Апрель 1820 года

Теплое и желтое, как свежесбитое масло, новоорлеанское солнце проникло сквозь плотные занавеси и заиграло в черепаховых гребнях, привезенных Бренной из Ирландии.

«Даже солнечный свет кажется здесь влажным, – подумала девушка, зачесывая назад длинные волосы. – В этом городе все мокрое – воздух, коричнево-маслянистые воды Миссисипи, вечно выходящей из берегов в самое неподходящее время, кипарисовые заросли, бесконечные проливные дожди». Растения и цветы, почти греховные в своей роскоши, поднимались и расцветали мгновенно, как в джунглях, захватывая каждый клочок земли. Даже сорняки вымахали ростом с Бренну!

На девушке были лишь сорочка и панталоны: духота стояла невыносимая, и каждая клеточка ее тела молила о прохладе. Конечно, сидеть в таком виде неприлично, но в спальне, кроме нее, никого не было. Правда, вот-вот появится Мэри, но Мэри не в счет.

Бренна посмотрела в волнистое зеркало. Ее густые золотистые волосы были аккуратно разделены прямым пробором и закреплены гребнем на макушке. Красиво уложенные букли обрамляли лицо. Бренна нахмурилась, коснулась локона и уронила руки на колени. Не все ли равно, красивая у нее прическа или нет? И какое значение имеет, как она выглядит сегодня, завтра, послезавтра?.. Она изнывала от тоски, уныния, вынужденного безделья, влажная жара лишала сил, и вот уже десять месяцев каждую ночь ее мучили кошмары.

Даже сейчас, при свете дня, Бренна задрожала, вспомнив картинги, живо отпечатавшиеся в мозгу. Нейл, распростертый на земле в отвратительно гротескной позе с белым как смерть лицом. Сколько раз после этого видела она его таким! И во сне его лицо с каждой ночью все приближалось, так что она могла рассмотреть капли пота на лбу, губы, застывшие в уродливой гримасе. И оскал. Страшный оскал. Вот-вот клыки вонзятся ей в горло.

И в это мгновение она всегда просыпалась с бешено колотящимся сердцем и судорожно сжатыми кулаками. Иногда она пробуждалась с криком и едва успевала подавить его, чтобы тетя Ровена или кузина Абьютес не вбежали в комнату, пытаясь узнать, что случилось.

И каждую ночь, увидев этот сон, Бренна вставала, зажигала свечи и долго расхаживала по прекрасно обставленной комнате, которую отвела ей тетушка. Взад-вперед, слева направо, от окна к двери до тех пор, пока она не валилась с ног от усталости. Лишь тогда Бренна могла наконец беспробудно уснуть. Она никогда не забудет жуткую ночь. Даже сейчас Бренна могла воскресить в памяти каждую мелочь, начиная с той минуты, когда она скорчилась у окна, безмолвно взирая на тело мужа. Единственное, чего она не знала, – сколько ей пришлось простоять неподвижно, не отрывая взгляда от лежавшего внизу Нейла.

Потом она услышала крик. Один из слуг наткнулся на хозяина. Встав на колени, он приложил ухо к его груди и, словно отдавая последний долг, уложил Нейла поровнее, перекрестился и пробормотал молитву. И посмотрел вверх. Глаза лакея широко раскрылись, и Бренна, только сейчас спохватившись, что ее грудь обнажена, быстро отскочила от окна.

Интуитивно сообразив, что необходимо как можно быстрее одеться, поскольку с минуты на минуту в дверь постучат и потребуют ответа, Бренна подобрала одежду, но к своему отчаянию заметила, что пояс нижней юбки разорван, а на платье, сшитом по последней моде, не осталось пуговиц. От талии по подолу висели лохмотья.

Но прикрыться все же необходимо! Бренна дрожащими руками натянула платье. Оказалось, что в самом низу лифа еще сохранились две пуговицы, и она поспешно их застегнула. Поглядевшись в зеркало в тяжелой позолоченной раме, девушка была потрясена собственной внешностью. Волосы, так любовно убранные к свадьбе, спутанной гривой свисали по спине. На щеке горел красный след от пощечины, из ноздрей тянулись засохшие красные дорожки. Правый глаз заплыл.

