Даггетт погиб в результате несчастного случая — таково было заключение патологоанатомов. Джон сообщил мне эту новость по телефону в 16.00.

Всю вторую половину дня я провела с книгой на диване, укутавшись одеялом. Решив ненадолго оторваться от чтения, я, накрывшись одеялом, дошаркала до розетки и поставила воду для кофе. Звонок раздался, когда я направлялась обратно. Заключение врачей меня удивило, но я не прерывала Джона, надеясь, что самое интересное он оставил напоследок. Но нет, мой собеседник не лукавил.

— Постой, разве доктор Йи не в курсе предыстории дела Даггетта?

— Кинзи, дорогая, все дело в том, что в его крови было не просто повышенное содержание алкоголя. Речь шла о сильнейшем алкогольном отравлении — интоксикации этиловым спиртом. Иными словами, он оказался в воде, когда был уже в коматозном состоянии.

— Это и стало причиной смерти?

— Да нет, он утонул, и, по словам Йи, никаких свидетельств насильственной смерти не было. Даггетт отплыл на лодке от причала, лодка же влетела в рыбацкую сеть и застряла. В результате резкого торможения он потерял равновесие и упал за борт. Он был слишком пьян, чтобы попытаться удержаться на поверхности, и быстро захлебнулся.

— Дерьмо собачье! Не верю.

— Кинзи, некоторые люди гибнут случайно. Это факт.

— Не верю. Только не Даггетт.

— Бригада, выехавшая к месту происшествия, ничего не обнаружила. То есть вообще ничего. Что я могу еще сказать? Ты не хуже меня знаешь этих парней. Они настоящие профессионалы. Если ты считаешь, что его убили, предъяви доказательства. А пока это всего лишь несчастный случай. Что касается нас, то мы дело закрываем.

— И все-таки, что он делал, мертвецки пьяный, в лодке? Ночью, под проливным дождем? К тому же без гроша в кармане? А где он взял напрокат лодку?

Джон вздохнул:

— Напрокат он не брал. Он ее просто-напросто угнал. И не лодку, а маленький десятифутовый ялик с первого причала. Ясно, что трос, с помощью которого ялик крепился к причалу, перерезан.

— Где нашли ялик?

— На берегу, неподалеку от пирса. Никаких следов обнаружить не удалось.

— Мне это не нравится.

— Послушай, я понимаю, что ты имеешь в виду. Готов даже согласиться с твоими аргументами, если от этого тебе станет легче. Расценивай это заключение как подарок судьбы. Признай они, что это убийство, тебя и на выстрел не подпустили бы к делу. А так у тебя карт-бланш. В разумных пределах, конечно.

— Долан знает, что я интересуюсь этим делом?

Лейтенант Долан был заместителем начальника отдела расследований и моим старым недругом. Он терпеть не мог, когда частные детективы вмешивались в работу полиции.

— Дело поручено Фельдману. Ему наплевать. Хочешь, чтобы я с ним поговорил?

— Если нетрудно. И выясни реакцию Долана. Не люблю, когда меня бьют по рукам.

— О'кей. Я тебе позвоню в понедельник. Ты тоже держи меня в курсе.

— Конечно. Спасибо, Джон.

Попрощавшись с Джоном, я сразу же набрала номер Барбары Даггетт и рассказала ей все новости. Когда я закончила, она некоторое время молчала.

— Что вы сами по этому поводу думаете?

— Давайте так. Я не удовлетворена заключением. Если хотите, я могу продолжить расследование. Вдруг что-нибудь откопаю еще. Если не хотите, бросим эту затею, и вам придется смириться с тем, что есть.

— Каковы шансы на успех?

— Не хочу ничего обещать. Единственное, что могу предпринять — ухватиться за кончик нити и выяснить, куда она нас приведет. Может случиться, что будут один за другим обрывы, но, по крайней мере, мы потом с чистой совестью скажем себе, что сделали все возможное.

— Согласна. Действуйте!

— Отлично. Обязуюсь регулярно информировать о результатах.

Сбросив одеяло, я села. Я очень недеялась, что Билли торчит где-нибудь поблизости. Пока он был моей единственной ниточкой.

