Первая ночь
Мы шли по Тверской, и наши руки иногда соприкасались. Глаза встречались, улыбка зеркальная — у меня и у него. Он взял меня за руку. Руки не отняла — как будто так было много, много раз раньше. Я сняла туфли с высоченными каблуками, и мы стали почти одного роста.
— Я так давно не ходил пешком по ночному центру Москвы.
— А я никогда не ходила по центру Москвы босиком!
— Если честно… Когда мы договорились о встрече, я думал, что мы просто попьем кофе, поболтаем и расстанемся. А сейчас… я совсем не хочу расставаться. Я бы вот так всю ночь бродил по городу, заходил во все кафе и пил с тобой кофе.
— А что нам мешает? У нас впереди вся ночь. Я чувствовала аромат кофе с корицей, запах ванили в латте, мне кружили голову такие новые для меня ощущения.
— Наверное, это и называется вкус к жизни — когда ты вдруг ощущаешь все грани тактильно, на слух, на вкус… Различаешь запахи — свежего хлеба, шоколада, французского вина…
— Может, ты и раньше чувствовала запахи, просто не обращала на это внимания?
— Дамир, я ходила по врачам, но они не могли сказать ничего вразумительного. Говорили, что нервное. У меня ведь очень нервная работа, полная стрессов — я организатор. Организатор массовых мероприятий. По-нашему говоря, «эффективный менеджер», хотя у нас это считается ругательным.
— Почему ругательным?
— Потому что так говорят про пиарщиков, которые ничего не знают и плохо знакомы с предметом, но за счет собственных управленческих навыков организуют работу других, тех, кто хорошо знаком с предметом. Признаюсь только тебе, я ведь практически ничего не понимаю в политике, в фондовых рынках и ИТ-технологиях… Ноя абсолютно четко выстраиваю работу на любых участках и делаю любые проекты «под ключ», отлично умею проводить старт-апы и разруливать любые кризисные ситуации. Я работаю с министрами, рейдерами, западными светилами и отечественными отбросами… Ведь все дело в правильном подборе нужного ресурса — временного, человеческого и контроль тайминга. Прости, меня иногда заносит в профессиональный сленг.
— Мне, наверное, придется узнать много новых слов. Но я готов учиться у тебя.
Меня подкупал его неподдельный интерес к моей работе, ко всему, что меня увлекает и составляет разные грани моего существования. Я привыкла, что мужчин интересует только одно — где у меня эрогенные зоны. Дамир, кажется, угадал — эрогенная зона у меня в голове!
С одной стороны, это внимание было лестно, с другой — стимулировало меня рассказывать всё больше и больше о составных частях моего мира: о бизнесе, отношениях между людьми, моих профессиональных технологиях и сугубо личных тайнах.
— Дамир, прости, но мы, пиарщики, все говорим на нашем «птичьем языке», вводя в транс клиентов с помощью малознакомых и подчас малозначимых слов. — Я извинялась за все эти» стар-апы» и «тайминги». — Я постараюсь говорить в рамках общеупотребимой лексики. А то ты действительно перестанешь понимать меня.
— А в чем суть твоей работы?
— Да шаманим мы, — я хитро прищурилась. — С общественным мнением, со смыслами, с ментальными стереотипами… Ой, опять перешла на сленг! Я неисправима.
— Да ладно, я давно общаюсь с четой Брусникиных, они тоже говорят на этом птичьем языке, и уже немного привык.
— А они твои близкие друзья?
— Можно так сказать. Ведь они были единственные, кто пришел на мой день рождения. Или, может, я позвал только их… Я родился двадцать второго июня, на границе Близнецов и Рака.
— Ты шутишь!
— Нет, не шучу и даже почти не вру.
— Но я тоже родилась двадцать второго июня. На границе Близнецов и Рака. В год Крысы.
— Я на год раньше. Только это мой первый день рождения. С некоторых пор я — Скорпион. И у меня другой день рождения.
— Прости, это связано с какой-то экстремальной ситуацией? — Я опять почувствовала дыхание тайны. — Я на днях общалась с человеком, который пережил восемь клинических смертей, и слава Богу, рождений на одно больше.
— Нет, все гораздо проще. Я изменил свой гороскоп. Дату рождения, год рождения. На самом деле мне двадцать девять лет, а не тридцать семь.
Идея чудодейственного омоложения за счет смены года рождения меня затронула особенно глубоко.
— А как это возможно? — Мне требовался рецепт прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик, ибо я побаивалась начинать отношения с мужчиной, имеющим такое конкурентное преимущество передо мной, как молодость.
— Когда-нибудь расскажу.
— А я могу тоже изменить дату и год рождения?
— Если тебе разрешат это сделать.
— Ты говоришь загадками.
— Просто пока я не знаю тебя. А ты мало знаешь обо мне. Если захочешь, я всё со временем расскажу.
— Конечно, хочу. Но я никуда не спешу. Впереди вечность…
Мне было легко с ним. Как будто мне тоже было двадцать девять или на год меньше. Мы зашли в чайный клуб, на полу были разбросаны подушки-думки и связанные из лоскутов вручную коврики. На низких, не выше ладони, столиках стояли драгоценные чаи, которые официанты в японских кимоно разливали в крошечные прозрачные чашечки. Играло трио — дудук, барабан и что-то из струнных.
Он сел на коврик, брошенный на полу. Я подтянула подушку и села рядом. Нет, не рядом, а так, как будто хотела расширить свое пространство и зафиксировать границу, слегка испуганная таким стремительным сокращением дистанции между нами.
— Садись ближе.
— Подожди. Я сейчас сяду поодаль. Потом привыкну к тебе и сяду чуточку ближе. Я как Лис в сказке Сент-Экзюпери. Каждый день я буду садиться чуточку ближе.
— Хорошо, я готов ждать. «Впереди вечность», — он с улыбкой передразнил меня.
Я не хотела смотреть на его хорошо прокачанные плечи, я где-то уже видела эту попку Сильвестра Сталлоне. Он слишком сексуален, чтобы я могла ждать вечность. Но есть определенное мною правило — не отдаваться мужчине в первую же ночь. Пропустить вторую и третью. Впрочем, третью уже можно не пропускать…
Но что-то заставило меня изменить правила. Интуиция? Робость? Желание не проиграть, как раньше, на всех досках сразу? Я решила поставить другие сроки — месяц или четыре недели, не меньше. Я хочу понять, что меня тянет к нему. Я ведь чувствовала невероятное нечеловеческое притяжение с самого первого его звонка. И не могла понять, дело ли в глубоком, сильном, завораживающем тембре голоса, заднице Сталлоне или в том, что это абсолютно близкий мне по всем психофизическим характеристикам человек? Совпадение наших «частот» скорее настораживало, чем радовало. Так не бывает? Слишком стремительное сближение… Я должна понять его душу прежде, чем отдам ему свое тело. Так внутри себя я облекала свое решение в слова, достойные страниц французского женского романа.
