Наступила ночь.
Опустели улицы. Застыли мрачными глыбами дома.
В одной из квартир типового двухэтажного дома спала одинокая, рано постаревшая женщина. Вдруг из груди ее вырвался сдавленный стон. Дыхание женщины стало тяжелым и частым. Она заметалась, сбросила одеяло.
Женщине снился сон. Плохой сон. Снилась пропавшая четыре года назад дочь. В этом сне Анечка была мертва. Она, голая и очень бледная, стояла по пояс в рыхлой земле – женщина знала, что это могила – и протягивала к матери руки. Рот Анечки беззвучно открывался. Она что-то говорила, но мать не слышала. Ясно было только одно – дочь манит ее к себе. Женщина пыталась расспросить дочь о том, что же с ней произошло. Неужели она и вправду мертва?
«Как же так? Что же случилось с тобой, доченька?!»
Но и она, как ни силилась, не могла вымолвить ни слова. Тогда она сделала к дочери шаг. Земля под подошвой осыпалась. Женщина рухнула в могилу. На её шее сомкнулись холодные, мертвые руки. Женщина начала задыхаться, одновременно понимая – это не Анечка. Её дочерью прикинулся чужой и злобный мертвец…
А-а-а! – протяжно вскрикнула несчастная мать и открыла глаза.
Сердце ухало в груди, норовя вырваться наружу. Спина заледенела от ужаса. Шея онемела, будто стылые мертвые пальцы держали ее только что в самом деле.
Женщина провела по горлу ладонью. Ладонь стала влажной от пота. Пот был холодным.
- Господи! – выдохнула она и перекрестилась. – Прости, Господи, грехи мои тяжкие!
Осознание того, что это был лишь кошмар, обычного облегчения не принесло. Женщина, шепча несвязные слова, осенила себя крестным знамением еще несколько раз. Страх понемногу стал отступать.
Неожиданно до слуха донесся слабый скрежет. Женщина затаила дыхание. Замерла, настороженно вслушиваясь во тьму. Звук повторился. Сердце сорвалось в безумный пляс.
«Что это?! Кто здесь?! Воры, что ли?» – метались лихорадочные мысли.
Женщина встала. С трудом – подгибались ноги – сделала шаг к выключателю. Скрежет раздался снова, на этот раз значительно громче. Звук шел от окна. Женщина обернулась и увидела за стеклом неясный силуэт.
Женщина оцепенела. Несколько секунд она стояла ни жива ни мертва. Из-за окна донеслось громкое шипение. Потом к самому стеклу прильнуло бледное лицо.
- Ма-ама.
- Анечка?! – вымолвила потрясенная женщина.
Сквозь стекло на нее смотрела дочь. И лицо её было удивительно похоже на лицо Анечки той – из кошмара.
- Господи!
Мать медленно перекрестилась. Шипение стало злобным.
- Впусти меня, мама, - требовательный голос раздался, казалось, у женщины прямо в мозгу.
Мать помотала головой. Прижала к губам ладонь, попятилась.
- Мама, я хочу домой, – всхлипнула дочь. – Впусти меня, мама. Пожа-алуйста.
В такт мольбе проскрежетали по стеклу когти.
- Неужели ты не любишь меня, мама? Мне холодно. Мамочка, пожалуйста, впусти меня.
Сердце матери не выдержало. Со словами:
- Конечно, доченька! Что ты такое говоришь?! - она бросилась к окну.
Трясущимися руками стала отпирать шпингалеты. О том, что квартира расположена на втором этаже, она старалась не думать.
Ярко-красные губы на бледном лице за стеклом изогнулись в торжествующей ухмылке.
* * *
Утром следующего дня Жанна наскоро попила чаю и поспешила бабкину квартиру покинуть. Перед тем как проститься, бабушка сказала:
- Знаю, тебе трудно поверить в то, что я вчера рассказала. Ты наверное думаешь, что я тронулась… Нет. И ты это поймешь. Возьми-ка вот это, - Мария Михайловна надела внучке на шею шелковый шнурок с крестиком и ладанкой. – Смотри, не снимай! Хорошо?
- Ладно, баб, хорошо.
- Ну, благослови тебя Господь!
Бабка широко перекрестила Жанну, что-то при этом шепча. Жанна чмокнула старушку в щеку и выскочила за дверь.
Весеннее утро встретило девушку солнечным светом, щебетом птиц, теплым, ласковым ветерком. Если накануне поздно вечером, слушая бабушку, Жанна и готова была поверить ее россказням, то в эти минуты ей стало просто смешно.
«Совсем чокнулась старая. Надо же…»
Девушка покачала головой. Потом стянула с шеи шнурок с ладанкой, сунула его в карман и прибавила шагу.
* * *
Рабочий день вознесенских оперов начался в кабинете у Михайлова. Здесь же присутствовал и один из вчерашних экспертов – тот, который толстый. Толстяк принес хорошую новость – удалось идентифицировать взятые в Дмитриевской церкви отпечатки пальцев, и установить личность одного из убийц. Им оказался некто Кравчук Леонид Сергеевич, тысяча девятьсот пятидесятого года рождения. Прежде судимый за изнасилование с отягчающими обстоятельствами. Коренной житель города Зареченска. Адрес регистрации прилагается.
Услышав эту новость, оперативники оживились.
- Наш клиент, - проговорил Борецкий.
Кукушкин воскликнул:
- Брать надо!
- Тихо. Тихо, товарищи. – Михайлов внешне оставался невозмутимым. – Чтобы кого-то взять, его нужно сначала найти. Верно?
- Да. И ордером запастись.
- Ну, с ордером проблем не будет. А вот то, что он сидит сейчас дома и поджидает, когда за ним явятся – не факт.
На несколько секунд в кабинет вернулась тишина. Нарушил ее Борецкий. Он спросил эксперта:
- Адрес этот… улица Ясная поляна - это где?
- Это на окраине города. Частный сектор.
- Частный сектор… - задумчиво проговорил Александр. Он посмотрел на следователя и сказал: - Предлагаю сходить на разведку. Даже если допустить, что подозреваемый знает всех местных сотрудников в лицо – город-то маленький, чем черт не шутит – это можем сделать мы. К примеру, я и Жанна - можем зайти, как бы ненароком… Мужчина с девушкой – подозрений меньше, верно? Будто квартиру хотим снять или еще что. И если он дома – дадим отмашку…
- Точно! – вырвалось у Жанны.
- Так и надо сделать. Чего тянуть? – поддержал Вадик.
- Тише! Тише, товарищи! – Михайлову пришлось повысить голос, чтобы восстановился порядок. – Давайте поорганизованней, так? В целом мысль здравая… Значит так: на разведку пойдут Павлова и Кукушкин. Если девушка с молодым парнем, то подозрений еще меньше, так?
- Так, - вынужден был признать Борецкий.
- Так. Я сейчас пойду к Ивану Ивановичу, попрошу группу захвата - на случай если нам повезет… Александр Васильевич, что с вашей машиной?
- Водитель вечером, вернее ночью уже, разобрал. В общем, там корзина сцепления развалилась – пружина вывалилась. Нужно менять.
