Как и обещал Нортон, мое обучение продлилось недолго — всего два дня. Сначала Билл прочитал мне короткую лекцию о способах задержания подозреваемого, потом отвел в тир, где я вдоволь настрелялся из надежного доброго «Глока-17». Конечно, хотелось иметь что-нибудь более мощное и солидное, желательно 45-го калибра, но, как говорится, бери, что дают. К тому же Билл объяснил:
— В наших условиях, парень, «Глок» — самое оно: не боится ни жары, ни воды, ни пыли, ни грязи. Ты можешь его даже в землю закопать — ничего не будет, протрешь слегка тряпочкой, и можно снова стрелять. Да и кучность у него отличная. А те большие дуры, с которыми полицейских показывают в кино, хороши только на экране — чтобы пугать зрителей. В жизни таскать такую штуку на поясе, да еще по нашей жаре — никакого здоровья не хватит. И вообще запомни: пистолет в полицейском деле не главное, гораздо полезнее и надежнее простая резиновая дубинка. Дашь ею по башке, и человек сразу все понимает. На-ка, — протянул он мне главное орудие полицейского труда, — пойди, потренируйся!
Я минут пять отрабатывал удары на манекене, потом Билл, внимательно наблюдавший за моими упражнениями, удовлетворенно кивнул:
— Отлично, вижу, что ты полностью готов. Поехали, покажу тебе самые злачные места нашего города, чтобы знал, где брать клиентов.
Таких мест оказалось всего два: бар, в котором я впервые столкнулся с Джереми, и пивнушка на окраине города, где тусовались местные латиносы. В первом драки случались редко, зато часто попадались упившиеся до невменяемости посетители, а вот во втором кровь лилась рекой — пьяные мексиканцы резали друг друга с большим удовольствием.
Катарсис, к слову, находится совсем рядом с мексиканской границей, поэтому мигрантов-нелегалов здесь пруд пруди. Работают они в основном на скотобойне да еще на паре-тройке местных фабрик — по производству сумок, костяной муки, собачьих консервов и кожаных курток.
Главный доход Катарсису приносит скотобойня, поставляющая сырье на все остальные предприятия. Труд на ней очень тяжелый — по восемь-десять часов в день, в постоянной жаре, духоте, коровьей крови, моче и кишках. Не каждый выдержит. Вот и берут в основном мексиканцев, согласных работать даже в таких условиях. При этом почти все они нелегалы — их тайно переправляют из-за границы для работы на этой фабрике смерти.
Все предприятия в городе, как оказалось, принадлежат членам городского совета, а они, естественно, очень заинтересованы в том, чтобы извлекать побольше прибыли. Вот и используют мексиканцев — их труд баснословно дешев. И никаких тебе проблем с профсоюзами! Если что, сразу под зад коленкой — и назад, на историческую родину. А там нищета и безработица. Поэтому латиносы и не дергаются, вкалывают, как миленькие…
Но для того чтобы проворачивать эти темные делишки, нужен свой мэр, закрывающий глаза на большие и маленькие нарушения закона. На это место как раз и хотели посадить Рона Джереми.
Почему, спрашивается, члены городского совета не изберут кого-нибудь из своих? Зачем им чужой?
Ответ очевиден: они не доверяют друг другу, боятся, что новый мэр, получив власть, рано или поздно выйдет из-под контроля и подомнет под себя весь бизнес в городе. Значит, будет борьба, а это убытки, и немалые… «Отцы города» и так постоянно грызутся между собой, пытаясь выбить заказы получше, и каждый, разумеется, гребет под себя…
Вот и дошло до того, что они не смогли определиться с мэром. И тут появился Рон Джереми, весь такой в белом. Его кандидатура устроила буквально всех, он подошел просто идеально — не местный, своего бизнеса в городе не имеет, полностью зависит от совета, легко контролируется.
Эти тонкости мне объяснил Билл Коули, пока мы ехали на южную окраину Катарсиса. В этом районе жили в основном мексиканцы. Я никогда раньше здесь не был, и увиденное меня неприятно поразило: полуразвалившиеся домишки, даже, скорее, лачуги, в которых обитает сразу по несколько семей, грязные дети, неряшливые тетки, стиравшие белье прямо на улице… А над всем этим возвышается старое кирпичное здание скотобойни — огромный завод, в котором, по словам Билла, за день разделывали по тысяче коровьих туш. Просто конвейер смерти какой-то…
— Смотри: вот сюда входит живая, откормленная буренка, — показал мне Коули, — а выходят только говяжьи консервы, костная мука и сырье для кожевенного завода. От коровы остается одно мычание, а все прочее идет в дело.
