Мы с Дицем сначала направились в офис. Я проверила автоответчик (никаких сообщений), пока Диц просмотрел вчерашнюю почту (никаких бомб). Я заперла дверь, и мы вошли в соседнее помещение Калифорния Фиделити, где только что появилась Вера. На ней был костюм из красного парашютного шелка. Длинная, развивающаяся юбка, блузка с длинным рукавом и красный пояс на талии. Со вчерашнего дня она успела стать блондинкой и носила авиационные очки с голубыми стеклами. Как всегда, она выглядела как женщина, с которой любой мужчина был бы счастлив спрыгнуть с самолета. Эффект, который действовал и на Дица. Она держала какую-то одежду на вешалке, закрытую мешком для мусора.

— Ой, привет! Ребята, вы идете сегодня?

— Это мы и пришли сказать. Мне нужно позвонить в отель?

— Я уже позвонила. Я решила, что вы придете. Это для тебя, — она указала на мусорный мешок. — Пошли в мой офис и посмотришь. Это девичьи дела, — сказала она Дицу. — Вы до сих пор не курите?

— Третий день.

Я и не знала, что он считает.

— А у меня седьмой.

— Ну и как вы?

— Не так уж плохо. Я чувствую маниакальную энергию. Наверное, никотин меня притормаживал. А как вы?

— Я в порядке, — сказал он мягко. — Мне нравится делать разные вещи, чтобы испытать себя.

— Могу поспорить, что да, — сказала она и засмеялась грудным смехом. — Мы вернемся через секунду.

Она устремилась в свою комнату.

— Это было что-то непристойное, что ты ему сказала? Звучало как непристойное.

Она взглянула на меня через плечо.

— Послушай, деточка, когда я перейду к непристойностям, у тебя не останется никаких сомнений.

Она повесила вешалку на стенку и вставила в рот незажженную сигарету «Вирджиния Слим», пытаясь ей затянуться. Закрыла глаза, как для молитвы.

— О, Боже, за огонь…за дым…за первую затяжку…

Она открыла глаза и помотала головой. — Ненавижу делать что-то полезное для себя. Почему я решила это сделать?

— Ты кашляла кровью.

— Ой, да. Я об этом забыла. Ну, ладно. Посмотри.

Она сняла мешок с вешалки. Под ним был черный шелковый комбенизон с полосками-спагетти и маленьким пояском. К нему прилагался жакет со стоячим воротничком и длинными рукавами.

— Что ты думаешь?

— Выглядит идеально.

— Хорошо. Убедись, что тебе как раз. Если нет, позвони, и я поищу что-нибудь другое. Можешь принести это с собой к шести и переодеться в моей комнате. Я сняла комнату в Элджуотер, чтобы не надо было ехать домой. Ненавижу следить, сколько алкоголя я употребила.

— Разве у тебя не будет кавалера? Я думала, ты придешь с Неллом.

— Я встречаюсь с ним там. Так он сможет делать все, что захочет. Я принесу украшения и, может быть, помогу тебе сделать что-то с твоими волосами. Вижу, что мне придется тебя одевать.

— Вера, я не настолько беспомощна.

— Конечно, ты не беспомощна. Ты совершенно невежественна в том, что касается одежды.

Уверена, ты никогда не определяла свои цвета.

Я уклончиво пожала плечами, стараясь выглядеть так, как будто определяла свои цвета дважды в неделю.

— Не волнуйся. Ты- Лето. Можешь сэкономить пятьдесят баксов. Ты не должна носить черное, но черт с ним. Ты будешь выглядеть прекрасно. — Она замолчала, изучая мое лицо.

— Очень тебе идет, все эти синяки… особенно этот, зелененький.

Она начала натягивать пластиковый мешок на вешалку с одеждой, незажженная сигарета болталась в углу ее рта.

— Как ты себя чувствуешь, проводя двадцать четыре часа в обществе такого лакомого кусочка?

— Это ты о Дице?

Вера вздохнула и сделала страдальческие глаза.

— Нет, я о Доне Ноттсе. Не бери в голову. Он, наверное, нравится тебе своей компетентностью, да?

— Ну да. Разве не в этом дело? Но знаешь, что меня удивляет? Как получается, что все вокруг хотят мной командовать? Рози, Диц, Генри… теперь ты.

— Ты прелесть, ты это знаешь? Ты думаешь, что ты очень крутая.

— Да, я крутая, — сказала я, защищаясь.

— Неллу ты очень понравишься. Ты ему еще не звонила?

— У меня не было возможности. Мы только что вернулись.

— Он придет сегодня только ради встречи с тобой. Только запомни: ничего не ешь.