- То есть пользоваться ей мы не сможем… Отремонтировать-то хоть можно? Сколько времени потребуется?
Борецкий пожал плечами.
- Отремонтировать можно. Только кто нам запчасти даст? На рынок идти?
- Я поговорю с Иваном Ивановичем. Думаю он пойдет нам навстречу, учитывая обстоятельства… А пока попрошу другой транспорт.
* * *
Временно прикрепленная к вознесенской опергруппе машина – такой же, как и у них, уазик – высадила Вадима и Жанну от улицы Ясная поляна за квартал. Борецкий остался в уазике. Водитель – разговорчивый усатый прапорщик лет сорока восьми – показал куда идти. Вадим и Жанна направились от машины под руку, как всамделишные влюбленные. Борецкий проводил их долгим взглядом. Утро было солнечным, но на душе у майора скребли кошки.
- Надо же, какая краля! – не выдержал водила. – Где вы только такую красавицу откопали?
- Места надо знать, - невесело отозвался Борецкий.
Он зажал в зубах сигарету, щелкнул зажигалкой.
- Да-а, где мои семнадцать лет… - вздохнул прапорщик.
Частный сектор Зареченска утопал в цветах. Пышно цвела и наполняла округу дурманом черемуха. Набирали силу соцветия растущей почти у каждого дома сирени. Облетали под дуновением легкого ветерка белоснежные лепестки с вишен. Светлыми бело-розовыми невестами стояли во дворах красавицы яблони. Улица Ясная поляна оказалась совсем короткой, тупиковой. За тупиком насыпь, а на насыпи ведущее к заводу железнодорожное полотно. Дом гражданина Кравчука стоит в самом конце. Вадим и Жанна подошли к нему неспешно, прижавшись друг к другу еще ближе. Дом как дом. Бревенчатый, три окна выходят на улицу. Перед окнами, в двух метрах, - кусты сирени. Вровень с фасадом высокий дощатый забор с широкими воротами. Возле дома в заборе калитка.
Вадим отпустил руку девушки, прошел к калитке. Заглянул поверх нее во двор, потом надавил выведенную на улицу кнопку звонка.
Жанна нервно оглянулась. Безлюдная улочка залита ярким солнечным светом. Шелестит на ветру листва. Откуда-то издалека донесся звук автомобильного клаксона…
«Как здесь тихо»
Сама же Жанна была как на иголках. Она боялась не справиться с ролью. Боялась, что матерый маньяк при одном взгляде на ее лицо обо всем догадается. Еще Жанна переживала, как бы не оплошать, если вдруг придется брать его самим. Или дойдет до стрельбы. Или…
А еще ей было страшно.
Кукушкин повернулся к ней, пробормотал еле слышно:
- Все нормально, не дергайся.
И широко улыбнулся. Он давил на кнопку звонка снова и снова – безрезультатно. Тогда он повернул круглую ручку и толкнул дверцу. Калитка отворилась. Вадим громко крикнул:
- Эй, хозяева! Есть тут кто-нибудь?!
И вошел во двор.
Жанна, с гулко бьющимся сердцем, шагнула за ним.
Кукушкин поднялся на крыльцо и забарабанил в оконное стекло. Жанна осторожно прошла дальше во двор.
Напротив ворот она увидела добротный кирпичный гараж. От него к воротам вела свежая колея. Меж гаражом и домом – посыпанная гравием дорожка, уходящая в глубину участка. Там, за домом, ухоженные и буйно цветущие яблони, вишни, сливы.
- Похоже, нет никого! - крикнул Вадим.
Он отступил от стекла, прильнув к которому пытался рассмотреть происходящее внутри. Сошел с крыльца, снова крикнул: - Эй, хозяева! – и направился в сад.
Вадим и Жанна обошли весь участок. В глаза бросалась ухоженность плодовых деревьев – все стволы недавно побелены, без сухих ветвей. Земля под каждым взрыхлена. Редкие раны на стволах густо замазаны варом.
- Жилище явно обитаемо, верно? – спросил Вадим.
Жанна кивнула.
- Жалко, что в гараж заглянуть не получится, - продолжил Кукушкин. – А там что такое?
- Сарай какой-то, наверное…
- А ну пойдем.
Они подошли к добротному кирпичному строению без окон, напоминающему гараж. Задняя сторона его граничила с соседским огородом. В боковой стене была крепко запертая железная дверь. Гравийная дорожка вела через сад именно к ней. А еще была тропка. Она начиналась от середины этой постройки и уходила к забору, за которым виднелась насыпь железной дороги.
- Интересно… - проговорил Вадим и направился в ту сторону. – Смотри!
Он отодвинул одну доску – тропа уходила вдоль насыпи.
- Вот так… Ладно, пошли назад. Мало ли кто видел, как мы заходили.
Вадим и Жанна двинулись к выходу на улицу. Они миновали странный сарай, прошли дальше, к дому…
Между тем тот, кого они искали, был совсем близко.
Кравчук отсыпался в своем тайном логове под сараем.
* * *
Славик сегодня проснулся поздно. Шевельнулся в постели и застонал - все тело ломило, словно накануне в одиночку разгрузил вагон с цементом. Подняться не было сил.
«В натуре, самая тяжелая работа не мешки ворочать, а стаканы поднимать…» - пришло ему в голову.
Превозмогая слабость он все же встал, задернул занавеску – долбаное солнце слепило, не давало сосредоточиться.
«Блин, башка как болит… Вроде не так много и пили вчера. Последняя бутылка паленая была, точно»
Славик сходил в туалет, прошел в кухню. Ежась от озноба, глянул в треснутое зеркало над раковиной… и не узнал себя. Всмотрелся внимательнее. Стабильно опухшее в последние месяцы лицо осунулось, побледнело. Белизна скул, лба, особенно бросалась в глаза на фоне черной щетины. Зубы громко лязгнули.
«Мля. Точно отравление» - подумал Славик и провел по щеке ладонью. – «Чё такое мы пили-то вчера? Блин, ничего не помню»
В зеркале отразилось его предплечье, обвязанное бинтом. Славик тупо уставился на бинт.
«А это что за херня?»
Он сел на табурет, обхватил плечи руками и застонал. Нужно было что-то делать, искать помощи, идти к людям.
Пока разыскивал одежду и трясущимися руками пытался застегнуть непослушные пуговицы, он кое-что вспомнил.
«Блин, не пил я вчера ничего! Я весь день вчера так же вот провалялся, хреново мне было… А ночью чего? Блин, не помню ни хера. Двое суток что ли проспал?!»
На глаза снова попался бинт.
«Мля. Это же Катька, сука, меня позавчера вечером цапнула! Тварь! Совсем взбесилась… Блин, как же трясет. Срочно надо грамм сто пятьдесят, пока не издох»
Улица встретила Славика таким ослепительным светом, что он зажмурился. Пришлось возвращаться за очками. Единственные солнцезащитные очки в доме были, мягко говоря, вышедшими из моды. Лет сорок назад.
