можно плыть вверх по Ангаре, Однако все старожилы деревни, с кем бы он ни говорил, качали головой и утверждали, что уже поздно.
– Скоро, парень, лед пойдет, – наставительно говорил старый сибиряк-чалдон. – И никакие катера вверх по Ангаре не пойдут.
– Да как же быть? – спрашивал Лева. – Мне нужно добраться вверх до деревень Погорюй, Потоскуй, Покукуй. И еще дальше. Нельзя ли тогда берегом реки?
– Ничего не выйдет, – говорил старый чалдон, махнув рукой. – Нужно ждать, когда санные дороги установятся. Да и вообще, тут на Ангаре дороги трудные.
Ночевать Лева попросился в одну крестьянскую избу. Хозяин подтвердил, что пробраться теперь вверх по Ангаре невозможно:
– Придется тебе зимовать у нас на Стрелке, никуда не денешься, раз заехал.
Перспектива зимовать в глухой сибирской деревушке, где нет родных и близких, очень беспокоила Леву. Как быть?
Он открыл любимую книгу и прочел: «Все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о вас». Эти слова сразу успокоили. Он печется, Он устроит все, – думал Лева. У хозяев он купил замечательный сибирский хлеб. Это очень вкусный пшеничный крендель-витушка. У них же оказались своего засола огурцы. Чай, огурцы и хлеб были самой любимой Левиной пищей.
Наутро ударил мороз, вода в лужицах замерзла. Что делать? Лева поспешил на берег. Енисей нахмурился. Маленькую пристань подбрасывало на волнах. От обслуживающего ее человека Лева узнал, что пароходы к берегу уже не пристают, а торопливо идут вверх, вниз, спешат, чтобы не замерзнуть в пути. Что делать, что делать? – думал Лева.
Свирепый ветер, казалось, готов был сорвать с него пальто. Глухо, заунывно, по-осеннему шумела еловая тайга.
У Левы созрел план: вернуться назад в Красноярск, потом ехать в Канск, и оттуда санным путем пробираться к ссыльным на Ангару. Ни холодный ветер, ни надвигающиеся морозы сибирской зимы не останавливали его. Но как выбраться с этой Стрелки? «Господи, помоги!» – молился он.
Он решил весь день не уходить с берега и ждать. Может быть, какой-нибудь пароход пристанет. Но они не приставали. Вверх прошел один большой пассажирский пароход, но даже не приблизился к пристани, прошел другой – и тоже мимо. Но Лева не терял надежды. Он все стоял на берегу и всматривался в волнующуюся реку, воды которой уходили на север. Он ждал, ждал.
И вот показался небольшой буксирный пароходик, тянувший баржу. У него, видимо, было что-то не в порядке, и он пристал к берегу.
– Вы плывете в Красноярск?
– Да, к Красноярску, – отвечал тот озабоченно. – Да не знаю, как сойдем, того и гляди лед ляжет.
– Захватите меня, пожалуйста, я заплачу.
– Пассажиров не берем, – резко ответил капитан. – Нам не до них. Вот матросов нам нужно.
– Так, пожалуйста, я матросом буду. Я с Волги. Буду работать матросом.
– Ну, тогда садись! – сказал капитан и спустился в машинное отделение.
Схватив под мышки свою постель, Лева тотчас оказался на палубе. Пароход отплыл и потянул за собой баржу. Лева приступил к матросской работе.