После того, как Иона ушел, я обнаружила, что мне не хочется возвращаться в библиотеку.

Я слышала, как Кристи и Таша дружелюбно беседуют, голоса легкие, разговор прерывается нервным смехом. Тема явно поменялась. Эго плохо приспособлено к тому, чтобы долго иметь дело со смертью. Даже во время похорон тема, если возможно, переходит на более безопасную почву. Я оглядела пустое фойе, стараясь определить свое положение. Напротив библиотеки была гостиная. Там я побывала, но никогда не видела остальные помещения первого этажа. Я прошла под лестницей к коридору, который простирался в обоих направлениях.

Заметила туалет на противоположной стороне холла. Справа были две двери, но обе заперты.

Я подумала, что, учитывая обстоятельства, будет неразумным совать нос куда попало.

В маловероятном случае встречи с полицейским, я могу сказать, что ищу кухню, чтобы предложить свою помощь.

Раньше дом ощущался комфортабельным, несмотря на следы запустения повсюду. Теперь я остро чувствовала на всем отпечаток убийства. Сам воздух казался тяжелым, мрак, как густой туман, колыхался в комнатах.

Я свернула налево, двигаясь на унылый запах приготовленной капусты в конце холла.

Во внезапном прозрении я увидела будущее, тот день, когда этот дом будет продан частной школе для мальчиков, и запах замученных овощей пересилит все другие. Юные парнишки в тяжелых башмаках будут топать через холл между занятиями. Комната, в которой был убит Гай, превратится в общую спальню, где мальчики-подростки будут тайком издеваться над собой, когда погасят свет. Всегда будут слухи о бледном призраке, скользящем по коридору, парящем над площадкой и спускающемся по лестнице. Я заметила, что ускорила шаг, соскучившись по компании людей.

За столовой и буфетной была открыта дверь в кухню. Помещение показалось мне огромным, поскольку все мое кухонное королевство поместилось бы в багажнике недорогой машины.

Пол был покрыт блестящим дубовым паркетом. Шкафчики были из темного вишневого дерева, а столешницы — из зеленого крапчатого мрамора. Там было достаточно кулинарных книг, посуды и бытовой техники, чтобы заполнить секцию в магазине Виллиамс-Сонома.

Поверхность плиты выглядела больше, чем моя двухспальная кровать, а в холодильнике были прозрачные дверцы, выставлявшие напоказ все содержимое. Справа располагалось место, где можно было посидеть, а сзади, вдоль всего помещения, шла застекленная веранда.

Щедрый запах запеченной курицы и чеснока перебивал запах капусты. Почему чужая еда всегда пахнет вкуснее своей?

Мирна вернулась из полицейского отделения. Они с Энид стояли возле кухонной раковины.

Лицо Мирны выглядело опухшим, и краснота вокруг ее глаз говорила о том, что она плакала, не последние пять минут, но, возможно, раньше. Энид надела коричневый поплиновый плащ, который делал ее похожей на печеную картофелину. Она сняла свою бандану. У нее на голове было птичье гнездо из жестких темных волос с проблесками седины.

С кружками чая в руках они, должно быть, обменивались последними сведениями об убийстве, потому что обе выглядели виновато, когда я вошла. Учитывая их близость к событиям, они были посвещены почти во все. Конечно, семья не стеснялась, озвучивая свои конфликты. Они ругались даже при мне. Энид и Мирна слышали достаточно и, возможно, обменивались информацией.

Энид спросила: — Вам чем-нибудь помочь?

Она использовала такой же тон, как смотритель в музее, который думает, что вы собрались потрогать ценный экспонат.

— Я пришла спросить, не нужна ли вам помощь.

Маленькая мисс Гуди Две туфельки зарабатывает значок герлскаутов за заслуги.

— Спасибо, но все под контролем.

Она вылила содержимое кружки в раковину, открыла дверцу посудомоечной машины и поставила кружку на верхнюю полку.

— Я лучше пойду, пока можно, — пробормотала она.