«Ладно. Не до форсу»
Славик подумал и надел на голову широкополую соломенную шляпу, оставшуюся еще от бабушки. Что подумают прохожие, его не волновало. Главное – добраться до пивнухи. Там наверняка кто-нибудь из своих да тусуется. Чай подлечат, не звери…
Славику повезло, двух друзей он встретил, не доходя до пивной. Едва завидя его головной убор, они начали гоготать.
- Хренли ржете, мля?! – раздраженно рыкнул на них Славик. Подойдя ближе, снял очки и, чуть не плача, протянул: - Подыхаю, парни. Выручите, а…
- Ого, - присвистнул один из них – Гоша. – Чёй-то с тобой?
- А мы как раз к тебе идем, брат, - сообщил второй – Вован. – Думали: где ты запропал?
- Болею, - хрипло проговорил Славик. – Ну?! Есть ли чего?
Гоша помотал головой и с сомнением протянул:
- Может тебе лучше в больницу?
- Нахрен больницу! Я не дойду…
Вованпротянул на ладони какую-то мелочь, сказал:
- Тут только на аптеку…
- Сойдет! – быстро проговорил Славик. – Только, Вов, ты сам сходи, а? Хреново мне.
- Да ладно, без проблем. Где махнем-то?
- У меня, - еще быстрее выпалил больной. – Я на улице ваще не могу. Плющит меня, того гляди сдохну. Давай мы с Гошей это, пойдем, а ты купишь и ко мне приходи. Только побыстрей, ладно?
- Да без проблем, только закусить бы надо чего. Ты, вообще, когда последний раз ел-то?
Славик махнул рукой и, мотаясь, поплелся к дому.
Несколько позже, когда Вован вернулся с двумя флаконами «Трояра» и друзья уже по одной дернули, Славик почувствовал позыв к рвоте.
- Не приживается, - пробурчал он, прижав к груди руку.
- Поди поблюй, - посоветовал Гоша. – Проблюешся – легче станет. У тебя отравление, наверное. Желудок почистишь…
Последних слов Славик не слышал, он бежал к туалету.
После рвоты действительно стало легче, по крайней мере, перестало трясти. Славик вернулся в кухню, опустился на табурет. Друзья уже захмелели, наверняка махнули еще по одной, пока его не было. Над головами клубился табачный дым. Славик облокотился на стол, помотал головой, отказываясь от предложенной сигареты. Взгляд его уперся в Гошину шею. Гоша что-то рассказывал, смеялся. На шее подрагивала жилка…
Неожиданно хозяин квартиры взвился в стремительном броске и опрокинул Гошу навзничь. Вован ничего не понял.
- Э, вы чего?! – оторопело вопросил он.
И тут пространство кухни наполнилось диким Гошишым воплем.
- А-А! Мля, мудак! Убери от меня этого мудака, он меня укусил! А-а!!
Вованкинулся на помощь. Оттащить только что чуть живого Славика от поверженного товарища удалось с превеликим трудом. Гоша, едва вскочил, бросился на обидчика. Он, зажав рану на шее ладонью, с остервенение пинал взбесившегося Славика ногами до тех пор, пока Вован не оттащил уже его.
- Ну хорош, хорош! Пошли отсюда.
- Гля, что он со мной сделал! - жаловался Гоша. – Совсем гребанулся, мудак!
- Ладно, пошли. У него белка походу. Может «скорую» вызвать?
- Да пошел он, «скорую» ему вызывать…
Когда за бывшими друзьями захлопнулась дверь, Славик открыл глаза и пополз в комнату. Там он вполз под кровать и прошипел:
- Если бы не день – хрен бы вы меня одолели. Если бы не день.
Он закрыл глаза и стал терпеливо ждать ночи. Он понял – ночью все будет по-другому.
* * *
Вадим и Жанна прошли мимо. Кравчук в подвале проснулся.
С минуту он лежал, затаив дыхание, вслушиваясь в мрачную тишину и пытаясь понять, что заставило его ощутить тревогу. Развившееся за годы звериное чутье сигналило хозяину – сгустились тучи.
Но Кравчук отмахнулся от собственных инстинктов, которым обычно полностью доверял – он вспомнил. Губы раздвинулись в подобии улыбки. Теперь ему ничто не грозит.
Пятидесятишестилетний изверг Лёня Кравчук поднялся. Железная солдатская кровать жалобно скрипнула. Лёня включил свет, под кроватью недовольно зашипела Юля.
- Шипи-шипи, - проговорил Кравчук.
Чуть подумал, подошел и пнул девушку ногой. Юля зашипела громче, завозилась, стараясь уползти дальше – в самый темный угол. Улыбка на лице Лёни стала шире.
- Вот тебе сука, - пробормотал он и стал шарить по столу в поисках очков.
Эту прошмондовку – Юлю - он ненавидел. Другое дело – Аня… Анька, сука, не вернулась.
«Ну ничего-о. Теперь все будет по-другому. Все!»
Кравчук припомнил, как издевались над ним с детства все эти мрази. Сколько унижения и издевательств он вытерпел, особенно в тюрьме. Конечно, в последние годы он отыгрался немного, но после встречи с Хозяином ВСЕ будет по-другому. ВСЕ!
Лёня сел на колченогую табуретку, привычно ссутулился и уставился невидящим взглядом в пол. Воспаленное сознание унесло Лёню в прошлое. Он снова вспоминал, как потешалась над ним та потаскуха…
… Лёня рос мальчиком тихим, замкнутым. Тому немало способствовала внешность – маленький, лопоухий, вечно в идиотских круглых очках. И с детства сильно сутулый. Друзей у Лёни не было – об этом заботилась мамаша. Девчонок он сторонился. Но вот однажды - тогда ему только-только минуло семнадцать - Лёня вместе с мамашей попал к одному дальнему родственнику на проводы в армию. Народу было человек двадцать. В основном родственники, люди в возрасте. Из молодежи были только сам призывник – Валентин, три его друга да двоюродный брат Макар. Макар с полгода как сам вернулся из армии и потому наряду с Валей был в центре всеобщего внимания.
После общего застолья парни отправилась погулять, увлекли за собой и Лёню. Как этот момент проглядела мамаша – остается только гадать. Впоследствии она всегда припоминала ему тот случай – чуть только он пытался вырваться из-под ее опеки.
На улице, прямо во дворе Валькиной двухэтажки, парни быстренько раздавили прихваченную поллитровку и засмолили дешевые сигареты. Макар с важным видом выпустил в темнеющее небо густую струю дыма и, видно продолжая старый разговор, сказал:
- Ну что, Валик, надумал? Или так и уйдешь нецелованным?
Валька опустил глаза. Его приятели отчего-то тоже притихли. Макар же криво усмехнулся и проговорил:
- Смотри. Армейка дело такое. Можешь так никогда и не попробовать…
Валентин поднял голову, посмотрел на Макара прищурясь. Жадно затянулся, потом спросил?
- А она… это… точно даст? Не пошлёт?
- Томка-то? Да ты чо? Я с ней сам потолкую, все будет тип-топ. Только… - Макар понизил голос, - винца надо с собой взять, закуски – ну, лучше фруктов там… можно водки.
