Но все-таки я накрыла Лиду. Я проходила мимо офиса «В помощь пассажиру», конторки в форме буквы Г, где возвышался местный эквивалент ярморочной продавщицы леденцов. Женщине было за пятьдесят, у нее был удивительно домашний вид, узкое костлявое лицо, практически без линии подбородка, и один глаз косил. На ней была форма Армии Спасения, полностью, с позолоченными пуговицами и эполетами. Я никогда точно не знала, чем они здесь занимаются. Вероятно, их работа — состояла в том, что отчаявшиеся матери потерянных малышей и люди, говорящие на иностранных языках, должны получить здесь моральную поддержку и помощь более практического свойства. Она как раз запирала свою комнату на ночь и сначала не оценила по достоинству тот факт, что к ней обращаются за помощью.

— Слушайте,— сказала я.— Я только что прилетела из Калифорнии, чтобы поговорить с женщиной, которая в настоящий момент направляется к выходу из терминала. Я должна поймать ее прежде, чем она доберется до автостоянки, и я не знаю, через какой выход она пойдет. Нельзя ли сделать для нее объявление?

Женщина посмотрела на меня одним глазом, другой при этом уставился на инструкцию, прикрепленную к поверхности ее стола. Не говоря ни слова, она взяла телефонную трубку и набрала номер.

— Имя? — спросила она.

— Лида Кейс.— Она повторила имя и через несколько мгновений я услышала, как Лиду Кейс приглашают к службе «В помощь пассажиру» терминала номер два. Я рассыпалась в благодарностях, хотя ей, по-видимому, их и не требовалось. Она закончила собираться и, коротко попрощавшись, ушла.

Я не знала, появится ли Лида Кейс. К тому времени, когда было сделано объявление, она могла быть уже вне здания. К тому же она могла быть слишком уставшей, чтобы еще возвращаться за чем бы то ни было. Подчиняясь какому-то безотчетному побуждению, я обошла стол и присела на стул. Мимо меня прошел человек, тащивший за собой чемодан на колесиках, чемодан упирался, словно собака, которую ведут к ветеринару. Я бросила взгляд на часы. Прошло двенадцать минут. Я заглянула в верхний ящик стола, который был не заперт. Карандаши, блокноты, аспирин, бинт в целлофановой упаковке, испано-английский словарь. Я зачитала список полезных выражений, напечатанный на обратной стороне обложки. «Буэнос тардес»,— пробормотала я себе под нос. «Буэнос ночес». Спокойной ночи. Я умирала от голода.

— Меня кто-нибудь ищет? Я услышала свое имя по радио. И сказали, мне прийти сюда.— Акцент был техасский. Лида Кейс стояла передо мной, отставив бедро в сторону. Малышка. Без макияжа. Вся в веснушках и в кудряшках. На ней были темные брюки и такая же блузка — это обычная универсальная униформа барменов, наверное, их покупают сразу оптом еще на фабрике. Ее имя было вышито на левом нагрудном кармане. На руке у нее были покрытые бриллиантами часы, в другой она держала зажженную сигарету, которую бросила на пол и растоптала.

— В чем дело, детка? Я ошиблась местом?

Лет тридцать пять. Подвижное лицо. Маленький прямой нос и острый упрямый подбородок. Улыбка обнажила искривленные глазные зубы и пустоты там, где должны были быть первые коренные. Да, ее родители явно не залезали в долги, чтобы улучшить состояние дочкиной челюсти.

Я поднялась и протянула ей руку.

— Здравствуйте, миссис Кейс.

Она позволила своей руке ненадолго задержаться в моей ладони. Ее глаза со вставленными контактными линзами были навязчивого естественно-голубого цвета. По их поверхности скользнуло выражение недоверия.

— По-моему, я вас не знаю.

— Я звонила вам из Калифорнии. Вы два раза бросили трубку.

Улыбка испарилась.

— Я думала, я хорошо вам объяснила, что не желаю иметь с вами дела. Надеюсь, вы не из-за меня проделали такой путь.

— Вообще-то, из-за вас. Когда я подошла к бару, вы только что закончили работать. Надеюсь, вы уделите мне пару минут. Могли бы мы с вами здесь где-нибудь спокойно поговорить? Наедине.

— О чем же?

— Меня интересуют обстоятельства смерти вашего мужа.

Она уставилась на меня.

— Вы репортер или что-нибудь в этом роде?

— Частный детектив.