Мирна сказала:

— Я могу проводить тебя, если хочешь.

— Ничего. Я включу свет сзади.

Потом посмотрела на меня.

— Налить вам чашку чая? Вода горячая. Я собираюсь уходить, но это займет минуту.

— Да, спасибо, — ответила я. Не особенно люблю чай, но я надеялась продлить контакт.

— Я могу это сделать, — сказала Мирна. — Ты иди.

— Ты уверена?

— Абсолютно. До завтра.

Энид погладила Мирну по руке.

— Ладно. До свидания. Я хочу, чтобы ты поговорила с моим врачом насчет этого бурсита, и позвони мне, если нужно. Я буду дома весь вечер.

Энид взяла большую парусиновую сумку и вышла через кладовую к задней двери.

Я смотрела, как Мирна включила электрический чайник. Она открыла шкафчик и вытащила кружку. Морщась, потянулась за коробкой и достала чайный пакетик, который положила в кружку. За окном я слышала, как хлопнула дверца машины, и как Энид включила мотор.

Я села на деревянную табуретку.

— Как вы поживаете, Мирна? Вы выглядите усталой.

— Это мой бурсит разыгрался. Мучаюсь уже несколько дней.

— А стресс, наверное, добавил.

Мирна поджала губы.

— Так мой доктор говорит. Я думала, что все повидала. Я привыкла к смерти. Это моя работа, и я видела много смертей, но эта…

Она остановилась и потрясла головой.

— Тут сегодня, наверное, было, как в аду. Я не могла поверить, когда Таша мне сказала.

Вы работали у Малеков, сколько… восемь месяцев?

— Около того. С прошлого апреля. Семья попросила меня остаться, после того, как мистер Малек умер. Кто-то должен был отвечать за ведение хозяйства. Энид от этого устала, а я не возражала. Мне приходилось управлять многими домами, некоторые гораздо больше этого.

— Разве вы не больше зарабатывали бы как личная сиделка?

Мирна достала сахарницу и нашла сливочник, который наполнила из пакета в холодильнике.

— Да, но мне нужен был перерыв от всех этих смертельных болезней. Я привязываюсь к своим пациентам, и что мне остается, когда они умирают? Я жила как цыганка, передвигаясь от работы к работе. Здесь у меня своя маленькая квартирка, а работа, в основном, присматривать за другими. Я немножко готовлю, когда Энид выходная, но это все. Конечно, они жалуются. Иногда на них не угодить, но я не принимаю это близко к сердцу. В некотором смысле, я привыкла. С больными часто трудно, и это ничего не значит. Я пропускаю это мимо себя.

— Я так поняла, что вы были здесь прошлой ночью.

Чайник издал хриплый звук, который быстро перешел в пронзительный свист. Мирна выключила его, и звук утих, будто с облегчением. Я ждала, пока она наполнила кружку и принесла мне.

— Спасибо.

Я видела, как она колеблется, не решаясь что-то сказать.

— Вас что-то беспокоит? — спросила я.

— Я не уверена, что мне можно говорить. Лейтенант просил нас не разговаривать с прессой…

— Неудивительно. Вы их видели у ворот?

— Как стервятники. Когда я возвращалась из полиции, они все кричали и толкались, совали микрофоны. Мне хотелось натянуть жакет на голову. Я чувствовала себя, как преступник, которых показывают по телевизору.

— Наверное, будет еще хуже. Все начиналось, как незначительная история. Теперь это большие новости.

— Боюсь, что так. Но, отвечая на ваш вопрос, да, я была здесь, но ничего не слышала. Последнее время я плохо засыпаю, из-за этой руки. Обычные анальгетики не помогают, так что я приняла тайленол с кодеином и снотворное. Я это редко делаю, потому что мне не нравится эффект. Утром я чувствую себя заторможенной, как будто непроснувшейся. Кроме того, я засыпаю так глубоко, что почти не отдыхаю. Я легла около восьми тридцати и не пошевелилась почти до девяти утра.

