Мы сидели в ее комнате возле двери на балкон, выходящий прямо на море. Легкие прозрачные занавески, прикрывающие дверной проем, слабо колыхались при порывах ветра. Спальный гарнитур был старым, все предметы разных размеров, которые они с Вудом, должно быть, сохранили еще с первых лет своей семейной жизни: туалетный столик с побитым шпоном, лампы к нему, уже потерявшие форму, с темно-красными шелковыми абажурами. Мне вспомнился магазин подержанных вещей с витринами, набитыми всякой ерундой, когда-то принадлежавшей разным людям. Предметы, находившиеся в комнате, отнюдь не составляли гарнитура, при этом старинными их тоже вряд ли можно было назвать.

Она сидела в кресле-качалке с сиденьем, набитым конским волосом, обивка на нем протерлась и лоснилась, а на подлокотниках местами даже порвалась. Она выглядела ужасно. После смерти Олив кожа у нее на лице поблекла, щеки были все в пятнах, свидетельствующих о нездоровой печени, и на них отчетливо были видны ниточки сосудов. Казалось, что за последние несколько дней она заметно похудела, и теперь кожа свисала складками у нее на предплечьях и кости проступали сквозь нее отчетливо, словно она была каким-то живым анатомическим пособием. Даже десны будто отставали теперь от зубов, процесс старения тела был теперь весь на виду, словно при ускоренной съемке. Казалось, ее угнетает какое-то еще не вполне определившееся чувство, которое сделало ее глаза тусклыми и безжизненными и от которого они покраснели по краям. Что бы это ни было, я подумала, что она этого не переживет.

Она доковыляла обратно в свою комнату с помощью своей палки, которую ставила совсем рядом с собой, опираясь на нее дрожащей рукой.

Я села на стул с жесткой спинкой рядом с ее креслом-качалкой и спросила у нее тихим голосом:

— Вы знаете, в чем тут дело, так?

— Думаю, что да. Мне нужно было заговорить гораздо раньше, но я так надеялась, что мои подозрения лишены оснований. Я думала, мы похоронили прошлое. Я думала, мы оставили его там, далеко, но это оказалось неправдой. В мире и так столько постыдного. К чему прибавлять еще?

Ее голос дрожал и руки у нее тряслись, когда она говорила. Она остановилась, борясь с каким-то внутренним запретом.

— Я обещала Вуду никому об этом не рассказывать.

— Вы должны это сделать, Хелен. Гибнут люди.

На мгновение в ее темных глазах вспыхнула искра жизни.

— Я знаю,— бросила она. Энергии хватило ненадолго, спичка потухла.— Ты делаешь все, что в твоих силах,— продолжала она.— Ты пытаешься делать то, что считаешь правильным. Жизнь идет, и ты пытаешься спасти то, что осталось.

— Никто вас ни в чем не обвиняет.

— Я сама себя виню. Я во всем виновата. Я должна была сделать что-то в тот момент, когда все началось. Я знала, что существует связь, но не хотела в это верить, глупая.

— Это связано с Вудом?

Она покачала головой.

— Тогда с кем?

— Ланс,— прошептала она.— Началось все с него.

— Ланс? — повторила я в растерянности. Меньше всего я ожидала услышать это имя.

— Ты думаешь, что прошлое растворилось… что не в его власти поразить нас много времени спустя.

— Как давно это началось.

— Семнадцать лет назад, почти день в день.— Она плотно сжала губы и снова покачала головой.— Подростком Ланс был страшным хулиганом, непослушным и скрытным. У них с Вудом постоянно бывали стычки, но это у всех мальчишек так. Ланс был в том возрасте, когда ему непременно нужно было самоутверждаться.

— Эш говорила, что у него были неприятности с полицией.

Она сделала нетерпеливый жест.