И действительно, почти сразу же в дверь заколотили. Бренна устремилась в гостиную, придерживая рукой платье на спине. Отыскав ключ, лежавший на резном шкафчике, она вставила его в замочную скважину. На пороге, хрипло и тяжело дыша, появился лорд Эрхарт с багровым от ярости лицом.

– Что здесь случилось? Что ты сделала с моим сыном?!

– Я… я ничего…

Она заикалась, словно нерадивый лакей, пойманный на краже хозяйского бренди. Черные глазки внимательно всматривались в нее, изучая каждую черту. Но тут, к счастью, на смену смущению пришел гнев.

– Хотите знать, что произошло?

Девушка повернулась, чтобы Эрхарт смог получше разглядеть клочья платья.

– Я расскажу! Ваш сын Нейл разорвал на мне одежду… взял силой… – Она задохнулась и замолчала, боясь, что заплачет.

– Так что он сделал? – Лорд Эрхарт молниеносным движением стиснул ее плечо.

«У него лицо безумца, – подумала Бренна, дрожа от озноба.–Совсем как у сына».

– Я сказала… он… он…

– Но что ты сделала с ним? – хрипло пробормотал лорд Эрхарт. – Мой сын лежит в саду едва живой. Его мать рыдает над ним. Я бы хотел знать, что стряслось на самом деле.

Последние силы покинули девушку.

– Нейл жив? – прошептала она.

– Да. Еще дышит. Я послал за доктором и велел слугам отнести его в дом на носилках. А ты надеялась, что покончила с ним?

– Нет! О нет… я не убивала его, если вы это имели в виду. Это был несчастный случай. Он… он выкручивал мне руку, и я поскользнулась на ковре. Нейл потерял равновесие и пытался опереться об оконное стекло. Но рамы распахнулись, и он выпал.

– А почему он выкручивал тебе руки?

– Потому что… потому… – беспомощно лепетала Бренна.

– Потому что ты потеряла невинность до свадьбы, – прорычал лорд Эрхарт. – Потому что посмела встать перед алтарем, как порядочная девушка, и обманом пролезла в нашу семью, как змея, грязная ты девка! Нейл все сказал! Успел прошептать мне, пока слуги ходили за носилками. – Он шагнул к ней, и Бренна с колотящимся сердцем стала отступать.

– Что… вы собираетесь сделать? – пролепетала она.

– Пока не знаю. Нейл – мой единственный сын. Подобного позора наша семья еще не видывала. Если даже Нейл выживет, то все равно станет всеобщим посмешищем! Быть выброшенным из окна в первую брачную ночь! Его назовут слабаком, ничтожеством, пародией на мужчину! Как он будет страдать. И все это дело рук жалкой девчонки! – с презрением бросил лорд Эрхарт.

Бренна уперлась спиной в стену. Дальше пути нет. И неизвестно, на что способен этот человек. Кроме того, она – жена Нейла и, следовательно, полностью находится во власти Эрхартов. Сама мысль об этом сводила ее с ума.

– Я пальцем к нему не притронулась! – взорвалась Бренна. – Он сам во всем виноват! Если бы не пытался искалечить меня, этого не случилось бы! Не смейте обвинять меня в том, чего я не совершала!

– Довольно! Долг женщины – повиноваться мужу. Покорно сносить все, что ждет ее в супружеской постели! Чудовищно даже представить, что ты… ты…

Он безжалостно стиснул ее руку. Бренна снова заметила в его глазах искорки безумия. По-видимому, он был слишком обозлен, чтобы слушать доводы разума. Но позже, когда Эрхарт немного опомнится, в его душе непременно вспыхнет жажда мести. Кто-то должен заплатить за все, что стряслось с Нейлом, и этим «кто-то» непременно станет она.

Под окном раздался крик. Эрхарт машинально повернулся и ослабил хватку. Воспользовавшись неожиданной свободой, Бренна выдернула руку и, прежде чем лорд успел опомниться, протиснулась мимо него и побежала по коридору, не обращая внимания на боль, раскаленными иглами терзавшую щиколотку.

Выскочив на лестницу черного хода, она кубарем скатилась вниз, слыша за спиной шаги Эрхарта. Ступеньки ноли на кухню и в кладовые, и она летела по ним, подняв юбки до колен и благодаря Бога за то, что догадалась сунуть ноги в туфли.

