ПЕРТИНАКС

193 г.

Пертинакс (Публий Гельвий) (январь-март 193 г.) родился в Лигурии в 126 г. Его отец, Гельвий Сукцесс, был вольноотпущенником. Он назвал сына Пертинаксом, дабы почтить таким образом собственное упорство в торговле лесом. После обучения в школе Пертинакс поступил в армию, поднялся до командирских должностей и командовал полками в Сирии, Британии и Мезии. Затем на время вернулся к гражданской жизни и, вступив в сословие всадников, служил прокуратором сначала (в 168 г.) в Италии, где занимался раздачами пособий беднякам на Виа Эмилия, а позднее — в Дакии. Впоследствии его вновь направили в армию в качестве командира группы легионов в Паннонии: он участвовал в походе Марка Аврелия против нарушивших границу германцев. Возвышенный до положения сенатора и получивший пост претора, Пертинакс отличился как командир легиона в Реции (с 171 г.), избирался консулом в 174 или 175 г., участвовал в подавлении восстания Авидия Кассия в Сирии, был наместником Верхней и Нижней Мезии, Дакии и Сирии.

При Коммоде он впал в немилость из-за того, что близко знал участников заговора 182 г., но избежал отставки и в 185–187 гг. был направлен в Британию на усмирение мятежных армий. В 188 г. Пертинакс прибыл в Африку в качестве проконсула, а впоследствии (в период кризиса) стал городским префектом Рима и (в 192 году) вновь получил полномочия консула. Вряд ли Пертинакс не знал о заговоре, приведшем к убийству Коммода в последнюю ночь того года, ибо после этого Лет, префект претория, предложил ему занять трон, и он поспешил в казармы преторианцев, пообещал крупное вознаграждение гвардейцам, и они немедленно провозгласили его императором. Еще не настало угро, а Пертинакс уже предстал перед сенатом, где (по утверждению одного из сенаторов, Диона Кассия) его ждал теплый прием. Пертинакс проявил к сенаторам уважение и учтивость и «вообще был доступен, с готовностью выслушивал каждого и мнение свое высказывал в вежливой форме». Отвергая намеки на то, что в достаточно преклонном возрасте страстно рвется к императорскому пурпуру, он отказался и от предложения сената присвоить его супруге, Флавии Тициане (дочери городского префекта Тита Флавия Сульпициана) титул Августы и возвести его сына, Пертинакса Младшего, в ранг Цезаря. Впрочем, надписи на монетах, выпущенных в Египте, свидетельствуют о том, что в провинциях эти заявления всерьез не воспринимались. На римских же монетах той поры отчеканен новый вид посвящения: «Похвальное Благочестие», Bona Mens (MENTI LAVDANDAE). Предпринятые Пертинаксом шаги по наведению порядка в финансовой области, хотя и необходимые после излишеств Коммода, неизбежно стали непопулярными. Распродажа огромных приобретений предыдущего императора была вполне понятной мерой, но основное направление политики Пертинакса на жесткую экономию привела к отказу от общепринятых жизненных стандартов, тогда как неприязненно настроенные люди отмечали, что сам он каким-то образом разбогател. Рассказывали, что до восшествия на трон он с невероятной алчностью торговал назначениями на государственные и военные должности.

Вскоре Пертинакс лишился поддержки преторианцев, потому что заплатил им лишь половину обещанного вознаграждения. Поскольку он время от времени покидал Рим, неудивительно, что возник заговор с целью возведения на трон одного из консулов, Квинта Сосия Фалькона. Пертинакс возвратился вовремя, чтобы предотвратить признание Фалькона сенатом, но недовольство среди преторианцев вспыхнуло с новой силой, так как несколько их соратников было казнено за соучастие в заговоре. Наконец, 28 марта группа солдат ворвалась во дворец, тогда как префект претория Лет, хотя и получил от Пертинакса приказ противостоять нападавшим, покинул дворец и удалился домой, поскольку именно он, разочарованный отказом Пертинакса следовать его советам, спровоцировал враждебные действия солдат. Когда они ворвались во внутренние покои дворца, император вышел к ним в сопровождении управляющего двором Эклекта и произнес пространную речь. Однако представитель солдат, некто Таусиз, стражник личной охраны императора, метнул в Пертинакса свой дротик, пронзив его грудь насквозь. Эклект заколол двоих нападавших и сам погиб. Затем солдаты прошагали по улицам Рима, показывая горожанам отрезанную голову правителя, которого сами возвели на трон восемьдесят семь дней назад. Historia Augusta свидетельствует, что

«Пертинакс был старым человеком с внешностью, внушающей уважение, с длинной бородой и зачесанными назад волосами. Фигура скорее полная, с заметным животом, но в целом — с достойной императора статью. Он не отличался ораторскими способностями. Пертинакс был скорее обаятельным, чем добрым, но его никогда не считали откровенным. Любезный в беседе, он на самом деле отличался скупостью до такой степени, что на его пирах, устраиваемых для знатных сограждан, подавались половинные порции салата… Даже став императором, он посылал кому-нибудь угощение, ограничиваясь остатками со стола, куском рубца или, изредка, куриными ножками».

Дион Кассий добавляет, что Пертинакс заботился о поддержании физической силы, но с трудом преодолевал препятствия при ходьбе, поскольку страдал заболеванием ног.

Будучи сенатором, Дион Кассий дал вполне объективную общую оценку его короткого правления:

«Пертинахс был страшен в сражении и практичен в мирное время… Когда ему выпало править судьбами мира, он ни в чем не изменился… Он сразу привел в порядок все, что выходило за рамки разумного, проявил не только гуманность и последовательность в защите интересов Империи, но и заботился о наиболее экономном управлении, уделяя при этом наибольшее внимание общественному благосостоянию… Однако он взялся восстановить все в одно мгновение… Хотя Пертинакс обладал огромным практическим опытом, он не смог осознать, что в одиночку все сразу сделать невозможно, что для восстановления целого государства требуются время и мудрость».

Казалось, повторяются события Года Четырех Императоров, а судьба самого Пертинакса напоминала короткое царствование Гальбы, бывшего императором за 124 года до этого. Впоследствии Септимий Север произвел причисление Пертинакса к римским богам.

 

ДИДИЙ ЮЛИАН

193 г.

Дидий Юлиан (Марк Дидий Север Юлиан) (28 марта — 1 июня 193 г.) родился в 133 г. и принадлежал к одной из известнейших семей Медиолана. Его мать, уроженка африканской провинции, приходилась родственницей Сальвию Юлиану, выдающемуся законоведу времен царствования Адриана.

Выросший в доме Домиции Луциллы, матери Марка Аврелия, Дидий Юлиан сделал долгую и выдающуюся карьеру. Став претором около 162 г., он впоследствии командовал легионом при Могунциаке, а потом управлял Галлией Белгикой со 170 по 175 г. Около 175 г. он получил консульское звание (вместе с будущим императором — Пертинаксом), а потом стал правителем Иллирика (176–177 гг.) и Нижней Германии (около 178 г.). Впоследствии его назначили осуществлять программу помощи детям (alimenti) в Италии. В это время его обвинили в том, что он примкнул к своему родственнику, Публию Сальвию Юлиану (сыну законоведа), в заговоре против жизни Коммода в 182 г.; но его оправдали и назначили проконсулом, сначала Понта и Вифинии, а потом, примерно с 189–190 гт., и Африки, где он стал преемником Пертинакса.

Спустя некоторое время Дидий Юлиан вернулся в Рим и после короткого правления и убийства Пертинакса решил заявить свои права на трон. Но у него был соперник, Тит Флавий Сульпициан, тесть покойного императора. Тогда и последовала известная сцена. Дидий Юлиан, согласно Диону Кассию, был

«…неустанным стяжателем денег и великим мотом, всегда готовым затеять мятеж. И вот услышав о смерти Пертинакса, он поспешно отправился в лагерь и, стоя у ворот его, заявил солдатам о своих притязаниях на императорский престол. За этим последовал бессовестный торг, недостойный Рима. Потому что, словно на каком-то рынке или аукционе, с молотка пошли сам город и вся Империя. Продавцами выступали те, кто убил предыдущего императора, а потенциальными покупателями — Сульпициан и Дидий Юлиан, которые старались переиграть друг друга, один из лагеря, второй снаружи. Они постепенно подняли свои ставки до двадцати тысяч сестерциев на каждого солдата. Некоторые солдаты приносили слово Юлиану: «Сульпициан предлагает столько-то; а ты сколько дашь?» А потом к Сульпициану: «Юлиан пообещал столько-то, а ты насколько больше?». Тогда мог бы победить Сульпиций, потому что был в лагере, служил городским префектом и был к тому же первым, назвавшим цифру двадцать тысяч, если бы Юлиан не поднял свою ставку на целых пять тысяч разом. Он выкрикнул эту сумму громким голосом и показал пять пальцев. Поэтому солдаты, зачарованные столь чрезмерной суммой и боявшиеся в то же время, что Сульпициан может отомстить за Пертинакса (эту мысль им внушил Юлиан), пропустили в лагерь Юлиана и провозгласили его императором».

«Именно на этих позорных торгах, — добавляет Геродиан, — преторианцы были впервые развращены подкупом, они проявили свою ненасытную и постыдную жадность к деньгам и презрение к священному сану императора». Эдвард Гиббон описал большую часть этого «аукциона Империи», который попал в историю как единственный эпизод, известный из всего правления Дидия Юлиана. Однако этот случай, хоть и весьма живописный, должен рассматриваться в контексте. Говорят, что Дидий Юлиан в итоге предложил двадцать пять тысяч сестерциев на человека и раздал по тридцать тысяч. Но даже обожествленный Марк Аврелий и его соправитель, Луций Вер, вступая на престол, раздали по двадцать тысяч сестерциев, а с тех пор деньги значительно упали в цене. Тем не менее этот неблагородный торг двух претендентов на престол произвел удручающее впечатление и породил в пограничных войсках вполне логичную мысль, что с таким же, если не с большим успехом, можно избрать императора и за пределами столицы.