— Он постоянно попадал в неприятности. Теперь они называют это «привлечением внимания», но я не думала, чтобы он был таким уж плохим. Я и сейчас так не думаю. У него было нелегкое детство.— Она остановилась и глубоко вздохнула.— Я не собираюсь здесь долго об этом распространяться. Что прошло, то прошло. В конце концов Вуд отправил его в военное училище, а после этого он пошел в армию. Мы практически не видели его, пока он не приехал домой на Рождество в увольнительную. Казалось, у него все хорошо. Он был большой, повзрослевший, спокойный, милый и воспитанный, как нам обоим казалось. Он начал проявлять интерес к делам компании. Он поговаривал о том, чтобы осесть где-нибудь и начать изучать бизнес. Вуд был в восторге.— Она полезла в карман за носовым платком, достала его и прижала к губам, чтобы промокнуть капельки пота, выступавшие над верхней губой, словно роса на листьях.

Пока что она ничего нового мне не рассказала.

— Так что же все-таки произошло?

— В тот год… когда Ланс вернулся домой и все было так хорошо… в этот год… Это было в канун Нового Года. Я помню, как я была счастлива, что мы так хорошо начинаем новый год. И тут Басс приходит к нам и начинает говорить какие-то нелепые вещи. Я думаю, в глубине сердца я не переставала винить его в том, что случилось дальше. Он все испортил. Я так никогда его и не простила, хотя, конечно же, он ни чем не был виноват. В то время Бассу было тринадцать лет. Уже в таком возрасте он знал обо всяких гадостях и все это доставляло ему огромное удовольствие.

«И до сих пор доставляет»,— подумала я.

— Что же он вам рассказал?

— Он сказал, что накрыл Ланса. Он пришел прямо к нам с этаким подлым взглядом, притворяясь расстроенным, хотя он прекрасно знал, что делает. Сперва Вуд не поверил ни единому слову.

— За чем же он застал Ланса?

Наступила тишина, и затем она с трудом продолжала, голосом, таким тихим, что мне пришлось придвинуться поближе.

— С Олив,— прошептала она.— Ланса и Олив. В ее комнате, на кровати. Ей было шестнадцать лет, и она была такая красивая. Я думала, что умру от стыда и неловкости, от отвращения к тому, что они сделали. Вуд был вне себя. Его гнев был ужасен. Ланс клялся, что все это было совершенно невинно, что Басс ничего не понял, но, конечно же, это была неправда. Глупо было бы надеяться, что мы ему поверим. Вуд избил Ланса до полусмерти. Это было ужасно. Я боялась, что он его убьет. Ланс уверял нас, что это случилось лишь однажды. Он клялся, что больше никогда не дотронется до нее, и сдержал слово. Я знаю, что это так.

— Так вот почему Олив отправили в интернат,— сказала я.

Хелен кивнула.

— Кто еще знал об этом происшествии?

— Никто. Только мы пятеро. Ланс и Олив, Басс, Вуд и я. Эбони была в это время в Европе. Эш знала, что случилось что-то ужасное, но не знала что именно.

Наступила тишина. Хелен погладила протершуюся обивку на подлокотнике своей качалки. Затем она посмотрела на меня. Казалось, в ее взгляде сквозит сознание собственной вины, как у старой собаки, которая оставила где-то лужу, о которой вы пока не знаете. Было еще что-то, о чем ей совсем не хотелось рассказывать.

— А остальное? — спросила я.— Было еще что-то?

Она покачала головой, ее щеки пятнами покрыл румянец.

— Скажите мне, Хелен. Теперь это может быть важно.

— Да, это важно,— прошептала она. Затем она разрыдалась. Я смотрела, как она пытается загнать свои чувства обратно в шкатулку, в которой они были запетры все эти годы.

Я ждала так долго, что мне уже начало казаться, что она никогда не кончит плакать. Ее руки, казалось, выплясывали свой собственный танец.

Наконец она заговорила.

— Ланс солгал про них двоих. Это продолжалось долгие годы. Вуд ничего не знал, но я всегда подозревала.

— Вы подозревали, что Ланс вступает с ней в незаконные отношения, и вы не пытались вмешаться?

