Хорошо, что чужие воспоминанья вмешиваются в твои. Хорошо, что некоторые из этих фигур тебе кажутся посторонними. Их присутствие намекает на другие события, на другой вариант судьбы — возможно, не лучший, но безусловно тобою упущенный. Это освобождает — не столько воображение, сколько память — надолго, если не навсегда. Узнать, что тебя обманули, что совершенно о тебе позабыли или — наоборот — что тебя до сих пор ненавидят — крайне неприятно. Но воображать себя центром даже невзрачного мирозданья непристойно и невыносимо.
Иосиф Бродский

Рефлексия

У меня достаточно времени, чтобы предаваться раздумьям. Для того чтобы расправиться с воспоминаниями, которые тревожат душу, я должна еще раз прожить каждый из эпизодов, взглянув на эти фрагменты собственной истории с иного ракурса, изменить точку зрения, чтобы увидеть панораму моей реальности, — так, кажется, учили суфии.

Я должна изжить из себя всю эту историю, «извергнуть» и забыть. Но забыть, не разобравшись, просто стереть как файл с рабочего стола компьютера, я считаю для себя невозможным. Я знаю, что мое восприятие мира — это тяжелое заболевание, сродни психическому. Как минимальное нарушение молекулы ДНК у зародыша дает порок сердца, так и в моей программе завелся вирус, пожирающий здоровые эмоции и вносящий хаос в большинство внутренних ориентиров.

Мне предстоит заняться диагностикой состояния своего духа, для того чтобы прежде всего ответить на вопрос, который мучает меня с тех пор, как я встретила на лестнице ангела в белых чулках, — что они сделали с моей душой? Почему она не находит покоя ни днем ни ночью, почему тоскует по нашему «Северному Гоа», почему не может смириться с неизбежным и принять простую вещь — НИЧЕГО НЕ БЫЛО? С тобой сыграли, как наперсточники, предлагая найти колпачок с шариком, а он неизменно оказывался пустым. Опрокинув все колпачки и не найдя шарика, ты ищешь ответ в себе — в какой момент тебя выставили посмешищем? Но вопрос в другом — зачем вообще играть в азартные игры с привокзальными кидалами?

Всё последнее десятилетие своей жизни я потратила на рассуждения о духовности и пошлости этого мира, споры о водоразделе, пролегающем между людьми интеллигентными и людьми богатыми, обсуждение тонких материй в прокуренных ресторациях. Какую ересь мы несли по незнанию, подменяя словом «духовность» начитанность и ночное философствование с густым цитированием Фихте или Бодрийара…

«Обращение к внутреннему человеку выделяет особое исследовательское поле, в котором всесторонне выясняются феномен человека эмпирического, сущность человека внутреннего и принцип «познай самого себя». Я вновь возвращаюсь к трактату Григория Сковороды. Познать самого себя, познать нового себя, увидеть ту точку поворота, о которой говорил Фаулз и которая раз и навсегда меняет наше представление о мире и самих себе и позволяет «вырвать сердце из клейкой стихийности мира».

Я взяла чистый лист бумаги и нарисовала формулу, то есть схему-«звездочку», как учил меня Ян-консультант.

Пять лучей. В каждом — ответы на вопросы Кто? Что? Зачем? Как? В каких обстоятельствах?.. Получилась такая картинка…

«Ну и что дальше?» — подумала я. Начала менять местами слова, но от перестановки мест слагаемых сумма не менялась. То есть не менялась сумма моих заблуждений.

Сначала я не знала, куда определить Антона-Учителя. Поскольку все происходило на его территории, я поставила его в «обстоятельства». Чуть позже — в «инструмент замысла» (ответ на вопрос — как?). Но расследование застопорилось.

«Ян, я нарисовала схему. И теперь не знаю, что с этим делать. — Я отправила ему файл с картинкой. — Я не могу ее расшифровать. Что в центре? Где ключ к ее пониманию? Помоги. Пожалуйста. Сегодня. О.».

Современные средства связи позволяют общаться не только при помощи SMS. Я не успела выкурить сигарету, как пришел ответ с его адреса.

«Перепиши схему в позитиве. Расширь список действующих лиц».

«Как это — в позитиве? — Я не понимала, откуда там взяться позитиву. — Дай пример!».

«Очень просто. В ПОЗИТИВЕ… Почему ЭТО происходит со МНОЙ? КТО взаимодействует со мной? Что происходит? Как развивается ситуация? Зачем мне это дается?».

«А что в центре?».

«В центре — сердце, ощущение, интуиция».

SMS-консультация закончилась. Я пытаюсь вновь сделать рефлексию по формуле Яна, только с новыми вводными.

Почему это происходит со мной?

Ответ: Потому что я забыла о главном — о том, что есть Свет и мы не должны подвергать сомнению законы сущего. Я забыла, что у меня есть сын, за которого я отвечаю. Я не только должна кормить и одевать его, я должна знать, чем он дышит, что его заботит, о чем болит его израненная и не по-детски одинокая душа. Он повзрослел, пережив этот кошмар, и мы стали ближе. Но почему именно таким образом, зачем нужен был весь этот «голливудский триллер», для чего задействована столь тяжелая артиллерия и дорогие «декорации»?

Почему я, профессиональный политтехнолог, съевший не одну собаку на манипулировании общественным сознанием, оказалась беспомощным котенком перед такими же «коллегами по цеху»?

Я готова защищать себя и живое в себе — мне хотелось любви, хотелось почувствовать себя женщиной, впервые слушаться и внимать.

Я слышала «аварийные» сигналы своего внутреннего голоса, но не обращала внимания. Потому что… я хотела жить и дышать… Просто жить, так, как будто в моем существовании есть хоть какой-то смысл. Наполниться любовью до краев и выплеснуть ее на весь мир. На весь «мир», в котором есть «Да»… Плохой из меня адвокат. Да и нет у меня защитника — вспомнила я «пустое место» в зале, где проходил «Модный приговор»…

Меня судили. Судили за измену Родине, за подмену понятий, за смысловые инверсии, за всю грязь, что я вываливаю на общество с помощью своих «грязных технологий». Если делать ревизию моих поступков — что я сделала хорошего за свою жизнь? Писала статьи про «хороших» рейдеров, называя их «антикризисными управляющими»? Помогала выбрать не самых лучших губернаторов? Возвращала семейные ценности с помощью страха? Пожалуй, лучшее, что я сделала в своей жизни, — те самые акции по раздаче курей на улице бедным. И то повезло в конечном счете, что люди не переубивали друг друга из-за бесплатной жратвы.

Кто взаимодействует со мной?

Дамир был только частью замысла и не факт, что главным «постановщиком» этого шоу. Если расширять перечень действующих лиц — в круге первом окажется Вадим Брусникин и его жена. Кто эти люди для меня? Просто коллеги по работе, которые вряд ли бы обрадовались моему счастью, но именно они свели нас вместе.

Антон, которого я сначала отнесла к обстоятельствам, а позже — к инструментам воздействия? Да, этот человек хотел мне добра, но я не доверилась ему. Потому что речь шла о больших деньгах? Потому что я сама дала ему все карты в руки, а он не показал мне никакого знания, кроме того, что забрал иллюзии и поселил страх? Кто еще был в действующих лицах? Та женщина, которая сказала главные слова? Это все герои моей повести, чей образ и действия однозначны. Еще кого можно вписать? Мой сын — он тоже преподнес мне урок…

Все развивалось втрое быстрее, чем могут развиваться события. Дамир говорил — любовь или тот самый гормон любви живет полтора месяца. Я отсчитала с его слов шесть недель, а все произошло втрое быстрее. Прошли две недели с того момента, как мы стали Мужчиной и Женщиной. В три раза быстрее… Обмен веществ в три раза быстрее… Об этом мне говорил Ян! Так это его замысел?!! Там, на Патриарших он предложил мне сделку — «ты должна все потерять». Все! А куда идти? Не знаю. И ты сама узнаешь потом…

Получается, Ян — главное действующее лицо? Он ускоряет все процессы. Он говорил про мир без иллюзий. Он говорил — убери весь мусор из своей жизни. Ян умножал 3x12…

Он протянул мне открытку с «Ванильным небом»… «Дэвид, ты сел не в ту машину…» Дэвиду тоже дали новый мир, большую иллюзию — подсунули, как таблетку от самоубийства. «Мне показали, какой может быть любовь». Но не сказали, как жить, если эта любовь — лишь сон, воспроизведенный фабрикой грез. И он тоже «выпрыгнул» — только вниз, с небоскреба…

Я не подписала с ним договор, потому что признала условия непрозрачными, но Ян и не просил подписывать его. Контракт просто вступил в силу! И я начала терять… С бешеной скоростью закрутилась спираль — работа, семья, любимый. Все вдруг оказалось поставлено на карту.

Кто еще может быть выше, чем он? С чего началась вся эта история? То есть она началась, конечно, с суфизма… Азали? Со всеми ее трансовыми технологиями, изменяющими сознание? Инга, которая познакомила меня с двумя предыдущими. Паоло Коэльо и его «Ведьма» с Портобелло-роуд? Тут я решила остановиться, следуя принципу Оккама «не плоди сущностей сверх необходимого». Так называемая «бритва Оккама» помогает не тратить время на проверку неустойчивых гипотез, а сразу перейти к более вероятным версиям. В моем же случае вероятной версии не было.

