В Донецк прилетели поздним вечером. Спокойно прошли паспортный контроль. На выходе из аэропорта на нас накинулись очень похожие на представителей криминальных структур частные извозчики, желающие доставить нас ночью в город Краматорск. Рисковать не стали, тем более в десятках метров находилась аэропортовская гостиница. Переступив порог заведения, прямиком очутились в эпохе социализма. Именно так выглядели провинциальные профилактории и гостиницы в те времена. За номер «люкс» с нас взяли копейки и мы остались очень довольны гостиничным сервисом. Ну, а поутру, отведав совершенно советский завтрак, состоящий из гречки, котлеты и компота и вовсе прониклись к этим краям симпатией и невероятной тоской по тем спокойным и добрым временам. Нет больше ни донецкого аэропорта, ни гостиницы, уничтоженных страшной гражданской войной, развязанной на Украине, но я всегда вспоминаю именно тот первый приезд и первое знакомство с незнакомой Украиной.
Подкрепившись, получили справку о том, что из Донецка с автовокзала отправляются автобусы по разным направлениям Донбасса. После непродолжительного поиска необходимого маршрута, нашли старенький, доисторический автобус, отправляющийся в Краматорск. Подошедшая кондукторша приветливо по-русски сообщила:
– Граждане, билет стоит шесть гривен.
Левка не понял и переспросил:
– Сколько? Шестьдесят?
– Шесть, дядьку, шесть! – улыбнулась женщина. – А ежели эта дивчина с вами, тогда двенадцать за два билета!
Было чему удивляться. Стокилометровый путь стоил на человека всего одну марку! А на этой Украине жить можно! Пока час тряслись по долинам и по взгорьям, разработали с Левкой стратегический план отъема изобретателей у Павловича.
– Слушай, а если они не захотят с нами работать? Что тогда?
– Вот когда откажутся, тогда и будем заголя жопу бегать, а пока надо подумать, чем их взять, – строго отбрил меня Лев.
– Чем взять? – ну конечно, я знала каким способом завоевывают ученых. – Только деньгами, чем же еще? Кто больше платит и платит, вообще, тот и заказывает музыку!
– Я тоже так думаю, – сегодня Левка был полностью со мной солидарен, – не уверен, что Павлович достойно оплачивал их труд. Сам показывал мне письма, в которых они просили его прислать хотя бы сто марок!
Мой муж, очевидно, был ясновидящим. Когда мы, наконец, отыскали ребят по адресу, от безденежья и беспросветной жизни они кинулись бы не только нам, но и черту лысому, на шею.
Вечерком пригласили их в гостиничный ресторан на переговоры. Надо сказать, что даже в Киеве не встречала я такой потрясающей кухни, как в Краматорске. Все было настолько вкусно, что захотелось остаться здесь навсегда. Не успели мы дернуть за встречу по маленькой, как изобретатели уже отказались работать с Павловичем.
– Да ну его на фиг! – сказал Гена. – Мы уже замучились выпрашивать у него копейки!
– А патенты на наши изобретения он делает на свое имя, – пожаловался Игорь, – а мы хотим жить достойно!
– Ну что же, ребята, – подытожил Лев, – начинаем работать вместе, – и поинтересовался – Откуда у вас этот тепловой генератор или это ваша разработка?
– Видите ли, Лев Рафаилович, – начал объяснять Гена Иванченко, – один здешний предприниматель купил документы за… миллион долларов, но когда собрали генератор, он не заработал. Промучившись, Вадик передал их нам для доработки…
– И что дальше? – меня заинтересовала история происхождения данной технологии.
– А дальше… его убили, а документы остались у нас. Технология стала нашей и мы довели ее до ума!
– Ну и как, работает? – с недоверием спросила я. – А то в Словакии мы видели лишь неработающий металлический ящик!
– Еще как работает!
– А показать можете?
Иванченко и Суслин замялись.
– Там надо еще кое-что доделать и если вы дадите нам денег, то через пару месяцев все будет готово. Только мы хотели бы организовать собственную фирму, а для этого нам нужны «бабульки».
