Закончив свой отчет, я заперла его в ящик письменного стола. Потом прошла на стоянку, села в машину и направилась к дому Чарли, который находился на Миссайл-авеню. Через два дома за его жилищем располагался домишко с чудным и непонятным названием "Покой".

Оставив там свой автомобиль, я пешком вернулась назад.

Чарли жил в двухэтажном строении, выкрашенном ярко-желтой краской, с потемневшей черепицей на крыше и выступающим окном на фасаде. Слева от дома был узкий проезд. Этот дом вполне годился для съемок многосерийных семейных шоу, которые обычно крутят по телеку в восемь вечера, настолько в нем все выглядело основательным, продуманным и пригодным для детей. Никаких следов машины или самих жильцов я не заметила. Я обогнула дом и непринужденно прошла к гаражу, все время оглядываясь через плечо. Никаких назойливых соседей, пялящихся на меня, пока тоже не наблюдалось. Приблизившись к одноместному гаражу, я подошла к боковому окошку и, приложив к глазам ладони лодочкой, заглянула внутрь. Там было пусто: только у задней стены стояла деревянная скамейка, а рядом с ней старая дачная мебель, покрытая толстым слоем пыли. Оглядываясь по сторонам, я прикидывала, чей же это мог быть черный автомобиль и почему до сих пор полицейские его не отыскали. Если бы удалось разобраться с этим вопросом, то у меня было бы что сказать Кону Долану. Мне в любом случае придется с ним встретиться; но до этого хотелось раздобыть что-нибудь более конкретное.

Возвратившись к машине, я уселась на сиденье и предалась своему любимому занятию – размышлениям. Смеркалось. Я взглянула на часы – было уже без четверти семь, и я начала беспокоиться. Мне вдруг чертовски захотелось выпить бокал вина, и я решила навестить Никки. Она сказала, что будет дома. Сделав запрещенный в этом месте разворот, я направилась вниз по Миссайл-авеню в сторону автомагистрали, ведущей на север. Проскочила Ла-Куесту и двинулась к побережью, оставив сбоку от себя лощину Хортон, огромный кусок земли, носящий гордое звание "перспективного района застройки". Когда-то вся земля здесь принадлежала одной семье, однако сейчас ее разделили на участки по миллиону долларов каждый для строительства особняков новых богачей. За Монтебелло в Санта-Терезе закрепилось название района "старых денежных мешков", а Хортон, выходит, для "новых", но никто не воспринимает это различие всерьез. Богатый – всегда богатый, и дураку понятно, что это значит. Дорога через Хортон узкая и извилистая, полностью закрытая деревьями, и с этой точки зрения я обнаружила единственную разницу – в Монтебелло некоторые дома все-таки видны с дороги, здесь же ничего рассмотреть невозможно. Выехав налево на Оушен-вэй, я помчалась параллельно обрывистому берегу, на котором виднелись элегантные коттеджи, уютно вписавшиеся между дорогой и скалами.

Я чуть было не проскочила мимо дома Джона Пауерса, поскольку раньше подъезжала сюда с другой стороны. Все-таки заметив его, я бросила быстрый взгляд на крышу, расположенную вровень с дорожным полотном.

Внезапно в голову пришла шальная мысль, и я нажала на тормоза, остановившись у обочины шоссе. Секунду помедлила, прислушиваясь, как колотится сердце в груди.

Потом вытащила из замка ключ зажигания, сунула за пояс джинсов свой маленький самозарядный пистолет и достала из "бардачка" фонарик. Пощелкала выключателем – свет в норме. Уличных фонарей в этом месте было совсем немного, а те, которые горели, выполняли скорее декоративную роль, словно на старинной литографии заливая все таинственным, туманным светом и отбрасывая тускло-голубые круги, с трудом пробивавшие густую темноту.

Я вышла из машины и заперла ее на ключ.

Никакой тропинки вдоль трассы я не обнаружила, лишь спутанные заросли плюща. Дома здесь располагались на приличном расстоянии друг от друга и были отделены заросшими участками земли, на которых сейчас оглушительно трещали цикады и другие ночные насекомые. Я возвращалась по шоссе к дому Пауерса. Поблизости не было видно никаких строений и ни одной машины.

Я подождала и пригляделась – свет в доме не горел. Включив фонарь, я направилась по подъездной дороге к видневшемуся передо мной зданию, прикидывая, отсутствует ли еще Пауерс, и если так, то где находятся собаки. Поскольку Чарли отбыл в Санта-Марию на два дня, он вряд ли оставил их на улице.