— А, верно. Вы сказали тогда по телефону. И на кого вы работаете?

— В настоящее время на себя. До этого на страховую компанию. Я расследовала обстоятельства пожара на складе фирмы «Вуд и Варен». И в ходе следствия всплыло имя Хью. Я подумала, что вы можете мне побольше рассказать об этом деле.

Я видела, что она борется с самой собой и с искушением. Видимо, это была одна из тех до бесконечности повторяющихся истории, которые мы вспоминаем, когда сон ускользает от нас. Я подумала, что, наверное, некоторые неприятные воспоминания она пересказывает сама себе заново, когда часы отсчитывают время между двумя и тремя ночи. В это время суток что-то в памяти оживает и хочет поговорить.

— Какое Хью имеет к этому отношение?

— Может быть, и никакого. Я не знаю. Мне показалось странным, что исчезли все его анализы.

— А что вы об этом беспокоитесь? Никому больше до этого дела нет.

— По-моему, нам пора где-нибудь приземлиться.

Она смерила меня с ног до головы долгим взглядом. Угрюмое выражение на ее лице сменилось гримасой нетерпения.

— Внизу есть бар. Меня ждут, так что сперва я позвоню домой. Полчаса в вашем распоряжении, но не больше. Я сегодня совсем уработалась и хочу наконец отдохнуть.— Она двинулась куда-то решительным шагом, и я поспешила за ней, быстро семеня, чтобы не отстать.

Мы сели за столик у окна. Ночное небо было полно низко висящих облаков. Я удивилась, обнаружив, что на улице идет дождь. По стеклу текли струи, размазанные налетавшим ветром. Летное поле было глянцевым, как черная клеенка. Огоньки на взлетной полосе отражались в мокрой зеркальной поверхности, все в кружочках от падающих капель. Возле соседних ворот стояли в ряд три самолета. Еще там было полно буксирных тракторов, фургонов с продовольствием, автокранов и людей в желтых комбинезонах. Мимо промчался багажный кар, толкая перед собой тележки с целой горой чемоданов. Один чемодан упал на мокрый бетон, но никто этого не заметил. Кто-нибудь проведет веселое времечко, заполняя требования «пропавшего багажа».

Пока Лида отошла, чтобы позвонить, я заказала себе виски и «Кровавую Мери» для нее, по ее просьбе. Ее долго не было. Официантка принесла напитки и соленого печенья в банке.

— Лида хотела перекусить, вот я вам принесла,— сказала она.— Крикните, девочки, если что-нибудь понадобится. Меня зовут Элси.

Бар понемногу опустел, но табачный дым все еще висел в воздухе, и создавалось такое ощущение, будто кто-то сфотографировал посетителей, но вышло нечетко или смазанно. Я услышала цокание чьих-то каблуков, это вернулась Лида. Она сняла куртку, и ее белая блузка была теперь расстегнута до середины груди. Кожа у нее на груди была рябая от веснушек, словно птичье яйцо, и от этого выглядела как загоревшая.

— Извините, что так долго,— сказала она.— Соседка по комнате как раз переживает нервное потрясение, или ей так кажется.

Она размешала бледное облачко водки с острым томатным соком при помощи черенка сельдерея. Затем открыла банку с соленым печеньем.

— Протяните ручку, и мамочка даст вам печенья,— сказала она.

Я протянула руку, и она насыпала мне на ладонь маленьких китайских пагод, покрытых крупной солью. Ее враждебность куда-то исчезла. Мне раньше такое уже встречалось — у некоторых людей недоверие принимает форму агрессивности, их сопротивление словно стена, в которой тем не менее в самый неожиданный момент появляется калитка. Видимо, раз уж она решила со мной поговорить, она не видела смысла продолжать мне хамить. Кроме того, я платила за выпивку. Хотя, имея при себе лишь десять долларов, я все равно не выдержала бы больше тридцати минут.

Она достала пудреницу и, хмурясь, проверила, все ли у нее в порядке с косметикой.

— Господи, на кого я похожа.

Она взгромоздила свою сумку на стол и зарылась в нее в поисках косметического набора. Она расстегнула его, извлекла наружу всевозможные принадлежности и принялась перевоплощаться прямо у меня на глазах. Она положила на лицо тональный крем и начала втирать его, уничтожая веснушки, морщины и выцветшие участки кожи. Затем она достала карандаш для подводки глаз и смочила его, зажав между губами, затем немного туши на ресницы. Казалось, глаза у нее мгновенно увеличились. Она нанесла румяна высоко по контуру скулы, обвела губы темно-красным и затем накрасила их помадой более светлого тона. Прошло менее двух минут, но, когда она снова взглянула на меня, острые углы куда-то пропали и выглядела она как с обложки рекламного приложения.

