Пока мистер Ла Рю звонил в полицию, я сидела в его гостиной на комковатом диване, скорчившись, как складной нож, и борясь со сном. В голове стучало, шея болела, грудная клетка вся была в синяках. Мне было холодно, и я чувствовала себя маленькой, так же, как после аварии, в которой погибли мои родители.

Непонятно почему, мой мозг вернулся к тексту, который я читала в утренней газете: «Пальмы вырастают до 25 метров и могут давать до 150 килограммов фиников. Зрелая пальма дает от 15 до 18 гроздьев фиников. Каждая гроздь, когда финики достигнут размера горошины, должна быть защищена коричневой бумагой от птиц и дождей…»

Чего я больше не могла вспомнить, это где я нахожусь и почему у меня все так болит.

Карл настойчиво тряс меня. Очевидно, он позвонил в больницу, и ему велели привезти меня туда. Его жена, чье имя от меня ускользнуло, намочила полотенце в ледяной воде и обтерла грязь и кровь с моего лица. Я лежала и была завернута в одеяло. Меня заставили подняться и отправиться к машине, прямо в лохматом лоскутном одеяле, как двуногая гусеница.

Когда мы прибыли в больницу, я вышла из ступора достаточно, чтобы назвать себя и дать правильные ответы на «Сколько пальцев я показываю?» и тому подобные вопросы, задаваемые невропатологом, пока я лежала на спине. Потолок был бежевым, шкафы — синими. Привезли портативное рентгеновское оборудование. Сначала сделали рентген шеи, чтобы убедиться, что она не сломана, потом занялись черепом, который, видимо, оказался без трещин.

Потом мне разрешили сесть, и молодой доктор уставился мне в глаза, наши дыхания смешались в странной интимности, пока он проверял рефлексы роговой оболочки, размер зрачков и реакцию на свет.

Ему было лет тридцать, вьющиеся русые волосы отступали со лба ровной горизонтальной линией. Под белой курткой на нем была светло-коричневая рубашка и галстук в коричневую точечку. Его лосьон после бритья пах свежескошенной травой, хотя электрокосилка пропустила пару волосков под подбородком. Не знаю, заметил ли он, что я отмечаю его жизненные параметры, пока он отмечал мои. Давление у меня было 110 на 60, температура, пульс и дыхание в норме. Я знаю, потому что подглядывала всякий раз, когда он что-нибудь записывал. В графе внизу страницы он нацарапал «сотрясение мозга легкой степени».

Я была счастлива узнать, что у меня сохранилась способность читать вверх ногами.

Ко мне были применены различные меры оказания первой помощи, в большинстве болезненные, включая прививку от столбняка, от которой я едва не потеряла сознание.

— Думаю, мы должны подержать вас до завтра, — сказал доктор. — Непохоже, что у вас что-то серьезное, но головой вы ударились сильно. Я был бы спокойнее, если бы мы могли понаблюдать за вами еще, по крайней мере, двенадцать часов. Вы хотите кого-нибудь известить?

— Да нет, — пробормотала я. В любом случае, я была слишком разбита, чтобы спорить, и слишком напугана, чтобы встретиться с окружающим миром.

Он вышел к посту медсестер, который мне было видно через внутреннее окошко, частично закрытое ржаво-красными жалюзи. В коридоре появился полицейский. Я могла видеть горизонтальные кусочки него, пока он разговаривал с молодой служащей, которая через плечо указала на мою комнату. Другие палаты в отделении скорой помощи были пусты, стояла тишина. Полицейский поговорил с доктором, который, очевидно, решил, что я в состоянии отвечать на вопросы о том, как моя машина оказалась в ирригационной канаве.

Полицейского звали Ричи Виндзор, один из этих полицейских с детским лицом, вздернутым носом и пухлыми щеками, красными от солнца. Он, должно быть, был новичком, едва двадцати одного года, минимальный возраст для полицейского.

У него были светло-карие глаза и русые волосы, подстриженные ежиком. Он не был на этой работе достаточно долго, чтобы приобрести уклончивое, параноидальное выражение, присущее большинству копов.

Я методично описала инцидент, ничего не пропуская, он записывал, иногда вставляя оживленные комментарии с пародийным мексиканским акцентом: «Воа!» или «Очнись, кемосабе!» Кажется, ему действительно было завидно, что кто-то пытался меня убить.

