На семнадцатый день я, как обычно, сидя рядом с Лешей и разговаривая с ним, неожиданно почувствовала, как вздрогнули его пальцы под ладонью моей руки.

– Леша, миленький, – попросила я его, – возвращайся уже, дорогой, мы все тебя ждем, – затем взяла его за пальцы и… они слегка сжали мою руку.

Потом затрепетали его огромные ресницы, замерли и, вновь вздрогнув, медленно поплыли вверх. Алешка начал приходить в себя. Глаза хоть и были открыты, но, как мне показалось, ничего не видели. Я встала, чтобы посмотреть повнимательнее, и вдруг его взгляд обрел осмысленное выражение. Он поглядел прямо на меня и… слегка улыбнулся. Господи, какое счастье!

– Ты вернулся! Какой же молодец! – сказала я тихо, а он все продолжал улыбаться.

Нажав на кнопку экстренного вызова, дала сигнал обслуживающему персоналу. Влетела сестра и тут же унеслась за врачом. Через несколько минут ввалилась целая бригада и меня удалили за дверь. Затем появился Виктор Васильевич и буквально разрыдался от радости у меня на плече. Еле-еле удалось успокоить старика.

– Дорогой мой, – бодро заявила я, – мы идем сегодня в ресторан и будем отмечать событие!

До прихода Виктора Васильевича я обзвонила наших, и Фима сразу же поинтересовался, когда я планирую вернуться.

– Через неделю, если все будет в порядке. Из Якутии прямо к тебе, не заезжая в Германию. Здесь есть, кому за ним присмотреть, – успокоила я мужа, – у него подружка, все нормально.

Услышав отличную новость, что у его вечного соперника появилась дама сердца, Фима счастливо засмеялся: теперь был уверен, что на его горячо любимую Олечку никто покушаться не будет. К его несчастью, он знал не всё, а вернее, не знал главного, что Леша продолжает меня любить, а жить с ней вынужден потому, что он мужчина и ему необходим секс. Вечером мы посидели с Виктором Васильевичем в гостиничном ресторане, отмечая улучшение Лешиного здоровья.

– Ты знаешь, Олюшка, Лешка не может жить с тетками, поэтому никак не в состоянии найти себе пару. Вот ты не тетка, но ты замужем навсегда, и шансов у него соединиться с тобой уже нет. Скажи мне, почему ты после смерти мужа вышла замуж не за него, а за его друга?

Я не знала, что ему ответить. Правду? Она слишком горькая, он ее не поймет и не поверит мне, как моя свекровь недавно. Все родители считают своих детей идеальными. Мой первый муж курил, пил и волочился за женщинами, а его мать, убежденная в исключительности своего сына, узнала об этом только после его женитьбы и все равно еще долго не хотела верить в такую правду. Не могла же я сказать Васильевичу, что его сын изменял мне направо и налево. Он, думаю, и не подозревает, что Леха такой любитель женщин и секса.

– Так получилось, Виктор Васильевич, давайте не будем об этом. Леша еще найдет свою любовь.

– Твоими бы устами мед пить, – с надеждой промолвил он, – твои бы слова – да богу в уши…

Но я-то знала, чувствовала, что никогда Алексей не найдет себе пару – женщину, с которой он смог бы прожить всю жизнь.

На следующий день случилось непредвиденное…. Меня срочно вызвали к Александру Анатольевичу.

– Ольга Рафаиловна, какая у вас группа крови? – спросил он.

– Первая, резус положительный, – с недоумением ответила я. – А в чем дело?

– Очень хорошо. Возникла критическая ситуация, и больному необходимо переливание крови. У нас запасы первой группы закончились, а вторая группа его отца в данном случае не подходит. Не могли бы мы сделать переливание вашей крови?

Я даже не стала задумываться.

– Конечно же, без вопросов! Это поможет ему быстрее встать на ноги?

– Разумеется!

– Тогда давайте, делайте!

– Обязательно, спасибо вам.

Переливание сделали тут же. Я смотрела на лежащего на соседней кровати моего друга и думала о том, что теперь, как ни странно, мы уже стали с ним почти кровными родственниками. Чего только в жизни не случается!

