На следующий день нас — меня, Дика и Френка — вызвал к себе капитан Нортон. Он выглядел очень довольным.

— Ребята, вы отлично потрудились и заслужили награду, — сообщил он. — Вот, что обещали…

С этими словами он протянул нам три конверта, в которых, как и следовало ожидать, находилось по сотне долларов. Свой гонорар капитан, очевидно, уже получил, как и сержант Коули. Что ж, я был не в претензии — сколько говорили, столько и заплатили, без обмана. По крайней мере, хватит теперь на ремонт трейлера.

Между тем капитан продолжал:

— Кроме того, за сверхурочную работу вам полагается отгул — можете сегодня быть свободны. Мы с Биллом подежурим в участке.

Отгул — это хорошо, можно хотя бы на день забыть о работе и заняться своими делами. Того же мнения были Дик и Френк. Даркин сразу же заявил, что отправится в соседний Коунсвилль — там жила его девушка, а Фишер пошел домой — подозреваю, что спать.

Я почесал в затылке и решил, что в такой удачный день — получил халявные деньги да еще отпустили с работы — глупо сидеть дома и пялиться в телек. А потому я пошел в бар к Люси и предложил куда-нибудь смотаться — отдохнуть, развеяться. Она, разумеется, сразу же согласилась — закрыла свое заведение (посетителей в такую жару все равно не было) и сказала, что можно отправиться на озеро Пако, что в пяти милях от города. Это лучшее место для отдыха: находится в горах, прохладная вода и удобный берег для пикника и купания. Ну, что же — Пако так Пако.

Мы еще заехали домой переодеться и взять еды. Я сменил полицейскую форму на более привычные и любимые джинсы с рубашкой, однако пистолет и значок все же захватил, а Люси приготовила бутерброды. Потом, взяв Чампа (куда ж без него!) и полдюжины пива, мы завели старенький «форд» моей подруги и покатили за город. Микки решили оставить дома — удерет куда-нибудь в горы, ищи потом!

Озеро Пако действительно оказалось прелестным местом — небольшое, но довольное чистое, а главное — уединенное. На его берегах не было ни мотелей, ни кафе, ни каких-либо забегаловок — просто дикий пляж и деревья, дающие некое подобие тени.

Под деревьями мы и расположились — Люси расстелила скатерть и разложила бутерброды, я достал пиво, и пикник начался. Через полчаса, наевшись и напившись, я повалился на траву и стал меланхолично смотреть на проплывающие в небе белые облачка. Люси сняла с себя платье и легла загорать, а Чамп носился, как бешеный, по окрестностям — он тоже рад был вырваться из города на природу. Я решил рассказать Люси про свой разговор с Марком. Она внимательно меня выслушала и сказала:

— Знаешь, Чувак, я думаю, ты правильно поступил, что отпустил его. Если верить тому, что он тебе рассказал, его действительно убрали бы еще до суда. Есть такое правило: чем у человека больше денег, тем он крепче за них держится, а потому за жизнь Марка, мешающему кое-кому, никто не дал бы и ломаного цента. Вот такие дела… Считай, что там, на небе, Бог поставил напротив твоего имени плюсик — отметил доброе дело.

Я пожал плечами — никогда не думал о своем поступке в таком аспекте. Не то чтобы я был атеистом, но к религии относился довольно равнодушно — Бог меня не трогал, я его тоже. В детстве, конечно, мать таскала меня по воскресеньям в церковь, надеясь превратить в образцового христианина. Получалось это у нее, как и все мое воспитание, очень плохо — я всей душой ненавидел скучное сидение на жестких церковных лавках и выслушивание нудных проповедей отца Уотсона. Старый пастор учил нас христианской вере, терпению, послушанию и, конечно же, смирению. Однако усилия его, по крайней мере, в отношении меня, пропадали втуне.

Конечно, он хотел, чтобы мы росли примерными мальчиками — не хулиганили, не дрались, не сквернословили и уж тем более не курили и не пили пиво на пустыре за школой. Но мир так полон соблазнов! Поэтому, выскочив из церкви на волю, я тут же срывал с себя воскресный костюм, забывал все наставления отца Уотсона и несся в компанию таких же, как я, отвязных сорванцов. И мы такое вытворяли… Аж вспомнить страшно!