– Зачем вам пенсионерки в фирму? У вас же молодой активный коллектив, – не понял ученых Левка.
– Не старушенции, а деньги, в смысле «бабки»!
Всюду деньги, деньги, деньги, всюду деньги, господа, а без денег жизнь плохая, не годится никуда! Совершенно правы были цыгане, исполняющие этот замечательный шлягер! С такими расходами мы, и став миллионерами, вряд ли рассчитаемся по кредитам! За неделю пребывания в Краматорске (а за посиделки в ресторане рассчитывались, ясное дело, мы) удалось подписать с изобретателями документы о сотрудничестве. Кроме того, мы обещали помочь и дать им денег для открытия фирмы и доведения до ума оборудования. В Германию возвращались с триумфом. Зависимость от капризов и выходок Павловича, который постоянно держал нас на крючке страха отлучения от проектов, закончилась!
Через неделю Гена Иванченко и Игорь Суслин получили пятьдесят тысяч марок на организацию фирмы и работу. Большие, между прочим, деньги для небогатой Украины. Было решено делать первые промышленные образцы, чтобы впоследствии выйти с ними на мировой рынок, изрядно потеснив поставщиков нефти и газа. Первый этап сотрудничества был успешно пройден. Через пару недель после возвращения с Украины раздался странный звонок. Звонили из какой-то далекой страны. Вместо нас бодро отозвался бойкий автоответчик. Звонивший на русском языке с небольшим акцентом сообщил, что он старинный Левкин друг Чико Хардаш. Едва муж услышал имя звонившего, как тут же вырвал у меня из рук трубку и нажал на кнопку ответа…
Чико Хардаш родился у матери шотландки и отца пакистанца. Батя Хардаша, дипломат, сумел обеспечить супруге и четырем своим детям весьма состоятельную жизнь. Кроме всего прочего, Чико имел и индусские корни, будучи праправнуком могущественного и чрезвычайно богатого махараджи. Этому следовало верить, потому как семья Хардаша, проживающая в Лондоне, дала всем детям отличное престижное образование. В среде семейных юристов, финансистов и дантистов, Чико был почти изгоем, потому что выбрал профессию артиста балета! Неслыханное для пакистанцев занятие! Если среди наших, не очень культурных граждан, «мужик, скачущий по сцене в колготках», воспринимается крайне негативно, что уж говорить о Пакистане! Однако хитрый Чико и не собирался окучивать пакистанскую сцену. Он работал в цивилизованных краях – во Франции и Италии. Танцевал в составе различных балетных трупп в Великобритании и в свое время стажировался в Москве и Санкт-Петербурге. Именно в городе на Неве он и имел счастье встретиться с Львом Рафаиловичем, который как человек творческий и меценат создал для танцовщика превосходные условия для жизни и работы в чужой и непонятной России. В связи с надвигающейся старостью свою балетную карьеру Чико завершил, и от отсутствия работы и наличия безумного количества свободного времени, немного тронувшись умом, зачем-то перебрался из Великобритании в Турцию. Разузнав у Левки, чем мы занимаемся, и намекнув на то, что мы можем решить с ним кое-какие вопросы, пригласил к себе.
– Что будем делать? – озадачился Лева. – Поедем? Я всё понимаю, он, конечно, с приветом, но может, получил наследство и хочет куда-нибудь его вложить?
А вот это уже интересно. Если речь идет о наследстве отпрыска дипломата и праправнука махараджи, тогда надо срочно мчаться в Стамбул!
– Слушай, – выступила я с инициативой, – а знаешь что, давай возьмем для компании Курочкина. Чем черт не шутит, может, что-нибудь да получится?
Однако Лев мое предложение не поддержал.
– Да ну его, этого Курочкина! Достал уже своими нотациями и записной книжкой. Поедем вместе, так целый роман напишет. Тут на днях звонит и говорит мне:
– Я неожиданно вспомнил, что 15 апреля 19… года в 15 часов 23 минуты вы взяли у меня целлофановый пакет, мой любимый, с ромашками. Вы мне его отдали или нет? Что-то нигде найти не могу!
Левка задохнулся от возмущения.