— Что бы я им сказала? У меня не было доказательств. Я прикладывала все свои усилия, чтобы удержать их подальше друг от друга. На лето он уезжал в молодежный лагерь. Она проводила лето у наших друзей в штате Мэн. Я никогда не оставляла их вдвоем дома. Я надеялась, что это такой период, просто что-то, что пройдет само собой. Я думала, что если обращать на это внимание, то… Я не знаю уже, что я там думала. Это было настолько неловко. Мать не может просто сесть и обсудить такие вещи со своим мальчиком. Мне не хотелось в открытую за ним подглядывать, а Олив отрицала все. Если бы она пришла ко мне и все рассказала, я бы вмешалась. Конечно, вмешалась бы, но она никогда ничего не рассказывала. Как я теперь понимаю, вполне возможно, что это она все начала.

— И сколько это продолжалось? — Мне было очень трудно не выдать гнева, который меня охватил. Но, если бы она почувствовала это по моему голосу, она бы ничего мне больше не сказала.

— Ланса она очень интересовала с раннего возраста. Когда она родилась, ему было пять лет, для меня было большим облегчением, что он воспринял ее появление без отрицательных эмоций. До Олив их было двое, он и Эбони. До Олив он был у нас на правах малыша, поэтому я так обрадовалась, что он к ней привязался. Должно быть, это началось как детское любопытство, а потом превратилось в нечто большее. Все закончилось после того, как их поймали. В последние несколько лет они с трудом переносили другу друга, но к тому времени удар был нанесен. У Олив возникло много проблем.

— На почве секса, я полагаю.

Хелен кивнула, ее щеки порозовели.

— У нее также бывали глубокие депрессии, которые длились месяцами. Она жила на бегу. Что угодно, лишь бы уйти от своих собственных чувств. Играть и тратить деньги. Тратить деньги и играть. Так она и жила.

Я быстро пробилась сквозь все, что мне рассказывали за последние несколько дней, отбрасывая всякие мелочи.

— Олив сказала, что, когда Басс приезжал домой на День Благодарения, они поцапались. Что там произошло?

— Какая-то глупость. Я уже даже не помню что. Какой-то дурацкий разговор, из тех, что начинаются, когда люди слишком много выпьют. Басс был взбешен и едва не набросился на нее, но ничего серьезного не было.

Я смотрела на нее, пытаясь расчистить свое сознание для того, чтобы отфильтровать смысл происходящего. Все началось с Ланса, с «Вуд и Варен», с разговоров о захвате компании и с мошенничества со страховкой. Кто-то подставил Ланса, и меня поймали в ту же ловушку. Когда погибла Олив, я предположила, что это было как-то связано с делом, но случайно. По крайней мере, так должно было выглядеть, но не выглядело. Ответ свалился на меня, такой очевидный теперь, когда я знала, что происходит.

— О черт,— сказала я.— Басс рассказал Терри, так?

— Я думаю, что да,— сказала она почти неслышно.— Мне кажется, Терри не такой, как мы все. Он не совсем здоров. Мне он не кажется здоровым. Даже когда они только познакомились, он казался мне странным, но он был без ума от Олив…

— Он был всецело поглощен ею, так говорили,— смешалась я.— Он боготворил землю, по которой она ступала.

— О, он обожал ее, нет никаких сомнений. Это было как раз то, что ей было нужно, и я надеялась, что теперь все образуется. У нее была заниженная оценка себя и собственной жизни. Казалось, она не может долго поддерживать отношения с мужчиной, пока не появился Терри. Я думала, что она заслуживает немного счастья.

— Вы имеете в виду, из-за того, что она была «подпорченным товаром»? Испорчена тем, что сделал Ланс?

— Она действительно была испорчена Лансом. Кто знает, какие животные инстинкты он в ней пробудил?

— Это едва ли была ее вина.

— Конечно, нет, но какой приличный молодой человек стал бы хорошо к ней относиться, если бы узнал правду? Казалось, что Терри был послан нам свыше.

— Итак, вы двое решили ничего ему не говорить.

— Мы даже между собой никогда об этом не говорили,— сказала она резко.— Так что у нас не было возможности с ним об этом поговорить. Зачем будить лихо, если все было так хорошо.