Когда я закончила свое повествование, Ричи обещал объявить машину в розыск, на случай, если она еще в этом районе. Мы оба знали, что шанс очень невелик. Если парень хоть что-то соображает, он бросит машину при первом удобном случае.

Когда полицейский собрался уходить, я вдруг схватила его за рукав.

— Одна вещь. Доктор хочет подержать меня здесь до завтра. Возможно ли сохранить мое пребывание здесь в тайне? Это единственная больница поблизости. Все, что нужно убийце — позвонить в справочную, и он будет точно знать, где я нахожусь.

— Хорошая мысль, амиго. Посмотрим, что можно сделать.

Через несколько минут появилсь служащая с креслом на колесиках, планшетом с кучей форм, которые надо было заполнить, и полоской с именем пациента, в мутном пластиковом браслете, который она застегнула на моем запястье, вместе с предметом, похожим на дырокол.

Карл Ла Рю с женой, терпеливо просидели в коридоре все это время. В конце концов, им разрешили увидеть меня, пока делались последние приготовления моей комнаты.

Полицейский, видимо, предупредил их о ситуации.

— О том, что вы здесь, никто не узнает. Мы не скажем ни слова, — заверил Карл.

Его жена погладила меня по руке.

— Ни о чем не волнуйтесь, просто отдыхайте.

— Огромное спасибо за все. Если бы не вы, я могла бы умереть.

Карл поерзал на скамейке.

— Ну, не знаю. Я был рад помочь. У нас самих есть дети, и мы бы хотели, чтобы им кто-то помог в подобных обстоятельствах.

Жена взяла его под руку.

— Нам лучше уйти отсюда, пока тебя тоже не уложили на койку.

Вскоре после их ухода, меня подняли в грузовом лифте на второй этаж, в отдельную комнату, возможно, в инфекционном отделении, куда не пускали посетителей.

Было всего три часа дня, и день казался очень длинным. Мне не давали обезболивающих из-за травмы головы, и мне не разрешалось спать, потому что я могла впасть в кому и никогда не проснуться. Мои жизненные параметры проверялись каждый час. Еду давно не разносили, но добрая помощница медсестры раздобыла мне стаканчик вишневого желе и пакетик крекеров.

Мой взгляд остановился на телефоне. На тумбочке лежала телефонная книга. Я нашла код для Карсон Сити, Невада (702, для всех районов, если вам действительно хочется узнать), набрала справочную и получила номер детективного агенства Декер и Диц.

Телефон прозвонил пять раз, я почти ждала, что включится автоответчик, но на шестом гудке кто-то схватил трубку и ответил запыхавшимся голосом:

— Да?

— Могу я поговорить с Робертом Дицем?

— Диц слушает. Что я могу для вас сделать?

— Не уверена, что вы меня помните. Меня зовут Кинси Миллоун. Я знакомая Ли Галишоффа, и он посоветовал обратиться к вам. Я вам звонила около года назад из Санта Терезы. Вы помогли мне найти женщину по имени Шарон Напьер.

— Да, да. Я вспомнил. Ли говорил, что вы можете позвонить.

— Да, похоже, мне будет нужна помощь. Я в Браули, Калифорния, в больнице. Какой-то тип спихнул меня с дороги.

Он прервал — Вы серьезно пострадали?

— Кажется, со мной все в порядке. Синяки и царапины, но переломов нет. Они хотят за мной немного понаблюдать. С машиной покончено, но проезжающий водитель остановился до того, как прикончили меня…

Диц снова вмешался:

— Где это, Браули? Напомните мне.

— Южнее Сэлтон Си, девяносто минут на восток от Сан-Диего.

— Я приеду.

Я не смогла сдержать нотки удивления.

— Приедете?

— Только расскажите, как вас найти. У моего друга есть самолет. Он может доставить меня в Сан-Диего. Я возьму машину напрокат в аэропорту и буду там до полуночи.

— О, господи, это здорово. То-есть, спасибо, но завтра утром будет в самый раз. Меня, наверное, не выпишут до девяти утра.

— Вы, наверное, не слышали про судью, — сказал он ровным голосом.

— Судью?

— Джарвисона. Его убили. Первое имя в списке. Его застрелили сегодня утром, возле его дома.

— Я думала, он под охраной полиции.

