Администрация сайта «Известия постапокалипсиса» с прискорбием вынуждена сообщить, что автор этого блога Джорджетта Мари «Баффи» Месонье скончалась в прошлую субботу, 17 апреля 2040 года, приблизительно в восемь пятнадцать вечера. Баффи попала в автомобильную аварию, и, в результате трагического стечения обстоятельств, ее укусил Чарльз Вонг, ее молодой человек, который погиб во время столкновения и успел ожить.

Пожалуйста, поймите нас правильно, сугубо деловой тон этого сообщения вовсе не означает, что коллектив «Известий постапокалипсиса» не скорбит об этой внезапной потере. Таким образом мы лишь пытаемся выразить свое уважение и горе.

Семье Баффи уже сообщили печальные новости, а ее пост уже отправили на Стену. Пока этот сайт функционирует, блог погибшей и все ее архивы останутся здесь.

Баффи, нам тебя не хватает.

 

Восемнадцать

Стреляю я гораздо хуже Шона, но на таком расстоянии промахнуться в голову почти невозможно. И тем не менее я все равно еще несколько минут не опускала пистолет — ждала, а вдруг она шевельнется. А еще ждала — не почувствую ли хоть что-нибудь. Баффи была членом моей команды, входила в круг самых близких, и вот ее не стало. Я же должна хоть что-то почувствовать? Ничего, кроме смутного ощущения потери и подступающего ужаса.

Рика тошнило, и он судорожно закашлялся. Этот звук выдернул меня из ступора. Опираясь на руку Шона, я надела очки (привычное знакомое действие), а потом опустила пистолет и повернулась к оставшемуся в живых коллеге.

— Рик, как ты?

Казинса все еще тошнило, он не мог ответить. Я кивнула.

— Понятно. Шон, иди в грузовик и принеси еще три анализатора.

— А ты что будешь делать? Одна, посреди всего этого, рядом с трупами и капитаном Тошнотиком?

Я расстегнула молнию и достала из кармана куртки наладонник.

— Останусь здесь, присмотрю за капитаном Тошнотиком и вызову подмогу. Пока они не приехали, нужно удостовериться, что мы чисты; без отрицательных результатов нас просто пристрелят. Придется вызывать целую бригаду зачистки — у нас два тела, зараженный трейлер, кровь Баффи на асфальте…

Шон замер, а потом медленно перевел взгляд с осколков стекла, приставших к моим джинсам, на ободранные ладони.

— Нам нужны отрицательные результаты, — повторил он безжизненным голосом.

— Именно.

На лице брата застыл испуг. Хотела бы я сейчас испугаться, но у меня не получалось. Внутри все словно оцепенело.

— Иди.

— Иду.

Шон развернулся и бегом припустил к грузовику.

Рик все еще стоял на четвереньках, но, похоже, его больше не тошнило. Я подвинулась поближе к нему, чтобы хоть как-то поддержать, и стала искать канал для экстренных вызовов. Сейчас мы на государственном шоссе, если я подключусь к специальному каналу, мое сообщение получат все полицейские участки, все федеральные службы и все больничные бактериологические отделения в округе. Если есть кому оказать помощь, нам ее обязательно окажут.

— Это Джорджия Мейсон, лицензия номер ABF-один-семь-пять-восемь-девять-три. Мы находимся между семьдесят седьмой и семьдесят восьмой километровыми отметками на федеральной автостраде номер пятьдесят пять. Экстренный вызов категории А, уровень опасности зоны изменился. Наш статус: выжившие ожидают результатов анализа крови. Требуется подтверждение.

Ответили почти сразу же.

— Это отделение ЦКПЗ, Мемфис. В ваш район направлена группа. Пожалуйста, объясните, как оказались в данной зоне.

Теоретически, закон разрешает путешествовать по федеральным трассам, людям ведь по-прежнему нужно перемещаться из точки А в точку Б. Но обычно этим занимаются дальнобойщики, и даже они заранее сообщают властям о маршруте следования и всех возможных остановках. Автоколонны тоже должны отчитываться. Когда соответствующее законодательство вступило в силу, многие жаловались, мол, ограничивают личную свободу. Но подобные разговоры быстро прекратились, когда правительство в довольно жесткой форме объяснило: в первую очередь их интересуют не перемещения самих граждан, а география возможных вспышек вируса. Это самое «мы просто хотим знать, где именно появятся новые зомби» стало решающим аргументом в споре и вынудило умолкнуть многих протестующих.