Я резко поднялась и направилась к терефону, чтобы позвонить лейтенанту Долану в полицейский департамент Санта-Терезы. Клерк сообщил мне, что сейчас соединит меня. Я подождала, пока лейтенант ответит. Хелен была права. Что прошло, то прошло. Бессмысленно было бы обвинять Басса. Если уж кто-нибудь и был виноват, так это Хелен и Вуд. Олив погибла, потому что Хелен была чересчур вежлива, чтобы докопаться до правды.

— Где сейчас Терри? — спросила я у нее через плечо.

Она рыдала. По-моему, плакать было уже поздно, но я этого не сказала.

— Он был здесь совсем недавно. Он, должно быть, едет домой.

Когда Долан ответил, я представилась и все ему рассказала в подробностях.

— Мы задержим его и допросим,— сказал Долан.— Выпишем ордер и обыщем дом. Где-то же он ее собирал, эту бомбу.

— А может быть, он сделал ее на работе.

— Проверим,— сказал он.— Погоди.— Он прикрыл трубку рукой и я слышала, как он отдавал какие-то распоряжения кому-то у себя в комнате. Затем он снова заговорил со мной.— Дай-ка я расскажу тебе, что нашли мы. Мы нашли, кому принадлежат отпечатки пальцев с машины в которой была Лида Кейс. Они принадлежат одному малому, по имени Крис Эммс, которого двадцать лет назад обвиняли в убийстве приемной матери. Послал ей по почте пластиковую бомбу, и она взорвалась у нее в руках. Суд вынес вердикт о временном помешательстве.

— Ах, черт, я поняла. И его не посадили в тюрьму.

— Верно. Его поместили в государственную больницу в Камарильо, и он сбежал оттуда через восемнадцать месяцев.

— И больше его так и не поймали.

— Свободен как птичка. Я только что говорил с одним из врачей, и они сейчас просматривают старые документы, проверяя, нет ли на него еще чего-нибудь.

— Он действительно псих или притворяется?

— Каждый, кто делает то, что делал он, является психом.

— Вы дадите Вудам знать, когда схватите его?

— Хорошо. Я пошлю кого-нибудь к вам, если он вздумает вернуться.

— Займитесь охраной «Вуд и Варен», он может попробовать добраться до Ланса.

— Правильно,— сказал Долан и повесил трубку.

Я оставила Хелен в ее качалке и спустилась вниз. Найдя Эбони, я рассказала ей, что произошло. Когда я уходила, она направилась наверх к матери. Не могу себе представить, о чем они собирались говорить. Мне опять вспомнилась Олив, проплывающая по воздуху, прямой дорогой в вечность. Я не могла отделаться от этого воспоминания. Я ехала домой, чувствуя себя отвратительно,— мое обычное состояние в последние дни. Я устала копаться в чужом грязном белье. Я устала от вещей, которых мне не следовало знать. Прошлое редко бывает слишком милым. Секреты редко связаны с добрыми делами и благонамеренными поступками, которые открываются благодаря случайности. Невозможно решить запутанную проблему рукопожатием или разговором по душам. Очень часто человечество кажется мне таким отвратительным и я просто не знаю, что должны делать мы, все остальные.

Мои ожоги были натерты бинтами и горели тупой болью. Я взглянула на свое отражение в зеркале заднего вида. С выгоревшими впереди волосами и без бровей я выглядела сильно удивленной, будто я была совершенно не готова к такой развязке. Совершенно верно. У меня не было времени хорошенько переварить всю информацию. Я думала про Дэниела и Басса. Умом я понимала, что эту дверь нужно закрыть, но у меня было чувство, что это дело не завершено. Мне нужен был финал, заключительный аккорд. Я хотела снова быть спокойной.

Я ввалилась в калитку, забрав по дороге почту. Я вошла в квартиру и бросила сумочку на диван. Мне явно нужно было принять ванну, пусть и символически. Было только четыре часа дня, но я собиралась хорошо себя поскрести и пойти постучаться к Рози. Был вторник, и она уже должна была вернуться. Обычно наша местная таверна открывается в пять, но, может быть, подольстившись, мне удастся уговорить ее впустить меня немножечко пораньше. Мне нужен был плотный венгерский обед, стаканчик белого вина и кто-нибудь, кто надоедал бы мне, как родная мать.