Моя мать не знала, куда деть глаза от стыда, когда ее сына в очередной раз доставляли домой местные полицейские. Или когда разгневанные соседи приходили с крикливыми претензиями и жалобами. Она бледнела, краснела, оправдывалась и обещала, что обязательно присмотрит за мной и не позволит гулять допоздна в обществе явных хулиганов. Но как она могла это сделать, когда целый день вкалывала на фабрике и я был фактически предоставлен самому себе? Вечерами мама честно пыталась наставить меня на путь истинный — иногда даже с помощью отцовского ремня, но это не помогало. Я рос отчаянным бандитом, шпаной и терпеть не мог, когда кто-то пытался ограничить мою свободу.

Нет, не подумайте, что я хотел как-то выделиться среди сверстников — я был не хуже, чем любой из них. Но и не лучше — так, средние показатели добра и зла.

Это не было также бунтарством, о чем любят рассуждать наши доморощенные социологи: я не бросал вызов обществу и не хотел революции — Боже упаси! И уж тем более не мечтал сделать мир лучше, а людей — счастливее: меня и так все устраивало. Просто я хотел, чтобы меня оставили в покое и не лезли со своими глупыми правилами. Моя жизнь — это мое личное дело, и я вправе распоряжаться ею по своему усмотрению.

Я рос, как репейник под окном, и просто удивительно, что не вляпался ни в какую скверную историю и не угодил в тюрьму. Отец Уотсон часто говорил моей матери: «Мэри, ваш сын непременно окажется за решеткой — помяните мое слово! С такими-то задатками малолетнего бандита!» Но он ошибся: я весьма сносно окончил школу и даже получил грамоту — стал победителем окружных соревнований по стрельбе среди старшеклассников. Потом довольно легко устроился на работу, начал пять раз в неделю ходить в офис и просиживать в нем с девяти утра до шести вечера. И даже каким-то странным образом женился…

Мать мною гордилась — я неожиданно для всех превратился из отпетого хулигана во вполне порядочного и законопослушного члена общества: ежедневно белая рубашка, кейс с документами, свой стол в офисе…

Чем это закончилось — вы хорошо знаете. Как говорится, черного кобеля не отмоешь добела. Характер рано или поздно себя проявит, норов даст о себе знать, и даже если человек всей душой стремится загнать вглубь неуправляемые инстинкты, они все равно рано или поздно вырвутся наружу. И тогда мама не горюй… Это как ядерный взрыв, как дикий выброс энергии, когда у человека напрочь сносит крышу, и он становится немного крейзи. Или много, в зависимости от ситуации. Что со мной в конце концов и произошло.

Ну, ладно, не будем о грустном. Прошлого не вернешь, а будущее, как говорится, еще не определено, поэтому надо жить настоящим. Что я и делаю с переменным успехом.

…Я перевернулся на живот и посмотрел на Люси — она блаженствовала, загорая на солнышке.

— Много жариться вредно, — сказал я ей. — Пошли окунемся.

— Что ты, вода холодная, — запротестовала Люси, — здесь же горные родники!

— Ладно тебе, пошли! — скомандовал я и потащил ее в озеро.

Вода и вправду оказалась холодной. Люси громко визжала, когда я окунал ее с головой, но тем не менее нам удалось немного поплавать и даже побрызгаться. Потом мы лежали на горячих камнях и отдыхали.

— Слушай, Чувак, — произнесла Люси, слегка приподнявшись на локте, — почему мне так хорошо с тобой? Ты же сам знаешь: я уже не молоденькая девочка — и замужем побывала, и людей разных повидала, да и вообще… Но ни с кем из мужчин мне не было так хорошо, как с тобой… К чему бы это?

— Не знаю, — пожал я плечами, — наверное, к дождю.

Люси рассмеялась, а потом прижалась ко мне горячим телом.

— Давай сейчас…

— Прямо здесь? А вдруг кто увидит?

— Плевать, — решительно сказала Люси и начала стягивать с меня плавки. Я, конечно, не сопротивлялся.

* * *

Потом мы долго лежали на траве и разговаривали — так, ни о чем. Просто слова, смысл которых ты со временем забываешь, но помнишь общее впечатление — это был очень хороший разговор. Вдруг Люси приподнялась на локте и произнесла:

— Мне кажется, что за нами кто-то следит.

— Ну и что? — пожал я плечами. — Ты же не возражала, чтобы за нами наблюдали, когда мы с тобой…

— Нет, Чувак, здесь что-то другое. Я хорошо чувствую взгляды — здесь не просто подглядывание. Достал бы ты свой пистолет, что ли…

— Ладно, — кивнул я, — давай проверим, кто за нами подсматривает. Так где, говоришь, этот вуайерист сидит?

