Мы взлетели в сумерки. Поттер держал самолет на высоте около тысячи футов, пока самолет не удалился от мыса Св. Андреаса; я ощутил легкое давление, когда он лег на новый курс, одновременно снизив высоту. Из обсужденного ранее плана полета я знал, что это приведет нас к пересечению сирийской границы близ Латакии. По графику мы должны были пройти линию побережья в семь, и ровно к этому моменту я ощутил легкий нырок, когда Поттер направил маленький самолет вниз до высоты, на которой было невозможно думать о чем-либо еще. Я закрыл глаза, но тут же почувствовал тошноту. Решив, что это все же хуже, чем безумный страх, я открыл глаза и всмотрелся в темноту за бортом. К счастью, было невозможно различить, что за местность внизу, но вскоре пришло ощущение, что самолет пошел вверх — я знал, что мы должны находиться над Джебел Эль-Ансария. Где-то с правого борта был горный пик высотой четыре с половиной тысячи футов, и я надеялся, что навигационное мастерство Поттера было не хуже, чем он об этом думал. Постепенно самолет вновь снизился — одно из главных препятствий было преодолено.

На окнах в «Сессне» были занавески, как и за креслом пилота. Задернув их все, мы могли включить свет в салоне, не выставляя себя напоказ, словно рождественская елка. Делейни и я наложили друг другу косметику — не намного темнее, чем цвет крема для загара, но на наших смуглых лицах это имело желаемый эффект. При таком освещении мы выглядели достаточно подходяще, другое дело, как это будет смотреться на ярком солнце. Покончив с этим, мы обсудили, стоит ли переодеться. Решили, что еще будет время, не исключая возможность и неудачи.

Мы выключили свет и отдернули занавески. Поттер не использовал огни — по его теории, они скорее привлекают внимание, чем шум мотора. Так или иначе, это не влияло на состояние моих нервов. На моих часах было без десяти восемь, это значило, что мы были над Пальмирой и приближались к трубопроводу. Внизу можно было видеть гроздь огней, что, похоже, все же подтверждало слова Поттера о его навигационных талантах. Через несколько секунд он включил фары и прямо под нами пугающе близко возникли неясные очертания труб нефтепровода. Поттер слегка повернул голову и впервые с момента взлета открыл рот.

— Ну и как вам, старина? — Голос его звучал самодовольно, и, на мой взгляд, для этого имелись основания.

Мы летели вдоль нефтепровода в течение более чем двух часов и с неизменной скоростью, лишь немного меняя высоту, приспосабливаясь к контурам пустыни. Ранее мы решили, что лететь над открытой пустыней, минуя нечастые и, вероятно, безлюдные насосные станции, безопаснее при включенных прожекторах. На этой части маршрута мы держались близ земли, вне зоны обнаружения любых радарных станций, неподалеку от которых мы могли пролетать. Вскоре после десяти вечера Поттер вновь выключил огни и поднял «Сессну» на чуть более безопасную высоту. Сразу после этого он скорректировал курс: я знал, что мы были над Эль-Хадитбахом, откуда оставалось не более часа лета. Я дал знать Делейни и, балансируя в ограниченном пространстве, мы переоделись в грязные комбинезоны, сменив обувь на рабочие ботинки. Переодевание предусмотрел Поттер: оно должно было, по идее, позволить нам беспрепятственно добраться от озера до города. Делейни пихнул меня локтем, и я увидел, что он снял ботинки и закатывает брючины до колен. Я быстро последовал его примеру, завернув ботинки в старое пальто, которое предстояло надеть на пути в город. Делейни проделал то же, затем развернул обернутые пленкой свертки: два почти новых автоматических пистолета беретта М1951 и достаточно боеприпасов, чтобы вести небольшую войну. Я надеялся, что это не было предчувствием.

«Сессна» опять снизилась, но огней Поттер не включал: мы были слишком близко к месту назначения, чтобы рисковать засветиться. Кроме того, мы находились в зоне действия радарной установки аэродрома на плато Хаббания: однако, прижавшись к земле, мы были ниже их уровня и, стало быть, ниже уровня сканирования. Я знал, что под нами змеился по пустыне Евфрат, и, когда легкая облачность неожиданно развеялась, при свете луны можно было видеть блики на воде.