Выключив кофейник, я налила кофе в термос, сделала бутерброд с арахисовым маслом, укропом, маринованным огурцом, положила его в бумажный пакет, словно собирающаяся в школу прилежная ученица. Внутри меня зашевелилось то почти забытое чувство скуки, смешанной со страхом, которое меня всякий раз посещало, когда рано утром тащилась в начальную школу имени Вурдо Вильсона. Вот и теперь мне страшно не хотелось выходить под проливной дождь. Меня совсем не радовала перспектива встречи с Билли Поло, который, вполне вероятно, был грязным подонком. Он мне напоминал нескольких парней из шестого класса, необузданных, безжалостных, невероятно агрессивных. Завидев их, я просто цепенела от страха.

Захватив плащ и зонт, я не без сомнения покинула теплую уютную квартиру и поехала по старому адресу Поло — на Мерсед-стрит. Было всего 16.15, но из-за низкой облачности уже начинало темнеть. Когда-то этот район выглядел довольно привлекательным, но сейчас маленькие одно— и двухэтажные домики совсем затерялись на фоне нависших над ними многоквартирных гигантов. Мало радующая глаз смесь безвкусного современного дизайна, убогости и дешевой пышности старых строений. Крошечные домишки оказались втиснутыми в промежутки между трехэтажными коробками из бетона, где рядом расположились просторные автостоянки для личного транспорта их жителей. Все говорило о безвкусице и неуважительном отношении к истории.

Я остановила машину под раскидистым деревом, используя его густую крону в качестве крыши, пока раскрывала зонт. Затем посмотрела в записной книжке, как зовут бывших соседей Поло, и уточнила номера домов, в которых они проживают, в надежде, что кто-нибудь из них знает новый адрес Билли.

На стук в первую дверь открыла старая женщина в инвалидной коляске — видимо, страдающая подагрой. Ее ноги были туго забинтованы, шишкообразные наросты на больших пальцах ног выступали наружу из разрезов зашнурованных ботинок. Мне пришлось разговаривать с ней, стоя на мокром крыльце под протекающим навесом, так как внутрь она меня не впустила и слушала мои вопросы через запертую внешнюю дверь. Она хотя и с трудом, но вспомнила Билли, однако не знала, где он и что с ним. Женщина направила меня в соседний дом, точнее в крошечную сдаваемую внаем квартирку, которая располагалась в дальнем крыле дома и имела отдельный вход. В моем списке этого адреса не было. Она сказала, что семья Поло раньше как раз проживала в доме по соседству, а через стенку от них обитал старикан по фамилии Толбот. Старик и по сей день живет в своей конуре — лет, наверное, тридцать. Я поблагодарила ее, спустилась вниз по скользким ступенькам и пошла вдоль шоссе к дому, на который указала женщина.

С фасада дом походил на здание ранней застройки — таких немало в этом районе: белая одноэтажная коробка с чердаком, островерхой крышей с двумя слуховыми окнами, крыльцом с навесом, заваленным всяким хламом. Я заметила спираль трубок холодильника, перед ним груду картонных коробок, набитых дешевыми книгами в мягкой обложке. Дом по периметру зарос гортензиями и бугенвилем. Из водосточной трубы на мостовую вырывался мощный водяной поток, и мне пришлось обойти его справа.

Заднее крыло мало походило на жилое помещение, а скорее всего напоминало подсобку или сарай, к которому справа прилепилась пристройка с односкатной крышей, а слева — навес для автомобиля. Однако машины я не увидела — большую часть защищенного от влаги пространства занимала поленница дров у стены. На свободном месте с трудом мог уместиться велосипед, не более.

Обиталище мистера Толбота представляло собой строение из выкрашенных в белый цвет шлакобетонных блоков, посередине — дверь, по обе стороны от нее — окна, на крыше — крошечная труба. Домишко как будто сошел с рисунков, которые мы делали в начальной школе — даже вьющийся из трубы дымок, и тот присутствовал.