— Вон за теми кустами, — Люси указала одними глазами.

Я осторожно приподнялся и посмотрел:

— Я пойду к машине, а ты сделай вид, что ни о чем не догадываешься. Постараюсь выгнать этого вуайериста из кустов и разобраться. Главное, ты ни во что не вмешивайся, лежи себе спокойно. А еще лучше — сразу, как только я начну действовать, беги к машине. Мало ли что…

Люси кивнула. Я не спеша поднялся, с хрустом потянулся и направился к автомобилю — пистолет лежал в бардачке. Открыл дверцу, взял с сиденья банку пива и крикнул Люси:

— Тебе принести попить?

— Да, тащи, — подыграла она мне. — Жарко очень!

Хорошая она все-таки женщина, умная — на лету все схватывает.

— Хорошо, только еще бутербродов захвачу, — ответил я и снова нырнул в салон.

Мои действия, по идее, должны были успокоить наблюдавшего — важно, чтобы он не подозревал, что мы о нем уже знаем. Я незаметно достал пистолет, снял с предохранителя и, резко выпрямившись, навел его на кусты.

— Эй, ты, член с ушами! — громко крикнул я. — Выходи быстро, и чтоб руки вверх! И не вздумай рыпаться!

Незнакомец затаился — видимо, думал, что может пересидеть в зарослях. Тогда я поднял ствол чуть повыше и выстрелил по камням прямо над его головой — для острастки. Тут же из-за кустов раздался жалобный голос:

— Мистер, не стреляйте, я выхожу!

Действительно, из-за кустов появился тощий мужик в весьма оборванной одежде. Его лицо заросло густой бородой, видно было, что он давно не стригся — волосы отросли почти до плеч.

— Держи руки на виду, — приказал я, — и медленно иди ко мне.

Незнакомец повиновался. Когда он приблизился, я почувствовал, что от него разит потом и немытым телом. Я невольно сморщил нос.

— Что же ты, братец, не моешься? — поинтересовался я. — Несет от тебя, как от бродяги!

— Так я и есть бродяга, — спокойно ответил мужик. — Уже три года как по горам мотаюсь. Какое уж тут купанье! В озеро иногда окунусь, вот и все.

— Как зовут-то тебя?

— Боб Доули.

— Так ты тот самый…

— Да, тот самый тип, что расстрелял двух людей на своей заправке, верно.

— И тебя разыскивает полиция Катарсиса…

— Верно, — кивнул Доули.

— А зачем ты мне во всем признался? — не понял я. — Мог ведь назваться кем угодно — хоть Джоном Смитом.

— Надоело бояться, — ответил Доули, пожимая плечами. — Столько лет по горам прячусь и от полиции бегаю. Хватит уже, пора с этим кончать.

— Пришел бы сам в город и сдался, в чем проблема-то?

— Не могу я, — с тоской ответил Боб, — не решусь никак. С одной стороны, сознаю, что я преступник, убийца, и мне, похоже, грозит электрический стул, но с другой — ну не чувствую я за собой вины, и все тут! Поэтому и решимости сдаться нет.

— А что же сейчас — появилась?

— Теперь ситуация иная. Вы, мистер, меня поймали, значит, видно, судьба моя такая. Теперь везите в город, сдавайте в полицейский участок или вызывайте копов сюда — они мигом прибудут.

— Да я и сам вроде коп, могу тебя арестовать.

— Да? — удивился Доули. — А зовут вас как, мистер? Что-то я не видел вас раньше среди наших полицейских.

— Я новичок, служу всего несколько недель, а зовут меня Чувак, — представился я.

— Да, слышал о вас, — кивнул Доули. — Это ведь вы в банке тех девиц, что за животных борются, по углам раскидали, а потом на родео целый амбар по бревнышку разнесли?

— Точно, — усмехнулся я, — было дело. Хотя амбар разнес не я, а бык, не надо приписывать мне чужие заслуги. А откуда ты…

— Откуда я это знаю? Да просто — два-три раза в неделю прихожу в Катарсис — разумеется, по ночам — и сдаю в бар «У Китти» убитых сурков. Там из них какое-то мексиканское блюдо готовят, латиносам очень нравится. А в обмен беру текилу, хлеб, овощи и старые газеты. Газеты я читаю, а потом пускаю на растопку. Вот и знаю.

