Жизнь на новой земле устаканивалась. Нежданно-негаданно пришло известие от нашей подруги по хайму Рахели Соломоновны, которая вместе с младшим сыном Игорем переехала из хайма в город Брауншвайг. Несмотря на инвалидность Гаррику удалось устроиться на работу в какие-то мастерские. Надо сказать, что в Германии приветствуется прием на работу инвалидов. Здесь даже на самых ответственных должностях, как например, в финансовых органах, трудятся люди с ДЦП, которые порой не могут даже толком разговаривать. А одна моя приятельница рассказала и вовсе неслыханную историю. Ее социальная инспекторша, еще молодая женщина, была…абсолютно глухой, но…имела помощницу, которая, сидя рядом с ней, крупными буквами печатала на компьютере текст разговора с клиентом. Если девушка по артикуляции не понимала собеседника, то смотрела в напечатанный текст. Вот так рабочее место одного человека обходится государству в две зарплаты, но страна идет на эти затраты, считая, что инвалиды имеют полное право жить и работать, как обычные люди, и это совершенно справедливо!
В своем письме Рахель сообщила, что в Ганновере живет ее племянник Эдик и если будет желание, можно связаться с ним по телефону. Лишних знакомств, как и денег, не бывает, поэтому мы с радостью позвонили и пригласили дядечку к нам. Через пару дней на пороге нашей квартиры появился приятный импозантный товарищ по имени Эдуард. Лет сорока, культурный, интеллигентный еврейский мужчинка, проживал здесь уже довольно давно и работал в школе учителем. Надо отметить, что работа учителя, как и служащего государственного учреждения, пожизненная. Даже не знаю, за какую такую провинность им грозит увольнение, только, наверное, за совращение несовершеннолетних. Несмотря на бесконечные курсы и обучение, работу Эдуард имел пока временную.
Поначалу он показался нам вполне приличным и адекватным человеком, но большего зануды, чем этот преподаватель, в жизни нам встречать не приходилось! Если Эдик начинал развивать какую-нибудь тему, то это соответствовало выражению «тушите свет»! Все были обязаны внимательно слушать его заунывное бормотание. Упиваясь собственными знаниями, он ничего не замечал и не задумывался о том, что кому-то из окружающих его выступление может быть совершенно неинтересно. Возможно, на такое его поведение и психику повлияло отсутствие регулярного секса с супругой? Не знаю! Знаю одно: Эдька был не просто классическим подкаблучником, а подкаблучником изощренным, с этаким садо-мазохистским уклоном. В его семье головой являлась жена, а наш несчастный учитель – лишь многострадальной шеей, которой вторая половина вертела, как хотела. Какой там семейный уют, если к урокам он готовился на кухне, получая иногда за хорошее поведение из рук изредка благосклонной супруги кусочек территории в виде стула и части стола. Если же поведение забитого мужа не нравилось своенравной даме, она учила его простым дедовским способом: прямо с размаху сковородой по башке! Вот супруг иной национальности дал бы нахалке в ответ сдачи прямо кулаком в табло и, поспешно покидав свои трусишки и носочки в чемодан, умчался бы от такой мегеры на край света… но только не Эдуард! Развод с дьяволицей даже не рассматривался приверженцем мазохистских отношений. Он терпел всё и зарплату, между прочим, регулярно в зубах тащил именно ей. При таких негламурных отношениях дела с сексом обстояли и вовсе швах, поэтому наш униженный товарищ мечтал о преступной любви на стороне. Причем любовница не должна была иметь вообще никаких желаний, а лишь молча ублажать Эдуардика!
Таких сластолюбцев везде полным-полно, и многие из них, между прочим, еще и возмущаются, что все женщины корыстны и ведутся лишь на деньги. То есть отдают свое тело, любовь, ласку и заботу только взамен чего-то материального. А почему бы и нет? Почему женщина, доставляя неземное удовольствие в виде полноценно-изощренного секса, который с женой проделать порой невозможно, и угощая возлюбленного умопомрачительным борщом и пирожками собственного приготовления за свои же средства, не должна брать за такие классные услуги мзду?! В любом виде: подарками, путешествиями, деньгами или борзыми щенками! Или ее нельзя поощрить, потому что она не проститутка?! Да она живет гораздо хуже проститутки, содержа за свой счет очередного современного альфонса и лишь по одной причине – чтобы не оставаться в одиночестве.