— Откуда ты подцепила эту фразочку — про вечность?
— Так, от одного знакомого, почитателя Будды. Таких немало было у меня. Он ухаживал за мной две недели. Две недели мы встречались каждый вечер и расставались только по утрам. Мы говорили и не могли наговориться. Мы не могли расстаться, и только эти слова позволяли нам оторваться друг от друга. «Впереди вечность». Мы даже не касались друг друга, как будто боясь физическим воздействием убить тонкое «тело» наших нежных отношений.
— А что случилось через две недели?
— Ничего. Я, наконец, решилась пригласить его домой. От волнения выпила бутылку шампанского и призналась, что однажды посетила мужской стриптиз в клубе «Нирвана».
— И что?
— Он разочаровался во мне и сбежал. Больше я его не видела.
— А что такого, подумаешь, стриптиз…
— Не хочу повторять ошибок и вываливать тебе черные страницы своей биографии, но я приняла участие в конкурсе «Леди Нирвана» и выиграла его. То есть почти выиграла, потому что первый приз уступила какой-то даме, которая была спонсором вечеринки. Но в последнем туре конкурса я была явно впереди ее на полтора корпуса, как говорят на ипподроме.
— И что же было в этом последнем туре?
— Я не буду рассказывать. Пусть это останется моей тайной.
Нирвана
Дамир явно хотел продолжения. Будучи неплохим рассказчиком, опять же — журналистка в прошлом, я сумела заинтриговать его одним заголовком и лидер-абзацем. Он был невероятно мил и располагал к откровенности. Сопротивлялась я не долго:
— В последнем туре конкурса «Леди Нирвана» мне надо было зайти в аквариум с водой, в котором сидел мулат в одних трусах, и намылить его гелем для душа. Кто больше пены оставит на своем партнере, тот и выиграет. В финале осталось две пары. Эта барышня, спонсор мероприятия, с отвисшим бюстом и столь же отвисшим животом. И я со своим «шоколадным зайцем». «Аниматор»-ведущий, который уверенно вел ее к победе, давая авансом очки в каждом туре, был похож на Андрея Малахова, звезду скандальных ток-шоу на Первом канале, по скорости воспроизводства бреда в устной форме. Он дал мне первой войти в клетку с тигром, точнее, стеклянный аквариум в центре зала, с потолка которого падала вода. Первопроходцам труднее, особенно когда плохо понимаешь правила игры. Я была в дорогом костюме и галстуке — в то время это был писк моды. А здесь выглядела как своеобразный S&M-KH4. Я колебалась минуту — войти под душ в костюме и в галстуке? Убить наповал обывателей, избавившись от лишних «понтов»? Или сойти с дистанции? Я выбрала второе. За несколько секунд, быстрее, чем принимала решение, я стащила с себя одежду, оставив только стринги, и вошла за стекло. Я почувствовала одну из самых потрясающих пауз в своей жизни — псевдо-Малахов замолк, словно у него пропал дар речи, точнее, забарахлил тот самый орган воспроизводства бреда в промышленных масштабах. Он не сразу овладел собой и подзатянул выход общественности из шока. Коснувшись шоколадного мальчика и увидев, как гель растекается по его плечам и груди, я выронила флакон. Я провела ладонью по этому прекрасному черному телу. Он тоже дотронулся до меня, словно познавая на ощупь. Он был поражен не меньше, чем квази-Малахов… Через мгновение не стало зала, все остались там, за стеклом, а здесь были только Он и Я. Черное и белое, безумное в охватившей нас страсти. Нас отделяли друг от друга только стринги — белые на нем, черные на мне. Я слышала пульсацию арабской музыки. Я не слышала, что говорил в микрофон наш Судия. Да и мог ли кто-то судить нас? Это был танец страсти. Космос и вечность в одном флаконе геля для душа. Мнимая доступность и невозможность обладания заставляла нас теснее смыкать объятия, а публичность этого акта возбуждала нас сильнее самого мощного афродизиака. Он сжал мои ягодицы и поднял на руки. Я хотела любви этого черного мальчика… Но тут микрофон прохрипел: «ВСЕ, ХВАТИТ, ВАШЕ ВРЕМЯ ИСТЕКЛО»… Я выскочила из стеклянного куба за занавеску, мне передали полотенце, одежду, я быстро облачилась в костюм, завязала галстук, не чувствуя пальцев. Сознание еще не пришло ко мне. Вернулась в зал. Я ждала аплодисментов? Меня встретили звенящим молчанием. Еще одна наивысшая по звучанию пауза в моей жизни, настоящий нокдаун для хорошо декорированной морали. Не забывай, это был стриптиз-клуб!
Я увлеклась пламенными воспоминаниями и самим рассказом и в этой жажде самовыражения практически забыла об осторожности. А ведь я второй раз наступаю на грабли, демонстрируя своему мужчине пагубность своей натуры. Но остановиться уже была не в силах…
— А тем временем барышня с живото-бюстом, намылив мочалку, яростно забрасывала пышной пеной своего белого партнера. Она делала то, что, собственно, и положено делать по условиям конкурса — она НАМЫЛИВАЛА его. На ней оставались трусы и бюстгальтер. Когда ее объявляли победительницей, зал возмущенно завыл. Наконец-то его проняла великая сила искусства! Они хотели зрелищ и были готовы платить своими голосами за то ЗРЕЛИЩЕ, которое подарили им Белая и Черный. Но мне не хватило процента голосов, и абонемент в «Нирвану» — главный приз конкурса ушел из моих рук. Я не минуты не жалела об этом. Я уже поняла, что такое «моя нирвана», мне было достаточно…
…Теперь я часто говорю эти слова: «Впереди вечность», понимая, что доступно лишь мгновение. Такая игра слов… — Я была уверена, что после моей откровенности я получу еще одного мужчину, который не готов принять «двойственности» моей души. Но он не оправдал моих ожиданий.
— Ты просто очень чувственная женщина. Я понял это еще по фотографии. Я… давно… искал такую…
— Как тебе удается сказать именно те слова, которые хочет слышать женщина?
— А что женщина еще хочет, помимо слов?
— Еще кофе, — голос немного дрогнул, но приличия были соблюдены.
— А что еще?
— Я… знаешь… Хочу отправиться в Космос. Но не на ракете. Я просто давно искала спутника, чтобы совершить это невероятное путешествие. Может, это ты?
— Я готов пройти предполетную подготовку. И если ты выберешь меня, значит, мы отправимся к звездам вместе.
