НЕРВА

96 — 98 гг.

Нерва (Марк Кокцей) (96–98 гг.) родился в Нарнии, по-видимому, в 30 г. Имя он унаследовал от деда, занимавшего должность консула и слывшего близким другом императора Тиберия, с которым их семья имела дальние родственные связи. Сам будущий император, уважаемый законовед, водил дружбу с Нероном, и тот восхищался его поэзией и вознаградил триумфальными знаками отличия за роль, сыгранную в инсценировке заговора Пизона, случившегося в 65 г. Впоследствии Нерва добился славы и почестей при императоре Веспасиане, избравшего его своим соконсулом в 71 г. В 90 г. он вновь занял место соконсула — на сей раз при Домициане. Его участие в заговоре, закончившемся убийством этого императора, следует признать весьма вероятным, поскольку в тот же день самого Нерву возвели на трон.

Монеты и бюсты изображают Нерву мужчиной с худым лицом, длинной шеей и длинным крючковатым носом. Его задача как императора была отнюдь не проста, ибо, несмотря на то, что он был законно избран сенаторами, среди которых явно выделялся, и даже надписи на монетах гласили PROVIDENTIA SENATVS («Волей сената»), солдаты возмущались убийством Домициана. Нерва попытался исправить ситуацию, провозгласив политику национального примирения и полезных реформ. Снабжение зерном столицы увеличилось, так что пришлось строить новые склады для него; были отремонтированы акведуки. Нерва отменил налог на наследство, а общественную почту, сборы на которую были непопулярны, из италийской преобразовал в государственную, причем факт ликвидации этого ограничения нашел отражение в надписях на монетах (VEHICVLATIONE ITALIAE REMISSA). Беднякам бесплатно раздали землю, и Нерва распродал большую часть своей собственности, чтобы оплатить издержки. Тем не менее эти попытки купить популярность обошлись государству так же дорого, как ему самому, и сенат назначил комиссию из пяти человек для подготовки рекомендаций по снижению общественных расходов.

Более того, оставив нетронутыми многие из установлений Домициана (так, по-прежнему поощрялась деятельность профессиональных доносчиков), Нерва не упускал возможности настроить общественное мнение против предыдущего режима. Он позволял возвращаться людям, изгнанным Домицианом, и возвращал им конфискованную собственность; позволял мстить тем, кто поддерживал предыдущего императора, и способствовал всему, что очерняло память о его предшественнике. Что касается армии, то ее подкупили дополнительными выплатами; на монетах, посвященных этому эпизоду, Нерва обращается к солдатам с речью (ADLOCVTio AVGusti). Другая запечатленная на монетах фраза провозглашает «Согласие в армии» (CONCORDIA EXERCITVVM), но на самом деле солдаты по-прежнему сильно недолюбливали нового императора. В воинских лагерях на Данувии вспыхнул мятеж, сомнения вызывала верность наместника Сирии, командовавшего большим гарнизоном, и, судя по донесениям, при поддержке армии аристократ Гай Кальпурний Красе Фругий Лициниан (родственник Пизона, наследника Гальбы), по-видимому, затеял заговор против Нервы.

Наибольшая угроза, однако, исходила от преторианцев. Давление с их стороны вынудило Нерву сместить сопрефектов Секунда и Норбана из-за той роли, которую они сыграли в убийстве Домициана. Но назначение Касперия Элиана, служившего префектом при Домициане (и бывшего его сторонником), на смену прежним префектам оказалось неудачным, поскольку новый командир решительно присоединился к требованию солдат выдать на расправу Секунда и прежнего управляющего императорским дворцом, который тоже был замешан в убийстве. Когда гвардейцы ворвались во дворец, Нерва преградил им путь, но его отшвырнули прочь, а обоих чиновников схватили и предали смерти. Причем Нерва вынужден был публично благодарить преторианцев за казнь своих друзей и сторонников. Плиний Младший, поклонник обескураженного анархией и унижением Нервы, признавал, что Империя находилась на грани гибели, и бедственные события «года четырех императоров» (68–69 гг.) готовы были разыграться вновь.

Нерва сам способствовал такому обороту дел, поскольку в попытке противостоять неприятностям решил усыновить и объявить преемником человека не из своей семьи. Гальба сделал то же самое; но избранник Гальбы, Пизон, если говорить о происхождении, был «пустым местом», тогда как Нерва завещал трон Траяну, наместнику Верхней Германии, наиболее отличившемуся полководцу того времени, и наделил его полномочиями, не уступавшими императорским. Это произошло в сентябре 97 г., а в январе 98 г. император умер. Он потерпел неудачу в противостоянии с армией. Однако, с другой стороны, он успешно осуществил принцип передачи трона «лучшему человеку», первый опыт установления которого не удался Гальбе. В этом — основное достижение царствования Нервы. Кроме того, четыре следующих властителя, правивших (причем замечательно) общим счетом восемьдесят лет, мирно восходили на престол именно таким образом. В действительности принцип наследования императорского трона не был отменен, но по счастливой случайности следующие императоры оказывались бездетными, либо их дети умирали раньше своих отцов, и этот вопрос даже не возникал.

 

ТРАЯН

98-117 гг.

Траян (Марк Ульпий Траян) (98—117 гг.) принадлежал к семье, происходившей из города Тудер в Умбрии, но его предки переехали в Италику (Романская Бетика, Южная Испания). Его отец, которого тоже звали Марк Ульпий Траян, был первым известным сенатором из этой семьи, добившимся поста консула, а затем наместника Азии и Сирии. О происхождении матери императора, Марции, ничего не известно.

Траян родился, вероятно, в 53 г. Довольно долго (десять лет, если верить Плинию Младшему) он был трибуном (tribunus militum) и служил в Сирии, когда его отец в 75 г. стал наместником провинции. Будучи претором, Траян принял командование легионом и повел солдат к Сатурнину, который восстал против Домициана в 88 г., но войска Траяна подошли, когда мятеж был уже подавлен. В 91 г. он стал консулом, а в 97 г. был наместником Верхней Германии, когда узнал о том, что Траян усыновил его. Такой выбор получил одобрение у солдат и, несомненно, нашел широкую поддержку в Риме, в том числе в сенате. В январе 98 г. Нерва умер, и Траян, без затруднений взойдя на престол, должным образом причислил к лику богов своего названного отца.

По-видимому, уже вскоре после вступления на трон Траян предпринял первые шаги по созданию секретной военной службы для защиты своего режима и самого себя. В частности, подразделения frumentarii (агенты по снабжению зерном) создали важную информационную организацию, обосновавшись в «Иностранном» лагере (Castra Peregrinorum) на Целиевом холме в Риме и установив контрольные посты на дорогах далеко за чертой города. Траян также учредил новую стражу из конных солдат, известную как equites singulares. В этот отряд численностью в пятьсот (а впоследствии — в тысячу) солдат тщательно отбирали — в основном из кавалерийских полков союзных племен Паннонии и Германии. Тем самым Траян продемонстрировал, что доверяет союзникам и иностранцам не меньше, чем состоявшим преимущественно из италийцев преторианским войскам.

Однако потребовалось некоторое время, прежде чем он поставил перед собой главную задачу: осуществить завоевания, превосходящие победы его кумира, самого Юлия Цезаря. В первую очередь Траян решил добиться в отношениях с Дакией большего, чем договор Домициана с царем Децебалом. Отвергнув мирное соглашение, он возобновил войну против Децебала и после двух успешных походов в 101–102 и 105–106 гг. покорил всю Дакию, сделав ее новой провинцией Империи. Тем самым он совершил последнее крупное завоевание в истории Древнего Рима, завладев огромной добычей, в том числе большим количеством золота.

В Риме на колонне Траяна, воздвигнутой на Форуме его же имени, на восходящем спиралью рельефе в мельчайших деталях изображены римские войска в походном порядке и эпизоды битв. Императорская армия насчитывала приблизительно четыреста тысяч воинов. В ее состав входили тридцать легионов (причем численность каждого увеличилась против прежнего), то есть около ста восьмидесяти тысяч легионеров, причем теперь они почти полностью набирались из призванных на военную службу жителей провинций, а не из италийцев. Всего же в римской армии оказалось около двухсот тысяч солдат-союзников. Кроме того, еще приблизительно одиннадцать тысяч представителей разных народов Империи были задействованы в невоенных или полувоенных формированиях, по триста человек в каждом. Создание этих частей (numeri) или соединений (symmachiarii), как их называли, было попыткой использовать специфические навыки и качества определенных национальных групп.

На Востоке Траян тоже расширил границы, сформировав в 106–112 гг. новую провинцию Аравию со столицей в городе Петра на территории нынешней Иордании. Кроме того, хотя его современник Арриан утверждал, что Траян сначала намеревался заключить мир с Парфией, истинная цель императора состояла в том, чтобы раз и навсегда покончить с проблемой, которую представляла эта страна столь долгое время, полностью разгромив и захватив ее. В 114 г. он покорил Армению и верхнюю (северную) Месопотамию, а на следующий год взял парфянскую столицу Ктесифон и продвинулся на юг до впадения реки Тигр в Персидский залив. Но в 116 г. евреи диаспоры подняли беспрецедентный мятеж сразу в нескольких центрах Ближнего и Среднего Востока. К недовольству местными властями добавилось ожидание прихода некого мессии, обострившее болезненные воспоминания о разрушении Иерусалима и иерусалимского храма при Домициане. Более того, многие из восточных евреев возмущались введением особого налога на их общины (fiscus Judaisus) и симпатизировали Парфии (под властью которой побывали многие из них), полагая, что с приходом римлян их торговые связи разрушатся. Очевидно, изначально восстание вспыхнуло в еврейской общине в Киренаике под предводительством некого Андфея Лукаса (Ликийца?), одержавшего победу над местными греками, а потом выступившего против римского владычества. Его выступление было жестоко подавлено, но вооруженная междоусобица евреев и греков невиданного доселе масштаба уже разгорелась и в Египте. Военачальнику Квинту Марцию Турбону, направленному во главе сильного войска на пресечение этих беспорядков, пришлось заняться еще и яростным мятежом на Кипре, где предводитель евреев Артемион опустошил город Саламин. Восстание вспыхнуло также в самой Иудее, но было быстро и жестоко подавлено выдающимся командующим римской кавалерии, мавром Луцием Квиетом.