В этом плане мусульмане гораздо честнее. Если мужчина живет с женщиной, а порой и с четырьмя по мусульманским канонам, то и обеспечивает их в равной степени, никого не обижая, а не пользуется услугами бесплатно! В отличие от мусульман, Эдик желал видеть рядом с собой бессловесную особу, которая бы ничего у него не просила, а добросовестно, по первому сигналу раздвигала бы перед ним ноги. Сначала приятель попытался прощупать почву в отношении меня и предложил:
– Я люблю тебя, давай встречаться! Готов выполнить любое твое желание… только деньги и подарки у меня не проси! Все равно не дам!
На что я, правда, не сковородкой по одному мыслительному месту, но достаточно ясно дала понять потенциальному любовнику, что со мной этот номер не пройдет! Но поселила в его сердце надежду. Сказала, что попробую помочь и постараюсь найти ему в интимные подружки какую-нибудь жаждущую любви тетку. В Германии достаточно одиноких женщин, желающих иметь для секса мужчину, даже без материального поощрения. Когда, как в рекламном слогане девяностых «папа, мы сидим, а денежки капают», заботы уменьшаются хотя бы на пятьдесят процентов, в жизни появляются робкие желания…
Наш приятель Михаил, он же Мышо, тоже регулярно посещал нас. Ну уж такого странного хлопца не только во всей Германии, но и в самой Украине точно не найти! Общение с ним носило характер контакта психиатра и пациента. Это выглядело примерно так. Однажды мы с Элькой и Мишкой смотрели у нас рестлинг (постановочные бои без правил). Глядя на соперников, изощренно мутузящих друг друга, я спросила у Мышо:
– Как ты думаешь, они по-настоящему дерутся?
На что Михаил в свойственной лишь ему одному манере ответил:
– Ну шо… так и это ведь… того же, знаешь… шо, они… вот так… того же… шо… в общем… нет… да!
Я не удивлялась, ведь до приезда сюда из своего Конотопа он работал в морге, поэтому оттачивать ораторское мастерство ему было просто не на ком! Покойники, в отличие от нас, вероятно, его понимали. А уж Мишкины странные автобиографические рассказы вообще представляли из себя неразрешимый детективный ребус. Бессмысленный рассказ акына.
– Я был ишо молодой и это…потом армия…Она-то ждала и тогда он-то туда приехал. Она ему сказала, ты того, шо я туда пришел…
– Миша, погоди, а кто это – она?
– Та жена моя!
– А тогда кто к ней приехал?
– Шо кто?
– Ну ты сказал: «Он туда приехал». У нее появился другой?
– Шо другой, какой такой другой, так то ж был я! Вот тебе и толкую, шо я приехал тогда и он потом-то уехал, шо она-то одна и потом я пришел из армии и она с ним поженилась!
– Так она за другого, что ли, вышла замуж?
– Хто?
– Да жена твоя, ты сказал, что она с ним поженилась!
– Да не…, – облегченно вздохнул Михаил, – так то ж я тогда того… потому шо из армии…
– Так она за тебя вышла?
– Ну и шо… тогда-то за него… я же ведь в армии… шо вышла, конечно… за меня… в общем!
Без пол-литры разобраться в перипетиях Мишкиной жизни было просто невозможно!
А еще Михаил обожал тащить в наш дом выброшенные вещи. В те далекие годы немцы выставляли на улицу очень даже приличную мебель и предметы домашнего обихода. Данное мероприятие называлось понятным и емким словом «выброс». Боже ж ты мой, какие шикарные выбросы были в те годы! Словно на улице расположился филиал какого-нибудь весьма приличного магазина! После неутомимого похода по выбросам можно было полностью обставить квартиру, чем и занимались почти все эмигранты, приехавшие сюда со всего мира!