— Маршрут, зарегистрированный под номером сорок семь А; наименование «автоколонна с оборудованием Райман-Тейт». На месте происшествия присутствуют официально зарегистрированные водители: Джорджия Каролина Мейсон, лицензия класса М; Шон Филип Мейсон, лицензия класса А; Ричард Казинс, лицензия класса С; Чарльз Ли Вонг, лицензия класса А. Официально зарегистрированные пассажиры: Джорджетта Мари Месонье, лицензия класса С. Цель путешествия — транспортировка оборудования из Пэриша, штат Висконсин, в Хьюстон, штат Техас. Продолжительность путешествия — четыре дня. Заявлены возможные остановки для отдыха и сна. Две машины все еще на ходу. Не могу точно сообщить вам их состояние. Если укажете свой сетевой ключ, я вышлю подробные данные о маршруте.

— Мисс Мейсон, в этом нет необходимости. Почему необходима служба ликвидации биологической угрозы?

Мужчина говорил уже чуть более дружелюбным голосом — значит, проверил мою информацию по компьютеру и все сошлось.

— Кто-то прострелил шины у трех машин в нашей автоколонне. Один автомобиль перевернулся, водитель, возможно, ранен. Замыкающий трейлер с оборудованием опрокинулся, в результате аварии погиб водитель, Чарльз Вонг. Мы не успели вовремя добраться туда, и он ожил и заразил свою пассажирку, Джорджетту Месонье. Результаты ее анализа записаны в память стандартного полевого анализатора Сони, модель номер V-тире-пятнадцать-тире-одиннадцать-тире-А, и переданы по беспроводной сети в банк данных ЦКПЗ. Данная модель иногда ошибочно показывает положительный результат, поэтому мы не стали предпринимать немедленных действий, а подождали на безопасном расстоянии, пока мисс Месонье не начала демонстрировать характерные признаки — потерю памяти и расширенные зрачки. Как только заражение подтвердилось, мы ликвидировали ее, с почетом.

Проклятое оцепенение наконец спало, в груди зарождались ярость и горе.

— У нас свежая кровь в кабине трейлера и на асфальте вокруг; и два трупа, которые необходимо утилизировать.

— Группа зачистки не сможет к вам приблизиться, пока вы не загрузите предварительные результаты анализа крови всех выживших членов группы. И пока не пройдете повторного обследования на предложенных сотрудниками ЦКПЗ приборах, вам не смогут предоставить помощь, — предупредил мой собеседник, уже гораздо более строгим тоном.

Два трупа и свежая кровь на дороге неподалеку от Мемфиса могли привести к очень серьезной вспышке вируса. Мы оба знали об этом. Это нужно было предотвратить.

— Поняла. — Мой наладонник пискнул, предупреждая о входящем звонке. — Сэр, могу я спросить, как вас зовут?

— Джозеф Уинн. Держитесь, мисс Мейсон, наши люди скоро будут у вас.

— Спасибо, Джо.

— Защити вас Господь.

Связь прервалась. Я переложила прибор в левую руку.

— Джорджия слушает.

Ко мне бежал Шон, прижимая к груди анализаторы. Я протянула правую ладонь, и брат кинул мне один из них. Это не просто так: существует великое множество простых способов проверить, не началось ли заражение. Если мы в состоянии бросать и ловить предметы, то, скорее всего, пока чисты. Шону явно полегчало, когда я схватила прибор.

Из трубки послышался пронзительный от волнения голос сенатора:

— Джорджия, что такое? Поступило сообщение об аварии. Вы в порядке?

— Здравствуйте, сенатор.

Я кивнула Шону, и он положил второй анализатор на землю возле Рика. Потом мы, как обычно, одновременно скинули крышки со своих устройств. Привычные действия всегда успокаивают.

— Боюсь, что нет, сэр. Но ЦКПЗ уже направило к нам отряд зачистки. Как только получим соответствующее разрешение, понадобится новый трейлер и люди, которые смогут погрузить оборудование. — Я на мгновение замолкла. — А также новый водитель. У Рика нет лицензии класса А, а я не хочу оставлять мотоцикл.