Вскоре на обширных, недавно захваченных территориях Месопотамии Траян встретил новые, еще более серьезные трудности. В 116 г. всю южную часть этой страны охватило восстание. В то же время парфяне вновь собрались с силами и напали на позиции римлян в Северной Месопотамии, Адиабене и Армении. Линии сообщений войск Траяна были атакованы и нарушены во многих местах. Император в некоторой степени восстановил порядок и даже возвел на престол в Ктесифоне парфянского марионеточного царя, однако его ставленник оказался не в силах утвердиться на этом престоле. Еще до того, как это выяснилось, Траян отправился домой. Но едва он добрался до города Селин в Киликии (на юго-востоке Малой Азии), как слег от приступа водянки, завершившегося параличом, и вскоре скончался.

В перерывах между войнами Траян проявил себя умелым цивилизованным правителем. Он твердо придерживался традиционных конституционных методов и уважал привилегии сената. Материальные потребности людей также находились под его пристальным вниманием. Снабжение зерном было обеспечено, а свободное распределение гарантировано его большему числу потребителей, чем прежде. Другим достижением Траяна было создание института алиментаций — системы денежных субсидий для детей бедняков. Он отказался от взимания пошлины при вступлении в должность, которые подданные платили прежним императорам, и облегчил налогообложение провинций. Наместники провинций подбирались с особой тщательностью, хотя управление финансовыми делами в провинциях и на местах, которое иногда выходило из-под контроля, иногда поручалось таким специально назначенным администраторам, как Секст Квинтилий Валерий Максим в Греции и Плиний Младший в Вифинии. Служебные письма Плиния, адресованные Траяну, и ответы на них свидетельствуют о заботе императора о благосостоянии жителей провинций, которая уживалась в нем с подозрительностью и тревогой по поводу собственной безопасности и стремлением по-отечески помочь так называемым самоуправляемым городам. В одном из таких писем Плиний спрашивал, как относиться к секте христиан. «Не следует их затравливать, — отвечал Траян. — Всякий, кто обвинен и осужден на изгнание, если он говорит, что не является христианином, и подтверждает это своим поведением — а именно почитанием наших богов, — тогда, какое бы подозрение он ни навлек на себя в прошлом, он заслуживает прощения своим раскаянием». Этот ответ, смягчающий отвратительную жестокость наказания, показывает, что Траян стремился скорее снизить накал, а не обострить отношения в обществе.

Во времена его царствования постоянно расширялись общественные строительные работы, в том числе и замечательной сети дорог и мостов по всей Империи. Основанная им в 100 г. в Тамугади (в Нумидии) колония для бывших солдат, представлявшая собой укрепленный лагерь с домом сената, базиликой и форумом и находившаяся на пересечении двух дорог провинции, сохранилась лучше всех римских поселений в Африке. В Италии внушительный акведук Траяна, последний в системе столичных водопроводов, существенно улучшил снабжение жителей города водой. Питаясь от источников близ озера Сабатин и протянувшись до Яникульского холма в черте города, этот водопровод направлял воду на крупные мельницы, затем поставлял ее на другой берег реки и заканчивался, как указывали писатели древности, у холма Эсквилин.

На Эсквилине же находились бани Траяна, воздвигнутые возле главного жилого крыла Золотого дворца Нерона и открытые в 109 г. за два дня до введения в действие акведука Траяна. И хотя ныне от бань почти ничего не осталось, можно приблизительно восстановить их план. Ясно, что эта просторная постройка превосходила размерами все виденное прежде и стала первой из крупных городских терм, которых было всего одиннадцать. Центром термы Траяна являлось собственно банное помещение с регулируемой температурой воздуха и воды, которое было втрое больше расположенных неподалеку бань Тита. Огромный главный зал с крестообразным сводом окружала огороженная территория для проведения культурных мероприятий общественного центра. Это массивное, соответствовавшее требованиям того времени сложнейшее утилитарное и монументальное здание стало плодом труда императорского архитектора Аполлодора из Дамаска, мастера по возведению сооружений, скрепленных бетоном, использование которого делало возможным создание устремленных ввысь арок, апсид и сводов высокой прочности.

Аполлодор спроектировал также Форум Траяна — последний, самый сложный и самый замечательный в ряду подобных, возведенных императорами в дополнение к первому Римскому Форуму. Он был почти прямоугольным в плане (приблизительно 166 на 109 метров), и для его возведения потребовалось срыть почти до основания часть холма Квиринал. В комплекс Форума Траяна входили греческая и латинская библиотеки, которые, как и большая часть сооружения, утрачены навсегда. Колонна же, возведенная между библиотеками в честь победы над Дакией, тем не менее сохранилась. Рядом располагалось украшенное величественными апсидами и колоннадами здание Ульпиевой базилики; многочисленные колонны высились на открытом пространстве обращенного к северу и югу боковыми полукруглыми нишами Форума; в нем свободно стояла огромная конная статуя самого императора.

К изогнутой северной нише примыкал рынок Траяна, ряды которого поднимались тремя террасами вверх по склону холма и состояли более чем из ста пятидесяти лавок. Эти торговые ряды были построены из бетона, облицованного прочным, обожженным, жаропрочным кирпичом: его стали применять в качестве внешней декоративной отделки зданий вместо мраморной или каменной облицовки. Центральное место в окружавшем Форум комплексе занимал торговый зал, представлявший собой простую прямоугольную крытую площадь длиной двадцать пять с половиной и шириной девять метров.

Многочисленные лозунги, отчеканенные на монетах Траяна, и написанные Плинием Младшим панегирики отражали желание императора быть слугой и благодетелем человечества, посланником неба на земле. Он старался править не как господин, а как принцепс, определение целей которого дал император Август. Это понятие соответствовало особому званию императора — «Optimus» («лучший») и напоминало имя самого Юпитера, которого называли Optimus Maximus (т. е. «наилучший»). Это звание было начертано на великом множестве монет, выпущенных после 103 г. Военная политика императора в конечном итоге полностью оправдала самые смелые надежды; сенаторы более поздних времен, вручая бразды правления новому императору, желали ему «быть счастливее Августа и лучше Траяна» (felicior Augusto, melior Traiano). В самом деле, Евтропий, который писал об этом времени, пояснил, что ставит Траяна даже выше Августа, особенно почитая его за уважение исключительных прав и привилегий сената. Другой историк, Флор, называл его царствование чудом римского возрождения.

Траяна отличал высокий рост и хорошее сложение, его лицу было свойственно сосредоточенное выражение собственного достоинства, усиленное преждевременной сединой. Дион Кассий заявлял:

«Он выделялся среди всех справедливостью, храбростью и непритязательностью привычек… Он никому не завидовал и никого не убивал, но уважал и возвышал всех достойных людей без исключения, не испытывая к ним ненависти или страха. На клеветников он не обращал внимания и не давал воли своему гневу. Ему было чуждо корыстолюбие, и он не совершал неправедных убийств. Он расходовал огромные средства как на войны, так и на мирные работы, и сделав очень много крайне необходимого по восстановлению дорог, гаваней н общественных зданий, он не пролил ничьей крови в этих предприятиях… Он был рядом с людьми не только на охоте и пирах, но и в их трудах и намерениях… Он любил запросто входить в дома горожан, порою без стражи. Ему недоставало образования в строгом смысле этого слова, но по сути он многое знал и умел. Я знаю, конечно, о его пристрастиях к мальчикам и вину. Но если бы вследствие своих слабостей он совершал низменные или безнравственные поступки, это вызвало бы широкое осуждение. Однако известно, что он пил, сколько хотел, но при этом сохранял ясность рассудив, а в отношениях с мальчиками никому не нанес вреда».

Траян и его семья служили примером возвышения представителей правящих классов из провинций. Его супруга, Помпея Плотина, целомудренная и достойная женщина, которая приходилась ему родственницей и стоически ухаживала за ним на смертном одре, была родом из городка Немаус в Южной Галлии (романизированного, как и его родной город в Испании и многие другие). Плотина и сестра императора, Ульпия Марциана, были удостоены титула Августы в 105 г., когда Марциана в том же году умерла, ее причислили к лику богов, а ее дочь Матидия (умерла в 119 г.) унаследовала от нее этот титул. Обожествлен был также и отец Траяна.

 

АДРИАН

117-138 гг.

Адриан (Публий Элий Адриан) (117–138 гг.) родился в 76 г., по-видимому, в Риме, хотя семья его постоянно проживала в городке Италика в Бетике, куда ее предки переселились из Пицена, что на северо-востоке Италии. Он был сыном Публия Элия Адриана Афра (что означает «Африканский» — это, по-видимому, звание за успешную службу в Мавретании) и Домиции Паулины из Гадеса. Отец его отца, член сената, был женат на Ульпии, приходившейся теткой императору Траяну.