Я остановилась возле стола и проверила автоответчик. Ничего не было. В почте тоже не было ничего интересного. И тут с опозданием я заметила, что дверь в ванну закрыта. Я не оставляла ее закрытой. Я так никогда не делаю. Квартирка у меня маленькая, и свет из окошка ванной мне нужен. Я повернула голову и почувствовала, как волосы у меня встали дыбом. Ручка двери повернулась, и дверь открылась. Та часть комнаты была в тени в это время дня, но его было хорошо видно. Спина у меня похолодела, оцепенение спустилось в ноги, я не могла приказать себе сдвинуться с места. Терри вышел из ванной и обошел диван. В правой руке он держал пистолет, дуло которого было направлено мне в живот. Я автоматически подняла руки, ладонями вверх — классическая поза подчинения, которую, как правило, вызывает вид пистолета.

Терри сказал:

— Ах, вы меня поймали. Я надеялся уйти к тому времени, когда вы вернетесь.

— Что вы здесь делаете?

— Я принес вам подарок.— Он указал на кухню. Словно в трансе, я повернулась взглянуть, на что он показывает. На столе лежало что-то вроде коробки из-под обуви, завернутое в рождественскую оберточную бумагу. На бумаге были большие буквы XU-XU-XU на темно-зеленом фоне, и из каждой буквы «U» высовывался рождественский дед. У верхней части был прикреплен красный бантик, из тех, что продаются в магазине. Сюрприз, сюрприз. Терри Коулер принес мне коробку со смертью.

— Здорово,— наконец выдавила я, несмотря на то, что у меня пересохло во рту.

— Вы не хотите ее открыть?

Я покачала головой.

— Я думаю просто оставить ее как есть. Мне бы ужасно не хотелось, чтобы она грохнула.

— Это часовая.

Мне удалось слегка ослабить нижнюю челюсть, но я не могла произнести ни слова. Где мой пистолет? В голове не было ни одной мысли. Я опустилась на край стола, опираясь на кончики пальцев. От бомб бывает много шума. Конец приходит быстро. Я прочистила горло.

— Извините, что задерживаю вас,— сказала я.— Не смею вас задерживать.

— Я задержусь немного. Мы с вами можем пока поболтать.

— Зачем меня убивать?

— По-моему, хорошая мысль,— мягко произнес он.— Я подумал, что так вам больше понравится, чем то, другое.

— Мне кажется странным, что вы не тронули Ланса.

— У меня есть пакетик и для него, точно такой же, у меня в машине.

Наверное, мой пистолет на дне сумочки. Я собиралась отнести его в магазин. Не забыла ли я его в дипломате, на заднем сиденье машины? Если да, то он все еще там.

— Не возражаете, если я присяду?

Он быстро оглядел комнату, чтобы убедиться, что вокруг нет ружья, кнута или большого ножа.

— Валяйте.

Я подошла к дивану и опустилась на него, не сводя глаз с Терри. Он пододвинул стул поближе и тоже сел, скрестив ноги. Он был очень симпатичный, темноволосый, стройный. В его поведении не было ничего, что бы указывало на его сумасшествие. «Насколько он не в себе? — думала я.— Насколько? Возможно ли на него повлиять силой убеждения? Куплю ли я себе жизнь ценой каких-нибудь сексуальных извращений, если представится такая возможность? Естественно, отчего же нет?»

Я никак не могла трезво взглянуть на ситуацию. Я была дома, то есть там, где я должна быть в полной безопасности. Еще даже не стемнело. Мне очень нужно было в туалет, но это выглядело бы как уловка. И если быть совсем честной, я стеснялась об этом попросить. Мне показалось разумным начать диалог с целью снискать расположение собеседника.

— Когда она должна рвануть?

Он посмотрел на часы.