— Ясно.

Приятно, черт побери, когда слава бежит впереди тебя. Вот только нужна ли она мне, эта слава?

Я задумчиво посмотрел на Боба — ну вот, пикник окончательно испорчен. Придется теперь тащить его в участок, оформлять протокол, проводить допрос. Считай, пропал выходной день!

Доули, почувствовав мое настроение, сказал:

— Впрочем, я не тороплюсь в тюрьму. Если вы не хотите, то можете не доставлять меня в город.

— Ну как же — не доставлять! — вздохнул я. — Ведь ты преступник!

— Так-то оно так, — согласился Боб, — только есть у меня одно смягчающее вину обстоятельство. И если вы позволите…

— Давай, говори, — разрешил я.

Если человек решил исповедаться — не надо его останавливать, вам же легче потом будет вести следствие. Я кивнул на расстеленную под деревьями скатерть:

— Пойдем-ка, друг, в тенек, сядем и поговорим спокойно. Только держи руки на виду и не делай резких движений — я отличный стрелок, ты сам мог убедиться.

— Что вы, мистер, — усмехнулся Доули, — и в мыслях нет!

— Кстати, а что это ты за нами подсматривал? — решил я выяснить причину пребывания Доули у озера.

— Давно в горах обитаю, — ответил Боб, — все один да один — без женщины, в смысле. А иногда так хочется, что просто мочи нет. А сюда часто парочки приезжают — побаловаться на природе, как и вы со своей подружкой. Ну вот, хотя бы посмотреть на это дело. А то порнуху разглядывать в журналах надоело…

— Понятно, — кивнул я.

Мы подошли к деревьям, я представил Боба Люси — она уже оделась и собрала продукты в корзинку. Умная она женщина, что ни говори. Доули сел на траву и стал рассказывать.

* * *

— Я сам из города Порт-Марино, это около Сан-Диего, на Западном побережье. Там вырос, там же окончил школу, а потом еще два года ходил в колледж. Но в колледже мне не понравилось: болтовни много, а делать никто ничего не умеет. Я же с детства любил все разбирать и обратно собирать — газонокосилку, стиральную машину, пылесос, электрочайник и прочую технику. Отец говорил, что я руками думаю лучше, чем головой. Это верно — мне по книгам трудно учиться, а любую механику и электрику я сразу, в две минуты, понимаю. В общем, промучился я в колледже два года и ушел. И нисколько об этом не жалею: ну не лежит у меня душа к наукам, и все тут! Решил взяться за практическое дело.

Сначала поработал пару лет в ремонтной мастерской в Порт-Марино, набрался опыта, а потом задумал открыть свой бизнес. Деньги мне дал отец — снял со счета почти все накопления. Бери, говорит, сынок, мне все равно скоро умирать, а тебе еще жить да жить. Он немолодой уже был, да и рак легких у него обнаружили — врачи давали от силы год-два.

На эти деньги я купил небольшую мастерскую на окраине Сан-Диего и стал ремонтировать кондиционеры. Знаете, выгодное это дело — у нас почти круглый год жара, кондиционеры работают на пределе и часто ломаются. Ну я и крутился как белка в колесе, бегал целыми днями по заказам. За пять лет оброс клиентурой, стал получать хорошие деньги. Не скажу, что сильно разбогател — на ремонте особо не разживешься, но заработок был стабильным, и я даже начал подумывать купить себе квартирку — надоело снимать жилье и платить за аренду большие бабки.

В это время я и встретил Джейн — мое самое большое счастье и самое большое несчастье в жизни. Отличная она была девушка, умная, красивая, веселая. Я влюбился сразу, втюрился в нее, что называется, по уши, голову совсем потерял. Ходил за ней, как бычок на привязи, смотрел в глаза и медленно таял. Что бы она ни хотела — все исполнял, любое ее желание. А она капризная была и деньги очень любила — чтобы жизнь веселая была, чтобы подкатить в лимузине к ресторану, выйти у всех на виду и небрежно так блеснуть парочкой камушков…

Короче говоря, все свои сбережения я спустил за несколько недель. А что мне еще оставалось делать? Жить без нее я уже не мог… В конце концов, денег почти не осталось, и я об этом прямо так и сказал. Тогда Джейн мне предложила: есть у нее один знакомый, большой специалист по банкам. В смысле — по их грабежам. Он, мол, задумал крупное дело — ограбление Кредитного банка Сан-Диего, — и готов взять нас в долю. Если получится, можно за один раз взять несколько миллионов — хватит на долгую веселую жизнь.