Вот вам придет в голову избавляться от мебели и вещей, которыми вы пользовались всего лишь год? Конечно нет! А вот немецкие граждане – очень избалованный в этом отношении народ – не пользуются одними предметами, как наши экономные соотечественники, по тридцать – сорок лет. Есть еще в нашей стране бабушки и дедушки, у которых стоят на кухнях и не только стоят, но и работают холодильники «Зил», рожденные в пятидесятые годы, чудо да и только! До сих пор на ходу автомобили-букашки «Запорожец» шестидесятых и многое, многое другое. Немцы не держат в доме старье, ну разве что исключения делаются для антикварных вещей, имеющих историческую и финансовую ценность. Всё остальное барахло успешно реализуется на блошиных рынках за несколько марок или выставляется бесплатно на улицу. Вот и Мишка обожал притаскивать весь этот секонд-хенд в дом. Бывало, попадались и вполне приличные экземпляры. Одна такая ваза из соломки до сих пор стоит у меня, и глядя на нее, я с улыбкой вспоминаю бывшего приятеля.
Ностальгия, которой пугали в Союзе, нас почему-то не посещала: и без нее хватало дел. Впереди маячило серьезное мероприятие – полугодовые курсы немецкого языка. Ну, разумеется, с выражениями «Гитлер капут» и «хенде хох» интегрироваться в германскую жизнь было весьма проблематично. Мы же не русские диверсанты, заброшенные во вражескую Германию в годы Второй мировой войны! В скором времени, освоив чужой язык, необходимо активно искать работу… любую, куда возьмут!
Социальное ведомство контролирует поиск работы. Ты должен отправить до десяти резюме в месяц и обязан принести полученные, в основном, отказы, пришедшие на твое нелепое и корявое предложение о трудоустройстве. Пока нам это не грозило, так как мы еще не прошли языковые курсы. Письмо, сообщающее о том, что мне нужно явиться на собеседование, я получила в декабре. К счастью, со мной вместе собиралась идти на курсы и моя приятельница Наташа Зубец, с которой мы подружились еще в лагере. Разница между нами составляет всего лишь десять лет, что совершенно не мешает нашему общению. У себя в Киеве Наташка работала фельдшером, считалась грамотным специалистом и тут со своей профессией расставаться не собиралась.
В назначенный день и час мы бодро отправились на собеседование. В зале находились и другие иммигранты, и нас после беседы распределяли по группам. Услышав свою фамилию, я подошла и села перед немецкой преподавательницей, которая прощупала уровень моих скромных знаний. Тех товарищей, кто знал язык лучше, направляли на ускоренные, более серьезные академические курсы. Туда, как правило, определяли молодых людей, на которых, как на рабочий потенциал, делала ставку Германия. В отношении нас, людей постарше, особых иллюзий государство не питало, и мы получили языковые курсы попроще.
К моей радости, я попала с Натулькой в одну группу, а кроме нас, половину класса составляли еврейцы из разных уголков России и СНГ и русские немцы, прибывшие, в основном, из Казахстана. По сравнению с нами немецкий они понимали и худо-бедно на нем говорили, поскольку в своих лагерях для перемещенных лиц сразу же сдавали экзамен на знание языка. Тех, кто с этой задачей не справлялся, сажали в самолет и безжалостно отправляли назад. Зато другие, успешно прошедшие это непростое испытание, автоматически получали немецкое гражданство, как и члены их семей, даже если и не были этническими немцами.
Русские немцы – нация специфическая, но многострадальная, видевшая в своей жизни всё: и гонения, и тяжелый труд в трудармии, и голод, и нищету, и, конечно же, ненависть, особенно в годы Великой Отечественной. В Советском Союзе их называли «фашистами», а в Германии зовут русаками, но ни там, ни здесь они не были теми, кем являлись на самом деле, – немцами. Одни из них люто ненавидят Россию, другие ее любят и уважают, несмотря на то, что несладко пришлось им в союзной жизни. В Казахстане они проживали, в основном, в сельской местности, имели свои частные хозяйства, проще говоря, были колхозниками. Здесь же, слегка отряхнув с плеч сельское начало, уже почувствовали себя европейцами!
Среди моих знакомых и друзей тоже есть русские немцы, люди культурные, разбирающиеся в искусстве и политике. Я могу общаться с ними часами и говорить без устали на одном языке. Более того, среди них существует большая группа антифашистов, от души поддерживающих миротворческую политику России. Самое интересное, что эти люди тоже испытали все «прелести» жизни в СССР, но не озлобились и всё же остались людьми, в отличие от многих других своих земляков, которых Россия бесплатно учила, лечила, кормила, ненавидящих ее из-за бугра лютой ненавистью! Мне часто приходилось встречать таких русофобов, которые вызывают у меня исключительно неприязнь!
