В Иродовой Бездне (книга 4)

Грачёв Ю С

Глава 22. В Красную армию

 

 

»…А мы всегда радуемся».

2 Кор. 6, 10.

Когда по делам службы Лева в Пестравке зашел к зав. райздравом, тот, выслав секретаря, сказал Леве:

– Мы вас ценим, как хорошего работника, но я должен сказать, что врагов у вас много.

– Какие такие враги? — удивился Лева. — Все ко мне хорошо относятся.

— Но вы понимаете наше время? — пояснил зав. райздравом. — Религия — это родимое пятно старины, оно, должно быть искоренено. А вы там, в Тяглом Озере, связались с верующими, они вас уважают… Так вот, это недопустимо, и вас решили убрать. Можно вас, конечно, отправить на все четыре стороны, но я говорил, что нам работники очень нужны. Есть у нас в районе такая захудалая деревушка, она вдали от дороги, медпункт там весьма нужен. Так вот, я и договорился, чтобы направить вас туда. Сектантов, насколько я знаю, там нет. Народ пьющий, и я думаю, вы там будете работать спокойно.

Печально было на сердце Левы слышать все это. Но, с другой стороны, он внутренне как бы даже радовался, что все-таки его не выкидывают за борт, все-таки он там сможет трудиться и, несомненно, как фельдшер будет полезен. Ведь и там есть больные, значит, он будет нужен.

А какой-то внутренний голос в тайнике души говорил: «И там есть грешники, значит, ты там будешь нужен». Однако планам перевода его в глухую деревушку не суждено было осуществиться. Через несколько дней его вызвали в Пестравку, в военкомат. Там объявили ему, чтобы он срочно рассчитался с работы. Завтра его направляют на военную службу в Красную Армию. Это известие явилось для Левы полной неожиданностью, но почему-то необыкновенная радость наполнила его сердце. Он совершенно не знал, куда его направят и как. В этом смысле могло быть всякое. И хотя характеристику он имел «особую», но явно сознавал, что это путь Божий, что Господь — вождь его жизни — ведет его дальше. И душа его ликовала. Обратно он шел полем, пешком. Шел и громко, во весь голос пел. Когда он подошел к деревне Садовка, его заметили сестры в одной избе и вышли ему навстречу.

– Брат, у вас какая-то радость? Что случилось, что вы так поете? Поделитесь…

– Меня направляют в армию, — коротко ответил Лева.

– Как? Туда же, куда ушли наши сыновья? Их убили, убьют и тебя. Опять, быть может, будет война…

И заплакали, заголосили женщины.

– Что вы, что вы! — утешил их Лева.

– Нет, брат, не утешай! — сказала одна старушка. — Мы уж всегда плачем, когда провожаем в армию.

В Тяглом Озере весть, что Лева уходит на военную службу, быстро облетела все село. К нему шли прощаться верующие и неверующие. Сколько добрых, сердечных слов, пожеланий! Здесь, в этом селе, близких родных у него не было. Но все село было необыкновенно родное, а братья и сестры по крови Христа были настоящими родными.

Лева собирав пожитки. Носки были рваные, он уселся чинить их. Вот вошли сестры с добрыми пожеланиями:

— Да ты что, брат, сам-то чинить? Давай-ка мы починим. Может, тебе постирать что нужно?

Каждый чем-то добрым стремился послужить ему. На следующий день, распростившись со всеми, пожав руку председателю сельсовета Яшину и другим работникам, Лева сел в машину. Целая толпа народа махала, кричала «до свиданья!», прощаясь с ним. Что его ждет? Несколько новобранцев, в том числе и работник сельсовета, молодой парень, пьяные, едва держались на мешках, которыми была гружена машина. В машине же Лева увидел одну из сестер-верующих.

– Вы что, тоже в Пестравку едете? — спросил он ее.

– Нет, не в Пестравку, — отвечала она.

– А куда?

– Я сама не знаю, куда я еду. — Я еду с вами. Куда вас повезут, и я поеду, узнаю, куда вы попадете.

Эта сестра, решившая провожать Леву, не была еще членом общины. Ее ревность и желание оказывать добро Леве тронуло его сердце.

— Да воздаст вам Бог! — сказал Лева.

Из Пестравки с бумагами и с провожатыми они ехали через Чапаевск и Сызрань. Когда прибыли на станцию Чапаевск, сестра сходила к верующим и сообщила, что здесь Лева. Кто только был свободен, вместе с Алексеем Ивановичем пришли прощаться с ним. Обнимались, приветствовались.

— Верим, брат, не последний раз видимся, — говорил Алексей Иванович. — Вот мое здоровье очень слабое, но верю, мы свидимся…

Алексей Иванович действительно был очень слаб, он часто кашлял, щеки его запали и горели лихорадочным румянцем. Туберкулез прогрессировал.

Поезд тронулся. Молодежь бежала за вагонами, все махал платочками и кричали:

— Будем молиться, будем молиться, вы вернетесь!

В вагоне, наполненном новобранцами, ехала и сестра из Тяглого Озера, провожая Леву.

На душе у Левы было необыкновенно спокойно. Щит веры, который он когда-то видел, что был нарисован на столе у Ивана Канпшкова, защищал его сердце.

Он знает, Он любит, Он силен!