– Сам кому-то всучил, может, Кукишам или Фигнерам, а теперь на нас валит. Кстати, пакет он посеял семь лет назад, мы тогда еще в России жили! Пошел к черту! – зло повторил муж.
– Нет, дорогой, рано Васю посылаешь! Где у тебя деньги на поездку в Стамбул? Мы же только что почти всю наличность украинцам отдали!
– Действительно, твою мать! – выругался Левка. – Опять придется ползти к этому хрычу и слушать его бесконечные лекции вперемешку с цитатами из его дурацкой книжки!
Как плохо, когда нет денег и надо, унижаясь, выпрашивать их у других! Однако Василий Иванович зажегся идеей до такой степени, что даже позабыл про нотации и свои писульки, и через неделю наша компания вылетела в Турцию. Три часа полета – и мы в Стамбуле. В самолете Василий Иванович не буйствовал и с нами не ругался, зато всю дорогу, как чокнутый хомяк, грыз, чавкая, орехи. Ну, я прямо удивляюсь: ведь миллионер, известный бизнесмен, а жрать культурно не умеет! Вот так же шумно в свое время хлебал борщ и Мышо, так с ним за одним столом сидеть было невозможно. Ужас! Пришлось напялить на себя наушники. Четыре раза Курочкин обращался ко мне с одной единственной просьбой:
– Скажи этой корове (стюардессе), пусть принесет еще!
И получал новую порцию орешков. Соседи, сидящие спереди, начали раздраженно оглядываться, а находящиеся сзади, дергать меня за рукав с просьбой, чтобы Иванович закрыл свой рот. Все три часа я металась между молотом и наковальней. Замечание партнеру, а тем более миллионеру сделать было невозможно. Оставить просьбу соседей без внимания нельзя. Тогда за дело взялся Левка.
– Вася, заканчивай, у тебя живот заболит!
Рука Курочкина, пытавшаяся донести до рта очередную порцию орешков, замерла на полпути, и Василий Иванович спокойно парировал:
– Не заболит, у меня запор.
Левка наступил мне на ногу, намекая, чтобы я что-то придумала.
– А вот если у вас запор, тогда орехи вам противопоказаны!
– Нет! – сказал упрямец, продолжая чавкать нам назло.
– Да! – встала я на путь борьбы.
– Нет!
– Да пошел он к черту! – возмутилась моя подружка, душевная половинка. – Не трать на этого древнего «щелкуна» свои нервы. Пусть хоть подавится, не твое это дело!
– Вот именно, не дай бог подавится, тогда без спонсора Штернам в Турции будет полный капец! – не поддержала ее другая, но тут же, сморщившись, добавила – Но его чавканье, действительно, слушать уже не-вы-но-си-мо!
– Хорошо, – придумала что-то добрячка, – а если его напоить до невменяемости? Он с пьяну и глаз открыть не сможет, не то, что рот!
– Нет, – воспротивилась оппонентка, – лучше отнять у него зубы! Тогда даже при большом желании ничего у него не получится, грызть будет нечем!
И тот, и другой способы хороши, но только не в отношении Курочкина. Я вдруг вспомнила его рассказ, как он однажды напился, а потом на руинах разнесенного им по кирпичику ресторана плясал до утра «польку-бабочку»! Да и с зубами все непросто. У Ивановича имелись не съемные протезы, а намертво приделанные фарфоровые зубы. До Стамбула пришлось запастись терпением!
Выйдя в зал прилета, мы мгновенно очутились в жарких объятиях подтянутого, обаятельного, хоть и несколько постаревшего, Чико. Рядом с ним стоял симпатичный молодой человек восточной внешности по имени Танриверди. Ну и имечко, язык сломать можно! И с первого же дня, попросив разрешения, мы стали звать его просто Верди. У моей дочери Эльки, например, есть подружка по имени Аида. Девушка с юмором, и когда кому-нибудь представляется, говорит в шутку: «Аида. Верди», имея в виду композитора Джузеппе Верди, написавшего оперу «Аида». Очень многие, правда, шутку не понимают, думая, что это ее настоящая фамилия! Верди погрузил нас в просторный автомобиль, и мы стрелой помчались по сверкающим огнями улицам вечернего Стамбула.