Райман надолго замолчал. Я плечом прижала наладонник к уху, высвободив руки, и одними губами прошептала Шону: «Раз, два». На «два» мы оба прижали указательные пальцы к анализаторам: я — к его, он — к моему. Иголка проткнула кожу, и я поморщилась, чуть не выронив коммуникатор.

Привычно замигали индикаторы: красный-зеленый.

— Джорджия… А Чак?..

Я закрыла глаза, чтобы не видеть этих проклятых огоньков.

— Простите, сенатор.

Он снова замолк.

— Джорджия…

— Да, сенатор?

— Баффи, она же была…

— Трейлер опрокинулся, и боюсь, нам не удалось спасти тех, кто был внутри.

— Боже мой, Джорджия, мне так жаль.

— Мне тоже, сэр. Мне тоже. Вы можете послать сюда новый трейлер и водителя и предупредить остальных участников автоколонны, что мы по понятным причинам задерживаемся? Мы возле Мемфиса. Можете отследить по навигатору.

— Вышлю необходимое в ближайшие десять минут.

Опять пауза, еще более длинная, чем две предыдущие. Когда Райман наконец заговорил, я удивилась: никогда прежде не слышала в его голосе такой усталости, даже когда мы сообщили ему о смерти Ребекки.

— Джорджия, а остальные… вы уже…

— Как раз сейчас ждем результатов анализа. Если что-нибудь поменяется, перезвоним.

— Спасибо. Полагаю, мне лучше сейчас не мешать.

— Да, сэр.

— Помоги тебе Боже, Джорджия Мейсон.

Сенатор повесил трубку, я даже не успела попрощаться. Опустив наладонник, я открыла глаза, но все еще не решалась посмотреть на индикаторы — вместо этого глядела на Шона.

— Обещал выслать помощь.

— Хорошо. Мы чисты.

Я наконец-то осмелилась проверить — зеленый. Судорожно вздохнула, потом еще раз, кивнула.

— Прекрасно. Рик, нужен твой анализ.

— Что? — Казинс поднял голову, взгляд у него был совершенно пустой.

— Анализ крови. Рядом с тобой на земле лежит прибор. Служба зачистки не сможет к нам приблизиться без этих результатов, мы должны быть либо чисты, либо мертвы.

Ранку на пальце пощипывало от антисептика, я потрясла рукой и нажала кнопку на донышке анализатора. Таким образом активизируется встроенный передатчик, который отправляет результаты в базу ЦКПЗ. Вручную его нужно запускать только в случае отрицательного результата. Обычно-то Центру по контролю заболеваний плевать, что вы не собираетесь превращаться в зомби. А вот данные Баффи они получили автоматически, как только на приборе зажегся красный индикатор. О заражении ЦКПЗ узнает в ту же секунду. Дезактивация передатчиков преследуется по закону.

Шон последовал моему примеру, а потом снял с пояса пластиковые мешки для утилизации биологически опасных отходов и положил туда наши приборы, каждый отдельно. Мой вручил мне. Мы, снова одновременно, закрыли контейнеры и приложили к уголкам большие пальцы — так, чтобы остались отпечатки. Теперь, если попытаться вскрыть пакет, шов станет ярко-красным. И тогда его содержимое уже не будет расцениваться как доказательство, а наоборот, вызовет закономерные подозрения.

— Я… я не уверен, что смогу, — сглотнул Рик. — Баффи…

— Баффи мертва, Чак тоже. Мы должны точно знать, что ты чист.

Я отдала свой пакет брату, присела на корточки рядом с Казинсом, подобрала его анализатор и отщелкнула крышку.

— Давай. Ты знаешь правила. Всего один маленький укол.

— А что, если загорится красный?

— Тогда мы посидим с тобой, пока не приедут сотрудники ЦКПЗ. У них анализаторы гораздо лучше наших. Они уже выехали. — Я старалась говорить убедительно.

Хотелось плакать. Но нельзя. Рик, похоже, на грани. Если заплачу, он совсем потеряет голову.

— Пока ты не начнешь превращаться, мы ничего не предпримем.

— Если загорится красный индикатор, вы должны действовать немедленно, — неожиданно спокойно и решительно ответил журналист. — Я хочу, чтобы меня сразу же застрелили, пока не понял, что происходит.

— Рик…

Он прижал большой палец к анализатору.