После смерти отца в 85 г. Адриана препоручили заботам двух опекунов: Публия Ацилия Аттиана и самого будущего императора Траяна, для которого он стал утешением в бездетности.

Избрав военную стезю, он был военным трибуном (tribunus militum) в легионах, расположенных в Нижней Паннонии, Нижней Мезии и Верхней Германии. Затем, вслед за вступлением Траяна на престол, сопровождал его в Рим, где в 100 г. женился на Вибии Сабине, дочери племянницы Траяна, Матидии Августы. Затем он служил квестором, офицером штаба, командиром легиона и претором во время Первой и Второй Дакских войн, впоследствии стал наместником Нижней Паннонии, а в 108 г. был избран консулом. Его назначили наместником Сирии в годы Парфянской войны, развернувшейся в следующем десятилетии, а в 117 г. уже было принято решение о вторичном избрании его консулом на следующий годичный срок.

Траян умер в Силене 8 августа; 9 августа в Антиохии было объявлено об усыновлении им Адриана и передаче последнему прав наследования трона, о смерти же Траяна не сообщалось до 11 августа. Его вдова, Помпея Плотина, подтвердила факт усыновления, но возникли большие сомнения в том, успел ли на самом деле осуществить его умирающий император. Эго нашло отражение в надписях на монетах, выпущенных сразу после описанных событий, на которых Адриану присваивался титул Цезаря, но не Августа (HADRIANO TRAIANO CAESARI). Имел место на самом деле факт усыновления или нет, армия признала Адриана императором, и сенату (хотя некоторые из его членов считали себя более достойными высших полномочий) пришлось с этим смириться.

Адриан обратился к сенаторам с почтительной предупредительностью, пообещав никогда не применять по отношению к ним смертной казни и испросив их согласия на обожествление своего предшественника. Однако затем он стал действовать самостоятельно, проводя на Востоке военную политику, отличавшуюся от политики Траяна. По убеждению Адриана, недавние широко распространившиеся беспорядки в Месопотамии показали, что агрессивные намерения его предшественников превышали возможности финансовых и людских ресурсов Империи. Поэтому он решительно отказался от захватнических амбиций Траяна, вновь провозгласив эти территории провинциями Империи (то есть они оставались в подчинении у Рима), но оставив их в руках местных зависимых царей. Затем он уделил внимание северным пределам Империи, где одолел племена роксоланов и сарматов, относившихся к иранской группе народов, закрепил покорение Дакии Траяном, которую разделил на две, а позже — на три провинции.

Признаки внутренней оппозиции, угрожавшей режиму Адриана, появились даже прежде, чем стали известны его планы относительно восточных регионов. Его бывший опекун Аттиан, будучи префектом претория, предпринял предупредительные меры по отношению к трем влиятельным деятелям, которые вполне могли замыслить мятеж. Один из них, Гай Кальпурний Красе, относившийся враждебно и к Траяну, встретил свою погибель, согласно официальной точке зрения, без какого-либо вмешательства или наущения со стороны Адриана. Что же касается двух других возможных заговорщиков, то император предпочел не замечать их. Однако в 118 г. появились слухи о подготовке гораздо более опасного заговора, которые вынудили Адриана, проводившего зиму в Никомедии и Вифинии, поспешить в Рим. Сенат сам взялся расследовать дело о казнях четверых бывших консулов, которые прославились при Траяне, в том числе военачальника Луция Конста (смещенного Адрианом с поста в Иудее) и богатого и обладавшего большими связями в свете Гая Авидия Нигрина, которого считали вероятным преемником Адриана. Возможно, эта группа энергично возражала против нового подхода императора к пограничным проблемам. Адриан еще раз подтвердил, что никогда и ни в коей мере не был причастен к этим смертям, и обратил гнев на Аттиана, уволив его с занимаемого поста, но возведя в консульский ранг. Сенаторы отнеслись к этому скептически и сочли, что Адриан нарушил свою клятву не применять смертной казни по отношению к кому-либо из их числа.

Задолго до этого Адриан начал совершать поездки по разным уголкам государства, которые продолжал и далее, став величайшим из путешественников Империи. Между 121 и 132 гг. он провел невероятно большое количество времени в пути, изъездив провинции вдоль и поперек, узнавая о трудностях местных жителей из первых рук, добиваясь решения их проблем и удовлетворяя их нужды и просьбы. На следующий год он выпустил серии монет в честь каждого из регионов римского государства, сопровождая каждую серию отличным от других сюжетом и изображая на них соответствующих выдающихся деятелей. Монеты, посвященные его поездкам (adventus) в различные провинциальные центры, содержат сюжеты на тему религиозных жертвоприношений, а на монетах, прославляющих его роль в восстановлении регионов (restitutor) — фигура поднимающейся с колен женщины. Провинции изображены в виде женщин в мирных или боевых облачениях, причем в национальных костюмах и с соответствующими атрибутами, то есть обязательно присутствует какая-то характерная деталь: города Азии, греческие игры, египетский ибис, кривая азиатская сабля.

Адриан был первым обладателем трона, рассматривавшим территории Империи не с точки зрения интересов одного лишь Рима. Империи надлежало стать живым организмом не только в центре, но и в любой ее части, не примитивным скоплением захваченных и покоренных земель, но содружеством, в котором каждый отдельный регион и каждая народность обладали бы собственной горделивой индивидуальностью. Его ревностный, непрерывный надзор за состоянием дел на местах был вызван желанием показать, что он действительно понимает стремления провинций, по отношению к которым представал как руководитель и всеобщий объединяющий символ.

Сверх всего этого Адриан, как истинный знаток военного дела, старался осуществлять постоянный контроль за армиями, регулярно посещал войска, чтобы убедиться в поддержании ими максимального уровня боевых навыков и готовности. Ведь армии теперь оказались в новой ситуации. Политика ограничения завоеваний означала необходимость укрепления существующих границ, что оборачивалось значительным усилением приграничных оборонительных порядков. Вследствие этого военная система более, чем когда-либо прежде, стала строиться на армиях, постоянно находившихся вблизи рубежей государства, вдоль которых были возведены наиболее мощные сооружения. Одним из первых плодов такой политики, по причине малой протяженности британской границы, стали укрепления, и поныне сохранившиеся лучше всех фортификационных сооружений Империи, а именно — стена Адриана в Северной Британии, которая протянулась от Тайна до Соляной дороги. Она сложена отчасти из камня, отчасти из дерна, с расположенными на возвышенностях воротами и башнями и с У-образным рвом. Пятнадцать тысяч воинов вглядывались поверх этой стены в просторы непокоренной северной Каледонии. В Германии и Реции Адриан также возвел укрепления там, где не существовало таких природных преград, как, например, реки. Воздвигнутые валы, в том числе сплошной двухсотмильный участок вдоль германской границы между Рейном и Данувием, венчались деревянным частоколом, усиленным поперечными балками и возвышавшимся над крутыми обрывами рвов.

Пристальное внимание Адриана к обороне границ способствовало все большей стабилизации положения, вследствие чего гражданские поселения при обнесенных крепостными стенами военных лагерях росли и процветали экономически. Более того, невоенные задачи мирного времени, решать которые римские воины сами считали своим долгом, становились более разнообразными и масштабными: солдаты занимались разведением лошадей, производством обмундирования, перевозкой и охраной зерна, разработкой каменоломен, животноводством. Расширение такой долговременной деятельности поощрялось еще и потому, что полки легионеров, находившиеся вдали от границ, играли роль резерва и, как правило, не подлежали переводу из одних мест в другие. Адриан расширил созданные Траяном полувоенные подразделения, сделав их неотъемлемой частью римской армии. Существенное различие между мобильными и стационарными силами предопределило разделение войск на полевые и пограничные, которое установилось в Империи позднее. Мобильность же поддерживалась периодическими перемещениями мелких воинских частей из одних расположений легионов в другие.

При посещении войск Адриан полностью посвящал им все свое внимание, и от него не ускользали никакие аспекты и детали. Он был тверд в требовании жесткой воинской дисциплины, о необходимости соблюдения которой упоминал даже на монетах (DISCIPLINA AVGusti). Тем не менее его частые приезды в армии, проведение маневров и смотров и участие в них, его обыкновение разделять с ними быт и пищу, жить одной с ними жизнью и обычаями вызывали у солдат огромную симпатию к императору. Среди выпусков монет, посвященных римским провинциям, были уникальные серии в честь десяти главных армий, отмечавшие характерные особенности каждой из них (эти нумизматические приемы не использовались предшественниками Адриана, которые, по-видимому, опасались сепаратистских тенденций).

Боевые действия в годы правления Адриана были редки. Однако одна серьезная война все-таки вспыхнула уже на исходе его жизни: восстание евреев, но не в среде еврейской диаспоры, как при предыдущем императоре, а Второе восстание в самой Иудее, сходное по масштабам с выступлением, подавленным Веспасианом и Титом. Причиной послужило создание Адрианом, космополитические взгляды которого противоречили еврейским сепаратистским устремлениям, новой римской колонии и храма в Иерусалиме, впоследствии переименованной Элием Капитолиной в честь своей семьи Элиев.

Строительство храма вызвало гневный протест евреев и привело в 132 г. к открытому мятежу, вдохновителем которого был Симеон Бар-Косиба (прозванный Бар-Кохба — «сын звезды»). Повстанцы захватили Иерусалим и стали выпускать собственные монеты. На подавление восстания потребовалось целых три года. За это время Адриан один или два раза приезжал в Иудею и — сие известно достоверно — присутствовал при взятии Иерусалима в 134 г. В следующем году оставшиеся мятежники были окружены в Бетаре, и среди прочих суровых репрессивных мер на них был наложен полный запрет на обрезание.