Я взяла старую, первую схему-«звездочку». Дамир… Я вспомнила его лицо, плечи, и вдруг как молния меня ударила — татуировка на лопатке — вплетенная в перевернутую пятиконечную звезду змея. Перевернутая звезда! Знак Сатаны! Я перевернула листок… Да, вот, наверное, ответ, в левом верхнем углу оказался он — Учитель. Значит, главный все-таки он!!! А все остальные — маловероятные версии? «Точка сборки» всех прочитанных мне лекций, итоговый семинар — в доме у Антона. Я хорошо помнила этот день…

Стоп. Первым я прочитала Фаулза, а не Коэльо! «Волхв». Я схватила с полки книжку и начала листать. Некоторые фразы я знала наизусть. Я искала ответ. Точка поворота. Одиннадцатая заповедь… Вся эта мясорубка, в которой точно так же прокрутили сознание Николаса Эрфе. Эрфе — похоже на «Earth», в переводе — земля… Недостаточно данных, ответ невозможен. Закрыла. Обложка. Тень от названия «Волхв». The Magus. Маг. Зачем его перевели на старославянский манер — чтобы ввести меня в заблуждение?

Перевернув звездочку, я заново оценила роль Антона Мракова — да, это от начала до конца его замысел! А Дамир — только лишь пешка в его игре. Это открытие заставило участиться пульс — вот она отгадка, да ведь он и сам мне говорил: «Дамир лишь привел тебя ко мне, он исполнил свою роль…» Значит, Учитель — и есть РЕЖИССЕР…

Что, собственно, происходит?

Я ищу свой путь. Через преисподнюю, через храмы и молитвы, я обретаю СВОЙ путь. Я вновь учусь, ходить, говорить, мечтать, улыбаться, вижу новыми глазами свою жизнь, окружающих меня людей.

Я страдаю, потому что пока не могу избавиться от любви (привязка, приворот?) к этому человеку. Не к тому, которого я видела в последний вечер, а к тому, которым он был до ВСЕГО этого. Иной, с той же планеты, что и я. Родившийся в один день со мной, на границе Близнецов и Рака, надевший мне кольцо из фольги на безымянный палец. Мы повенчаны Высшими…

Каким образом разворачивается ситуация?

Я возвращаюсь. Мне страшно, в стенах древней лавры я была под защитой, но здесь нет этих невидимых крепостных стен и никто не защитит меня от себя самой. Я истово молилась, я плакала у икон. Очищение, катарсис, через который я прошла, не сделал меня сильнее — я голая и слабая, как в день своего рождения, — мне еще многому надо учиться заново.

Обретенное знание, как и обретенные заново ценности — вот то, что послужит мне тем прожиточным минимумом, с чего я начну новое восхождение. Я начну работать над книгой. Это как вызов — ведь меня лишили уверенности, что человек может добиться чего-то без помощи черных покровителей, без именного демона Мефистофеля ценой за десять тысяч евро.

Бог прибудет вечно в моей душе, но я по-прежнему чужая в церкви. Я не выдержала испытания — люди, которые обманывали меня, вымогая сторублевки на билет в Саратов, рвали рубашки на прихожанах, проталкивались без очереди на исповедь, — это не моя «тусовка». Они действительно слабы, увечны душой. Их, похоже, уже не спасти. Я буду истово молиться, но я должна построить новый светский мир, вернувшись к себе. Так учили суфии — вернуться в мир и жить там в соответствии со своим опытом, передавая его преемникам и последователям. Я должна была пройти через все эти испытания — для того, чтобы написать эти слова. Чтобы спасти сына, чтобы вернуться к любви. Снять крест и снова найти его за подкладкой сумки… Грех упущения тяжелее греха совершения, не так ли… Так, наверное, сказал бы мой адвокат… Но я по-прежнему не могу разглядеть его лица.

Я взяла свой маленький «Хьюлет-Паккард» и открыла файл, который начинался: «Борьба между черными и белыми силами пришла к мировому соглашению…» И заканчивался: «Я ухожу, чтобы жить, а не воевать». Я вытравила на экране слова «а не воевать» и заменила на «и продолжить свой танец жизни…» Я подумала, что пока рано закапывать топор войны — главная битва еще впереди.

Продолжить танец жизни… Танец-Пробуждение, Танец-Надежда, Танец-Любовь, Танец-Ненависть, Танец-Откровение, Танец-Молитва… Я вспомнила сценарий нашей вечеринки — именно такая последовательность и в моей истории. Вот он ответ, единственная вероятная версия — ЭТО Я ПРИДУМАЛА ВЕСЬ ЭТОТ СЦЕНАРИЙ. От первого до последнего слова, все эпизоды, все диалоги, все ощущения, включая подбор саунд-трека. Я думала о вечеринке для друзей, а мне пришлось прожить это как целую жизнь, танцуя и любя, страдая и ненавидя.

Мой танец жизни — пробуждение, откровение, любовь, ненависть, молитва… И я продолжаю кружение в этом танце. Я сама придумала этот сюжет! Вот она, бритва Оккама, отрежь лишние сущности. Это мой собственный сценарий…

«Это же ты позвала меня — так или нет? Позвала и повела меня куда-то… Нет, не так. Ты сам себя позвал. Я только выполнила роль твоей тени. С моей помощью ты сам позвал себя и сам куда-то повел. Ты танцевал со своим же отражением в зеркале…» (Мураками. Дэне, Дэне, Дэне). У меня есть подходящая цитата к любому своему умозаключению. Я много читаю, у меня неплохая память.

Я искала любви и нашла ее. Я искала ответы на вопрос — зачем я живу? И меня направили на путь истины. Я, в конце концов, с азартом искала экшн — и вот я здесь, вышедшая из-под обстрела, вырезанная из груды металла с помощью бойцов МЧС, в сером платке послушницы, с ноутбуком в руках…

Настоящая Сара Коннор из «Терминатора». И вдруг — развалины старого мира, сделанного из папье-маше. И я хочу выйти из этой виртуальной реальности, ставшей для меня кошмаром, вместо обещанного неба цвета ванили. И я хочу, как и Дэвид, жить настоящей жизнью, я не хочу больше жить в мечтах, в эйфории, полудреме, психоделической безмятежности, которая не должна заканчиваться… Получается, что настоящая любовь может быть только бутафорией, кинолентой, прокрученной перед твоими глазами, интерактивным шоу на ТВ, когда ты можешь позвонить в студию и изменить ход игры. «Группа наблюдения ждёт, что ты решишь», — говорит герою Тома Круза мальчик из сервисной службы и указывает ладонью в сторону зрительного зала.

Кнут и пряник

Изменить ход игры. Разгадать чужой замысел и переписать сценарий. Вызвать к барьеру тех, кто пытался отправить меня в нокдаун. Нанести ответный удар. И это уже не виртуальный game, в котором я могу выбирать оружие и стрелять по двигающимся мишеням. Это партия в реальном времени и в реальной жизни, и у меня нет никаких стратегических преимуществ. Мне предстоит выстроить свою «сицилианскую защиту», даже если черные сдела Тот первый ход, создать асимметричную позицию, чтобы не проиграть в новой партии.

Чтобы играть на их поле, я должна как минимум знать правила. Правила, инструкции, «Блеск и нищета» — скудные сведения об арсенале средств черного мага, который искал свою «шакти». Зачем я нужна была Дамиру? Какой коварный план он замышлял в отношении меня? Какова роль Брусникина? Множество вопросов без ответа. Прежде чем прийти к Дамиру и вывести на разговор, я должна понять, как он работает и каковы его слабые места. Какую еще маску он может надеть, чтобы попытаться в который раз взять мое сознание под контроль? Я готова бороться с моим Черным Принцем и идти до конца. Ответить на удары кнута, которые следовали за медовыми пряниками…

«Каждая женщина — прирожденный маг, «охотник за силой». Малейшее движение, вызванное собой в подходящей энергетике, не остается ею незамеченным, и, если это движение достаточно сильно, женщина подключается и сама предлагает мужчине свою силу. Тем самым она выходит на путь воина, потому что печальная правда разно-половых подключений, высшая форма которых, как говорят маги, «у людей называется любовью», — это «ласковая война», одна из разновидностей магических войн. Предлагаемая женщиной сила — лишь магическая уловка. Маг должен суметь воспользоваться ее силой и избежать при этом ее власти».

«Женщина представляет собой естественный аккумулятор личной силы, непроизвольно подзаряжаемый большим количеством мужчин. В то же время женщина, как правило, передает эту суммарную энергию гораздо более узкому кругу или даже одному мужчине» (Тантрический принцип Шивы и Шакти).

Я была его Шакти, я как пчела собирала для него мед и каждый день приносила ему полное ведерко. Я отдавала себя целиком, всю нежность, страсть, заботу, восхищение, гордость — все самые прекрасные грани моей чувственной души. И он, казалось, давал мне свое, «зеркально-ответное». Я была абсолютно счастлива рядом с ним в те минуты, когда мы были по-настоящему вдвоем — не было ни Антона, ни Ларисы, ни Нины, ни десятков других женщин, которые паслись в ожидании рукотворных чудес. Эти короткие паузы между его лекциями и рассказами, именно в эти моменты я ощущала в себе Космос. «Дамир, я твоя Шакти, я хочу овладеть этим миром, отжать его как цитрус и подать тебе в бокале с бумажной трубочкой», — так думала я.