— Кто обнаружил тело?

— Кристи.

— В какое время это было?

— Вскоре после десяти. Я приготовила себе чашку кофе и была здесь, на кухне. Смотрела новости по маленькому телевизору. Слышала весь переполох. Они должны были встретиться за завтраком, чтобы поговорить о наследстве, и когда Гай не спустился, думаю, Беннет разозлился. Он решил, что Гай морочит им голову, по крайней мере, это позже сказала мне Кристи. Беннет послал ее наверх, чтобы привести его. Следующее, что я услышала, как они звонили 911, но я еще не была уверена, что происходит. Только я хотела выйти, как появился Донован. Он выглядел ужасно. Он был белый, как простыня.

— Вы видели тело?

— Да, видела. Он попросил меня подняться наверх. Он думал, что я смогу что-нибудь сделать, но я, конечно, не могла. Гай был мертв уже несколько часов.

— Никаких сомнений?

— Никаких. Абсолютно. Он был холодный и кожа восковая. Череп был расколот и кровь была везде, уже засохшая или свернувшаяся. Судя по ране, я бы сказала, что смерть наступила быстро, если не мгновенно. И беспорядок. Я знаю, полиция была озадачена этим аспектом убийства.

— Каким аспектом?

— Что убийца сделал со своей одеждой. Это ужасно, но вокруг везде были разбрызганы частицы мозга и кровь. В таком виде никто не мог бы покинуть дом, не привлекая внимания.

Детективы интересовались одеждой. Они попросили моей помощи, потому что я сдаю одежду в чистку.

— Они что-нибудь нашли?

— Я не знаю. Я дала им все, что собиралась сдавать сегодня. Они и с Энид говорили, но не знаю, чего они от нее хотели.

— Вы предполагаете, что послужило орудием убийства?

— Я бы не стала гадать. Я в этом ничего не понимаю. Насколько я могу судить, в комнате ничего такого не было. Я слышала, как один детектив говорил, что вскрытие назначено на завтрашнее утро. Наверное, у патологоанатома сложится свое мнение. А вас наняла семья для следствия?

Я почувствовала, как формируется ложь, но потом отказалась от нее.

— Еще нет. Будем надеяться, что до этого не дойдет. Я не могу поверить, что окажется, что за это ответственен кто-то из членов семьи.

Я ожидала, что Мирна разразится протестами и заверениями, но последовавшая тишина была многозначительной. Я чувствовала ее желание поделиться, но не могла себе представить, чем. Я посмотрела ей в глаза с выражением, которое, я надеялась, вызывало доверие и подбадривало. Я почти чувствовала, что наклоняю голову, как собака, которая пытается расшифровать направление ультразвукового свиста.

Мирна заметила засохшее пятнышко на столе и пыталась соскрести его ногтем, не глядя на меня.

— Это совсем не мое дело. Я испытывала только уважение к мистеру Малеку…

— Разумеется.

— Я не хочу, чтобы обо мне думали плохо, но я поневоле слышу разные вещи, когда занимаюсь своим делом. Мне хорошо платят и мне нравится работа. По крайней мере, нравилась.

— Я уверена, что вы только стараетесь помочь, — сказала я, размышляя, к чему она ведет.

— Вы знаете, Беннет никогда не соглашался поделиться деньгами. Он не был убежден, что это было намерением Бадера, и Джек тоже. Конечно, Джек поддерживает Беннета почти во всем.

— Ну, может, они не были убеждены, но, учитывая, что завещание пропало, не знаю, какой у них был выбор. Предполагаю, что они ни о чем не договорились.

— Совсем. Если бы они договорились, Гай бы уехал домой. Он был несчастен здесь. Я видела по его лицу.

— Да, это правда. Когда я разговаривала с ним в понедельник, он признался, что пил.

— О, особенно вчера вечером. Они начали с коктейлей и выпили четыре или пять бутылок вина за ужином. А потом портвейн и ликеры. Это еще продолжалось, когда я пошла спать.