— Джорджия, я не потому перепугался, что ты ее застрелила, а потому, что ей пришлось зайти так далеко. — Казинс поднял голову и посмотрел на нас с братом. — Мой сын успел превратиться до того, как умер. Пожалуйста, сделайте мне одолжение, пристрелите, пока я еще помню собственное имя.

— Конечно.

Я отошла и встала поближе к Шону. Он обнял меня одной рукой, а вторую положил на кобуру с пистолетом. Если сегодня потеряем еще одного члена команды, стрелять буду не я. Иногда вину нужно делить пополам.

— Рики-дружок, а я и не знал, что у тебя был сын, — голос Шона звучал почти весело. — Что ты нам еще интересного о себе не рассказал?

— Предпочитаю носить женское белье, — фыркнул Рик, а потом слегка улыбнулся. — Я вам как-нибудь покажу его фотографию. Из-за него… из-за него я и ушел из печатных СМИ. Слишком многие его помнили, знали его мать. Слишком многие стали смотреть на меня по-другому после их смерти. Я все еще любил новости, но не хотел там работать. Поэтому нашел другой способ рассказывать читателям истории.

Мигали индикаторы — красный-зеленый.

— А как звали твоего сына? — спросила я.

— Итан. — Улыбка Рика стала грустной. — Итан Патрик Казинс, в честь моего отца и дедушки моей жены. Ее звали Лиза. Мою жену. Лиза Казинс. Красавица. И улыбка у нее была потрясающая.

Он закрыл глаза. Индикаторы перестали мигать.

— Мы запомним их имена ради тебя, если когда-нибудь до этого дойдет, — сказала я, — но не сегодня. Ты чист.

— Чист? — Казинс открыл глаза и удивленно посмотрел на анализатор, словно видел его впервые в жизни, а потом медленно-медленно нажал на кнопку передатчика. — Чист.

— И это просто здорово, потому что я ни за что на свете не соглашусь возиться с этой твоей шелудивой кошкой, — обрадовался Шон.

— Точно. — Я протянула коллеге руку и помогла ему подняться с земли. — Шон бы выкинул ее из окошка на первой же стоянке для трейлеров.

— Не говори глупостей, Джордж, — проворчал брат. — Я бы не стал выкидывать ее на первой попавшейся стоянке, я бы выбрал такую, где есть объявление «Осторожно, злая собака». Не могу же я оставить бедняжку Лоис совсем без друзей.

Мы с Риком обменялись изумленными взглядами, а потом рассмеялись. У меня по щекам катились слезы. Я подняла Казинса на ноги и обхватила его за плечи, чтобы самой не упасть. Шон подошел и обнял нас, зарывшись лицом в мои волосы. Он тоже смеялся и одновременно плакал. Я это видела, а вот Рику видеть совершенно не обязательно. Некоторые тайны не нужно никому рассказывать.

Так мы и стояли, пока не услышали шум двигателей. Служба зачистки. Мы торопливо отошли друг от друга, пытаясь восстановить душевное равновесие. Рик вытер лицо рукой, Шон смахнул слезы, а я пригладила волосы и поправила черные очки. Кивнув брату, выступила вперед и вытянула руки: в одной — мешок с анализатором, в другой — лицензия со встроенным маячком.

Машины остановились, не доезжая двадцати ярдов до моего байка. Да, мемфисское отделение ЦКПЗ шутки шутить не собиралось. Послали полную бригаду: два стандартных джипа для перевозки личного состава (прозрачные, с армированной броней), белый медицинский фургон (почти в два раза больше нашего) и два зловещего вида панцирных аппарата — огромные, ярко-оранжевые, с красными эмблемами биологической угрозы на боках. Журналисты называют такие «огненный грузовик»: длинные шланги предназначались не для воды, из них в случае чего польется жуткая смесь высококачественного напалма, смешанного с концентрированным инсектицидом. После такого душа остается абсолютно стерильная поверхность. Почва на несколько десятилетий станет непригодной для земледелия, погибнет все живое в округе, но зато территория будет чиста.

Один из сотрудников службы, сидевший в первом джипе, поднял к губам микрофон.

— Положите анализаторы на землю и сделайте шаг назад. Вместо них мы выдадим новые. Не пытайтесь приблизиться к нашим сотрудникам. Любое резкое движение — и мы вас пристрелим.

