1
Роман
В последнюю неделю декабря так кстати выпал снег! Он утвердил гипотезу о том, что скоро Новогодний праздник, ведь в наш прагматичный век одним только витринам сердце не верит!
Снег выпал, все встало на свои места, и я твердо решила, что невзирая ни на что, я весело и счастливо проведу праздничные дни! Я объявила все мелким и несущественным, я залила в генератор счастья самое хорошее топливо – веру в то, что все, что ни делается, – к лучшему. Все у меня складывалось, как нужно: клиенты вовремя платили, документы вовремя регистрировались, а генератор счастья гудел ровно и без перебоев.
Двадцать девятого декабря мне позвонила моя подруженция Адамова и с выпученными глазами проорала в телефон, что она с дочерью сегодня уезжает к сестре в Петрозаводск, а видеокассету про поездку в Египет забыла у меня!!! «Как жить?!! Что делать?!!».
Я сказала: «Не журись, родная, я тебе привезу ее на вокзал! В восемнадцать тридцать на платформе! Говори номер поезда и вагона!».
Сказано – сделано. Я беру в сумку кассету, под мышку – пузырь с шампанским, пластиковые стаканы – на горлышко, в карман – конфеты, на голову надеваю парик из блестящей мишуры и во всем этом великолепии выхожу на перрон Казанского вокзала.
Все-таки я люблю наш народ! Даже больше, чем Михаил Задорнов. Иностранцы просто вежливо улыбались бы, а наши гоготали, не скрываясь, показывали пальцем, поздравляли «с Наступающим» и просились в долю на шампанское. Ну что за милые люди! Снегурочкой называли, с собой поехать звали… Но пришли девочки Адамовы, и электорат отвалил (поняли, что нас и так трое).
Мы культурно погрузили чемоданы в поезд и совершенно некультурно нахрюкались шампусика прямо на перроне. Потом поезд ушел, а счастливое выражение лица как бы законсервировалось (Спиртное – идеальный консервант выражений лиц).
Вот в этом выражении лица я и дошла до метро и заняла место в вагоне… Я сидела и смотрела в себя, потому что внутри у меня искрилось и переливалось нечто чудесное, я любила всех на свете (даже жену моего бывшего мужа!), я уже погрузилась в поток русского общественного предпраздничного бессознания, как вдруг…
Я почувствовала на себе взгляд. Нет, не просто взгляд – меня Увидели. Это было точно, как шпажка в бутерброд-канапе, как лазер в роговицу, как алка-зельцер в абстинентный синдром на заре! Я сразу вынырнула из глубин иррационального и подняла глаза (Лучше бы я этого не делала!!!..). Напротив сидел Он…
Он настолько был моим, что я даже не могу точно сказать, как Он выглядел. Я увидела только глаза и сразу протрезвела. Помню только, что в руках у него были красные спортивные перчатки, а обут он был в черные ботинки на толстой подошве с металлическими петлями для шнурков. И еще – Он был великаном! Если бы я села к Нему на колени, то смогла бы упереться теменем в угол между его шеей и подбородком, я бы чувствовала себя, как в коконе, безопасно и уютно… Когда я смогла отвести от Него взгляд (Лучше бы я этого не делала!!!), то обнаружила, что Он едет не один – с Ним еще два приятеля, а с этими приятелями – дяденька Бахус. В руках у них было по бутылке пива и по пакетику сушеной рыбки. А Он был без пива и абсолютно трезвый.
Я еще раз перевела на Него взгляд и обнаружила, что Он опять пристально меня рассматривает… Мой мозг заработал над вопросом: «Как склеить мужика?». Но в это время Он поднялся, встал лицом к своим попутчикам (а я имела возможность оценить Его богатырский рост) и стал прощаться с ними. Я с отчаянием сверлила Его спину глазами, но времени было мало, я не успела прожечь. Я только услышала, как мужики сказали Ему: «Ну, пока, Ром!».
Роман… Ромка. Я ощутила полость во рту – там надувался шар, который потом провалится в меня глубже и будет распирать меня бесконечные часы и дни.
Рвать волосы я на себе не стала, так как быстро сообразила, что у попутчиков можно попытаться получить нужную информацию. И всю энергию взгляда вкупе с мыслью я сосредоточила на двух пьяненьких мордах. Одна из них – с усами – плавала ближе ко мне, выглядела простовато, поэтому ее я и начала «пробивать». И вдруг – о чудо! – из пакетика этого человека на пол стала вываливаться сушеная рыбка. Мужчина ничего не замечал, но какая-то смешливая дамочка напротив хихикнула так, что он поднял глаза в поисках той, что смеется (только человек неуверенный мог сделать так – а вдруг надо мной смеются? Надо бы выяснить!). Конечно, он уперся сразу в мой взгляд и решил, что смеялась я.
– Мадам, что-нибудь не так?
– Нет, всё так!
– А чего Вы смеетесь? Что-нибудь не так?
– Да у Вас рыбка уплывает! – улыбаюсь вовсю.
– А-а-а, плевать! Это неважно! Я уж думал, что-нибудь не так! (А ведь как прав оказался!).
Улыбаюсь.
