Я подъехала к жилому массиву, где когда-то жил Энди, счастливая от мысли, что мне нужно печатать отчет о событиях дня. По правде говоря, у меня не было никакого плана, никакой стратегии относительно того, как бы свернуть это дельце. У меня не было никаких улик. Я просто переезжала из одного конца города в другой, надеясь наткнуться на что-нибудь могущее оказаться полезным. Я также старалась избегать собственного дома, внутренне приготовившись увидеть у себя на пороге полицейских с ордером на мой арест в руках. Энди был лишь одним из многих недостающих связующих звеньев. Кто-то разработал сложный план с целью дискредитировать Ланса и убрать двух сотрудников «Вуд и Варен».

Энди существенно облегчил организацию подлога, но, после того как Олив вознеслась в лучшие миры, он, видимо, решил, что и ему самому будет нелишним исчезнуть. Если бы я смогла выяснить, какого рода связь существовала между организатором всей этой заварушки и Энди Мотика, возможно, я поняла бы, в чем заключается главный приз.

Электронные ворота были открыты, и я проехала, не привлекая внимания грозных охранников и злобных собак. Высокая светловолосая женщина в спортивном костюме выгуливала абрикосового пуделя, но она едва взглянула на меня. Я припарковала машину на том клочке стоянки, который остался после исчезновений Энди. Я взобралась на площадку второго этажа и открыла дверь ключом, который лежал в известном мне месте. Должна признаться, войдя в квартиру, я подозрительно принюхалась, с опаской ожидая увидеть Энди в том же виде, в котором передо мной предстала Лида Кейс. Запах был нормальным, и на книжных полках лежал слой пыли, свидетельствующий о том, что здесь уже несколько дней никого не было.

Я прошлась по квартире и убедилась, что я в ней одна. Затем я вернулась, открыла стеклянную дверь и заглянула в каждую спальню, затем вернулась в гостиную и отдернула гардины. С любопытством оглядываясь по сторонам, я перемещалась в неярком свете. Энди вел такой спартанский образ жизни, что его жилище казалось покинутым, даже когда он жил здесь. Однако теперь вокруг квартиры была аура свободного, незанятого места. Повсюду прямо на ковровом покрытии валялись обрывки бумаги. В таких ситуациях я обычно ищу явные улики — загадочные письма, счета из мотелей, краткие описания маршрутов, указывающие на местопребывание исчезнувшего человека. Кусочки бумаги на полу не были ничем из вышеперечисленного, и я не придумала ничего умнее, чем опуститься на четвереньки и прочитать их все. Частные расследования чреваты множеством процедур, унижающих человеческое достоинство.

Аптечка в ванной комнате была совершенно пуста. Также исчезли шампуни, дезодоранты и кремы для бритья. Где бы он ни оказался, он будет, без сомнения, гладко выбрит и от него будет идти приятный запах. Из его спальни исчезли грязная одежда и содержимое синих пластиковых ящиков. Осталась одна пара боксерских трусов в цветочек. Меня всегда поражало мужское белье. И никогда ведь не догадаешься, глядя на эти строгие костюмы — тройки! Он оставил также свой велосипед, тренажер для гребли и несколько коробок из-под него. Еще там было несколько небрежно свернутых простыней в ящике для белья и пакет с пиццей в морозильной камере. Он забрал бутылку спирта и шоколадки «Милки Уей», возможно, предполагая, что его жизнь в дороге превратится в сплошное поедание сладостей и беспробудное пьянство.

Карточный столик был на месте, на нем стоял автоответчик, алюминиевые стулья сдвинуты вместе, словно он недавно устраивал банкет по программе Скудной Диеты. Я села, положив ноги на ближайший стул, и оглядела то, что служило ему кабинетом. На столе оставалось несколько карандашей, блокнот, загустевший штрих и несколько неоплаченных счетов. Его автоответчик был той же модели, что и у меня. Я протянула руку и открыла окошечко, где были написаны «наиболее необходимые» номера телефонов. Из шестнадцати отведенных для этой цели полос заполнены были только шесть. Воображения Энди хватило на пожарную команду, полицейский участок, «Калифорния Сити», его бывшую жену и пиццерию с бесплатной доставкой.

Я смотрела на панель автоответчика, соображая, как тут у него все устроено. Я осторожно нажала на кнопку со звездочкой слева от нуля. На моем аппарате, если нажать звездочку, набирается номер, по которому последний раз звонили. Аппарат набрал номер, который высветился в окошечке. Номер показался мне смутно знакомым, и я его записала. Раздались гудки. Третий. Четвертый.

Кто-то поднял трубку. Раздалось какое-то потрескивание, затем наступила тишина и голос на том конце провода ожил.