- Конечно. Все сделаю, - кивал Валька.
Дружки его заметно скисли – для них веселье на сегодня закончилось. Захмелевший же Лёня, напротив, оживился. Весь превратился во внимание.
- Ладно, пацаны, такое дело… - промямлил Валька. – Я это…
- Да ладно, чего там… - отозвался один из приятелей. – Ну, мы тебя завтра до призывного проводим… Чего, короче, в семь утра?
- Ага. Пока, пацаны.
Валентин спешно пожал друзьям руки и юркнул в подъезд – побежал собирать гостинцы. Его друзья поплелись по своим делам. Макар и Лёня остались. Лёня возбужденно спросил:
- Макар, а можно мне с вами?
- Молод еще, - процедил тот.
Лёня начал лихорадочно соображать, как же убедить их взять его с собой. И тут показался Валик. Он уныло махнул рукой.
- Ничего не получится. Мать ничего взять не разрешила…
- Да ты чего?! У бати попроси!
- Бесполезно.
- У меня есть деньги, - выпалил Лёня. – Правда! Сколько надо? Только, чур, я с вами…
Макар скептически осмотрел его, уточнил:
- Деньги точно есть? Не брешешь?
Лёня старательно замотал головой.
- Ну ладно, пошли. Скажу, ты тоже в армейку уходишь… в стройбат.
Далеко идти не пришлось. Перейдя через улицу, они накупили в магазине вина, водки, целую авоську еды – Лёня не скупился, выложил целый червонец. Потом они свернули во дворы и минут через пять вышли к такому же, как у Вальки, двухэтажному каменному дому. К этому моменту уже стемнело. Дальнейшие события в памяти Лёни сохранились фрагментами. Он очень отчетливо помнил грязную лестницу и тусклую лампочку над ней. Обитую черной кожей дверь Томкиной квартиры. Выглянувшее из-за этой двери припухлое, равнодушное лицо молодой женщины лет двадцати пяти с выбившейся из короткой косы и свисавшей по щеке русой прядью. Душную кухню…
Потом говорили, что в квартире был ребенок, но этого Лёня не помнил. Не было никакого ребенка. Не помнил Лёня и того, что они делали на той душной кухне… Вроде выпивали все вместе. Потом с Макаром вдвоем. Потом вдвоем с довольным, радостно возбужденным Валькой. Потом Валька и Макар ушли и они выпивали с этой Тамарой… Потом…
А вот того, что было потом, Лёня не мог забыть никогда.
Они с этой сукой легли в постель. Из-за принятого на грудь спиртного и некоторого мандража от предстоящего, он плохо соображал. В мозгу прочно засела одна только мысль:
«Только бы все получилось»
«Только бы все получилось» - повторял он про себя и на кухне и по дороге в спальню.
И в постели…
У него не получилось…
И тогда эта сука стала смеяться. Сначала она просто фыркала. Потом засмеялась в голос. Потом стала издеваться над ним, и тогда он ее ударил. И сразу почувствовал прилив сил…
Во время следствия и потом, на суде, Лёня стоял на том, что не помнил происходившего дальше.
Но именно дальнейшее он помнил лучше всего. И хранил эти воспоминания, не давал им увянуть…
Он ударил эту суку и почувствовал прилив сил. Сначала она даже не прекратила хохотать. Он ударил ее еще…
Когда он бросал первую палку, эта сука еще ничего не поняла. С деревянной харей она дождалась конца и прошлепала:
- Все? Теперь давай, вали…
Может, она хотела прошлепать что-то еще? Неизвестно. Лёня сдавил ей горло и слова застряли. Прошмондовка затрепыхалась, захрипела. А он почувствовал новый прилив. О-о, это было так сладко…
Лёня истязал ее до самого утра. А затем просто ушел.
Потом, когда его взяли, он жалел, что не грохнул ее. Но позднее, осмыслив ситуацию более трезво, понял – это даже хорошо. Ведь были свидетели, да и следов он оставил – пруд пруди… Надо было ее припугнуть – вот чего он не сообразил. Ведь вышел же он, в конце концов…
Вторая встреча с Тамарой стала для потаскухи последней. Второй раз все было иначе - Лёня подготовился как следует. И все сделал правильно. Хотя… Мамаша догадалась. Она была умной, его мамаша…
Долгих тридцать лет после этого Лёня жил как все. Работал на заводе, в горячем цеху. Копался в огороде. Скопил денег и купил машину – вишневые Жигули первой модели. Правда, так и не женился. Всю жизнь прожил с мамашей – она не выпускала его из поля зрения до самой смерти. И всю жизнь Лёня слышал, как они шушукаются за его спиной. Смеются…
«Ничего-о. Посмотрим еще, как вы посмеетесь…»
Лёня вспомнил, как начал строить это убежище.
Он как раз вышел на пенсию – по горячей сетке, в пятьдесят лет. Мамаша была еще жива, но уже дышала на ладан. Лёня начал задумываться, как будет жить один. Дыхание грядущей свободы кружило пенсионеру голову. В то же время он боялся, что, однажды дав дремлющему в его нутре зверю волю, не сможет это чудовище обуздать. А снова в тюрьму он не хотел. При одном воспоминании о тюрьме у Лёни крутило живот.
Как раз тогда – шесть лет назад – он по телевизору увидел репортаж про одного чудо-предпринимателя. Некий мужичок вырыл у себя под гаражом тайный бункер. В бункере устроил швейный цех, в котором совершенно бесплатно трудились забитые, затюканные рабыни. Какие-либо прибыли Лёню не заинтересовали, а вот потенциальная возможность стать хозяином такого бункера… Да не с потасканными бомжихами, а с молодыми рабынями… - Очень!
Чем больше Лёня думал об этом, тем пуще казался ему таковой план осуществимым. Вскоре он принялся за работу.
Работал Лёня, надо сказать, с маниакальным упорством. Сооружение убежища затмило для него все, даже похороны матери прошли как во сне. Внешнюю часть – каменный сарай он соорудил быстро. Построил собственными руками, только стальную дверь заказал. А вот с подземным уровнем пришлось повозиться. Почти год Лёня Кравчук по ночам – чтобы соседи не видели – вынимал и разбрасывал по огороду землю. Потом долгие месяцы бетонировал пол, стены. Дольше всего провозился с перекрытием – нужно было сделать так, чтобы ни один, даже самый громкий крик не вырвался наружу. Потом еще вход…
Кравчук улыбнулся. В конце концов, все получилось. Вход и тайный – никто не догадается, и надежный – за неполных четыре года пленницам сбежать так и не удалось. А они пытались… Особенно эта Юлька.
Рабынь Лёня обрел на удивление легко. Его даже поразила простота, с которой глупые потаскушки попали в сети.
Две подружки, Аня и Юля, в тот вечер возвращались с дискотеки. Девчонки были навеселе, без кавалеров. Брели, показушно шатаясь из стороны в сторону и громко, опять-таки напоказ, мололи языками и смеялись. Когда возле них тормознула темная «копейка» и сидящий за рулем мужчина в очках предложил подвезти, пухленькая Юля, не глядя, махнула рукой и громко крикнула:
- Проезжай.