Из буфетной послышались возбужденные голоса – должно быть, слуги обсуждают несчастье, радуясь хоть какому-то событию в их унылой повседневной жизни. Молясь, чтобы никто ее не увидел, девушка выскользнула из боковой двери и, промчавшись через огород, спряталась в зарослях. Тьма наконец окутала землю, превратив деревья и кусты в сказочных чудовищ, искажая знакомые очертания предметов. Хорошо, что она заодно скрыла и Бренну!

Только часа два спустя девушка добралась до Лохлана, проделав весь путь бегом, шагом и ползком по каменистой дороге, пока едва не свалилась от усталости. Бренна спотыкалась о камни, ссадила до крови коленки, поцарапала руку о шипы и растеряла последние пуговицы, так что спина ужасно мерзла. И наконец с облегчением увидела Лохлан, который венчал высокий холм, словно дворец, и был окутан желтым светом. ДОМ.

Она проковыляла через газон к входной двери, нечеловеческим усилием воли подняла молоток, стукнула несколько раз и упала на пороге.

Много позже, когда девушку принесли в спальню, вымыли, и Мэри, причитая и охая, перевязала ей раны и смазала синяки мазью, Бренна рассказала отцу все как было, не утаив даже обвинений Нейла, хотя при этом смущалась так, что с трудом выговаривала слова.

– Но ты ведь была девственной, Бренна? – охнул Брендан Лохлан, потемнев от боли.

– Клянусь могилой матери, отец, это чистая правда. Я… я шесть лет назад упала с пони, и… у меня пошла кровь… Мэри подтвердит тебе. Просто… девушка не может признаться отцу в подобных вещах, вот и все. Поверь, отец, ни один мужчина не дотрагивался до меня!

– Верю. Ты всегда была честной девочкой, Бренна. Кроме того, тебя в отличие от твоих ровесниц совсем не интересовали поклонники. – Отец метался по комнате, точно тигр в клетке. – Подумать только, что Нейл Эрхарт осмелился сделать такое с моей дочерью!

Лицо Бренны на миг застыло.

– Все было прекрасно, пока он не решил, что я потеряла невинность до свадьбы. И тут превратился в зверя. Словно… словно передо мной был сам дьявол.

– Боюсь, ты права, дорогая Бренна. Теперь я это ясно вижу. Мне следовало бы понять. Но я хотел видеть тебя замужем, устроенной и счастливой рядом с мужчиной, который мог дать тебе все необходимое. Я позволил себе обмануться условиями брачного контракта, обещанием богатства и роскоши, вместо того чтобы…

Бренна накрыла ладонью руку отца.

– Теперь это не важно, папа. Честное слово, не важно. Благодарение Господу, я дома. Кошмар кончился, и я буду по-прежнему жить здесь. Мне… мне не хочется становиться замужней женщиной, отец. Нейл хотел на всю оставшуюся жизнь заточить меня в гостиной с шитьем и вязаньем! Но я никогда не вернусь туда! Никогда!

Отец печально покачал головой.

– Бренна, мне очень жаль, но ты не можешь остаться в Лохлане. Это невозможно.

– О чем ты? Неужели станешь возражать, если я снова переберусь в свою спальню и…

– Конечно, нет. Но Эрхарты заявят на тебя свои права. Как сказал твой свекор, семейной гордости нанесен сокрушительный удар. Наше несчастье станет предметом сплетен во всей округе. Думаешь, они потерпят, чтобы ты осталась здесь, всего в шести милях от их поместья, и каждое утро выезжала на прогулку, словно ничего не случилось? Или позволят жене Нейла, которую отныне считают своей собственностью, так легко ускользнуть? Нет, в любую минуту кто-нибудь может появиться на пороге и потребовать, чтобы ты вернулась.

– Ни за что. Скорее я умру, – прошептала девушка.

– Не волнуйся, я не собираюсь обрекать свою дочь на муки. Над тобой бесчеловечно издевались, и при необходимости я стану защищать тебя с оружием в руках. Однако надеюсь, что до этого не дойдет. Твой брат не способен ни на что подобное. Конечно, он не совсем безволен, но в нем нет той силы духа и стойкости, которые отличают тебя, Бренна.

Брендан сухо рассмеялся.

– Если бы все было наоборот, и природа наделила бы Квентина твоим характером, а тебя – его мечтательностью и мягкостью…

– Ты в самом деле готов драться ради меня?