Я, конечно, начал Джейн отговаривать — зачем нам связываться с каким-то бандитом, давай лучше я стану работать больше, наберу заказов. Но она только рассмеялась — твоих денег, говорит, мне только на чулки и хватает. Нет, если уж жить — так на всю катушку, а не экономить каждый цент. Ты, говорит, классный мастер, всякую технику знаешь как свои пять пальцев, значит, сможешь отключить сигнализацию. Мы войдем в банк, а Питер — так звали ее знакомого — вскроет сейфовую комнату и возьмет деньги. Добычу поделим на троих. При удачном раскладе каждому достанется по два-три миллиона долларов. А потом мы с тобой — она так и прижалась ко мне — закатимся куда-нибудь подальше, скажем, во Флориду или Майями, и будем жить, как богачи…

Я, как дурак, развесил уши. Конечно, понимал, что дело это опасное, но отказаться уже не смог — Джейн ясно дала мне понять, что, если не соглашусь, найдет другого помощника. А со мной встречаться больше не будет.

Короче, согласился я. Встретились мы с этим Питером, поговорили. Не понравился он мне сразу — скользкий какой-то, неприятный. Одевался, как пижон, да еще противные черные усики и ухмылочка мерзкая… Но Джейн за него ручалась — мол, надежный парень, не обманет, не предаст.

Питер мне объяснил, как будем действовать. Нарисовал план, где сигнализация, как лучше к ней подобраться. Я прикинул — дело, конечно, трудное, но выполнимое, я справлюсь. Дальше, по словам Питера, все будет просто, без проблем.

Людей ночью в банке нет — только два охранника на первом этаже, в холле, а мы зайдем сверху, через крышу. Проникнем в вентиляционную шахту и через нее — в само здание, а потом и в хранилище. Он вскроет сейфовую дверь и войдет внутрь, а я останусь ждать снаружи. Джейн в это время будет караулить на крыше — следить за обстановкой. В общем, на шухере стоять, так у них это называется.

— А как вы на крышу банка собирались попасть? — перебил я Боба. — Там же все двери и окна под сигнализацией. Да и пожарная лестница тоже…

— Все просто: банк, как выяснилось, стоял по соседству с офисным зданием, буквально впритык. Войти в этот офис труда не представляет — там слабенькая сигнализация, ее любой отключит. Да и что брать в офисе — бумаги да скрепки? Вот хозяева и экономили на охране. Затем, согласно плану, мы должны были подняться на крышу и уже оттуда перепрыгнуть на банк. Соответственно, и вернуться таким же путем. Потом поделим деньги и разбежимся — я уеду с Джейн во Флориду, а Питер — по своим собственным делам.

В общем, продумано все было до мелочей. Сейчас я, конечно, понимаю, что идея вынашивалась не один месяц, Джейн и Питер тщательно готовились к ограблению, но тогда просто думал — какая моя девочка умная, нашла нужного человека, все предусмотрела! Я не подозревал, что она со мной познакомилась не случайно — специально подобрала дурака, чтобы помог провернуть это дельце.

В общем, я подумал — риска никакого, получу кучу денег и заживу со своей Джейн богато и счастливо. Наивный был, просто идиот, да еще влюбленный по самые уши.

— Да, когда влюблен, то точно — дурак, — философски изрек я, — по себе знаю! Но не буду тебя перебивать.

— Вначале у нас все шло, как задумано. Подъехали ночью к офису, машину оставили за углом. Проникли внутрь, затем вылезли на крышу и с нее перепрыгнули на банк. Там сигнализация стояла хорошая, пришлось мне с ней повозиться, но я справился. Через вентиляционную шахту пробрались в здание, спустились в хранилище. Пит показал, где стоят датчики движения. Наверное, у него был наводчик в банке, иначе откуда он все хорошо знал? Я их отключил.