«Цикл Кнута начинается тогда, когда кончается цикл Пряника. Вдруг без каких-либо видимых причин у «жертвы» — Шакти отнимается всё, к чему она, посчитав это нормой, привыкла, и там, где только что было тепло и свет, теперь холод и мрак. Она в недоумении мечется и ничего не находит. Она в отчаянии. Все пропало, а то, что было, никогда не повторится. Вычислив с хладнокровием аптекаря требуемую на этот раз дозу стресса, Витя А. также вдруг возвращает все на свои места. Она счастлива неожиданным счастьем! Наступает цикл Пряника. Затем опять следует цикл Кнута, а за ним — опять Пряника и так далее. В чем смысл этого садизма? Шакти должна ясно почувствовать, что причина ее душевного комфорта и психического благополучия заключается в Вите А. Это значит отказаться от каких бы то ни было личных притязаний и внимать каждому его слову, восхищаться его исключительностью.

Стартовое «подаяние» и «МЫ-программа» входят в так называемый цикл Пряника. В цикле Пряника всем своим поведением Витя А. настойчиво дает понять: «Вот я, человек, который единственно понимает тончайшие движения твоей души. И это потому, что мы с тобой одной породы», А что может быть прекрасней, чем когда тебя понимают? Жертва думает, что ей улыбнулась судьба.

Цель мозгопромывочной программы для Шакти — сбить с нее интеллектуальную спесь: «В отличие от Вити А., Стри не понимает в жизни ничего. И Стри, семи пядей во лбу, почти поверила этому маленькому чудовищу!».

С магической точки зрения Шакти — это не женщина и не человек. Это прежде всего особого рода биофизический объект. А какие-либо вопросы этики, морали, элементарной порядочности (не говоря уже о сострадании) к биофизическим объектам, как известно, никакого отношения не имеют.

Я помнила каждое его письмо, странички из Интернета про Соль-Илецк с подчеркнутыми маркером достопримечательностями, которые мы должны были посетить. Я помню все наши ночи и все короткие утра, которые мы провели вместе. Каждое слово, которое давало мне надежду на то, что можно дышать и жить. Я растворялась в нем без остатка, отключая все системы ПВО и открывая все двери, а это, оказывается, был всего лишь цикл Пряника… А я была его Шакти — аккумулятором личной силы…

Неведомые силы

Итак, я должна еще один раз встретиться с Дамиром. Забрать паспорт, который остался с тех времен, когда он «покупал» билеты в Соль-Илецк. И еще… Я хотела еще раз взглянуть ему. в глаза.

Я могла прислать человека за паспортом, попросить Брусникина в конце концов, который живет на той же улице. Но я хотела увидеть его, дать ему последний шанс изменить ход событий, проверить твердость его намерений — действительно ли он решил отказаться от меня. И может быть… в последний раз… поставить диск «Дорога в Багдад», ту музыку, которая соединяла наши тела… Мое тело просило его, моя душа звала его. Я по-прежнему любила, не понимая и не давая себе отчета. И это было моей правдой…

Я помнила о предупреждении — ни в коем случае не общаться с ними и даже не разговаривать по телефону. Но сюжет книги, которую я задумала, начинал диктовать свои правила. Я же призналась, что еще какое-то время буду воевать.

— Привет, ты не звонил мне несколько дней.

— Я хотел дать тебе подумать. Ты совершила ошибку. И я ждал, что ты позвонишь сама.

— У меня действительно возникли проблемы…

— А что случилось?

— Так, ерунда, машину поцарапала… — Я опасалась, что он и так уже все «считал» с моего информационного поля, где я была и что делала.

— Давай встретимся. Мне надо забрать у тебя паспорт.

— Я могу прислать его с курьером.

— Произошел ряд событий, я бы хотела обсудить их с тобой. Место и время выбирай сам, я подстроюсь.

— Хорошо, приезжай завтра в одиннадцать.

Я повесила трубку. Холод. Пустота там, где еще вчера были тепло и свет. Я посмотрела на часы. Без четверти полночь. Я налила кофе и достала новую пачку сигарет. Раскрыла ноутбук, чтобы набросать «перечень острых вопросов» для нашей завтрашней встречи. Так я готовлю своих клиентов к интервью с вредными журналистами. Пролила кофе на клавиатуру, стали залипать кнопки…

…Неожиданно я почувствовала, как невидимые руки обхватили мои плечи и потянули назад и вверх. Невидимая и неведомая сила словно отрывала меня от кресла, я схватилась за поручни и попыталась обернуться, но шея онемела. «Я должна ехать, я должна пересечь границу МКАДа, я должна попасть в «Северное Гоа», потому что я должна быть там… с ним…» Чувствую, как электризуются волосы на голове, холодный пот прошибает. «Отпусти, мне страшно…» Почему-то возникает образ Антона, его улыбка — нечеловеческая, гнусная…

…Внезапно хватка ослабла, и я сползла на пол. Было четверть первого. Я подтащила пепельницу и сигареты, закурила, роняя пепел на кафельную плитку. Разорванное сердце опять кровоточило, мучительные слезы текли из моих глаз, вся моя решимость и твердость стекали как вода с кончиков пальцев…

Я набрала Дамиру письмо, но долго не решалась отправить. Потом все-таки бросила в ночной эфир:

«Мне очень, очень больно, когда ЭТО пройдет?».

«ЗАВТРА».

Его ответы приходят мгновенно, как будто он четко знает, когда я ему напишу.

Завтра я смогу его увидеть. Будет ли это «последний раз»? Вернусь ли я обратно или опять попаду в какую-то переделку? А если все это было лишь сон, дурацкий сон, и он скажет мне: «Где ты была? Я ужасно скучал…».

Может, он действительно готов раскаяться. И я приму это раскаяние всей душой, и поведу его по своему пути, пути белых, даже если мне придется для этого тоже стать магом. Но не тем самым «самонаслажденческим» типом, а творческим, несущим просвещение, помощь, радость тем, кто слаб… Ведь это возможно…

Я смогу это сделать, если есть хоть одна трещинка, скол в его установках, я воспользуюсь этим… Я уже почти сильная.

Последний разговор

Я никогда не опаздываю. В этот раз приехала минут на десять раньше. Таксист не подвел. Я опять увидела Нину, выходящую из его подъезда. Она спешила, была в прежнем тонусе. Мне стало противно при мысли о сладострастном массаже, который он ей делал, и что я, как правило, приходила после нее. Но сейчас это уже не казалось существенным.

Практически с порога:

— Зачем ты пришла?

— Знаешь, я должна тебе рассказать, только ты можешь дать совет… Тут такое произошло…

Не знала, как начать, или делала вид, что волнуюсь, или правду волновалась. Хотя весь разговор мною уже был простроен и срежиссирован. И мои вопросы, и его возможные ответы. Также подобраны несколько подходящих к случаю «ролей». Оделась я несколько вызывающе. Кожаные джинсы в обтяжку и облегающая черная блузка с металлическими цепями вместо пуговиц. Садо&Мазо называла я этот стиль и позже поняла, что, в отличие от «Модного приговора», не ошиблась в выборе предметов гардероба.

Я сидела напротив, боясь поднять на него глаза. Я опасалась, что он узнает, что я сделала, и то, что намереваюсь сделать. Но он не смотрел на меня. Включил чайник. Заварил в кружку чайный пакетик-пирамидку. Мне не предложил. Было как-то поразительно пусто и на столе, и в холодильнике — я привыкла, что там все полки обычно заставлены едой.

— Можно кофе?

— Молока нет.

— Тогда чаю или воды…

Он заварил мне чай. Молча мешали сахар в кружке. Звук казался нарочито громким.

— Можешь включить музыку? Ну ту самую…

— Я на работе оставил диск.

В его доме впервые за время нашего общения не было еды. Только чай и сахар. Куда делись сумасшедшие деликатесы, несколько сортов сыра, грецкие орехи, виноград? Они исчезли как по мановению волшебной палочки. Не было и музыки, которая всегда/встречала меня с порога. Вся бутафория, которая была задействована ранее, сдана на склад. Я всё продолжала этому удивляться. Первой прервала молчание. Видимо, сегодня мне предоставляют возможность проявить инициативу:

— Дамир, мне нужен совет, я не знаю, как поступить. Я уверена, ты все скажешь правильно… Потому что ты и сам все это когда-то пережил.

Опять повисла пауза. Я все ждала, что он тоже что-то скажет или задаст вопрос. Но он продолжал делать вид, что меня нет. Довольно искусственно и напряженно, как будто боялся каких-то признаний.

— Мой сын принял ислам…

Он вздохнул с облегчением — он явно ждал другого! Судя по моему возбуждению, он думал, что я, как минимум, скажу про свою беременность.

— Мой сын стал мусульманином. Возможно, он изменил себе карму. Когда принимаешь Бога, тебе прощаются все грехи. Может, это избавит его от того проклятия, которое висит надомной и моим родом… И я… я должна уважать его выбор.

Мне нужна была его реакция. Ведь моего ребенка вывели из-под удара. Он должен был ответить на мою провокацию, точнее, на попытку «испросить совета». Но я словно подкинула дрова в огонь его внезапно возникшей ненависти ко мне.

— Ну что ж… Он стал белым! Значит, все — отныне нам не по пути!

— Он всегда был белым. И что я могла сделать? Он сам взял и изменил свою карму. И я уважаю этот выбор. Я куплю ему Коран, куплю коврик…

— Что ты понимаешь в карме? Он конченый человек, а ты еще собралась покупать ему какой-то коврик! — Он вылил еще недопитый чай в раковину.

Я схватила кружку, опасаясь, что такая же участь постигнет и мой добытый с трудом напиток.

— Я не намерен больше говорить с тобой. Уходи. Это твои проблемы и тебе думать, как их решать.