Преторианский контингент проводил нового правителя в здание сената, где запуганные сенаторы утвердили выбор гвардейцев. Жена Юлиана, Манлия Скантилла, и дочь, Дидия Клара, были обе провозглашены Августами, и в их честь отчеканили монеты. Клару выдали замуж за некого Корнелия Репентина, которого сделали префектом города. Юлиан заявил, что он хотел бы почтить память Коммода, и впоследствии предал смерти Лета, префекта преторианцев, замешанного в убийстве Коммода.

Сам он был провозглашен Отцом Отечества (Pater Patriae). Но его возвышение до пурпура вызвало неожиданную злобу среди населения столицы. На следующий же день после восшествия на престол его осыпали жесточайшими угрозами — несмотря на то, что он пообещал горожанам значительные денежные суммы. Такие инциденты особенно впечатляют при взгляде на монеты, на которых он сам себя называет Правителем Мира (RECTOR ORBIS). Еще былее ироничными были надписи на монетах другого типа, увековечившие Согласие Солдат (CONCORDIA MILITVM), потому что через очень короткое время Песценний Нигер и Септимий Север, наместники Сирии и Верхней Паннонии соответственно, объявили себя императорами вместо Юлиана. На самом деле Север, после примирения с другим потенциальным соперником, Клодием Альбином, наместником Британии, в конце апреля вышел из Карнунта, пересек не защищаемые Юлианом Альпы и проник глубоко в Италию, где Равенна вместе со своим флотом перешла на его сторону.

Юлиан попытался превратить Рим в вооруженный лагерь, воздвигая стены и насыпая валы, он даже мобилизовал цирковых слонов в надежде посеять панику среди данувийских легионеров Севера. Но его способности создать хоть сколько-нибудь надежную защиту оказались весьма сомнительными. Преторианцы действовали вяло, потому что он не смог, в конце концов, уплатить цену, предложенную им за Империю; и даже запоздалая раздача денег не произвела на них должного впечатления. Моряки, которых он отозвал из Мизен, оказались недисциплинированными и бесполезными воинами. Юлиан объявил Севера врагом общества, но когда он решил послать делегацию сенаторов, дабы они напомнили данувийским войскам о верности, большинство посланников сочло нужным отказаться. На встрече с сенаторами он пообещал направить к Северу делегацию весталок, чтобы они молили его о снисхождении, но потом, после многочисленных протестов и увещеваний, он забрал свое пораженческое предложение обратно — потребовав у сената, однако, объявить его соперника императором-соправителем. Север отверг это предложение и приказал убить доставившего его посланника (несчастный курьер, Туллий Криспин, был сопрефектом преторианцев).

Тогда Юлиан направил послание гвардейцам, обещая сохранить им жизнь, если они выдадут убийц Пертинакса и будут бездействовать. Им это предложение понравилось, и они перешли на его сторону. Когда один из консулов, Силий Мессалла, узнал, что они сделали, он созвал собрание сената, на котором Юлиана свергли и объявили императором Севера. Юлиан сделал отчаянную попытку перетянуть на свою сторону престарелого Тиберия Клавдия Помпеяна (вдовца императрицы Аннии Луциллы), сделав его соправителем, но когда и это предложение было отвергнуто, он стал искать убежища во дворце, вместе со своим зятем Репентием и префектом преторианцев, Титом Флавием Гениалисом. Однако враждебно настроенные сенаторы провели во дворец солдата, который и убил императора 1 июня. Север передал тело Юлиана его жене и дочери, но последняя потеряла титул Августы и право на наследство.

Дион Кассий утверждает, что относительно спокойный характер короткого правления Юлиана объясняется тем, что он прилежно искал расположения членов сената и влиятельных людей, смеялся и шутил с ними и организовывал один званый пир за другим. Historia Augusta даже приводит счет (вероятно, вымышленный) за кушанья, которые он заказывал. Она также, более убедительно, обвиняет его в том, что он наделял слишком большими полномочиями своих подчиненных.

 

СЕПТИМИЙ СЕВЕР

193-211 гг.

Септимий Север (Луций) (193–211 гг.) родился в 145 г. в Лептис Магне, в Триполитании. Об его отце, Публии Септимии Гете, ничего не известно, а двое его двоюродных братьев достигли высокого положения в сенате. Будущему императору дали имена его деда со стороны отца. Его прадед, который, вероятно, был пунического (карфагенского) происхождения, переехал из Лептис Магны в Италию в конце первого века, и поднялся до всаднического звания. Мать Севера, Фульвия Пия, вероятно, родилась в итальянской семье, которая иммигрировала в Северную Африку.

Север попал в Сенат около 173 г., стал правителем Галлии Лугдунской и Сицилии, а потом, в последний год правления Коммода, консулом (190 г.) и правителем Верхней Паннонии. После краткого правления Пертинакса и восшествия на престол Дидия Юлиана в 193 г., он был провозглашен императором своими легионами в Карнунте, в то время как Песценния Нигера точно таким же образом короновали на Востоке. Преторианская гвардия в столице вняла увещеваниям Севера, и Дидий Юлиан, приговоренный к смерти сенатом, был убит в своем пустынном дворце. Север быстро добился успеха в Риме, войдя в город после незначительных колебаний. По прибытии он распустил всю гвардию преторианцев, заменив ее вдвое большими силами, набранными из легионов и, в частности, из данувийских подразделений, которые сопровождали его в походе. Север также утроил количество городских когорт и удвоил охрану (vigiles), ставшую теперь частью регулярной армии.

Поле того как были предприняты эти шаги, он принялся выявлять соперников. Наместник Британии, Клодий Альбин, был могущественной фигурой и обладал значительной поддержкой сената. Север не нуждался в таком наследнике, как Альбин, поскольку у него и его жены, Юлии Домны, дочери влиятельного жреца из Эмесы в Сирии, было два собственных сына, Каракалла и Гета (в ту пору им было пять и два года соответственно). Тем не менее он чувствовал необходимость возвести Альбина в ранг Цезаря, что подразумевало, что тот впоследствии займет трон (см. Клодий Альбин). Потом Север отправился на Восток и в 194 г. сокрушил Песценния Нигера в битве при Иссе, возле рубежей Малой Азии и Сирии. В следующем году была предпринята карательная экспедиция против Осроены (в Месопотамии) и других парфянских вассалов, поддерживавших Нигера, и, чтобы будущие правители Сирии не смогли повторить попытки его поверженного соперника, провинция была разделена на две, на Келе-Сирию и Финикию.

Теперь Север почувствовал себя достаточно сильным, чтобы обратиться против Альбина, с которым он вступил в открытое противоборство, объявив, в конце концов, своим наследником старшего сына, Каракаллу. Альбина, однако, провозгласили императором его солдаты. Он отправился из Британии в Галлию, избрав Рим целью своего похода. Тем временем Север, после краткого посещения Рима в 196–197 гг., отправился через Паннонию, Норик, Рецию, Верхнюю Германию и Галлию, собирая по пути войска, и, после первого успеха в Тинурции, разбил Альбина и его армию в битве при Лугдуне в 197 г. Затем Британия, как и Сирия, была поделена на две провинции — Внешнюю и Внутреннюю Британии со столицами в Лондинии и Эбораке соответственно.

Гражданские войны 193–197 гг. продолжались намного дольше, чем войны 68–69 гг., и ущерб, нанесенный ими, был куда серьезнее. В Риме двадцать девять сенаторов и множество всадников расстались с жизнью потому, что поддерживали врагов Севера.

Его противнику, Нигеру, помогали не только римские и парфянские клиенты, но и сами парфяне, разделявшие взгляды Нигера. Север снова повернул на Восток, чтобы наказать Парфян, мобилизовав три новых легиона; командующими их он поставил всадников, а не сенаторов, которые обычно занимали эти должности — потому что к сенаторам Север относился с великим подозрением. Последовавшая в результате война завершилась падением парфянской столицы, Ктесифона, в 197–198 гг. Как и тридцатью годами ранее, вновь было объявлено о присоединении к Империи Месопотамии. Однако дальнейшие попытки Севера завоевать крепость Хатру, что позволило бы расширить Империю до нынешних границ Ирака, дважды кончилась неудачей.

Вернувшись из похода, он создал прецедент, оставив один из своих новых легионов внутри Италии, в Альбане, очень близко к столице. Эта мера, вероятно, объяснялась необходимостью иметь центральный военный резерв, которого до сих пор не было у императоров. Вместе с присоединенными незадолго до того подразделениями метрополий (преторианских и городских когорт), войска в Италии были увеличены Севером по меньшей мере втрое и составили в обшей сложности тридцать тысяч человек; более того, армия во всей Империи теперь состояла не менее чем из тридцати трех легионов, против тех тридцати и двадцати пяти, которые оставались после смерти Траяна и Августа соответственно. Север также существенно расширил войска, прежде называвшиеся «нерегулярными» (numeri), в основном за счет верховых лучников из Осроены и Пальмиры, направленных на все фронты и границы Римского мира.