Худосочная, гибкая Аня возмутилась:
- Ты что, Юлька?! Дура, что ли?!
И подошла к Лёне.
- О-о, какой джентльмен, ха-ха-ха, - пьяно засмеялась она. – Ну-у. И куда ты нас повезешь?
- Да куда скажете, красавицы, - широко улыбнулся Лёня. – Разве можно таким ножкам пешком ходить? Садитесь, такие ножки нужно катать…
Впоследствии Лёня не раз видел по телевизору милицейские обращения, дескать, кто знает о местонахождении такой-то и такой-то, просьба сообщить и так далее. Но он, естественно, сообщать не собирался, а больше никто о судьбе этих двух прошмондовок не знал.
А судьба их ждала незавидная. Две солдатские кровати в тесном бетонном коробе, плошка баланды да буханка черного хлеба в день. Из развлечений – колода карт. Ну и, конечно, забавы с хозяином. Иногда Лёня бывал щедрым, покупал своим «женам» дешевых консервов и сигарет. Со временем он и правда стал воспринимать их как жен, особенно после того, как чувырла Юля понесла. Старшей по подземелью, можно сказать главной женой, он назначил Аню. А может, она сама себя назначила… Она сумела найти с ним общий язык, Аня. Скоро над Юлькой они издевались вместе. А той все нипочем. За эти годы она родила – подумать только – троих! Первых двух Лёня зарыл в саду, под яблонями. Та же участь ждала и третьего…
Когда это было? Дней десять назад?
Лёня придушил новорожденного на глазах у затравленной матери. В этот раз сука не брыкалась – знала, что почем. Потом, с наступлением ночи, он вырыл яму и вытащил завернутый в тряпицу трупик наверх. Прислушался. Вроде тихо. Осторожно ступая, Лёня направился к своему маленькому кладбищу…
Как же он испугался тогда! Чуть не обосрался – прямо перед ним из темноты выросла высокая темная фигура.
Незнакомец, перепуганному Лёне показавшийся ростом с Дядю Степу, положил ему на плечо руку и проговорил:
- Похоже, мы служим одному Властелину.
Лёня заглянул в темные, лишенные зрачков глаза и понял – пришел Хозяин.
* * *
Вадим и Жанна вышли на улицу.
- Ну что, пойдем обратно? – спросила Жанна.
- Погоди. Давай к соседям заглянем.
Вадим прошел к дому напротив, постучал в окно. Минуту спустя из калитки показался парень в камуфлированных штанах и тельняшке. Во дворе заливисто залаяла собака.
- Добрый день, - сухо сказал Вадим и, подойдя вплотную, раскрыл удостоверение. – Уголовный розыск. Можно пройти во двор? Собака привязана?
Парень посторонился, с интересом посмотрел на Жанну. Они вошли во двор. Вадик дождался, когда калитка закроется, проговорил:
- Мы, собственно, к Леониду Сергеевичу. Когда его дома можно застать?
Парень пожал плечами.
- А сейчас его нет, что ли?
- В том то и дело.
- Ну, не знаю, нерешительно проговорил парень. - Обычно он все время дома сидит… кажется. Мы не общаемся.
- Не общаетесь? Почему?
- Ну-у… Он вообще нелюдимый. На людей волком смотрит. – Парень отвернулся, крикнул на собаку: - Фу!! Хватит тявкать! А чего случилось-то?
- Дело в том, что позавчера вечером был совершен наезд на пешехода. Девушка с тяжелыми травмами сейчас в реанимации, а водитель с места скрылся. Мы сейчас проверяем всех, у кого похожие машины. Уточняем, кто где был, смотрим, нет ли вмятин… ну и так далее. У Леонида Сергеевича какая машина?
- «Копейка» у него, вишневая.
- Вишневая, ага! Темная значит. А где он был позавчера вечером?
- Я не знаю, - ответил парень. – Я вообще думал он всегда дома сидит.
- Но на машине-то он выезжает иногда? Или нет?
Парень согласно кивнул.
- Выезжает.
- Последний вопрос: где он все-таки может быть?
- Да откуда я знаю? Может, в магазин ушел, за хлебом.
- Ясно. Спасибо. Один момент: о том, что из милиции приходили, интересовались, пожалуйста, никому. Хорошо?
- Конечно.
- Все, до свидания.
Когда они вышли, Жанна спросила:
- Думаешь, он в самом деле никому не расскажет?
- Вряд ли. Думаю, сегодня же будет знать вся улица. Сначала он скажет жене, если она есть, или матери. Та, под страшным секретом, соседке. Ну и так далее… Но до Кравчука, надеюсь, не дойдет. Хотя… если он, правда, маньяк, то может почуять – такое у них на уровне инстинктов. Зато мы знаем точно, что в доме живет именно он. И что он должен вернуться.
- И что у него темная машина.
У Вадима в кармане зазвонил телефон. Звонил Борецкий.
- Да, Васильич.
- Вы где пропали?
- Возвращаемся. Там пусто – хозяина дома нет.
- Понятно. Давайте бегом, тут новое дело.
В трубке послышались гудки. Кукушкин сунул телефон в карман и сказал:
- Побежали, там что-то случилось.
Машина ждала их за ближайшим углом.
- Садитесь! - крикнул в открытое окно Борецкий.
- Что случилось? – спросил, забираясь, запыхавшийся Кукушкин.
- Найдены еще трупы. Сразу несколько. В одном месте… - отрывисто отвечал Александр.
- Еще?! Где?
- Сейчас приедем, все увидим.
* * *
Такого никто из сыщиков в своей практике не видел еще ни разу. Даже Борецкий, прослуживший в угрозыске без малого двадцать лет, выглядел потрясенным.
Местом преступления был большой частный дом в десяти минутах езды от улицы Ясная поляна. Когда они подъехали, возле дома уже стояло несколько машин. В том числе Волга начальника РУВД. Во дворе нервно курили Зареченские сыщики во главе с Иваном Ивановичем. В доме работали эксперты, те же, что накануне в Дмитриевском. Михайлов тоже был здесь.
Жертв внутри было шесть. Двое мужчин, две женщины и две девочки-подростка. Все они лежали в большой комнате на полу, и у каждого из груди торчал короткий кол. Пол был залит черной, свернувшейся уже, кровью. Несмотря на распахнутые настежь окна, в доме стоял невыносимый смрад.
- Чем это так воняет? – скривился Кукушкин.
- Да-а… вонь знатная, - согласился Борецкий. – И это не кровью…
Жанна осталась у выхода, зажала рот и нос. Мужчины прошли в комнату.
- Это что, - сказал сквозь закрывающую нижнюю часть лица марлевую повязку толстый эксперт. – Вот когда вошли мы, вот это была вонь! Все окна, - он обвел комнату рукой, - были наглухо закрыты фанерой да еще занавешены покрывалами.
- Интересно… А с какой целью?
Эксперт пожал плечами.
- Личности жертв установлены? – Спросил Михайлов.
- Четверых да, это хозяева. Вся семья и еще двое неизвестных – мужчина и женщина… Только странное дело…
- Что?