Я посмотрел на скотобойню — она производила гнетущее впечатление. Даже в солнечный день ее темно-красное кирпичное здание выглядело неприветливо, а уж если ночью…
— Латиносы вкалывают на фабрике почти без выходных, — продолжил свое объяснение Коули, — а когда выдается свободный вечер, напиваются до бесчувствия и устраивают драки с поножовщиной. Крови — море! Тут появляемся мы — живых отвозим в кутузку, раненых — в больницу, а мертвых — в морг. Работенка несложная, хотя и не слишком приятная. Но, думаю, ты быстро привыкнешь.
— А почему не прикрыть вообще эту лавочку, раз тут творятся такие страшные дела? — поинтересовался я.
— Наивный ты человек, Чувак, — хмыкнул Билл. — Скажешь тоже — прикрыть! Во-первых, пивнушка принадлежит владельцу скотобойни и приносит дополнительный доход, причем немалый, а во-вторых, для латиносов она — единственное место, где можно как следует отдохнуть и выпустить пар. Представь себе: человек вкалывает, как проклятый, целый день, устает, где ему оттянуться? Конечно, в этой забегаловке! Сам подумай, какое развлечение у этих латиносов? Да в их хибарах даже радио нет, не то что телевизора! Ну поколотит мужик от злости жену, ну даст подзатыльник ребенку, и все. Не то удовольствие совсем! А вот пивная — самое подходящее место для настоящего мужика: тут и поболтать с приятелями можно, и пивка употребить, и подраться от души, всю накопившуюся злость выплеснуть. Помашут латиносы кулаками, набьют друг другу морду, и порядок, на следующий день — опять тише воды, ниже травы, вкалывают до седьмого пота. И все довольны: для хозяина пивной — хорошая прибыль, для мексиканцев — место отдыха, нечто вроде мужского клуба, для нас же — работа. Бывало, вызовет нас бармен, если драка слишком уж шумная, приедем, разберемся, отходим дубинкой самых буйных, доставим в участок, и отлично. Вот тебе и показатели в борьбе за общественный порядок! Избиратели и члены городского совета должны знать, что мы не зря свой хлеб с маслом едим, упорно боремся с преступностью. Так что, парень, от этой пивной всем польза. Единственная проблема: латиносы — парни горячие, чуть что — сразу за ножи, а нам потом разбираться — кто кого и за что порезал. Но и это хорошо — всегда можно сказать, что мы имеем дело с опасными преступниками, вооруженными холодным оружием.
— Странно как-то, — засомневался я, — неужели обычным пивом можно так накачаться, что хочется кого-то убить?
— Кто тебе сказал, что в этой забегаловке одним лишь пивом торгуют? — удивился Билл. — Тут все есть: и ром, и текила, и даже виски. Только плати!
— Но ведь крепкие напитки в таких забегаловках запрещены, — проявил я осведомленность, — на алкоголь требуется особое разрешение…
— Верно, запрещен, — согласился Билл. — Его в пивной и нет — официально. А вот из-под прилавка…
— И мы, полицейские, кое-что с этого имеем, — догадался я. — Нам дают на лапу, чтобы закрывали глаза на такие мелочи, как незаконная торговля спиртным…
— Молодец, здорово соображаешь! — похвалил меня Билл. — А ты думал, мы на одну зарплату живем? Как бы не так! Да с нашими окладами быстро ноги протянешь! А вот мне, к примеру, надо проценты за кредит платить, жену с детьми содержать, на старость откладывать…
Я пожал плечами — у каждого свои проблемы. С другой стороны, почему бы копам не иметь свой маленький бизнес? Кому от этого плохо? Уж точно не мексиканцам и не хозяину скотобойни. И уж тем более не жителям Катарсиса. Так в чем вопрос? В конце концов, денег, как и счастья, много не бывает…
Мы наконец добрались до пивной. Билл притормозил у длинного одноэтажного здания, более похожего на деревенский амбар, чем на заведение. Скорее всего, это и был амбар, переделанный под пивнушку. Над его входом красовалась вывеска — «У Китти». У крыльца, прямо на выжженной земле, валялся один из клиентов. Бедняга укушался до такой степени, что не мог даже переползти в тень — так и жарился на послеполуденном солнышке.