— Где-то через десять минут. В половине пятого. Я боялся, что вы не вернетесь домой вовремя,— сказал он.— Я мог бы ее перезарядить, но мне не хотелось бы портить оберточную бумагу.

— Ну конечно,— сказала я. Я посмотрела на настольные часы. Они показывали двадцать две минуты пятого. Я почувствовала, как моя кровь пополняется адреналином. Казалось, Терри абсолютно все равно.— Вы так спокойны,— заметила я.

Он улыбнулся.

— Меня здесь не будет, когда эта чертова штука рванет. Такие штучки бывают опасны.

— Как же вы меня удержите здесь? Вам придется сперва меня пристрелить.

— Я свяжу вас. У меня есть веревка.— Теперь я увидела, что на полу в кухне валялся моток бельевой веревки.

— Вы обо всем позаботились,— сказала я.

Мне нужно было, чтобы он говорил и чтобы он не связал меня, потому что тогда бы я точно пропала. Тогда у меня уже не было бы никакого выхода. Глупо было бы надеяться перерезать веревки осколком стекла или чтонибудь в этом роде. Никаких ножей, никаких иных штук.

— А вдруг она раньше времени взорвется?

— Очень плохо,— произнес он насмешливо,— но вы знаете, как сказал Дилан Томас: «После первой смерти второй не бывает».

— А какое отношение ко всему этому имеет смерть Хью Кейса? Ничего, что я спрашиваю? Просто мне любопытно.

— Отчего же. Нам все равно больше не о чем говорить. Когда Вуд начал заниматься этим правительственным контрактом, Хью сделали офицером службы безопасности. Мы все должны были пройти проверку, но этот парень явно перестарался. Бланки, собеседования, все эти вопросы. Он действительно слишком серьезно к себе относился. Сперва я думал, все это не более чем игра, но постепенно понял, что его вопросы становятся уж слишком назойливыми. Он знал. Естественно, ему понадобились мои отпечатки пальцев. Я тянул время, пока это было возможно, но не смог отвертеться. Мне пришлось убить его, пока он не рассказал Вуду.

— Про вашу мать…

— Приемную мать,— поправил он.

— Так ведь кто-нибудь еще мог напасть на эту информацию.

— Я бы придумал, что сказать, но для этого мне нужно было убрать этого парня.

— Но вы не знаете наверняка, что он все узнал.

— Я знаю наверняка, что он узнал. Я уничтожил папку, которая хранилась на работе, но дома у него был второй экземпляр. Нарушение правил безопасности,— сказал он.— Это совсем недавно выяснилось.

— Ее нашла Лида.

— Ну, тут уж вы виноваты. После вашей поездки в Техас она перерыла все его документы и наткнулась на информацию по поводу Криса Эммса. Она понятия не имела, кто это может быть, но поняла, что это кто-то на заводе. Она звонила мне из Далласа и сказала, что у нее есть информация, раскопанная Хью. Я сказал, что буду рад ознакомиться с этими документами и подскажу ей, возможно, что с этим делать. Она заставила меня пообещать, что я ничего не скажу Лансу, потому что он был у нее под подозрением.

— Замечательно,— сказала я.— А эта ее угроза… вы просто ее придумали.

— Ага.

— А в тот день, когда мы ждали возле птичьего питомника, она уже сидела в машине мертвая.

— Так точно,— сказала он.

— А как вы убили Хью?

Терри равнодушно пожал плечами.

— Хлоргидрат. Потом я выкрал его анализы крови и мочи, чтобы они не смогли этого обнаружить.

— Ну и натерпелись же вы страху,— сказала я.

— Это нужно было сделать, и я знал, что я прав. Я не мог позволить ему разрушить мою жизнь. Потом я ужасно злился из-за того, что все оказалось напрасным. Прошлое Олив было таким же, как и мое. Мне вовсе не нужно было пытаться себя защитить. Если бы она попыталась упрекать меня, я отплатил бы ей тем же.

— Наверное, вы так рады, что она умерла. Она вам за все ответила.

Его лицо омрачилось.