Удивительно, что монарх, наделенный столь непреклонной решимостью, как Север, на самой вершине своей власти, стал столь же зависимым от префекта преторианцев, как и любой другой правитель до него. В данном случае префектом был Гай Фульвий Плавтиан, соотечественник и родственник матери Севера, который с 197 г. захватил, можно сказать, всеобъемлющую власть почти над всеми отраслями управления Империей. Более того, дочь Плавтиана, Плавтилла, стала женой старшего сына императора, Каракаллы. Но брак оказался несчастливым, и оба, Каракалла и его мать, Юлия Домна, ополчились на Плавтиана. Брат Севера, лежа на смертном одре в 205 г., обвинил префекта в том, что тот готовит мятеж, после чего Каракалла подготовил его убийство. Однако два префекта, сменившие Плавтиана — среди них был выдающийся законовед Папиниан — получили даже более полную власть над гражданской администрацией, и служили на совете императора его личными представителями.

Вскоре Британия стала той частью Империи, которая настоятельно потребовала личного внимания Севера. Стена Антонина, тянувшаяся от Фертоф-Форта до реки Клайд, никогда не отвечала полностью своему назначению, а к концу второго века ее укрепления были в большей или меньшей степени разрушены и территория провинции оказалась не защищенной от нашествий с севера. Впоследствии, в 208 г., Север отправился в Британию вместе с женой, двумя сыновьями и Папинианом. Многочисленные экспедиции, последовавшие за этим, проникали в Каледонию до самого Морэй Ферт, но не добились никаких долговременных успехов. Не было сделано ни единой попытки вновь завладеть стеной Антонина, как постоянной линией границы. Была лишь отремонтирована стена Адриана, протянувшаяся от реки Тайн до Соляной дороги — она должна была обозначать и оберегать границу. В 211 г., в Эбораке, Север сильно заболел и призвал Каракаллу и Гету к смертному одру. Вскоре после этого он скончался — в возрасте шестидесяти шести лет.

«Держитесь дружно, — так, по преданию, сказал он, умирая, своим сыновьям. — Будьте щедры с солдатами и не обращайте внимания больше ни на кого!» Уже в начале своего правления Север показал, как высоко он ценит свои войска — он выпустил большое количество монет (подобно Марку Антонию — двумя столетиями раньше) в честь каждого легиона. Более того, он пришел к логическому выводу, что для того, чтобы солдаты, от которых все зависело, проявляли верность и старание, надо лучше платить им. В его правление плата легионерам (хотя они продолжали жаловаться) поднялась с трехсот до пятисот денариев в год, и вдобавок к этому, из-за уменьшения покупательной способности денег, они получали постоянно возрастающее довольствие не только деньгами, но и натурой. Часть премий, которые они получали впридачу к своему жалованью, выплачивалась золотом. Более того, браки солдат с местными женщинами получили официальное признание, а гарнизонам и войскам выделялись участки земли, чтобы они могли обрабатывать ее, а также заниматься торговлей.

Особое расположение также оказывалось и офицерам, включая центурионов, получавшим изрядно увеличенное жалованье и имевшим большое количество привилегий. Более того, армейская служба стала хорошим началом для разнообразных видов карьеры; Север создал новую военную аристократию, постоянно пополняемую из низов, которая с того времени обеспечивала Империю элитой исполнительной власти (из нее также вышла большая часть будущих императоров). Север максимально приблизил к себе всех офицеров и солдат; он по привычке носил роскошную военную форму, и во всех штабах легионов поклонение императору усилилось, затмив даже традиционное почитание знамени. Чтобы несколько сгладить могущественный, воинственный, автократический характер этого поклонения, Север объявил себя наследником благородных Антония Пия и Марка Аврелия, объявив о своем усыновлении задним числом и дав своему сыну Каракалле их имена. Точно так же, в соответствии с его желанием поддержать наследие Антонина, продолжало развиваться римское право. Под влиянием самого императора — его учил законовед Сервилий Сцевола — выдающиеся знатоки права, Папиниан и Ульпиан, в своей работе объединили исполнительную и правовую практику, устои и принципы, которые сформировались в ранние времена. Культурная жизнь Империи тоже не застаивалась. В частности, родившаяся в Сирии жена Севера, Юлия Домна, за свое влияние снискавшая звание Матери Лагеря, Сената и Страны, обладала интеллектуальными талантами и получила прозвище «философа». Она собрала вокруг себя кружок образованных людей, в который входили философ Филострат и врач Гален, сделавший многое, чтобы объединить греческую и римскую мысль. Более того, Север сам написал свою автобиографию, к сожалению, не сохранившуюся.

Он также прославился как выдающийся строитель. Его родная Северная Африка особенно выгадала от его активной деятельности; мы все еще можем восхищаться постройками в его родном городке, Лептис Магне, которому он подарил форум, базилику и большой новый храм. Украшенная колоннадой улица, ведущая к гавани, был перестроена в согласии с честолюбивыми замыслами императора. Он также воздвиг триумфальную арку с четырьмя проездами по случаю своего посещения города в 203 г. Стиль украшавших ее рельефов, показывает, что началась новая, отличная от классической художественная эпоха. Одна из сцен воспроизводит план осады в стиле восточных тканей, на другой панели изображен правитель в колеснице. Он представлен в почти средневековой технике, скорее двухмерной, чем пластичной, сосредотачивающейся на ритмично повторяющейся симметрии; это необычный фронтальный портрет императора, напоминающий по стилю изображения надменных парфянских царей. А в самой столице, под большой аркой Севера, вблизи с Римским форумом, общие перспективы и ряды фигур, расположенных рядом с колесницей вновь указывают на отказ от старых гуманистических формул и предвкушение художественных концепций поздней античности.

Север также построил Септемзодий — причудливый, волшебный дворец с фонтанами на Палатинском холме, его разрушили в 1588 г., но на гравюрах видно, каким он был: элегантная совокупность трех ярусов портиков, расположенных друг над другом. Собственное изваяние императора стояло в здании среди Семи Планет астрологии — он был изображен в образе бога Солнца. В семье Севера культ Солнца почти затмил весь прочий римский пантеон. Надо сказать, что вся языческая религия менялась, вместе с ней менялась и социальная жизнь народов Империи. И, хотя Север и дал своему старшему сыну имя «Антонин», а великие законоведы изо всех сил старались найти все лучшее, что было в прошлом, были объективные причины, мешающие возвращению к золотому веку Антония. Север полагал, что повторение ужасных гражданских войн, которые предшествовали его правлению, могло быть предотвращено только путем расширения и укрепления военной основы его собственной власти; и это, в свою очередь, означало, что гражданское население (хотя многие люди все еще жили хорошо) все больше подвергалось взысканиям, угнетению и эксплуатации со стороны имперских чиновников и землевладельцев. Эти мрачные элементы правления были, вне всякого сомнения, преуменьшены двумя историками-сенаторами, современниками Севера, Геродианом и Дионом Кассием. В самом деле (в отличие от более позднего историка, Виктора, африканца, который чрезвычайно восхищался им) они, вероятно, относились к памяти Севера с чрезмерной суровостью, потому что помнили и сожалели о более счастливых прошлых временах и считали, что чередой бедствий, начавшихся после Севера, Империя обязана его политике. Иными словами, его правление было мостиком между двумя эпохами — между стабильностью второго века и кризисами третьего.

Иоанн Малала, писавший четырьмя столетиями позднее, обратил внимание на то, что Север был темнокожим, а современные африканские книги по истории называют его негром. Но, каким бы ни был цвет лица Севера, на свидетельства Малала не следует слишком полагаться; взять, к примеру, другое его утверждение, что у Севера был длинный нос, совершенно ошибочное, потому что на портретах видно, что нос у него короткий и слегка вздернутый. Волосы и борода у него были вьющимися. Он был невысокого роста, но крепкий и энергичный. Historia Augusta отмечает, что в его речи на всю жизнь сохранились следы североафриканского акцента, и это вполне может быть правдой. Но говорить о нем, как об основателе «семитской» (или «африканской») династии или как о человеке, умышленно варваризировавшем армию, было бы ошибочным. Он принадлежал к космополитичной элите, исповедовавшие римские идеи и идеалы, как и африканцы, которые делали карьеру вокруг него.

 

ПЕСЦЕННИЙ НИГЕР

193-195 гг.

Песценний Нигер (Гай) (император восточных провинций, 193–195 гг.) родился приблизительно в 135 г. в семье италийского всадника. Возведенный в сенаторский ранг Коммодом, в 183 г. он воевал против сарматов в Дакии (вместе с другим будущим претендентом на трон, Клодием Альбином), и был удостоен поста консула. Затем, в 190 г., благодаря поддержке Нарцисса, атлета, который впоследствии удавил Коммода, Нигер стал наместником в Сирии, где прославился щедрыми пожертвованиями на публичные представления. В середине 193 г., узнав об убийстве Пертинакса и непопулярности его преемника Дидия Юлиана, он позволил войскам Антиохии провозгласить себя императором — почти в то же самое время, когда в Паннонии объявили императором Септимия Севера.

Нигера поддержали все девять восточных легионов, которые приветствовали его, как нового Александра Великого; парфянский царь Вологез V тоже выразил ему свои симпатии, но был слишком занят собственными проблемами, чтобы поддержать его войсками, и отправил в распоряжение Нигера лишь несколько отрядов своих клиентов. На европейской стороне Босфора Нигер получил поддержку в городе Византий и надеялся благодаря этому взять под свой контроль два главных межконтинентальных пути. Чтобы окончательно добиться этой цели, было необходимо овладеть еще Перинфом. Но тем временем Север, встревоженный значительной поддержкой, которой пользовался в столице Нигер, покинул Рим и двинулся на Восток. Преодолев не слишком упорное и недолгое сопротивление, его передовые части захватили Перинф. Не мешкая, он вскоре осадил и Византий. Что же касается Нигера, то, узнав о поражении своего полководца Эмилиана под Кизиком, он удалился в Малую Азию, но в 194 г. был наголову разбит в сражении при Никее. С остатками своей армии он перевалил через Тавре кие горы в Антиохию, где вскоре его настигла весть о том, что в Египте против него поднято восстание: на одном из папирусов сохранилось свидетельство о том, что уже 13 февраля в египетском городе Арсиное устроили пышные празднования в честь Севера.