Мы расстались почти на рассвете. Он посадил меня в машину и пошел ловить такси для себя. Я пыталась понять, почему я так хочу лететь в Космос с этим мужчиной? Наверное, потому что мы оба сумасшедшие? Это диагноз и это причина.
Когда я доехала до дома, коммуникатор подал голос — в эсэмэс-почте лежало письмо… «Я чувствую, что с момента внезапного появления всей тебя в моей жизни, такой, как я тебя узрил сегодня, трогал, ощущал… моя жизнь начинает кардинально и серьезно меняться, береги себя, котенок, ты мне очень нужна».
Еще один шаг
«Доброе утро, котенок. Надеюсь, тебе снились сладкие сны? Сегодня хочу тебя увидеть. Это возможно?».
«На Тверской, в девять. Я буду в серебристом скафандре и шлеме. Ты узнаешь меня из тысячи».
«Мы отправляемся сегодня?».
«Нет, мы только проходим предполетную подготовку».
Я приехала на несколько минут раньше, припарковала машину и направилась к выходу из метро. Прямо навстречу вышел Дамир. Он схватил меня в охапку и закружил.
— Отпусти, чижолая я, Григорий! — Я пыталась вырваться, но это было нелегко. Он очень, очень сильный.
— Стой здесь, я буду через секунду!
И он через всю Тверскую наперерез бросился к цветочной палатке. Я с ужасом смотрела, как тормозят машины, тщетно пытаясь силой взгляда остановить стадо железных коней и оставить его в живых.
Он вернулся с огромным букетом роз.
— Еще вчерашние не завяли, а ты уже новые покупаешь!
— Я буду каждый день покупать тебе цветы. Он поцеловал меня в щеку, но уже чуточку ближе, чем в прошлый раз, к уголку губ. Мы словно случайно соприкоснулись телами, на мгновение дольше, чем положено при случайном столкновении.
— Как прошел день?
Я уже привыкла, что Дамир интересуется всем происходящим со мной.
— Отлично, сегодня подали документы на тендер для одного министерства. Судя по всему, у нас лучшее предложение. У меня огромные шансы выиграть конкурс и заключить контракт на миллион!
— Нет ничего проще, ведь ты со мной! Хочешь, я сделаю так, чтобы ты выигрывала все конкурсы?
— А я и так в этом году выиграла все конкурсы, ну кроме тех, где результат был известен заранее.
— А зачем тогда участвовать? — удивился Дамир.
— Так, на удачу. Всегда верю в случайный фарт.
— Удачи не бывает. Все предопределено. И не всегда — конкурсной комиссией.
— А воля? Разве человеческая воля не может влиять на судьбу?
— Воля конкретного человека — нет. А вот воля тех, кто за ним стоит, конечно.
Кто может стоять за человеком, то есть за мной? Мой нынешний босс, лучший политтехнолог всех времен и народов Феликс Громов? Или его высокие покровители в Совете Федерации или даже выше! В нашей политпиаровской тусовке говорят, когда Громов и Градова работают вместе, они высекают молнии… Вероятно, он знает о моем бизнесе больше, чем мне бы хотелось. Брусникин, видимо, треплется почем зря и на каждом углу.
Вообще я не люблю разговаривать с мужчинами о работе, о конкурсах и миллионах. У нас, как правило, есть более приятные темы для общения. Например, обо мне, о моих бедрах, губах, зеленых кошачьих глазах. Об этом я готова слушать вечно… Здесь моя откровенность была скорее исключением. Просто его ДЕЙСТВИТЕЛЬНО интересовала я и всё, что со мной связано. Так бывает, думала я. В одной из миллиона случайностей.
— Для тебя важно побеждать в этих конкурсах?
— Конечно.
— Это приносит тебе деньги?
— Нет, лично мне не приносит. А моей конторе — да. Для меня это как компьютерная игра — переход с одного уровня на другой, я должна собрать все золото, нефть и самый главный приз — это черная зависть коллег, которые не могут понять, как блондинка с моими ногами способна быть великолепным топ-менеджером.
— Ой, и любишь ты себя, Градова!
— Да кто ж нас еще полюбит-то, кроме нас самих? — Я опять напропалую кокетничала и хвасталась.
— Я могу помогать тебе в бизнесе, — это прозвучало как заманчивое предложение. — Может, для этого мы и встретились, чтобы ты помогала мне, а я — тебе.
Мы сели за столик и заказали суши. Впервые за несколько лет, уже обретя обоняние и вкус к принимаемым яствам, я поняла, что суши — это невероятная гадость. Как я могла их есть по пять раз на неделе?
— Дамир, я даже не представляла, какая гадость — эта ваша сырая рыба!
— Хочешь, пойдем в другой ресторан?
Но я немедленно смягчилась, приняв один из любимых образов в моем арсенале — категорической покорности:
— Мне не важно ЧТО, важно — С КЕМ…Он опять подыграл мне:
— Все-таки ты актриса. И ты мне все больше и больше нравишься.
Лучше уж я перейду к беседам на деловую тему. А то сорвется что-нибудь неподобающее и жалкое типа «И ТЫ. МНЕ ТОЖЕ».
— Знаешь, бизнес для меня не самое главное…Я давно разочаровалась в обладании деньгами. Они не приносят того, чего я ожидала от них. Не делают меня счастливой.
— А что делает?
— Можно, я пока не буду об этом говорить? Я помнила басню про ворону и сыр. Быстро же уволокла хитрая лисица кусочек итальянской горгонзолы! Признаваться в таком малознакомому мужчине? Не исключено, что это сработает хлеще стриптиза с мулатами в клубе «Нирвана».
— Ты читала «Фауста» Гёте?
— Я даже Пушкина читала… «Мне скучно, БЕС…».
— А если бы к тебе пришел Мефистофель, чтобы ты попросила у него?
— А я могу, в отличие от Фауста, остановить мгновение, если оно прекрасно? То есть это должно быть какое-то конечное желание? В смысле, его исполнение не повлечет за собой моей смерти, как у Гёте?..
Он не ответил. Или я не дала ему ответить.
— У меня есть мечта…
Я все-таки сделала паузу… Я вообще мало кому говорю об этом, не хочу дорисовывать штрихи к портрету неуравновешенной женщины со странностями, но я рискнула. С Дамиром я почему-то все чаше и чаще шла ва-банк. Вместо того, чтобы «смолчать и сойти за умную», я, наоборот, выплескивала на него эти лишние «штрихи». С одной стороны, это давало мне долгожданное чувство свободы — быть собой, другой, иной, не такой, как все, — и избавляло в дальнейшем от необходимости рисовать какой-то положительный и заурядный образ. Рассказ про «Нирвану» стал неким тестом — насколько глубоко я могу пустить этого человека в ту, темную, сторону моей души, которую скрывала от всех, опасаясь, что мужчина, познав ее, в ужасе отшатнется.