— Мне нужно было убить Ланса и оставить ее жить. Я мог бы сделать ее существование ужасным.

— Я думаю, это вы сделали.

— Ну да, только она недостаточно страдала. И теперь она сорвалась с крючка.

— Она любила вас,— сказала я.

— Ну и что?

— Ну и ничего. Я думаю, для вас любовь немного значит.— Мой взгляд упал на часы. Двадцать пять минут пятого.

— Когда она построена на лжи и увертках, то да,— сказал он с пафосом.— Она должна была сказать мне правду. Она никогда со мной не делилась. Она дала мне уверовать, что наши проблемы с сексом все из-за меня. Она заставила меня думать, что со мной что-то не так, когда все время с ней что-то было не так. Иногда я представляю, как он ползает по ней с этим своим ртом, присасываясь, как и пиявка. Отвратительно,— сказал он.

— Это было давно.

— Не слишком давно.

— А Энди Мотика? Как вы убедили его вам помогать?

— Деньги и угрозы. Кнут и пряник. Дженис требовала с него за каждый цент, что он получал. Я дал ему восемь тысяч. Каждый раз когда он начинал чересчур нервничать, я напоминал ему, что с радостью расскажу Дженис о Лорейн, если он попробует выпутаться из наших дел.

— Откуда вы узнали про нее?

— Мы все друг друга знаем уже много лет. Мы вместе учились в университете в Санта-Терезе, до того, как они с Дженис поженились. Конечно же, это было уже после того, как я скрыл свое старое лицо. Когда я задумал подставить Ланса, не стоило большого труда понять, что он мне очень пригодится.

— Вы его тоже убили?

— К сожалению, пока нет. Он ускользнул, но я найду способ заманить его обратно. Он не слишком умен.

Даже несмотря на то, что у меня шумело в ушах, я могла поклясться, что слышу, как весело тикает бомба в пакете. Я облизала губы.

— Там что, внутри, действительно часы? Так она и работает?

Он оглянулся на кухонный стол.

— Это несложный прибор. Та, для Олив, была сложнее, но мне нужно было быть уверенным, что она взорвется, если ее хорошенько встряхнуть.

— Удивительно, что я осталась жива.

— Это многое упростило бы,— сказал он.

Я вспомнила, как он нагнулся, чтобы свернуть шланг, брошенный на дорожке. Любой предлог, чтобы остаться вне досягаемости. Я вдруг почувствовала себя странно свободной. Времени оставалось очень мало, но оно замедлилось и стало тянуться, словно жевательная резинка. Мне показалось до жути нелепым, что последние минуты своей жизни я обсуждаю всякую ерунду с человеком, который собирается меня прикончить. Черт возьми, а почему бы и нет? Мне снова привиделся мой короткий полет от крыльца Олив и она сама, парящая, словно птица. Такую смерть едва ли успеешь почувствовать. Я боялась лишь, что могу выжить, искалеченная и обгоревшая, и что могу прожить слишком долго, чтобы суметь понять, что я потеряла. «Время действовать,— подумала я,— невзирая на последствия». Уж если что-то угрожает твоей жизни, то разве есть еще что терять?

Я потянулась за сумочкой.

— У меня в сумочке транквилизаторы. Ничего, если я возьму?

Он показался мне удивленным и помахал в мою сторону пистолетом.

— Оставьте ее где лежит.

— Я совершенно разбита, Терри. Мне нужно принять валиум. Потом можете меня связать.

— Нет,— сказал он раздраженно.— Не трогайте, я сказал!

— Ну ладно уж. Простите меня. Это совсем небольшая просьба.

Я взяла сумку, расстегнула молнию и углубилась в ее содержимое в поисках моего любимого тридцатидвухдюймовика. Наконец я нашла его и взвела курок. Он не мог поверить, что я ослушаюсь его, но, видимо, не мог решить, что делать.