Военачальникам Севера не потребовалось много времени, чтобы, преодолев сопротивление арьергарда Нигера, прорваться через Киликийские Ворота и подставить под угрозу Антиохию. Нигер решил встретить противника в Иссе, на рубеже Малой Азии и Сирии. И вновь — по-видимому, в первой половине 195 г. — его армия была разбита. Нигер еще мог закрепиться а Антиохии, но, едва заслышав о приближении Севера, он покинул город и направился к Евфрату. Однако переправиться через реку ему не удалось: преследователи настигли его и убили. Голову Песценния привезли Северу, а тот сразу послал ее в Византий как предупреждение о страшной участи, уготованной защитникам города, если они продолжат сопротивление. Но когда город сдался (после двух с половиной лет осады), обещанные репрессии последовали с неумолимой жестокостью.

Многочисленные серебряные монеты Нигера очень интересны: отдавая дань римской традиции, изображения вместе с тем содержали и экзотические восточные мотивы. Так, Аполлон назван святым (SANCTVS) — принятый в Сирии титул божества — и уподоблен главному богу Антиохии — Дафну; Юпитер, «властвующий над миром» (PRAESES ORBIS), изображен подобно сирийскому Ваалу; Фортуна названа здесь Атаргатис, Девой Сирии — величайшей из сирийских богинь; a BONVS EVENTVS, бог императорской удачи — это греческий добрый гений (Агатодемон), любимое божество Александрии. Для себя Нигер избрал имя IVSTVS и провозгласил, что ему благоволит Юстиция (Астрея), дух Золотого Века — эта тема находит отражение на всех его монетах. Кроме того, на монетах прославляются также многочисленные победы, но это скорее благие намерения, поскольку в действительности его сирийские легионы сражались не так хорошо, как данувиские войска Севера.

В Historia Augusta написано:

«Песценний Нигер был высок и красив лицом, волосы зачесывал назад, придавливая их короной. Голос его был хриплый, но громкий, и когда он говорил на больших парадах, его слышали за милю, если не мешал встречный ветер. У него было величественное и всегда румяное лицо, шея была столь загоревшей, что многие подшучивали, что именно из-за нее он получил свое имя; остальное тело было бледным и, пожалуй, толстым. Он был большим любителем выпивки, обильной еды и совершенно не был знаком с иным сексом, кроме половых сношений с детьми».

На монетах его изображали с удлиненным запоминающимся лицом и пышной бородой. Что касается способностей Песценния, то противоречивые утверждения различных источников (в автобиографии Севера в его адрес вылит целый поток злословия) не позволяют прийти к определенному мнению. Неясно, был ли он хорошим полководцем, как утверждали некоторые, или нет, и как проявился бы этот талант, будь у него войска получше. Был он консерватором или реформатором? Не оказался ли он слишком медлительным? Почти все, что реально осталось — выпущенные им необычные монеты, которые, конечно, не подтверждают наличия тех или иных черт его характера, поскольку могут служить пропагандистским целям, поставленным им самим или его советниками. Возможно, лучше оставить последнее слово за Дионом Кассием: «Песценний Нигер не был замечателен ничем — ни плохим, ни хорошим».

 

КЛОДИЙ АЛЬБИН

195-197 гг.

Клодий Альбин (Децим Клодий Септимий Альбин) (император западных провинций в 195–197 гг.) родился между 140 и 150 гг. Он происходил из богатой семьи из североафриканского города Гадрумета. Historia Augusta утверждает, что он начал свою карьеру всадником и добился сенаторского звания в последние годы правления Марка Аврелия и, будучи наместником Вифинии, сохранил верность императору во время восстания Авидия Кассия в 175 г. При Коммоде, в 182–184 гт., Альбин воевал в Дакии, а затем, по-видимому, был наместником одной из германских провинций. На рубеже 80-х и 90-х годов второго века он получил должность консула, а после 191 г. стал наместником Британии, гарнизон которой охватили волнения. В 193 г. Клодий Альбин поддержал вступившего на трон Двдия Юлиана, поскольку мать нового императора происходила из его родного города.

Чтобы утвердить свое право на императорский трон после убийства Дидия, Септимий Север решил развязать себе руки для полномасштабной войны против восточного конкурента — Песценния Нигера — и с этой целью наладил отношения с Клодием Альбином, присвоив ему титул цезаря. В подтверждение подразумеваемого этим титулом права наследования престола Север в 194 г. выпустил в честь Альбина монеты, на которых было начертано «Волей Императора» (PROVIDENTIA AVGVSTI) и «Судьба приведет [Альбина] в Рим» (FORTVNA REDVX). Может показаться странным, что Альбин поверил этому обещанию и объединился с Севером, когда у того уже было двое сыновей (Каракалла и Гета), которых, естественно, Север и мечтал видеть своими преемниками. Нетрудно заподозрить, что обещание Севера являлось лишь временной мерой, призванной укрепить тыл на время войны на Востоке. Правда, Каракалле тогда исполнилось всего пять лет, и Альбин, даже по скептическим оценкам, располагал значительными шансами утвердиться на троне до того, как мальчик достаточно повзрослеет.

В 194 г. он вновь стал консулом, но уже на следующий год порвал с Севером. Время для подобного шага он выбрал не очень умно, так как Севера более не отвлекала война с другим конкурентом: Песценний Нигер уже был разбит. Теперь стало ясно со всей очевидностью, что Север, вдохновленный победой на Востоке, полон решимости обеспечить право наследования Каракалле, которого и объявил цезарем в следующем году. В ответ на это Альбин разорвал союз с Севером и объявил себя императором; тогда правительство Севера объявило его врагом государства. Тем не менее Альбин пользовался значительным влиянием среди сенаторов, и одним из его сторонников был Луций Новий Руф, наместник Тарраконской Испании.

Вдохновленный этой поддержкой, Альбин переправился со своим войском через Ла-Манш, рискованно ослабив оборону Стены Адриана от набегов северян. Заняв Галлию, он избрал местом своей штаб-квартиры Лугдун. На выпущенных им монетах значился его полный императорский титул. Тактичное посвящение Духу Лугдуна (GEN. LVG.), было лишь провинциальной нотой в полностью римской по характеру серии. Надпись CLEMENTIA AVG(usti) подразумевала, что раз он уже победил, то столице не следует его бояться. Последним выпуском Альбина почтил «Верность Легионов» (FIDES LEGIONum).

Впрочем, заявление о верности легионов не отражало действительности, поскольку, несмотря на первую победу Альбина над армией наместника Нижней Германии, Вирия Лупа, германские легионы сохранили верность Северу. Более того, план вторжения Альбина в Италию был сорван его противником, который сначала надежно запер проходы через Альпы, а зимой 196/97 г. сам двинул войска в Галлию. За первым боем при Тинурции, в котором победа досталась Северу, последовало (в феврале 197 г.) решающее сражение под стенами Лугдуна. Даже если утверждение Диона Кассия о том, что с каждой стороны в сражении участвовало по сто пятьдесят тысяч человек, несколько преувеличено, огромная численность принимавших участие в битве войск и ее исторические масштабы не вызывают сомнений. Поначалу левое крыло Севера терпело поражение, в пылу схватки под ним убили коня; но после двух дней борьбы один из его полководцев, Юлий Лет, решил исход сражения ударом своей кавалерии. Во время отступления Альбин заколол себя кинжалом (или был заколот); его голову отправили в Рим, как предупреждение тем, кто его поддерживал. Его сыновья просили пощады, но впоследствии были обезглавлены вместе со своей матерью. К существенным итогам войны следует причислить полное разрушение Лугдуна, который никогда больше не был главным городом Галлии.

Трудно отыскать достоверные сведения о личности Альбина, поскольку в своей автобиографии Север описывает своего противника лишь как женоподобного неженку, коварного, бесстыдного, бесчестного, жадного и сумасбродного пропойцу — человека, годного скорее для сцены и хорового пения, чем для поля боя. Геродиан видит в нем скорее тщеславного и наивного человека, достаточно глупого, чтобы поверить уверениям Севера в дружбе, цена которым была совершенно очевидна. Historia Augusta отмечает (трудно сказать, насколько справедливо), что Альбин писал эротические пьески, был неутомимым дамским угодником и жестким господином для солдат и рабов. Кроме того, Historia приписывает ему благородное происхождение и утверждает, что «ни один император не пользовался такой любовью сената, как Альбин», поскольку он был ставленником латиноязычной аристократии Запада — в отличие от Нигера, которого поддерживал грекоязычный Восток, и Севера, который опирался на данувийскую армию (эта поддержка и оказалась решающей).

 

КАРАКАЛЛА

211-217 гг.

Каракалла (правильнее — Каракалл) (211–217 гг.) — это прозвище старшего сына Септимия Севера, происходящее от названия долгополого галльского одеяния, которое он ввел в моду в Риме. При рождении (в 198 г.) его назвали Юлием Бассианом в честь отца его матери, Юлии Домны.