— Я мечтаю писать книги. Я все время пишу маленькие рассказы в Интернете. У меня уже две тысячи читателей. Но я работаю в малом жанре. Короткие новеллы, на большее просто нет времени. А я… мечтаю… чтобы мои книги выходили бешеными тиражами, как у Джоан Роуллинг.
— Что тебе надо для этого? Время?
— Не только время. Талант, вдохновение, опять же фарт… Мне кажется, что у меня есть талант — я чувствую слово. Знаешь, это трудно объяснить, я на вкус его чувствую, в отличие от пищи, вкус которой я только сейчас начинаю воспринимать рецепторами. Я чувствую вкус фразы, звучание каждой ноты в ее аккорде. Я могу играть ею, как ювелир, занимаясь огранкой драгоценного камня. И мне это нравится.
— Если нравится, значит, ты будешь писать книги. Ты знаешь, что Мефистофель — это демон, который помогает творческим людям. И Пушкин и Гете об этом знали. Потому что Мефистофель стоял за их спиной, когда они писали свои стихи.
Мне понравился этот киношный образ. Сидит Иоганн Вольфганг фон Гете, а за его спиной — прекрасный демон с лицом Аль Пачино, нет, с лицом Кости Хабенского с благородной сединой у висков, и направляет гусиное перо… Игру моего воображения Дамир прервал одной из своих фирменных «лекций», которых я уже немало прослушала:
— Всего демонов — тринадцать. Как и апостолов. Азазель помогает ученым, Амдусциас — покровитель музыкантов, Асмодей помогает прийти во власть, Астарот, на самом деле это богиня женского полу Астарта, или Иштар, — это демон сладострастия, Бегемот — демон, пробуждающий в людях звериную дикость. Ваал, он же Вельфегор, требует кровавых жертв. Велиал — дает удачу любителям азартных игр. Вельзевул — второй демон после собственно Люцифера, покровитель гордыни… Каждый из них имеет свою сферу «ответственности», один отвечает за деньги, другой за силу, третий за сексуальность… Если кто-нибудь из них начинает помогать человеку, тот обретает возможности, которые может дать ему «союзник».
— Прости, ты так говоришь, будто можно выбирать — деньги или секс?
— Конечно, можно.
— Но как? — Мне показалось, что Дамир знает ответ на мой вопрос, но пока не хочет делиться со мной.
И он подтвердил догадку:
— Придет время, я тебе все расскажу.
— А бывает так, что у человека несколько демонов?
— Конечно, и тогда он имеет и деньги, и обожание, и поклонение, и власть. У Пугачевой одиннадцать демонов, а у Путина — девять.
— Ты говоришь, обожание, а не Любовь?
— Любовь — это чувство белых. А демоны относятся к миру черных. Можно быть сексуальной, и к твоим ногам мужчины станут класть все блага этого мира. Но любовь с помощью демона получить нельзя.
— Тогда мне не очень интересен этот мир. Я всегда искала любовь.
— Любовь — это эмоция, а эмоции разрушают жизнь. Тот, кто любит, зависим и слаб. Он боится потерять объект своей любви. А если его бросают, он превращается в НИЧТО, в зомби, мысли которого заняты только одним — вернуть, заполучить, пользоваться единолично. Я предпочитаю партнерство, диалог на равных, понимание, взаимопомощь. Я любил, и меня бросили. Меня растерли, вышвырнули, как ненужную вещь, и пройдя через все муки ада, сделал для себя выбор — я ищу СВОЮ ЖЕНЩИНУ, но это не означает, что ЛЮБОВЬ. Я хочу иметь семью, но это не означает, что я стану собственностью или захочу превратить в собственность ЕЕ. Главное — свобода и развитие. Если мне повезет и я найду такую женщину, вместе мы перевернем этот мир.
Он говорил о том, что казалось мне логичным, правильным и честным. Но моей религией была Любовь. Языческим божеством, которому я поклонялась. Я понимала разумом, что партнерство — это более здоровая и социальная форма существования, но отказаться от романтического восприятия мира и принять отношения между мужчиной и женщиной не любовные, а «партнерские», я пока была не готова.
Более того, я хорошо помнила таблицу Теппервайна, в которой он описал симптомы Любви и Зависимости:
Зависимость препятствует индивидуальному росту — Любовь помогает развиваться вдвоем.
Зависимость — это постоянный страх потери партнера. Любовь зиждется на доверии.
Зависимый человек хочет изменить другого, а влюбленный принимает его таким, как есть…
Любовь живет настоящим и открыта для будущего…
Но Дамир как-то по-своему трактовал эти понятия — он говорил о Любви как о Зависимости. А то, что Теппервайн называл Любовью, он приравнивал к Партнерству… Но до определенной поры я прощала ему «нестыковки».
— Ты говоришь, что любил, но тебя бросили. Ты можешь рассказать, почему?
— Хочешь поговорить об этом? — Он улыбнулся, но впервые это была совсем невеселая улыбка. — Потому, что сначала она хотела быть со мной каждую минуту, и мы оба бросили работу и не расставались несколько недель. Потом кончились деньги. И она стала говорить, что все мужики зарабатывают и покупают цацки своим женам, а я целый день не вылезаю из постели. Я начал работать день и ночь, у меня было по пятнадцать клиенток в день — массаж спины, антицеллюлитный массаж, спортивный, лечебный, энергетический… Потом я увидел, как она трахается в «Альфа-Ромео», который я подарил ей на свадьбу… Я ушел, она умоляла вернуться, говорила, что любит, что жить не сможет без меня… Я ждал несколько недель. Приехал в наш общий дом, открыл дверь своим ключом. Ко мне навстречу вышел тот самый хрен. «Ты кто?» — спросил я его. «Муж». Я бросил ключи и ушел. Ушел навсегда. Она еще звонила, что-то пыталась объяснить, но я предпочел не вникать. Она сказала, что у меня не будет женщины лучше ее. НИКОГДА. А она была ведьмой, возможно, она знала, о чем говорила…
Я видела, что он испытывает почти физическую боль. Хотя прошло достаточно времени, чтобы отболело. Обида. Мужчины не могут быть нелюбимыми. Они глубже, чем женщины, переживают измены. Мы чувствуем, что нас разлюбили. Они чувствуют, что его любимую трахает другой. Это принципиально разная БОЛЬ. Не исключаю, что от одного этого можно свихнуться.