Билл брезгливо перешагнул через распростертое тело и пошел внутрь, я остался в машине. Через несколько минут он вернулся, сел на свое место и протянул мне мятую пятерку:
— На, держи, это твоя доля на сегодня.
Я повертел в руках банкноту, раздумывая, на что бы ее лучше потратить: на ремонт трейлера или на поход с Люси в ресторан, благо и повод имелся — ровно неделя со дня нашей первой встречи.
— Знаю, что мало, — по-своему истолковал мои размышления Коули, — но ты еще стажер, так что сам понимаешь… Поработаешь немного, наберешься опыта, тогда и получать станешь больше.
Я не возражал: в конце концов, бьют — беги, дают — бери. Народная мудрость, что ни говори. Билл завел мотор, и мы поехали в участок.
* * *
Первое серьезное происшествие, в котором мне довелось поучаствовать, случилось, когда я нес ночное дежурство. Мы сидели в участке с Френком Фишером, старейшим полицейским в городе, а может, и во всем округе. Ему уже исполнилось шестьдесят, и, по идее, его должны были давно отправить на пенсию, но Френк как-то упросил капитана Нортона оставить еще на пару лет.
Понять Фишера можно было — один-одинешенек, ни родных, ни близких. Весь смысл его жизни заключался в работе, и он буквально дневал и ночевал в участке. Капитана Нортона это вполне устраивало — Френк был самым опытным полицейским в Катарсисе, знал всех и обладал даром убеждения: мог найти нужные слова даже для перебравшего текилы мексиканца и уговорить особо не буянить.
Фишера ценили за спокойствие и покладистость — он редко спорил, почти никогда не выходил из себя и относился ко всем одинаково благожелательно. Работать с ним было одно удовольствие, поэтому, наверное, его и назначили мне в напарники — чтобы обучал и одновременно присматривал. А то мало ли что…
Надо сказать, пару дней назад я получил наконец свой значок, форму, дубинку, пистолет и был официально зачислен в штат полиции города Катарсиса. И вот теперь появилась первая возможность проявить себя в настоящем деле.
…Я пил холодный кофе и смотрел телевизор, когда на пульте сработала сигнализация — тревожно замигала красная лампочка.
— Не обращай внимания, — пробормотал Френк, не отрываясь от газеты, — скорее всего, опять ложная тревога.
— Думаешь?
— Точно, — кивнул он, — это из ветеринарной лаборатории. У них вечно что-то случается — то мартышка убежит, то подопытная крыса провода перегрызет, вот сигнализация и срабатывает.
— В Катарсисе есть мартышки? — удивился я.
— Имеются, — кивнул Френк, — в лаборатории при скотобойне. Там ставят какие-то опыты над животными, испытывают новую вакцину, ну и держат каждой твари по паре: мышей, крыс, морских свинок, собак и даже обезьянок…
— А для чего нужна вакцина? — поинтересовался я.
— Понятия не имею, — равнодушно пожал плечами Френк. — Говорят, вроде новой прививки от бешенства, но кто его знает? Мне думать об этом ни к чему: меньше знаешь — крепче спишь.
Я не мог не согласиться с Френком — сам не люблю лезть в чужие дела, кроме того, мне страшно не хотелось отрывать задницу от теплого кресла (к тому же стоящего перед телевизором) и пилить на другой конец Катарсиса. Френк, судя по всему, разделял мое настроение: делал вид, что не замечает сигнала. Он полностью погрузился в кроссворд, который, к слову, разгадывал уже второй час.
Однако что-то меня смущало, было какое-то необъяснимое чувство тревоги. К тому же лампочка продолжала нервно мигать, и я предложил Френку:
— Слушай, давай я быстренько сгоняю в лабораторию, посмотрю, что к чему, а потом доложу. Все равно пора ноги размять…
— Ладно, — сразу же согласился Фишер, — съезди, парень, проветрись. Только долго не задерживайся — обойди здание пару раз и назад. Если это ложный вызов, а так, скорее всего, оно и будет, я отключу сигнализацию. Утром скажем этим растяпам-ученым, чтобы внимательнее следили за своими подопечными — наверняка опять кто-нибудь сбежал. Между нами, я прекрасно понимаю этих бедных мышей и крыс — жить-то всем хочется…
Я вышел на улицу, и душная ночь сразу окутала меня. В участке работал кондиционер и было прохладно, а снаружи рубашка мгновенно прилипла к телу. Ну, ничего, ехать не так уж и далеко — всего-то минут десять по Загородному шоссе, за полчаса обернусь. Зато потом можно будет со спокойной совестью смотреть телик — я свою работу выполнил.
