В Иродовой Бездне (книга 3)

Грачёв Ю С

Глава 13. Освобождение

 

 

«Отпустить измученных на свободу».

Луки, 4, 18

Тот, кто был в тюрьме, кто знает неволю, решетку, колючую проволоку и штыки, — только тот может осознать, как дорого то, что называется свободой. Когда страшный преступник, бандит или вор хочет убедить своих собеседников, что он говорит правду, он подтверждает свои слова своеобразной клятвой:

— Вот, свободы мне не видать!..

Не видать свободы для заключенного, это значит — быть похороненным заживо, это значит — впереди только могила. Поэтому когда заключенные бывают вместе и говорят, то самая любимая тема — о свободе. Ее они видят во сне, о ней мечтают. И тогда, когда до конца срока остается меньше года, большинство переживает это очень мучительно: считает не только месяцы, но и дни, часы, когда, наконец, откроются ворота тюрьмы и они могут стать свободными, выйдут, никто уже не будет кричать: «Повернись направо!», «Подтянись!»

Они могут пойти, куда хочешь и делать то, что хотят. Приближались дни освобождения и Левы. Не первый раз случалось так, что его освобождали из тюрьмы, поэтому никаких особенных переживаний ожидания свободы у него не было. Он жил другой свободой — свободой, которую дает Христос. И нужно прямо сказать, что эта неволя тяготила его, как других заключенных: он знал, что если он даже заболеет (а физически он был очень слаб от недоедания, от переутомления) и если умрет здесь, в заключении, то это не несчастье. Вся жизнь, вся свобода остается там, впереди, там, за гробом, и эта высшая свобода вдохновляла его. Начальство относилось к нему внимательно, даже добавили к его пайку сто граммов хлеба, что, кстати, разрешалось делать только особо хорошим работникам из так называемой «хозобслуги» и технического персонала. Санитарное начальство сменилось, и новый начальник санитарной службы был особенно внимателен к нему. Как-то раз, обходя с Левой бараки, начальник сказал:

– Вы скоро кончаете срок. Я хлопотал о том, чтобы вас оставили вольнонаемным, но, знаете, не разрешили. Говорят, вы какой-то особенный человек, вера у вас какая-то вредная.

– Вера у меня не вредная, — возразил, улыбаясь, Лева. — Полагаю, самая лучшая.

– Ну, я в верах не разбираюсь, — развел руками начальник, — но должен вам сказать: она вас губит, крепко губит… Но вот что я должен вам сказать, — добавил начальник. — Вы очень худой. Я сегодня дал распоряжение на кухне, чтобы вам готовили особо. Будет жареная рыба и кое-что еще.

– Это из каких ресурсов? — спросил Лева.

– Да без ресурсов, — добродушно добавил начальник. — Просто из общей пищи вам будут готовить, и все…

– Нет, я так не могу, — ответил Лева. — Очень благодарен за вашу заботу, но пищу эту брать не буду.

– Тут ничего плохого нет, — возразил начальник. — Ведь фактически это ничтожная крошка от каждого. А вы нужный работник и вас следует поддержать.

– Нет, я не могу, — твердо заявил Лева. Внутри его не было никаких колебаний, и он не был внутренно искушен этим лестным для него предложением.

– Так что же, вам ваша совесть, вера не позволяет? — с любопытством спросил начальник, глядя на него.

– Да, вера, совесть не позволяет, — подтвердил Лева.

Шли дни. И вот, наконец, настал день освобождения, конец срока. Лева собирался на свободу. Но, увы, его не вызвали для того, чтобы оформить документы на освобождение, но пришел начальник санчасти и сообщил:

— Не расстраивайтесь. Вы понимаете, какое у нас положение: вас заменить некому. Запросили центр, чтобы выслали врача или фельдшера, — ответили, что замены пока нет. Оставить такое количество людей без медицинской помощи мы не можем. Хотели вас освободить и оставить жить вблизи колонии, чтобы вы могли обслуживать больных и продолжать работать здесь, но, оказывается: вы — опасный человек, можете там организовать такие моления, что всем за вас влетит. Поэтому решили, что вы будете продолжать находиться в заключении, пока не найдут врача, который вас заменит.