- По некоторым признакам все они на момент… э-э… забивания этих колов были уже мертвы. Причем задолго.
- Откуда же столько крови?
- В том то и странность. Судя по крови – смерть наступила несколько часов назад, после восхода солнца… Но крови, кстати, мало. Для столь зверского способа убийства шести человек даже очень мало.
- Как такое может быть?
Теперь пожал плечами высокий. Его толстый коллега увел разговор в сторону:
- Отпечатков – пруд пруди. Большинство конечно как всегда хозяйские, но есть и на колах.
Михайлов обвел взглядом прибывших оперов, сказал:
- Значит так. Вы, Вадим, займитесь протоколом. А Вы, Александр Васильевич и Вы, Жанна, займитесь подворовым обходом.
- Так местные наверняка уже работают, - тихо проговорил Борецкий. – Чего мы будем друг за другом ходить?
- Неважно. Дело приняло настолько серьезный оборот, что и друг за другом будем ходить и вообще… Эти убийства, Александр Васильевич, к тем имеют отношение или нет? Или это дело самостоятельное?
Борецкий с сомнением склонил голову набок, сказал:
- Эти тоже ритуальные, так что… Колы-то, небось, осиновые?
- Вот и я говорю. Так что давайте, по дворам…
Александр и Жанна отправились выполнять поручение следователя. Жанна - повесив голову, увиденное в доме произвело на нее очень тяжкое, гнетущее впечатление. Александр же обозленный, с азартным блеском в глазах. Во дворе он спросил у ребят:
- По дворам ходили уже?
Ему ответили:
- Наши пошли по этой стороне. В той – напротив – никого вроде пока не опрашивали.
Александр кивнул и целеустремленно направился через улицу. Хмурая Жанна побрела за ним.
В первом же посещенном доме их ждал сюрприз. Хозяйка – худощавая высокая женщина лет пятидесяти - заявила, что видела, как от дома Парфеновых рано утром отъезжал на велосипеде молодой священник.
- Он еще так странно озирался. А я подумала: «Чего это священнику здесь делать в такую рань?»
- А дом Парфеновых, это…
- Да-да, молодой человек, тот самый, - кивнула женщина и покачала головой. - Какой ужас.
- Раньше вы этого попа когда-нибудь видели?
- Нет. Раньше не видела.
- А описать сможете? Приметы какие-нибудь?
- Ну, какие приметы? Священник как священник в черной рясе… Молодой. Круглощекий такой, с короткой бородкой. Он так подозрительно озирался… Бородка у него и вообще волосы… Из-под шапочки сзади хвостик, - женщина неопределенно покрутила перед собой рукой. – Светло-рыжие, что ли.
- Вот видите, сколько вы запомнили, - похвалил Александр. – А велосипед у него, какой?
- Велосипед как велосипед, старый. С такой рамой, мужской, знаете?
Александр кивнул.
- Цвет запомнили?
Женщина помотала головой.
- Вроде синий… а может зеленый.
На улице Александр сказал задумчиво:
- На велосипеде… в рясе… интересно, как он педали-то крутил? Ну ладно, пошли дальше.
* * *
Целый день Жанну не отпускало ощущение, что она упустила что-то очень важное. Какую-то малость, что позволила бы взглянуть на вещи под другим углом. Постепенно это ощущение нарастало, не давало покоя. Девушка весь день была рассеяна, много курила…
Озарение пришло, когда они снова, второй раз за день, сидели в кабинете Михайлова – ближе к вечеру следователь устроил что-то вроде мозгового штурма. Понимание пришло вдруг, разом. Жанна едва удержалась от возгласа, невидящим взором уставилась в стол и стала прокручивать в памяти подробности утреннего путешествия по двору Кравчука.
«Точно!»
Жанна подняла руку, воскликнула:
- Стоп! Я знаю, где Кравчук!
В озадаченной тишине громко прозвенел ее дрожащий голос:
- Вадим, ты помнишь тот сарай в саду?! Ну, ты еще спросил, что там такое?!
- Ну.
- А помнишь тропку, что ведет от забора?!
- Ну…
- А куда она ведет?!
- Куда?
- В том-то и дело, что никуда – к стене сарая. А там - ни окон, ни дверей! Понимаешь?!
- Нет.
- Тропа утоптана от и до, а куда ведет? К стене?! Вспомни – там еще лист железа приставлен!
- Да, помню.
- Вот! За листом этим спрятано что-то такое, к чему он постоянно ходит! Думаю, там еще один - тайный - вход!
Жанна обвела присутствующих сияющим взглядом. Борецкий заинтересованно проговорил:
- Интересно… А что, логично.
Он повернулся к Кукушкину.
- Что скажешь?
Вадим с сомнением качнул головой.
- Ну, в общем да, есть там мутная тропа, которая никуда не ведет. Я сам не сообразил – молодец Жанка, скорее всего так и есть. И от стены от этой прямиком за забор и к железке.
- Так что? Надо проверить, - Борецкий повернулся к Михайлову. – Может не откладывать, а, Алексей Михалыч? Все ведь сходится – и темная машина и отпечатки. Надо брать, а если опять не найдем – в розыск объявлять…
Михайлов некоторое время молчал. Потом спросил:
- Может, имеет смысл установить наблюдение?
Загоревшийся Борецкий ответил:
- Давайте съездим, посмотрим. Если опять пусто – тогда наблюдение. Так?
- Так, - согласился Михайлов. – Поехали.
Во дворе у Кравчука за день не изменилось ничего. На этот раз сыщики вошли туда, не церемонясь, явно. Пока Кукушкин с Михайловым барабанили в окна, Борецкий и Жанна прошли в сад. Александр осмотрелся. Ага, вон в глубине мрачная каменная постройка, похожая на армейский склад. А вот и та самая тропа…
Александр глянул на забор, к которому она ведет – там в засаде бойцы спецназа, прошел к сараю.
- Хм, смотри-ка!
Он отодвинул приставленный к каменной стене стальной лист. За ним оказалась мощная, окованная железом дверка высотой взрослому человеку чуть выше колена. Замка в мощных проушинах не было. Александр присел, потянул за ручку – тщетно.
- Заперто! – негромко, но пылко проговорил он. – Заперто изнутри – прорези для ключа нет!
Он еще раз – изо всех сил дернул за ручку. Дверь даже не шелохнулась. Тогда Борецкий громко крикнул:
- Сюда! Здесь он!
И постучал в дверь ногой.
- Кравчук, открывай! Мы знаем, что ты здесь! Даю на добровольную сдачу одну минуту, потом мы выломаем дверь!
Ответом ему была тишина. Тем временем к мудреной двери подошли Михайлов с Кукушкиным и командир группы захвата. Два похожих на роботов бойца в черной броне остановились чуть поодаль. Борецкий повернулся к их командиру и сказал:
- Тащите кувалду и что там у вас еще? Будем этот долбаный бункер рушить.
Когда выломали первую дверь, за ней, на глубине полутора метров, обнаружили еще одну – стальную. Теперь в бетонном полу. Когда удалось вскрыть и ее, на улице уже темнело.