Фары машин слепили меня даже через черные очки. Я подняла ладонь, в которой была зажата лицензия, и прикрыла ею глаза.

— Джо, это вы?

— Угадали, милая, — чуть более дружелюбно откликнулся мужчина. — Просто выйдите вперед и положите приборы, хорошо?

— Я вместе с прибором положу свою лицензию. Там важные медицинские данные.

Если они заставят меня сейчас снять очки, я, скорее всего, потеряю зрение.

Из громкоговорителя послышался другой голос — на этот раз женский и гораздо более строгий.

— Мисс Мейсон, мы знаем о вашем ретинальном синдроме. Пожалуйста, выполняйте наши инструкции.

— Да выполняем, выполняем! — прокричал Шон.

Он бросил на землю пакет с анализатором, а сверху лицензию. Я последовала его примеру, хотя постаралась сделать это аккуратнее, последним был Рик. Потом мы начали пятиться назад.

Успели отступить на несколько шагов, но тут Джо приказал:

— Довольно, милые. Теперь держитесь.

Открылась дверь медицинского фургона, и оттуда появились три сотрудника службы в специальных костюмах, защищающих от биологической опасности. Слышно было, как пыхтят генераторы, нагнетающие избыточное давление, которое не давало частицам извне проникать внутрь костюма.

Люди двигались удивительно проворно: явно проработали в этих громоздких нарядах не одну сотню часов. Забрали наши анализаторы и лицензии и положили вместо них три новых прибора, а потом удалились обратно в фургон.

— Пожалуйста, подойдите, распечатайте анализаторы и не двигайтесь с места, пока не получите отрицательных результатов, — велел Джо.

— Мы в такую игру в детстве играли, — пробормотал Шон, — когда надо выполнять указания ведущего.

— Только в моем детстве у ведущего обычно не было за спиной грузовика с напалмом, — отозвался Рик.

— Слабак.

Сотрудники ЦКПЗ оставили нам Эппл ХН-229, почти самую навороченную модель. Брат едва слышно присвистнул.

— Как о нас пекутся.

— Вроде того.

Я подняла устройство, сломала пломбу и сняла пластиковую крышечку. Нужно было засунуть туда всю руку целиком, до самого запястья. Как минимум пятнадцать иголок. Поморщившись, я закатала рукав.

Ободранную ладонь приятно охладил антисептик, но уже через мгновение в нее впились иглы. Сейчас начнется поиск вируса в крови, тщательный анализ. Замигали индикаторы — красный-желтый-зеленый.

Я сфокусировала на них все свое внимание без остатка (ведь сейчас от них зависела моя жизнь), поэтому даже не услышала, как кто-то в специальном костюме подошел ко мне сзади. Шею кольнуло. Тело сковало ледяное оцепенение, и я упала.

Последнее, что увидела, — цепочку зеленых огоньков, потом глаза закрылись, и все исчезло.

…когда я ушел из традиционных СМИ в онлайн-журналистику, мне бессчетное количество раз задавали один и тот же вопрос: «Почему?» Почему бросил успешную карьеру и сунулся в совершенно новую для себя область, где все профессиональные навыки не только вызовут насмешки, но и серьезно помешают? Почему человеку в здравом уме и твердой памяти (а меня именно таким обычно и считают) вздумалось вдруг так поступить?

из блога Ричарда Казинса

У меня обычно была готова на этот случай красивая и удобная отговорка: мол, захотелось испытать себя и я твердо верю в необходимость рассказывать людям правду. Хотя последнее утверждение, безусловно, верно — я действительно считаю, что людям необходимо рассказывать правду, и именно этим и занимаюсь по сей день.

«Другая правда»,

Я женился рано. Ее звали Лиза — умная, красивая, мы были безумно влюблены. Обвенчались еще студентами. Я собирался стать журналистом, а она — учительницей. Но с преподавательской карьерой пришлось повременить: ведь спустя три дня после выпуска мы получили положительные результаты теста на беременность. Мы очень обрадовались этим результатам. Пожалуй, последний раз в жизни нас порадовали результаты теста.

21 апреля 2040 года.

Наш сын, Итан Патрик Казинс, родился пятого апреля 2028 года. Весил восемь фунтов и две унции. Стандартная медицинская проверка выявила повышенный уровень Келлис-Амберли. Собственная мать, сама того не ведая, обрекла его еще до рождения. Последующее обследование показало, что в ее яичниках находились вирусные резервуары. На ее здоровье это никак не влияло, а вот нашему сыну повезло меньше.

