С горя ушли с Розалией в загул. Прошлись по магазинам и бутикам, где я накупила себе и детям всякой всячины, совершенно не думая о том, как всё это довезу до дома. Выбор в России, конечно, колоссальный, не то что в Германии, где в основном идет ориентация на местного производителя, цены более чем приемлемые. Правда, единственное, что еще осталось на прежнем советском уровне, – это невероятное хамство, хотя вполне вероятно, подобное «достоинство», как, впрочем, агрессия, пьянство и воровство, уже прочно заложено в генетике нашего народа.

Однажды моя старшая дочь Элечка в славном городе Санкт-Петербурге зашла в магазин одежды. Не в бутик, а обычный магазин. Она хотела получше рассмотреть понравившиеся ей платья и потянулась за ними, желая снять с вешалки, как вдруг услышала грозный оклик продавщицы:

– Девочка! Трогать ничего нельзя! Куда ты лезешь? Сказала же, руками ничего не лапай! А деньги-то у тебя вообще есть?

«Девочке» на тот момент было уже за тридцать, просто, как в народе говорят, «маленькая собачка до старости щенок» выглядела она очень и очень молодо, как подросток. Элька всегда обладала юморным, решительным и изобретательным характером, поэтому, услышав такое «интеллигентное» обращение, повернулась и стала говорить с хамкой… на чистом немецком языке! Теперь уже настал черед удивиться и растеряться злосчастной деятельнице торговли. Она ведь и подумать не могла, что эта «девчонка», случайно забредшая в их ничего не представляющий из себя магазинчик и которая, очевидно, «без денег и лезет, куда не следует», может оказаться иностранкой!

Вот тут-то в полной мере проявилась такая жуткая и отвратная черта нашего человека, как вечное желание пресмыкаться перед иноземцами и очень состоятельными людьми, которое, опять же, культивировалось и взращивалось еще с давних времен существования Советского Союза. Услышав замысловатую иностранную речь, девица так ошалела от счастья, что уже и не знала, как угодить ранее обруганной покупательнице, которая, несмотря на грубость и невежество продавщицы, все же выложила кругленькую сумму. Такое хамское отношение со стороны работников торговли к простым покупателям было и в СССР.

Мои родители, отработав на Крайнем Севере несколько лет, сумели построить в Ленинграде кооперативную квартиру. И в новое жилье на новоселье решили купить невиданный по тем временам цветной телевизор «Радуга» – вещь редкую, баснословной стоимости, которую, конечно же, не мог себе позволить ни один обычный гражданин с очень скромной советской зарплатой. В весьма неприглядном виде, напялив на себя какую-то старую куртку и шапку, вместе с приятелем отец бодро и с энтузиазмом отправился за желанной покупкой. Однако попытки задать пару вопросов о рабочих качествах телевизора успеха не принесли. Продавщица за прилавком, презрительно оглядев с головы до ног «нищих», по ее мнению, клиентов, лишь коротко бросила: «Мы в кредит не даем!» Каково же было ее изумление, когда неплатежеспособный с виду мужичок твердо произнес: «А я плачу наличными!» До этого случая оплата наличными вещи стоимостью почти в 700 рублей, в то время как средняя месячная зарплата колебалась на уровне 100 рублей, в этом универмаге, очевидно, еще никогда не производилась, а потому, услышав о наличных, на помощь товарке бросились еще две ее коллеги из соседних отделов. Обслуживание произвели на самом высшем уровне, предложив даже такую невидаль, как чашечку кофе. Ну чем не заграница?!

Впрочем, за рубежом тоже не любят бедных людей. И если ты выглядишь респектабельно, как состоятельный человек, тогда в общественных местах: банках, магазинах, ресторанах – везде к тебе весьма вежливое, почтительное отношение. Иное дело, если ты неважно и бедно одет и выглядишь лузером. Культ денег и богатства стоят на первом месте теперь уже везде. В любой стране мира. Несомненно, лучше быть даже больным, но богатым, чем бедным, но здоровым!