Я пыталась свернуть тему, чтобы не оставить позиций раньше, чем это задумано в моем плане. Я предполагала, что со мной хотя бы поговорят. Поэтому опять бросила ему наживку.

— А у меня, правда, все паршиво. Одна за другой посыпались проблемы. В лифте застряла, опоздала на работу, уволили ключевого куратора из администрации Ющенко, скандал на работе, срывается контракт…

На его лице появилось трудно скрываемое удовлетворение от услышанного:

— Это только начало. Дальше будет хуже. Мои покровители защищают тех, кто рядом со мной. Теперь ты лишена их защиты.

— Ну что же, значит, теперь мне потребуется в десять раз больше воли и сил, чем раньше, но у меня нет выхода — я должна выжить, чего бы это ни стоило.

— Увидишь, твои беды — это только начало. Твой сын сбился с пути, и это необратимо. И никакие коврики вам не помогут, — он все-таки улыбнулся.

— Я думала, ты дашь мне совет, как с этим жить. Ты же тоже был в исламе. — Уж если я собралась вести себя дипломатично, лучше бы я не возвращалась к этой теме. Второй серьезный прокол.

— Я отдал этому Богу пятнадцать лет своей жизни и считаю, что просто потерял время! И ты пришла не за советом. Ты уверена в себе, ты несешь черт знает что — купишь Коран, купишь коврик! Ты пришла поколебать мои убеждения, но это еще никому не удавалось сделать!

«Надо соскочить с темы религиозной розни, — срочно соображала я, — из-за этого немало войн разгорелось в глобальном мире, одна потасовка в Кельне чего стоит… А я ожидаю какой-то толерантности… Надо вернуться к тому, на чем мы расстались».

— Дамир, я все-таки хочу знать, что сказал про меня Антон. Я уверена, что услышала не всю правду.

Я понимала, что какие-то там проклятия не могут перевернуть представление о человеке, которого ты считал близким, — ведь сам Учитель когда-то спас свою жену, когда над ней навис рок. Почему же Дамир так легко отступился, почему он покрывался холодным потом от одного моего прикосновения? Или это тоже игра и разные спецэффекты для пущей убедительности?

— У тебя плохая карма. Антон сказал: «Я понимаю — работать, но спать с грязной женщиной!» Я порчу себе карму, забирая твое проклятие на себя! Через секс это пристает ко мне. А я хочу идти дальше. Через год я буду очень сильным. Я буду менять основы мироздания… — Он стал говорить быстро, отрывисто, словно вколачивая слова в мой размягченный мозг: — Мы дали тебе шанс, оказали тебе милость, предложив спасение, но ты оказалась не готова! Мы разговаривали как деловые люди, ты договорилась с Антоном. Ты нарушила слово. Черные этого непрощают. Люди месяцами копят деньги, чтобы заплатить. Цену назначаем не мы. Ее назначают высшие. Антон даже сделал тебе скидку в три тысячи евро.

— Там еще и дисконты делают? — не к месту решила пошутить.

Его передернуло. Я опять почувствовала себя на волоске от провала.

— Эти твои понты, я их ненавижу!

— А я ненавижу слово «понты». — Я вышла из образа испуганной лани и превратилась в роковую «Клеопатру». — Тем более что ты неправильно их употребляешь.

— Мне простительно, я не русский.

— Может, ты хочешь сказать: «интеллектуальная спесь», которую надо сбить? — Я снова провоцировала его, теперь уже откровенно цитируя» Блеск и нищету».

— Ты не слышишь, ничего не хочешь понимать. Я говорил тебе, объяснял, но ты не готова, тебе это не интересно. Антон сказал мне, что ты пытаешься играть в свою игру. И сделать меня частью своей партии. Но это еще никому не удавалось.

— Но что я сделала? Я же не отказалась. Я прислала ему эсэмэску, что я не смогу прийти в понедельник, но это не означает, что я не приду совсем. У меня с деньгами не решилось…

— Ты нарушила договоренность. Мы подписали контракт, а ты пошла на фитнес!

Я решила не говорить ему про аварию. Он будет несказанно рад, что всё, о чем он меня предупреждал, свершилось в ту роковую ночь, когда я увидела белую тень на соседнем сиденье, встретила Бегемота, с которым мы пытались «раскурить» бесноватую бабушку…

Я использовала паузу, которая потребовалась ему на то, чтобы забить косяк.

— Милый, я просто должна… это сделать…сама… — многозначительно, с оттяжкой произнесла я.

— Что сделать? — Он был загнан в тупик.

— Я стану… такой же… как и вы…

— Какой такой?

В его голове словно вихрь пронесся — он однозначно не понимал, куда я клоню — открою центр по отрезанию энергетических хвостов, буду разводить несчастных на бабло, пугая неминуемой гибелью, сумой и тюрьмой? Теперь его мозг метался, как грузовой лифт между этажами. На моем лице появилась улыбка примирения — кроткая, нежная… Голос как у Шахерезады.

— Я стану магом. Вы предлагали сделать это быстро, легко, безболезненно, но ты всегда говорил, что халява — это грех. Звание мага надо заслужить, а не купить за евро. — Я решила идти ва-банк. Мне уже нечего было терять. — Я очень много думала. Нельзя взять и стать кем-то другим, потому что над тобой произведут магические пасы. Я должна пройти путь ученика, прочитать все доступные мне книги, я должна поехать на свою родину, где лежит тот камень, который показал мне мой дед…

— Какой еще камень? — Он проглотил наживку.

— Мой дед был цыган, я рассказывала, если ты помнишь. Он сказал, что, когда мне потребуется, я приду к этому камню и ОН подскажет мне путь. Когда бы это ни произошло, если мне потребуется помощь… Теперь я поняла, что означали его слова. Меня ПРИЗОВУТ. Я перестану быть той Олесей Градовой, которой была всегда. Я встану вровень с вами, только с белой стороны. И я буду ждать тебя.

— Ждать меня? На стороне белых?!!

— Да, потому что я люблю тебя. И я буду молиться за тебя, буду просить за тебя, как Левий Матвей просил за Мастера у Князя тьмы… Я считаю, что другого выхода нет…

— Красиво излагаешь…

— Ага, журналистское прошлое не дает покоя. Не зря я речи губернаторам писала… Я же спрашивала Антона о «сроках гарантийного обслуживания», он сказал тогда, что это не «радикальная мера». Сейчас снимешь, а завтра тебя опять «закидают».

— Да, чиститься нужно постоянно. Я приводил к Антону свою знакомую Светку. Она не поверила ему, побежала по другим салонам, где было дешевле. Нашла каких-то аферистов по объявлению, заплатила деньги, а потом приходит ко мне. Я посмотрел и говорю — дорогуша, с тебя сколько взяли? Пять штук? Так вот — ничего они тебе не сняли, а еще какую-то порчу накидали…Антон теперь тебя на порог не пустит. Раньше надо было думать. Даже если захочешь, он тебе дверь не откроет.

— Милый мой, я профессиональный переговорщик, могу заложников у террористов вызволять. И потом — я обаятельная. Мне кажется, если я очень попрошу, вы же не прогоните меня… — Я стала кроткой овечкой, губы бантиком, ресницы на пол-лица…

— Не знаю… Черные не прощают. Если бы у тебя не было денег… Мы могли бы подождать.

Я почувствовала, что он вроде как идет на мировую. Сейчас предложит еще приобрести их услуги в кредит. Но меня уже несло:

— Да, блин, я могла снять эти деньги с карточки с текущего счета и у меня бы еще осталось на трех ваших демонов! — соврала я. — Дело не в деньгах!

Это был удар под дых. Не ожидал… Видимо, не оценил скромную директорскую зарплату. Говорил, но уже другим тоном:

— Мы не предлагаем дважды. Дверь открывается один раз.

— Я услышала, я понятливая, не надо повторять.

— Ты будешь ходить по объявлениям, предлагать свои деньги, но мы их у тебя не возьмем. Мы хотели тебе помочь, но просто потеряли время.

Он стал все чаще говорить «мы». Это подтверждало мою версию о «заговоре».

— Мой Черный Принц, я действительно с трудом всегда принимала род твоих занятий. Я думала — мне нравится этот мужчина, нам хорошо вместе. И мне плевать на то, что он навешивает привороты и делает людям новые торсы… Он родной мне по крови, близкий по каждому движению души…

— Правильно. Ты ничего не поняла или не хотела понять. Тебе это неинтересно! Сколько бы я ни говорил, ты всегда оставалась при своем мнении.

— Я обычная женщина, не продвинутая, для меня мир не делился на белых и черных. В нем были полутона…

— В мире нет полутонов. Есть те, кто достоин быть рядом с нами, и те, кто останется болотом, плесенью на теле Земли. Я предлагал тебе служить в аду, а не прислуживать на небесах, но ты, судя по всему, решила остаться с этим быдлом. Так оставайся же, это твой выбор, и убирайся вон. У нас не получается разговор…

Я опять перестала «модерировать» дискуссию. Никак не могла просчитать его реакцию и постоянно попадала впросак, фиговый я переговорщик. Попробую заход через «блондинку»:

— Почему ты говоришь со мной как с врагом? Я уверена, ни с одной клиенткой ты не стал бы разговаривать таким тоном. Это жестоко по отношению ко мне. Объясни, откуда этот холод? Ты был другим. И я не обижена… Я СВЕРХ…УДИВЛЕНА…

— Я думал, что ты умная женщина, что умеешь держать слово. А увидел только ложь, как ты изворачиваешься, как выкручиваешься. Так что ты вряд ли заслуживаешь лучшего отношения.