Жестокие расправы Адриана с евреями нельзя назвать обычными для него, ибо императорская администрация действовала хоть и без особых нововведений, но умело и заботливо. После значительных расходов Траяна на ведение войн Адриан уделял особое внимание финансовым проблемам государства, добиваясь улучшения положения не столько скаредной экономией или конфискациями (он действительно сжег расписки по огромному количеству безнадежных долгов казне), сколько исключением ненужных расходов.

Адриан также глубоко и плодотворно занимался законодательной деятельностью, поручив известному африканскому судье Луцию Сальвию Юлиану пересмотреть эдикты, которые в течение столетий издавали ежегодно назначаемые преторы. Издание Юлианом уточненных эдиктов помогло беднякам (humiliores), которые прежде неизменно подвергались дискриминации в судебных тяжбах против привилегированной знати (honestiores), а теперь получили подобие правовой зашиты, коей раньше были лишены.

Благодаря настойчивости Адриана, римское право вступило в пору Золотого века — наиболее созидательного и важного периода своей истории. Система юстиции тоже переживала заметный прогресс, примером чего может служить новая практика назначения четырех выездных судей для отправления правосудия в Италии (весьма полезная мера, несмотря на протесты в связи с ослаблением полномочий сената). Более того, чтобы усовершенствовать стандарты правосудия собственного суда в Риме, Адриан придал определенный статус группе юридических экспертов, с которыми обычно консультировались правители, объединив их в императорский совет, или consilium principis. Отныне совет приобрел более официальный и ответственный характер. С обыкновением всех императоров, начиная с Августа, созывать друзей для обсуждения юридических проблем в менее официальной обстановке было покончено. Сальвий Юлиан, выделявшийся среди советников Адриана, стал одним из ведущих сенаторов и был избран соконсулом в 175 г., в число советников входили также представители сословия всадников. Это не единственное ответственное поручение, которое Адриан доверил людям этого ранга, ибо он часто назначал их на руководящие должности в министерствах имперской бюрократии, в системе которой также были проведены эффективные преобразования. Его отношения с сенатом в то же время приняли неудовлетворительный оборот и становились все более натянутыми, в частности, по причине ухудшения здоровья императора — подозревали туберкулез и водянку, что сказывалось и на его нраве.

Главной проблемой являлась передача трона, потому что Адриан, чьи супружеские отношения с Вибией Сабиной (умершей в 128 г.), по-видимому, были прохладными, не имел наследника. В 136 г. император усыновил и объявил преемником элегантного блистательного сенатора Луция Цейония Коммода (вскоре принявшего имя Луция Элия Цезаря), который получил пост наместника Паннонии. В том же году Адриан распорядился убить своего престарелого шурина Юлия Урса Сервиана и его внука, который, как подозревал император, готовился составить конкуренцию кандидатуре Элия. В январе, однако, Элий умер. Месяц спустя Адриан усыновил Антонина Пия и, чтобы обеспечить более долговременную преемственность, приказал самому Антонину усыновить Марка Аврелия и Луция Вера (сына Элия Цезаря), семнадцати и семи лет соответственно. Адриан скончался в Байкиях 10 июля 138 г. Его похоронили в мавзолее, который он возвел для этой цели в Риме (и который впоследствии стал называться замком Святого Ангела). Сенат удовлетворил просьбу Антонина об обожествлении Адриана, хотя и неохотно (см. Антонин).

Адриан был очень восприимчив к основным особенностям эпохи. Он участвовал в религиозных мистериях и проявлял глубокий интерес к астрологии и магии. Адриан разделял современные вкусы и почитал традиции, неутомимо осматривал достопримечательности и занимался литературой, любил компанию языковедов и сам писал, причем его обращенные к душе короткие трогательные поэмы известны и по сию пору. Он был еще и хорошим художником; к тому же его интерес к искусству вызвал к жизни целое новое направление адриатической живописи, в котором ощущается сильное влияние греческой культуры. Именно со времен Адриана императоров стали изображать с курчавой растительностью на лице, зачастую в приукрашенном, идеализированном виде, используя резкий контраст света и теней. Несколько сохранившихся портретов передают энергичные выразительные черты самого Адриана. Еще более примечательны изваяния — статуи и головы — его фаворита, юного Антиноя, драматичная гибель которого (он утонул в Ниле в 130 г.) всколыхнула поразительную волну религиозных чувств на востоке Империи, где его причислили к сонму богов. Классические греческие традиции изображения божества, перед которыми так благоговел Адриан, вновь восстали из прошлого, чтобы запечатлеть мечтательный взгляд и чувственные черты Антиноя, выразить скорбь по юности, которая проходит, и красоте, которая увядает.

Эстетические взгляды и стремления Адриана воплотились в архитектуре времени его правления и более всего — в роскошной резиденции, которую он построил для себя в Тибуре, что в предместьях Рима, среди оливковых рощ южных склонов. Комплекс из соединенных между собой и стоящих отдельно зданий, составлявших эту «виллу Адриана», воспроизводил города и строения, которыми Адриан восхищался во время своих путешествий, стал предвестником целой серии смелых и оригинальных форм. По инициативе пытливого ума неугомонного императора талантливые архитекторы-экспериментаторы возвели безрассудно смелые сооружения, искусно использовав неровности рельефа, доказав техническое совершенство облицованных кирпичом бетонных конструкций. В этих строениях повсюду — обилие изогнутых очертаний различной сложности, и едва ли возможно обнаружить простые прямые линии.

Кульминацией революции в архитектуре эпохи Адриана стало возведение пантеона на Марсовом поле в Риме. Полностью изменив внешний вид храма, возведенного другом Августа, Агриппой, архитектор Адриана построил круглое здание. Усыпальницы подобной формы были известны с древних времен, но открытие бетона позволило теперь создавать сооружения круглой формы гораздо больших размеров, воплощая самые смелые проекты. За колоннадой просторной прямоугольной галереи находится собственно ротонда, диаметр которой равен ее высоте. Она освещается через солнцеподобное отверстие в центре просторного свода, вокруг рассыпаны рельефные звезды, стены изрезаны прямоугольными и полукруглыми выемками и нишами, придающими ощущение легкости массивной бетонной конструкции. Это впечатление усиливают пять рядов кессонов на своде, которые столь прочны, что пережили даже снятие позолоченных бронзовых плит в 663 г. Пантеон был, вероятно, первым крупным монументом с подобной внутренней отделкой: решающим фактором отныне стало само внутреннее пространство, а не прочность каменной кладки. В отличие от греческих храмов, внутри которых не проводили групповых обрядов, пантеон Адриана был создан для того, чтобы там собирались люди.

В другой части столицы, возле Римского Форума, Адриан воздвиг другое эффектное святилище исключительных размеров — храм Венеры и Ромы. А на Форуме Траяна он построил огромный храм в честь обожествленного Траяна. Значительные строительные работы были произведены в Афинах, в том числе удивительное по масштабам восстановление храма Зевса Олимпийского, которое тоже стало проявлением достойных намерений Адриана, истинного римлянина и эллинофила.

 

АНТОНИН ПИЙ

138-161 гг.

Антонин Пий (Тит Аврелий Фульв Бойоний Антонин) (138–161 гг.) родился в 86 г. в окрестностях Рима в городе Ланувий. Предки его происходили из города Немауса в Южной Галлии, но переехали в столицу после того, как его дед, а впоследствии и отец (Тит Аврелий Фульв), получил консульскую должность, причем первый вдобавок дважды удостаивался назначения на пост городского префекта. Матерью императора была Аррия Фадилла, отец которой, Аррий Антонин, тоже происходил из Южной Галлии и дважды становился консулом. Говорят, когда императором стал Нерва, он выразил новому правителю свои соболезнования.

Юные годы Антонин провел в Лории, недалеко от Рима. После ранней кончины отца его воспитанием занялись оба деда. Когда ему было за двадцать, он женился на Аннии Галерии Фаустине (Фаустина Старшая), дочери Марка Анния Вера. После службы квестором и претором он в 130 г. стал консулом. Вскоре император Адриан назначил его одним из четырех выездных судей, которые вершили суд в Италии, причем свои обязанности Антонин исполнял в Этрурии и Умбрии, и эта деятельность оказалась для него плодородной нивой. Затем он приобрел превосходную репутацию в качестве проконсула Азии (приблизительно 133–136 гг.) и по возвращении в Рим был назначен членом восстановленного императорского совета. Когда в январе 138 г. скончался Луций Элий Цезарь, приемный сын и наследник Адриана, выбор императора пал на Антонина, который после длительных размышлений принял это предложение и 25 февраля был усыновлен Адрианом, получив полномочия трибуна, а вскоре — и высший административный пост (imperium). В его честь выпустили монеты, на которых он именовался Титом Элием Цезарем Антонином. В то же время самому Антонину было приказано усыновить Марка Аврелия и Луция Вера, ставших его преемниками. За этим последовали месяцы долгой болезни Адриана, когда Антонин уже на деле исполнял обязанности правителя Империи, а после смерти императора в июле 138 г. он естественным и мирным путем занял его место на троне.