Я помогла Энид с посудой и она видела, как я устала. Мы обе слышали, как они ссорились.

— Беннет и Гай ссорились?

Она помотала головой, шевеля губами.

Я приложила руку к уху.

— Извините, я не расслышала.

Мирна откашлялась и заговорила громче.

— Джек. Гай и Джек ссорились, перед тем, как Джек уехал в свой загородный клуб. Я сказала об этом лейтенанту, а теперь думаю, что лучше бы держала рот закрытым.

— Правда есть правда. Если вы это слышали, вы должны были сказать полиции.

— Вы не думаете, что он разозлится?

Ее тон был озабоченным, а выражение лица почти детским.

Я подозревала, что вся семья разъярится, когда услышит, но мы все обязаны помогать полиции в расследовании.

— Может быть, но не надо переживать. Гая убили вчера вечером. Вы не должны никого покрывать.

Она молча кивнула, но я видела, что не убедила ее.

— Мирна, что бы ни случилось, не думаю, что вы должны чувствовать себя виноватой.

— Но я не должна была сама предлагать информацию. Мне нравится Джек. Не могу поверить, чтобы он причинил кому-то вред.

— Слушаете, вы думаете, я сама не попаду в такое же положение? Полицейские собираются и со мной поговорить. Я иду к ним завтра и собираюсь сделать то же самое, что вы.

— Правда?

— Конечно. Я слышала, как они ссорились, когда приходила на коктейли. Беннет и Донован наскакивали друг на друга как петухи. Кристи сказала, что они так делают постоянно. Это не делает их убийцами, но интерпретировать факты — не наше дело. Я уверена, что Энид подтвердит ваши слова. В любом случае, из-за этого никого не арестуют. Это не то, что вы видели, как Джек выходит из комнаты Гая с окровавленной доской.

— Нет. Конечно, нет.

Я увидела, как напряжение сходит с ее лица.

— Надеюсь, что вы правы. То-есть, я вижу, что вы хотели сказать. Правда есть правда. Я только слышала ссору. Я никогда не слышала, чтобы Джек угрожал ему.

— Вот именно, — сказала я, взглянув на часы. Было около шести.

— Если вы закончили, я не хочу вас задерживать. Мне, наверное, самой надо уходить, но сначала я хочу поговорить с Кристи.

Тревога блеснула в ее глазах.

— Вы не расскажете о нашем разговоре?

— Вы перестанете волноваться? Я не скажу ни слова, и не хочу, чтобы вы тоже что-то говорили.

— Спасибо. Я бы хотела пойти умыться.

Я подождала, пока Мирна скроется в кладовой, по пути в свою квартиру. Мой чай был нетронут. Я вылила чашку и оставила ее в раковине. Несмотря на хороший пример Энид, у меня никогда не было посудомоечной машины, и я понятия не имела, как ее загружать. Я представила себе одно неверное движение, и вся посуда начнет летать, разбиваясь в груду обломков.

Я вернулась в библиотеку. Кристи и Таша включили телевизор. У Кристи был пульт и она переключала каналы, чтобы найти новости. Она убрала звук, когда я вошла, и повернулась ко мне.

— О, это вы. Заходите и присоединяйтесь к нам. Таша думала, что вы ушли.

— Я уже собираюсь уходить. Я ходила на кухню, посмотреть, не могу ли я помочь. Можно задать вам вопрос, перед тем, как я уйду? Я слышала, как вы упоминали письмо, в разговоре с лейтенантом Роббом. Можно узнать, что это было?

— Конечно. М-м, давайте посмотрим. Кажется, во второй половине дня, в понедельник, кто-то положил в почтовый ящик неподписанное письмо. На конверте было имя Гая, но обратного адреса не было. Он оставил его на столе в холле, когда пошел спать прошлым вечером. Я подумала, что полиция захочет посмотреть.

— Оно было напечатано, или написано от руки?