Бывший артист балета неплохо устроился в четырехкомнатной квартире с большой крытой лоджией. Вся жилая площадь блистала позолотой вычурных диванов и огромных зеркал. Чико как отпрыск махараджи обожал роскошь и не мог спокойно пройти мимо любой антикварной безделушки, заканчивая мебелью, покрытой блестками и позолотой. Недоразумения начались с первого же момента нашего появления в квартире. На вопрос, где можно помыть руки, Чико не растерялся и всучил каждому из нас по ведру.
– Вода внизу, на улице, в колонке. Надо, кстати, принести и для туалета.
– Как хорошо, что у меня запор! – обрадовался Курочкин.
Мы с Левкой были в недоумении.
– То есть как в колонке? У тебя же есть краны, ванна и унитаз? Тогда где вода?
– В колонке, – уже с некоторой долей раздражения заявил деятель культуры.
В этот момент в наш диалог вмешался Верди и пояснил, что люди, жившие здесь раньше, задолжали деньги за воду, поэтому ее и отключили. «Интересно… – подумала я, – если Чико богатый наследник, почему не закроет этот долг?» Промелькнула тревожная мысль, что приехали мы напрасно. Однако делать нечего. Прихватив большие железные ведра, снова почесали вниз: квартира находилась на последнем, шестом, этаже дома без лифта! У колонки стояло несколько женщин, за которыми безропотно пристроились и мы. Василий Иванович, конечно, промолчать не мог.
– Вот етит твою, я сюда в рабы, что ли, наниматься приехал?! Одного не пойму, для чего всю жизнь работал, зарабатывая миллионы, чтобы теперь ходить в обнимку с ведром?!
Мы с Левкой промолчали, понимая всю справедливость его претензий. Обратный поход с полными неподъемными ведрами на шестой этаж занял целых полчаса, потому как пришлось отдыхать на каждой лестничной площадке под отборный мат Василия Ивановича. Воды хватило ровно на один поход в туалет, поэтому пришлось спускаться к колонке еще три раза. После третьего захода мы даже не смогли сесть за стол, а просто свалились там, где нас застала дикая усталость, и заснули как убитые.
Ни свет ни заря меня разбудили крики муэдзинов на минаретах, которые вперемешку с громогласными молитвами Чико, заделавшегося истинным мусульманиным, так и не дали толком выспаться. Прямо с раннего утра пришлось снова ползти к колонке, но уже вдвоем, так как Курочкин объявил забастовку. Ходили шесть раз, за себя и за того парня! Наконец, хлопоты по обеспечению Чикиной хаты водой на время завершились. Надо сказать, сам балерун ни разу не спустился вместе с нами, мотивируя тем, что ему как отпрыску влиятельной фамилии несолидно таскаться с ведрами по колонкам! Молодец, что еще скажешь!
За скудным балетным завтраком решили разведать, есть ли у него наследство или он пригласил нас для пополнения своих водных ресурсов. С первой фразой стало понятно, что приехали мы зря.
– Дайте мне денег! – ничуть не смущаясь, попросил сын дипломата.
Признаваться в том, что денег у нас нет, а миллионер Курочкин не даст ни копейки, не стали.
– А в чем проблема, дорогой? – осторожно спросил Лев.
– Я тут год в дурдоме лежал, – начал свое повествование Чико, и я заметила, как испуганно отодвинулся от него Курочкин, – поэтому родные от меня почти отказались. Сунули, сволочи, копейки, всего-то восемьсот тысяч фунтов стерлингов (Василий Иванович подвинулся обратно) и думают, что этим отделались. Как бы не так! – мстительно произнес танцор-пенсионер.
В сердцах зажглась надежда: даже часть этой более чем приличной суммы могла оказать большую помощь нашим делам.
– Это солидное наследство, – протянул Лев, стараясь не показать свою радость, – поэтому нам совершенно непонятно, почему ты просишь деньги у нас?!
– Странный вопрос, – усмехнулся наследник махараджи, – если я прошу деньги, значит пустой!
– В смысле? – влез в разговор Василий Иванович.