Царствование Антонина началось с некоторых затруднений, поскольку, когда он подал просьбу об обожествлении своего предшественника и официальном признании его деяний, сенат проявил несговорчивость по обоим пунктам, памятуя о том, что Адриан урезал полномочия сенаторов и некоторых из них казнил. В конце концов, побаиваясь вмешательства армии в случае неудачи этого начинания нового правителя, сенаторы уступили, но добились отмены непопулярного института выездных судей, действовавших на территории самой Италии. В дальнейшем, даже если некоторые из них не считали Антонина лучше себя по происхождению и талантам, его особенно внимательное отношение к их классу вскоре побудило сенаторов присвоить ему имя «Пий» (благочестивый), отметав тем самым его рвение в исполнении религиозного и патриотического долга. В 139 г. Антонин, в соответствии с обычаем, принял звание Отца Отечества (Pater Patriae), хотя сначала думал от него отказаться, и одновременно во второй раз занял пост консула (он еще дважды занимал эту должность в 140 и 145 гг.).

Historia Augusta особенно подчеркивает миролюбивый нрав Антонина, и его царствование действительно в основном было мирным, хотя и не абсолютно безмятежным, ибо некоторые из провинций оставались неспокойными, да и ситуация на отдельных участках границы складывалась непросто. В Северной Британии за подавлением восстания последовало расширение территории Империи, отмеченное возведением нового оборонительного вала (Стена Антонина), протянувшегося от Фертоф-Форта до реки Клайд. Сложенная из дерна стена стояла на фундаменте из булыжников шириной в четырнадцать футов, возвышаясь над глубоким рвом. Гарнизон располагался в маленьких фортах, возведенных через каждые две мили, в отличие от более крупных и дальше отстоявших друг от друга фортов стены Адриана. Однако около 154 г. волнения, зачинщиком которых стало племя бригантов, повлекли за собой временный отвод часта войск от оборонительной линии Антонина, в результате чего некоторые форты были разрушены повстанцами. Очевидно, именно эта события побудили Антонина переселить большую часть населения из местности, расположенной между двумя стенами римлян. Их перевезли в Германию и поселили на берегу реки Неккар, приказав участвовать в обороне прилегающей границы, которую, как и в Британии, защищали установленные за частоколом с каменными наблюдательными башнями форты.

Тем временем обширные области на севере Африки подверглись набегам банд мародеров. Главным образом они вторгались с территории Нумидии, в Мавретании же войсковые подкрепления были брошены на проведение широкомасштабной карательной операции, в ходе которой около ста пятидесяти мавров-сектантов сослали к дальним западным рубежам страны. Приблизительно четыре года спустя в Египте введение повинностей в виде тяжелых принудительных работ привело к тому, что местные жители стали покидать насиженные места. За этим последовал мятеж, который пришлось усмирять; в 158 г. было подавлено восстание в Дакии.

Неприятности могли возникнуть и в Иудее. Но там Антонин Пий изменил закон (но не отменил его полностью) своего предшественника, запретившего делать обрезание. Точнее говоря, он разрешил евреям обрезать своих сыновей, но не позволил им придавать этому обычаю характер церемониального обряда, тем самым ослабив позиции иудаизма в соперничестве с активно распространявшимся христианством. Более того, для усиления мер, запрещавших иудеям входить в Иерусалим, военные посты вокруг города были значительно укреплены.

В разрешении любых споров, когда представлялась такая возможность, Антонин предпочитал дипломатические методы военным — особенно, если дело касалось отношений с парфянским недругом. Несмотря на необходимость проведения тех или иных военных операций, отсутствие каких-либо серьезных катаклизмов позволило Антонину уменьшить привилегии моряков и союзников, дети которых, рожденные в годы их службы, как и прежде, автоматически получали римское гражданство. Однако отныне избирательные права им предоставлялись лишь в том случае, если они вербовались в римские легионы. Таким образом, новое законоуложение способствовало пополнению армии.

Антонин заметно отличался от своего предшественника еще и тем, что его интересы касались прежде всего не провинций, а собственно Италии, которую он желал упрочить и вновь утвердить в качестве полновластной державы римского мира. Чеканка монет его времен, хотя и отдавала должное провинциям (например, BRITANNIA оказалась прототипом фигуры, так и оставшейся на пятидесятипенсовых монетах Великобритании), особенно сильно отражала эту перемену, проявившуюся и в ряде мер, предпринятых на территории италийского полуострова. На выпущенных деньгах изображались преимущественно порты, мосты, бани и амфитеатры, а традиции щедрых пожертвований, начало которым положил император Траян, получили дальнейшее развитие в соответствии с программой осуществления помощи девочкам-сиротам Италии, которых называли «Puellae Faustinianae» в честь супруги Антонина (Фаустина Старшая умерла в 140 или в 141 г., и хотя в более поздних описаниях добродетельность ее характера подвергается сомнению, она была удостоена не только обожествления, но и беспримерного количества выпущенных памятных монет и других почестей). Сам Антонин ни разу не покидал пределов Италии за все время своего царствования; он наслаждался жизнью сельского аристократа на своей вилле в Ланувии. Рим тоже находился в фокусе его внимания: он устраивал грандиозные раздачи денег и публичные представления, а в честь девятисотлетней годовщины основания города выпустил огромное количество памятных медальонов, патриотически прославляя легендарное происхождение своего народа.

Курс Антонина относительно Италии и самой столицы был с одобрением воспринят сенатом, с которым, преодолев колебания среди его членов, он установил дружеские отношения (например, хотя появились признаки того, что некий Атилий Тициан организует заговор, Антонин постановил, что его соучастники не будут подвергнуты преследованиям). Отменой института четырех выездных судей император восстановил полный контроль сената над страной. Но Антонин все-таки осознавал слабость сената и, несмотря на то, что оказывал его членам всяческое уважение, обсуждение сколько-нибудь серьезных дел приберегал для своего императорского совета. Четыре префекта претория, сменивших друг друга за время его царствования, входили в состав его совета, и для последующих времен стало знаменательным, что все они были еще и выдающимися юристами. Первый из них, Марк Гавий Максим, занимал этот пост двадцать лет, тогда как даже наместники провинций обычно удерживались на своих местах менее десяти лет. Естественная смерть Антонина в 161 г. обозначила конец царствования, которое в целом оказалось благотворным и не непрогрессивным, хотя процесс централизации продолжался, и римский мир, казалось, отнюдь не был столь повсеместным, как утверждали доброжелатели.

К числу панегеристов принадлежал известный греческий философ Элий Аристид из Адриана в Мисии, который имел доступ ко двору, будучи наставником юного Марка Аврелия. Торжественная речь Аристида Панегирик Риму — это речь страстного римского патриота. Обращаясь к Риму эпохи Антонина, он восклицает:

«Именно ты неопровержимо доказал всеобщую истину, что Земля является всем матерью и общим отечеством. Теперь в самом деле эллины и неэллины, обладающие состоянием — или без оного, могут запросто путешествовать повсюду… Гомер сказал: «Земля для всех общая», — и ты сделал так, чтобы это стало явью… Поистине остается лишь сочувствовать тем, которые остались — если таковые в самом деле остались — неподвластны тебе, поскольку они лишены этого блаженства».

Столь восхищенную оценку мира эпохи второго века подтвердил историк Эдвард Гиббон в своем труде Закат и падение Римской Империи, написанном в 1776 г. «Если попросить любого человека определить период мировой истории, в течение которого состояние человеческой расы было наиболее счастливым и процветающим, он без колебаний назовет время от смерти Домициана до вступления на трон Коммода» (96 — 180 гг. нашей эры). Антонин Пий вполне может служить символом и примером этого Золотого века Империи. Если ограничить «человеческую расу» Римской Империей и подумать, сколь хорошо жилось ее гражданам, высказывание Гиббона, по-видимому, недалеко от истины. В дальнейшем историки подвергали сомнению его точку зрения, указывая, например, что невольников и народы покоренных земель, а также необразованных сельских тружеников едва ли можно считать «счастливыми и процветающими», что застой и засилье бюрократизма, столь явно проявившиеся в последующем столетии, стали ощутимыми уже во времена императора Антонина.

Тем не менее нет сомнений в том, что самому Антонину были свойственны возвышенность натуры и благородство стремлений. Во все времена не было недостатка в прижизненных панегириках правителям, и обычно они вызывают известную степень скептицизма. Но воздаваемые Антонину хвалы, которые продолжились и после смерти императора в Размышлениях его приемного сына Марка Аврелия, свидетельствуют об истинно привлекательном характере. «Помните его добродетели, — наставляет Аврелий, — чтобы, когда придет ваш последний час, совесть у вас была так же чиста, как у него».

 

МАРК АВРЕЛИЙ

161 — 180 гг.

Марк Аврелий (161–180 гг.) родился в 121 г. и был наречен Марком Аннием Вером. Его прадед по отцовской линии, Линий Вер, из Уккуби (город в Бетике), обеспечил процветание семье, добившись ранга сенатора и претора. Дед императора трижды становился консулом, а отец, Анний Вер, женился на Домиции Луцилле, богатая семья которой владела производством гончарных изделий (перешедшим к Марку по наследству) в предместьях Рима. В ранние годы к его имени присовокуплялось также имя деда по материнской линии, Катилия Севера (который назначался консулом в 110 и 120 гг.).

В детстве он привлек к себе особое внимание императора Адриана, назвавшего его «Правильнейший» и сделавшего жрецом салийской коллегии, когда мальчику было всего восемь лет. Император поручил заняться его образованием лучшим учителям того времени, включая знаменитого Фронтона, обучавшего Аврелия латинской литературе. Когда в 136 г. Адриан усыновил Луция Элия Цезаря, дочь Элия определили в невесты Марку, после смерти Элия император в 138 г. усыновил Антонина, который, в свою очередь, сразу же усыновил двух преемников. Одним из них был Марк, приходившийся племянником жене Антонина, Фаустине Старшей, и принявший имя Марк Аврелий Цезарь (Аврелий — одно из имен Антонина), другим же юным наследником стал Луций Вер (так он назвался впоследствии), сын упомянутого Элия.