— Знаешь, я не хочу, чтобы твое или мое прошлое мешало нам получать удовольствие от того, что за окном июль, на столе вкусное вино, твоя ладонь в моей руке. — Он нежно коснулся губами кончика моего носа. — Мне нравится, как ты улыбаешься, я хочу все время видеть твою улыбку.
Я опять посмотрела в зеркальце. Я действительно все время улыбаюсь…
— А ты знаешь, что зеркало — это изобретение дьявола?
— Как это?
— Зеркало — это символ привязанности к своей личности. Он считал, что человека нельзя оставлять в одиночестве, и подарил ему свое отражение…
Зачем я воспроизвожу все наши диалоги? Потому что давно не говорила с мужчинами о чувствах, о прошлом и будущем, их никогда не интересовал мой внутренний мир, да и сама старалась меньше знать о них по принципу «меньше знаешь — крепче спишь».
Мои подруги шарились по карманам, залезали в мобильник в поисках компромата, просто чтобы ЗНАТЬ. Они никогда не пускали в ход добытые незаконным способом улики — чтобы не дать повода для разрыва. Они хотели знать, чтобы предотвратить катастрофу и не позволить ввести себя в заблуждение. Я же не хотела знать, чтобы позволить мужчине казаться таким, каким он хочет, — так проще.
Но с Дамиром было иначе. Мы познавали друг друга глубже и глубже, ныряя в скрытые от чужих глаз лабиринты, держась за руки и помогая друг другу обходить острые углы. Наверное, так бывает в жизни, когда двое, пройдя через Преисподнюю поруганной любви и нечеловеческих мук одиночества, вдруг находят того, рядом с кем можно не бояться снять хитиновый панцирь, довериться, допустить очень, очень близко — к самому центру своей Вселенной.
Мы шатались по Покровке, Мясницкой, Дмитровке. Его глаза светились. Я смотрела в него как в зеркало, и мне казалось, что мои глаза излучают такой же свет.
Навстречу шли две девушки — лет по двадцать, не более… Одна из них сказала: «Смотри, какая красивая пара!» Он посмотрел на меня и еще сильнее сжал мою ладонь.
— А ведь это правда?
— Просто мы с тобой выглядим как подростки, тебе не кажется?
— А мне всегда говорили, что я не повзрослею.
— Точно, и Брусникин так говорил: «Дамир — большой ребенок».
— А что еще говорил тебе Брусникин?
— Что ты очень хороший массажист. Что ты хороший друг. Что ты бывший мусульманин. А вообще мне почему-то показалось, что он словно извиняется передо мной. Как бы заискивает. Как будто он заинтересован, чтобы мы с тобой познакомились.
— Конечно, он ревнует ко мне свою жену. Он даже провожает ее, когда Нина приходит ко мне на массаж. А если он познакомил со мной тебя, то вроде теперь можно быть спокойным — если мы будем встречаться, значит, между мной и Ниной ничего нет. Банальная проверка «на вшивость».
Мы опять расстались возле моей машины, которая вновь была полна ароматом роз. Он обнял меня — в этот раз немного более интимно, я опять почувствовала хорошо накачанную грудь под майкой. Меня волновала упругость его спортивного тела.
«Ты озарила мою жизнь своим появлением. Котенок, мне тебя уже реально не хватает. Я благодарен Интернету за то, что я встретил тебя. Когда мы не видимся, мне кажется, что я пропускаю важные страницы в любимой книге». Я засыпала с очередной его эсэмэской.
Танец надежды
— Ты должна отключить голову. Пока ты думаешь, как выполнять движения, ты не танцуешь. Отдайся музыке, подчинись ей, наполни вибрацией каждую клетку тела. — Азали не просит, а требует, видя мою сегодняшнюю погруженность в себя. — Взмах, поворот, голову выше, к небу! Ты все время смотришь вниз, как будто боишься оступиться. Поверь в себя. Забудь, что ты стоишь на земле, как птица оторвись. Лети, поймай поток ветра!
Музыка замирает, потом опять учащается барабанный пульс.
— Медленнее. Плети, как кружево, танец, петля к петле, маленькие, большие стежки. Кружись. Быстрее, еще быстрее! Так закручивается спираль жизни, и ты уже не можешь остановиться. Иди навстречу мечте, верь и надейся, и не бойся ничего. Откройся своему чувству. Пусть смывает потоком все, что может ему помешать.
Азали подходит ко мне, касаясь спины между лопатками.
Почувствуй — они здесь, твои крылья, расправь их и взлетай! Я вижу в ней птицу, вижу ангела, который спустился ко мне на землю, чтобы рассказать о том, что есть надежда… Я опускаюсь на колени, благодарно складывая руки. Спасибо, Господи, что ты даешь силы дышать, любить, танцевать…
Самиздат
Утром я поехала в больницу — уже четвертую неделю мне через день ставили капельницы. Восстановительная терапия после воспаления легких, которое я перенесла зимой на ногах. Командировки, митинги в Красноярске, каждую неделю куда-нибудь летели маленькие двухрядные «боинги» со мной на борту.
Нижний отдел; почти половина легких, атрофирован, а я продолжаю курить по две пачки в день. Врачи обещают помочь, но я по-прежнему задыхаюсь, при глубоком вздохе резкая боль. Хотя предварительный диагноз «астма» сняли, что уже вызывает оптимизм.
Как оказалось, отсутствие половины легких мне не мешало жить, просто привыкаешь дышать в полсилы, чтобы не было больно. За полгода я привыкла набирать воздух в легкие небольшими порциями, как будто так и было всю жизнь. Но периодически, когда простужаюсь, начинаются хрипы в верхнем отделе, и вообще перестаю «синтезировать кислород». В общем, я заплатила приличную сумму за убийственный курс антибиотиков вкупе с капельницами, и как все, что стоит больших денег, — такова была моя уверенность, — они должны были помочь.
Сестра ставит мне катетер в вену — потому что сначала закачивают озон в физрастворе, а потом делают лазерное облучение крови. Модная терапевтическая процедура, поднимающая иммунный статус организма. Чтобы не колоть вену дважды, ставят более толстую иглу и прикручивают ее пластырем к руке на уровне локтя. К этим «операциям» я уже привыкла, только врачи улыбаются — уже иголку вставить некуда, вены быстро приходят в негодность от постоянных проколов.
— Доктор, а я жить буду? — мрачно шучу я.
— А смысл? — как в анекдоте, отвечает мой человек в белом халате. — Будешь, будешь, мы и не таких на ноги ставим. Голова не кружится?
— Немного.
— Потерпи, осталось еще две капельницы. Меня начинало вгонять в сомнение — целый курс дорогушей терапии, а никаких изменений. При вдохе режет в груди. Но они все время говорят про какой-то «накапливающийся эффект» — то есть после одной процедуры ничего не почувствуешь. Нужно сделать курс, прежде чем станет заметно действие препаратов. Не исключено, что коммерческая клиника таким образом зарабатывает неплохие деньги. Типа курс закончен, пациент получил выписку и идет домой, ждать того самого «накапливающегося эффекта».