– Нет. Я уже решил, что делать. Ты, Квентин и Мэри немедленно отправляетесь в Америку, в Новый Орлеан, к сестре твоей матери Ровене Батлер. Она не откажется принять тебя. Я напишу ей, что смертельно болен, и жить мне осталось совсем недолго, и поэтому не желаю, чтобы ты видела мои страдания. К тому же здесь, в Дублине, я не смогу вывести тебя в свет и дать достойную тебя жизнь, как это сделает она.

– Какой ужасный обман, отец, – вздрогнула Бренна. – Не могу даже думать спокойно о твоей смерти, пусть и мнимой.

– Но я вынужден сочинить правдоподобную историю, чтобы мне поверили! Никто в Америке не должен знать о твоем неудачном замужестве. Будем считать, что этого дня не было. Я позабочусь о том, чтобы ваш брак объявили недействительным… или чтобы ты получила раз-под, даже если для этого придется отправиться в Лондон и подкупить всех членов парламента. Что-нибудь придумаю. А ты поплывешь в Америку и начнешь новую жизнь.

– Но…

– Тебе всего восемнадцать, девочка, и впереди еще много счастливых лет. Благодарение Богу, мы не католики, иначе ты до старости оставалась бы связанной с Нейлом.

– Но я не хочу покидать Ирландию.

– Другого выхода нет. И пойми одно – ты больше никому не должна рассказывать о своем замужестве, даже тетке. Я прикажу Квентину и Мэри молчать. Для всех посторонних ты незамужняя невинная девушка.

Бренна попыталась протестовать, но отец остановил ее повелительным жестом.

– Если хочешь получить хоть какой-то шанс на счастье, забудь о вчерашнем дне.

Бренна почти не спала этой ночью. На следующее утро Мэри сказала, что приезжал слуга Эрхартов и принес записку. Нейл Эрхарт остался в живых, но парализованным ниже пояса. Он до конца дней своих не сможет ходить, ездить верхом и любить женщин.

Это было полгода назад. Бренна приехала в Новый Орлеан, оторванная от всего, что любила, несчастная и измученная кошмарами, преследовавшими ее по ночам.

Дом Ровены Батлер оказался величественным зданием в греческом стиле на Притания-стрит в американском квартале Нового Орлеана. Бренна, потрясенная невиданными зрелищами, звуками и запахами, наплывавшими со всех сторон, быстро усвоила, что в этом старинном французском городе американцы по-прежнему считались выскочками.

Ее дядя Эймос, как всегда, днем был у себя в конторе, поэтому гостей встречала только тетя Ровена, маленькая, изящная, с рыжевато-каштановыми волосами, совсем как у матери Бренны. Но на этом сходство кончалось. Мать Бренны была нежной и светилась добротой и участием. Тетя Ровена, очевидно, отличалась твердым характером. На лбу пролегли глубокие морщины, и резкие линии шли от крыльев носа к уголкам рта – похоже, она нечасто смеялась. На Ровене были серое муслиновое домашнее платье и белоснежный чепец – наряд, в котором она выглядела безупречно, несмотря на жару. Она поздоровалась, взяла у Бренны письмо от отца и быстро его прочитала. Показалось ли Бренне, что лицо тетушки вмиг побелело?

– Я… я очень сожалею, что ваш батюшка болен, – выдавила она наконец. – Прошло много лет с тех пор, как мы виделись, но… – Она плотно сжала губы. – Странно, что он не захотел видеть детей у своего смертного одра.

– Отец настаивал на нашем отъезде, – пробормотала Бренна, жарко вспыхнув.

– Все же… Но так или иначе, оставайтесь здесь, сколько захотите. Надеюсь, вы подружитесь с моими дочерьми, Джессикой и Абьютес. Они сейчас у модистки, но когда вернутся, будут рады видеть вас.

Ровена говорила сухо, отчетливо-деловито и неприветливо и при этом, прищурясь, оглядывала Бренну, словно ей не слишком понравилась племянница. Однако вскоре вновь прибывшие были прекрасно устроены. Бренне отвели спальню, оклеенную изящными обоями с рисунком из чайных роз. Мэри после некоторого размышления поселили в маленькой комнатке на верхнем этаже подальше от чернокожих слуг.

Квентин немедленно решил, что снимет холостяцкую квартиру в другом квартале города.