Я счастливый человек: я прожил вместе со своим сыном девять прекрасных лет, хотя приходилось все это время соблюдать многочисленные предосторожности и карантинные нормы. Он любил играть в бейсбол. Перед своим последним Рождеством написал в письме Санта-Клаусу: «Пожалуйста, подари мне лекарство, чтобы мама и папа больше не расстраивались». Спонтанная амплификация произошла спустя два месяца и шесть дней после его девятого дня рождения. Мертвое тело при посмертной проверке весило шестьдесят два фунта и шесть унций. Лиза покончила жизнь самоубийством. А я? Я сменил профессию.

Но выбрал такую, где можно по-прежнему говорить людям правду.

 

Девятнадцать

Я проснулась в белой комнате, на белой кровати и в белой пижаме. Белый запах хлорки щекотал нос. Села на постели и тут же, ахнув, инстинктивно зажмурилась: на потолке ярко горели лампы. Только потом до меня дошло: я же лежала на спине с открытыми глазами, смотрела прямо на них, но совершенно не чувствовала боли. Пониженная чувствительность — один из ранних признаков амплификации Келлис-Амберли. Люди из ЦКПЗ поэтому на нас напали? Я в какой-нибудь мерзкой лаборатории? Про них ходило столько разных слухов, может, кое-что из этого и правда?

Осторожно потрогала лицо. Пальцы нащупали тонкую полоску, которая закрывала глаза и крепилась на переносице и висках; невероятно легкий пластик, почти не ощутимый. Знакомая штука — их уже лет пятнадцать используют в больницах: защитный поляризованный блокиратор ультрафиолетовых лучей, специально для страдающих ретинальным КА. Они баснословно дорогие (одна такая добавит к счету за госпитализацию долларов пятьсот, и это с учетом страховки) и очень хрупкие. Зато просто потрясающе фильтруют свет — ничего лучше ученые пока не придумали. Я немного успокоилась: значит, не амплификация. Меня всего-навсего похитил ЦКПЗ.

Слабое утешение, но все же.

Кроме меня в комнате никого не было. Белая кровать, белое постельное белье, белая тумбочка со специальными резиновыми накладками на уголках (такую не удастся использовать в качестве оружия) и огромное темное зеркало во всю стену. Я прищурилась — за стеклом просматривался пустынный коридор. За мной никто не наблюдал. Еще одно очко в пользу моего «не-зомби» состояния. Зараженного обязательно караулили бы охранники, хотя в принципе логичнее было бы сразу пристрелить.

Я смогла заглянуть за «зеркало» только благодаря ретинальному КА. Для обычных людей подобное стекло непроницаемо, и невидимые врачи могут спокойно наблюдать за ситуацией. В прошлом остались тяжелые мониторы и громоздкое оборудование, теперь в палатах вы найдете только гладкие поверхности, ячеистые сети для сенсоров и невидимые беспроводные датчики. И пациентам удобнее, и докторам не надо лишний раз входить в комнату, где больной каждую минуту может подвергнуться амплификации. Профессия медика и так считается не самой безопасной, и многие выбирают что-нибудь понадежней, например, журналистику.

Хотя в данный момент вряд ли бы назвала свою работу безопасной. Я закрыла глаза. И сразу же увидела перед собой Баффи с потемневшими из-за вируса радужками, Баффи, которая перестала быть собой. Наверное, теперь я буду всегда ее видеть. Всю жизнь.

Келлис-Амберли — наша реальность. Мы живем и умираем, а после смерти пробуждаемся и бродим, набрасываясь на бывших друзей и любимых. Исключений нет. Родителям пришлось застрелить родного сына — казалось бы, это должно было наложить отпечаток на всю семью. На самом деле мы с Шоном тогда были еще слишком маленькими и ничего толком не понимали. Для нас вирус стал просто фоном, частью повседневной действительности. Не будь его, мы просто по-другому проводили бы время, не тыкали бы ни в кого палкой. Баффи и Чак — первые близкие люди, которых у меня забрал Келлис-Амберли. Инфекция затронула судьбу моих родных, она убивала наших знакомых, например, охранников в Оклахоме или Ребекку Райман (хотя ее мы знали только по фотографиям). Но меня это никогда не касалось напрямую. Раньше, до Мемфиса.