Чико посмотрел на спонсора нашей поездки так, как будто тот провел с ним год на соседней койке в дурдоме.
– В прямом, – сухо отозвался бывший танцор.
– Подожди-ка, – решил выяснить ситуацию Левка, – а где же восемьсот тысяч фунтов стерлингов, на которые можно жить не один год и особенно в Турции?!
– Раздал! – сообщил расстроенный хозяин. – Двести тысяч дал в долг Зулейхе, она портниха, шьет наволочки; сто тысяч Абдурахману, он внизу кебабы готовит, никак раскрутиться не может; пятьдесят тысяч Мансуру, таксисту, на новую машину; десять тысяч Дурдане на свадьбу, она еще в школе учится; двадцать тысяч Калкашу, он черешней на рынке торгует; пятьдесят тысяч Джа… Джах… Джаханпахлавану, на закупку мочалок для бани, он банщик; сорок Маусуке, она мне нравится; десять Фирузе, это ее дочь; пятьдесят Насри, у него пятнадцать детей, он сапожник; двадцать тысяч Насрулле, он пока безработный; двести тысяч Джабраилу, он насовсем уехал жить в Индию, хочет там бизнес делать, и на пятьдесят тысяч купил эту мебель, – он обвел комнату рукой.
Пауза затянулась, потому что мы так и остались сидеть за столом с разинутыми от такой ошеломляющей новости ртами. В общем, к щедрому распределению тугриков не поспели, успели только к раздаче воды на колонке. Василий Иванович злобно и осуждающе взглянул на нас. Левка в ответ на его мечущие молнии взгляды только пожал плечами. Нет слов!
– Так вы дадите мне деньги или нет? – с интонациями Кондрашова настойчиво попросил Чико.
Первым дар речи обрел самый хладнокровный из нас Лев Рафаилович.
– А… а… когда они обещали вернуть тебе деньги?!
– Через месяц, – сказал Чико, – правда, прошло уже три года!
Ну не знаю, может, он не зря лежал в дурдоме? Понятно же, что сапожник с пятнадцатью детьми, зарабатывающий крошечные деньги, вряд ли когда-нибудь отдаст свой пятидесятитысячный долг в фунтах стерлингов, хотя… он уже вряд ли сапожник. Или хитрый Джабраил, который с двумястами тысячами фунтов навсегда уехал в Индию, на другой континент! Видимо, поэтому танцор и получил в наследство лишь часть средств, а то осчастливил бы, наверное, весь Стамбул и окрестности! Мне импонировала щедрость Чико, но такая доброта намного хуже даже воровства! Ловить нам здесь было уже нечего!
– Давайте где-нибудь пообедаем, – с трудом высказал дельную мысль Лев.
Да уж, после такого потрясения нам просто необходимо подкрепиться!
– Что же касается денег, дорогой, – продолжил муж, – в данный момент все они вложены в дело, поэтому сейчас вряд ли получится, может, через… через… год или два…
– …или сто лет! – зло прорычал Курочкин.
– Аллах вас не простит, если оставите меня в беде, – пригрозил нам приверженец ислама.
И мы поехали в турецкое кафе.
Обожаю турецкую кухню! Едва мы появились на пороге заведения, как в буквальном смысле слова от накрывшего нас необыкновенного аромата и созерцания ярких лакомых национальных блюд началось активное слюноотделение! Кто может остаться равнодушным к аппетитным «кёфте из баранины», усыпанным семенами кунжута и «зейтиньяла» фасоли, тушеной с овощами, или оторвать глаз от красочных «баялды»-баклажанов, фаршированных сладким перцем, помидором и грецким орехом?! Захотелось купить всё сразу и наесться до отвала, но это обманчивое впечатление обжорства и недостаточное количество финансовых средств лишило нас возможности развернуться на всю мощь наших голодных желудков. Чтобы как-то поднять настроение озверевшему Курочкину, решили за него заплатить. Ощутив на себе наше великодушие, Василий Иванович повеселел и назло заказал не одно и не два блюда, а целых пять, да еще два десерта, и очень довольный пошел занимать на всех столик. Платить нам пришлось и за Чико, так как тот был на мели.