– Ни за что не обреку себя на заключение в этом доме, где полно женщин, – беспечно заявил он тете Ровене. – Поэтому ради соблюдения приличий и всеобщего покоя мне лучше жить отдельно, особенно еще и потому, что я привык поздно возвращаться.

И, верный своему слову, Квентин в течение недели устроился в уютной квартирке неподалеку от Кенел-стрит и нанял мулата по имени Этьен, которому предстояло совмещать обязанности камердинера и повара.

Оказалось, к счастью, что Бренна не беременна – последнее стало очевидным во время долгого плавания. Мэри поила ее омерзительным на вкус снадобьем, и все закончилось благополучно.

– Благодарение Иисусу, Марии и Иосифу, – облегченно вздохнула Мэри, увидев неоспоримое доказательство того, что отвратительное зелье подействовало. – Это единственное, о чем я волновалась, так волновалась, что почти не могла спать. Ох, уж эти мужчины! Что бы вы делали, очутившись в Новом Орлеане одна, беременная, без помощи и поддержки! Ваш отец не желал, чтобы это случилось, значит, по его мнению, все само собой должно было обойтись! Тьфу!

Жизнь Батлеров текла безмятежно, гладко, без перемен и неожиданных происшествий. Дни проходили в визитах, ответах па письма, примерках, вышивании, росписи по фарфору и занятиях музыкой. Казалось, почти все жители города играли на каком-нибудь музыкальном инструменте. Джессика предпочитала орган и фортепьяно, а ее сестра была превосходной арфисткой.

По вечерам устраивались ужины, танцы, семья ездила в оперу, на музыкальные вечера и балы, и все с единственной целью – найти достойные партии обеим мисс Батлер. Джессика, младшая, была ровесницей Бренны, стройной грациозной девушкой, похожей на мать, с такой же желтоватой кожей и столь же самоуверенная. У нее уже появилась едва заметная морщинка между бровями – еще десять лет, и из нее выйдет вторая Ровена.

Старшую дочь назвали Абьютес в честь розовых цветов земляничного дерева, растущего в Массачусетсе, где родился ее отец, Эймос Батлер. Абьютес уже исполнилось двадцать. Высокая и еще более стройная, чем сестра, с глазами необычайного фиалкового цвета, она привлекала все взоры. Ее деликатное сложение и утонченные черты лица считались очень модными в те времена, однако судьба жестоко подшутила над девушкой – в семнадцать лет она поскользнулась на мокром тротуаре и сломала левую ногу в двух местах. Кости срослись неправильно, пришлось снова их ломать, и Абьютес пролежала в постели почти до восемнадцати лет, когда настала пора выезжать в свет, и что всего хуже – хромота так и осталась навсегда. По этой причине и еще из-за своей непреодолимой застенчивости Абьютес до сих пор была не замужем, хотя Бренна считала, что она куда красивее сестры.

Время текло довольно быстро, но каждый новый день ничем не отличался от предыдущего. Невзирая на вечную влажную духоту балы и вечеринки следовали нескончаемой чередой, и сорочка неприятно липла к телу, покрытому испариной. Москиты и комары донимали так, что Бренна была вынуждена раздеваться и спать под пологом. Она так мечтала об Ирландии, ее прохладном ветерке, зеленых холмах и чистом воздухе. Но теперь о Дублине напоминали лишь кошмары да редкие письма от отца, в которые тот неизменно вкладывал деньги для Бренны и Квентина.

Бренна сидела за туалетным столиком, нехотя укладывая волосы, и с тоской думала о том, что нынче вечером придется присутствовать на очередном музыкальном вечере, где ее, конечно, заставят петь. Правда, пение – единственное, что примиряло ее с сегодняшним событием, по крайней мере минуты, проведенные за фортепьяно, позволяли ненадолго забыть об изуродованном теле Нейла.

В дверь тихо постучали. Бренна быстро потянулась за пеньюаром, брошенным на спинку кресла.

– Бренна, можно войти?

– Конечно.

Это оказалась Абьютес в сиреневом домашнем платье, красиво оттенявшем фиалково-голубоватые глаза.