Когда он поднялся на ноги, я выстрелила сквозь сумочку на расстоянии десяти футов, безо всякого видимого эффекта. Он подскочил, словно я насыпала ему в штаны раскаленного гравия, но крови не было и он не свалился на пол, как я надеялась. Вместо этого он взревел и бросился на меня как бешеная собака. Я вытащила пистолет из сумочки, чтобы выстрелить еще раз, но он уже был на мне, увлекая меня вместе с собой на пол. Я увидела приближающийся кулак и дернулась вправо. Удар пришелся мне по левому уху, и оно зазвенело от боли. Я забилась, схватившись за диван в качестве опоры. Я не могла понять, куда девался мой пистолет, но он направлял дуло своего прямо на меня. Я схватила свою сумочку и раскачала ее, словно пращу. Удар пришелся ему по голове. Он закачался. Он загораживал мне выход, поэтому я огляделась и бросилась в ванную. Я захлопнула дверь, повернула замок и бросилась на пол. Он выстрелил дважды, и пули зазвенели, проходя сквозь дверь, словно пчелы. Выхода не было. Окно ванной было прямо на линии огня, и вокруг меня не было ничего, что можно было бы использовать как оружие. Он стал ломиться в дверь. Мощные удары крушили дерево в щепки. Его нога появилась в пробитом отверстии, и он ударил еще раз. Его рука просунулась в дырку, ища замок. Я схватила крышку с унитаза и ударила его по руке. Он вскрикнул и втянул руку назад. Затем он еще раз выстрелил, выкрикивая неприличные ругательства. Вдруг его лицо появилось в дырке, глаза бешено вращались, он искал, где я. Дуло пистолета уперлось в меня. Единственный предмет, которым я могла защититься, была крышка от унитаза, и я выставила ее перед собой, как щит. Пуля ударилась об нее с такой силой, что крышку вышибло у меня из рук и она раскололась надвое. Терри снова принялся ломиться в дверь, но уже не с такой силой.

Я услышала, как с той стороны он тяжело свалился на пол. Я замерла, пораженная, затаив дыхание. У меня не было времени проверять, притворяется он или нет. Я открыла замок и навалилась на дверь, но не смогла сдвинуть ее с места. Я опустилась на колени и заглянула в комнату через дыру. Он лежал на спине, и рубашка его была вся в крови. Очевидно, я ранила его своим выстрелом, но он смог продержаться достаточно долго. Кровь выходила из него, словно воздух из проколотой шины. Его грудь все еще поднималась. Помимо его хриплого дыхания, я также слышала, как дедушкиными часами тикает моя бомба.

— Уйди с прохода, Терри! Ну давай же!

Он никак не отреагировал. На моих настольных часах было двадцать девять минут пятого. Я навалилась на дверь изо всех сил, но не смогла отпихнуть его. Мне нужно было выбраться. Я в ужасе оглядела ванную и схватила половинку крышки от унитаза. Я разбила окно. Стекло посыпалось во внутренний дворик, оставляя целые зубья в раме. Я прикрыла их полотенцем, чтобы протиснуться в окошко.

От взрыва, раздавшегося у меня за спиной, меня вынесло сквозь окно, как Супермена в его лучшие времена. Я приземлилась на траву с такой силой, что на мгновение потеряла способность дышать. Меня охватила паника, я не могла понять, смогу ли я когда-нибудь снова дышать. Вокруг меня шел дождь из осколков. Мимо меня, словно какой-нибудь НЛО, пролетел большой кусок крыши. Затем он начал падать и прыгать на ветвях ближайшего дерева. Появилось облако белого дыма и начало медленно растворяться. Я перевела взгляд на стену за моей спиной, которая оказалась цела. Мой диванчик стоял на подъездной дорожке, подушки были разбросаны во все стороны. На его ручке примостился мой воздушный папоротник с таким видом, словно он сам туда забрался. Я уже знала, что переднюю стену моей квартирки снесло, внутри одни обломки и моих вещей уже больше нет. «Как хорошо, что у меня не так уж много всего»,— подумала я.

У меня снова началась временная потеря слуха, но я уже начала к этому привыкать. Наконец усилием воли я заставила себя подняться и отправилась внутрь взглянуть, не осталось ли чего от Терри Коулера.