В 195 г. отец объявил его Цезарем и нарек Марком Аврелием Антонином. Он получил титул Августа в 198 г., а в 208 г. отправился вместе с семьей в Британию, поскольку из-за болезни отца лично возглавлял последнюю кампанию в Каледонии, где постарался создать себе доброе имя среди солдат. В 211 г., после смерти Севера, Каракалла и Гета унаследовали трон как соправители, согласно прецеденту полувековой давности, созданному Марком Аврелием и Луцием Вером. Завершив кампанию в Британии — причем куда более успешно, чем полагали их критики — оба правителя возвратились в Рим. Однако они сильно недолюбливали друг друга, а попытки Домны примирить их были безуспешными. Вскоре Каракалла убил Гету. Это убийство, однако, не встретило одобрения среди преторианцев, поскольку некоторые из них помнили, что клялись в верности обоим императорам. Поначалу они проявляли признаки серьезного сопротивления. Но затем, как указывает бывший в то время старшим сенатором Дион Кассий, Каракалла обратился к ним с энергичными уверениями:

«Радуйтесь, соратники, ибо теперь я в состоянии оказать вам почести! Я — один из вас, потому что лишь ради вас хочу я жить, с тем чтобы даровать вам множество благ. Все сокровищницы — ваши. Я обещаю жить с вами, сколько возможно, если нет — то по меньшей мере умереть с вами. Ибо я не боюсь смерти и желал бы кончить свои дни на поле боя. Только там пристало умереть мужчине, нигде больше!»

Но Каракалла понимал, что материальные выгоды для преторианцев важнее зажигательных речей, и выплатил им вознаграждение по 2500 денариев каждому, а также на пятьдесят процентов увеличил их довольствие. Кроме того, он поднял плату легионерам с 500 денариев, установленных его отцом, до 675 или 750 и в тех же пропорциях — остальным войскам. Поскольку в те годы инфляция быстро превращала эти суммы в мелкие деньги на карманные расходы, он распорядился постоянно увеличивать размеры солдатских продуктовых пайков.

Одновременно произошли значительные изменения в высшем военном руководстве вследствие устранения военачальников, поддерживавших Гету или старавшихся остаться в стороне. В числе жертв оказался префект претория Папиниан. Тайную полицию и курьерскую связь возглавили Ульпий Юлиан и Юлиан Нестор. Каракалла также ввел положение, согласно которому ни одна из провинций не имела права формировать войска численностью более двух легионов, то есть наместники не могли располагать военной мощью, достаточной для восстания угрожающих масштабов. Двадцать четыре легиона были распределены между двенадцатью провинциями, а остальные девять легионов (один из них в Италии) — по одному в разные пункты Империи.

В 213 г. император отправился в Германию, где крупный племенной союз алеманнов (именно в то время он впервые упомянут в числе врагов Рима), создал серьезную угрозу Десятинным полям, расположенным между верховьями Рейна и Данувия. Каракалла победил алеманнов в битве на Майне, хотя его критики заявляли, что он попросту откупился (и он действительно проводил политику обеспечения мира за счет подачек). Такую практику в Риме принято было осуждать, но она обошлась дешевле затрат на войну и на два десятилетия отсрочила набеги германцев. Немаловажную роль играл и психологический фактор: Каракалла был императором нового типа и не испытывал ненависти к германцам, проявляя к ним некую симпатию, и даже в подражание германцам носил светлый парик.

Приверженность Каракаллы этому неримскому стилю (как и длинные галльские плащи, по названию которых он получил свое прозвище) была лишь внешним проявлением широко распространившегося обычая того времени, а именно — резкого падения престижа всего римского и италийского. Оно нашло отражение в самом известном юридическом законоположении древности, названном по имени императора Конституцией Антонина. Этот эдикт наделял все население Империи, за исключением рабов, статусом римских граждан, который до той поры оставался привилегией жителей Италии и относительно малочисленной элиты провинций. Что касается армии, то данное законоуложение ликвидировало традиционное различие между гражданами-легионерами и лишенными гражданства солдатами вспомогательных войск, установив тем самым принцип равенства и единообразия, хотя падение престижа легионов затруднило привлечение к военной службе честолюбивых мужчин. Главной же была выгода финансовая, так как указ привел к увеличению числа людей, обязанных платить непрямые налоги на наследство и за освобождение рабов — эти выплаты производили только римские граждане. Вообще состояние финансов доставляло Каракалле постоянное беспокойство (чтобы извлечь некоторую выгоду, он приступил к выпуску монет пониженного качества, так называемых антонианов, которые были в полтора раза тяжелее динариев и имели при этом двукратную номинальную стоимость). Что касается различий между гражданами и не-гражданами, то к тому времени они уже стали стираться, и законоведы предпочитали делить население на два основных социальных класса: знать и простонародье. Таким образом, при всем значении законоположения Каракаллы следует помнить, что он стал еще и важнейшим шагом в процессе устранения привилегий гражданства. В материальном плане уравнение в правах выразилось, например, в возведении для населения огромных бань в Риме, которые были названы именем Каракаллы, хотя начали строиться еще при Севере. Окруженное сплошными садами с гимнастическими площадками под открытым небом и произведениями искусства, главное здание бань Каракаллы, оборудованное гидравлическими, нагревательными и дренажными устройствами, было рассчитано на тысячу шестьсот купальщиков. Центральная часть представляла собой зал с плавательным бассейном под высоким бетонным сводом, державшимся на четырех огромных столбах из того же материала. Сам зал был столь велик (56 на 24 метра), что люди на его просторах казались карликами — начиналась новая эпоха, когда каждый стал равным среди массы равных.

Каракалла мыслил глобальными категориями. Судя по произведениям скульпторов, создававших его бюсты в стиле барокко, он предпочитал видеть себя в образе Бога-Солнца или Александра Великого, покорившего весь мир и подарившего ему всеобщее гражданство. Соответственно он строил планы о покорении Парфии, что не удалось даже Траяну. В 214 г. Каракалла собрал на Данувии огромную армию для восточного похода, включая шестьдесят тысяч человек в составе фаланг, экипированных подобно македонцам прежних времен. В следующем году император вторгся на территорию Парфии и успешно расширил границы провинции Месопотамии, однако попытка покорить Армению оказалась бесплодной. В 216 г. Каракалла начал поход в Мидию, но вынужден был вернуться к месопотамским рубежам. В это время преторианский сопрефект Макрин, в ведении которого находилась императорская переписка, из писем своего господина понял, что его собственная жизнь оказалась под угрозой. Поэтому когда Каракалла во время поездки верхом из Эдессы в Карры (он хотел посетить расположенный в этом городе храм бога Луны) спешился, чтобы облегчиться, один из солдат по приказу Макрина ударил его кинжалом, а офицеры стражи докончили дело.

Дион Кассий отмечал, что отношение сенаторов к Каракалле было чрезвычайно критическим. Император был хитер, сообразителен и не останавливался перед применением насилия, унаследовав эти качества от своего отца. Его увлекали физические упражнения: он любил скачки на лошадях, плавание и получал удовольствие от кровопролитных состязаний. Каракалла имел обыкновение без раздумий говорить все, что приходило ему в голову, не спрашивая советов или мнения знатоков. Дион Кассий полагал, что у Каракаллы было больное тело и помутненный рассудок.

 

ГЕТА

211 г.

Гета (Публий Септимий) (император-соправитель, февраль — декабрь 211 г. или, возможно, начало 212 г.) был младшим сыном Септимия Севера и Юлии Домны, он родился в 189 г. В 197 г. сопровождал отца, мать и старшего брата Каракаллу в парфянской войне. На следующий год после победы Севера под Ктесифоном его объявили Цезарем, а Каракалла в то же время получил титул Августа.

В 199–202 гг. Гета много путешествовал: сначала поехал на Восток, затем — во Фракию, Мезию и Паннонию. В 203–204 гг. он отправился вместе с Севером и Каракаллой в родную им Северную Африку. В 205 г. Гета стал соконсулом Каракаллы, но уже тогда отношения между ними были неприязненными. Тесть Каракаллы, префект Плавтиан, счел за лучшее сдерживать их вражду, но после его убийства молодые люди, согласно Диону Кассию, «в своем поведении более ни перед чем не останавливались».

«Они насиловали женщин и надругались над мальчиками, они растрачивали деньги и избирали в товарищи гладиаторов и возниц, соревнуясь друг с другом в бесчинствах, и их соперничество было преисполнено раздорами; если один принимал какую-то сторону, то второй непременно поддерживал противоположную. И настолько никто из них не хотел уступать, что однажды в пылу бешеной скачки Карахалла выпал из двухколесной колесницы и сломал себе ногу».

Стараясь примирить сыновей, Север большую часть 205–207 гг. держал их при себе в Кампании. С той же целью в 208 г. он вновь назначил братьев соконсулами. В том же году они отправились с родителями в Британию. Гета остался с матерью в Эбораке, в 209 г. он принял управление провинцией Британия и к прочим императорским титулам получил титул Август — на одиннадцать лет позже Каракаллы, который был старше его всего на один год. Отныне полное имя Геты стало таким: «Император Цезарь Публий Септимий Гета Пий Август»; а еще год спустя к нему добавилось звание «Британник».

Перед смертью в 211 г. Север завещал сыновьям жить в согласии, но после их восшествия на престол стало ясно, что надежды на это весьма призрачны. В дальнейшем соперничестве Каракалла захватил инициативу и всегда действовал абсолютно самовольно, не спрашивая мнения брата. Он быстро заключил мир с каледонцами, чтобы вернуться в Рим и укрепить свои позиции в столице. Он сразу избавился от советников отца, пытавшихся во исполнение последней воли прежнего государя убедить Каракаллу наладить отношения с братом. Армия, по-видимому, тоже симпатизировала Гете, который к тому же внешне бьш очень похож на отца.