Если бы не хромота, Абьютес давно бы вышла замуж и, возможно, успела бы родить не одного ребенка. Бренна искренне не понимала, почему мужчины не замечают прелестного овального личика и обращают внимание только на физический изъян. Или придают такое значение девственности и не думают о самой девушке…

– Я упражнялась на арфе, пока не стерла пальцы, – пожаловалась Абьютес, – и решила, что мне просто необходимо с кем-то поговорить. Я не помешаю? – И прежде чем Бренна успела ответить, затараторила: – Тебе не надоело фортепьяно? Думаю, из всех нас только Джессике по-настоящему нравится музыка. Правда, так или иначе приходится играть каждый день. Всех нас выставляют напоказ, как призовых цыплят, и если мы, не дай Бог, возьмем не ту ноту – беды не миновать. У мамы опять целую неделю будет несварение.

Бренна рассмеялась.

– Как приятно видеть тебя смеющейся, кузина, – заметила Абьютес, подходя к скамеечке под окном и садясь. Бренна недоумевала, как она ухитряется двигаться так грациозно, несмотря на хромоту. – Я уже начала подозревать, что ты никогда не улыбаешься.

– Я? – пролепетала Бренна. – Не улыбаюсь?

– Ну да! О, кажется, я опять не то говорю, но ты казалась такой несчастной с тех пор, как появилась здесь. Наверное, все из-за отца, правда? Подумать только, знать, что он так болен, и разлучиться навсегда! Ужасно!

Бренна почувствовала, как загорелись щеки, и, схватив расческу, стала вертеть ее в руках, не зная, что отцетить. Как трудно хранить тайны, особенно от искренней дружелюбной Абьютес!

– И могу себе представить, как ты скучаешь по дому, – продолжала кузина, – ты так часто вспоминаешь об Ирландии и о лошади, которую пришлось оставить. Интересно, тосковала бы я по Новому Орлеану, если бы мне тоже пришлось уехать?

Абьютес, поднявшись, выглянула в сад, где буйно цвели магнолия и жасмин.

– О! Кстати! Я не сказала тебе, кто собирается приехать на сегодняшний вечер?

– Нет, но мы с тетей Ровеной дважды проверяли список приглашенных. Среди них и братья Ринн, Ульрик и Тоби, очень богатые и влиятельные и оба ищут невест, почтенный судья, недавно овдовевший, готов снова вступить и брак, и Монти Карлайл, состоятельный плантатор, который, по странному совпадению, тоже собирается жениться… – Абьютес, весело хихикнув, состроила гримаску.

– Нет-нет, мы уже виделись с ними не меньше десяти раз! Я имею в виду одного человека, с которым ты незнакома, потому что он недавно вернулся из Китая и Кубы, и бог знает откуда еще. Необыкновенный мужчина… почти все девушки Нового Орлеана сходят по нему с ума, и, думаю, любая бросилась бы к его ногам, стоит ему лишь намекнуть!

– Только не я. По-моему, я никогда не смогу броситься к ногам мужчины. Говоря по правде, я даже не уверена, что хочу выйти замуж… – Бренна вовремя закусила губу, не успев выговорить последнее слово «снова».

– Ты обязательно изменишь свое мнение, когда увидишь его, Бренна. Высокий, светловолосый, и… конечно, он даже не посмотрит на меня, – осеклась Абьютес. – Но кроме того, он член одного из старейших семейств известных судовладельцев Бостона и приехал в Новый Орлеан почти два года назад, чтобы вложить деньги в судоходную компанию. И представляешь, получил прибыль в миллион долларов! Папа сам рассказывал! И он не какой-то противный скучный предприниматель – пускается в невероятные приключения и объездил полсвета. Мама считает его эксцентричным, но она у нас известная пессимистка и всегда видит в людях только дурное! Он сам плавает на собственных судах, и не пассажиром, а капитаном. Утверждает, что не собирается быть вечно прикованным к высокому табурету в конторе и желает посмотреть мир, где случается столько всего необыкновенного.

– Наверное, он успел побывать во многих странах, – с легкой завистью вздохнула Бренна.

– О да! А женщины… сколько сплетен я наслышалась! Но, Бренна, я должна предупредить тебя, берегись! Его первая жена умерла всего через год после свадьбы. Говорят, у него множество любовниц в Новом Орлеане, и не только квартеронок, но и белых… самые прекрасные белые женщины в городе! И вроде бы он может заставить их делать все, что пожелает!

– Но, Абьютес, – удивилась Бренна, – тебе не кажется странным, что тетя отважилась пригласить в дом такого человека?