Ворвавшиеся в подземный бункер бойцы обнаружили неподвижно сидящего на табуретке пожилого мужчину. Старый хрыч спокойно улыбался.
- На пол! Лежать!
Бойцы спецназа привычно уложили подозреваемого на бетонный пол. Луч света от мощного фонаря хищно шарил по углам. Забрался под кровать.
- Там кто-то еще!
- Этого на выход! – приказал командир.
Под низким потолком загорелась лампочка - это спустившийся вниз Борецкий нашел выключатель.
- Эй! Быстро на середину! – крикнул склонившийся над кроватью боец.
Ответом ему послужило странное шипение. Боец оглянулся на начальство.
- Погоди, - сказал Борецкий. – Давай кровать отодвинем.
- Да похоже, она привинчена.
Кровать действительно оказалась прикреплена к бетонному полу, но не очень прочно. Два крепких спецназовца, поднатужившись, оторвали ее. Под кроватью они нашли изможденную, полумертвую женщину. Женщина забилась в конвульсиях, истошно захрипела. Крупные, темные, похожие на спелые сливы глаза смотрели на солдат с отчаянием и ужасом.
- Не бойся, не бойся, что ты, - склонившись над ней, приговаривал боец. – Все уже кончилось, все. Больше тебя никто не обидит.
Его товарищ скрипнул зубами, еле сдерживая себя, чтобы не броситься вслед за пойманным маньяком, не запинать его тяжелыми ботинками до смерти.
- Похоже, ее надо срочно в больницу, - сказал Борецкий. – Вовремя мы успели, а то еще одна бы…
Александр развернулся и стал подниматься наверх. Что «еще одна» он не договорил, но спецназовцы поняли. Наверху Борецкий сказал Михайлову:
- Ну что, в яблочко. Нужно экспертов вызывать, тут им работы – выше крыши… Козла этого допрашивать будем когда? Предлагаю сразу – пока не опомнился.
- Конечно! – воскликнул следователь. – Конечно. Сейчас я только сам на все посмотрю.
* * *
На ночное дежурство в городской больнице Зареченска в тот вечер заступил самый опытный врач клиники, шестидесятипятилетний Антон Петрович Замотаев.
Закончив вечерний обход, Антон Петрович прошел в ординаторскую. Тщательно вымыл руки, заварил крепкого чаю. Достал принесенный из дома лимон.
Но чаепитие пришлось отложить.
Из коридора донесся звук торопливых шагов. Дверь ординаторской распахнулась. Возникшая в проеме медсестра быстро выпалила:
- Антон Петрович, там милиция экстренную больную привезли!
- Иду, - отозвался Замотаев.
Рука старого врача неожиданно дрогнула. Ложечка, которой он насыпал сахар, громко звякнула о стакан.
Спускаясь на первый этаж, Замотаев с тревогой думал о кровавых событиях последних дней. Шила в мешке не утаишь. В городке все только и говорили о серии жестоких убийств, что случились в последние дни. В приемном покое тревога доктора возросла. Вместо патрульных или участкового, которых он в душе чаял увидеть, посреди кабинета стояли два здоровенных омоновца. Бойцы в бронежилетах, с автоматами и огромными круглыми касками-сферами занимали, казалось, все помещение без остатка.
Антон Петрович кивнул сидящей на приеме сестре и прошел к кушетке.
На потертом коричневом дерматине лежала очень худая и очень бледная девушка. Она лежала на спине, вытянувшись в струну. На девушке была длинная ночная рубашка, почему-то остро напомнившая врачу саван. И было в ней что-то еще… что-то неправильное.
- Так. Что случилось? – спросил Замотаев, присаживаясь рядом с пациенткой.
- Жертва маньяка, - хмуро ответил один из омоновцев. – Вроде жива.
Антон Петрович обхватил запястье девушки. Рука ее была холодна, словно мрамор.
- Маньяка все-таки? – переспросил врач. – Она ранена? Что именно произошло? Похоже большая потеря крови…
- Да вроде ран никаких нет, - неуверенно проговорил боец. – Он ее в рабстве держал.
- В рабстве? Похоже на общее истощение, - машинально произнес Антон Петрович, отметив про себя, что пульс не прощупывается.
И тут Замотаев понял, что в девушке было неправильно – она была АБСОЛЮТНО неподвижна. Совершенно не вздымалась грудь. Несчастная не дышала.
- Да она, похоже, мертва, - сказал доктор. – Не довезли вы ее…
И потянулся к шее пациентки, чтобы убедиться в отсутствии пульсации на сонных артериях. В глаза бросилась пара черных ранок на несколько сантиметров ниже уха.
Рука Замотаева легла на восковую холодную шею.
И тут потерпевшая резко встрепенулась. Из горла ее вырвался отчаянный хрип. Тело несчастной выгнулось в судороге.
Антон Петрович испуганно дернулся. Затем, поднявшись над пациенткой, постарался прижать ее ладонями к кушетке.
- Тихо, милая, тихо, - приговаривал он.
Но приступ был так силен, что усилий старого врача было просто незаметно.
- Помогите! – выкрикнул он.
Омоновцы бросились ему на помощь.
Совместными усилиями кошмарный приступ удалось обуздать. Несчастная затихла, плотно прижатая к кушетке. Замотаев посмотрел ей в лицо и обомлел. В крупных, широко распахнутых глазах отсутствовали белки. Не видно было и радужной оболочки. Огромные, абсолютно черные зрачки заполонили все глаза без остатка.
- Н-не п-понимаю, - пробормотал Антон Петрович.
Вдоль позвоночника у него медленно поползла волна липкого, безотчетного страха. Неуклюжим движением, будто сопротивляясь неведомой силе, он вытянул из кармана фонарик. Направил тонкий луч потерпевшей в глаз. Зрачок не прореагировал. Прореагировала она сама – зашипела и задергалась так, что предыдущий приступ показался детской забавой.
- Тихо! Тихо! – воскликнул Замотаев и закричал сестре: - Реланиум! Два кубика, быстро!!
Через минуту инъекция была сделана. Еще через минуту больная утихла.
- Ничего, - громко проговорил Замотаев, обращаясь к милиционерам, но успокаивая больше себя. – Покой, вот что ей сейчас нужно. Покой и качественное питание и все будет хорошо… Нина Егоровна, у нас ведь в изоляторе есть свободные боксы?
- Да, - отозвалась сестра. – Есть.
Антон Петрович кивнул.
- Ребята, помогите нам перенести ее в инфекционное отделение. Нина Егоровна покажет куда. Впрочем, я пойду с вами…
Омоновцы на руках перенесли девушку в палату, потом ушли. Ушла и медсестра. Антон Петрович задержался. Глядя на необычную пациентку, врач подумал об обитателях соседних боксов инфекционного отделения. В последние дни многих Зареченцев поразило странное заболевание. У всех наблюдались схожие симптомы: пониженная температура тела, слабость, сонливость, болезненная реакция на солнечный свет. Причину заболевания выявить пока не удалось. Говорить об эпидемии пока рано, но…
Замотаев коснулся тыльной стороной ладони лба несчастной девушки и содрогнулся.