Наше с Розалией материальное положение достаточно прочное, да и со здоровьем пока никаких проблем, если, конечно, последние события не доведут меня до ручки. Так нам ли жить в печали?! После суетной беготни по магазинам зашли перекусить в ресторан. Заказали вино. Водку, как и решили, оставили на вечер.

– Розалия, – спросила я, – а ты когда-нибудь любила по-настоящему?

Приятельница, помолчав, ответила:

– Любила, Олечка, любила… Только в реальности моей любви уже давно нет, а осталась она навсегда лишь в моей душе и в моем сердце.

Сказала очень серьезно, с огромной горечью и печалью. Мне стало как-то не по себе.

– А тебе никогда не хотелось иметь ребенка?

Роза ничего не ответила, просто подняла свой бокал и как будто про себя сказала:

– За них!

Затем, обращаясь ко мне, произнесла:

– Знаю, если расскажу, от тебя никуда не уйдет.

Потом, собравшись с силами (я видела, как ей было тяжело вспоминать), начала свою исповедь.

– Ты думаешь, я всю жизнь вот так и кочую от одного мужика к другому? Нет, от жизненной пустоты всё это. И семья у меня была – любимые муж и сынок. С Геночкой поженились еще в молодости по большой любви. Уехали в Сибирь, там работали, там же и Игорек, сынок наш родился. Какой был мальчишка! Ласковый, добрый. Смотрю как-то: сидит, плачет. Спрашиваю: «Сыночек, милый, что случилось? Кто тебя обидел? Почему ты плачешь?» А он, оказывается, прочитал в газете, что где-то в Африке умирают от голода дети, и ему стало их очень жаль. Вот и сидит, плачет, переживает. Даже трудно представить, как я их любила…

Роза прикрыла глаза рукой. Никогда за все время нашего общения я не видела, чтобы Розалия плакала. Взяв ее за руку, спросила:

– Розочка, может, не надо? Если тяжело – не вспоминай!

– Нет, – возразила она, – столько лет в себе держу, не могу больше, слушай. – Очень я Игоречка берегла, никогда никуда от себя не отпускала. Лишь один… единственный раз разрешила поехать с отцом на рыбалку на лодке… моторной… Единственный… первый и последний раз. Из этой поездки они не вернулись… Игорьку было девять, а Геночке всего тридцать два года. Сорок дней искали всем поселком, и все эти дни я сидела на берегу реки, по которой они отправились в свой последний путь. Как с ума не сошла… не знаю… Через почти два месяца обнаружили только тело Гены, вернее, то, что от него осталось. Опознала по обручальному кольцу, а Игорька… – она судорожно сглотнула ком, – Игорька так и не нашли…

Мне стало холодно. Боже ты мой! Какую трагедию пережила эта женщина, которую многие, впрочем, и я тоже, считали легкомысленной особой! Никому и никогда не показывала она свою страшную боль, с которой ей пришлось жить и придется доживать до конца жизни! Я не знала, какие слова утешения ей сказать. Я не знала, как вести себя с ней теперь. По сравнению с ее таким огромным невыносимым горем все мои неприятности показались мне просто насмешкой над жизнью. Как она смогла пережить это?! Я себе не представляла. Потрясение было велико!

– Жить там дальше душевных сил не осталось. Всё напоминало о них и о нашей счастливой жизни, – продолжала она, – поэтому уехала. Через несколько лет вышла замуж за состоятельного человека, но без чувств. Вышла, скорее, для того, чтобы забыться, и никого больше из своих мужей никогда не любила. А в душе и в сердце на вечные времена остались только они – Геночка и Игорек и моя любовь к ним, – вновь едва слышно повторила она.

Не в силах больше сдерживаться, Розалия тихо заплакала. Я обняла ее, прижала к себе и тоже не смогла сдержать слез от чувства огромной жалости к ней и к тем, кто был для нее так дорог. Господи, сколько мужества в этой женщине! Я бы не смогла, не сумела пережить такое горе!