— Надпись на конверте была напечатана.

— Вы читали письмо?

— Конечно, нет, но я знаю, что оно расстроило Гая. Он не сказал, что там было, но я поняла, что-то неприятное.

— Он когда-нибудь упоминал Макса Аутвэйта? Это имя вам что-нибудь говорит?

— Я не помню.

Она повернулась к Таше.

— А ты?

Таша помотала головой.

— А что?

— Так репортер первый раз узнал, что Гай вернулся. Кто-то по имени Макс Аутвэйт прислал письмо в «Диспэтч», но когда Катценбах проверил, оказалось, что не существует ни такого имени, ни адреса. Я тоже проверила и ничего не узнала.

— Никогда о нем не слышала, — сказала Кристи. — Может быть, он связан со старыми делами Гая? Может быть, это кто-то, кого Гай обидел тогда.

— Возможно, — сказала я. — Вы не возражаете, если я загляну в папку Бадера наверху?

— В какую папку? — спросила Таша.

Кристи ответила раньше меня.

— Бадер хранил папку с газетными вырезками об арестах Гая и его проблемах с законом.

— Скажу, что еще мне пришло в голову, — сказала я. — Этот Аутвэйт, кто бы он ни был, несомненно рассказал Катценбаху о криминальном прошлом Гая. Не уверена, что Джефф знал об этом раньше. Как только я увидела письмо, сразу подумала, что это мог быть Беннет или Джек, кто дал такую подсказку.

— Под именем Аутвэйта?

— Это кажется возможным.

— Но почему бы любой из них сделал это? Для чего?

— В этом и проблема. Я не знаю. В любом случае, я могу ошибаться. Мне нравится идея, что Аутвэйт это кто-то, против кого Гай нагрешил в прежние дни.

— Возьмите папку, если хотите. В последний раз я ее видела на столе в офисе Бадера.

— Тогда поднимусь и заберу ее. Сейчас вернусь.

Я вышла из библиотеки и пересекла фойе. Может быть, когда я поговорю с Ионой, он расскажет мне о письме. Поднялась по лестнице, шагая через ступеньку и старательно избегая смотреть вниз. Я понятия не имела, в какой комнате был Гай, но не хотела подходить близко. На площадке повернула налево и направилась прямо к комнате Бадера, где открыла дверь и включила верхний свет. Все казалось в порядке. В комнате было холодно и слегка пахло плесенью. Свет был тусклым, и палевые тона комнаты выглядели блеклыми. Я прошла в офис, включив свет. Следы Бадера были систематически стерты. Шкафы опустошены, все личные предметы со стола убраны.

Я огляделась. Заметила папку с газетными вырезками, что говорило о том, что полицейские сюда не заглядывали и ее не забрали. С другой стороны, ордер на обыск мог не быть таким всеохватывающим. Список предметов, подлежащих изъятию, мог быть нацелен только на орудие убийства. Я полистала вырезки, пробегая глазами по строчкам, в поисках фамилии Аутвэйт или чего-то подобного. Ничего не было. Я просмотрела лежащие на столе папки, но не нашла ничего, относящегося к делу. Еще один тупик, хотя идея была хорошей — кто-то, затаивший обиду, и делающий Гаю гадости.

Я взяла папку подмышку и вышла из комнаты, погасив свет.