Ночь была спокойная, мерно рокотал океан, вдалеке периодически погромыхивала затихавшая гроза. Сквозь затянутое облаками ночное небо пробивался неверный свет луны. Было довольно прохладно, в воздухе висел густой запах растений и освежающей влаги. Луч фонаря, высвечивающий узкую полоску на дороге, внезапно уперся в белый забор из вертикальных металлических пик, за которым виднелся легкий гаражный навес. Под навесом передо мной стоял автомобиль Джона Пауерса, и даже отсюда я смогла заметить, что он черного цвета. Это меня уже не удивило. Ворота были закрыты на замок, но, обогнув забор слева, я оказалась перед навесом со стороны дома и осветила машину фонарем – "линкольн" трудно сказать какого года выпуска, но не слишком старый. Я осмотрела левое крыло, с ним все было в порядке. Вдруг сердце бешено заколотилось – правое крыло помято, фара выбита, решетка радиатора деформирована и даже бампер слегка погнулся. Я старалась не думать, что случилось с беднягой Гвен от такого лобового удара. Хотя представить все было совсем нетрудно.

Со стороны верхней дороги послышался сначала резкий скрип тормозов, а затем рев приближавшегося на высокой скорости автомобиля. Потом мелькнул ослепительный свет фар, и машина свернула в сторону дома.

Машинально присев, я выключила фонарь. Если это Чарли, то мне конец. В мозгу у меня что-то словно вспыхнуло – проклятие, он все-таки позвонил Руфи, сразу все сообразил и вернулся. Фары "мерседеса" были направлены прямо на стоявший под навесом "линкольн", который и скрывал меня от глаз Чарли. Услышав, как хлопнула дверца машины, я бросилась бежать.

Я пулей пролетела через лужайку за домом, чувствуя под ногами неровные кочки скошенной травы. А за мной почти беззвучно, быстрой стелющейся рысью бросились вдогонку две выпущенные из дома собаки. Я добежала уже до узкой деревянной лестницы, спускающейся к пляжу, но после ослепительного света фар еще с трудом разбирала ступеньки. Пропустив одну из них, я проскользнула сразу до следующей, с трудом нащупав ее ногой. Сверху в каком-то ярде от меня показался большой черный пес, который, тяжело пыхтя и скребя когтями по дереву, с глухим рычанием пытался до меня добраться. Оглянувшись, я увидела, что его пасть уже совсем рядом с моей головой. Не раздумывая, я протянула руку и, схватив пса за переднюю лапу, резко дернула. От неожиданности собака взвизгнула, и я что было сил то ли толкнула, то ли швырнула ее вперед на крутые прибрежные скалы. Другая же девяностопятифунтовая малышка оказалась трусихой и продвигалась вниз по лестнице, жалобно скуля и вздрагивая. Я чуть было не потеряла равновесие, но смогла удержаться, а в темную отвесную пропасть вместо меня посыпалась выскользнувшая из-под ног земля. Я слышала, как внизу у скал хрипло лает черный пес, который не мог добраться до меня по крутому, скользкому склону, поэтому безостановочно кружил взад и вперед по пляжу. Последние несколько футов я практически проскользила на боку, пока наконец не почувствовала под ногами мягкий песок. В этот момент пистолет выскользнул у меня из рук, и я судорожно стала шарить вокруг себя, пока с облегчением не нащупала дуло. Фонарь я уже давно потеряла. Я даже не помнила, когда держала его в руках последний раз. Черная собака опять вприпрыжку направилась в мою сторону. Подождав, пока она приблизилась, я сделала обманное движение ногой и изо всех сил врезала ей пистолетом по голове. Псина жалобно завизжала. Похоже, ее никто не учил отражать нападение. Мое преимущество состояло в том, что я с самого начала понимала, какую опасность для меня представляет эта зверюга, а собачка только сейчас смогла оценить мое вероломство. Залаяв, она отпрыгнула назад. Я быстро сделала необходимый выбор. В северном направлении вдоль пляжа на целые мили тянулись отвесные скалы, линия которых прерывалась только на Харли-Бич, который был слишком удален от города, чтобы пытаться найти там убежище. Кроме того, путь на север мне преграждала собака. Справа же от меня пляж прилегал к городским границам и тянулся лишь на пару миль. Но для начала я устремилась к кромке океана, подальше от собаки. Она стояла на месте, пригнув голову и яростно лая. Волны уже облизывали мои кроссовки, и мне пришлось высоко поднимать ноги, чтобы преодолеть полосу прибоя. Я обернулась, держа пистолет в руке, и продолжила путь вброд.

Пес прыгал по берегу взад и вперед, лая уже не так часто.