— Добрый день. Говорит Олив Коулер, номер 555-3282. Извините, что некому с вами поговорить. В настоящий момент я нахожусь в супермаркете, но буду дома около половины пятого. Если вы оставите свой номер и то, что вы хотите сообщить, я перезвоню вам, как только вернусь. Если вы звоните подтвердить, что вы придете на новогоднюю вечеринку, просто назовите себя и мы увидимся с вами вечером. Пока.

У меня сжалось сердце. Никто не поменял кассету после смерти Олив, и вот она снова была там, навечно оставшаяся в том предновогоднем дне, записывающая свое сообщение, прежде чем отправиться покупать продукты для вечеринки, которой не суждено было состояться.

Словно подчиняясь какому-то болезненному импульсу, я снова нажала на кнопку со звездочкой. Четыре гудка и снова Олив поднимает трубку, ее голос звучит глухо, но он все еще полон жизни. Она все еще собирается покупать овощи к вечеру, все еще просит оставить свое имя, номер и что вы хотели бы передать. «Пока»,— сказала она. Я знаю, что, набери я этот номер еще сотню раз, она все так же будет повторять «пока», не зная еще, что прощается навсегда.

Последний звонок Энди был к Олив, но что это могло означать? И вдруг словно молния сверкнула у меня в мозгу. Я увидела, как Олив открывает дверь, в руках у нее сумки с овощами, пластиковая бомба в пакете, адресованном Терри, покоится сверху на сумке. Когда дверь открылась, зазвонил телефон, вот почему она в спешке бросила пакет. Может быть, Энди знал, что на пороге ее ждет эта посылка, и позвонил, чтобы их предупредить.

Я заперла двери квартиры, села в машину и поехала обратно в город, свернув с дороги, чтобы наскоро проглотить ланч в бистро. По логике вещей, следующей моей остановкой должен был быть дом Коулеров, однако, повернув на дорожку, ведущую к дому, я почувствовала волнение и тревогу. Я, естественно, не была здесь со дня взрыва, и мне вовсе не хотелось снова переживать этот кошмар. Я припарковала машину напротив дома и бодро шагнула через дыру в заборе, где раньше были ворота. От них остались только два столба, и железо было скручено в тех местах, где бомбой сорвало тяжелые деревянные ворота с петель. Местами обгоревшие кусты были совершенно голыми.

Я подошла к дому. Зияющее отверстие на том месте, где раньше была входная дверь, было забито небольшими кусками картона. Одна из колонн, поддерживающих навес над крыльцом, раскололась надвое, и на ее месте была наскоро сооружена подставка из подручных материалов. Дорожка выгорела, трава по бокам была редкой и черной. Перед входом стояли козлы и табличка, которая предлагала воспользоваться черным входом. Я все еще чувствовала слабый горьковатый запах луковиц, разбросанных по двору, словно горсть жемчуга.

Я почувствовала, что мой взгляд неудержимо притягивает то место, где беспорядочной массой лежала в тот вечер Олив. Я припомнила теперь, как я предложила понести пакет, раз уж обе руки у нее были заняты сумками с зеленью. Ее небрежный отказ спас мне жизнь. Иногда смерть проходит совсем рядом, подмигивая, кивая, с ехидным обещанием вернуться за нами в другой раз. «Интересно,— подумала я,— ощущает ли Терри такое же чувство вины за то, что Олив погибла как бы вместо одного из нас?»

Я затаила дыхание и трясла руками, словно марафонец в середине дистанции, и затем зашла с тыльной стороны дома. Я постучала в дверь и приложила ладонь козырьком к стеклу, чтобы взглянуть, нет ли дома Терри или экономки. Никого не было видно. Я подождала, затем снова постучала. В нижнем правом углу окна кухни стоял знак системы сигнализации с надписью «Вооруженная охрана» в нижней части. Я отошла чуть-чуть назад и осмотрела местность. На панели охраны справа от меня горел красный огонек, означающий, что система включена. Если бы огонек был зеленым, грабитель знал бы, что можно спокойно приступать к работе. Я достала из сумочки визитку и набросала короткую записку, в которой просила Терри позвонить мне, когда он придет домой. Я снова села в машину и поехала к Вудам. Как мне казалось, он все еще должен быть там.

Свет заходящего солнца струился на дом Вудов с его потрясающим фасадом. Трава была свежеподстрижена, короткая, густая и ярко-зеленая, похожая на ковровое покрытие. За обрывом океан был ярко-голубого цвета, поверхность его была испещрена белыми флажками, что означало, что с моря идет сильный ветер. Мне в спину дул горячий ветер пустынь, и пальмовые ветви начинали сильно качаться в тех местах, где два ветра встречались. Маленькая красная спортивная машина Эш стояла на круговой дорожке рядом с БМВ. Мерседеса Терри там не было. Я обошла дом, подошла к длинному невысокому кирпичному крыльцу со стороны океана и позвонила.