– Давай, Розочка, помянем твоих родных, – подняла я бокал и, не чокаясь, мы осушили свои фужеры до дна.

– Много лет уже прошло, – сказала моя приятельница, заканчивая свой страшный рассказ, – ребенка не родила, потому что знала, что такого, как Игорек, больше не будет, да и по-настоящему любимого среди череды моих мужчин не нашлось. Наверное, уже и не будет…

Она замолчала. Мне нечего было сказать. Ведь столько лет ее знала, но даже и представить не могла, какая рана у человека в душе и на сердце.

Немного успокоившись, Розалия напомнила мне, что дома нам предстоит еще «междусобойчик» – будем отмечать сегодняшнюю неудачу. В этот день мы стали с ней самыми настоящими близкими подругами, чему обе были чрезвычайно рады и даже счастливы.

Ближе к вечеру прибыли домой, и я решила позвонить своему внедренному во вражеские ряды «агенту» Ане, чтобы разведать обстановку.

– Олечка Рафаиловна! – радости Анечки не было предела. – Как я рада, что вы позвонили. А вы где? Здесь? Когда мы с вами увидимся? Я уже по вам соскучилась!

– На днях обязательно встретимся, Анечка! Ты мне скажи, как обстановка. Оккупанты еще в доме? Как Ефим Григорьевич?

– Нет-нет, – поспешно-радостно доложила Аня, – десять дней, как переехали, вот куда, не знаю. И няня, которую Ефим Григорьевич нанял для малыша, тоже с ними уехала.

– А как он сам? – нерешительно спросила я. – Где живет? Не в доме?

– Да дома он, дома. Ночует, обедает, завтракает здесь. А эта как десять дней назад уехала, так, слава богу, и не появлялась больше. Но в последнее время он ходит совсем без настроения, – озабоченно сообщила Анюта, – а сегодня закрылся в кабинете и полдня не выходил.

– Как он там, в порядке? – заволновалась я. Еще не хватало, чтобы с ним что-нибудь случилось. – Смотри, будь внимательна, следи за ним, хорошо? А с тобой мы обязательно увидимся, ты мне очень помогла, и я хотела бы тебя отблагодарить.

– Нет-нет, что вы, мне ничего не нужно! А вы уже помирились с Ефимом Григорьевичем? – с волнением и надеждой спросила она.

– Все к этому идет, – очень бодро ответила я, не желая ее расстраивать и разочаровывать, – давай, дорогая, я тебе позвоню.

Как решили днем, вечером встретились с Розалией за бутылкой водки. Это, конечно, не означало того, что выпить ее мы должны без остатка, но обмыть небывалый «успех» нашего безнадежного мероприятия нужно было обязательно, хотя бы потому, чтобы на время забыть столь позорно проигранное дело. Водку я терпеть не могу и не понимаю очень многих своих и не своих соотечественников, которые обожают этот «потрясающий» продукт, олицетворяющий нашу национальную гордость. Пьют все, от мала до велика: и женщины, и мужчины. Народ обожает водку до состояния потери человеческого облика. Понятно, не все, но многие. Я никогда не пьянею, потому что всегда заранее принимаю меры, чтобы не оказаться в таком нелицеприятном состоянии. Маленький кусочек сливочного или ложка растительного масла приносят свои положительные результаты, смазывая стенки желудка и не давая алкоголю впитаться в организм.

Единственный раз в жизни незаметно для себя я напилась до состояния невменяемости в Словакии, когда вместе с моим словацким партнером, сидя в уютном баре отеля, где проживала, «кушала» сливовицу – словацкий национальный алкогольный напиток, после каждой порции добавляя очередные 50 грамм. Когда земля зашаталась у меня под ногами и идти, правда, на своих двоих, пришлось от стенки к стенке, я поняла, что надо завязывать. Кое-как добравшись до номера, к счастью, без потасовок, приключений и выяснений с кем-либо отношений, я рухнула на кровать и мгновенно заснула. Самое интересное, что с утра опохмеляться даже не пришлось: чувствовала себя прекрасно, как огурчик! Несмотря на то, что иногда водочку вынуждена употреблять, мужчин и женщин, от которых несет этим алкогольным шедевром, просто не переношу. Парадоксально, однако!