С этого дня Лешка начал поправляться хорошими темпами. Его перевели в палату-люкс, оплаченную нами. Условия отличные! Он не имеет права не поправиться и не встать на ноги! Говорить Алексей пока не мог, но нас узнавал, к счастью, черепно-мозговая травма не повлияла на память. Обрадованная Ева дежурила у его кровати вместе с Виктором Васильевичем, а я собиралась в обратный путь, поскольку Фима с нетерпением ждал моего приезда. Я вручила Виктору Васильевичу пухлый конверт с деньгами на расходы по лечению и реабилитации сына, заметив при этом, что, когда эти средства закончатся, он сразу же получит новые. Старик не знал, что сказать, а просто обнял меня и поцеловал.

Теперь следовало разобраться с Евой и Мартой. Я не могла оставить их в таком плачевном положении, в котором они пребывали сейчас. Созвонившись с ней, попросила:

– Ева, прошу тебя, покажи мне ваши местные магазины, надо кое-что купить, а заодно прихвати с собой и Марту, я хочу с ней познакомиться.

Встречу назначили на следующий день после обеда. Они уже находились в условленном месте, когда там появилась я. Рядом с матерью тихо стояла крошечная худенькая девочка в сильно поношенном «жиденьком» пальтишке, совершенно не подходящем для суровой северной зимы, на голове – облезлая кроличья шапка, почти такая же старая, как и у Евы. На ножках – валенки с галошами. Надо же, оказывается, носят еще детки галоши. Хотя чему удивляться, если в Европе этот допаксессуар к обуви приобретает сейчас и среди взрослых большую популярность и стоит, знаете ли, приличных денег, порядка 300 евро. Бледненькое личико повернулось ко мне. Я пожала ее спрятавшуюся в рукавичке маленькую ручку и предложила:

– Давай знакомиться. Я тетя Оля, а тебя как зовут?

Ребенок застеснялся, пытаясь спрятаться от меня в складках древнего, давно вышедшего из моды пальто своей матери.

– Доченька, ну что же ты, повернись к тете Оле, – попыталась образумить ребенка Ева, но тщетно.

Тогда инициативу в свои руки взяла я, не зря же такое количество лет проработала педагогом.

– А конфетку хочешь?

Услышав волшебное слово, малышка нерешительно повернулась ко мне, потом посмотрела на мать, как бы спрашивая разрешения, и осторожно взяла из моих рук протянутое угощение.

– Так как тебя зовут, скажи уж тете Оле? – снова спросила я.

– Малта, – сказала она, спрятав конфетку в рот.

Эти две девочки, большая и маленькая, вызвали в моем сердце огромное чувство жалости и сострадания. В душе кипело возмущение: «Что же ты, Лешка, не мог хотя бы чуточку их приодеть?» Хотя откуда? – подавила я в себе гнев, у него для самого себя нет денег, все отдает на алименты, где уж тут одевать женщин и их детей!

– Ладно, показывай, куда идти.

– У нас здесь и магазинов-то толковых нет, – смущенно сказала Ева, – а если и есть, то все очень дорого. Зато на рынок можно сходить…

Чтобы не травмировать девушку своим внешним видом, я купила простой пуховик и нормальную обувь и выглядела теперь, как обычная северная тетка.

– Хорошо, начнем с рынка, а «Детский мир» есть?

– Магазина такого нет, но на рынке для детей можно найти абсолютно всё, – проинформировала меня Лешкина подруга, еще не догадываясь об истинной цели нашего похода.

– Хорошо, пошли на рынок.

Источником вдохновения для местных модниц повсеместно в России и странах СНГ являются вещевые рынки, заполненные китайским и турецким ширпотребом, нахально косящим под Италию и Францию. Никого это, естественно, не смущает и не стесняет, потому как среднестатистические красавицы, не имея возможности посещать гламурные великосветские рауты, чтобы демонстрировать там лейблы мировых брендов, хвастаются своими псевдообновками в местных кафе, клубах и на дискотеках. Было время, когда и я с большим удовольствием покупала кое-какую одежонку себе и дочери на рынке у местных коммерсантов и была очень довольна, что есть возможность что-то свободно приобрести, а не доставать по блату через знакомых, переплачивая бешеные «бабки», как в далекие времена тотального дефицита в России.