Мне затянули эластичным бинтом руку, я расправила рукав блузки и надела пиджак. Сегодня у меня конференция по информационной безопасности, надо успеть. Я засунула в прорезь автомата для кофе четыре монетки и нажала на кнопку с изображением «самый большой и крепкий». Бурно, как стиральная машина, аппарат что-то провернул у себя внутри, выплюнул бумажный стакан, высыпал сахар и наполнил его бурой жидкостью. Потом задумался и зачем-то выплюнул и деньги. Те самые четыре пятирублевые монеты, которые я скормила ему пару минут назад.
«Вектор удачи поменялся!» — это мой личный слоган для тех случаев, когда внезапно какая-нибудь сложная ситуация разрешалась или мне неожиданно везло.
Уборщица посмотрела на меня подозрительно, впрочем, я уже начала привыкать, что люди как-то странно «обнюхивают» меня, как будто я сделана из другого материала или прилетела с другой планеты. Наверное, раньше я бы воровато вытащила из ящичка для сдачи монеты и поспешила спрятать добычу, но тут я сделала вид, что так я поступаю всегда. Хорошо, что на дворе двадцать первый век, а то из-за доноса этой великодушной женщины со шваброй меня могли бы сжечь на костре по приговору святой инквизиции.
Я успела на второй доклад конференции. Думаю, первый был такой же скучный — говорили о конфиденциальной информации и способах ее сохранности. Нельзя пользоваться флэшками, отправлять мэйлы, выносить из офиса документы и печатать их на «общественном» принтере. Всюду могут быть враги. В общем, только так я, не страдая манией преследования, и обращалась с конфиденциальными бумагами. Более того, нередко оставляла их в ресторане по итогам деловых переговоров с клиентом. Возвращаясь через добрых пару часов, пыталась понять по глумливым лицам официантов, успели ли они сделать копии и отправить их в какие-нибудь правоохранительные органы или продать конкурентам за баснословные комиссионные.
Во время фуршета столкнулась с Брусникиным. Он явно ко мне потеплел и норовил затронуть личные темы.
— Ну как, вы встречались?
— Да. Мне он показался интересным.
— Неужели? — Вроде как удивился.
— Да, у нас много общих тем, мы поедем с ним в следующем году в Непал, и в целом я очень благодарна вам за весьма ценное знакомство.
Он как-то озадачился и готовил новые аргументы.
— А ты знаешь, что он черный маг?
— Ну… начала догадываться, — хотя к таким категоричным выводам я еще не приходила. — Он это серьезно?
— Не думаю, просто очень увлекающийся человек. Пока он чем-то увлекается, это серьезно. А так — у него все достаточно поверхностно.
Брусникин был человеком по-настоящему умным, то есть обладал энциклопедическими познаниями, эрудицией и высоким IQ. Для него поверхностными казались любые знания, поскольку сам он изучал любой вопрос досконально и, как выпускник философского факультета МГУ, обладал серьезным багажом разного рода полезных сведений. Я с ним частенько консультировалась, несмотря на то, что он смотрел на меня свысока. Я не гордая, когда мне нужно решение, я готова задействовать любой ресурс, даже великолепный мозг Вадима Брусникина…
Вернувшись в офис, я быстро расправилась с нападавшими в электронный ящик письмами, сделала несколько звонков, раздала поручения и назначила сроки. Все было в соответствии с «таймингом». Как обычно.
Открыла Яндекс и набрала в поисковой строке ключевые слова «Черная магия». Объявления, сайты магических салонов. «Приворот 100 %. Заговор на удачу… Вы чувствуете, что Вы перестали управлять своей судьбой, удача отвернулась от Вас, Вы потеряли любовь и надежду. Мы поможем Вам…» Весь этот мусор заполнял Интернет, а значит, мысли, души людей, которые уже ни во что не верят, кроме как в какую-то сомнительную помощь извне.
Я искала другое. Изменила запрос. «Черный маг, страх, манипуляция». И практически сразу нашлось то, что нужно. Точнее, я не совсем понимала, что ищу, и какой-то конечной цели не преследовала. Просто мне надо было изучить предмет.
Признаюсь, я ничего не знала и никогда не хотела знать про магов. Более того, я даже не представляла, что они бывают черными, белыми или то, что они вообще существуют. Но это моя привычка — сталкиваясь с неизвестным мне понятием или явлением, обращаться к Всемирному разуму и искать в Интернете ответы. Мой вопрос, который я еще не сформулировала для себя, но он уже начинал вибрировать где-то на уровне подсознания, — ПОЧЕМУ Я БОЮСЬ?
Это был немного странный документ, датированный 1980 годом, — инструкция по технике безопасности при общении с магами, «Блеск и Нищета магов», так называемый самиздат. Инструкция содержала довольно профессиональную лексику, и это подтверждало, что ее автор не относился к «мракобесам», которые пишут и говорят о магии, а скорее, создавал некий реферат на заданную тему.
Я распечатала инструкцию. Положила в прозрачный файл и спрятала в стол. Будет время, надо ознакомиться подробнее. Семь часов. Мне пора ехать на тренировку к Азали. Сегодня я не увижусь с Дамиром. После занятий надо обсудить новый, доработанный мною сценарий суфийской вечеринки и отобрать притчи для игры со зрителем. Мы решили, чтобы развлечь гостей, их нужно заставить читать «по ролям» суфийские притчи от Ошо.
15 минут
Было почти двенадцать, когда я поняла, что сегодня он еще не звонил. Я набрала зсэмэску:
«Как ты? Я соскучилась по твоему голосу».
Мгновенно пришел ответ:
«А я соскучился по твоей хитрой улыбке».
«Почему хитрой?».
«А ты себя видишь в зеркале?».
Я посмотрела в зеркальце, в моих глазах прыгали чертики, которые появлялись, когда я была рядом с Дамиром. Он сидит в своем Митино, а в моих глазах те же самые маленькие бесенята, которые, похоже, обосновались всерьез и надолго. А я удивляюсь, почему окружающие люди, да и сам Брусникин, принюхиваются ко мне и замеряют радиацию вокруг меня?
«Это ты хитрый. Тебе удается всегда говорить то, чего хочет услышать женщина».
— Кому ты пишешь? — спросила Инга. — Своему принцу?
— Ага, своему Черному Принцу…
— А почему Черному?
— Потому что у него восхитительные карие глаза, как у Киану Ривза. — Я вскинула ресницы, испытывая и транслируя удовольствие от воспоминаний о нем.