— Ну, как?

— Впечатляет.

— Ах, милочка, да я бы и из вас конфетку делала в считанные минуты. Вам нужно больше внимания уделять своему внешнему виду. Ваша прическа напоминает собачью задницу.

Я засмеялась.

— Давайте лучше перейдем к делу, если у меня всего полчаса.

Она сделала протестующим жест рукой.

— Не волнуйтесь. Я передумала. Бетти опять приняла двойную дозу и мне неохота пока ехать домой.

— Ваша соседка по комнате приняла двойную дозу?

— Она постоянно это делает, и тем не менее ей все равно этого мало. Видимо, ей нужно еще в два раза больше. Однако разбираться приходится мне, когда я прихожу домой. Терпеть не могу, когда у меня в квартире поздно ночью какие-то медитирующие люди. Всем им лет по двадцать шесть, и они такие смазливые, что просто тошнит на них глядеть. Чаще всего она потом с кем-нибудь из них встречается. И ведь клянется, что это единственный способ познакомиться с приличным человеком.

Она выпила половину своей «Кровавой Мери».

— Расскажите мне про Хью,— сказала я.

Она достала пачку жевательной резинки и предложила мне пластинку. Когда я отрицательно покачала головой, она развернула одну и положила ее в рот, предварительно сложив вдвое. После этого она прикурила сигарету. Я попыталась представить себе комбинацию ощущений… вкус мяты и табачный дым. Неприятное, должно быть, чувство, даже если и намерения были самые благие. Она скомкала бумажку от жвачки и бросила ее в пепельницу.

— Когда мы встретились, я была совсем ребенком. Девятнадцать лет. Работала в баре за стойкой. В тот день, когда мне исполнилось восемнадцать, я отправилась на автобусе в Калифорнию и поступила в школу барменов в Лос-Анджелесе. Шестьсот долларов мне это стоило. Грабеж среди бела дня. Может, я и научилась делать коктейли, но это можно сделать и по книжке. Короче говоря, я получила эту работу в Лос-Анджелесе, в аэропорту, и с тех пор я так и работаю по аэропортам. Не спрашивай почему. Видимо, что-то заело. Однажды вечером к нам зашел Хью, мы разговорились, и все, что я помню потом, это то, что мы полюбили друг друга и поженились. Ему было тридцать девять. Я была девятнадцатилетней девчонкой, и я прожила с ним шестнадцать лет. Я знала этого человека. Он себя не убивал. Он так бы со мной не поступил.

— Почему вы так в этом уверены?

— А почему вы так уверены в том, что солнце восходит на востоке каждый день? Просто это есть, вот и все, и вы научились этому верить, так и я научилась верить тому, что я узнавала про этого человека.

— Вы думаете, его кто-нибудь убил?

— Естественно. Ланс Вуд его убил, это так же верно, как то, что я сижу здесь, но он ни за что этого не признает, и семейка его тоже. Вы с ними говорили?

— С некоторыми,— сказала я.— Про смерть Хью я впервые услышала вчера.

— Я всегда догадывалась, что они купили полицейских, чтобы все было шито-крыто. У них куча денег, и они всех в городе знают. Замяли дело и все.

— Лида, вы говорите об очень почтенных людях. Они никогда не потерпели бы убийцу в своей среде и не стали бы выгораживать Ланса, если бы он имел к этому отношение.

— Ну, тогда ты еще глупее, чем я, если веришь во всю эту ахинею. Говорю же тебе, это было убийство. Зачем бы ты сюда приперлась, если бы не думала так же?

— Я пока ничего не знаю. Поэтому я вас и расспрашиваю.

— Это не самоубийство. У него не было никакой депрессии. Он не тот человек был. С чего бы ему на такое решиться? Это просто идиотство. Они знали его. Они знали, что он за человек.

Я внимательно посмотрела на нее.

— Я слышала, он собирался оставить компанию и начать свое дело.

— Он поговаривал об этом. Он много о чем вообще говорил. Он работал на Вуда пятнадцать лет. Хью всегда был предан им, но все знали, что старик хочет оставить компанию Лансу. Хью не мог этого вынести. Он говорил, что Ланс придурок и что он не хочет смотреть, как тот все развалит.