Закуску Розалия приготовила царскую – бутерброды с белужьей икрой – и я сразу же вспомнила нашу первую с Фимой встречу, когда покойная Ларочка, царствие ей небесное, угощала меня на кухне такими же бутербродами. Я по жизни человек непритязательный и уж скажу прямо, что без черной и красной икры, а также многих других деликатесов прожить могу спокойно. Обожаю картошку в «мундире» с малосольной селедочкой, холодец, но только говяжий и собственного приготовления, и, конечно, мясо – говядину. Свинину организм совсем не принимает, видимо, потому что во мне течет еще и мусульманская кровь.

Повариха я прекрасная, и когда приезжают иностранные гости, балую их своими невероятными кулинарными шедеврами. Они сметают все подчистую, оставляя за собой до блеска вылизанные тарелки и восторги по поводу моего поварского таланта. Такое впечатление, что их дома или не кормят, или кормят не тем, чем надо. На всю жизнь запомнился визит одного известного профессора-бизнесмена из Израиля. Решив угостить гостей деликатесами, первым делом поставила на стол помимо разных закусок приличных размеров тарелку, которую аппетитно оккупировали штук 50 яиц, фаршированных красной и черной икрой. Не успела я добраться до кухни, как на пороге с пустой тарелкой из-под яиц появился Левка. Удивившись, я задала абсолютно глупый вопрос:

– А где яйца?

На что Лев, зло швырнув тарелку на стол, ответил:

– Блин! Гулять ушли!

Оказывается, ненасытный профессор одним махом сожрал половину, а вторую, следуя хохляцкому принципу «что ни зъим, то надкусаю», просто перекусал, чтобы не достались, кроме него, никому! А я еще глупая спорила с Левкой, опрометчиво считая, что 50 штук многовато и гости вряд ли с ними справятся! Затем к столу были поданы тушеные в сливках и шпинате куриные желудки на огромном блюде для четверых взрослых мужчин, сидевших за столом. Ничуть не смущаясь и не церемонясь, профессор взял блюдо и, точненько отделив ровно половину деликатеса, вывалил его на свою тарелку. «Наслаждаться» и далее таким хамским зрелищем сил у меня уже не было, и я покинула «прелестное» общество, но как рассказал потом Лева, пока гости закусывали, обжора-гурман успел съесть и вторую половину столь понравившегося блюда, а еще известный и богатый человек! Понимаю, что вкусно и надо сожрать как можно больше, но не до такой же степени, чтобы оставить остальных гостей без горячего! Да уж, если этот «Израиль» начнет приезжать к нам с пугающей регулярностью, то мы точно пойдем по миру с протянутой рукой! Интересно, как бы прореагировал сам профессор, если бы мы, прибыв к нему с деловым визитом, уничтожили все годовые запасы продовольствия?!

Жених Розалии нам не мешал. Его за все эти дни я почти не видела и не слышала.

– Роза, по-моему, тебе очень повезло. Олег такой спокойный человек. А кто он по профессии? – полюбопытствовала я. – Давно не приходилось мне видеть такого уравновешенного мужчину.

– Ты не поверишь, – сказала Розка, – вообще-то он генерал службы безопасности, очень достойный человек!