Затем Пит занялся сейфовой дверью — долго с ней мучился, часа два, я даже нервничать стал. У него с собой целый рюкзак с инструментами был, да еще приборы разные. Одно слово — профессионал! Наконец справился — открыл дверь. Я, как было условлено, остался снаружи — следить за обстановкой, а он вошел внутрь. И буквально через минуту уже вернулся — с одним кейсом, довольно небольшим по размеру. Я удивился — а где же деньги? Неужели в кейсе? Питер рассмеялся — верно, в нем! Открыл — а там ценные бумаги на предъявителя, более чем на шесть миллионов долларов! Питер пояснил, что это гораздо удобнее, чем брать наличные, — места занимают меньше, а по стоимости — целое состояние.

Я кивнул — ладно, дело сделано, пора возвращаться. Но тут он мерзко ухмыльнулся и говорит: «Возвращаться тебе, Боб, ни к чему, ты здесь останешься». Выхватил пистолет и бах в меня. Целился в сердце, но промахнулся — пуля прошла рядом. Полагаю, у них с Джейн с самого начала был уговор — убрать меня, чтобы потом не делиться.

Я повалился на пол, потерял сознание. Пит подумал, что со мной все кончено, и убежал. Но меня только ранило — через некоторое время я очухался и понял, что дело плохо. Нужно срочно звать на помощь, а то умру. И я пополз к двери. Кое-как добрался до датчиков, включил их. Сигнализация сработала, и уже через минуту в комнату вбежали охранники. Они и вызвали полицию, а потом и медиков.

Меня отвезли в госпиталь, пулю извлекли — благо, засела неглубоко, подлатали немного и поместили в тюремную больницу. Потом был суд. Я все честно рассказал — и про Джейн, и про Питера. Судья, к счастью, хороший попался, понял, что меня подставили, как лоха последнего, и дал немного — всего три года. Ремонтную мастерскую, конечно, пришлось сразу продать — почти все деньги ушли на адвоката.

Отбывал я наказание в тюрьме своего штата, трудился главным образом по хозяйству. Начальство как узнало, что я мастер на все руки, так сразу привлекло к разным работам. Я все чинил — от кофеварки до автомобиля, даже получал деньги за это. Не скажу, что в тюрьме мне было особенно плохо — нет, ко мне относились нормально, даже жалели, но жизнь в ней, парень, не сахар, поверь. Не хочу я туда возвращаться, ни за что на свете…

Боб вздохнул и продолжал:

— За примерное поведение меня освободили досрочно — через два года. В Сан-Диего я уже не вернулся — там у меня ничего не осталось. На родину, в Порт-Марино, тоже не поехал — отец умер, а больше никого из родственников у меня не было, мать давно умерла…

Я подумал, снял со счета все оставшиеся деньги и подался куда глаза глядят. Добрался до Катарсиса и решил остаться — город в глуши, на самой границе с Мексикой, меня никто не знает, можно начать жизнь заново. Купил автозаправку — она неработающая тогда была, все оборудование сгнило, поэтому и досталась буквально за гроши. Два месяца вкалывал как проклятый, приводил в порядок, потом открылся и начал потихоньку зарабатывать деньги. Жил тут же, на заправке, работал практически круглые сутки — пока были клиенты.

— А Джейн? — снова перебил я его. — Ты искал ее?

— Зачем? — удивился Боб. — И так было все ясно — кинула она меня, убежала со своим Питером. Обвела, как дурачка, вокруг пальца. Но позже она сама меня нашла, точнее, судьба нас свела.

Дело было так. Однажды подкатывают к заправке туристы — на новеньком авто, в хорошей одежде, сразу видно, что богатые. Выхожу, смотрю — а это Джейн с Питом! Бывает же такое! Я специально в самую глушь забился, чтобы с ними не встречаться, а они меня нашли! Случайность, конечно, но все же… Хотя, знаете, в последнее время я думаю, что в этом мире не бывает случайностей — все происходит по своим законам, только мы их не знаем. Вот и наша встреча — тоже не случайность. Может, кто-то там, наверху, специально так подстроил, чтобы мы встретились… Все предначертано!

— Ты не отвлекайся, — напомнил я Бобу, — рассказывай, а я уж сам решу, что тебе предначертано. Конечно, я не Господь Бог, но решить твою судьбу могу — по крайней мере, на ближайшие двадцать лет.