Я постучала. Дверь открыл сморщенный беззубый старик. Рот его представлял собой просто толстую линию, едва отделявшую кончик носа от устремленного вверх подбородка. Увидев, что перед ним незнакомый человек, он довольно резво для своего почтенного возраста сделал несколько шагов назад. Он выжидательно посмотрел на меня, потом приветливо улыбнулся, обнажив при этом розовые десны. Закрывая рот, он немногими оставшимися железными зубами издал клацающий звук, словно закусывающая удила лошадь. На вид он уже разменял восьмой десяток лет — божий одуванчик, хилый, с дряблой кожей, покрытой розовыми и фиолетовыми пятнами; седые волосы, причесанные в стиле «помпадур», закрывали уши и сзади лежали на воротнике. На нем была вылинявшая, видимо, от многолетних стирок рубашка и кардиган , некоторые детали которого свидетельствовали о том, что когда-то он принадлежал женщине: пуговицы из блестящих стекляшек, петли с правой стороны. Дрожащей рукой старик пригладил волосы, не спуская вопросительных глаз с моего лица.

— Вы мистер Толбот?

— Это зависит от того, кому он понадобился.

— Меня зовут Кинзи Миллхоун. Ваша соседка сказала, что вы сможете оказать мне помощь. Я разыскиваю Билли Поло. Его семья жила через стенку от вас лет пять тому назад.

— Мне нужна информация об одном из его друзей.

Не видя причин изворачиваться и кривить душой, я честно рассказала ему о Джоне Даггетте и его отношениях с Билли. Пока я говорила, мистер Толбот, моргая и щурясь, слушал. Когда я закончила, он заговорил дрожащим голосом:

— Билли Поло — очень плохой человек. Надеюсь, вы это знаете.

Я обратила внимание, что, когда он говорил, у него тряслась голова.

Похоже, это была болезнь Паркинсона.

— Да, мне это известно. До недавнего времени он сидел в калифорнийской мужской колонии и, думаю, именно там познакомился с человеком, о котором я вам рассказала. Я пришла к вам в надежде, что вы сможете вывести меня на след Билли.

— Гм… Вы знаете, мать Билли раньше владела этим домом. Но два года назад она вновь вышла замуж, после чего дом продала.

— Она по-прежнему живет в Санта-Терезе?

— Да, и, если я не ошибаюсь, на улице Транвиа. Теперь у нее другая фамилия — Кристофер. Одну минуту! Я дам вам адрес.

Он развернулся и шаркающей походкой направился в одну из комнат. Скоро вернулся, держа в руке маленькую записную книжку:

— Она чудесная женщина. Каждый год на Рождество присылает мне открытки с поздравлениями… Так, так… Записывайте: Берта Кристофер, для знакомых просто Бетти. Если увидите ее, передайте ей мои наилучшие пожелания.

— Обязательно передам, мистер Толбот. Большое вам спасибо!

Транвиа оказалась просторной улицей в восточной части города. На всем ее протяжении я не увидела ни деревца — только сильно разросшиеся кусты высотой с человеческий рост, их листья вздрагивали от падающих капель. Дома в округе были в основном одноэтажные с небольшими участками, огороженными мелкой проволочной сеткой. Подъездные аллеи были выложены параллельными бетонными блоками. Валялись забытые, насквозь пропитавшиеся влагой игрушки. Многие дома были довольно запущены, да и вообще во всей округе не чувствовалось хозяйской руки. Однако дом Берты Кристофер, выкрашенный в горчичный цвет с темно-коричневой отделкой, выглядел более презентабельно. Я оставила свой «Фольксваген» на противоположной стороне шоссе, в 50 ярдах от дома: так я могла спокойно наблюдать за движением на улице, не опасаясь быть застигнутой врасплох. Большинство машин, стоявших рядом, были обшарпаны, так что моя развалюха в глаза не бросалась.

Шел шестой час. Темнело на глазах. Стало прохладней, дождь немного стих, и я решила не брать зонт. Надев свой желтый плащ и подняв капюшон, я вылезла из машины, заперла ее и пересекла покрытую лужами дорогу. Кожа моих туфель быстро пропиталась водой и потемнела. Дождь барабанил по капюшону, и мне представилось, будто я нахожусь где-нибудь за городом в палатке.

Дом Кристоферов окружала невысокая стена, сложенная из валунов величиной с мускусную дыню, а пазы между валунами были заделаны цементом. Окна на фасаде были закрыты от любопытных взглядов многочисленными подвесными кашпо. Над крыльцом в углу висели колокольчики, издававшие при порыве ветра мелодичный перезвон. Чуть в стороне от крыльца стояли металлический столик и два алюминиевых стула. Все было пропитано влагой, в воздухе пахло мокрой травой.