— Это еще почему? Это ведь званый ужин, или нет?

— Допустим, ты захочешь отправиться с ним в постель.

— Не захочу.

— Но, допустим, что захочешь.

— А при чем тут еда?

Вера начинала терять терпение, но остановилась, чтобы объяснить.

— Никогда не ложись в постель с мужиком после плотной еды. У тебя будет урчать в животе.

— Зачем мне ложиться в постель с мужиком, с которым я даже не смогу до этого поесть?

— Ты сможешь есть позже, когда вы поженитесь.

— Я не собираюсь выходить замуж позже, но спасибо за информацию.

— На здоровье. Увидимся вечером.

Я нашла Дица сидевшим за столом Дарси и листающим брошюру о незастрахованных потерях. Я снесла наряд вниз по лестнице и бережно уложила в багажник.

— Под это я ни за что не надену бронежилет.

Диц промолчал, и я расценила это как согласие.

По дороге на стрельбище мы остановились у оружейного магазина, где провели час, споря о пистолетах. Он знал намного больше меня, и мне пришлось уступить и довериться его экспертизе. Я внесла задаток за девятимиллиметровый HKP7, заполнив все необходимые бумаги. В конце я заплатила двадцать пять баксов за пятьдесят патронов Винчестер Силватипс, на чем настаивал Диц. В обмен на мою покорность ему хватило совести не упоминать, что все это было его идеей. Я ожидала, что следование его совету меня уязвит, но на самом деле, все казалось нормальным. Что я должна была доказывать? Он был в этом деле намного дольше меня и знал, о чем говорит.

Диц вел свой маленький красный «порше», как будто за нами гнались. Может, мы и тренировались уходить от преследования. В «порше» не было пассажирских тормозов, но я вжимала ногу в пол, в надежде. С моего места это выглядело как съемка камерой из машины на гонках Инди 500, только машина неслась в гору. Я бы хотела так же верить в загробную жизнь, как мне хотелось наслаждаться моей на земле. Диц, кажется, не замечал моего замешательства. Поскольку он был полностью сфокусирован на дороге, я не хотела отвлекать его пронзительными криками, которые мне приходилось сдерживать.

Оружейный клуб был пустынным, за исключением дежурного, которому мы заплатили за вход. Майское солнце было горячим, ветер сухим, пахнувшим лавром и шалфеем. Дождей теперь не будет до Рождества. К августу горы будут выжжены, растительность высохнет, древесина станет легко воспламеняемой. Даже сейчас, глядя вниз на долину, я видела дымку в воздухе, призрак будущих пожаров.

Диц установил мишень В-27, человеческий силуэт, на расстоянии семь метров. Я тренировалась с «Дэвисом» на двадцати пяти метрах, но Диц только помотал головой.

— 32-е предназначены для самозащиты, в пределах пятнадцати метров, предпочтительнее, в пределах десяти. Пуля должна проникнуть достаточно глубоко, чтобы задеть важные органы и сосуды, на двадцать-двадцать пять сантиметров. У Силватип больше шансов проникнуть поглубже.

— Хорошеньким бизнесом мы занимаемся.

— Почему ты думаешь, что мне это не нравится?

Я зарядила свой маленький «Дэвис», пока Диц описывал в деталях упражнение. Он хотел, чтобы я начала с позиции охранника: пистолет заряжен, патрон в стволе, курок взведен, палец с него убран, нацелен на сорок пять градусов вниз.

— Подними пистолет в стрелковую позицию и сделай два быстрых выстрела в верхнюю часть груди. Быстро посмотри, куда попала, и внимательно сделай третий выстрел, в голову, вот сюда, — он указал на глазницу.

Я надела наушники и сделала, что он сказал, вначале ощущая себя скованно под его наблюдением. Было понятно, что за годы после учебы в полицейской академии, мои навыки ухудшились. Я приходила сюда часто, в среднем, раз в месяц, но начала думать об этом почти как о медитации, а не о тренировке самозащиты. Предоставленная своим собственным приемам, я не была ни аккуратной, ни точной. Диц был хорошим учителем, терпеливым, методичным, так давал советы, что я не ощущала критики.

— Теперь давай попробуем, чтобы пистолет лежал у тебя в сумочке, — сказал он, когда был удовлетворен моими результатами.

— Откуда ты все это знаешь?

Он слабо улыбнулся.

— Оружие — моя страсть. Мои первые тренировки в пистолетном мастерстве были предназначены для сертифицированных телохранителей, которые носили оружие на работе.

Практики в стрельбе там было немного, но я ознакомился с основными законами, связанными с оружием. После этого я ходил в Американский Пистолетный институт.