— Это нам на руку, — отметил Поттер, — при посадке обойдемся вообще без фар. — Несколько минут спустя он показал вперед, и поверх его плеча я увидел озеро, блестящее в резком белом свете ясной луны. Поттер оказался прав — огни были ни к чему, и он уверенной рукой посадил самолет на поверхность озера. Я не мог определить точно, где мы находимся, но после действий Поттера в последние несколько часов не сомневался, что именно там, где и должны были находиться. Он подогнал «Сессну» так близко к берегу, как только позволял разумный риск, и выключил двигатель. В тишине Делейни открыл дверь и опустился в воду. Как было обговорено, он пошел первым, поскольку был единственным из нас пловцом.

Его голова вновь появилась в дверном проеме. — Класс, — сказал он, — я стою на дне. Давай причиндалы.

Я передал сменную одежду, ботинки, пистолеты, две бутылки воды и повернулся к Поттеру.

— Постарайтесь быть тут, когда нам это понадобится. — Не беспокойтесь, старина, — просто ответил он. — Я буду, смотрите, чтобы вы здесь оказались. Все трое.

Я пробрался в дверь и спустился в воду. Она была холодной и охватила тело до середины бедер. С трудом я добрел до берега; Делейни уже оделся, и я поторопился с переодеванием. После этого Делейни махнул Поттеру, который незамедлительно завел двигатель и двинулся к середине озера, готовясь взлететь.

Я и вслед за мной Делейни вскарабкались по острым, но крошащимся, похожим на слюду камням. Яркая луна светила на сливочно-белые камни, делая все вокруг гораздо более зримым, чем нас устраивало. За нашими спинами «Сессна» поднялась над водой и устремилась в небо. Рев двигателя нарушил тишину и затем постепенно спал, удаляясь за самолетом, взявшим курс к Персидскому заливу.

— Господи, — проворчал Делейни, — с такой луной и чертовским шумом отсюда и до Багдада все будут у нас на шее.

— Заткнись, — огрызнулся я, удивив Делейни. Удивился я и сам, но, захватив инициативу, дожал до конца: — Теперь все зависит от нас, и на этом этапе мы будем действовать, как буду решать я. У нас хлипкие шансы изначально, поэтому делай, что скажу, и не рыпайся.

Делейни не ответил, однако двинулся дальше, и я принял его молчание как знак того, что — по крайней мере пока — мы будем действовать по-моему. Я не питал никаких иллюзий по поводу Делейни и знал, что если мы вытащим Альтмана из тюрьмы, то потом, на борту самолета, в его глазах я буду внештатным статистом. И поступать мне придется, действительно, очень осторожно.

Мы добрались до края каменистого участка — песок там был достаточно глубок, чтобы скрадывать звук шагов, но не настолько, чтобы затруднять движение. Около часа мы в хорошем темпе шли вдоль южного берега озера, пока массивное здание — первый намеченный мной ориентир — не прорисовалось темным пятном на фоне песка и светлых скал.

Оно было построено как гостиница «Империал Эйруэйз» перед второй мировой войной. Затем озеро использовалось в качестве транзитного пункта при перелетах в Индию летающих лодок устаревшего типа «Эмпайр-класс». В мое время британские ВВС приспособили здание для центра отдыха отпускников, и горстке солдат, расквартированных в этих местах, тоже разрешалось останавливаться здесь.

Горело несколько огней, но издали невозможно было понять, был ли это свет в комнатах или охранная сигнализация. Я поднял руку и присел, дожидаясь Делейни.

— Дорога проходит между нами и этим зданием, — сказал я ему. — Если мы выйдем к ней, то идти будет легче и быстрее, но будь начеку.

Я двинулся дальше, и вскоре мы оказались неподалеку от здания старой гостиницы. Вокруг никого не было видно; те несколько огней оказались фонарями, горевшими у подъезда и на веранде. Мы медленно прошли мимо здания, и вскоре лента дороги, вдоль которой мы шли, начала взбираться к западному краю плато, выходящего к озеру.

Выйдя на плато, мы зашагали быстрее, но с большей осторожностью, поскольку опасность быть обнаруженными возросла. Минут через двадцать добрались до вершины; дорога пошла немного вниз, я остановился и показал на освещенную луной неясную панораму впереди:

— Это основная дорога: ближайшие пять-шесть миль могут быть трудными. Сначала будут военный лагерь и город Хаббания, потом — дрзтой городок. Вероятно, на дороге происходит движение, даже в это время ночи, поэтому держись рядом. Если кто-нибудь увидит нас — не беги и не разговаривай, даже со мной.