Взяв с собой прах Севера, братья в сопровождении Юлии Домны направились в Рим. Их взаимная ненависть была столь велика, что в пути они не останавливались в одном доме и не ели за одним столом, опасаясь отравления. Оба стремились поскорее оказаться в столице, где могли чувствовать себя в большей безопасности. По приезде в Рим, после похорон и обожествления Севера, они поселились в противоположных концах дворца, и каждый имел собственную многочисленную стражу. Дело шло к территориальному разделу Империи, по которому Гете отходила Азия, а Каракалле — Европа. Однако Юлия Домна воспротивилась этой идее, заявив: «Вы можете разделить Империю, но не сможете разделить свою мать». Этот вариант мог оказаться временным решением, но Юлия Домна, очевидно, опасалась полностью утратить свое влияние.

Как следствие, Каракалла решил убить брата во время праздника Сатурналий, но план провалился, поскольку поползли слухи о его намерениях. Гета увеличил охрану, солдаты и атлеты дежурили у его покоев день и ночь. Тогда Каракалла избрал иную стратегию. Он предложил Юлии Домне пригласить их обоих — без сопровождающих — в свои покои для примирения. Когда Гета вошел в комнату, центурионы Каракаллы набросились на него и зарубили мечами. (Впоследствии история обросла мелодраматическими подробностями — будто бы Гета бросился к матери, прося у нее защиты, и офицеры убили его в ее объятиях.) Каракалла объявил, что Гета замышлял против него заговор, и, несмотря на волнения в альбанском легионе, получил поддержку преторианцев и сената. Имя Геты было вычеркнуто из летописей, а его сторонники уничтожены.

Вопреки утверждениям Диона Кассия о невоздержанности Геты, историк более позднего времени, Виктор, говорил, что он был вежливым и уравновешенным юношей — в противоположность Каракалле. Historia Augusta сообщает:

«Всегда ненавидимый братом, Гета руководствовался советами отца и относился к матери с большей любовью, чем брат. Он обладал звучным голосом и слегка заикался. Он так любил элегантно одеваться, что отец подшучивал над ним. Если он что-то получал от родителей, то тратил все на обновки и ничего никому не давал… В юности его считали приятным компаньоном… В литературе он отдавал предпочтение писателям давних времен… На его похоронах никто не сомневался, что хоронят человека, убитого родным братом».

 

МАКРИН

217 — 218 гг.

Макрин (Марк Опеллий) (апрель 217 — июнь 218 гг.) родился в 164 г. в бедной семье из Цезареи (Йол) в Мавритании, a Historia Augusta приводит сведения, никем более не подтвержденные, о том, что в молодости он с успехом служил гладиатором, егерем и курьером. Впоследствии Макрин перебрался в Рим, где добился звания юриста и стал официальным советником Плавтиана, префекта претория при Септимии Севере, умершего в 205 г.; он следил также за торговлей на Виа Фламиния и управлял имениями Севера как procurator thesaurorum.

В 212 г. Каракалла назначил его сопрефекгом претория вместе с Оклатинием Адвентом, который был повышен из рядовых. В 216 г. Макрин участвовал в парфянском походе императора и уже на следующий год получил консульский статус (ornamenta consularia). Весной того же года, однако, во время пребывания в Месопотамии Макрин обнаружил послание императору; в нем указывалось, что, по предсказаниям астрологов, он представляет угрозу для Каракаллы (и действительно, 8 апреля император был убит). Убийство совершил некий Марциалис по наущению Макрина. Он был схвачен и убит императорской стражей. Отсутствие на месте преступления и показное сожаление по поводу смерти своего господина не могли скрыть ведущую роль Макрина в этом убийстве. Но, так или иначе, через два дня солдаты воздали Макрину императорские почести.

На римском троне он был не первым выходцем из Мавретании, но первым, кто при восшествии на престол не принадлежал к сословию сенаторов. Более того, своим возвышением он был обязан армии и открыл долгую череду «солдатских императоров», которые занимали трон таким же образом. Макрин также хорошо понимал, что его популярность в армии недостаточно прочна и может быстро развеяться, если у солдат возникнут серьезные подозрения в его причастности к убийству Каракаллы, пользовавшегося большой любовью армии; поэтому он не порицал своего предшественника (и жертву), а активно добивался его обожествления. Кроме того, на монетах среди его имен было и имя Север — неизвестно, было ли оно дано ему при рождении, но это кажется маловероятным. Надеясь на установление династии, Макрин поместил на монетах изображение своего девятилетнего сына Диадумена, называя его Антонином Цезарем, «Предводителем Молодежи» (PRINCEPS IVVENTVTIS) и «Надеждой Государства» (SPES PVBLICA).

Хотя Макрин занял императорское место, не заручившись предварительно поддержкой сената, сенаторы из ненависти к Каракалле предпочли признать его и поспешно утвердили все его титулы и привилегии. Макрин тактично принес извинения за свое несенаторское происхождение и обещал править подобно Марку Аврелию и Пертинаксу. И хотя сенаторы были не очень довольны назначением Оклантиния Адвента (автора идеи увеличения налогов при Каракалле) городским префектом, восстановление института выездных судей и амнистию политических заключенных они встретили с явным одобрением. Однако все оказалось напрасным, поскольку Макрин не смог сохранить лояльность армии. В первую очередь причиной тому послужило непопулярное политическое решение восточной проблемы. Коронование в Армении Тиридата II, сына взятого Каракаллой в плен монарха, означало выход этой страны из-под римского контроля. Престиж Макрина пострадал еще сильнее после его неудачной попытки остановить парфянского царя Артабана V, который вторгся в Месопотамию, отвергнув предложение императора о мире. Вопреки тому, что в монетной чеканке была увековечена «Победа над Парфией», трехдневное сражение неподалеку от Нисибиса завершилось не в пользу Макрина, и в начале 218 г. он был вынужден подписать бесславный мир, согласившись освободить пленных и выплатить значительную контрибуцию. Его ветераны потребовали возвращения в родные страны, а новые рекруты очень скоро разочаровались, когда выяснили, сколь мала плата в первые годы службы.

Обстоятельства благоприятствовали «смелой попытке», и ее осуществила сирийка Юлия Мэса, сестра последней жены Септимия Севера, Юлии Домны. Заручившись поддержкой восточных гарнизонов, она привезла своего четырнадцатилетнего внука Бария Авита Бассиана (Элагабала), жреца из города Эмесы, в штаб-квартиру финикийского легиона в Рафнеях и 16 мая провозгласила его императором. Время было очень удобным для восстания, потому что угроза со стороны Парфии, которая могла оказаться гибельной как для императора, так и для восставших, осталась позади, а у Макрина не хватало времени, чтобы перебросить войска с Данувия и Рейна. Он отправил на подавление беспорядков кавалерию во главе с префектом претория Ульпием Юлианом, но солдаты убили Юлиана и перешли на сторону претендента. Тогда Макрин перебрался в Аламею, где в целях укрепления будущей династии объявил своего сына Диадумена Августом и выпустил в Антиохии монеты в честь этого события с надписью «Счастье века» (FELICITAS TEMPORVM). Он также постарался добиться расположения к себе, отменив прежнее понижение платы солдатам и пообещав им огромные премиальные. Тем не менее в последовавшей битве целый легион предал Макрина, и ему пришлось поспешно бежать в Антиохию. Наместники Финикии и Египта остались ему верны, но не могли оказать помощь достаточно быстро, поскольку значительные силы противника под командованием Ганниса, евнуха Бария Авита, совершили стремительный марш навстречу императору и нанесли ему решающее поражение в битве, состоявшейся в двадцати четырех милях от Антиохии. В этот день, 8 июня, Макрин потерял большую часть своих войск. Скрываясь от военной полиции, он бежал на коне в Европу, но в Халкедоне, недалеко от Босфора, какой-то центурион опознал и арестовал его. Он проделал долгий обратный путь в Антиохию, где и был казнен. Диадумена, попытавшегося бежать в Парфию, ждала та же участь.

Существует два прекрасно сохранившихся портрета Макрина, отчеканенных на монетах. Один из них — профиль человека с небольшой бородкой, очевидно, является всего лишь измененным портретом Каракаллы: по-видимому, он создан римским художником, плохо представлявшим себе внешность нового императора. Другой, сделанный в Антиохии, кажется более реалистичным; на нем изображен вытянутый профиль с окладистой бородой. Что касается личных качеств Макрина, то в основном его характеристики даны его противниками и полны злословия. Например, Historia Augusta утверждает, что он ел и пил чрезмерно много, безжалостно наводил дисциплину среди слуг с помощью плети. С другой стороны, Дион Кассий, хорошо осведомленный современник Макрина, признавал, что у него был ряд положительных черт. Макрин добросовестно изучал материалы судебных процессов, хотя не отличался очень хорошим знанием законов; во время службы префектом он действовал из лучших побуждений, всегда руководствуясь чувством справедливости. Дион Кассий сделал вывод, что все было бы хорошо, если бы вместо поспешного захвата трона Макрин предоставил поле действия сенаторам. В отзывах Диона Кассия слышатся нотки сенаторского предубеждения: так, он отмечает низкое происхождение Макрина и отсутствие у него административного опыта, необходимого для императора. Армия, когда-то посадившая Макрина на трон, тоже была о нем невысокого мнения. Возможно, наилучшим выходом для него было бы поскорее вернуться в Рим, чтобы лично засвидетельствовать перед сенатом смерть Каракаллы. Но ему не позволили сделать это сначала парфянская война, затем — мятеж Юлии Мэсы. Обе эти кампании показали, что Макрин оказался бездарным полководцем, и это, пожалуй, стало наиболее фатальным из его недостатков.