Вслед за восшествием на престол Антонина помолвка Марка Аврелия с дочерью Элия была расторгнута, ив 139 г. он обручился с дочерью самого императора, Аннией Галерией Фаустиной Младшей, на которой женился шесть лет спустя. В 140 и 145 гг. Марк становился консулом, напарником своего названного отца, а в 146 г. получил полномочия, фактически делавшие его наследником престола (должность трибуна, или tribunicia potestas, и пост проконсула с высшими полномочиями вне Рима, или imperium). К тому времени, к большому разочарованию Фронтона, Марк Аврелий бросил риторику и увлекся философией стоиков (ее преподавал ему Юний Рустик), оказавшей определяющее влияние на его дальнейшую жизнь. В 161 г. Антонин Пий на смертном одре из рук в руки передал ему императорскую власть. Новый правитель, уже носивший имя Аврелий и теперь прибавивший к нему имя Антонин, потребовал от сената признания за Вером равных с собою прав, осуществив тем самым новую концепцию правления (см. Луций Вер). Вскоре на разных участках границы начались неприятности. Тяжелый кризис разразился на Востоке: парфянский царь Вологез III (148–192 гг.) вторгся в Армению и одну за другой разбил две римские армии. Однако после того, как значительно ослабленные войска были выведены из-под непосредственного командования Луция Вера, в течение 163–164 гг. Армения была вновь захвачена римскими полководцами и превращена в протекторат; тем самым Марк Аврелий возобновил политику Траяна, создавшего зависимое от Рима государство на территориях за Евфратом. Во время празднования Триумфа в честь этой победы в 166 г. два сына Аврелия, пятилетний Коммод и трехлетний Анний Вер, получили титулы Цезаря и приняли участие в процессии.

К этому времени, однако, на северных границах самые грозные германские племена перешли Данувий, гарнизон которого состоял из десяти римских легионов; для сравнения, на Рейне было четыре легиона. Эта миграция привела к событиям, надолго изменившим карту Европы. Впервые римлянам пришлось противостоять неприятелю, вторгнувшемуся на их собственные земли; с этих пор приграничное население подвергалось давлению со стороны переселявшихся с севера народов. Сначала в Верхнюю Германию вторглось западное германское племя хаттов. С ним удалось расправиться, но через четыре года сложилась гораздо более серьезная ситуация, когда относительно романизированные маркоманны из Бойгема заодно с лангобардами и прочими племенами переправились через Данувий, тогда как сговорившиеся с ними сарматы наступали между Данувием и Тиссой. Эти бешеные атаки не стали неожиданностью, но из-за войны на Востоке их было трудно предотвратить.

В 167 г. оба императора направились к северным рубежам. Затем, спустя два года, после смерти Луция Вера (см. Луций Вер), Аврелий вынужден был вновь вернуться на Данувий, чтобы ответить на вызов более решительно. Борьба оказалась упорнее, чем когда-либо прежде, и продолжалась под личным руководством императора большую часть из оставшихся четырнадцати лет его жизни. Хронология этой кампании спорна, но известно, что в 170 г., или чуть раньше, случились два бедственных события. Во-первых, маркоманны и квады, прорвавшиеся через равнинные земли южнее верхнего и среднего течения Данувия, сожгли Опитергий и осадили Аквилею. Почти одновременно костобоки, мародеры из карпатского региона, захватили область в нижнем течении Данувия и проникли в глубь Греции, где разграбили Элевсин. Армии Аврелия, ослабленные страшной эпидемией, распространившейся с востока (см. Луций Вер), медленно и с трудом восстановили контроль лишь после затяжной серии кампаний.

Император предусмотрел два основных решения германской проблемы. Согласно первому, от 171 г., этим многочисленным племенам позволялось поселиться в Империи, как они того желали. Такое делалось и прежде, но Аврелий упорно развивал этот процесс и на многих территориях — в Дакии, Паннонии, Мисии, Германии и в самой Италии — поручал поселенцев заботам римских землевладельцев или арендаторов имперской собственности и официально прикреплял их к землям, которые они впредь должны были занимать и обрабатывать. Такую политику осуждали и тогда, и в дальнейшем, как политику варваризации Римского мира; тем не менее она уменьшила давление на границы и обеспечила прирост земледельцев и солдат, которые могли пригодиться на службе следующим правителям. Другим важным стремлением Аврелия было раздвинуть северные границы и создать две новые провинции: Сарматию, расположенную между Данувием и Тиссой, и Маркоманнию, включавшую в себя Бойгем и часть территории нынешних Моравии и Словакии. Эти меры, которые могли действительно привести к далеко идущим улучшениям, должны были сократить границу, чтобы ее большая часть пролегала по горам, а не по рекам, и поставить бы потенциально опасных германцев под контроль Империи.

Однако захватнические планы Марка Аврелия принесли не больше успехов, чем подобные попытки императора Августа. Первая такая кампания была вскоре прервана из-за опасного восстания на Востоке. Его поднял Авидий Кассий, сын сирийского ритора: одержав победу в Месопотамской войне и получив в 172 г. особые властные полномочия во всех восточных провинциях, он в 175 г. вознамерился заполучить и трон. Возможно, он поверил, что Марк Аврелий погиб на далеком Данувии — очевидно, его убедила в этом императрица Фаустина Младшая, которая находилась рядом с мужем и сочла, что император не переживет серьезной болезни. Все восточные провинции, за исключением Каппадокии и Вифинии, поддержали мятеж. Однако, когда выяснилось, что Аврелий не только остался жив, но и возвратился из данувийских земель в Рим и теперь собирается в восточные провинции, восстание — менее чем через сто дней от момента его начала — угасло, а Авидий Кассий был убит своими же людьми.

Тем не менее императору пришлось отправиться на Восток, его сопровождала Фаустина. Она уже четыре года находилась рядом с ним во время северных кампаний и на выпущенных в ее честь монетах была названа «Матерью лагерей» (mater castrorum), и хотя ее подозревали в участии в восстании Авидия, Аврелий, очень ей доверявший, не обращал на это внимания. Однако Фаустина умерла, когда они достигли юго-восточных районов Малой Азии, и по настоянию императора была обожествлена. Сам он вернулся в Рим в конце 176 г. и отпраздновал Триумф. На следующий год он во второй раз отправился на Север, чтобы завершить кампанию против германцев, и один из его военачальников в 178 г. одержал решающую победу над маркоманнами, которая почти — но не полностью — обеспечила осуществление захватнических намерений Аврелия. Но тут Аврелий вновь серьезно заболел и, послав за сыном, тихо скончался во сне 17 марта 180 г.

В делах судейских Марк Аврелий придерживался принципов справедливости и беспристрастности, унаследованных от Антонина Пия. Подобно своему предшественнику, он глубоко интересовался юриспруденцией и пользовался советами видного юриста Квинта Сервидия Сцеволы, получившего известность не только как советник императора, но и как автор пространных научных работ. Кроме того, правительство Аврелия, как и правительство его предшественника, было склонно проводить лишь отдельные реформы, а не совершать решительные преобразования. Пожалуй, наиболее отличительной особенностью его царствования стало дальнейшее совершенствование имперской бюрократии, послужившее упрочению взаимосвязей между административными, финансовыми и военными структурами Римского мира.

Все свои обязанности он исполнял с неослабной тщательностью и обходился с сенатом подчеркнуто почтительно. Затраты на продолжительную войну вкупе с семью крупными раздачами денег (считавшимися необходимыми для поддержания общественного мнения) вызвали недопустимое истощение государственных финансовых ресурсов, следствием чего стали распродажа через аукционы имперской собственности и тайное снижение качества серебряных монет, которое вскоре, естественно, было обнаружено. Назначение специальных уполномоченных лиц в неиталийских областях, близких к банкротству, было симптоматично при отсутствии инициативы на местах, что стало характерной чертой эпохи. За фасадом правительства с искренними высокими принципами сочетание экономического спада с ростом влияния бюрократии совершенно очевидно вело к мрачному авторитаризму грядущего века.

В последние годы жизни Марк Аврелий способствовал значительному продвижению своего сына Коммода, получившего в 166 г. титул и имя Цезаря, в 177 г. (семнадцати лет от роду) — Августа, а еще три года спустя ставшего единовластным императором. Вдобавок ко всем прочим недостаткам, Аврелию вменяли в вину — при ретроспективных оценках — возврат к принципу прямого наследования, положивший конец восьмидесятидвухлетней практике усыновления преемника. Однако, в отличие от предшественников, волею судьбы он оказался в невыгодных условиях из-за отсутствия какого-либо иного кандидата, который был бы более приемлемым преемником. Так, например, выдвижение Тиберия Клавдия Помпеяна, в 169 г. ставшего супругом дочери Аврелия, Луциллы, лишь спровоцировало бы соперничество и гражданские войны. По крайней мере этого удалось избежать, поскольку сам переход власти не вызвал смуты.