В те проблематичные годы любая вещь, случайно доставшаяся в битвах на фронтах бесчисленных очередей, была настоящим праздником для души и тела! Если ты смог добыть пальто летом, то день и ночь мечтал, чтобы скорей наступила зима, тысячу раз примеряя «подарок судьбы». Если «оторвал» босоножки зимой, то считал дни до лета, каждый вечер демонстрируя близким летний аксессуар. Дефицит был абсолютно на все. Счастливчики, добывшие туалетную бумагу, гордо разгуливали по улицам, как папуасы, повесив связку рулонов на манер ожерелья и с нескрываемым удовольствием ловили на себе завистливые взгляды тех, кому оставалось только пользоваться газетой. Во времена великой смуты в девяностые при переходе страны из застойного социализма в разнузданную демократию в какой-то момент из продовольственных магазинов исчезли все продукты, и за их добычу шли просто междоусобные сражения.

Помню, моя мамочка, дежурившая в универсаме, как и многие другие сограждане, ожидающие поступления хоть какой-то еды, была приятно удивлена, когда, наконец, в зал вывезли тележку, заполненную палками вареной колбасы. Толпа, узревшая вожделенный продукт, разом со всех сторон атаковала желанный объект. К несчастью, за батон «докторской» колбасы, которую удалось ухватить маме, уцепился еще один тип, между прочим, из стана «сильной половины человечества», и никто не хотел уступать! Мамуля отчаянно тянула колбасу в свою сторону, а противник в свою, и каждый мечтал перетянуть трофей на себя. Вот тут не выдержала колбаса. Батон под натиском враждующих сторон с треском разорвался пополам, и у каждой противоборствующей стороны оказалась своя половинка. Маме, женщине гордой, стало обидно, что трофей, изначально принадлежавший ей, частично оказался в руках врага. И тогда с негодующим криком: «На, подавись, сволочь!» она швырнула свою половинку прямо в морду обидчику. Конечно, это была морда, причем наглая, если пыталась из рук женщины вырвать то, что принадлежало ей.

Маленькая Марта прочно застряла у витрины с нарядными куклами. Она с таким неописуемым восхищением взирала на чудесные игрушки, что сразу же получила от тети Оли свой первый подарок. Пупс, которого мы купили, был очень большим, почти как живой грудничок, и не слишком-то красивым, но несмотря на это, крошка, с большим трудом удерживающая своего только что обретенного «младенца», нежно прижимала его к груди, поглаживала по лысой резиновой головке, целовала и что-то лепетала ему. Я видела, что это тяжелая ноша для трехлетней девочки, поэтому пришлось купить кукленку еще коляску и даже одежду, в которую мы его вместе с «мамой» Мартой переодели, чтобы он, не дай бог, не замерз! Малявочка была невероятно счастлива! Вот так и передвигались по рынку четыре поколения слабой половины человечества: кукольный грудничок, вполне реальная маленькая девочка, не очень зрелая мамаша и еще прилично выглядящая для своих лет бабушка. Вслед за кукленышем я приобрела все остальное, но уже для малышки: отличные мутоновые шапку и шубку, колготки, рейтузы, джинсы, свитер, сапожки, туфли, платьишки и даже малюсенькую, украшенную крошечными бантиками сумочку для девочки. Мама Ева в полуобморочном состоянии при каждой новой покупке причитала:

– Ну что вы, Оля, не надо, у нее всё есть!

То, что «у нее есть», я уже видела, поэтому не скупилась. У девочки должно быть всё от трусиков до шубы. Наконец, я отдала Еве пакеты с покупками и попросила завтра в этот же час быть на прежнем месте, но без Марты. Меня безумно раздражала ее ужасная сумка из клеенки! Я не могла позволить подруге своего друга и далее пребывать в столь плачевном виде. Куплю ей всё, что нужно, как Марте, – от нижнего белья и до верхней одежды, но на свой вкус. Я была уверена, что если дам ей просто деньги, то она в целях экономии накупит всякой дряни, а это в мои планы никак не входило. На следующий день Ева пребывала в недоумении, не понимая, зачем она мне нужна, если я уже и так знаю, где магазины, но когда узнала цель нашего похода, впала в ступор. Сначала отчаянно отнекивалась, но под моим жестким давлением согласилась.

– Оля, – неожиданно спросила она, – а у вас есть дети?