— Они никогда не говорили наедине?

— Я точно не знаю. Я знаю, что он подал заявление об уходе и что Вуд отговаривал его. Он должен был заключить серьезный правительственный контракт, и Хью ему был нужен. Как я понимаю, Хью сказал, что останется до тех пор, пока станет известно, делают они этот заказ или нет. Через два дня я пришла домой с работы, открыла дверь гаража и он там был. Как будто уснул в машине, только кожа была вишневого цвета. Никогда этого не забуду.

— И вы уверены, что не могло быть несчастного случая? Она порывисто наклонилась ко мне.

— Я уже сказала раз и повторяю снова. Хью не убивал себя. У него не было на это причин и депрессии у него тоже не было.

— Вы точно знаете, что он ничего от вас не скрывал?

— Ну, если вы так ставите вопрос, тогда не знаю.

— Ваши предположения об убийстве не имеют никакого смысла. Ланс тогда еще не занимался делами компании, и уж по крайней мере он не стал бы убивать работника только за то, что тот увольняется. Это безумие.

Лида пожала плечами, обескураженная моим скептицизмом.

— Возможно, Ланс опасался, что Хью все дела уведет с собой.

— Даже если отбросить тот факт, что он к тому времени еще никуда не ушел, это чересчур.

Она начала слегка злиться.

— Ты хотела знать, что я думаю. Я тебе рассказала.

— Я вижу, что вы в это верите, но чтобы меня убедить, нужно побольше доказательств. Если Хью и убили, это мог сделать, кто-нибудь другой, не правда ли?

— Конечно, мог. Я думаю, что это Ланс, но я не могу быть в этом уверена. Все равно у меня нет никаких доказательств. Иногда я думаю, что нет толку с этим возиться. Все прошло, и какая теперь разница?

Я переменила тему.

— Почему вы захотели так быстро его кремировать?

Она уставилась на меня.

— Вы думаете, это была моя идея?

— Я просто задаю вопрос. Откуда я могу знать?

— Он хотел, чтобы его кремировали. Это не я придумала. Он был мертв уже два дня. Следователь отдал нам тело, распорядитель похорон предложил нам поспешить, и я последовала его совету. Можете сами с ним поговорить, если не верите мне. Хью был отравлен, готова спорить, что именно так они это и провернули. Его анализы были украдены, так что никто не узнал результатов исследований.

— Может быть, он был пьян,— предположила я.— Возможно, он въехал в гараж и уснул.

Она покачала головой.

— Он не пил. Он бросил.

— У него что, были проблемы с алкоголем?

— Давно,— сказала она.— Мы познакомились в баре в два часа дня, в середине недели. Он никуда не летел. Ему просто нравилось приходить смотреть на самолеты, как он мне сказал. Мне тогда следовало почувствовать неладное, но вы же знаете, что это такое, когда влюбишься. Ты видишь то, что хочешь видеть. Только через несколько лет я поняла, как далеко он зашел. Наконец, я сказала ему, что брошу его, если он не перестанет. Он прошел этот курс лечения… Его привели в чувство, и с тех пор все было в порядке.

— Существует ли вероятность, что он снова начал пить? Об этом бы сразу стали говорить.

— Только не с теми препаратами. Он сразу же свалился больной.

— А вы уверены, что он принимал таблетки?

— Я сама ему их давала. У нас это было как игра. Каждое утро с апельсиновым соком. Он протягивал мне руку, я давала ему таблетку и смотрела, как он ее глотает. Он хотел, чтобы я видела, что он не жульничает. В тот день, когда он бросил пить, он поклялся, что больше никогда не начнет.

— Много народу знало, что он принимает лекарство?

— Не знаю. Он никогда не поднимал шума вокруг этого. Если люди рядом с ним пили, он просто говорил: «Нет, спасибо».

— Скажите мне, что произошло в ту неделю, когда он умер.

— Ничего. Мне кажется, была обычная неделя. Он поговорил с Вудом. Через два дня его не стало. После похорон я собрала вещи, погрузила в машину и поехала домой. Здесь я и живу до сих пор.

— И в его вещах не было ни одной улики, указывающей на то, что должно было случиться? Письмо? Записка?

Она покачала головой.

— Я перерыла весь его стол, после того как его нашли мертвым, но ничего такого не обнаружила.