По иронии судьбы, император, большую часть своего царствования проведший на войне, оказался наиболее известным царем-философом западного мира. Марк Аврелий был одним из тех редких правителей, произведения которых превзошли и пережили их деяния. Изложение глубочайших сокровенных мыслей, адресованное (согласно его редакторам) «К самому себе» и впоследствии распространившееся под названием Meditations, стало самой известной книгой, когда-либо сочиненной монархом. Написанное в оригинале на греческом языке и выдержанное в литературном стиле, оно представлено в форме частных записок; Аврелий не задавался целью когда-нибудь опубликовать это в высшей степени личное самоисследование и самоувещевание. Но записки были опубликованы, и его убеждения, таким образом раскрывшиеся, свидетельствуют о возвышенной и ободряющей чистоте. Он приходит к выводу, что следует со всей честностью и терпеливой смиренной стойкостью развивать лучшие из наших качеств. Чтобы найти необходимые для этого силы, мы должны заглянуть внутрь себя и собрать все свое мужество и терпение, без чего невозможно вынести бремя повседневных забот. Сам Аврелий — который призывал себя «не слишком окрашиваться в пурпур» — именно так нашел свой путь, несмотря на исключительные и огромные, почти невыносимые трудности. Однако, напоминает он себе и читателю, наше существование на этой земле — лишь мимолетное и преходящее событие, короткий визит в чужую страну. И мы — по крайней мере на то время, пока приглашены в сие путешествие — можем подняться над обременяющими нас убогими материальными проблемами (секс, пища и прочие плотские функции) и поступать по отношению к нашим спутникам по путешествию настолько достойно, порядочно и согласованно, насколько способны.

Многие из этих утверждений, призывающих надеяться лишь на себя самого, традиционны для философии стоиков, но никто из ее прежних представителей не излагал свое суровое учение в столь острых и наставительных выражениях. Впрочем, согласно Аврелию, не все так уж безнадежно. По его утверждению, хотя большинство событий в наших судьбах предопределено, многое можно изменить к лучшему, если собрать в кулак всю свою волю и дисциплину, ибо тогда «никто не в силах удержать тебя… Будь подобен мысу, о который разбиваются все волны… Постарайся, пока не слишком поздно, увидеть, что внутри себя ты выше и добрее простейших инстинктов, которые движут твоими эмоциями и дергают тебя, словно марионетку!» Стоики издавна утверждали, что все мужчины и женщины наделены искрой божьей и потому в конечном итоге все они — братья и сестры, члены одного всемирного сообщества: «Люди существуют друг для друга, — утверждал Аврелий, — чтобы друг друга улучшать и возвышать!»

Скульпторы той эпохи, пользовавшиеся возросшей свободой в применении контрастов света и тени, в некоторых портретах Аврелия смогли отобразить его склонность к познанию душевных качеств. Глубокомысленный эллинский идеализм, проявления которого дают дальнейшее определение духовности, видно в более раннем стиле портрета Аврелия в Малой Азии и Греции: золотая голова императора очень похожа на недавно обнаруженное изображение «святого в церкви». Христиане, однако, относились к нему без приязни. В годы его царствования их изгнали в Галлию, и впоследствии христианский летописец, знаменитый Оросий, назвал это изгнание бедствием того времени. Аврелий считал, что христиане сами изображают себя мучениками, чтобы уклониться от участия в общественной жизни Римской Империи, которая, при всех ее несовершенствах, казалась ему наиболее полным земным выражением идеального космополиса стоиков.

 

ЛУЦИЙ ВЕР

161-169 гг.

Луций Вер (император-соправитель в 161–169 гг.) родился в декабре 130 г., получив при рождении имя Луций Цейоний Коммод, унаследованное от отца, который был усыновлен Адрианом в 136 г. и впоследствии принял имя Луций Элий Цезарь. После смерти Элия в 138 г. Адриан усыновил Антонина Пия с условием, что Пий в свою очередь усыновит Марка Аврелия и Цейония Коммода. Его восхождение к власти оказалось не столь стремительным, как у Марка Аврелия; тем не менее в 153 г. он стал квестором, и консулом в 154 и 161 гг. После смерти Пия Марк Аврелий сделал его своим соправителем (под именем Луций Аврелий Вер). Вер был провозглашен Августом и наделен полномочиями трибуна, он действительно обладал властью наравне с Марком Аврелием — во всех отношениях, за тем исключением, что Марк Аврелий был главным понтификом (pontifex maximus). На сей раз два правителя царствовали сообща, создав новый прецедент, часто повторявшийся в следующих веках.

В 162 г. Вер был назначен главнокомандующим в трудной войне на Востоке, развязанной парфянским царем Вологезом III, который посадил на армянский трон своего ставленника Пакора. Затем в битве в Элегии (близ армянской границы) парфянский правитель разгромил войска римского наместника Каппадокии; столь же плачевным для римлян итогом завершилось военное предприятие наместника Сирии. Перед Вером и его военачальниками стояла задача исправить положение. Однако только до Антиохии он добирался девять месяцев, причиной тому была прежде всего болезнь, но люди объясняли промедление его праздностью и любвеобилием. Тем временем подчиненные ему командиры ценой огромных усилий подтянули подкрепления из Европы. Статий Приск вторгся в Армению, захватил и разрушил ее столицу Артаксату. В 163 г. Луций Вер удостоился почетного добавления к имени «Армянский», тогда как Аврелий, дабы не претендовать на славу соправителя, отложил свое чествование на следующий год. Трон Армении занял ставленник Рима Согем, а в 165 г. Гай Авидий Кассий, назначенный наместником Сирии, объединил свои легионы с войсками Публия Марция Вера и вторгся в глубь Месопотамии. Эдесса, Нисибис и Никифорий капитулировали, после чего Луций Вер удостоился звания «Парфянский» (Марк Аврелий вновь на год отложил свое аналогичное чествование). В 166 г. кампания успешно завершилась захватом двух крупнейших городов — Селевкии-на-Тигре и Ктесифона. Хотя римляне не предпринимали шагов по полной аннексии Месопотамии, это государство смирилось с зависимостью от Империи, а дальнейшие боевые действия в Мидии принесли обоим правителям титул «Мидийский» (хотя вскоре этот титул исчез с монет).

Вер возвратился в Рим и в октябре 166 г. вместе с соправителем (на дочери которого, Аннии Аврелии Галерии Луцилле, женился за два года до того) пышно отпраздновал Триумф. Оба приняли титул «Отцов Отечества» (Pater Patriae). Однако войскам Вера пришлось отойти из-за вспышки эпидемии, первые признаки которой появились после захвата Селевкии. Неизвестно, какой была эта болезнь: оспа, тиф или бубонная чума. Так или иначе, бедствие опустошило Малую Азию и Грецию. Затем эпидемия проникла на Апеннинский полуостров, уже несколько лет, страдавший от неурожая, и достигла Рима еще до возвращенйя Вера. Очень скоро она распространилась до Рейна. Многие области почти полностью обезлюдели, что серьезно подорвало силы Империи.

Более того, почти в то же самое время, когда императоры праздновали свой Триумф, на данувийскую границу ринулись орды варваров. Аврелий объявил сенату, что «война в Германии призывает обоих императоров». Но из-за эпидемии и нехватки продовольствия их отъезд задержался, и они смогли покинуть столицу лишь поздней осенью 167 г. Едва они прибыли в Аквилею, захватчики отступили и запросили перемирия. Вер предложил тотчас же вернуться в Рим. Однако Аврелий счел, что следует вновь продемонстрировать свою силу всем альпийским народам, и, поскольку именно ему принадлежало первенство среди соправителей, войска провели в Аквилее еще одну зиму. Но весной 169 г. среди солдат опять вспыхнула чума, и римляне двинулись в обратный путь. В самом начале перехода, в Альтине, Вер скончался от апоплексического удара. Его тело доставили в Рим и похоронили в мавзолее Адриана, а самого Вера провозгласили божественным.

Согласно Historia Augusta,

«Луций Вер отличался красивым телосложением, ласковым выражением лица, отпустил бороду почти так же, как это делают варвары, был высок, а прорезанный морщинами лоб придавал ему почтенный вид. Говорят, что он так заботился о своих золотистых волосах, что посыпал голову золотыми блестками, чтобы волосы у него еще больше отливали золотом. Говорил он слегка запинаясь, но в то же время слыл превосходным оратором, а приближенные считали его еще и достойным поэтом. Он увлекался также стрельбой из лука, борьбой и прочими видами атлетики».

По-видимому, он поступил поистине мудро, доверив выполнение военных задач на Востоке своим многоопытным военачальникам, поскольку, хоть и не был глупцом, но зачастую казался весьма легкомысленным человеком. Аврелий старательно удовлетворял все его потребности в деньгах и оказывал соответствующие почести. Однако Вер вовсе не проявил себя тем партнером, который был необходим в трудных условиях того времени. Первый опыт совместного правления не привел к безоговорочному успеху.

 

КОММОД

180—192 гг.

Коммод (Луций Аврелий) (180–192 гг.), старший сын Марка Аврелия и Фаустины Младшей, родился в Ланувии в 161 г. и получил имя в честь соправителя отца, Луция Вера Коммода. В 166 г. его провозгласили Цезарем. В 175 г. Авидий Кассий, поднявший на Востоке восстание против Аврелия, намечал прорваться в Италию и захватить мальчика, но был убит прежде, чем смог это сделать. Вместе с отцом Коммод принял титулы Император, Германия и Сарматский и получил полномочия трибуна, а в 177 г. — звание Августа. Надпись на бронзовом медальоне провозглашала отца и сына основателями династии (PROPAGATORIBVS IMPERII). После смерти Аврелия (в 180 г.) Коммод стал единоличным императором, сменив имя на Марк Аврелий Коммод, причем за последнее столетие он первый унаследовал трон от отца.

Вступив на престол, Коммод (по-видимому, по совету управляющего двором вифинянина Саотера) отказался от завершения захвата новых территорий, успешно начатого отцом. Он рассудил, что потребности этих операций превосходят возможности Империи, и, вероятно, был прав. К тому же он пришел к соглашению с маркоманнами, включавшему ряд условий их мирного поведения, которое более чем удовлетворяло требования консерваторов.