Черт (я еще не отучилась замещать в словоформах черное на белое), еще несколько дней назад передо мной был человек, за счастье быть с которым я готова была душу отдать, и вдруг — это чудовище! Он словно опять читал мои мысли и опять был сильнее, чем я.

— Я хотел видеть тебя женой, иметь от тебя детей… Я бы сидел рядом и держал тебя за руку, когда ты рожала. Но с женщиной, которая ЛЖЕТ, мне не по пути! Маленькая ложь рождает большую. Я не могу связывать жизнь с человеком, который способен лгать. А я хочу семью. Я хочу ребенка. Много детей!

— Успокойся, ты найдешь молодую красивую самку, и все будет!

— Я сам буду решать за себя, мне не нужны чужие советы!

Опять какие-то несоответствия…

— Но ты говорил, что маги не женятся!

— Мне нужны дети. И женщина рядом.

— Помнишь, я написала тебе — я Иная и ты Иной. Мы не с этой планеты, вот только хочу понять, мы с одной планеты или нет? Я писала тебе — не знаю, как я жила без тебя. И ты отвечал: «Такой же вопрос задаю себе я…» Дамир, сколько раз спрашивала тебя — зачем я тебе? Почему именно я? Для чего это всё, если ты готов через две недели выкинуть меня как использованную ненужную игрушку? Я не могу поверить в искренность твоих слов: «Ты озарила мою жизнь, хочу, чтобы ты навсегда осталась со мной»… Ведь это была неправда, какая-то жестокая манипуляция!..

Я произносила слова, которых не было в моем «сценарии». Я стала сама собой. Мне было очень больно. А он наносил все новые и новые удары по совершенно незащищенной душе.

— Ты оскорбила меня недоверием! Помнишь — почувствовав эффект магии однажды и усомнившись в ней, ты все теряешь!

— Я помню, седьмое сатанинское правило. «Признайте силу магии, если она была успешно вами применена для достижения ваших целей. Если вы отрицаете силу магии после того, как с успехом ею воспользовались, вы лишитесь всего достигнутого...» Я хорошая ученица.

— Помнишь, ты была больна и как мгновенно вылечилась? Ты помнишь, как на тебя стали смотреть мужчины — они просто падали к твоим ногам, а ты переступала через них? — Этого я уже не помнила, но прозвучало эффектно. — Это произошло за какие-то несколько недель! Ты чувствовала себя счастливой и испытывала настоящее блаженство… А теперь все это отбирается, потому что халявы не бывает, за все… надо…платить.

Мое знание «заповедей», как показатель того, что я слушала его «лекции», заставило его чуточку смягчиться.

— Хочешь «плюшку»?

— Нет. Хочу закончить говорить с тобой в трезвом уме и твердой памяти. И потом, мне уходить в ночь, а зашиты у меня больше нет.

— А я хочу…

— Прошу тебя, не надо, я сейчас уйду, и ты…

— Я у себя дома и буду делать то, что хочу! — Он демонстративно наполнил дымом литровую пластиковую бутылку и с шумом вдохнул смесь банга и никотина в легкие. Его глаза заблестели, вновь появилась надежда, что я успею задать все вопросы.

Но вдруг раздался звонок. Посмотрела на экран.

— Это Никита… Да, я с подругой… Я скоро приеду… Не надо встречать…

— С подругой? Ты даже сыну лжешь! Я тебе не подруга! Я был твоим мужчиной — а ты называла меня «хохлами, подругами, коллегами по работе»… Ты меня каждый раз оскорбляла.

— Прости, я не хотела говорить сыну о тебе. Зачем ему знать — где я и с кем?

— Потому что я гордился тобой, всем говорил, какая у меня девушка, показывал твою фотографию в телефоне, а ты скрывала меня.

— Ну прости — я нелогичная, резкая, говорю быстрее, чем думаю, и когда говорю — всегда невпопад… Блондинка, в общем!

— Опять дешевые понты!

— Есть же такое понятие, милый, — ложь во спасение.

— Это понятие есть у белых! — Он опять глубоко затянулся.

Он набирал силу и пофигизм, а я поняла, что банально путаюсь в мыслях и ощущениях. И даже спасительного листка со «сценарием» не взяла… Он изменил тон — стал расслабленным, говорил с позиции силы, с явной издевкой:

— Короче, я не понимаю — директор крупной фирмы, общается с такими людьми — правительство, министры! И такое несет. Гонит порожняк.

Новый удар, и теперь уже по моей профессиональной компетенции. Я теряю позиции. Теперь уже, кажется, окончательно и бесповоротно. Мои фланги разбиты, мои войска капитулировали. Часы пробили полночь. В это время я всегда становлюсь сама собой, Олесей Градовой…

— Я не могла поверить с самого начала, что все это может быть правдой. Помнишь, как я пыталась остановиться всякий раз, когда чувства захлестывали меня? Я пыталась понять — просто хочу тебя или моя душа действительно стремится к твоей? Я говорила тебе — не спеши, я как Лис в сказке Сент-Экзюпери. «Надо запастись терпением, сперва сядь вон там, поодаль, на траву… Я буду на тебя искоса поглядывать, а ты молчи. Слова только мешают понимать друг друга… Но с каждым днем садись немного ближе…» Каждый день я садилась чуточку ближе, чтобы привыкнуть к тебе. Но эта дистанция стремительно сокращалась, и уже через несколько наших встреч ты был самым близким мне человеком. Мы говорили о смысле жизни, о Космосе, о Вечности. Ты помогал мне постичь тайны Вселенной, открывая свой мир, и словно держал меня за руку, чтобы голова не закружилась. Ты считаешь, что слабеешь со мной. Что твои магические способности «убывают», когда мы рядом? Как это возможно? Помнишь, на работе спрашивали тебя: «Ты что, влюбился?» И со мной было то же самое. Это не энергия, которую я взяла у тебя. Это энергия любви, которую мы сгенерировали вместе. На двоих хватало… А помнишь, как мы шли по Тверской и встречные люди говорили: «Какая красивая пара»? Ты хочешь сказать, что этого не было? Разве в наших глазах не плясали веселые чертики, когда мы встречались взглядом?.. Ты тогда сказал: «химическая реакция». Это любовь, и ничто другое! Ты просто не хочешь этого признать… Это не химическая реакция, это — алхимия любви, когда металл превращается в золото.

Он словно задумался после моего длинного «шекспировского» монолога. Как будто перед его взором прокрутились те видеофрагменты, которые я назвала «эпизоды Хичкока», на самом деле это — притчи о нежности и страсти, главы моего сценария, моей Библии Любви…

— Маги не испытывают чувств. Есть только рацио: ты — мне, я — тебе.

— Да, я помню, теория энергообмена, за все надо платить… Ты спал всегда, отвернувшись от меня. Помнишь, я спросила, почему ты не обнимаешь меня во сне?

— Не помню…

— А я помню… Ты сказал, что отвык спать с женщиной. «Мне надо привыкнуть к тебе»… Вот что ты сказал. А почему ты принес мне три зубные щетки, когда я первый раз осталась у тебя дома? Надо было тогда подумать — почему три? Да просто ты всегда готов к «спецоперации»!А помнишь, как ты сделал колечко из фольги и надел мне на палец, говоря, что ОНИ одобряют наш союз? Прости, это все — бутафория? Обычное кольцо из фольги, с которой ты снюхивал дурь?!! Милый, я удивлена профессионализмом твоей игры. Так тонко, умно, такой высокий градус отношений, столько внимания, нежности и заботы… Такие слова в письменной и устной форме. Высший пилотаж!

Тут его словно подбросило в кресле, даже вспоротая ножом бутылка опрокинулась на пол.

— Большего оскорбления я не слышал! Я — играл!!! На хуй, убирайся!

— Я говорю искренне, а ты меня гонишь.

— ТЫ НИКОГДА НЕ БЫЛА ИСКРЕННА!

— Я… не могу сказать о своих чувствах… Хотя нет, я постараюсь сказать. Потому что мы больше никогда не увидимся, а я привыкла ставить точку. Знаешь, о чем я думала, лежа с тобой в постели, когда ты спал, отвернувшись от меня, а я обнимала и целовала тебя?

— И о чем же ты думала? — немного с издевкой…

— Я… — У меня перехватило дыхание. Пытаюсь унять предательскую дрожь в голосе. — Я думала… — С трудом удерживаю слезы, запрокинув назад голову… — Прости, сейчас скажу… Дыхания не хватает… Я думала, что будет со мной, когда этого не будет… — И выдохнула: — Тогда я умру…

Он нервно взял маятник и закрыл глаза. Я спрятала лицо в ладони. Трудно дышать, но я сказала всё, я не заплакала. Я люблю его. Это моя правда.

Он выпрямился, как для удара, я инстинктивно сжалась, как тогда, когда меня били ногами во дворе, сдирая шубу. Сейчас с меня сдирали кожу и били в самые незащищенные места.

— Мне сказали, что это ЛОЖЬ…

— Прости, я не хочу обидеть «твоих», но бывают… редчайшие случаи… когда маятник ошибается… Бывает, что и высшие силы не знают чего-то, и маятник держишь ты, а не веришь ни одному моему слову… Я говорю от сердца, я человек, мои эмоции на моем лице, посмотри в мои глаза!

— Ты в шестой раз солгала за сегодня. Хватит. Разговор окончен. С этой минуты мы на ВЫ.