Позднее судьба свела нас с художником-дизайнером Эрвином. Симпатичный русский немец, как и все художники, считал себя великим, хотя, не буду кривить душой, талант, несомненно, имел. Вот только ненависти к той стране, где он появился на свет и встал на ноги, где совершенно бесплатно закончил художественную школу и превратился в мастера, было хоть отбавляй. Даже не знаю почему. Что уж такого ужасного сделала Россия Эрвину, он и сам бы, наверное, объяснить не мог. Едва снял свои лапти и перебрался за кордон, как превратился в европейца, совершенно позабыв о своих корнях и родине, вернее, о родине помнил, но только с негативной приставкой. До сих пор не могу забыть презрительно-брезгливое выражение его лица, когда при нем кто-нибудь из нас, русских, говорил с местными немцами да еще на несовершенном немецком. А когда однажды мы с Левкой спросили, а обучает ли он русскому свою малолетнюю дочь, сказал:
– Нет, она не хочет! Терпеть не может этот язык!
Это в три-то года!
– Да и вообще, не понимаю, зачем ей русский, она ведь немка!
Зато сейчас, по прошествии многих лет, постоянно пасется на ненавистной родине, устраивая свои выставки и уже понимая, что карьеру художника в России можно сделать намного проще, чем в пресыщенной Германии.
Есть, к счастью, в моем окружении и другие немцы. Например, моя подруга Валентина Матерн. Несмотря на то, что ей уже семьдесят лет, она всегда очень переживает из-за событий, затрагивающих интересы России. А когда произошла донбасская катастрофа, началась война в Украине, как-то сказала мне: «Знаешь, Оля, будь я моложе, тоже взяла бы оружие и пошла туда против фашистов воевать!» Сама по национальности немка, она готова была встать на защиту несчастных жителей Донбасса! Разве это не достойно уважения?! Точно такой же еще один мой очень хороший друг Женя Бротт. Ярый антифашист и русофил! Еще молодой человек, но настолько мудрый, что мне иногда кажется, что он прожил долгую жизнь. Его мама Эмилия не воспитала своего сына в ненависти к России, за что ей низкий поклон, а вложила в его душу уважение и любовь, пусть и не к исторической, но родине!
В общем, русские немцы здесь разные, есть и крайне непредсказуемые! Если ты пригласил их в гости, то будь готов к тому, что можешь и не дождаться их визита. Вот так один раз мы просидели за накрытым столом три часа в ожидании одной пары. Они в конце концов появились, простодушно пояснив, что совершенно забыли о приглашении! Больше подобных экспериментов повторять не решились. Все мы, прибывшие из России, какой бы национальности ни были, считаем себя русскими, так и говорим: «Мы русские». И лишь русские немцы, опять же не все, остаются здесь «русаками».
Однако среди них очень много трудолюбивых людей, которые работают день и ночь. Но и бездельников, шляющихся с бутылкой пива или водки в руках, достаточно. Они даже и не пытаются, кроме как к криминалу, приложить к делу свои, отнюдь не мозолистые, ручки. Если большинство нормальных людей среди русских немцев обязательно устраивается на работу, то некоторые представители молодежи интегрируются, в основном, в ночные клубы, и сходят с рельсов трудолюбивой, честной жизни, пристрастившись к наркоте и алкоголю. Именно с ними связаны в Германии немногочисленные преступления. Не все такие, но они есть.
Как-то к нам в гости приехала знакомая художница и мы втроем мирно беседовали на платформе, ожидая поезда. По соседству с нами расположились двое в хлам пьяных молодых людей, русских немцев. Мат лился потоком, не прекращаясь ни на минуту, и мой благородный муж, решив поставить их на место, сделал замечание:
– Ребята, – обратился к матерщинникам Лева, – не надо материться, здесь ведь женщины!