Новая мощная волна толкнула меня в колени и окатила водой до пояса. Переведя дыхание от холодного шока, я взглянула назад и испуганно вздрогнула, увидев Чарли, застывшего на самой вершине скалы. Внешнее освещение в доме было теперь включено, и его мощная фигура рельефно вырисовывалась на этом фоне. Лицо казалось бледным в свете фонарей. Он смотрел прямо на меня. Я резко бросилась вперед, буквально продираясь сквозь воду, доходившую уже до живота, держа направление в сторону больших камней у южной оконечности пляжа. Наконец я добралась до этих самых скал – скользких и острых гранитных обломков, отколовшихся и скатившихся в море с прибрежных откосов, и стала карабкаться по ним. Мои движения сильно сковывали мокрые джинсы, плотно облепившие ноги, тяжелые, полные воды кроссовки и, конечно, пистолет, который я просто не имела права бросить.

Я пробиралась среди острых морских раковин и островков слизи. Один раз сильно поскользнулась, и что-то острое вонзилось сквозь джинсы в левое колено. Спрыгнув с камней на плотный песок, я увидела перед собой постепенно расширявшуюся полосу пляжа.

Из-за поворота берега огней дома Пауерса отсюда уже не было видно. И никаких признаков собак. Я понимала, что им бы вряд ли удалось сюда добраться, как бы они этого ни хотели. А вот насчет Чарли я была не так уверена. Мне приходилось гадать, спустился ли он на берег по деревянной лестнице и шел за мной по пляжу или же спокойно ждал где-то в засаде. Опасаясь, я оглянулась назад, но нависавшая за спиной береговая скала не пропускала оттуда ни единого лучика света. Пожалуй, все, что ему оставалось делать, это снова вернуться к своей машине. И, следуя параллельным маршрутом, он легко мог перехватить меня на другом конце пляжа. Рано или поздно мы оба окажемся на Людлов-Бич, но поворачивать назад я уже не решилась. Пляж, на который я выскочила, Харли-Бич, был для меня не самым удачным местом – слишком далеко от трассы и от города, чтобы рассчитывать на какую-то помощь. Стиснув зубы, я опять перешла на бег, не имея представления, куда мне удастся добежать. Липкая и холодная одежда плотно облепила тело, но главная мысль была о пистолете. Я уже роняла его однажды, когда пробиралась через скалы, и он чуть было не исчез на дне морском. Не думаю, чтобы в него попала соленая вода, хотя трудно сказать наверняка. Я уже присмотрелась в темноте, успев заметить, что весь пляж покрыт камнями и выброшенными на берег водорослями. Если помедлить, то Чарли доберется сюда другим путем и я окажусь в ловушке. Я опять обернулась: никаких признаков погони, все звуки перебиваются шумом прибоя. Похоже, Чарли здесь еще не было. Когда я бывала в свое время на Людлов-Бич, то, помнится, он всегда был забит проезжающими мимо по шоссе автомобилистами. По мере того как я бежала, страх несколько улегся, а всплеск адреналина в крови подавил все остальные чувства, кроме желания спастись. Ветер стих, но я промокла до костей, и было ужасно холодно. Пляж снова сузился, и мне пришлось бежать по мелководью, прокладывая путь по полосе прибоя. Я старалась держаться из последних сил, но не знала, насколько этих сил еще хватит. Слева от себя я заметила деревянную зигзагообразную лестницу, ведущую с пляжа наверх. На фоне густых зарослей кустарника, прилепившихся на откосе, выбеленные солнцем и ветром перила почти светились в темноте. Я проследила взглядом, куда вели ступеньки. Судя по всему, наверху находился Прибрежный парк, разбитый вдоль всего склона. Там были автостоянки и через дорогу – дома. Я ухватилась рукой за перила и начала подниматься, тяжело дыша и чувствуя, как болят колени. Добравшись до верха, огляделась, и сердце у меня чуть не остановилось.