Я тронулся дальше размеренным шагом, Делейни шел справа и чуть позади. Где-то через полчаса мы вышли к дороге, идущей вниз к контрольному пункту лагеря в Хаббании. Сторожевые огни освещали ворота и забор. Я не видел никакой охраны, но не сомневался, что она была. В этот момент справа свет фар распорол ночь, и я услышал шум двигателя тяжелой машины, быстро идущей вниз по дороге со стороны аэродрома на плато. Точно разобрать было невозможно, и я взмолился, чтобы это не оказался грузовик с охраной. Я решил не прятаться, поскольку — хотя и был уверен, что нас не засекли — любое замеченное неверное движение приведет к тому, что здесь сразу же окажется команда лагерной охраны. Машина повернула на основную трассу, и я увидел, что, по крайней мере в этот раз, мольба не осталась неуслышанной: это был бензозаправщик, судя по его ходу, пустой. Он промчался мимо нас, не снижая скорости, затем повернул направо и покатил вниз к лагерным воротам.

Мы двинулись дальше и размеренно покрыли расстояние между Хаббанией и Эль-Фаллуях. Нам не встретился ни один пеший, лишь несколько машин проскочили мимо. Вскоре мы добрались до окраин небольшого поселения. Появились неизбежные в подобной ситуации собаки, чтобы разобраться с нами на свой собачий лад. Но годы плохого обращения сделали их куда менее агрессивными по сравнению с английскими догами. В ответ на мою примитивную ругань на арабском собаки поспешно ретировались, а мы без липших задержек миновали мост и беспрепятственно прошли через городок. После этого я ускорил шаг, намереваясь пройти до рассвета как можно больше — днем придется идти не спеша, чтобы избежать чрезмерного стороннего любопытства и излишних собственных усилий при дневной жаре.

По моим воспоминаниям, неподалеку за мостом у Эль-Фаллуях дорога заканчивалась, но, очевидно, прогресс неостановим, и в лучах восходящего солнца я увидел протянувшуюся далеко вперед трассу.

— Свернем на юг, — сказал я Делейни. — Так будет вернее.

Минут пятнадцать мы размеренно шли по пустыне, пока я не увидел проржавевшие останки старой машины, полузанесенные песком. Все, что можно снять, было снято, но кузов вполне годился для нашей цели.

— Остановимся здесь, — сказал я. — Когда солнце поднимется, это даст нам некоторую тень. Днем придется немного помучиться, но ничего, перебьемся.

Делейни присел на корточки и, выудив из-под пальто пачку сигарет, предложил одну мне.

— Не хочу, спасибо.

— И сколько ты думаешь проторчать здесь?

— Примерно часов до трех пополудни. Конечно, комфорту мало, но, по крайней мере, здесь безопасно и можно отдохнуть. Если с тюрьмой будет так непросто, как предполагается, нам потребуются все наши силы, чтобы добраться до Альтмана, не говоря уж о том, чтобы вытащить его оттуда.

Делейни неопределенно бормотнул, и мы расположились на дневку с тем минимумом удобств, какой возможен в подобных обстоятельствах. Я осмотрелся: блеклый пейзаж начинал мерцать в потоках нарастающей жары.

Я не загадывал наперед на время этого полувынужденного отдыха. Меня не тревожило, что нас могли увидеть — даже если так, у нас были неплохие шансы избежать осложнений. Что действительно вызывало беспокойство, так это перспектива бездеятельности. Она означала избыток времени думать и гадать о том, что нам предстояло. А это мне было вовсе ни к чему. Как и рой разных прочих мыслей, вертевшихся в голове. О том, например, что Поттер знаком с моей бывшей женой, что могло означать многое, и вряд ли приятное. Или о том, что Кристина знала незнакомца на пристани. Я посмотрел на Делейни и прикинул, не поговорить ли с ним об этом, но сразу же выбросил эту мысль из головы: во что бы я ни вляпался, помочь мне мог только я сам. И в критических обстоятельствах моим наихудшим врагом тоже был я сам.

Последние месяцы в армии доказали это. Я был не в состоянии адекватно-позитивно реагировать, утратил способность принимать решения и, что хуже всего, не по моим, а по армейским понятиям, меня стала мучить проблема убийства. Не то чтобы в современной армии легко решается этот вопрос, но считается, что при необходимости это следует делать. Я обнаружил, что мне было все труднее и труднее примириться с мыслью, что я вообще когда-либо буду вынужден сделать это. Я даже невзлюбил вид и ощущение оружия. Правда, игра с имитационными безделушками, что мы импортировали, помогла мне, и беретта под моей курткой не причиняла проблем.

Я закрыл глаза и попробовал уснуть, но не сумел. Где-то в желудке рождалось ощущение — только ощущение, и ничего больше, — что вот-вот случится какая-нибудь хреновина.