Доули кивнул:

— Ладно, продолжу. В общем, оказалось, что Пит и Джейн недавно поженились и теперь отправляются в свадебное путешествие в Мексику. Я кинулся к ним — попались голубчики, сейчас полицию вызову! Узнаете тогда, как в тюрьме сидеть, хлебнете горюшка горького! Думал, начнут меня уговаривать, деньгами откупаться, а Джейн громко расхохоталась и говорит — зови, нам не страшно. Чем ты можешь доказать, что мы с тобой тогда в банке были? Улик-то никаких. А у нас с Питером железное алиби — он у меня дома ночевал, в моей постели. Попробуй, докажи обратное — твои слова против наших слов. А Питер еще добавил: «Дорогая, да что ты с этим недоумком разговариваешь? Он всегда был тупым, тупым и остался! Нечего на него время тратить. Поехали, а то на фестиваль в Сан-Педро опоздаем».

«Да, — говорит Джейн, — сейчас поедем, дорогой». А потом ко мне оборачивается: «Я никогда тебя не любила, Боб, сошлась только потому, что хотела к делу привлечь. Мне нравятся мужчины красивые, сильные, рисковые — как Питер, а ты пресный какой-то, овсянка без соли… Да и в постели — полный ноль: вскарабкаешься, за две минуты отдуплишься, и все. Ни удовольствия от тебя, ни денег! В общем, прощай, дурачок, торчи всю оставшуюся жизнь на этой заправке и обслуживай богатых и удачливых людей — таких, как мы с Питером!» И захохотала еще громче.

Не знаю, что со мной сделалось, — в голову что-то ударило: в глазах потемнело, кровь в висках застучала. Вбежал я в дом, схватил ружье (оно у меня всегда заряжено было — против грабителей), вылетел наружу и выпустил в Питера и Джейн всю обойму практически в упор. Убил наповал.

Через минуту очухался, огляделся — мама родная, что же я натворил! Это как минимум на двадцать лет тюрьмы тянет, а то, пожалуй, и на электрический стул. Похватал я быстренько кое-какие вещи, ружье, деньги, патроны — и в горы. Я окрестности хорошо знаю — часто раньше здесь охотился, добывал сурков, вот и скрылся в знакомых местах. Спрятался в заброшенной шахте, отсиделся, подождал неделю, пока меня искать перестанут, вышел наружу. Походил, подумал и понял: нельзя мне назад возвращаться и сдаваться, никто не поверит, что я Пита и Джейн в припадке гнева убил. А что делать — не знал. И сейчас не знаю. Так с тех пор и прячусь в горах, от людей скрываюсь. Но надоело это мне, осточертело, больше никакой мочи нет. Короче, давай, Чувак, надевай на меня наручники и вези в полицейский участок.

Боб закончил свой рассказ и замолчал, молчали и мы с Люси. Конечно, он — преступник, убийца, но все-таки… Я тоже не знал, что делать.

— Что теперь со мной будет? — спросил наконец Доули.

— Знаешь, — подумав, ответил я, — мне кажется, что ты все врешь. Никакой ты не Боб Доули, а обычный бродяга, который шляется здесь не пойми зачем, рассказывает всякую чушь и морочит людям голову. Проваливай отсюда и не приставай больше ко мне. Не видишь, я с девушкой отдыхаю!

— Я что, могу идти? — не понял Боб.

— Убирайся и не появляйся больше, — приказал я, — а то привлеку тебя за бродяжничество.

Боб ошарашенно посмотрел на меня, а потом медленно поднялся.

— Ну, я пошел…

— Вали отсюда! — махнул я рукой.

После его ухода Люси долго молчала, потом сказала:

— Знаешь, Чувак, я поняла, чем ты мне нравишься. Ты — человек и относишься к людям по-человечески, не судишь свысока, как некоторые. Это многое в тебе объясняет…

Я кивнул — наверное, так оно и есть. В конце концов, кто я такой, чтобы судить людей? «Не судите и не судимы будете…» И кто знает, как бы я сам поступил, окажись на месте Боба.

Мы с Люси еще посидели немного, поговорили, потом стали собираться. Наш пикник, несмотря на небольшое приключение с Доули, все же удался. Мы хорошо отдохнули и даже немного поиграли в нашу любимую игру, а Чамп вдоволь набегался по окрестностям и от души налаялся.

— Поехали, дружок, домой, — позвал я его, и он с охотой запрыгнул в машину.

В общем, я возвращался в город с чувством исполненного долга — свой отгул я реализовал на все сто. Люси, кажется, тоже была довольна. По крайней мере, она выглядела вполне счастливой. Что, в принципе, и требовалось.

Люси заслужила женское счастье — хотя бы немного и хотя бы со мной. В конце концов, оно так быстротечно…