– Ой, мадам, с Вами так приятно общаться!
– Ой, с Вами тоже!
– Может, телефонами обменяемся?
– (Так мне того и надо!) Давайте!
Рядом со мной сидела молоденькая девочка лет восемнадцати-двадцати. Она наблюдала весь этот балаган и так вжилась в нашу общую игру, что после моего «Давайте!» воскликнула в порыве детской непосредственности:
– Вы что, дадите ему свой номер?
– Конечно! (Деточка, в моем возрасте – и кочевряжиться?)
– И что дадите правильный номер? (глаза – в пол-лица!)
– Конечно! – наклоняюсь к ней и тихо добавляю: – На свете ничего никогда не происходит случайно, ничего и никогда!!! Подвиньтесь на одно место, пожалуйста.
Офигевшая дева подвинулась, а я указала на место слева от себя – и парень сразу понял, что нужно сделать. Потом, в промежутке между «Лубянкой» и «Фрунзенской», я записала ему свой номер, записала его номер, узнала, что Игорь (с усами) – инженер-электронщик, что Роман – врач-реаниматолог из Склифа (Институт скорой помощи имени Склифосовского – того, кого просят покороче)… А как уж я нуждаюсь в реанимации! …что едут они со свадьбы, что Ромка почти не пьет, что… Не помню, потому что главное на тот момент я сделала. А почему бы и нет? У Бога нет других рук, кроме наших.
На «Фрунзенской» они вышли, мне была поцелована ручка и выражена надежда на скорую встречу. Третий парень из разряда «я всех девочек люблю, но жена строгая» сообщил, что Игорь не женат. А мне-то что? Мне нужен Ромкин телефон.
…Игорь позвонил в тот же вечер, через пару часов, заполировав свое приключение темным пивком. Он был отвратительно пьян, нес всякую хрень, но я терпела… Игорь сообщил мне, что он – есаул войска …ского, что его хобби – старинные аптечные пузырьки, что на них он тратит все свои деньги, что полгода назад у него умерла мама, и им с отцом теперь приходится тяжеловато, что он хочет меня, но думает, что у нас ничего не выйдет. Через каждую фразу он справлялся: «Алё! Чего молчите? Я Вас ничем не обидел?!». Наконец меня стошнило окончательно, и я вежливо, но решительно попрощалась, сделав вывод, что сегодня нужной каши с ним не сварить.
Назавтра я ездила за подарками «под елочку», делала еще какие-то дела и часов до трех дня пыталась уговорить свою парализованную волю позвонить Игорю и спросить телефон Романа. В три часа я набрала номер Игоря и что-то наплела ему по то, что мне очень нужна консультация врача-реаниматолога (Можешь себе представить, кому может понадобиться такая консультация?!). Я много времени у него не отниму – только одну минуточку. Что мне их просто Бог послал, что только он мне может помочь… Вспоминать противно! Игорь скис, но пообещал перезвонить вечером и дать номер. Ну что поделаешь? Я ему ничего не обещала! Могу я хоть раз в жизни бескорыстно воспользоваться мужчиной?
Есаул позвонил мне утром тридцать первого и сказал:
– Я вчера не смог Вам позвонить, у меня денег на телефоне не было. А то бы я сразу позвонил. А то деньги у меня закончились, я оплатил, а они почему-то не зачисляют. Короче, если захотите, позвоните мне сами, входящие мне еще проходят.
Я молчу, слушаю все это.
– Ну, запишите его номер, – упавший голос без тени энтузиазма. В тот момент мне показалось, что Игорь все понял. Он продиктовал мне домашний номер Романа. Господи! Домашний-то мне зачем?
– Игорь, как Вы думаете, это будет удобно, звонить домой?
– А чего неудобно-то? Он разрешил мне дать этот номер.
– Ну, просто я думаю, вдруг у него жена ревнивая, не хотелось бы из-за пустяка ставить человека в неудобное положение…
– Да нет, звоните смело! – и никакой информации о том, женат ли парень. А мне не все равно – на женатых у меня табу. Во всяком случае, на прочно женатых. Ну, или на тех, кто думает, что женат. Шутка. Я не такая. Если я не ошибаюсь…
И опять ступор и полный паралич воли. Как будто мешает что-то, хотя я точно знаю, что у Бога нет других рук, кроме наших. А вдруг есть? Ведь придумал кто-то, что суженого конем не объедешь…
Тридцать первого я решила не звонить… Вдруг скажет что-то не то… Конечно, я ничего не теряю, он даже меня не знает. Не позвонила, зато мне трижды позвонил Игорь с пьяными изливаниями про пузырьки, про умершую маму (царство ей небесное), про накрывший его шок от знакомства в метро, а также про то, что, если мы с ним встретимся, то я обязательно рожу ему ребенка. «А у меня, – говорю, – уже есть двое». (Как ты думаешь, что мне ответил на это мужчина?)– «Ваши дети – это Ваши дети, а наш ребенок будет нашим!». Угу, вполне трезвая мысль, хоть и высказана пьяным есаулом. Потом я вспомнила детский стишок Агнии Барто:
«Люся в комнату вошла, села на диванчик,
И берется за дела – начинает клянчить:
– Игорёк-Игорёк, подари мне пузырек!