Я обомлела. Вот это да! Этот тихоня – генерал самого серьезного ведомства нашей страны?! Чудны дела твои, Господи! Мне всегда казалось, что генералы должны обладать громкоголосым и шебутным характером, пить и материться, хотя это, наверное, о сухопутных. Здесь же речь идет о госбезопасности, разведке, а значит, человек должен обладать особыми свойствами характера. Люди, с которыми сталкивала меня прежде жизнь, также были в прошлом из органов и чем-то напоминали жениха Розалии. Кстати, одного из них тоже звали Олег. В детстве я очень хотела стать разведчицей, благо способности имелись. Напрасно не пошла в разведшколу, а то, глядишь, может, была бы уже Героем России за какой-нибудь совершенный мною подвиг! Я всегда отличалась бурной фантазией, так в грезах и жизнь прошла. И сейчас мечтаю, что снова окажемся с Фимкой в одном жизненном пространстве, может быть, когда-нибудь… Но как я поняла, он вовсе не собирается пересекаться со мной на этом пути, поэтому после таких горьких мыслей со словами:

– А гори оно все ясным пламенем! – выпила свою рюмку до дна.

Боже, какая же гадость. Ненавижу водку!

– Слышь, подруга, – обратилась ко мне с предложением Розалия, – а давай я приглашу его девку на разговор и скажу, чтобы оставила чужого мужа в покое.

– Ты что, – испугалась я, – с ума сошла! Да ни за что! Не хватало еще так унизиться, чтобы эту дешевку уговаривать! Никогда! Даже не предлагай!

Тут проснулись мои душевные половинки, решившие принять участие в нашей дискуссии.

– А что, женщина дело говорит, – заявили они хором, – а ты, дурында, еще кочевряжишься! С ним говорить не хочешь, с ней не желаешь, сама требуешь развода, а потом сидишь скулишь и сопли утираешь! – они задохнулись от возмущения. – Нет, не будет из тебя толку, Ольга! – продолжали поучать меня в унисон. – От тебя и Лешка убежал, потому как обращаться с мужиками не умеешь! В кулаке их надо держать, в ежовых рукавицах и придавить как следует каблуком, чтобы нос высунуть не смели, тогда бы не только в чужие постели не лазали, а и в свою бы с разрешения укладывались!

«Ишь, как разошлись, – подумала я, не возражая им ни словом. – Может, они и правы, и с мужчинами так и надо обращаться, а именно: давить, давить и давить, не давая ни малейшего права на свободу и инициативу!»

– Молчит, не возражает, – удовлетворенно сказала одна из поучательниц.

– Да, – согласилась другая, – учить ее надо, а то ведь без нас совсем пропадет! С таким нелепым демократическим характером вообще ни одного мужика ни поймать, ни удержать до конца жизни не сможет, а в семейной жизни необходима диктатура или матриархат. Вот тогда точно всё будет в сливках и шоколаде!

– Учи ее, учи жизни, а нам, между прочим, за советы не платят! – капризно протянула ее компаньонка-советчица. – Взрослая тетка, бабка уже, сама соображать должна, если хочет быть замужем!

Вот что-что, а диктатором быть не смогу. Я вспомнила одного знакомого. Вроде нормальный симпатичный мужик, хотя и несколько занудноват. Работал учителем в школе. Так вот, жена периодически учила его уму-разуму сковородкой и обязательно по башке. Однако разводиться с ней он не планировал и всю зарплату, кстати, до цента, отдавал ей, хотя и усиленно искал в виде любовницы отдушину на стороне. Я даже познакомила его с развратной дочерью известного гинеколога, которая переспала с ним сразу же, как только за мной закрылась дверь, а потом жаловалась, что в сексе он не очень, да и потеет сильно. «Это, наверное, – подумала я тогда, – от волнения, или от старания удовлетворить такую самку». Потом связь с ним потерялась. Интересно, как сложилась его дальнейшая судьба?

Мои дорогие советчицы несомненно правы: в отношении сильной половины человечества может быть лишь террор! Тогда они будут бояться даже глаза поднять на понравившуюся особу, а не то чтобы затащить ее в постель! А мы, женщины, с ними постоянно церемонимся, уговариваем, унижаемся. Не уважаем себя, совсем не уважаем! А зря…

Только если будешь сама относиться к себе с трепетом, тебя непременно зауважают другие, в том числе и малочисленное племя мужчин.