Вопрос прозвучал как музыка. Меня уже давно никто не спрашивал о детях, поэтому очень хотелось похвастаться этим фактом.

– Есть, – гордо ответила я, – четверо. Старшей дочери почти сорок, а младшему сыну девять лет. Есть еще две дочери: одной – семнадцать, другой – одиннадцать лет. У меня и внуков уже двое и третий на подходе.

Она застыла, не в силах вымолвить и слова, потом решилась:

– Извините, пожалуйста, а сколько же вам лет? Я думала, вы всего на немножко меня постарше.

– Лучше не вспоминай, дорогая! В общем, ты мне в дочери годишься, а твоя Марта – во внучки.

Ева еще долго изумленно качала головой, не в силах поверить в чудеса медицины, питательной средой для которой были бешеные «бабки». После дубленки, шикарной норковой шапки, итальянских меховых сапожек, белья и разных мелочей (и не только) я купила ей красивую кожаную сумку. Она любовалась ею, время от времени нежно поглаживая, а я подумала о том, что для кого-то сумка – недосягаемая мечта, а для других и дворец – обыденная повседневность. Как же несправедливо устроен мир! Ева прямо не знала, как меня благодарить. Она обещала мне сделать всё, чтобы Лешка встал на ноги. Кроме того, я прочитала ей лекцию, что женщина обязательно должна ухаживать за собой, и отвела в парикмахерскую, чтобы привели в порядок ее в общем-то неплохие волосы. И вот наша Ева стала похожа на женщину! Я просто залюбовалась творением рук своих. Напоследок дала ей приличную сумму на Марту и расходы. Увидев деньги, она, как и Лешкин отец, расплакалась, а я попросила сообщить мне, если у нее будут финансовые да и любые другие проблемы, взяв с нее слово даже не думать о совместном с Алешкой ребенке.

Здесь, на Севере, моя миссия завершилась, и мы договорились с Виктором Васильевичем, что, как только у меня появится время, я снова подъеду к ним с инспекцией…

«Домой, домой», – вспомнились «Три сестры» А.П. Чехова, которым также хотелось уехать, но в Москву.

В зале прибытия меня встретил счастливый Фимка. Как здорово вернуться домой под крылышко любимого мужа!

Нескончаемым потоком лились разговоры. Ефим был несказанно рад, что Лешка еще легко отделался.

– Его лечащий врач Александр Анатольевич сделал все возможное и невозможное, поэтому мы непременно должны его отблагодарить! Я понимаю, что это может быть царский подарок, но санитарка рассказала, какие у него кошмарные жилищные условия: он с женой и тремя детьми ютится в пятнадцатиметровой комнате, сто лет стоит на очереди, но шансов и, как я понимаю, денег на изменение ситуации нет. Я не знаю, как ты посмотришь на это, но я бы хотела подарить ему «трешку». Думаю, в их краях цены на жилье не зашкаливают. Средства у меня есть, – завершила я свое предложение.

– Олечка, – сказал Фима, – как скажешь, так и будет, только заплачу я. Когда поедешь в следующий раз, подберешь нужный вариант и оформишь документы и, знаешь что, – проявил он инициативу, – надо еще и обставить квартиру, приобрести им мебель или дать деньги, пусть сами покупают по своему вкусу.

Я обняла мужа. Фимочка очень щедрый, причем для всех (крайне нехарактерная черта для богатого человека). Никогда за всю мою жизнь с ним не было ни одного момента проявления скупердяйства и мелочности. Стоило мне о чем-нибудь заикнуться, как он, не вдаваясь в подробности, спрашивал: «Скажи, сколько нужно?» Скупость, по-моему, самая отвратительная черта человеческого характера, которая, как правило, плавно перетекает в еще более омерзительную – зависть. Замечательно охарактеризовал эту патологию сатирик Леонид Трушкин: «Он расстраивался, когда видел маленькие деньги в своих руках и большие в чужих…» Лучше и не скажешь! А уж именно зависть толкает многих на такие преступления, от которых прямо кровь стынет в жилах. Я сама не жадина, да и все члены моей семьи такие же. Особенно жалостью, добротой и щедростью отличается мой любимый сыночек Гришенька. Вот уж добряк так добряк, последнее отдаст! И откуда у него это?! Хотя, чему тут удивляться? Это же копия отца, так сказать, папин сын!