Инга вздохнула, и мне был хорошо знаком этот тихий вздох — ведь всем хочется сгорать от любви, но не всем даруется такой шанс. И я снова посмотрела в зеркальце — не спрятались ли мои чертики?
Мужчины за соседним столиком развернулись в мою сторону, излучая сексуальный интерес. Я знала эту реакцию — когда женщина достает пудреницу, это оказывает натурально магическое действие. «Эта женщина думает о том, как она выглядит, а значит, о мужчинах, а значит, не откажется от флирта, а где флирт, там и секс» — так расшифровывают они данный жест. И начинают приходить в броуновское движение.
«Я хочу увидеть тебя, хотя бы на 15 минут. Можно я приеду к тебе на Сокол?».
«Мой Принц, я буду там через 45 минут». Мне надо было еще закрыть счет и тему нашего обсуждения: «Я и Киану Ривз»…
«Я буду там через 40».
Я летела на скорости свыше ста двадцати километров в час. Меня не останавливали гаишники. Я хотела видеть его. Я хотела целоваться с ним. Я думала об этом, и у меня кружилась голова.
Он стоял возле метро. С букетом роз. Бросился ко мне навстречу, я спрятала лицо у него на груди. Подожди, я еще должна привыкнуть к тебе. Сколько подождать? Минут десять. Или пять. Я…
Мы целовались долго, стрелки на часах на портике станции метро миновали несколько пятиминутных отрезков. Голова кружилась.
— Я всегда держу свое слово. Пятнадцать минут…
За эти пятнадцать минут я пыталась ответить на волнующие меня вопросы: почему я схожу с ума, сколько еще смогу держать его на расстоянии? А также — насколько он соответствует моим представлениям об идеальном партнере, то есть незаметными прикосновениями пыталась сделать «замер» определенных параметров его сексуальности. Но точных данных получить так и не смогла. Я опять стала убеждать себя, что размер — это не самое главное, если мы так хорошо понимаем друг друга. Просто не хотелось бы разочаровываться…
Он сел в такси, которое дожидалось его на остановке, и уехал в ночь. Все-таки он ненормальный. Но эта ненормальность была такой милой и так синхронизировалась с моей ненормальностью, что я опять почувствовала тепло в груди. Это только поцелуй, а я вся дрожу, что будет, если мы окажемся еще ближе? А я готова к этому? Я должна сделать это лишь в тот момент, когда пойму, что больше нет ничего, что могло бы меня остановить. А сейчас меня останавливали два нерешенных вопроса:
1) Зачем я ему нужна?
2) Что будет со мной, когда этого не будет? Почему я боюсь довериться мужчинам, почему напор, с которым Дамир добивается меня, скорее пугает, чем радует? Да, есть «опыт прежних жизней», которых у кошки — девять. А у меня? Похоже, не так много осталось в запасе. Все мои любовные истории заканчивались странно — я привыкла говорить про этих мужчин «ОНИ ИСЧЕЗЛИ». Это означало, что в какой-то момент мне просто переставали звонить. Вроде еще вчера замечательный секс, море нежности, и вдруг просто НИКТО НЕ ЗВОНИТ…
Телефон не подает признаков жизни день или два. В своем бешеном ритме жизни я даже не всегда замечала, что уже несколько дней нет звонка. Иногда набирала номер, но он не отвечал. Потом ждала еще какое-то время. Новая попытка позвонить. «Абонент в сети не зарегистрирован».
Абонент в сети не зарегистрирован… Нет, конечно, они не меняли номера. Со мной говорила Пустота, и эта леденящая субстанция заполняла мою душу. С каждым новым мертвым номером в телефонной книге и моей памяти. Номер, на который не позвонишь и который никогда не трансформируется в любимое имя на экране мобильника. Наконец я приходила к осознанию ситуации — это КОНЕЦ. Но я пыталась заново жить. «У кошки девять жизней, — говорила л себе…
После каждой такой истории садилась за ноутбук и писала рассказ. Так я и научилась превращать жизнь в текст. Всякий раз после такого «исчезновения» во мне словно что-то умирало. Атрофировался кусочек души. Это сродни физическому недугу — мне трудно дышать половиной легких, но это не смертельно, просто отныне ты будешь сдерживать себя, потому что глубокий вдох приносит боль.
Я продолжала жить, как животное с отрубленной лапой. Уже не болит, но чего-то не хватает, бегать неудобно, и окружающие смотрят с жалостью — неполноценная особь. Затем учишься перемещаться на трех здоровых конечностях, и однажды приходит момент, когда ты опять завиляешь хвостом. Рыжим хвостом в полоску…
«Но зачем, — думала я, — вспоминать о прошлом и тащить неудачные модели в будущее? Каждая новая встреча — это шанс все изменить, начать с чистого листа, так ведь учил Ошо и его поклонница Азали? Об этом, черт побери, было написано на открытке-флаере, которую протянул мне Ян: «И ключ в твоих руках!».
«Дамир, моя учительница говорила мне: «Отдайся потоку, иначе никогда не достигнешь большой воды», — бросила я эсэмэску на его номер.
«А ты хорошо плаваешь? Если нет, я протяну тебе руку, и мы доплывем до океана…».
Вот и ответ. Мы вместе… держась за руки… почти как в «Титанике», хотя это опять неудачная реминисценция…
Я зашла в свой блог. Мне не о чем было писать — я создаю свои маленькие произведения только в состоянии душевного «раздрызга», я уже говорила о терапевтическом воздействии творчества на мою израненную душу. Скорее всего, эта работа заполняла вдруг образовавшуюся пустоту, а иногда помогала разобраться, пережить ситуацию и сделать выводы на будущее. Нет, вру, сделать выводы никогда не получалось, я опять и опять наступала на старые грабли.
Я перелистала содержание блога. Наткнулась на довольно старый рассказ, который пару лет назад стал победителем в интернет-конкурсе рассказов про любовь.
РЫЖАЯ В ПОЛОСКУ
Из блога Олеси Градовой «Диагноз: Любовь».
Неприрученное животное. Большая дикая кошка. Ей хотелось подойти к человеку, но она могла позволить только одно — приближаться ему, а сама застыла в позе, оставляющей возможность для маневра. Она смотрела на него немигающим взором, как будто миллисекундное закрытие пронзительно-зеленых глаз предоставит ему возможность совершить неконтролируемую смену диспозиции: где он будет ближе, чем может позволить ее чувство сохранности.
Ей хотелось, чтобы он подошел, ей хотелось сделать маленький шаг навстречу, чтобы ускорить сокращение расстояния. Но прежний опыт и какой-то генетический страх перед охотниками парализовали ее тело.
— Не бойся, я не причиню тебе зла, ты можешь верить.