— Он был. Как я понял, он должен был быть изолирован, вместе с другими двумя, но он хотел быть дома. Его жена недвно родила, и он не хотел оставлять ее одну.

— Где это случилось, в Карсон Сити?

— В Тахо, в двадцати километрах отсюда.

Господи, это было в то же время, когда убийца преследовал меня.

— Сколько людей нанял Тирон Патти?

— Похоже, больше, чем одного.

— Как там Ли? С ним все в порядке?

— Не знаю. Я с ним не говорил. Уверен, что его хорошо охраняют.

— А что с убийцей? Он сбежал?

— Она. Женщина представлялась сотрудницей газовой компании.

Волна возмущения поднялась во мне, как лихорадка.

— Диц, мне это не нравится. Что же такое творится? Мужик, который хотел меня убить, таскает с собой ребенка.

Мой рассказ занял несколько минут. Он слушал внимательно, изредка задавая вопросы.

Когда я закончила, маленький промежуток в разговоре свидетельствовал о том, что он зажигал сигарету.

— У вас есть оружие?

Я почти могла чувствовать сигаретный дым.

— У меня в сумке. Маленький тридцать второй. Не очень серьезное оружие, но, если прицелюсь, попаду.

— Вам разрешили его оставить? — спросил он недоверчиво.

— Конечно. Почему нет? Когда вы поступаете в больницу, вам задают вопросы о лекарствах. Никому не приходит в голову спросить о личном огнестрельном оружии.

— Кто знает, что вы там?

— Не знаю. Это маленький городок. Я просила полицейского держать все в тайне, но слухи разносятся. Вообще, я чувствовала себя в безопасности, пока не поговорила с вами.

— Хорошо. Продолжайте нервничать. Я приеду, как только смогу.

— Как вы меня найдете? Вам не разрешат здесь околачиваться глубокой ночью.

— Не волнуйтесь об этом. У меня есть свои пути.

— Откуда я узнаю, что это вы, а не очередной дружок Тирона Патти?

— Придумайте пароль.

— Соленый огурец.

Он засмеялся. — Что это значит?

— Ничего. Просто пришло в голову.

— Соленый огурец. Около полуночи. Будьте осторожны.

Повесив трубку, я выбралась из кровати и потащилась на медсестринский пост, придерживая одной рукой полы больничной ночной рубашки. Три медсестры, клерк отделения и помощница сидели за стойкой. Все пять посмотрели сначала на меня, а потом на что-то за моей спиной. Я оглянулась. Полицейский-новичок сидел на скамейке у стены. Он застенчиво помахал рукой и покраснел.

— Я попался. Вы меня засекли. Я подумал, что кто-то должен за вами приглядеть, на случай, если этот парень вернется. Надеюсь, вы не возражаете.

— Вы шутите? Конечно, нет. Спасибо за заботу.

— Это моя девушка, Джой…

Помощница медсестры улыбнулась мне, и я была представлена по очереди остальным четырем женщинам.

— Мы предупредили охрану, — сказала одна из медсестер. — Если хотите, можете сейчас поспать.

— Спасибо. Детектив Роберт Диц обещал приехать сюда попозже. Скажите мне, когда он появится и убедитесь, что он один.

Я сообщила им пароль и его ожидаемое время прибытия.

— Как он выглядит?

— Не знаю. Я никогда с ним не встречалась.

— Не волнуйтесь. Мы об этом позаботимся, — сказал Ричи.

Я проспала до ужина, посидела достаточно долго, чтобы съесть тарелку больничной еды, спрятанной под алюминиевой крышкой. Мои жизненные параметры были проверены, и я заснула снова, до 11.15 вечера. Периодически я чувствовала, как кто-то щупает мой пульс. Пальцы холодные, как будто на мое запястье надавил ангел. К тому времени, когда я проснулась, кто-то принес мои вещи из машины. Портативная пишущая машинка и вещевой мешок стояли у стены. Я сцепила зубы и вылезла из кровати. Когда я наклонилась, чтобы расстегнуть мешок, в голове застучало, как с похмелья. Я достала чистые джинсы и водолазку и положила на кровать. В ящике тумбочки лежало мыло, зубная щетка и паста и маленькая бутылочка крема.