Ты же мой товарищ, пузырек подаришь?»
Нет, я не против хобби, даже если это старинные аптечные пузырьки. Но в случае с есаулом прослеживалась явная клиника. Пузырьковый синдром.
М-да-а-а! Короче, с первого числа я перестала брать трубку, если определялся его номер. Вначале Игорек-пузырек звонил так: брякнет один-два раза и отключится. Мол, подруга, позвони мне сама, видишь, как я тебя добиваюсь? Самое мерзкое из мужских жлобств эпохи повальной мобильной телефонизации. Рвотный порошок. Через десяток таких звонков он, видно, или сильно забеспокоился, или уверился, что трубку я не возьму, потому что остальные двадцать или тридцать не принятых мной вызовов были продолжительными и настойчивыми, куда там правилу «Пяти гудков»!
Десятого января мне все это надоело, и я неожиданно ответила на звонок. Сказала, что была в отъезде, а телефон с собой не брала, выслушала поздравления со всеми прошедшими праздниками и робкое «Надеюсь, встретимся, если Вы не будете возражать». Буду.
Еще один приличной продолжительности звонок в Крещение и– всё.
А всё это время я мечтала… Нет, не мечтала, а пыталась сморгнуть Его взгляд. Но в первой линии маячили серые заинтересованные глаза, такой… плотный, что ли сконцентрированный, точечный взгляд, а вся остальная жизнь происходила на втором плане, за этими глазами. Я представляла себе возможный разговор, даже написала конспект моих ответов на разные случаи… Но всякий раз клала телефон на место, набрав первые две цифры…
…Адамова возвращалась четвертого января, и мне захотелось ее встретить, побродить по кофейням, сходить в кино, потом поехать к ней ночевать и с нею петь до одури нашу любимую «Ах! Если бы сбылась моя мечта!..» (Мультик «Летучий корабль» смотрела? Вот эта песня оттуда).
Я поехала на вокзал, но уже без шампанского, и все было, как мне хотелось: и кофейня, и кино в вип-зале с лежачими креслами и снятыми сапогами, а потом мы поехали к одной общей знакомой на день рождения. Там Адамова так набралась, что забыла у именинницы ключи от квартиры, а я каталась с ней по ночному Подмосковью туда-сюда за ключами и чувствовала полноту бытия – такую пьяную Адамову я видела впервые за двадцать два года нашей дружбы!
Потом был каток на Красной площади, синяки на дочкиных коленках, сессия у сына, огромный торт на Старый Новый год (сама пекла!), еще что-то и кто-то по работе и не только… Но я не могла позвонить, меня клинило.
Я пыталась читать, но во всех книжках, купленных с закрытыми глазами, одним из героев был неизменно врач-реаниматолог… (Скажи, разве врачи-реаниматологи стали приметой нашего времени, как олигархи, интимные скандалы знаменитостей или диеты для похудания?).
В Крещение, девятнадцатого января, вдруг обнаружилось, что на работу можно не ходить – клиенты еще не вышли из праздничной комы, а деньги еще остались. Чем не повод посвятить себя тому, чего хочется? А мне хотелось поехать в Донской монастырь, набрать крещенской водички, затеплить свечки, послушать пение праздничной литургии. Отвела дочь в школу, поехала.
Все было, как хотелось. Святая вода лилась даже с неба – если июльский ливень в Крещение обозвать редкостью – ничего не выразить! А вечером я поняла, что сегодня я должна освободиться от этого вопроса, который согнал с моего лица выражение законсервированного счастья и залил фитиль в моем генераторе! Доколе ж терпеть можно?! Ко всему еще и мать моего первого мужа позвонила и сообщила, что ей снился сон, будто я выхожу замуж за высокого, русого, кудрявого парня. Ну почему ей снятся такие сны про меня, понятно – она, добрая женщина, считает, что я в свободном состоянии (свободный радикал, который надо связать) представляю угрозу для устоявшейся жизни ее сына. Наверное, она имеет основания так думать, поскольку и она, и ее сын ошибочно принимают за любовь ущемленное мужское самолюбие и неутоленную жажду реванша. Но как бы там ни было, разговор с моей любимой свекровью стал последней каплей.
И я позвонила. Трубку взяла молодая женщина с тревожным голосом, в глубине домашнего эфира нудел телевизор, где-то под диваном валялись Ромкины тапки, а его дети были отправлены к бабушке в Кузьминки до вечера воскресенья… Мне вдруг стало понятно, что не нужно его звать, даже если он не на дежурстве, что мне не о чем с ним говорить, что он увидел тогда в метро не меня, а редкое в наши дни выражение лица, что он живет на зыбкой грани другой жизни сердца – той, которую выписывает писец электрокардиограммы в палате интенсивной терапии, что его покой нельзя расшатывать только потому, что кому-то что-то показалось.
Так я решила и поставила точку в этой истории.
Но сегодня утром доченька сказала мне, что вчера днем мне домой звонил какой-то Роман… Я понимаю, что у него нет моего домашнего телефона, но почему тогда так трепыхается в горле?