Затем Коммод немедленно возвратился в Рим и сразу объявил о раскрытии заговора с участием его родной сестры Аннии Луциллы (а также ее приемного племянника, бывшего консула Марка Уммидия Квадрата): после смерти мужа, Луция Вера, Анния вышла замуж за Тиберия Клавдия Помпеяна из Антиохии, дважды избиравшегося консулом и считавшегося возможным наследником трона. Племяннику последнего, Квадрату, было поручено нанести смертельный удар императору, но его схватили, едва он обнажил оружие. Их обоих казнили, а Луциллу сослали на Капри, где она вскоре умерла. Кроме того, Коммоду сообщили, что в заговоре замешан Таррутений Патерн — ведущий военный юрист, сопрефект претория, занимавший этот пост со времен предыдущего правителя. Его тоже умертвили.

К этим действиям императора побудил Тигидий Перенн — сопрефект Патерна, который отныне стал единственным начальником гвардии и самым влиятельным человеком Империи, поскольку Коммод охотно оставил в его руках полный контроль за деятельностью правительства. Никогда прежде префект претория не получал столь огромной власти, ему удалось удерживать бразды правления в течение трех лет. Мнения о его качествах, как человека и руководителя, сильно расходились. Дион Кассий относился к нему весьма одобрительно, но, возможно, причиной тому было личное отношение историка (в ту пору начинавшего свою карьеру) к префекту; с другой стороны, Historia Augusta показывает его скупцом и деспотом.

Перенн пытался сохранить свое положение, устранив управляющего императорским двором Саотера и назначив двух своих сыновей на ключевые посты военных наместников Паннонии. Однако, в конце концов, представители британских армий донесли Коммоду о посягательстве префекта на трон, вследствие чего гвардейцам было приказано зарубить своего начальника Перенна и одновременно прикончить его жену, сестру и сыновей. В честь такого «избавления» Коммод принял титул «Феликс». Вольноотпущенник Марк Аврелий Клеандр, которому приписывали «честь удара», за два года коренным образом изменил ситуацию в претории и стал наиболее влиятельным советником императора. Два сопрефекта находились в подчиненном положении, а император пожаловал ему беспрецедентный титул «Кинжал» (a pugione), что было равносильно назначению на пост министра безопасности. Возведенный в поистине исключительный ранг, Клеандр по могуществу превзошел даже Перенна. Однако, в конце концов, он был свергнут начальником государственного снабжения зерном (praefectus annonae), который загодя искусственно и очень осторожно создал недостаток продовольствия в столице, а затем (в 190 г.) по его подстрекательству гарнизон и толпа обвинили в этой беде Клеандра и расправились с ним. Коммод не только ничего не сделал для спасения префекта, но и, по-видимому, способствовал его падению.

Еще в самом начале царствования Коммода племена Каледонии (впервые!) прорвались через стену Антонина. Они опрокинули римское войско и захватили южную часть Шотландии. Коммод поручил главному наместнику в Британии, суровому и требовательному Ульпию Марцеллу, подавить восстание, с чем тот успешно справился, проведя три решительные кампании, и восстановил разрушенные укрепления. Однако вскоре в гарнизонах провинции вспыхнул мятеж. В Испании и Галлии тоже началась партизанская война, предводителем которой стал дезертир по имени Матери.

То были трудные для армии времена, поскольку повсюду в Европе к солдатам относились как к захватчикам и агентам тайной военной полиции. В самом Риме резкие перемены в высших эшелонах власти сеяли смерть, несли угрозу всему сенаторскому сословию. Император подвергал сенаторов серьезным преследованиям, пополняя казну (которую сам же совершенно опустошил) за счет отобранной у них собственности. К тому времени у него усилились проявления мании величия: он зашел столь далеко, что даже объявил Рим своей личной колонией, переименовав его в Коммодиану, подобные переименования были уготованы римским легионам, новой африканской флотилии для перевозки зерна, городу Карфагену и даже запуганному сенату Рима.

Наконец, новый префект претория Квинт Эмилий Лет — пожалуй, первый уроженец Северной Африки на этом посту — решил, что Коммод стал совершенно невыносимым; любовница императора Марция и управляющий двором Эклект поддержали его. На тот случай, если армия негативно отнесется к свержению династии Антонинов, заговорщики собирались заручиться поддержкой влиятельнейших лиц в администрациях провинций. Два соотечественника Лета — Септимий Север и Клодий Альбин — занимали посты наместников в Верхней Германии и Британии соответственно, а еще один близкий друг, Песценний Нигер, стал наместником в Сирии. Однако был еще и присоединившийся к заговору городской префект Пертинакс, выдвинувший свое условие: отдать ему императорский трон. В конце концов, в последнюю ночь 192 г. план убийства привели в исполнение: атлет Нарцисс, которого Коммод использовал в качестве партнера во время занятий борьбой, задушил императора. Пока сенат и простой люд стирали всякую память о Коммоде, разбивали его статуи и уничтожали надписи с его именем, Лет — хоть и был зачинщиком покушения — спас тело императора от надругательства толпы и тайно захоронил.

Исполнение заговора было спровоцировано шокирующим намерением императора 1 января 193 г., в день празднования его вступления на пост консула, появиться на церемонии во главе процессии гладиаторов и в гладиаторском облачении. Коммод был одержим стремлением демонстрировать свою доблесть на арене. Дион Кассий, обязанный (как член сената) посещать такие представления, оставил язвительное описание этих «развлечений». Император собственноручно забивал животных, при этом сам Дион Кассий и его коллеги-сенаторы с трудом сдерживали усмешки. Во время выступлений императора на арене сенаторы должны были хором кричать: «Ты — бог, ты — первый, ты — самый удачливый из людей! Ты — победитель и всегда будешь победителем!»

Подобно Александру Великому и многим персидским и парфянским царям, Коммод воображал себя царем-охотником. Монеты, изображавшие его повергающим льва, посвящались «Храбрости Императора» (VIRTVTI AVGVSTI), ибо бесстрашие императора на охоте символизировало военные победы, а поверженный зверь означал злые силы или врагов Империи. Более того, схватки со страшными хищниками по традиции связывали с именем мифического героя Геракла (его после смерти за славные подвиги боги приняли на небеса), образ которого, по мнению философов, заключал в себе многие из главных черт, свойственных просвещенной монархии. Коммод отождествлял себя с Гераклом. Кроме того, как указывал историк Геродиан, «он выпустил указ, чтобы его именовали не Коммодом, сыном Марка, а Геркулесом, сыном Юпитера. Отвергая обычные одеяния римских императоров, он облачался в львиную шкуру и подобно Геркулесу носил палицу… и присовокупил имя Геркулеса к своим званиям и титулам, восславлявшим его, как самого мужественного из людей». Эти сведения подтверждаются надписями на монетах, на которых попеременно и наравне изображались популярный герой и император (HERCVLES ROMANVS AVGVSTVS, HERCVLES COMMODIANVS), а Геракл провозглашался основателем «Колонии Коммодианы», как теперь назывался Рим. Титулы «победитель» и «непобедимый» (victor, invictus), которые с тех пор неизменно присоединялись к именам римских императоров, тоже подразумевали равенство Коммода с Гераклом и Александром Великим.

Во всем этом можно усмотреть путаницу в мышлении императора. Коммод не только считал себя новым Гераклом, но и называл Геракла своим «другом и соратником» (HERCVLI COMITI). Впоследствии на римских монетах богов стали изображать именно в таком свете — то есть они выступали не как независимые существа, а как заступники и друзья римских императоров. В этом смысле римские боги стали предшественниками христианских святых; и это не случайно, поскольку правление Коммода, кстати, принявшего и титул Антонина «Пий» (святой), пришлось как раз на ту эпоху, когда традиционные олимпийские боги и богини, отождествлявшиеся с отдельными проявлениями божественного, оказались слишком многочисленными. Монеты, выпущенные во времена Коммода, провозглашали Юпитера главным среди богов (Exsuperator или Exsuperantissimus), и в этом нашел отражение глубинный процесс в развитии религии: мир подошел к рубежу, когда монотеизм христианства наилучшим образом стал соответствовать потребностям общества.

Новые религиозные веяния эпохи, представлявшие столь резкий контраст с личными качествами Коммода, нашли отражение в произведениях искусства. Об этом свидетельствует, в частности, сохранившаяся до сей поры колонна Марка Аврелия, возведение которой было завершено именно в те времена и в рельефах которой заметно влияние перемен. Скульпторы отказались от батальных мотивов наподобие римских легионов, марширующих по спиральным рельефам колонны Траяна, заменив их пафосным повествованием о человечестве. Рассказ в камне о войнах Рима не только славил победителя; показаны целые сцены, полные ужасных трагедий и страданий, это даже вызывало сострадание к судьбе варваров. Их мир представлялся миром страха и ужаса; и скульпторы не преминули поместить изображение на сюжет рейнского чуда, спасшего римское войско от разгрома.

Авторы скульптурных изваяний Коммода тоже обратились к новым подходам, применив причудливые элементы, свойственные барокко, при изображении невозмутимой, слегка надменной и зловещей красоты императора. Предпочтение отдавалось глянцевой поверхности, что свидетельствовало о появлении новых эстетических норм в скульптуре. Коммод, по словам Геродиана, был очень красивым мужчиной с переливающимися на солнце, словно пылающими светлыми кудрями, вдохновлявшими льстецов на сравнения с небесным сиянием. Однако, согласно Диону Кассию, он был простодушен и глуповат, что ставило его в зависимость от приближенных, которые склоняли его к жестокостям и распутствам.