В общем, как сумел, подлил бензин в огонь! В ответ на выступление старика мат только усилился и стал уже трехэтажным, кроме того, они начали цепляться к словам, передразнивая и задирая нас. Пару минут я пыталась еще держать себя в руках, не обращая на них внимания, но… яростный монголо-татарский характер выдержать такое безобразие был уже не в состоянии, и, сидя непосредственно рядом с ними, я повернулась к ним лицом… Такой ругани не слышали, наверное, и в России! Сообразив своими пропитыми мозгами, что дело – дрянь, они встали и поспешили к прибывшему поезду. Тут один из них, встав в дверях, вскинул руку в нацистском приветствии и крикнул: «Хайль Гитлер!» У меня от ярости просто потемнело в глазах, и, почти догнав второго, я уже собралась накинуться на него с кулаками, как Левка, на их счастье, крепко ухватил меня за одежду. Двери электрички закрылись, и эти отмороженные сволочи, наконец-то, исчезли! Вот такие мерзавцы встречаются здесь иногда, но как говорится, в семье не без урода!
…На нашем языковом курсе еврейцев и русских немцев поровну. Между этими двумя лагерями болтались еще и арабы из Ирана и Ирака. Питерцев и москвичей – раз, два и обчелся. Публика подобралась разношерстная, с кочевряжистым характером и непонятными понтами, что в первую очередь касалось еврейцев. Особенно этим отличалась неинтересная Нина из какого-то украинского городка, безостановочно дымящая в перерывах и постоянно хвастающая своим мужем, молодым парнишкой, младше ее лет на пятнадцать, учившимся этажом выше на академических курсах. Более отчаянной врушки, чем Нинон, мир еще не видывал! Единственной правдой из всех ее многочисленных историй было лишь то, что, работая на должности завуча в школе, ей удалось совратить наивного старшеклассника Александра, ставшего впоследствии ее супругом. Наш Мюнхгаузен в юбке переплюнула бы и самого отчаянного враля. По ее рассказам, вместо каши по утрам ела черную икру ложками. Пятнадцать тысяч долларов, которые она якобы зарабатывала как учительница, просто не хватало на жизнь в Украине! А количество абортов, сделанных ею, в несколько раз превышало общее количество подобных операций, сделанных всем женским коллективом курса!
Более понятной мне показалась ее подружка Алла, беженка из Днепропетровска, с маленьким сынишкой на руках. Когда-то у нее был муж, с которым она рассталась еще до отъезда. Алка жила с родителями и для поддержания здоровья изредка встречалась с каким-то пожилым мужичонкой – то ли арабом, то ли турком, который к тому же был женат, но иногда, для своего удовольствия, проводил с Аллочкой время. Может, нормальные джентльмены и появились бы на ее горизонте, если бы Алке для начала удалось хоть немного похудеть, поскольку в данный момент она напоминала дрейфующий айсберг, хотя, как и большинство еврейских женщин, внешность имела очень яркую. Однако не катастрофические размеры отпугивали женихов, а поганый язык и весьма циничный характер, коим обладают многие приехавшие сюда подруги. Другие еврейские девушки на курсе ничем особым не выделялись, кроме одной…
Ирина была единственной дочерью известного врача-гинеколога. Самкообразная тетенька, мать троих детей, буквально помешалась на сексе и мужиках. Не успели мы познакомиться, как о ней уже начали ходить легенды. Даже если у мужчины, случайно повстречавшегося Ирке на улице, просто случался нервный тик и он начинал моргать, дочь гинеколога, думая, что он подмигивает именно ей, принимала это как сигнал к действию. В Германию Ирина приехала со всей своей семьей: тремя детьми и родителями. Папа вышел на пенсию, поэтому Ирке пришлось искать другого врача, а до этого момента всю сознательную жизнь Ирина осматривалась у собственного отца! После таких заявлений почти вся женская половина коллектива пребывала в шоке! Понятно, что врач, но ведь собственный же отец!!! На мой взгляд, это попахивает определенным извращением, нечто вроде инцеста! Но нашу приятельницу ничего не смущало, и она с упоением рассказывала обо всем, что происходило в ее странной жизни. Женихи не задерживались, приходили и, переспав с ней, уходили, не возвращаясь вновь, поэтому мужчины в Иришкиной жизни менялись, как узоры в калейдоскопе. Глядя на нее, у меня вдруг возникла мысль познакомить ее с озабоченным Эдиком. А почему бы и нет? И ему и ей нужно только одно мероприятие – секс, может, на почве неудовлетворенности и подружатся?
Украинско-еврейская тусовка одноклассниц была мне абсолютно чуждой, и я сразу же подружилась с русскими немками, которые на фоне дымящих, развратных подруг с Украины выглядели просто монашками, проведшими всю жизнь в монастыре! Кроме всего прочего, нас объединяло и полное отсутствие в нашей жизни понтов и сигарет. У них была своя компания, а у нас своя.