Катарсис спал — был будний день, середина недели, всем с утра на работу. Бары давно закрылись, даже «У Китти» сегодня никто не буянил. Я проехал несколько улиц, свернул на Загородное шоссе и через несколько минут был уже у скотобойни. Мрачное все-таки это здание, какое-то неприятное…
Ветеринарная лаборатория, как объяснил Френк, находилась у левого крыла главного корпуса. Я легко ее нашел — небольшой одноэтажный домик, стоящий в глубине двора.
Заглушив мотор, я огляделся: кажется, все было спокойно, но все-таки решил обойти здание вокруг. Мало ли что… И едва я успел завернуть за угол, как чуть не столкнулся со своей недавней знакомой — рыжеволосой атаманшей.
Даже при скудном уличном освещении (горел всего один фонарь) я мгновенно ее узнал — такие женщины запоминаются с первого раза и на всю жизнь. На сей раз она была в светлом джинсовом костюме и широкополой шляпе, нижнюю половину лица закрывал клетчатый платок. Ковбойша, однако…
Лицо атаманши, несмотря на маскировку, показалось мне очень знакомым. Я присмотрелся, и вскоре все сомнения отпали — это была несравненная Нэнси Кроукот собственной персоной. Менеджер по персоналу супермаркета, где я еще совсем недавно трудился уборщиком.
Интересно, знает ли ее начальство, чем она занимается в свободное от работы время? И как ее официальная должность соотносится с личными, явно криминальными наклонностями? Также меня очень интересовал вопрос: что связывает эту умницу-красавицу с ненормальными экофанатками? Что у них общего?
Я едва успел отскочить в сторону, под прикрытие раскидистого дерева, как Нэнси прошла мимо меня в двух шагах, обдав запахом терпких духов. К счастью, красавица была очень занята — общалась с кем-то по телефону, а потому меня не заметила.
— Отлично, — говорила Нэнси, — подгоняй скорее машину, через пять минут будем грузить клетки.
Я подождал, пока атаманша скроется за углом, и осторожно выглянул — во двор дома въезжал мебельный фургон, а у открытых дверей лаборатории его уже ждали две девицы. Значит, экологинь как минимум четыре-пять, сообразил я. Да, расклад явно не в мою пользу, надо срочно вызывать подмогу.
Я потихоньку ретировался, вернулся к машине и вызвал Фишера. Кратко обрисовав ему ситуацию, попросил собрать всех наших, в первую очередь — Дика Даркина: с ним мне как-то было спокойнее.
Френк приказал ничего пока не предпринимать и ждать подкрепления. Я, конечно, пообещал никуда не лезть. Да и сам, собственно, не собирался штурмовать лабораторию в одиночку, без надежного прикрытия.
Кстати, я очень правильно сделал, что подъехал к дому тихо, без сирены, а то сразу бы нарвался на этих ненормальных экологинь и получил пулю в живот. Девицы-экофанатки, похоже, были все ненормальные, от них можно ожидать чего угодно. Да и вообще Катарсис в последнее время стал мне казаться городом сумасшедших — каждый его житель так и норовил пристрелить меня или как минимум отправить на больничную койку. Также правильно, что я не взял с собой Чампа, как будто предчувствовал. Очень не хотелось бы из-за этих психованных дур лишиться единственного друга.
В ожидании подкрепления я, спрятавшись за дерево, наблюдал за действиями экофанаток. Они вытаскивали клетки из лаборатории и грузили в фургон. Работа шла медленно: я видел, что девицам приходится тяжело — клетки были большие, железные, и каждую приходилось двигать вдвоем-втроем. Я был этому очень рад — чем медленнее шла работа, тем больше было шансов, что помощь подоспеет вовремя, и мы возьмем девиц тепленькими, прямо на месте преступления.
В то же время мне не давала покоя еще одна мысль: почему экологини не выпускают животных на волю? Ведь раньше они поступали именно так: открывали дверцы и — летите, голуби, летите! А теперь с непонятным упорством перетаскивали тяжеленные клетки в фургон. Что-то здесь было не так…
Но додумать эту мысль мне не дали: сзади послышались осторожные шаги и ко мне подошел Билл Коули.