Чуть повыше я увидела хорошо мне знакомый "Мерседес-450", принадлежавший Чарли Скорсони и обшаривавший сейчас лучами фар ограду парка. Я торопливо пригнулась и снова стала спускаться по ступенькам, издав непроизвольный мяукающий звук. Я задыхалась, а грудь горела огнем. Спрыгнув на песок, я снова перешла на бег, постепенно убыстряя темп. Песок здесь оказался рыхлый и слишком мягкий, поэтому я отклонилась правее, пока не добралась до влажной и плотно утрамбованной прибрежной полосы. По крайней мере сейчас я хоть согрелась, но мокрая одежда по-прежнему больно натирала тело, а со склеенных солью волос непрерывно скатывались капельки морской годы. Левое колено жгло от боли, и я чувствовала, как по ноге медленно сочится теплая струйка. На этот раз пляж заканчивался не камнями, а целой скалой, торчавшей на фоне непроглядной черноты океана, словно гигантский пирог. Я снова вошла в волны прибоя, который чуть не утащил меня в море, когда я огибала скалу. Впереди уже виднелся Людлов-Бич. Я чуть не зарыдала от радости. Преодолевая боль, снова побежала, чтобы быстрее достичь спасительной цели. Я уже заметила впереди огни и темные метелки пальм на фоне сереющего неба. Я перешла на трусцу, постаралась наладить дыхание и наконец остановилась, в изнеможении согнувшись пополам. Во рту у меня пересохло, а по лицу катились капли то ли пота, то ли морской воды.

Щеки пылали, а глаза жгло от попавшей в них соли. Утерев рот тыльной стороной ладони, я снова двинулась вперед, на этот раз уже шагом. Новый приступ страха заставил сердце бешено метаться в грудной клетке.

Этот участок пляжа, сероватый в темноте, выглядел чистым и ухоженным, широким крылом уходя в левую сторону, где высокие и отвесные скалы переходили в невысокий холмистый склон, плавно спускавшийся к песчаной полосе. Невдалеке я могла различить обширную автостоянку, а за ней – гостеприимные огни опустевшей улицы. Пляжная автостоянка обычно закрывается в восемь часов, и, похоже, сейчас она была уже закрыта. При виде бледно-голубого "мерседеса" Чарли меня словно током ударило – это был единственный автомобиль на пустынной, асфальтированной площадке. Его включенные фары косыми лучами освещали шершавые стволы выстроившихся вдоль нее пальм. И мне бы вряд ли удалось незаметно от него перескочить с пляжа на улицу. Темнота, которая, как казалось совсем недавно, вроде бы рассеялась, снова накинула свою черную вуаль. Я опять ничего не могла толком рассмотреть и определиться в этой непроглядной, словно дымовая завеса, темени. Далекие уличные огни показались мне чьей-то глупой, своенравной и злой выдумкой, потому что, по сути дела, сейчас они ничего для меня не освещали, а лишь дразнили, указывая путь к спасению, которым я все равно не могла воспользоваться. А где же он сам? Может, сидит в автомобиле, внимательно осматривая пляж в ожидании, когда я выскочу на него? А возможно, стоит среди пальм рядом с пляжем?

Я снова двинулась вдоль прибоя в правую сторону.

Ледяная вода остудила мою кровь, но я упорно рассекала плещущие у самых колен волны. Здесь он меня вряд ли засечет, и хотя я сама сейчас его не вижу, он тоже не сможет меня заметить. Когда я отошла уже достаточно далеко, мне пришлось почти полностью погрузиться в воду и то вплавь, то шагом пробираться по неровному дну около самых волноломов. Изо всех сил я оберегала от воды пистолет ценой ноющей боли в руках и онемевших пальцев.

Волосы, словно легкий газовый шарфик, колыхались у самого лица. Периодически я наблюдала за пляжем, ожидая увидеть Чарли, хотя что-нибудь там рассмотреть было довольно трудно. Фары его машины продолжали ярко гореть. Но ничего и никого я пока не заметила. Я была уже примерно в двух сотнях ярдов от дальнего левого края автостоянки, как вдруг увидела там площадку для отдыха: небольшая палатка, пальмы, столики для пикника, мусорные баки и телефоны-автоматы. Я стала осторожно выбираться на берег, решив добраться до этого места, но продолжая держаться правее. Он мог скрываться где угодно, просто прятаться в тени. На мелководье волны захлестывали меня до колен и снова откатывались назад, а вода струйками выливалась из кроссовок. Наконец я выбралась на влажный песок и неторопливо направилась в сторону стоянки, все время вглядываясь в темноту и ожидая его появления. Он не мог одновременно контролировать все участки. Присев на корточки, я скользнула взглядом в левую сторону. Вынужденная приостановить свое лихорадочное бегство, я была опять охвачена прежним ощущением страха, по спине и груди разлился ледяной холодок, а в горле пульсировал непроизвольный слабый стон. Не раздумывая я быстро сбросила джинсы и кроссовки.

Палатка, небольшое приземистое строение из шлакоблоков, выглядела необитаемой, окна на ночь были закрыты ставнями. Погружаясь по щиколотку в сыпучий песок, я обошла ее справа. На суше я чувствовала себя не столь уверенно, как в волнах прибоя. Я стремительно отпрыгнула, самым краешком глаза успев заметить, что он стоял там, слева от меня. Снова припав к земле и рассчитывая, что он меня не разглядел, я поползла по-пластунски, отталкиваясь локтями. Добравшись до чернильно-густой тени пальм, которая выделялась даже на фоне серой ночной темноты, я еще раз оглянулась влево и снова различила его фигуру. На нем была белая рубашка и темные брюки.