 

ЭЛАГАБАЛ

218-222 гг.

Элагабал (218–222 гг.) родился в 204 г. Вскоре после убийства Каракаллы в 217 г. мать императора, Юлия Домна, покончила с собой, но ее сестра Юлия Мэса, вдова консула Юлия Авита, решила свергнуть Макрина. Он приказал ей удалиться в сирийский город Эмесу и тем самым создал превосходные предпосылки для восстания. Ее дочь Юлия Соэмиада вышла замуж за Вария Марцелла, который после успешной карьеры всадника был удостоен сенаторского ранга. Их четырнадцатилетний сын Варий Авит Бассиан (последнее имя принадлежало семье, из которой происходил и Каракалла) по семейной традиции был жрецом культа бога солнца Эл-Габала (проявление главного семитского божества Эла) в Эмесе и отличался привлекательной внешностью, что помогала ему исполнять культовые церемонии с театральным блеском.

Римские легионеры гарнизона Рафней были покорены щедростью Юлии Мэсы. Командир легиона Публий Валерий Комазон ночью привез мальчика в лагерь, а на рассвете (благоприятный момент для жреца бога Солнца) 16 мая 218 г. его провозгласили императором как Марка Аврелия Антонина — мальчику дали имена Каракаллы и объявили его сыном. За этим последовал переход войск от непопулярного Макрина на сторону нового императора. Его армия под командованием евнуха Ганниса 8 июня одержала решающую победу в сражении при Антиохии. Вскоре Макрин был убит, а Элагабал стал отсчитывать свое правление от даты сражения, принесшего ему победу.

В письмах из Антиохии в Рим своим советникам и советникам своего предшественника он сообщил о принятии императорских титулов и позаботился о том, чтобы сделать примирительные жесты. Сенат должным образом утвердил его восшествие на престол, признал его сыном Каракаллы и обожествил последнего (хотя на самом деле сенаторы ненавидели Каракаллу). Были выпущены монеты в честь нового бога (DIVO ANTONINO MAGNO) и обожествленной Юлии Домны (DIVA IVLIA AVGVSTA), а также в честь нового императора, Юлии Мэсы и Юлии Соэмиады.

В августе последние трое отплыли в Вифинию и провели зиму в Никомедии. Там причудливые восточные религиозные обряды Элагабала посеяли страх, и во время бурных волнений евнух Ганнис был убит. Медленно продвигаясь на запад, императорская семья достигла Рима в начале осени 219 г. Воцарившись в столице, они принялись раздавать важнейшие должности своим сирийским сторонникам (многие из них не принадлежали к сенаторскому сословию). Один из сирийцев, Комазон, стал сопрефекгом претория (а впоследствии — префектом города) и правил страной вместе с Юлией Мэсой, которая стала самой влиятельной женщиной в истории Империи.

Перед ними стояла трудная и деликатная задача, поскольку юный император проявлял рискованную независимость в личных и религиозных пристрастиях. Его сексуальные наклонности создали ему дурную славу, поскольку он, очевидно, был пассивным гомосексуалистом. Римская общественность привыкла к императорам, которые увлекались молоденькими мальчиками — обычно это пристрастие дополняло их гетеросексуальную жизнь. Хорошо известно, что Нерон предпочитал мужчин старше себя, хотя любил и женщин. Но Элагабал являл собой полную противоположность и был единственным, кто открыто позволял себе крайности. Если многочисленные подробности из Historia Augusta можно счесть сомнительными, то Диону Кассию, сенатору той эпохи, вполне можно доверять, когда он сообщает, что любимым «мужем» императора был Гиерокл, белокурый раб из Карии. Согласно Диону Кассию, Элагабал также имел обыкновение «становиться нагишом в дверях своих дворцовых покоев и, подражая шлюхам, трясти занавесом, сплетенным из золотых колец, и петь для проходивших нежным чувственным голосом». Геродиан отмечал, что император появлялся в общественных местах с накрашенными глазами и нарумяненными щеками, чем только портил свою естественную красоту.

Столь эксцентричное поведение побудило Юлию Мэсу по указке советников — чтобы опровергнуть дурные слухи — устроить просмотр невест из числа непорочных римских красавиц аристократического происхождения. Один из источников тех времен сообщает, что за короткое царствование Элагабал сменил не менее пяти жен. Монеты позволяют уверенно говорить лишь о трех женах — все они удостоились титула Августы и изображались непременно в образе «Гармонии» (CONCORDIA). Первой женой (в 219–220 гт.) была Юлия Корнелия Паула. Второй женой стала Аквилия Севера, со скандалом освобожденная от обета весталки. Очень скоро, однако, Элагабал отрекся от нее и женился на Аннии Фаустине из дома Марка Аврелия. Но этот союз тоже длился недолго (220–221 гг.), после чего он вернулся к Севере. Однако быстрая смена императриц не могла скрыть тот факт, что сексуальные интересы юноши были полностью ориентированы на мужчин.

Еще большее беспокойство вызывал религиозный фанатизм Элагабала. Во времена царствования Септимия Севера культ Солнца постепенно вытеснил пантеон римских богов. Но Элагабал пошел дальше. Он отмел все традиции в стремлении установить в римской имперской теологии собственную, эксцентричную версию культа солнца. Этот необычный Король-Солнце принес свой восточный культ солнца в столицу и возвел его на вершину римской религии, потеснив даже Юпитера. Он женился на весталке Севере, чтобы заключить союз двух культов (по его представлениям, от этого брака должны были родиться «солнцеподобные дети»), и с той же целью провозгласил богиню Минерву женой бога Эл-Габала. Солнечному божеству из Эмесы, идолом которого был фаллической формы метеорит, построили грандиозный храм на восточном склоне Палатинского холма. Его основание сохранилось по сию пору; а на медальонах более поздних времен изображены его огромные ворота и ступени монументальной лестницы (впрочем, впоследствии это святилище использовалось для иных целей).

От названия культа происходит и имя самого императора, так как по восточному обычаю верховного жреца отождествляли с богом, которому он служил. В качестве обряда посвящения Элагабал произвел обрезание себе и своим приближенным. Сохранилось свидетельство Геродиана о плясках императора вокруг алтаря Эл-Габала под звуки цимбал и барабанов, на которых играли сирийские женщины. Сенаторам и всадникам надлежало присутствовать на этой церемонии. Бог Солнца занимал отныне центральное место в самом пышном ежегодном римском празднестве, приуроченном ко дню летнего солнцестояния. Далее Геродиан сообщает:

«Он установил солнечного идола на колесницу, сплошь отделанную золотом и драгоценными каменьями, и вывез его за пределы столицы, проехав по предместьям города. Колесницу тянули шесть огромных белых, без единого пятнышка, коней в дорогой золотой сбруе с богатой отделкой. Никто не правил упряжкой, никого не было в самой колеснице; получалось, будто бог сам правит колесницей. Элагабал бежал перед колесницей спиной вперед, непрерывно глядя в лицо богу и придерживая поводья. Так он и проделал весь путь, заглядывая в лицо своему богу».

Этот сюжет нашел отражение в чеканке монет, на которых юный правитель назван «Непобедимым» и «Верховным Жрецом», «Жрецом Бога-Солнца Эл-Габала» (SACERDos DEI SOLIS ELAGABali); на другой монете, выпущенной в Антиохии, изображена триумфальная колесница, запряженная четверкой лошадей под четырьмя балдахинами, везущая священный конический камень, увенчанный римским орлом.

Сексуальные отклонения и религиозные пристрастия юного императора настолько встревожили Юлию Мэсу, что она сочла его плохим союзником, от которого лучше избавиться. Его мать, Соэмиада, была столь же безнадежно увлечена солнцепоклонничеством, и потому Мэса обратила взор к своей второй дочери, Юлии Авите Мамее, и ее тринадцатилетнему сыну Алексиану. Этим двум женщинам удалось убедить Элагабала объявить Алексиана цезарем под тем предлогом, что теперь он сможет больше времени уделять своим религиозным обязанностям. Так Алексиан был возведен в ранг Цезаря под именем Александра.

Когда вскоре Элагабал изменил свою точку зрения и попытался устранить Алексиана, Мэса и Мамея расстроили планы императора и, в свою очередь, привлекли на свою сторону преторианскую стражу. 11 марта 222 г. Элагабал и его мать Соэмиада были убиты, их тела проволокли по улицам Рима и сбросили в Тибр; большую часть их приближенных также ожидала смерть. Эмесский бог, этот черный каменный идол, был отправлен обратно в родной город, где поклонение ему ничуть не уменьшилось за четыре года его пребывания в Риме.

 

АЛЕКСАНДР СЕВЕР

222-235 гг.

Александр Север (222–235 гг.) родился в 208 г. в финикийском городе Кесарии Ливанской и при рождении был наречен Марком Юлием Гессием Алексианом. Его отцом был Гессий Марциан, а матерью — Юлия Авита Мамея, дочь Юлии Мэсы и внучка Юлии Домны и Септимия Севера. Подобно своему кузену и предшественнику Элагабалу, Алексиан был жрецом бога Солнца в Эмесе.