— Ну что, как там наши подруги? — тихо спросил он.
— Нормально, — также тихо ответил я. — Кто с тобой?
— Дик. Френк остался дежурить в участке.
Я показал на экофанаток и предложил:
— Слушай, Билл, давай я обойду их с тыла и слегка пошумлю. Они испугаются и бросятся наутек, а вы с Диком их переловите…
Билл немного подумал, потом отрицательно покачал головой:
— Нет, не выйдет. Они наверняка вооружены и начнут стрелять, как в прошлый раз. Особенно их сумасшедшая предводительница. В нас они, может, и не попадут, а вот животных покалечат. А они, между прочим, дорого стоят: одни мартышки тянут на несколько тысяч долларов. Нам потом придется объяснять, почему не предотвратили порчу чужого имущества. Замучаешься отчеты писать!
Я подивился странным порядкам в Катарсисе — обычно причиненный ущерб возмещали сами преступники или, если их не удавалось найти, страховые компании, однако спорить не стал. Взамен предложил другой план:
— Хорошо, давай я тогда попытаюсь угнать фургон. Без него они точно никуда не денутся, и мы их переловим, как куропаток…
— Попробуй, — кивнул Билл, — только будь осторожен. Девки, похоже, не в себе, кто знает, как себя поведут. Но если что, мы с Диком тебя прикроем.
Я потихоньку стал подбираться к фургону, держась в темноте, и минуты через две достиг кабины. Водителя, как я и предполагал, на месте не оказалось — все девицы таскали клетки. Я собрался уже запрыгнуть в кабину и дать газу, как прямо передо мной, словно из-под земли, выросла рыжеволосая атаманша.
— Ты? — взвизгнула она. — Опять ты?!
Ну что я мог ей ответить? Естественно, подтвердил — да, это я, Чувак. Очень приятно снова тебя видеть, дорогая…
Но видимо, Нэнси не обрадовалась нашей встрече, потому что вместо дружеских объятий выхватила пистолет и наставила прямо на меня.
— Прочь с дороги! Ты уже один раз помешал мне, больше не выйдет!
— Дорогуша, — как можно ласковее произнес я, — не стоит нервничать! Давай сядем, поговорим, спокойно все обсудим. Поверь, это всего лишь маленькое недоразумение! Я вовсе не хотел тебе мешать, просто так получилось. Но если ты настаиваешь, я немедленно удалюсь. Правда, мои друзья-полицейские внимательно следят за тобой и не дадут вам скрыться…
Нэнси наконец обратила внимание на мою новую полицейскую форму и пришла в ярость. Ее глаза сузились, как у бешеной кошки:
— Так ты теперь коп! Вот черт! Мало того что постоянно суешь свой нос в наши дела, так еще и полицейским стал! Ну ничего, сейчас я с тобой покончу раз и навсегда…
Она вскинула пистолет, целясь мне куда-то промеж глаз. Я не стал ждать, пока она спустит курок, а быстро нырнул вперед, сбивая рыжеволосую красавицу с ног. Прыжок оказался удачный — мы повалились на землю и, сцепившись, покатились по пыли. Я пытался завладеть пистолетом, а Нэнси изо всех сил отбивалась, царапаясь и кусаясь, как дикая кошка.
Сзади послышался шум — это перешли в атаку Билл и Дик. Девицы поспешно бросили клетки и побежали, при этом одна из них умудрилась открыть замки, и все зверушки повыпрыгивали наружу.
Нэнси, поняв, что не одолеет меня в одиночку, также решила отступить. Она ловко выскользнула из моих объятий и в два прыжка достигла кустов. Я с грустью посмотрел ей вслед — ну куда же ты, дорогая! Мы только начали… Красавица нырнула в темноту и исчезла.
— Черт, — громко выругался Билл, — эти твари разбегаются! Дик, лови их!
— Кого, — не понял я, — девиц?
— Да нет, — скривился Коули, — ну их, этих дур, пусть катятся ко всем чертям. Животных лови! Если они разбегутся, то нам потом придется собирать их по всему городу, целый день будем гоняться…
— Да ладно тебе, — произнес Дик, — подумаешь, разбежалась парочка крыс да мышей…
— Ты не понимаешь, — поморщился Билл, — это же подопытные животные, мало ли что им вкололи. А вдруг какую-нибудь заразу?