Закрыла за собой дверь и остановилась в коридоре. Что-то было не так. Первым побуждением было сбежать по лестнице к освещенным комнатам внизу, но я медлила. Я услышала потрескивание и посмотрела налево. Дальний конец коридора был погружен в тень, кроме ленты, огораживающей место преступления. Пока я смотрела, лента стала казаться почти светящейся и вибрировала, как будто ее теребил ветер. На секунду я подумала, что лента с треском порвется, под напором неведомого течения. Воздух на площадке был холодный, со слабым запахом животного — то ли псины, то ли старого меха. Первый раз я разрешила себе испытать ужас от смерти Гая. Я начала спускаться, держась одной рукой за перила, другой вцепившись в папку. Оглянулась, не желая поворачиваться спиной к темноте позади. Всмотрелась в пространство коридора, которое могла видеть. Что-то двигалось на периферии моего зрения. Я медленно повернула голову, почти застонав от страха. Увидела искорки света, почти пылинки, материализовавшиеся в неподвижном воздухе. Почувствовала внезапный прилив тепла и звон в ушах, звук, который у меня ассоциировался с обмороками в детстве. Моя боязнь уколов и иголок часто вдохновляла такие эпизоды. Мне часто делали то прививку от тифа, то тест на туберкулез, то прививку от столбняка. Пока медсестра уговаривала меня и убеждала, что «большие девочки» себя так не ведут, звон начинался, становился все выше, а потом — тишина. Мое поле зрения сокращалось, спираль света превращалась в маленькую точку. Становилось холодно, и следующее, что я видела — обеспокоенные лица, склонившиеся надо мной, и резкий запах нюхательной соли у моего носа.

Я прислонилась спиной к стене. Рот наполнился чем-то, по вкусу похожим на кровь. Я крепко зажмурилась, ощущая глухие удары своего сердца и липкость ладоней. Пока Гай Малек спал, кто-то крался в темноте по этому коридору прошлой ночью, неся тупой предмет из достаточно жестокого материала, чтобы погасить его жизнь. Меньше, чем день назад. Меньше, чем ночь. Может быть, потребовался один удар, может быть, несколько. Больше всего меня терзала картина этого первого удара, раскроившего череп. Бедный Гай. Я надеялась, что он не проснулся до того. Лучше, если бы он спал, пока последний сон не перешел в вечный.

Звон в ушах продолжался, набирая силу, как завывание ветра. Я отяжелела от страха. Иногда, в кошмарах, я страдаю от этого эффекта — непреодолимое желание бежать без возможности двигаться. Я пыталась издать звук, но не могла. Могу поклясться, там ощущалось присутствие, кого-то или чего-то, которое двигалось и прошло мимо. Я пыталась открыть глаза, почти убежденная, что увижу убийцу Гая, спускающегося по лестнице. Сердце колотилось с угрожающей скоростью, стуча в ушах, как звук бегущих ног.

Я открыла глаза. Звук резко прекратился. Ничего. Никого. Послышались обычные звуки дома. Сцена передо мной была пуста. Полированный пол. Пустой холл. Яркий свет люстры.

Глянув в коридор, я увидела, что лента, огораживающая место преступления снова была просто лентой. Я опустилась на ступеньку. Все это заняло меньше минуты, но от прилива адреналина тряслись руки.

В конце концов, я поднялась со ступеньки, на которой просидела бог знает сколько времени.

Откуда-то снизу доносились звуки мужских и женских голосов, и я знала, что Донован, Беннет и Джек вернулись из отделения полиции, еще когда я была в офисе Бадера.

Подо мной дверь в библиотеку стояла открытой. Таша и Кристи, наверное, ушли, чтобы присоединиться к ним. Откуда-то из кухни доносился стук кубиков льда и звяканье бутылок.

Снова время выпивки. Кажется, каждый в доме нуждается в алкоголе, вместе с продолжительной психиатрической терапией.

Я закончила свой спуск, озабоченная тем, чтобы ни с кем не встретиться. Вернулась к библиотеке, осторожно заглянула и с облегчением увидела, что комната пуста. Подхватила сумку, засунула папку в наружный карман и направилась к входной двери, с до сих пор колотящемся сердцем. Аккуратно прикрыла за собой дверь, стараясь смягчить звук щелкнувшего замка. Почему-то казалось важным ускользнуть незамеченной. После эпизода на лестнице — что бы это ни было — я была неспособна вести поверхностные разговоры.

К тому же, кажется благоразумным предположить, что кто-то из обитателей этого дома убил Гая Малека, и черт меня побери, если я буду с ними милой, пока не узнаю, кто это.