Когда Мэса решила, что Элагабала необходимо сменить, ей удалось вместе с Мамеей убедить его объявить Алексиана своим наследником; в 221 г. тринадцатилетний мальчик, получив титулы Цезаря и «Предводителя молодежи», принял имя Марк Аврелий Север Александр. Тогда же были выпущены монеты в честь наследника и его матери. В следующем году он стал со-консулом императора. Заметив рост популярности своего добродушного кузена, Элагабал вскоре стал оскорблять его и хотел не только отменить повышение, но и вообще уничтожить конкурента. Но осмотрительная Мэса расстроила эти планы и подговорила стражу убить Элагабала и его мать Соэмиаду. В итоге Александр Север тихо и мирно занял престол.

Бразды правления оказались в руках Мэсы и Мамеи, а после смерти первой в 223 г. управление перешло к Мамее. Однако Мамее было непросто отстоять свое влияние. Так, ей пришлось уступить во время трехдневных уличных боев преторианцев, не поладивших с собственным командиром, знаменитым судьей Ульпианом, который был земляком Мамеи и ее главным советником. Когда Ульпиан стал главным префектом, в его подчинении оказались два других префекта (Флавиан и Крест) — два старших офицера претория. Однако вскоре оба умерли, и стражники, недовольные старорежимной жесткостью Ульпиана в отношении дисциплины, восстали против него, заподозрив пришлого начальника в причастности к смерти своих командиров. Так или иначе, в 223 г. они убили его. Мамея и Александр не смогли спасти Ульпиана и даже вынуждены были назначить его убийцу, Марка Аврелия Эпагата, наместником Египта — правда, впоследствии они сами же позаботились о его уничтожении. Гибель Ульпиана положила конец обычаю назначать главного судью префектом претория; впрочем, с тех пор и роль префекта в гражданских делах стала не столь значительной — отныне преторианцы занимались прежде всего защитой от военных угроз, возникавших непрерывной чередой.

В 225 г. Мамея, неустанно опекавшая мягкого, вежливого и послушного императора, выбрала ему невесту из патрицианской семьи, Кнею Сею Гереннию Саллюстию Барбию Орбиану. Она сразу же была удостоена титула Августы и выпуска посвященных ей монет. Ее отец, Сей Саллюстий Макрин, по-видимому, получил титул Цезаря. Однако прошло немного времени, и он вместе с дочерью лишился симпатий ревнивой и подозрительной Мамеи, которая вынудила Александра — против его воли, как утверждают источники — изгнать Орбиану в Африку. Тесть императора пытался укрыться в лагере преторианцев, но его схватили и казнили, как мятежника, в 227 или 228 г. С тех пор у Мамеи, удостоенной титула «Мать Императора, Солдат, Сената и Страны», не появлялось соперников при дворе. Но преторианцы, которых поражение Саллюстия лишило возможности продемонстрировать свою силу, продолжали сеять беспокойство. Одним из объектов их ненависти был сенатор Дион Кассий вследствие того, что он, будучи наместником Верхней Германии (по его собственному мнению) «управлял солдатами твердой рукой». Гвардейцы уже поднимали мятеж против Диона Кассия в правление Ульпиана, и в 229 г., когда он стал консулом, император посоветовал ему провести два месяца не на рабочем месте, а в безопасности вне стен столицы.

Historia Augusta пространно восхваляет царствование Александра, как Золотой Век восстановления власти сената. Но такое утверждение, ставшее ядром автобиографического очерка, при всем уважении к историку, следует признать необоснованным. Historia Augusta изображает безобидного юношу идеальным правителем, наделенным многими добродетелями, и приписывает ему авторство административных реформ, близких сердцу самого писателя. Под восстановлением власти сената, по-видимому, подразумевается эпизод, упоминаемый в записях Геродиана: чтобы создать о себе хорошее мнение после разорительного правления Элагабала, Мэса и Мамея сформировали комитет из шестнадцати сенаторов — представительный консультационный орган при несовершеннолетнем наследнике. Далее историк очень точно подмечает, что эти меры подняли лишь престиж сената, но не реальную его власть. В действительности по-прежнему царил непреклонный военный абсолютизм, который не сдавал своих позиций. Даже выслужившийся при Элагабале главный министр Комазон остался во главе управления городом на третий срок; а Мамея и Александр делали все возможное, чтобы завоевать расположение армии, и потому, как утверждает Historia, не стремились к чрезмерному ужесточению дисциплины.

Следует отметить прогрессивные изменения в уголовном законодательстве: наметившаяся тенденция к смягчению наказаний являла резкий контраст с величайшей суровостью суда времен царствования Элагабала. Но, к сожалению, вскоре новый режим стал приобретать отрицательную репутацию. Причины этого не до конца ясны, потому что было произведено пять раздач хлеба населению, а программа общественных работ затронула многие части Империи. Например, в самом Риме были расширены знаменитые бани Нерона, к которым провели новый акведук и пристроили новую библиотеку, и теперь весь комплекс стал называться банями Александра. Более того, существенно снизились налоги, и потери годового дохода компенсировались возросшей пошлиной на предметы роскоши. Тем не менее после предыдущего расточительного правителя государство вынуждено было тщательно выверять все свои расходы. Юный Александр ограничивал себя в личных тратах, тогда как его мать отличалась алчностью, внушавшей, по свидетельству Геродиана, отвращение ее сыну, — но он был слишком послушен, чтобы предпринять действенные контрмеры, и в результате ее жадность и стяжательство помешали успешному правлению.

Эти качества поставили под угрозу и ее собственные позиции, тогда как внешнее военное положение драматически изменилось в худшую сторону. Прежде всего это было вызвано тем, что прежнее владычество Парфии по ту сторону Евфрата сменилось властью Персии. Непрерывные войны с Римом значительно ослабили власть парфян над их вассальными государствами. В числе последних было государство Персеполь, правитель которого, Ардашир, в 223–230 гг. восстал против парфян и сверг их монарха, подчинив все государство династии Сассанидов, названной так в честь его деда. Это новое руководство оказалось для Рима гораздо опаснее прежнего, парфянского. Создав сильное централизованное и националистически настроенное правительство, руководители нового режима с величайшей агрессивностью занялись захватом территорий, стремясь расширить свои владения до древних парфянских границ в Малой Азии.

В 230 г. Рима достигла весть о том, что Ардашир, преследуя эти цели, вторгся в Месопотамию и угрожал Сирии и другим азиатским провинциям. На следующий год — после бесплодных переговоров — Мамея и Александр отправились на Восток во главе значительной армии. Вторая попытка решить проблему дипломатическими способами тоже не привела к успеху и завершилась ультиматумом Ардашира, который потребовал отдать все указанные им земли. На монетах Александра прославлялась «Верность Армии» (FIDES EXERCITVS, FIDES MILITVM), но то и дело вспыхивали беспорядки, попытки узурпировать власть среди офицеров в Месопотамии, и мятежи в войсках, приведенных из Египта. Тем не менее в 232 г. римляне были достаточно подготовлены, чтобы нанести удары одновременно по трем направлениям: в Армении, в северной части Месопотамии и в ее южной части. Первая колонна действовала успешно и вторглась на территорию Мидии, но на обратном пути серьезно пострадала от суровой зимы; вторая, под командованием императора, не смогла продвинуться достаточно далеко (по-видимому, из-за знойного климата); третья была уничтожена у берегов Евфрата. Так или иначе, римлянам удалось возвратить Месопотамию, а Ардашир на четыре года затих. По возвращении Александра и Мамеи в Рим в 233 г. первый был удостоен Триумфа, как «Великий Персидский».

Но некоторое время спустя Рим встревожили известия о серьезных волнениях у рейнских и данувийских границ. Дуэт правителей, еще озабоченный персидским кризисом, оказался перед лицом второй угрозы, ознаменовавшей начало новой эпохи, когда Империю почти непрерывно атаковали вдоль всей протяженности ее границ.

Первые сообщения о серьезной угрозе со стороны алеманнов появились еще до возвращения императора и его матери с Востока. Когда об этом стало известно, данувийские легионы, которые участвовали в персидской кампании (и уже недолюбливали императора за предпочтение, которое он отдавал войскам с родного ему Востока), потребовали возвращения к своим европейским границам, чтобы защищать свои собственные земли в случае нападения. По возвращении в Рим Александр и Мамея сразу направили их на север и вскоре сами поехали туда же, чтобы присоединиться к легионам в Могунциаке. Через реку уже навели понтонный мост, но Александр, который отнюдь не был полководцем, попытался откупиться от германцев. Тогда его войска, почувствовав себя оскорбленными, принесли присягу своему командующему Максимину, происходившему из данувийской семьи. В марте 235 г. они облачили его в пурпур, и солдаты, приведенные Александром и Мамеей с Востока, отказались защищать их. Напротив, когда Максимин выступил против них, они схватили и убили императора и его мать.

За время своего царствования Александр и Мамея старались осторожно направить солнцепоклонничество по менее экзотическому пути, нежели Элагабал. Поклонение Богу-Солнцу, квази-монотеистическому божеству века, находило отражение и в чеканке монет. Однако этот бог изображен не в сирийском стиле, а в традиционной римской короне из расходящихся лучей; храм Элагабала переделали в святилище Юпитера-Мстителя. Historia Augusta определяет отношение Александра к религии, как терпимое ко всем ее проявлениям:

«Прежде всего он ранним утром — если не спал с супругой — священнодействовал в святилище Ларов, где держал статуи обожествленных императоров (точнее, только лучших из их числа) и некоторых святых — таких, как Аполлоний Тианский, Христос, Авраам, Орфей и прочих, а также портреты его предков… Среди праведников и обожествленных императоров его святилища был и Александр Великий».

Упоминание о статуе Иисуса нельзя назвать неправдоподобным, поскольку в то время число христиан среди домочадцев императора существенно возросло.