Он помолчал.

— Мы здесь для того, чтобы работать, или болтать?

— Я должна выбирать?

Видимо, нет. Он заставил меня попробовать 45-й, но это было для меня слишком. Тут он смягчился и разрешил мне продолжать с «Дэвисом». Мы вернулись к работе, воздух наполнился запахом пороха, а я сконцентрировалась на процессе. Я перестала думать о Марке Мессенджере как о человеке. Он стал абстракцией, ничем более, как черным плоским силуэтом в семи метрах от меня, с бумажным сердцем и бумажным мозгом. Это было исцеляющим — стрелять в него, видеть, как разлетается его диафрагма. Мои страхи улетучились, а уверенность вернулась. Я выстрелила в его шею и попала в нарисованную артерию. Я попыталась вытатуировать свои инициалы на его туловище. К тому времени, как мы собрались и покинули стрельбище в полдень, я снова чувствовала себя собой.

Мы пообедали в таверне Стейдж Коуч, притулившейся к горе, недалеко от ручья. Дуб и лавр накрывали ее прохладной тенью. Тишина прерывалась лишь сплетничанием птиц. Только случайные машины поднимались сюда, направляясь к главной дороге. Диц, как всегда, был бдителен — оглядывал окружающее, но казался более расслабленным, потягивал пиво, одна нога опиралась на деревянную скамейку. Я сидела слева от него, спиной к стене, тоже наблюдая, хотя наблюдать было особенно не за кем. Кроме нас было только трое посетителей, байкеры, сидевшие снаружи за грубо сколоченным столом.

Мы заказали чили верде, что включало в себя две большие миски ароматной тушеной свинины с зеленым чили, с соусом из кинзы сверху и две сложенные тортильи, погруженные в глубину. Это было так близко к небесам, насколько грешник мог рассчитывать без предварительного раскаяния.

— Что у тебя за отношения с Калифорнией Фиделити? — спросил Диц.

— Они предоставляют мне помещение, а я предоставляю им услуги, два или три раза в месяц.

Бывает по-всякому. Обычно я расследую требования по пожарам и несчастным случаям, но может быть все, что угодно.

— Хорошее соглашение. Как ты туда попала?

— Моя тетя работала у них много лет, так что я была там со многими знакома. Она устраивала мне подработки во время летних каникул в школе. В девятнадцать лет я окончила полицейскую академию, и, поскольку не могла стать частным детективом до двадцати одного года, работала ресепшионистом в Калифорния Фиделити. Позже, когда я наконец ушла из полиции, я поступила в детективное агенство, пока не получила лицензию и не стала работать самостоятельно. Одно из первых больших расследований я сделала для КФ.

— Намного больше женщин стали этим заниматься.

— Почему бы и нет? Это своего рода удовольствие. Иногда тебе крепко достается, но, по крайней мере, ты сам себе босс. Это в моей натуре. Я очень любопытна и люблю совать нос, куда не следует. А как насчет тебя? Чем ты будешь заниматься, если оставишь работу?

— Трудно сказать. Я разговаривал с парнем, который разрабатывает упражнения для антитеррористической тренировки для военных баз за рубежом.

— Симуляция нападения?

— Правильно. Поздно ночью он приводит свою команду, проделывает брешь в ограде, проникает внутрь и снимает весь маневр на пленку, чтобы показать им, где нужно укрепить оборону.

— Полицейские и грабители без стрельбы.

— Вот именно. Весь кайф и никакой опасности.

Он помолчал, вытирая дно миски сложенной тортильей.

— Похоже, ты наконец пришла в себя.

— Я так чувствую. Вера бы не согласилась. Она думает, что я безнадежна. Слишком независимая, неискушенная…

— Что она собой представляет?

— Честно говоря, я и сама не понимаю. Она ближе всех к тому, чтобы считаться моей подругой, но не могу сказать, что мы знаем друг друга очень хорошо. Я часто уезжаю, поэтому мало принимаю участия в каких-нибудь событиях. Она циркулирует в кругу неженатых мужчин и незамужних женщин. Я ей восхищаюсь. Она умница. У нее есть стиль.

У нее хороший характер…

— Это что, реклама?

Я засмеялась, пожав плечами. — Ты спросил.

— Да, она одна из тех женщин, которых я никогда не мог понять.

— В каком смысле?

— Не знаю. Я этого никогда не понимал тоже. Просто что-то в ней меня интригует.

— У нее добрая душа.

— Несомненно.

Он закончил подчищать свою миску без единого слова. Иногда было трудно понять, что он на самом деле думает, и я недостаточно хорошо его знала, чтобы приставать с расспросами.