– Василий Петрович, вы готовы? – крикнула я, в последний раз расправляя несуществующие складки новенького костюма.
Кто бы узнал в моем теперешнем отражении ту сельскую девчонку! Всего месяц в Москве – и я уже похожа на деловую и строгую… Я выпрямила спину и подняла подбородок.
Нет. Кого я обманываю? Вновь ссутулилась.
Если ежонка завернуть в бархатную кофточку пусть от Армани, он еще не превратится в трофейную женушку. Да, благодаря моему боссу и безупречному вкусу Светы, его секретарши, я теперь не ловила косые взгляды на подходе к работе. И перед клиентами мне было не так стыдно появляться -- как раз неделю назад была встреча с одним из них.Серый костюм, будто сшитый специально для меня, отглаженная сто двадцать раз блузка с воротником-стойкой… И все равно мне кажется, из зеркала на меня глядит напуганная провинциалка.
Плевать. Однажды это, наверное, пройдет. Слишком долго я жила под папиным крылом. Никаких прогулок в темное время суток, постоянные звонки, лекции о наркоманах и маньяках, которые, конечно, караулят меня на каждом углу… И до сих пор я каждый вечер терпеливо отчитывалась о прожитом дне. Благо, мне было, чем похвастаться: новые люди, новые поручения, новая похвала от шефа. Кстати, о нем: выходить через пятнадцать минут, уже и водитель отзвонился…
– Василий Петрович! – охваченная нехорошим предчувствием, я бросилась к его комнате. У помощницы по хозяйству, Маргариты Михайловны, был выходной, и я не на шутку испугалась, что что-то может случиться, и я не успею сориентироваться. Все-таки Василий Петрович был немолод, часто глотал какие-то таблетки и напрочь отказывался вызвать врача.
Тихонько постучав, я с облегчением услышала глухое «Заходи».
– С вами все в порядке? – я приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
Шеф сидел на вычурном широком стуле перед трюмо и утирал пот со лба. Лицо покраснело, воротник был расстегнут, а галстук криво повис сбоку.
– Господи, что случилось?! – у меня все внутри сжалось от ужаса. – Сердце? Я вызываю скорую…
– Не надо… - он яростно замотал головой, когда я уже схватилась за телефон. – Уже прошло… Дай водички.
Я отступила на шаг назад, вцепившись в телефон, но Василий Петрович как знал, что я собираюсь сделать.
– Даже не думай! – рявкнул он, и мне пришлось повиноваться.
Одно дело, когда маленький мальчик боится доктора, другое – когда раненым тигром рычит половозрелый мужчина, у которого в руках вся твоя карьера. И потом: вот разволнуется сейчас, а дальше что? Вдруг его прихватит еще сильнее? Нет, надо дать ему отдохнуть, успокоиться, а потом с двух фронтов ударить вместе с Маргаритой Михайловной.
– Нет-нет, что вы… – я демонстративно положила телефон рядом с ним. – Воды? Теплой, холодной? С газом, без…
– Брось ты уже эти штуки! Дай простой воды!
Я молнией метнулась на кухню и через несколько секунд уже протягивала шефу полный стакан. Он отхлебнул, откинулся на спинку стула, и багрянец на его щеках начал постепенно таять.
– Василий Петрович, хотите, я попрошу Сергея подняться? – робко предложила я, опасаясь вызвать новую волну гнева.
На работу шефу в таком состоянии ехать противопоказано, тут уж ему меня не переспорить. Уложу, принесу чего-нибудь перекусить, включу телевизор… Пусть отлежится. Мне прогуливать никак нельзя, но и одного его оставить дома… Как-то боязно. Может, хоть водитель Сергей составит шефу компанию? Не от скуки, а для безопасности.
– На кой ляд он тут мне нужен? – нахмурился упрямый вояка. – Пусть ждет в машине.
– Э, нет! Вам сегодня лучше отлежаться. Я поговорю со Светой, мы перенесем встречи на завтра. Никаких решений без вашего участия.
