…Глина, глина… Глинистые холмы и кочки, бурая равнина — скучная, скользкая… Серое низкое небо, рыжеватые рваные облака, ветер — сырой и пронизывающий…

— Небогатый пейзаж, — сказал Аратов.

— Да, — вздохнул Ластисов, — тоска…

— Начинай работать, — посоветовал Ивченко, — сразу развеселишься.

— Чуть что — сразу работать, — опять вздохнул Ластисов. — Не лучше ли до того лесочка прогуляться?

Командир рассмеялся.

— Дан, — сказал он, — зануда ты, вот что. Но насчет лесочка я с тобой согласен. Прогуляемся. Посмотрим, что он из себя представляет.

— Вот-вот, — снова завелся Ластисов, — посмотрим, что представляет! Нет бы просто так пройтись.

Аратов слушал молча, потом так же молча вернулся в катер, вывел робота-биолога, спросил у командира:

— Так идем в лес или нет?

— Идем, — ответил Ивченко. — Только возьмем на всякий случай еще и автомат защиты.

То, что они называли лесом, представляло собой редкую поросль нелепых безлиственных растений, с чешуйчатыми стволами и бледными серовато-желтыми отростками вместо ветвей; на отростках торчали редкие метелки мягких игл.

Под ногами — все та же глина, бугристая, комковатая, — и кое-где на ней росли коричневые травинки, чахлые и унылые. Роботы шныряли вокруг людей, собирая кусочки глины, срывая иной раз травинку и тщательно укладывая ее в гербарную сумку. Обойдя лесок, не занявший и двух гектаров на бесконечной равнине, люди направились обратно к катеру.

— Да, — сказал Аратов, когда в очередной раз его ноги разъехались на мокром глиняном катке, — ну и местечко! Глина да болота…

Заморосил дождик — из тех отвратительных дождей, когда незаметны отдельные капли, но воздух наполняется водяной пылью, и эта пыль словно и не падает сверху, а возникает одновременно со всех сторон и поднимается с почвы. Не только люди, но и роботы выглядели так, словно им было неуютно.

— Жаль мне будущих поселенцев, — сказал Аратов, когда они дошли до катера.

— Себя пожалей, — отозвался Ластисов. — Поселенцы когда еще прибудут, а мы уже здесь. И торчать нам тут до полного выяснения обстоятельств.

— Вот-вот, — грустно произнес Аратов. — Сто восемьдесят суток… ох, и перестраховщики сидят в Управлении! Что здесь делать полгода? Тритонов ловить?

— Можно тритонов, — сказал Ивченко. — А можно и улиток. Для разнообразия.

Поставив домик, разведчики вывели легкий вездеход, и командир с Ластисовым отправились осматривать местность. Аратов остался в лагере. Дождь еще моросил, до вечера далеко… Аратов не представлял, чем заняться. Полгода среди унылой глиняной равнины… Да, действительно, в Управлении засели бюрократы. На планете, предназначенной для заселения, разведгруппа должна провести шесть месяцев. Ну зачем так долго сидеть здесь, когда вся планета просматривается со спутников, как лысина прохожего из окна второго этажа? Равнины и болота, холмики, редкие лесочки… Животный мир? Даже говорить смешно. Заря жизни. Наблюдатели висят над этим голым шариком уже год, регулярно спуская зонды, проводя анализы почвы, атмосферы… Заселяли бы сразу, так нет — посылают разведгруппу.

Аратов направился к ближайшему глиняному холму. Автомат защиты шлепал следом, и Аратов подумал, что здесь даже бедняжки автоматы скоро заскучают.

Собственно, называть холмом эту невысокую кучку буро-коричневой глины не стоило. Так, горка грязи. Подходя к бугру, Аратов присмотрелся и решил, что в его очертаниях есть нечто, напоминающее женскую фигуру. Аратов вздохнул и, подойдя к холму вплотную, попытался взобраться на него, но мокрая глина расползалась, а зацепиться было не за что. Аратов приказал автомату подняться наверх. Автомат заскреб лапами, комья глины полетели во все стороны, и Аратов отошел подальше. Взяв кусок грунта с вершины, автомат скатился вниз. «Все, — подумал Аратов, — делать больше нечего. Ну, работка!» И пошел в лагерь. Отойдя от холмика метров на триста, обернулся, — и снова ему показалось, что холм похож на женщину. Аратов даже мысленно подправил линию там, где должна была быть рука, протянутая вниз. Потом, усмехнувшись, направился дальше и уже не оглядывался.

Через три часа вернулись Ивченко и Ластисов. Ничего нового они не увидели. Доехали до ближайшего болота — такого же скучного, как равнина, — и все.

Первое утро на чужой планете встретило их все тем же дождем, — правда, теперь он лил более усердно. После завтрака разведчики вышли наружу, и командир предложил поехать сегодня на северо-восток, — хотя разницы никакой, добавил он, во все стороны одно и то же.

Аратов, слушая Ивченко, машинально отыскал глазами вчерашний холм. Издали он еще больше напоминал женскую фигуру. Или это кажется из-за дождя?

— Почему холмы дождями не размывает? — спросил Ластисов. — Сплошь ведь глина?

— Микроорганизмы, — пробурчал Аратов. — Там целые колонии и государства. Плотность населения на кубический миллиметр такова, что это уже и не глина. Но — безопасно. Проверено.