Я пошла в ванную и почистила зубы, благодарная за то, что все они на месте. Приняла долгую горячую ванну. В ванне были ручки во всех мыслимых местах. Мне они понадобились. Влезание в ванну и вылезание из нее осведомили меня о многочисленных болезненных местах, распределенных в случайном порядке по всему моему телу.

Вытираясь, я посмотрела на себя в зеркало. В дополнение к синяку на лбу, мои глаза были обведены чернотой, с красными прожилками под ней. Идеально для Хэллувина, но до него еще шесть месяцев. Левое колено было фиолетовым, торс — темным от синяков.

Расчесывание волос заставило меня морщиться и втягивать воздух сквозь зубы.

Я вернулась в комнату и долго одевалась, отдыхая между предметами одежды. Процесс был изнурительным, но я была упорной. Какую бы боль я ни выдерживала, травмы брали свое.

Я снова растянулась на кровати, взглянув на часы. Ровно полночь. Теперь Диц может появиться в любую минуту. Каким-то образом я решила, что он сразу же захочет уехать, что вполне мне подходило. Если у меня и было сотрясение, то слабое. Я даже не была уверена, что теряла сознание, и у меня не было амнезии, хотя, конечно, если я и забыла что-то, откуда мне это знать? Голова до сих пор болит, ну и что? Это может продолжаться неделями, а сейчас я хочу выбраться отсюда. Я хочу, чтобы кто-то взял на себя ответственность, предпочтительно, кто-то с большим пистолетом и без колебаний в его использовании. Это желание у меня появилось после известия о судье Джарвисоне.

Следующим, что я услышала было мягкое гудение больничной системы оповещения и громыхание в коридоре тележек с завтраком. Было утро, и какая-то женщина обращалась ко мне. Мне потребовалась минута, чтобы вспомнить, где я нахожусь.

— Мисс Миллоун? Пора измерить температуру.

Я автоматически открыла рот, и она засунула холодный мокрый термометр мне под язык.

Я почувствовала вкус лабораторного спирта, который не был как следует смыт.

Женщина начала измерять мне давление, прижав к себе мою руку, пока надевала манжету. Она приложила стетоскоп к сгибу моего локтя и начала накачивать воздух. Я открыла глаза.

Я ее раньше не видела: тоненькая мексиканка, с ярко-красной помадой на полных губах, с длинными каштановыми волосами, завязанными в хвост. Ее глаза были прикованы к шкале прибора. Я решила, что мое давление в норме, потому что она не ахнула вслух. Было бы лучше, если бы они всегда сообщали нам сведения о нас.

Я повернула голову к окну и увидела мужчину, который стоял, облокотившись о стену, скрестив руки на груди. Диц. Ему под пятьдесят, рост примерно 180 см, вес — 75–80 кг.

В джинсах, ковбойских сапогах и твидовой спортивной куртке, с торчащей из кармана на груди голубой зубной щеткой. Он был чисто выбрит, волосы средней длины, с сединой на висках. Он смотрел на меня серыми глазами без всякого выражения.

— Я — Диц.

Хрипловатый голос среднего тембра.

Медсестра сняла с меня манжету и сделала запись. Освободившейся рукой я вынула изо рта термометр.

— Во сколько вы приехали?

— В час пятнадцать. Вы спали, как младенец, так что я не стал вас будить.

Медсестра взяла термометр и изучала его, нахмурившись.

— Вы его не додержали.

— У меня нет температуры. Я попала в аварию.

— Мне попадет от старшей медсестры, если я не измерю температуру.

Я сунула термометр в угол рта, как сигарету, продолжая разговаривать с Дицем.

— Вы поспали?

— Здесь?

— Как только придет доктор, мы сможем убраться отсюда к чертям. Мужик с ребенком останавливались со мной в одном мотеле. Думаю, нам нужно вернуться туда и расспросить клерка. Может быть, мы узнаем номер машины.

— Сэр, я должна попросить вас подождать в холле.

— Машину нашли. Я звонил шерифу, когда приехал сюда. Ее бросили неподалеку от Сан-Бернардино. Они поищут отпечатки, но он, наверное, слишком умен, чтобы их оставить.

— Можно поискать место, где он ее взял.

— Можем попробовать, но я думаю, это тупик.

Медсестра начала нервничать.

— Сэр…

Я пыталась возразить, но Диц оттолкнулся от стены и направился к выходу.

— Пойду покурю.