Это известие нисколько не огорчило Леву. Он отлично понимал, что оставить здесь, в стационаре, многих больных, также всю колонию без медицинской помощи — нельзя.

Он понимал также, что его боятся, как верующего христианина, и спокойно ответил начальнику:

— Возражать не могу, если так сложились обстоятельства, буду честно работать, пока не подыщите заместителя…

Не первый уже раз получалось так, что Лева ни за что ни про что пересиживал свой срок. Когда в эпоху «ежовщины» он окончил свой срок «наказания», его тоже освободили не сразу, и ему пришлось пересидеть несколько месяцев, пока не пришло из Москвы разрешение освободить его.

Конечно, он устал, он измучился, видя вокруг страдания и за все пять лет не встретив ни одного брата, ни одного, с кем бы он мог глубоко поделиться мыслями об Иисусе, вместе помолиться. Большой радостью для него было только то, что здесь, в заключении, нашлись такие, кто породнился с ним по крови Иисуса.

Наконец настал день, когда приехал вольнонаемный фельдшер: это была молодая девушка, недавно окончившая фельдшерскую школу. Лева подробно рассказал ей о характере работы, познакомил ее со всеми трудностями, пожелал успеха. Девушка страшно боялась новой работы, боялась наделать ошибок, погубить здоровье людей. Лева всячески ее ободрял, рекомендовал почаще заглядывать в учебники, в справочники, а главное, говорил он, будьте чутки, внимательны, наблюдательны. Доброта и сострадание не помешают лечению больных.

По этапу его переправили в центральную колонию, в город. Белорецк. Белорецк, где был большой металлургический завод, требовал много дров, угля, материалов для своей работы; продукция его была нужна и фронту и тылу. И разбросанные здесь и там колонии заключенных, в одной из которых отбывал свой срок Лева, были заняты на лесозаготовках в лесистых горах Урала и на работах по переброске грузов. Его привезли в контору, где надзиратели поздравили его с освобождением, вручили документы и скромную сумму денег, которая давалась на пропитание и на покупку железнодорожного билета. А не хочешь ли взять свою фотокарточку на память? — спросил надзиратель, отрывая фотокарточку от личного дела Левы. С удовольствием, спасибо, — сказал Лева. На фотокарточке он увидел себя — типичного «уголовника, преступника» со стриженой головой, с доской на груди, на которой значился номер его личного дела. Да, прошли годы — больше пяти лет. За эти годы он мог бы многое сделать. Ведь взяли его со скамьи института, теперь бы он был дипломированный врач, возможно, занимался бы научной работой… Но вот его бросили в тюрьму. За то, что он хотел жить, жить по учению Христа, исполнять Его завет. Но ни огорчения, ни злобы на этих людей, что так жестоко поступили с ним, у него не было. Он мог искренно сказать вместе с Христом: «Боже, прости им, ибо не знают, что делают». Он твердо знал и верил, что Вождем его жизни является Христос. И Он Сам предусмотрит, что и когда будет лучше. Но то, что в эти долгие годы заключения он мог быть полезным и оказывать добро в лечении больных, в сохранении и восстановлении здоровья — одно это было уже хорошо… Отворились железные двери, он вышел. Перед ним расстилался незнакомый город. Есть ли тут дети Божий? «Господи, Ты Сам устрой мой путь дальше, веди меня!» — тихо внутренне молился он. Кто-то дотронулся до его руки. Он остановился.

— Я нашла ваших братьев и сестер, они ждут вас! – услышал он.

Перед ним стояла девушка, жительница Белорецка. Будучи в заключении, она когда-то работала медсестрой. Лева не скрывал от нее, что он христианин, и рассказывал о таких же, как он, братьях и сестрах, которые живут по Евангелию — баптистах.

Девушку эту перевели в другую колонию, но, окончив срок и оказавшись на свободе, она не забыла о Леве, разыскала его единомышленников — верующих людей, познакомилась с ними, узнала день освобождения Левы и пришла для того, чтобы проводить его к верующим.

Так сделал Господь… Издательство «Благовестник», Москва, 1993 г.