Артист балета решил поддержать «скромные» начинания Курочкина, заказав шесть блюд и три десерта! Нам же с Левкой осталось довольствоваться самыми дешевыми турецкими пельменями. И надо было приезжать из Германии в Турцию, чтобы и тут жрать пельмени, которые уже и так в печенках сидят! Находиться за одним столом с друзьями, с аппетитом поглощающими вкуснейшие блюда, было невыносимо! Изящные руки Чико, украшенные перстнями со здоровенными стекляшками, то и дело мелькали в воздухе, отправляя в рот одно кушанье за другим. Перехватив мой взгляд, танцор на мгновение остановился, снял с руки украшение и со словами: «Это тебе, дорогая, надень» передал мне.
– Мне? Подарок? – радостно спросила я, млея от восторга, даже позабыв о том, что мне не удалось попробовать блюда турецкой кухни.
А что нам, женщинам, еще нужно? Немного внимания и, конечно же, презенты! Но тут Чико опустил меня на землю.
– Кто же бабам такие подарки делает? Конечно, нет! Это же бриллианты, между прочим, чистой воды!
Ну ничего себе! Наяву я бриллианты не только в руках не держала, но и в глаза не видела, как та кассирша в немецком магазине, которая приняла плод дыни за манго! Если честно, то никакого впечатления в лучах дневного света эти загадочные и коварные камни не производили. Я и вовсе была уверена, что это хорошо ограненное стекло. Левка говорил, что бриллианты играют лишь при искусственном освещении. Но позвольте, таская на руках целое состояние, просить деньги у нас? Это же просто наглость! Мог бы продать или заложить ценности и тогда имел бы средства к существованию. Однако расставаться со своими перстнями Чико и не думал, предпочитая жить без воды и еды, выпрашивая деньги у других. Ненаевшийся пельменями Левка сначала терпел, потом, как бы между прочим, попросил у Курочкина:
– Слушай, Вася, дай-ка я попробую этот, как там его…«искандер-кебаб». Что-то мне кажется, он выглядит несвежим!
Услышав это, Василий Иванович, приготовившийся уже отправить кусок очередного «кебаба» в рот, поспешно положил его обратно на тарелку и со словами:
– Ешь всё! – ринулся в туалет.
«Какой же все-таки Левка хитрый. Настоящий еврей», – подумала я и решила повторить этот изящный трюк с Чико, но не тут-то было! Несостоятельный правнук махараджи моментально придвинул все блюда к себе, и, всучив мне полиэтиленовые мешочки и пластиковые бутылочки, приказал:
– Собирай еду в мешки. Суп вылей в бутылочки. Этим я буду обедать завтра!
В первый раз в жизни мне, как побирушке, пришлось у всех на виду собирать остатки пищи со стола. Ну, что же, все в жизни может пригодиться. Сам же обладатель уникальных бриллиантов умудрился обобрать еще и пару соседних столов. Работники кафе уже начали косо поглядывать на нас. Пора было отсюда убираться, но Василий Иванович, как назло, застрял в туалете! Наконец, через полчаса появился и уж слишком откровенно признался:
– У меня понос! Наверное, действительно отравился! – и с чувством превосходства глядя на нас, заявил: – Зато сегодня мне не надо идти за водой!
Едва он вспомнил про воду, как скрутило животы у нас, и вслед за Курочкиным мы ринулись в туалетные кабинки. На следующий день и вовсе замучились бегать к колонке, потому что съели что-то несвежее. За водой бегали дуэтами. Пока один сидел в туалете, двое обеспечивали процесс смыва. А еще через день, с большим трудом дождавшись приезда Верди, кинулись к нему на шею с просьбой забрать нас отсюда и отвезти в какой-нибудь отель! Немытые и нечесаные, как Маугли, добрались до отеля и впервые за несколько дней приняли душ! Проведя деловую поездку между колонкой и унитазом, не смогли даже побродить по улицам Стамбула! Да….командировочка получилась что надо! Единственная радость заключалась в том, что Курочкин не взял с собой записную книжечку и на сей раз не доставал нас своими нотациями!