«Какая она холодная! Как бы не умерла… Нужно распорядиться, чтобы ее укрыли дополнительным одеялом»
Доктору пришло в голову, что в симптомах этой странной пациентки есть нечто, роднящее ее с другими обитателями инфекционного отделения, и ему стало страшно.
* * *
- Разрешите? – в кабинет заглянул дежурный по РУВД, сказал многозначительно: – Кравчук.
Расположившийся за столом Михайлов махнул рукой:
- Заводи.
Борецкий молча сидел на подоконнике напротив двери.
- Пошел! – Дежурный втолкнул подозреваемого в кабинет.
Дюжий майор тащил тщедушного Кравчука как котенка, и видно было, что милиционеру это в радость. Весть о том, что задержан «маньяк» - человек, подозреваемый в совершении жутких преступлений последних недель, мигом облетела все управление. Когда следователь областной прокуратуры приказал доставить задержанного на допрос, дежурный не доверил такое дело никому, повел его лично.
Майор подволок Кравчука к стоящему в центре кабинета стулу.
- Стоять!
- Спасибо товарищ майор, - кивнул Михайлов. Посмотрел на Кравчука и сказал: - Присаживайтесь, гражданин.
- Сесть! – гаркнул Лёне на ухо майор и подкрепил команду резким толчком.
После этого козырнул Михайлову и вышел. Борецкий недобро усмехнулся.
Некоторое время в кабинете царила тишина. Следователь и опер внимательно рассматривали сидящего перед ними человека. Здесь, в свете электрических ламп, они, наконец, смогли рассмотреть его как следует.
На стуле сидел, сутулый, невзрачный мужичонка невысокого роста. На темени широкая, подернутая жидкими волосенками плешь. Над ушами волосы пучками, жесткие, с проседью. Лоб изрезан глубокими морщинами. Широкое лицо нездорового, желто-серого цвета. На крупном прямом носу большие квадратные очки в темной оправе, одна линза треснута. Одет Леня был в поношенный коричневый костюм, ладони держал между коленями. Глядя на этого замухрышку, трудно было поверить, что он замешан в кровавых, самых жутких преступлениях последнего времени. Взгляд Кравчука был направлен куда-то мимо присутствующих, расфокусирован. Но вот он быстро, искоса глянул на сидящего перед ним следователя. Снова отвел глаза. Борецкому показалось, что губы Кравчука на мгновение тронула… улыбка?
- Так. Фамилия, имя, отчество, - прервал молчание Михайлов.
Лёня снова зыркнул на него сквозь очки, глухо проговорил:
- Кравчук. Леонид Сергеевич.
- Пожалуйста, говорите громко, отчетливо. Еще раз: фамилия, имя, отчество.
Михайлов говорил очень ровным, равнодушным голосом. Как робот.
Кравчук повторил. Михайлов записал.
- Так. Число, год, место рождения? Вы знаете, за что задержаны?
Начавший отвечать на первый вопрос Лёня осекся, замолчал.
«Браво» - мысленно похвалил Михайлова Борецкий.
- Вы поняли вопрос? Вы понимаете, за что задержаны?
Кравчук безмолвствовал.
- Что, сука, в молчанку играть надумал?! – взорвался Александр. Он в мгновение ока оказался возле допрашиваемого, навис над ним. – Ты может, мразь, думаешь, что с тобой здесь церемониться будут, права зачитывать?! Щас я тебе зачитаю по затылку! Где сообщники твои?! Быстро сказал!!
Александр поставил ногу на стул Кравчука. Лёня съежился, видно ожидая удара. Удара не последовало. Тогда Кравчук распрямился и с ненавистью прошипел:
- Безмозглые человечишки. Скоро, скоро придет ваш час! Конец уж виден…
Резкий удар в солнечное сплетение заставил его поперхнуться, слова застряли в горле.
- Твой час уже пришел, мудила! Быстро говори, где нам сообщников твоих искать?! Про подвиги свои да про идеологию потом расскажешь – сидеть тебе долго… Ну?!
Борецкий ухватил Кравчука за подбородок, задрал ему голову. Кравчук оскалился. И получил по физиономии открытой ладонью. Голова его резко мотнулась, очки слетели на пол.
- Тихо, тихо, Александр Васильевич, - холодно проговорил Михайлов. – Держите себя в руках. Все еще только начинается. Так, Леонид Сергеевич? Леонид Сергееви-ич, что вы молчите? Позвольте, я расскажу Вам, в чем вы подозреваетесь, и что вам грозит за нежелание сотрудничать со следствием… вы слышите меня?
- Слышу.
- Хорошо. Итак, вы подозреваетесь в серии убийств. И не простых убийств, а имеющих громкий общественный резонанс. Вы понимаете, что я вам говорю?
Кравчук медленно кивнул.
- Хорошо. Вы признаете, что принимали участие в убийстве девушки в церкви села Дмитриевское?
У Лёни на губах вновь появилась улыбка. Похоже, воспоминания кровавой ночи подняли ему настроение.
- Да какая тебе разница начальник? Твоего умишка все равно не хватит, чтобы понять, что происходит вокруг тебя…
- Короче! - рявкнул над ним Александр, - ты был не один. Кто был с тобой?!
Улыбка на Лёнином лице стала шире.
- Скоро узнаешь, начальник. Все узнаешь…
- А ты мне сказать не хочешь? Просветить, так сказать? – в голосе Борецкого звенел металл.
Лёня отвернулся. Александр закинул верхнюю часть пиджака ему за плечи и сильно надавил пальцем в выемку за ключицей. Кабинет наполнился истошным воем. Кравчук, извиваясь змеей, стал сползать со стула. Борецкий рывком за грудки усадил его обратно.
- Ты, сука, все мне расскажешь! С кем девок убивал?! С попом?! А семью на улице Королева, когда забили?! Прошлой ночью?! Отвечай!!
- Ка… какую семью? – переспросил Лёня.
- Забыл? – зловеще осведомился Борецкий. – Сейчас вспомнишь!
- Подождите, Александр Васильевич, - хладнокровно проговорил Михайлов. – Он нам все расскажет по доброй воле. Ведь правда, Леонид Сергеевич? Не хотите же вы провести следующую ночь в камере с уголовниками? Среди заключенных не очень любят сексуальных маньяков, не так ли? И убийц детей тоже… Да, Леонид Сергеевич?
Стоящий рядом с Кравчуком Борецкий поразился перемене произошедшей с лицом маньяка. Глаза Лёни расширились, потемнели. Все черты исказились, стали похожи на студень. Верхняя губа заметно затряслась.
- Даю вам минуту, - продолжил Михайлов. - И, если вы не начнете давать показания, вас отведут в камеру к уголовникам. Это я вам обещаю.
- Я… я-а скажу, - сразу же проговорил Кравчук, заметно заикаясь. – Я все скажу. Только вы все равно ничего уже не сможете изменить. Ничего не сможете. Он вернулся!
Слова хлынули из Кравчука подобно прорвавшей плотину воде.