— Тогда я точно ловить их не стану, — решительно заявил Дик, — пусть сами ученые их и ищут.
После нескольких минут пререканий мы пришли к консенсусу: ловим и сажаем в клетки тех животных, кого удастся найти, а остальных пусть собирают сами сотрудники лаборатории.
Коули доложил обо всем Нортону, тот пообещал приехать и разобраться. Он также вызвал директора лаборатории доктора Эдварда Нельсона, чтобы оценить причиненный ущерб.
Через полчаса у дома была целая куча народа — сотрудники лаборатории плюс наши, Нортон с Френком. Совместными усилиями мы собрали почти всех зверушек, не хватало лишь одной мартышки — в суматохе она, похоже, спряталась меж ветвей и сбежала.
Общий ущерб от налета экологинь оказался на удивление небольшим — сломанный дверной замок да несколько поврежденных клеток, плюс скрывшаяся обезьянка. Ученые стали приводить в порядок помещения, а мы вернулись в участок.
Нортон выслушал мой доклад, не скрывая на сей раз своей обеспокоенности, потом отпустил домой — отсыпаться.
Билл отвез меня на стоянку трейлеров и сказал на прощанье:
— Знаешь, Чувак, у нас в городе происходят странные вещи. Никогда раньше эти сумасшедшие бабы не нападали на банки и не брали людей в заложники. И тем более не крали подопытных животных, обколотых невесть чем… Я подозреваю, что все это не просто так, что за этим кто-то стоит. Причем человек, у кого имеются далеко идущие планы. Ох, не нравится мне все это… И заметь, не только мне — Нортон тоже сильно обеспокоен. Ты обратил внимание, каким сегодня он был напряженным? Как будто чувствовал, что мы еще не такое увидим… Ну, ладно — живы будем, не помрем!
Я простился с Биллом и вошел в трейлер. Выпустив Чампа погулять, сделал себе пару бутербродов, открыл бутылочку пива и устроился на диване. Но перекусить мне не дали — с улицы послышался нервный лай. Я выглянул наружу — Чамп прыгал возле дерева и кого-то яростно облаивал. «Может, кошка? — лениво подумал я. — Хотя раньше Чамп никогда кисок не задирал и по деревьям не гонял — считал ниже своего достоинства. Нет, здесь что-то иное…»
Пришлось мне вылезти и подойти к Чампу:
— Ну что, дружище, кого ты там поймал?
Чамп гавкнул два раза и показал мордой на нижнюю ветку — на ней действительно кто-то прятался. Присмотревшись, я различил небольшое животное. Кто бы это мог быть? Но точно не кошка… Мне стало любопытно, и я полез наверх.
На ветке сидела мартышка — очевидно, та самая, что сбежала из лаборатории. Я удивился странному стечению обстоятельств, однако решил довести начатое дело до конца — поймать беглянку. Гоняться за ней, к счастью, не пришлось — как только она меня заметила, то сразу сама пошла на руки. Я подхватил и осторожно принес в трейлер.
При свете я разглядел, что это был молодой самец, возраст примерно полтора-два года. Часть волос на голове у него была выбрита (очевидно, для датчиков), а на теле виднелись следы от уколов.
— Да, братишка, досталось тебе, — присвистнул я, — поиздевались над тобой господа ученые! И что же мне с тобой делать, а? Может, вернуть в лабораторию? Ты хочешь обратно?
Мартышка каким-то образом поняла меня и отчаянно заверещала, протестуя против возвращения. Потом спрыгнула с дивана и забилась в самый дальний угол трейлера.
— Вижу, дружок, не хочешь обратно, — понял я. — Ладно, поживи пока у меня, там видно будет.
Я налил нежданному гостю воды, дал чипсов, и он с радостью принялся есть. Чамп внимательно наблюдал за ним, но никакой агрессии не проявлял. То ли сочувствовал нашему новому другу, то ли просто был равнодушен. Он, по большому счету, такой же пофигист, как и я.
Поев, мартышка залезла на диван и устроилась на подушке. Я решил ей не надоедать — пусть пока привыкает.
— Как же мне тебя назвать? — подумал я. — У всех должно быть имя… Может, Микки?
Мартышка что-то опять заверещала, и я решил, что это знак согласия. Отлично, пусть она (то есть он) будет Микки. Не хуже любого другого имени, прямо скажем.