— Дамир, ты был и пока остаешься очень близким мне человеком. Не надо так, мне больно.

— Я позволял лгать своей жене. Но я ЛЮБИЛ ЕЕ!!!

— Как я хотела услышать эти слова от тебя. Я жизнь готова была отдать за любовь, за ее краткий миг… Помнишь, спросила про свою подругу — а если со мной будет то же самое. Ты сказал — боишься, значит, будет. Страх потери — это уже потеря. «Я не буду бояться», — ответила я. Но, видимо, очень сильно боялась…

Он почувствовал, что я сбиваюсь с программы, и опять вернулся к технике «кнута».

— Ко мне тут приходила одна красивая девка. Она сказала: «Возьми все деньги, что у меня есть, только будь со мной». Она не хотела «чиститься», она не верила нам. Я сказал ей — на хуй…И деньги твои не нужны. Не веришь, уходи и подыхай. То же самое сказал Антон про тебя: «Пусть подыхает!» Они все домогаются нас, но они лгут, и мы посылаем их… И ты будешь ходить по объявлениям… — ему, видимо, доставлял удовольствие этот образ.

— Я знаю, что в этом городе есть только два человека, которым можно доверять, — это ты и Антон. Я не пойду по объявлениям. Я не исключаю…

— Ты сейчас блондинка или Градова?

Я поняла, что надо сворачивать диалог, который не давал мне ответа ни на один вопрос. Я призналась себе, что к такой тональности была не готова. И такой «поворот» я не предвидела. Но я же должна поставить последнюю точку в наших отношениях.

— Запомни одну вещь. Ты всегда говорил о женщинах, которые домогаются тебя и которых ты посылаешь на хуй. Я не встану в один ряд с этими женщинами. Про меня ты никогда… никому… так не скажешь — ходит ко мне одна баба, хочет меня, аж искры из глаз, а я ее посылаю. Я люблю тебя, но не ДОМОГАЮСЬ.

— Да, ты гордая, я знаю.

— Но этой любви недолго жить. Я должна ее убить!!!

— Мне надоело гонять порожняк. Пустые разговоры… любовь… убить любовь!

— Да, хорошее сравнение — «гонять порожняк». Я понимаю, Я СЕЛА НЕ В ТОТ ПОЕЗД и должна сойти на ближайшей станции. Я поняла больше, чем ты хотел сказать, — теперь уже я чеканила фразы, и тон мой был незнакомым для меня, я даже с рейдерами так не говорила. — Мне показали, какой может быть любовь…

— Да, ты все-таки умеешь красиво выражаться… — Он улыбнулся с ненавистью.

— Да, я красиво говорю, я же мечтаю стать писательницей!

— С моей помощью ты стала бы круче Джоан Роулинг!

— Я стану без твоей помощи!

— Мне жаль терять такую женщину. Не хочется тебя никому отдавать. Но ты будешь спать с другими, я понимаю твою физиологию.

— Да, именно физиология, я буду спать, но, блин…

— Я надеюсь, у тебя никого не было, пока мы были вместе? — Легкий, человеческий испуг, как у ребенка, который надеется, что Дед Мороз все-таки существует, и боится узнать, что это не так.

— Никого. — И это было правдой.

«Мне жаль», — первое, мало-мальски человеческое за сегодняшний вечер.

— Хочешь, я сделаю тебе массаж?

— Потому что ни разу не делал? — Я покорно-грустно улыбнулась. — Не надо, у меня нет с собой денег…

Я устала, у меня больше не было сил ни на игру, ни на признания, мне не отвечали на вопросы, но то, что он говорил и каким тоном это произносилось, — подтверждало ту самую версию — это ИГРА, БУТАФОРИЯ, гениальная в своей простоте разводка…

— Я поняла все, Дамир… Я больше не буду просить любви, ласки, секса, массажа. Я прошу — давай просто останемся друзьями. — Я чувствовала, что если уеду от него на такой «ноте»,не доберусь до метро «Сокол» от его проклятий.

— Зачем я тебе как друг?

— У меня есть подруги — умные и сильные женщины. Ты будешь единственным другом — умным и сильным мужчиной. Пусть у нас не будет секса, но мы интересны друг другу, с кем я еще смогу вот так проболтать всю ночь напролет, раскрывая тайны мироздания?

— Хорошо, ты можешь всегда обращаться ко мне или к Антону, если потребуется.

— Я говорю о тебе, а не об Антоне. «Опять Антон. Все-таки он настоящий сэйлз-менеджер у своего Учителя, — подумала я. — Торговый представитель от черных, рекламный агент. Интересно, а цветы, рестораны, фитнес-клубы — это все представительские расходы?» Я сама нарисовала ему алиби, надеясь, что он только инструмент в чужой игре. Но теперь поняла — он партнер, «миноритарный акционер». Да я хотела «перетащить» его в свой мир, открыть глаза «спящему», наивная… Я думала, что действительно дорога ему. А щедрые авансы, которые раздавались сначала, были прекрасно подобранной наживкой.

Вспомним реферат — диагностика, выбор средств, действие. Те самые слова, которые хочет слышать жертва. А теперь все становится на свои места: «Я не играю в чужие игры, только в свои…» Если дело в деньгах, я готова была откупиться, отдать всю сумму, не подвергая ни себя, ни Никитку никакому магическому воздействию. Лишь бы они успокоились. Деньги давно для меня ничего не значат. Возьмите, так сказать, «во спасение души»… Но ведь это не цена вопроса, а первоначальный взнос! И каждый следующий платеж будет выше предыдущего. Моя душа, моя жизнь, жизнь моего ребенка… За короткий и сомнительный кайф — секс с неуравновешенным сатанистом и конопля высшей степени очистки…

Закружилась голова, я очнулась. Я все еще в ЕГО доме. Но уже в прихожей.

— Помнишь, до ВСЕГО, я просила тебя узнать у «своих» — ДА или НЕТ? Я говорила тебе тогда — спроси у НИХ разрешения. Но ты не сделал этого.

— Почему это я не сделал? Я спрашивал, и мне сказали, что ты должна стать черной и спастись…Потому что это было сделано для тебя. А я пострадал — тебе дали, а у меня отняли силу!

Я вспомнила «Блеск и нищету» — от слабого убудет, к сильному прибудет. Так, кажется?..

— Теперь, когда ты бросил меня…

— Не подменяй понятия — мне надоело смотреть, как ты выворачиваешь наизнанку мои слова.

— Я пиарщик, трансформация смыслов — моя работа.

— Вот и трансформируй на работе. Я не бросал тебя. Ты сделала выбор. ТЫ САМА! И если будешь мстить мне, мы сотрем тебя в порошок!

— Мстить? Но за что? Я не могу мстить другу, любимому.

— Женщины коварны и лживы.

Я не поняла, о чем он. Месть? Мы говорили о любви, помощи, спасении, они хотели меня спасти. При чем тут МЕСТЬ? Может, я и знаю по учебникам, как вести переговоры с террористами, захватившими здание аэровокзала, но совершенно не понимаю, как общаться со злобливыми магами…

Он не подал мне плащ. Я сама сняла его с вешалки и начала медленно застегивать пуговицы. Еще одна тема, которая требовала объяснений.

— Дамир, последний вопрос. Когда Брусникин нас знакомил, он знал… он хотел… меня… уничтожить?

— Да. Он заказал тебя.

— Зачем? Пожалуйста, скажи — он враг?

— Он умный и хитрый стратег. Он просчитывает ходы. Ты мешаешь ему.

Зачем он сказал это? Хотел подорвать мою веру в людей, заставить меня бояться даже собственной тени, подстегнуть манию преследования? И я почти поверила, так была велика сила его убеждения и так легко было принять, что все вокруг враги.

Именно в его ответе на вопрос о Вадиме Брусникине содержалась моя каверза. Он хотел меня уничтожить и поэтому познакомил с тобой? ДА… С одной стороны, я понимала, что Брусникин совершил предательство, но это в его жанре, ему незачем меня жалеть. С другой — Дамир признался, что уже с самого начала замышлял эту гнусь! С самого первого звонка! Теперь уже мне не о чем было говорить с ним.

— Вот твой паспорт.

— Спасибо. Прощай…

Я долго боролась с последней пуговицей на плаще, как бы растягивая этот процесс. Я боялась, что сработает человеческое — ведь нам было хорошо вместе. Я думала, что сейчас весь этот кошмар закончится, и мы бросимся друг другу в объятия — я проверял тебя, ты выдержала проверку. И было страшно — ведь я решилась, я не могу сорваться. Меня предупреждали. У меня многие расставания в жизни заканчивались бурным сексом — это как та самая последняя сигарета перед расстрелом, последняя нежность, последний глоток до самого дна. И я бы не смогла сказать ему «НЕТ». Даже если бы мне пригрозили не дожить до утра, я бы согласилась провести с ним последнюю ночь, как последнюю в жизни.

Но он действительно меня ненавидел. Может, все дело в кресте, который я надела и который он, конечно же, увидел? Я бы нашлась, что сказать. Например, сослаться на то, что у меня нет покровительства и защиты, поэтому я цепляюсь за помощь своих ангелов. Но он не спросил. Он «выбраковывал» меня.

Танец ненависти

Она танцевала под «Шторм» Ванессы Мэй. В синем свете прожектора, который как лунный свет плескался в ее многослойных юбках. В ее танце была свобода. Была ли в нем ненависть, если так назвала его Азали? Взмах тонких рук как крыльев птицы, сорвавшейся с ветки. Поворот головы — туда, где оставленная любовь, и взгляд вверх, к небу, где она искала ответа на вопрос: «Почему уходит любовь?».