– Ну… это Новый Орлеан, – пожала плечами кузина, будто это все объясняло. – Кроме того, вряд ли до мамы дошли слухи… или она просто не обращает на них внимания. Всем известно, что здешние мужчины заводят любовниц – квартеронок или окторонок. О них только шепчутся, но стараются не замечать, хотя это чистая правда. Если бы мы отказывались выходить замуж за всех холостяков, которые содержат цветных любовниц…

Абьютес многозначительно улыбнулась.

– Поэтому дамы предпочитают на все закрывать глаза и притворяться, что ни о чем не подозревают. Так легче всего. Кроме того, Кейн Фэрфилд богат, гораздо богаче отца, и, боюсь, мама придает этому обстоятельству огромное значение. Только креолы могут позволить себе свысока смотреть на такую вещь, как богатство.

Бренна уже хотела было спросить еще что-то, но тут в дверь постучала Мэри. Настало время одеваться к вечеру.

Ирландка бесцеремонно выпроводила Абьютес, пообещав прийти к ней, как только уложит волосы Бренны. Парикмахерские таланты Мэри пользовались огромным спросом в доме Батлеров. В такие дни, как сегодня, она проводила целые часы, украшая прически девушек лентами, цветами, черепаховыми гребнями и затейливыми локонами.

– Вы готовы одеваться, мисс Бренна? – осведомилась Мэри и, не дожидаясь ответа, вынула из гардероба бледно-зеленое атласное платье и темно-зеленый, отделанный тесьмой шелковый спенсер. Длинный жакет, надевавшийся поверх платья, был в большой моде у американских дам, и тетя Ровена настаивала, чтобы племянница постоянно его носила.

– Опять одеваться, – вздохнула Бренна.

– Довольно жалоб, мисс Бренна! – велела Мэри, поднимая платье и разглаживая складки. – Вы уже совсем взрослая, и ваш отец послал вас в Америку специально для того, чтобы вы веселились, ездили на балы и начали здесь новую жизнь. И я собираюсь в точности выполнять все его наказы. Поэтому надевайте-ка этот туалет, юная леди. Цвет ужасно вам идет.

– Но мне совсем не хочется каждый вечер ездить на балы и праздники! – запротестовала Бренна. – Как мне хотелось бы снова оказаться в Лохлане, оседлать Порцию и помчаться вскачь! Знаешь, Мэри, мне кажется, я просто не рождена быть леди. Бог ошибся, когда сделал меня таковой. Мне следовало родиться цыганкой… или… – Бренна замолчала, не в силах придумать себе достаточно рискованного занятия.

– Простите, мисс, но вам придется потерпеть еще немного, по крайней мере пока вы не найдете себе подходящего мужа. Сомневаюсь, что ваша тетя Ровена сможет вынести присутствие в доме незамужней племянницы до конца дней своих.

– Тогда я вернусь в Лохлан.

– Невозможно, дорогая. Вспомните, кто ждет вас там! Нейл Эрхарт, парализованный калека, который никогда не сможет ходить и винит за это вас! Бр-р-р! Просто мороз по коже, когда думаю, как, должно быть, вас ненавидит этот человек! Поверьте, гораздо спокойнее, когда между вами и Нейлом Эрхартом целый океан.

Бренна вспомнила безумный взгляд Нейла, когда тот выворачивал ей руку.

– Мне все равно, Мэри! Какая ужасная несправедливость! Мужчины могут оставаться холостыми сколько захотят, путешествовать повсюду, скакать верхом по улицам в полнейшем одиночестве, без присмотра служанки или компаньонки!

Мэри неодобрительно поджала губы, отчего ее худое лицо в оспинах стало еще суровее.

– А кто говорит о справедливости, мисс Бренна? Жизнь всегда такова, и в этом ничего нового. Рано или поздно вы тоже окажетесь в постели мужчины, как все мы.

– Только не я! – негодующе выпрямилась Бренна.

– Но вы уже там побывали. Не забывайте о том, что только чудо Господне помешало вам забеременеть! Нет, этим всегда кончается, и вы скоро в этом убедитесь. – Положив руки на плечи Бренны, горничная повернула ее к зеркалу: – Взгляните на себя! Вы созрели для брачных утех. И любой мужчина при виде вас поймет это.