Горничная впустила меня и оставила меня в вестибюле, а сама пошла поискать мисс Эбони. Я спросила Эш, но, видимо, мне слишком много всего хотелось сразу. Мне ужасно хотелось иметь хоть какую-нибудь версию, но я все еще искала наугад. Я не могла быть слишком далека от истины, но ясного представления о том, какого рода открытие меня ожидает, у меня не было. В данных обстоятельствах единственное, что я могла сделать, это продолжать планомерное прочесывание. Басс был единственным членом семьи, с которым мне не хотелось вступать в контакт. Не то, чтобы это что-то меняло, но гордость есть гордость. Кому захочется вести светскую беседу с любовником твоего бывшего супруга? Нужно было следить, чтобы мое чувство обиды не заставило меня стать пристрастной по отношению к нему.

— Здравствуй, Кинзи.

У подножия лестницы стояла Эбони. Ее бледное овальное лицо было гладким, словно яйцо, лишено всякого выражения и демонстрировало потрясающее самообладание. На ней было отрезное платье спортивного покроя из черного шелка, подчеркивающее ее широкие плечи, стройные бедра и длинные, красивой формы ноги. Ее красные туфли на шпильках добавляли ей не меньше пяти дюймов росту. Волосы были гладко зачесаны назад. Полоски румян на скулах были похожи скорее на признак стрессового состояния, чем на здоровый румянец, который они должны были означать. Согласно семейной мифологии, Эбони была одна из тех людей, что постоянно ищут острых ощущений и тянутся к таким развлечениям, которые чреваты безвременной гибелью: прыжки с парашютом, водные лыжи, восхождение на вершины каких-нибудь невозможно крутых утесов. В динамической картине развития семьи ей, по всей видимости, была отведена роль человека, ведущего отчаянный образ жизни. Так же, как Басс, например, был создан для тщеславия, безделья и самодовольства.

Я сказала:

— Нам нужно поговорить.

— О чем?

— О смерти Олив. Лида Кейс погибла тоже.

— Басс рассказал мне.

Моя улыбка слегка горчила.

— Ах, Басс. Как он оказался связанным со всем этим? Почему-то у меня такое подозрение, что ты могла позвонить ему в Нью-Йорк.

— Верно.

— Грязная, игра, Эбони.

Она невозмутимо пожала плечами.

— Это, черт возьми, все твоя вина.

— Моя вина?

— Я спросила у тебя, что происходит, но ты ничего не стала мне рассказывать. Это моя семья, Кинзи. Я имею права знать.

— Ясно. А кто придумал вовлечь в это дело Дэниела?

— Я, но выследил его Басс. У него был роман с Дэниелом много лет назад, потом Басс его бросил. Тогда это все у них оборвалось на неопределенной стадии. Дэниел был только счастлив помочь ему в надежде, что вновь разгорится былое пламя.

— А по дороге можно было между делом предать меня.

Она слегка улыбнулась, но взгляд у нее был напряженным.

— Ты вовсе не обязана была соглашаться, ведь правда. У тебя, должно быть, тоже было что-нибудь такое на уме, иначе ты не дала бы себя так легко обмануть.

— Верно,— сказала я.— Это было хорошо продумано. Господи, ну конечно, здесь появляется он и снабжает вас отсутствующей информацией, так?

— Не совсем.

— Как? Чего-то еще не хватает? Какая-то деталь зловещего плана отсутствует?

— Мы до сих пор не знаем, кто убил Олив.

— И Лиду Кейс,— сказала я,— хотя мотивы, может быть, были иными. Я подозреваю, что кто-то все-таки догадался, что происходит. Может быть, она просматривала документы Хью и нашла что-нибудь важное.

— Например?

— Если бы я это знала, я бы знала и кто убийца, не так ли?

Эбони нервно завозилась.

— У меня дел по горло. Может быть, ты просто скажешь, что тебе нужно.

— Сейчас посмотрим. Пока я тут моталась по городу, мне пришло в голову, что может оказаться полезным узнать, кто наследует акции Олив?

— Акции?

— Ее десять процентов. Уж конечно, она оставила их кому-то в семье. Кому?

В первый раз она была по-настоящему взволнована и румянец у нее на щеках был похож на настоящий.

— Какая разница? Бомба предназначалась Терри.

Олив погибла по ошибке, разве не так?

— Я не знаю, так ли это.— Я быстро вернулась к предыдущему вопросу.— Кто выиграл от ее смерти? Ты? Ланс?

— Эш,— произнес чей-то голос.— Олив оставила все акции своей сестре Эш.

Наверху возле лестницы стояла мисс Вуд. Я смотрела на нее снизу вверх. Она вцепилась в перила, все ее тело дрожало от напряжения.

— Мама, тебе не следует об этом беспокоиться.

— Боюсь, что следует. Зайди ко мне в комнату, Кинзи.— И миссис Вуд исчезла.

Я взглянула на Эбони, затем, миновав ее, поднялась вверх по лестнице.