Я ждала целой тирады отпирательств и никак не думала, что Василий Петрович только покорно вздохнет и устало потрет виски.
– Ладно… – без боя сдался он. – Может, и правда вздремну… Но Сергей мне не нужен. Пусть в офис тебя отвезет, нечего прохлаждаться, чай, у него не выходной.
– Да я на метро…
– Отвезет, я сказал, – и снова упрямый взгляд исподлобья. Ну вот что с ним поделать?! – И знаешь, что… Все встречи не переноси. Попробуй, проведи сама Митрохина.
– Я?! Но… Василий Петрович, я же…
– Хватит уже делать большие глаза. Все ты сможешь. Выясни концепцию, прими заказ, вотри наших услуг по максимуму. Как будто ты не знаешь, как это делается! Размажь их своими графиками, цифрами. Подготовь презентацию, что надо. Встреча в три? Отлично, у тебя целых полдня! Если результат мне понравится, проценты от сделки твои.
Целых полдня?! Да это же всего полдня! Самые что ни на есть жалкие полдня! Митрохин – это какие-то инновационные гироскутеры и электрические самокаты? Товары для продвинутой молодежи?! Да уж, задание для меня, точнее не скажешь! Мне и на обычном-то самокате папа разрешал ездить только в шлеме и наколенниках. Как я должна за несколько часов предложить концепцию, сваять презентацию и сделать так, чтобы клиент оставил у нас крупный задаток?! Я – маркетолог, а не ведьма!
- Вот, вижу, колесики уже завертелись! - с довольной ухмылкой произнес Василий Петрович. - Ладно, Настасья, иди, уверен, ты меня сегодня порадуешь.
Я кивнула, не в силах подобрать нужных слов, и уже развернулась, чтобы уйти, но шеф снова окликнул меня.
- И... Знаешь, что? Ты спроси у Светы телефон Макса...
- Макса? - я наморщила лоб, перебирая в голове клиентов. Марк был, но Макса, кажется, нет...
- Сына моего.
За весь последний месяц шеф ни разу не говорил о сыне, только тогда, в первую встречу. Видно, расчувствовался. Поначалу я опасалась, что на меня посыпятся истории о плохом невоспитанном мальчике, о блудном Максе, который отцу воткнул нож в спину. Есть ведь родители, которые только и могут, что говорить о собственных чадах: будь то хвастовство достижениями или жалобы на черную неблагодарность. Но Василий Петрович словно забыл о том, что у него вообще есть дети. До этого самого момента.
– У вас разве нет его телефона? – растерянно спросила я.
– Разумеется, есть… - Василий Петрович хмыкнул и поджал губы. – Я просто не уверен, что он станет… Неважно. Просто позвони ему, скажи, что это очень важный рабочий момент и попроси подъехать. Скажем… Сюда. Часиков в семь.
– Мне погулять в это время?
– Нет-нет, ты-то как раз лучше будь… Да не переживай, вряд ли он задержится надолго. Возвращайся вовремя, поужинаем вместе, я вас хоть познакомлю. Он не такой уж и плохой, мой сорванец…
В офисе я первым делом бросилась к Свете и записала нужный номер. Решила расправиться с неприятным поручением сразу, чтобы потом спокойно приступить к подготовке презентации. Ну, как спокойно… В панике, конечно. Но об этом никто не должен знать, ни за что!
После десяти гудков мне ответили хриплым и, кажется, заспанным мужским голосом.
– Добрый день, Максим Васильевич? – бодро произнесла я.
– Да… - простонал непутевый сын моего шефа. – Что вам надо в такую рань?
– Уже больше девяти, между прочим. Я – сотрудница вашего отца, и…
– Светочка? – голос собеседника резко изменился, будто кто-то щедро смазал его связки медом. – Что за церемонии, киска…
– Я – Лаврова Анастасия, и я не киска, – как можно хладнокровнее произнесла я, хотя даже ладонь, в которой был телефон, вдруг вспотела. – Ваш отец просил передать, чтобы вы приехали к нему домой сегодня в семь вечера. Это очень важно.