В отношениях между сокурсниками витали и неприязнь, и зависть, а порой и откровенное хамство. Причем последнее «оружие» чаще применялось выходцами с Украины. Русские же мужчины немецкого происхождения представляли из себя колхозников и были перемешаны с колхозниками еврейскими. Единственным культурным «перцем», как он себя позиционировал, был пожилой чувак по имени Марк, который всем рассказывал, что в недавнем прошлом являлся концертным директором одного очень известного и уважаемого российского певца еврейского происхождения, между прочим, народного артиста! Одевался Марк модно, полулысые волосенки собирал в мышиный хвостик, а в наружном кармане своих пиджаков непременно носил шелковые платочки. Когда наши курсы уже подходили к концу, он неожиданно предложил мне стать преподавателем в его, пока еще несуществующей, балетной школе. Организовать что-либо в конечном итоге ему не удалось, хотя, по слухам, он и правда очень суетился, чтобы где-нибудь подзаработать. Даже придумал хитроумную комбинацию для того, чтобы немного нажиться на социальном ведомстве. Фиктивно развелся с женой, и теперь имел свою квартиру, оплачиваемую социаламтом, которую жадный и коварный Марк сдавал приезжим за «бабки»!
Когда нечего говорить о настоящем, все хвалятся прошлым. Среди приезжих еврейцев все, без исключения, в прошлой жизни являлись директорами крупнейших предприятий и фирм, продюсерами и успешными бизнесменами. Ну говорить-то язык не отвалится, особенно когда находятся слушатели, обожающие носить лапшу на ушах! О былом величии «великих» напоминают старые кремпленовые костюмы семидесятых, которые они носят тут по праздникам. Зато в будни все повально таскают страшные, но многофункциональные жилеты с бесчисленным количеством карманов, чтобы их владельцам было куда рассовывать блага цивилизации. И Марк-трепач не стал исключением, руководствуясь пособием «говорите и вы»!
Курсы я посещала, как нормальная женщина, в приличной одежде, а не как чудаки, приходившие на занятия иногда и в спортивных трениках с отвисшими коленками. Мой нарядно-культурный вид, тем не менее, постепенно стал оказывать на соплеменников положительное влияние. Иногда, как ни странно, и хороший пример бывает заразительным. Наши мужчины подтянулись, принарядились и начали приходить на занятия как люди – в рубашках и костюмах, а девушки – не в занюханных, развратных шортах, как любительница малолетних Нина, а в юбках и брюках.
Юбки в Германии – разговор особый. Здесь существует лишь одна одежда, впрочем, не только здесь, которую не надо гладить и чистить. Это, разумеется, джинсы. Когда мы только приехали, то женщин в юбках не видели вовсе. Даже старенькие ухоженные немецкие бабули, которые согласно своему возрасту и статусу должны вроде бы носить юбки и платья, все, как одна, были упакованы в клетчатые брючки разнообразных оттенков. Юбка здесь – что-то из разряда инопланетных нарядов. К началу посещения курсов мне удалось похудеть, и я с удовольствием носила этот чудесный элемент одежды, делающий обычную женщину, женщиной настоящей.
Как-то раз мы с Левой спустились в метро. Едва прошли по многолюдной платформе, как я почувствовала неладное. Упираясь маниакальным взглядом в мою панораму заднего вида и буквально наступая мне на пятки, шел гражданин. Казалось, еще минута – и он начнет обильно орошать платформу сладострастной слюной! Я удивилась и ещё быстрее засеменила за мужем. Оглянувшись в очередной раз, заметила, что за мной тащатся уже человек шесть.
– Лева, посмотри, у меня сзади всё в порядке? – озабоченно спросила я, думая, что нечто неординарное в моем туалете заставляет сильный пол, как стаи мух, лететь вслед за нашим променадом, и покрутилась вокруг себя.
– Да всё у тебя в порядке! – успокоил меня Левка. – Только вот что, погляди-ка по сторонам!
Я оглянулась. Мама дорогая! На двух платформах, забитых людьми, единственной женщиной в юбке, не считая шотландца, оказалась я! Вот и ответ на волнующий вопрос.