Кнопки звонка не было, и я постучала по застекленному смотровому окошечку в центре входной двери. Потом, прижавшись к нему лицом, попыталась что-нибудь внутри разглядеть. Однако в доме было темно и тихо, и из дальних комнат свет не пробивался. Свет не горел и в соседних домах, из чего я сделала вывод, что большинство жителей этого района еще не вернулись с работы.

Через несколько минут я вновь сидела внутри своего автомобиля. Включив двигатель, я стала нагревать салон, пока не запотели стекла. Стерев капельки воды с небольшого участка любового стекла, я уселась поудобнее и уставилась в темноту. Зажглись уличные фонари. В 17.45 я съела бутерброд, чтобы хоть как-то убить время. В 18.15 я сделала несколько глотков кофе. Включила радио: шло ток-шоу с участием какого-то медиума. Через 15 минут, сразу же после выпуска новостей в 18.30, одна из проехавших машин замедлила ход и повернула к дому Кристоферов. Из нее вышла женщина. Секунду она стояла, едва различимая при тусклом свете фонарей, словно раздумывая, стоит ли ей раскрывать зонтик. Видимо, решив, что не стоит, она стремглав побежала к дому, но не к парадному, а к заднему входу. Через несколько мгновений в окнах поочередно стал вспыхивать свет: сначала в дальней левой комнате (скорее всего, это была кухня), потом в гостиной и наконец свет загорелся в передней. Я дала ей несколько минут, чтобы снять верхнюю одежду и немного привести себя в порядок, после чего направилась к крыльцу.

Постучала. Через освещенное окно увидела, как она выглянула в переднюю, затем после секундного замешательства приблизилась к входной двери. Прильнув к окошечку, она долго и сосредоточенно изучала меня.

На вид ей было лет пятьдесят. Лицо изможденное, болезненно желтое, шатенка, но вряд ли натуральная: слишком ровный, без оттенков цвет. Она носила пробор сбоку, пышная челка нависала над морщинистым лбом. Глаза ее цветом и размером походили на старые потускневшие одноцентовые монеты, а макияж утратил яркость и свежесть и требовал обновления. На ней была униформа, которую я уже видела раньше, но не могла вспомнить где: коричневые брюки и желто-коричневая блузка.

— Что вы хотите? — спросила она через стекло.

Усилив голос, чтобы шум дождя его не заглушал, я сказала:

— Мне нужен Билли. Он дома?

— Он не живет здесь, милая, но обещал сегодня заехать к 8 часам. А вы кто?

— Шарлин,— назвала я первое пришедшее в голову имя.— Вы его мама, да?

— Какая Шарлин?

— Один из его приятелей попросил проведать его, если я когда-нибудь окажусь в Санта-Терезе. Билли еще на работе?

Она странно на меня посмотрела, словно мысль, что ее сын может работать, никогда раньше не приходила ей в голову.

— Он ездит по стоянкам подержанных автомобилей. Ищет машину, имеющую мало-мальски приличный вид.

У нее было невероятно знакомое лицо, и вдруг я вспомнила, где я ее видела: она работала в супермаркете кассиром, где я время от времени делаю покупки. Мы как-то разговаривали с ней, и я упоминала о своей работе в качестве частного детектива. Я сделала шаг в сторону, чтобы свет фонаря не падал мне прямо в лицо, в надежде, что она меня не узнала. Подняла воротник, делая вид, что пытаюсь закрыть лицо от ветра. Миссис Кристофер, похоже, почувствовала что-то неладное:

— Зачем он вам понадобился?

Я проигнорировала вопрос, сделав вид, что не расслышала.

— С вашего разрешения я зайду еще раз. Передайте ему, что заходила Шарлин и что она хотела бы встретиться! — прокричала я.

— Хорошо, передам,— нерешительно ответила она. Помахав на прощание, я спустилась по ступенькам в темноту, чувствуя, что она подозрительно смотрит мне вслед. Скоро я, видимо, пропала из поля ее зрения, потому что она погасила свет над крыльцом.

Вернувшись к машине, я бухнулась на сидение и съежилась. Когда я встречусь с Билли, то признаюсь, кто я на самом деле и что мне от него нужно. А пока я считала преждевременным раскрывать свои карты. Я посмотрела на часы и глубже погрузилась в кресло, приготовившись к ожиданию. У меня было такое чувство, что предстоит долгая бессонная ночь.