— Ты способен сделать больно, как и другие.
— Ты права, способен, мы часто делаем это против собственной воли, но ты в безопасности.
— У меня есть условие.
— Впервые в жизни кошка выдвигает условия. Даже немного забавно. Я готов.
— Я хочу, чтобы ты меня любил.
— О боже, как я могу полюбить тебя, если тыне человек? Я могу привязаться к тебе, я могу ласкать тебя, поить молоком, но разве этого будет достаточно?
— Нет, я хочу, чтобы ты думал только обо мне, чтобы тебе ни с кем не было так хорошо, как со мной, чтобы единственное, чего ты хотел от жизни, — это смотреть в мои глаза.
— Это очень странное условие, я не уверен, что смогу. В моей жизни очень давно были чувства, схожие с теми, о которых ты говоришь. Похоже, нам выдают в начале жизни некий неприкосновенный запас любви, но мы его тратим слишком рано и слишком быстро — тогда, когда еще не знаем, что он является истощимым и невосполняемым ресурсом.
Ее желание подойти ближе, уткнуться в колени большой головой оказалось сильнее, чем стремление подписать пакт о ненападении, или просто же она решила, что мы договорились, если я не произнес окончательного «нет».
Она была голодна — это был тактильный голод, когда каждое прикосновение отдается в теле судорогой долгожданного счастья. Ее шкура оказалась в нескольких местах поранена, но шрамы, возможно, от укусов собратьев или охоты в непролазных буреломных лесах, давно зажили… Она свернулась возле моих ног кольцом, тело было напряжено, как капкан, она явно не хотела, чтобы я уходил.
Тихое мурлыканье убаюкивало меня, как джазовый квартет во время светской презентации. Я вспоминал о тех днях, когда еще не был один, и вот также рядом со мной лежала любимая женщина, мягкая и доверчивая, как кошка. Ощущение бесконечности счастья, полное нежелание куда-то двигаться, созерцательность собственного внутреннего пространства и причудливых поверхностей ее тела… Так я нарушил первый пункт договора, потому что начал думать о другой.
Далее я нарушил второй пункт, потому что до меня донесся запах печеного на углях мяса и голоса моих друзей, приступивших к водке на бруньках — кульминации сегодняшнего вечера. Меня звали. Возвращался ритм обычной мужской жизни, наполненной охотой за дичью, за деньгами и за женщинами.
— Вот это зверюга! — Один из моих соплеменников обнаружил меня на опушке рядом с большой дикой кошкой. — Не двигайся! — Он щелкнул затвором охотничьей двустволки.
— Эй, не стреляй! — крикнул я и вдруг почувствовал, как пушистое кольцо у моих ног окаменело, а шкура окрасилась бурой кровью.
— Это же зверь-оборотень, ты не представляешь… Скажи спасибо, что я спас тебя… Как ты мог так близко ее подпустить? И где твое ружье? — Он подбежал к зверю и стал осматривать жертву. — Шкура порченая, жаль, но голова обалденная, забираю, если ты не против!
Я последний раз взглянул в ее зеленые глаза, обращенные куда-то в небо, как будто там, в выцветшей сини, было что-то удивительно красивое, и пошел в ту сторону, откуда доносился дымный запах шашлыка.
Так я нарушил третий пункт договора. Потому что остекленевший и чужой взгляд некогда обращенных с такой нежностью на меня глаз вызывал чувство безнадежной жалости, но не любви.
— Черт, вы не представляете, это же случается раз в жизни — встретить кошку-оборотня, а еще и подстрелить ее! — Товарищ гордо и победоносно бросил рыжую в полосках тушу возле костра. — Только не пугай меня, что она говорила с тобой человеческим голосом! А то знаешь, всякое народ рассказывает, бывает, что она охотников сума сводит, а они потом жить не могут, а если покусает — таг. в крови остается «дикий яд», после чего человек становится «полузверем».
— Да ладно байки травить, не фига она не разговаривала, — пытался соврать я. — Мне вообще показалось, что она ручная, из цирка, знаешь, как медведей дрессированных выпускают на охоту для губернаторов, чтобы порадовать вери импортант пёрсонз…
— Вот потому и оборотень, что смотрит своими глазами и гипнотизирует. Ты же абсолютно нереальный был, когда я тебя нашел. Есть ее мясо нельзя, вредное, можно только на чучело пустить.
Господи, как же далеко может зайти человек в желании сохранить свидетельства своих невероятных подвигов. Показывать кичливо трофеи и рассказывать охотничьи байки на манер легендарного Барона из Боденвердера.
— Слушай, а она тебя точно не покусала… не пьешь, не ешь, — заволновались друзья.
— Это он от шока, не может поверить, что живой остался.
Пластиковый стаканчик наполнился правильной жидкостью, и воспоминания минувшего дня постепенно уходили на задний план. Голова стала мутной, несмотря на качественный напиток, в висках прощупывался пульс. Угли меняли накал, как будто костер переключили в температурный режим «минимум», и кто-то тронул струны гитары, вспоминая лейтмотив из «Юноны» и «Авось». Я не видел этой рок-оперы, или как нынче говорят, «мюзикл», и не понимаю, почему он в таком надрыве говорит своей любимой: «Ты меня никогда не забудешь, ты меня никогда не увидишь…».
Какие такие обстоятельства, кроме смерти, могут разлучить сердца? Разве есть такая сила, которая может преодолеть гравитацию двух тел, словно Создателем заточенных друг под друга до полного совпадения по резьбе и по группе крови? Зачем исполнять страдательные песни, если можно бросить все и просто быть рядом? Не расставаться. Не уезжать, не трястись в прокуренном вагоне, не «полуплакать, полуспать»… Не расставаться…
Дикая кошка, ты понимаешь, что наделала? Я же никогда не думал, что можно «не расставаться», просто хранить то, что есть, как реликвию Эрмитажа, как найденную при раскопках золотую монету. А не навешивать инвентарный номер и сдавать в пыльный архив, увлекаясь какими-то новыми безделушками.
— Ты куда?
— Отойду, надо справить нужду.
— Да ладно, иди за палатку, все свои… Эй, а ружье зачем берешь?
— А вдруг еще кто нападет… — Я прикидывал, как далеко надо уйти, чтобы они не услышали выстрела.
— Не валяй дурака, писай здесь и иди спать, а то на уток надо рано подниматься.
Подниматься на уток… А если у меня болит голова, а желудок хочет выпрыгнуть наружу через горло? Паленая все-таки водка на бруньках оказалась. Я залез в палатку, вытряхнув оттуда пару жужжащих кровососов, и рухнул между спящими товарищами. Первый раз на охоте, и такая фигня, а говорят — хорошее мужское дело…