— Ну что ж, — сказал Ластисов, — спасибо малышам. Хоть какое-то разнообразие пейзажа.

— Стас, — попросил Аратов командира, — возьми сегодня меня с собой.

— Да, конечно, — сказал командир, — будем ездить по очереди.

Второй день тянулся бесконечно. Ластисов, бродя вокруг домика и рассматривая окрестности, обратил внимание на ближайший холм и решил, что тот похож на человека. Не очень, правда. Ластисов дошел до холма, обошел его вокруг, — вблизи, разумеется, линии разбивались, и перед Ласти-совым стояла просто горка — бесформенная и скользкая.

Вечером Ластисов поделился своими наблюдениями с товарищами, и Аратов сказал, что ему тоже холм показался похожим на человека, — точнее, на склонившуюся женщину. Ивченко вышел из домика, долго смотрел на холм — но уже начало темнеть, и силуэт терялся, представляясь взгляду неопределенной формы пятном.

— Завтра посмотрю, — сказал он, вернувшись. — Уже темно.

Утром третьего дня разведчики вышли из домика, когда еще не совсем рассвело. Дождь иссяк, и в прозрачных предутренних сумерках холм четко вырисовывался на фоне неба. Аратов взглянул на него и недоуменно обернулся к командиру.

— Стас, он изменился. Он стал гораздо больше похож на женскую фигуру, чем в первый день. Странно.

— Действительно, странно, — пробормотал командир. И добавил громче: — Ладно, увидим. Я остаюсь в лагере, а вы будьте любезны прокатиться до болот и погулять возле них весь день. В соответствии с инструкцией.

Проводив товарищей, Ивченко повторил их маршрут к холму, — и тоже убедился, что вблизи холм ни на что не похож. Ивченко отошел подальше, всмотрелся. Да, женщина… в длинном широком платье… Командир обошел холм, оставаясь на достаточно большом расстоянии, и мысленно как бы «лепил» фигуру, убирая ненужные комки. Если здесь выровнять линию… а здесь чуть-чуть изменить изгиб… Командир явственно представил законченную скульптуру. Посмеявшись над собой, вернулся в лагерь, позвал автомат и ушел в лесок. Почти весь день Ивченко бродил между чешуйчатыми стволами, ругая про себя инструкцию, требующую полугодового присутствия разведгруппы даже на такой вот никудышной планете. Видите ли, надо разобраться, не проявится ли эффект присутствия. Были, видите ли, прецеденты. Чему здесь реагировать на людей? Хвощам?

Возвращаясь из леса, Ивченко уже издали искал взглядом холм. Почему — он и сам не смог объяснить.

…Женщина склонилась к кому-то, неясно еще видимому, протянула руку — и замерла… но казалось, что она вот-вот сделает шаг и, ведя за собой маленькое существо, пойдет к лагерю. Ивченко долго стоял не шевелясь, потом вдруг подумал: «А кто же рядом?» И невольно представил ребенка, тянущегося к матери.

…А утром разведчики увидели малыша воочию. И начали сворачивать лагерь.

— Вот тебе и заселили, — говорил Ластисов, разбирая домик. — А если бы Аратову показалось, что холм похож на крокодила?

— Надо полагать, и получился бы крокодил, — сказал Аратов. — Им, видимо, все равно, что лепить. Они уловили образ и воссоздали его. Материализовали.

— Но что же тогда получается? Они разумны?

— Разум тут ни при чем, — сказал Ивченко. — Образ, навязанный нами, почему-то заставил микробы организоваться в соответствии с ним. Но что в итоге?

Квазичеловек? Квазикрокодил? Квази-что-угодно?

— Интересно, — задумчиво сказал Аратов, — а если бы сюда специалиста-анатома… как вы думаете, ожил бы милый бугорок?

Ластисов пожал плечами.

— Я думаю, если здесь возможно внушенное изменение формы, то может оказаться возможным и внушенный разум. Примитивный.

— Ну, это уж чересчур, — рассмеялся Ивченко.

— Интересно, — снова заговорил Аратов, — предположим, оживили эту даму, — он кивнул в сторону фигуры, — потом прекратили внушение, отбыли восвояси… как она себя поведет?

— Никак, — сказал командир. — Надо поскорее убираться отсюда. В Управлении нас по головке не погладят за задержку в таких обстоятельствах. Создали монстра…

— Всего лишь сделали то, что велено инструкцией, — возразил Аратов. — Проверили реакцию местной флоры-фауны на присутствие двуногих прямоходящих. Реагирует, к сожалению.

— А может быть, к счастью? — сказал вдруг Ивченко. — Поселенцы прибудут с детьми… а дети станут лепить из холмов сказочные фигуры…

— Это если комиссия спецов позволит. Проверят — разберутся… а вообще-то было бы недурно, — согласился Аратов.

Ивченко входил в катер последним. Он задержался на мгновение, окинул взглядом голую равнину, на которой кое-где виднелись невысокие холмики, посмотрел на женщину, склонившуюся над малышом… и сказал негромко:

— Прощай, Галатея…

Катер мягко оторвался от поверхности планеты и пошел вверх.

…Когда исчезла в облаках черная точка уходящего катера, женская фигура начала медленно оплывать, и вскоре ничем не приметный холмик затерялся среди своих собратьев на бесконечной глиняной плоскости.