Волосы качаются из стороны в сторону, словно говорят «нет». Где была любовь, там пустота. Где был свет и тепло — теперь холод и мрак. Стать сильной, чтобы забыть. Стать сильной через ненависть. Ненависть — это отрицание, это борьба с тем чувством, что еще недавно наполняло трепетом все существо. Ненависть к предательству и измене, к слабости, ко всему, что убивает любовь.

К Нему, ранившему душу. И обращение к сердцу, нуждающемуся в защите. Ненависть — обратная сторона любви, когда ее отвергают. Плечи содрогаются словно в рыдании, изгиб тела, как согнутая, но не сломанная ветвь ивы. Разгибается и бьет как плеть. Мягкая ветвь ивы может стать кнутом, если обжечь листья.

Кружение. Все быстрее и быстрее, так что захватывает дух, кажется, Азали сейчас оторвется от земли и унесется с потоком. Так стоят на месте дервиши, потому что Вселенная кружится вокруг них.

Сброс рук, усталость, изнеможение, словно силы ушли. Плачет скрипка, грохочет в отдалении гром. Все дальше и дальше. Стекает вниз как капля, как слеза по щеке, касается пола коленями и ладонями. Ненависть не дает силы, ненависть — сушит сердце.

Возвращение

Я шла по улицам Митина в надежде поймать такси, но редкие машины проносились мимо, никто не тормозил. Опять никчемный дождь, я уже привыкла к ненастью в этом городе-спутнике, который я называла «Северным Гоа». Я плакала, как бедный и больной ребенок, у которого забрали единственную игрушку.

Вчера ещё в глаза глядел, А нынче — всё косится в сторону! Вчера ещё до птиц сидел, — Все жаворонки нынче — вороны! Я глупая, а ты умён, Живой, а я остолбенелая. О вопль женщин всех времён: «Мой милый, что тебе я сделала?!». И слёзы ей — вода, и кровь — Вода, — в крови, в слезах умылася! Не мать, а мачеха — Любовь: Не ждите ни суда, ни милости. Увозят милых корабли, Уводит их дорога белая… И стон стоит вдоль всей земли: «Мой милый, что тебе я сделала?!».

Каждое слово — один шаг. Я шла и читала Цветаеву, как заезженную пластинку, начиная снова и снова. Остановилась ментовская машина. Видимо, мой черный кожаный прикид навеял им мысль о легкой добыче.

— Паспорт есть?

— Будете смеяться, но есть.

— Предъявите… Так… И куда Олеся Никитишна, мы направляемся?

— В Москву…

— И документики есть…

Он как-то «затормозил», видимо, надо было снять с меня хоть какую-то дань, но он не знал, как.

— А что, я превысила скорость? У меня нет аптечки и огнетушителя?

Он засмеялся…

— Может, подбросить, до Москвы-то?

— Без обману?

— Да не бойся, нам в ту сторону… — И уже в машине: — Чего, с парнем поссорилась?

— Ага, сказал, что нам не по пути.

— А ты?

— Сошла с поезда на ближайшей остановке.

— Так ты со станции, что ли, идешь?

— Ага… Я тоже села не в ту машину, Дэвид…

Что-то я не внушала им доверия. Но они честно высадили меня на «Соколе». О таком эскорте я даже и мечтать не могла…

— Может, телефончик?

— Сбор персональных данных — административное взыскание до десяти месячных окладов…

Я проходила мимо уснувшей станции метро. Исчезли все лотки с разной мелочевкой, петрушкой, укропом и сезонной ягодой. Завернула за угол, к церкви. Именно здесь я принимала в четырнадцать лет обряд крещения. Села на камушек возле ограды. За решеткой виднелись могильные памятники — здесь хоронили святых.

Достала коммуникатор.

«Остался только один вопрос, который я забыла задать. Вчера я отправила тебе SMS: «Мне очень, очень больно, когда ЭТО пройдет?» И ты ответил мне: ЗАВТРА. Что ты имел в виду? «Завтра»… наступило?».

Экран долго не гас, словно телефон привычно ждал ответа, но ответа не было…

Он научился говорить со мной молчанием. Отсутствие ответа — тоже ответ.

Только бы не сорваться и не написать ему снова. Когда мы пишем, мы рассчитываем на жалость и сострадание. А это человеческие качества, и они неуместны там, где общаешься с нелюдем.

Я включила диктофон в коммуникаторе. Я продолжала говорить с ним, втайне радуясь, что он больше не слышит моих слов. Но я должна была говорить. Боль выходит только со словами… Жизнь превращается в текст. Нажимала на клавишу «стоп», когда не хватало дыхания…

— Просто протяни руку. Просто скажи, что всё это наваждение, что всё это какая-то дурацкая проверка, что всё совсем не так, и со следующей минуты будет, как и раньше. Неужели тебе трудно это сделать? Ты обещал мне Космос, а я оказалась в Преисподней. Ты все время говорил — черные не могут любить. Да, я нарушила законы черных. Мы родились в один день с разницей в один год. На стыке Близнецов и Рака — самого двойственного и лживого и самого чувственного из Знаков. И то, что объединяло нас, развело по разные стороны жизненного ринга. Слишком похожие, слишком зацикленные на суверенитете своего внутреннего «Я», слишком доверяющие ложным авторитетам. Почему ты не спас меня, почему не приложил никаких усилий, чтобы сделать это? Ты хотел, чтобы я сделала выбор сама, но я не готова, у меня нет гарантий, слишком многое было поставлено на карту. Да, мне стало легче, я теперь свободна. Я поняла, что имею право ненавидеть и не должна любить всех только потому, что меня этому учили. Я могу делить мир на черное и белое. И решила оставить тебе выбор — уничтожить меня или быть спасенным моей любовью. Стать белым, как я, ради меня. Как слепа и наивна я была!.. Ты выбрал первое — «уничтожить», DELETE Ты обещал, что, когда это все закончится, вернешь меня в то же состояние относительного спокойствия и счастья, в котором я пребывала. Мы подписали договор. Но ты забрался внутрь меня, я сама открыла все двери, и вывинтил «свечу зажигания» — веру в себя. ТЫ записал на мой жесткий диск основную программу — о моей личной никчемности, наводнил мой мир своими черными «авторитетами». «Если ты усомнишься в магии, почувствовав на себе ее действие, потеряешь всё обретенное». Я усомнилась и потеряла всё, и даже больше, чем владела, — свое будущее. Я теперь поняла, что такое магия — это изощренное изнасилование сознания беззащитного человека. Да, я предлагала тебе отказаться от твоей истории. Поданная заявка рассматривается в установленные законом сроки. И мне известны эти сроки… Вечность… Мои попытки объяснить, что любовь это «просто, когда хочется быть рядом» — говорить до рассвета или молчать, пить остывший чай или курить на балконе, уходить, но оставаться… Это либо происходит с первой встречи, либо так и остается неразыгранной партией. Я согласна оставить эту партию неразыгранной. Я хочу больше, чем могу унести. Ты не можешь дать даже малого, чему я могла бы обрадоваться. Твоя история, твой бэкграунд, твоя боль — только твоя. У влюбленных нет истории, есть только «здесь и сейчас» и свет в конце туннеля. Те, кто пережил клиническую смерть, хорошо знают, что в конце туннеля, и могут рассказать. Там добрые, счастливые, светлые и гармоничные люди, но они говорят: «Еще рано, возвращайся». Когда умирает любовь, мы знаем, нам за тридцать, — это всего лишь «клиническая смерть». Ненастоящая, понарошку, game is not over. Нам просто говорят: «Ты не готов, возвращайся». Я многое предложила, я сказала больше, чем надо. Но ты не услышал. Жизнь — она не кончается после клинической смерти, есть только новое знание: если ты дышишь, значит, не надо сдаваться… каким бы убогим ни казался этот мир.

Я проиграла с самого начала, как аудиозапись, наш диалог… Все сказано. Поставлена точка. Я сошла с поезда на незнакомой станции, опять бреду в никуда одинокую ночь встречать…

Если долго плакать возле мутных стекол… Сколько может быть слез, сколько еще предстоит, я не знаю, как жить без него… Я не выдержала собственной истерики. И набрала SMS:

«Ну сделай же что-нибудь. Ты обещал, мы подписали договор…».

Он молчал.

«Когда… станет… легче?..».

«Тебе… все… было… сказано».

«Значит… НИКОГДА?».

Нет ответа. Я долго сидела и гипнотизировала экран, как будто под моим взглядом может прийти даже не отправленное письмо. В почте появился конвертик: «Накапливайте баллы и получайте бонусы. Билайн».

ПАРОЛЬ НА ВХОД

Из блога Олеси Градовой «Диагноз: Любовь».

Когда человек говорит с Богом — это молитва.
Афоризмы Рунета

А когда Бог с человеком — это шизофрения.

Логин GnknownVirus, пароль «абырвалг». Регистрация прошла успешно. Вход в главное меню. Вам исполнилось 18 лет? У вас есть незакрытые кредитные истории? Вы не имеете психических заболеваний? Подпишите отказ от претензий Создателю Игры в случае возникновения непредвиденных ситуаций после того, как вы покинете Игру. Вы принимаете правила Игры? Да. Выключите мобильные телефоны, снимите металлические украшения, наденьте шлем и перчатки.