Он скрылся в тени пальмовых деревьев рядом со столиками для пикника. Позади меня умиротворенно рокотал могучий океан, служивший роскошной декорацией для маленькой пьесы под названием "Кошки-мышки". Справа от себя я обнаружила цилиндрический мусорный бак высотой примерно до груди, с крышкой на петлях. Услышав звук мотора автомобиля Чарли, я с удивлением обернулась: неужели он уезжает? Может, ему показалось, что он упустил меня и поэтому решил перехватить где-нибудь дальше на пляже? Пока он разворачивался, я подскочила к мусорному баку, одним рывком подняла крышку и, перебросив ноги через край, устроилась на куче отбросов, состоявших из бумажных стаканчиков, тарелок, объедков и прочей дряни. Как следует придавив мусор задом, я просунула ноги поглубже и поморщилась от отвратительной вони. Правая нога погрузилась во что-то липкое и холодное, зато мусор прямо подо мной был горячий, словно компост, медленно перегорающий под действием бактерий. Я немного приподняла голову и выглянула в щель, образованную неплотно прилегающей крышкой. Автомобиль Чарли направлялся точно в мою сторону, а его фары упирались в мое убежище. Я быстро скрючилась, а глаза чуть не выскочили из орбит от стука бешено заколотившегося сердца.

Оставив фары включенными, он вышел из машины. У себя в баке я увидела тонкий отраженный лучик света. Хлопнула дверца. Послышался звук его шагов по бетону:

– Кинси, я знаю, ты где-то здесь, – сказал он.

Я старалась не двигаться. И даже не дышать.

Тишина.

– Кинси, тебе не стоит меня бояться. Господи, неужели ты этого не понимаешь? – произнес он очень настойчиво, мягко, убедительно и огорченно.

Может, я и вправду ничего не понимаю? Голос у него сейчас был такой же, как всегда. Опять тишина. Я слышала его удаляющиеся от меня шаги. Немного выждав, опять выглянула через щель. Он застыл в десяти футах от меня, уставившись на океан. Постояв немного, расслабленно опустив плечи, он вдруг обернулся. Я снова втянула голову. Послышались приближающиеся шаги.

Сжавшись в комок, дрожащими руками я подняла пистолет дулом вверх. Может, я просто сошла с ума? И веду себя, как полная идиотка? Я всегда ненавидела играть в прятки. В детстве мне в эту игру никогда не везло. Стоило кому-нибудь просто оказаться рядом с моим укрытием, и я сразу выскакивала, потому что от жуткого напряжения вполне могла обмочиться. Я почувствовала подступающие слезы. "О Боже, только не сейчас!" – пронеслась лихорадочная мысль. Мой страх постепенно перерастал в нестерпимую боль. Каждый удар сердца вызывал настоящее мучение, а в ушах слышались резкие толчки от подскочившего кровяного давления. Похоже, он уже догадался, где я прячусь.

Крышка бака медленно приподнялась. На золотистых щеках Чарли отражался яркий свет фар. Он взглянул на меня. В его правой руке я заметила кухонный нож с острым десятидюймовым лезвием.

И тогда я спустила курок.

* * *

Полиция Санта-Терезы провела короткое расследование, но по его окончании никаких обвинений предъявлено не было. Дело Лоренса Файфа пополнилось лишь моим отчетом, направленным главе отдела расследований и сбора информации, который признал, что применение оружия было вполне законным, поскольку «соответствовало правам и обязанностям», закрепленным за мной по роду деятельности. Еще осталась копия чека на неистраченную часть аванса, которую я вернула Никки. За все про все я заработала 2978 долларов и 25 центов, включая оплату счетов, связанных с этим 16-дневным расследованием. По-моему, это вполне справедливо. От того выстрела я до сих пор не приду в себя. Ведь из-за него я попала в одну компанию с вояками и маньяками. Никогда и никого убивать я не собиралась. Хотя если подумать, то же самое могли бы сказать и Гвен с Чарли. Конечно, все уляжется, и через пару недель я снова смогу заниматься своим делом. Но уже никогда не стану той, что была раньше. Мы вечно стремимся упростить свои проблемы, но из этого обычно ничего не выходит, и в конце концов все равно остаемся наедине с самими собой.

С искренним уважением,

Кинси Милхоун