– А что со Светочкой? Папа решил выбрать помоложе?
Я отсоединилась, пока не наговорила грубостей. Мне стало ясно, отчего шеф поручил это мне. Наверное, это было финальное испытание для новых сотрудников. Самое жесткое испытание. Страшно даже подумать, как пройдет ужин…
К счастью, времени на кошмарные фантазии у меня совсем не оставалось. Я позвала пару креативщиков. И мы втроем, не прервавшись даже на обед, трудились над презентацией до кровавого пота. Без пятнадцати три я перешла на ту стадию мандража, когда вся проделанная работа кажется бесполезной и бездарной, когда хочется пожать руки коллегам и, как ни в чем ни бывало, выйти из офиса через окно.
Но ведь Лавровы не сдаются, так? Вот и сегодня отступать было некуда. Поэтому я взяла себя в руки, представила черновую концепцию рекламной кампании Митрохину и уже к четырем часам стала обладательницей своего первого настоящего клиента.
Руки тряслись, ноги подкашивались, губы пересохли… Но я зашла в кабинет к креативщикам, как акушер после тяжелых родов.
– У нас клиент… – выдохнула я, прислонившись к косяку.
Потом пришло радостное осознание победы. Я угостила ребят, – Ваню и Лизу, – суши, и домой возвращалась в полнейшей эйфории.
– Василий Петрович, Митрохин наш! – крикнула я с порога, но ответом мне была тишина.
События утра отрезвили меня ушатом ледяной воды, я скинула туфли и помчалась к шефу, поскальзываясь на ламинате.
– Василий Петрович… – я распахнула дверь и увидела своего благодетеля на кровати. Он лежал в расстегнутой рубашке, которая была на нем с утра, и будто спал. И я хотела уже выйти, но что-то заставило меня задержаться.
Его лицо казалось слишком бледным, поблескивало от холодной испарины, и на мгновение мне почудилось, что грудная клетка не движется.
Забыв про чувство неловкости, я бросилась к нему. И зачем людям такие гигантские кровати, что ни с какой стороны не подберешься?
– Василий Петрович! – жалобно позвала я в последний раз, и когда он не шелохнулся, решилась.
Закатала юбку, она была слишком узкой даже для ходьбы, залезла на кровать и прижалась ухом к его груди. Сердце стучало совсем слабо, но звук был, и я попыталась легонько потрясти шефа.
– Упс, не хотел мешать вашим развлечениям, – раздался у меня за спиной насмешливый голос.
Я резко обернулась, с трудом переводя дыхание от испуга. В дверях стоял высокий самодовольный мужчина. Нос, форма бровей… Я была готова поспорить на что угодно, что передо мной – Максим Кузьмин. И в жизни он был еще наглее, чем по телефону.
– Зачем ты меня позвал, пап? Хотел показать, что все еще в седле? – продолжал тот, презрительно ощупывая меня взглядом.
– Я не… – начала я, и собственный голос показался мне до отвращения жалким. – Вашему отцу плохо!
– По-моему, как раз наоборот.
– Да нет же! Я пришла с работы, а он лежит… Кажется, плохо с сердцем, – я отползла и слезла, судорожно поправляя юбку, из-за меня Макс не мог видеть папиного лица.
– Так какого черта ты до сих пор на нем елозишь?! – прорычал шефский сын, изменившись в лице и поспешно доставая из кармана телефон. – В его возрасте надо выбирать шлюх с опытом сиделки…
– Но я не…
– Молчи уже! И вали отсюда! Хотя знаешь? Останься. Еще неизвестно, что ты сделала с моим отцом, – и он прижал трубку к уху, отвернувшись от меня. – Да, скорая? Человеку плохо, записывайте адрес…