Я попадаю на первый уровень. Ты почти настоящий, мне хочется дотронуться до тебя и испытать тепло человеческого прикосновения. Все твои слова, предложения, ответы — сформулированы таким образом, что мне кажется, что это я пишу наш сценарий, управляя диалогом с помощью телепатического оборудования.

— Что ты искала здесь?

— Тебя.

— Зачем я тебе нужен?

— Я хочу любить.

— Там нет того, кого ты могла полюбить?

— Там нет того, кто мог бы полюбить меня.

— Тебя окружают красивые, сильные и богатые мужчины, неужели ни один из них не подходит?

— Они чужие, они говорят на другом языке. Знаешь, а я — живая. А им, похоже, нужны куклы с программным обеспечением, которых можно поставить на stand-by, пока они заняты амбициями, деньгами или сексуальными авантюрами.

— Ты еще не поняла, что они так устроены?

— Поняла, поэтому я здесь.

Трехмерное пространство сконструировано эргономично и стильно. Я могу выбирать любое место пребывания: страну, город, улицу. Я чувствую себя почти уверенно, как человек, управляющий ситуацией.

Мы пьем порто на площади Сан-Марко в Венеции, проходим через ночную Плас Пигаль, бросаемся в воды Ливийского моря на южном побережье острова Крит. Ты реальный, реальный, реальный. Ты совсем рядом. Я чувствую, как становится тепло внизу живота, ты прижимаешь меня к себе — и я впервые защищенная, маленькая в твоих сильных руках, покорная, потому что мне не надо отстаивать свои ничтожные права на любовь.

Здесь нельзя управлять временем. Его невозможно остановить, хотя единственное, чего мне хочется в это мгновение, — прекратить самопревращение электронных секунд в окошке «Timing». Слизывать соль с твоей кожи, скользить горячими губами по всей поверхности тела, считывать, как сканером, языком и кончиками пальцев сильное, упругое, мужское, ощущая тактильно самые чувствительные твои зоны. Дарить тебе удовольствие, получая от этого свое, зеркально-ответное наслаждение.

Так хочется сказать: «Люблю тебя», но рано, поспешно, неуместно. Возможно, этим я нарушу правила, которые пока не до конца понятны, и все то, чем переполнено мое сердце — нежность, благодарность, страсть, — не позволит мне перейти на следующий уровень Игры. Я сдерживаюсь, собираю остатки воли так, что сводит скулы, и произношу, словно пользуясь дозатором мыльного флакона:

— Мне было хорошо с тобой.

— И мне, как никогда ранее. Ни с кем.

Мы подходим к стальной двери, ты набираешь секретный код и пропускаешь меня вперед. Я поднимаюсь по лестнице и неожиданно ощущаю преображение. На мне изумительный космически облегающий костюм. Мое тело сильное, стройное и гибкое, мои отражения в параметрических зеркалах безупречны. Только тебя нет рядом с моим отражением. Я перешла на другой уровень.

Я должна найти тебя, вспомнить секретный код, подобрать ключик, найти слова, которые позволят вернуть тебя.

«Я скучаю по тебе». Не подходит. «Мне не хватает тебя». Ложь. «Я хочу повторения той первой и единственной нашей ночи». Нет ответа. «Я хочу быть нужной тебе». «Я хочу быть твоей». «Я не могу тебя забыть». «Я не могу без тебя». Простой подбор слов на клавиатуре не дает результата.

Я бреду в темноте, мне не хватает воздуха, пересохли губы. Источник, пью, отражение. Глаза совсем другие. В них боль, взгляд внутрь, невидящий взор. Я прозрачна, никакие оптические обманы не делают меня видимой для окружающих. Антипод набоковского Цинцинната. Парфюмер Жан-Батист Гренуй. Меня просто нет. Ищу в толпе силуэт, слух пытается уловить малейшее колебание, напоминающее звук твоих шагов. Я превращаюсь в локационное устройство, работающее на одной-единственной волне.

«Ты не часть меня — но смысл, ты не спутник мой — но лишь попутчик, ты не любовь моя — но вдохновение. Ты не увидишь слез моих. Я не имею прав на тебя. Я… Отпускаю… Тебя…».

Стальные ворота тяжело вздрогнули и поползли в стороны. Внезапно. Вдруг. Красный «Бугатти» с ключом в зажигании. Новый уровень. Я давлю на кибергашетку и набираю киберскорость. От точности движений и быстроты реакции зависит исход Игры. В диапазоне видимости кругло-красные габаритные огни, на панели устройство навигации. Я обгоняю одну за другой игрушечные гоночные модели и становлюсь лидером виртуальной «Формулы-1».

Ты со мной. Я все сделала правильно, я собрала всю нефть, золото и не растеряла жизней. Полный бак бензина, полная обойма патронов. Дышу полной грудью. Ты здесь. Так, как будто всегда будешь рядом, и ничто не заставит тебя исчезнуть.

Я — твое отражение, зеркало твоих чувств, я отвечаю идентичным душевным порывом на каждую твою эмоцию, отзываюсь всем телом на каждое твое желание. Слышу тебя, читаю твои мысли, предугадываю каждое движение. Ловлю твой ритм, отвечаю на твои вибрации, делаю так, как ты хочешь, всё, что хочешь. Нежная, отдаюсь, страстная, завоевываю, подчиняю, хочу почувствовать тебя на вкус, всего до капли, выпиваю, ласкаю, прижимаюсь, растворяюсь в тебе, не могу говорить, хочу слышать. Слова простые и самые главные, и единственно возможные, и невозможные в принципе.

«Молчи, — говорю я себе, — ты вправе хранить молчание, и здесь, как в голливудском детективном боевике, каждое слово может быть использовано против тебя. Молчи!» Но не выдерживаю, слова сильнее меня…

«Я люблю тебя», — набираю на клавиатуре.

«Ты же знаешь, что это Игра. И ты приняла правила Игры».

«Я не знаю других правил, кроме одного: я говорю то, что не могу не сказать. Я делаю то, чего не могу не сделать».

«Сейчас ты рискуешь потерять все. Все очки, что набрала в предыдущем раунде».

«Простите, с кем я говорю, где тот, кого я нашла и кого не хочу больше терять?».

«Ты говоришь с Создателем Игры».

«Game over? Я проиграла?».

«Нет, ты была почти на грани, но тебе положен бонус. Ты переходишь на следующий уровень».

Я должна отказаться от поиска, не ждать и не надеяться, не верить в то, что Создатель пошлет нам еще один шанс. Новые правила — не звать и не искать его, научиться действовать в обстановке, приближенной к экстремальной, — без него. Отдать на склад инвентарь — коммуникатор, через который я набирала ему бесконечные «Где ты? Как ты? Почему?», не получая никакого ответа.

И это возможно, и у меня хватит сил, но это лишено всякого смысла. «Ты не часть меня — но смысл…» Я повторяю слова, ранее служившие паролем на вход, но ничего не происходит.

Понять простую вещь — не стучаться в дверь, пока она закрыта, а дождаться, пока щелкнет замок. Я робко стучалась, пытаясь справиться с сердцебиением, била ногой, пыталась засунуть гвоздь в замочную скважину в надежде изобрести отмычку. Но двери открываются только тогда, когда тебя хотят впустить. И остается только принять решение ~ сделать шаг или повернуть назад.

Когда открывается дверь, мы видим в этом провидение, удачу, шанс изменить свою жизнь. На самом деле это всего лишь попытка подменить свою волю чьим-то промыслом, чтобы впоследствии кого-то другого обвинить в собственном провале. Мы часто говорим «провидение», «промысел», подразумевая Бога. Где Ты был, когда ЭТО случилось со мной, — как обвинение в несправедливости этого промысла. Но мы продолжаем терзать Его расспросами, потому что Он, Единственный, не говорит с нами словами, а лишь знаками, которые мы не всегда можем расшифровать.

Ты привел меня к этой двери, Ты заставил меня подняться по лестнице и дал ключ от подъезда. Почему сейчас Ты оставил меня в растерянности, без подсказки и без объяснений? Скажи, почему, только пока я иду, я чувствую Твое присутствие, и стоит остановиться, как сразу теряю ориентацию? Перекресток, точка поворота — всегда остановка, торможение, выбор. Мне трудно понять, где Твой выбор, а где моя собственная воля. Ты учил меня, посылал испытания, говорил мне, что гордыня есть тяжкий грех, а я принимала муки как наслаждение, благодарила Тебя за избранность. Ты учишь только самых любимых, тех, кто еще не совсем потерян, у кого есть шанс спастись. Вот она, гордыня. А теперь, когда я потеряла всё, даже Тебя, я хочу спросить — это же был только урок? Урок, но не вся моя жизнь в ее начальной и конечной точке?

Ты посылал испытания для того, чтобы проверить меня и сделать прочной, как железобетон. И вот теперь, когда я превратилась в кусок расплавленного воска, без сил и воли, без знания и веры, Ты отказываешь мне в помощи. Именно в тот момент, когда я поняла, что не выдержу следующего испытания, потому что все силы истекли в предыдущем раунде. Ты трижды присылал за мной лодку, Ты делал это, но я была убеждена, что это должна быть, как минимум, двухпалубная яхта…

«Бог не дает человеку страданий больше, чем он может вынести». — Я набираю текст на экране, надеясь, что меня пожалеют и выпустят отсюда.

«Но Бог посылает человеку именно то, чего он больше всего боится…».

«Ты же Бог, я разгадала замысел Игры?».

«Нет, я просто ее Создатель».

«А что мне делать дальше?».

«Ты переходишь на другой уровень. Game is not over».