Я открыла глаза. Страдай не страдай, а мертвых уже не вернешь. Надо разбираться с тем, что происходит здесь и сейчас. Нас по непонятным причинам усыпили и доставили сюда сотрудники мемфисского ЦКПЗ. Забрали одежду, оружие и записывающие устройства. Даже сережки-мобильники. Даже очки. Хотя вместо них у меня был теперь удобный блокиратор, я все равно чувствовала себя практически голой.

Мать говорила: женщина никогда не бывает по-настоящему голой, ведь у нее всегда имеется при себе плохое настроение и сердитый взгляд. Золотые слова. Я встала с кровати, подошла к двери и потянула за ручку.

Не заперто.

Не факт, что это хорошо.

В коридоре тоже никого и ничего — белые стены, белые полы и яркие лампы. Через каждые десять футов по обеим сторонам — такие же фальшивые зеркала, как и у меня в палате. Изолятор. Час от часу не легче. Я поправила на носу блокиратор (нужды в этом особой не было, но привычный жест меня чуть успокоил) и двинулась вперед.

В третьей комнате слева обнаружился Рик — лежал поверх покрывала в точно такой же белоснежной пижаме, как у меня. Мальчики или девочки — ЦКПЗ без разницы. Я постучала по «зеркалу», а потом открыла дверь и вошла.

— А обслуживание номеров у них тут имеется? Жизнь бы отдала сейчас за банку колы. Только потом хорошо бы воскреснуть.

— Джорджия! — Рик вскочил, в его голосе мешались радость и облегчение. — Слава богу! Когда я здесь проснулся, один, то испугался…

— Чего? Что кроме тебя не осталось никого живого? Извини, приятель, такое счастье тебе не светит.

Я прислонилась к дверному косяку и пригляделась к Казинсу. Никаких видимых травм или ранений. Хорошо. А то вдруг придется спешно выбираться отсюда.

— Когда я зла на кого-то, то становлюсь бессмертной.

— Ух ты.

— В смысле?

— Значит, ты никогда не умрешь. — Он замолк, а потом показал на свои глаза. — Джорджия, ты не…

— Точно. — Я легонько дотронулась до блокиратора. — Специальный пластик. Не пропускает ультрафиолет. Последние разработки в этой области. Даже лучше, чем мои очки, только все стало чересчур ярким.

— Ага. Так у тебя карие глаза.

— Да.

— Не знал. — Рик пожал плечами.

— Век живи — век учись. Так ты тут меня ждал? Шона видел? — спросила я нарочито веселым голосом.

— Нет, я же говорил, очнулся в полном одиночестве. Вообще никого не видел с того самого момента, как нас заклофелинил ЦКПЗ. Ты знаешь, какого черта тут вообще происходит?

— Думаю, они клофелину предпочитают рогипнол. В данную минуту меня гораздо больше интересует, где мой брат.

— То есть, — задумчиво протянул Рик, — поиски брата тебя интересуют больше, чем поиски правды?

— Шон — единственное, что для меня важнее правды.

— Но его здесь нет.

— И именно поэтому мы отправляемся его искать. Пошли.

Надо отдать Рику должное — спорить он даже не пытался.

— Двери не заперты, а значит, нас не считают зараженными.

— Или мы оказались в эпицентре вспышки вируса, и они просто запечатали все здание.

— Какой потрясающий воображение оптимизм.

— Как всегда. — Я криво улыбнулась.

— С каждым днем все лучше понимаю твоего брата.

— Сделаю вид, что этого не слышала.

Абсолютно пустой коридор, ряды одинаковых дверей в обоих направлениях. Я нахмурилась.

— Рик, ты представляешь себе стандартную планировку таких вот учреждений?

— Да.

В ответ на мою вопросительно поднятую бровь Казинс лишь пожал плечами.

— Мы с Лизой часто бывали в подобных местах.

— Понятно.

Повисла неловкая пауза.

— И куда идти?

— Налево. Все изоляторы ЦКПЗ обычно строятся по одинаковой схеме.

Логично. Зомби не способны анализировать и запоминать информацию, а в случае чего выжившие сотрудники точно будут знать, куда бежать. К тому же нельзя забывать про стадный рефлекс: люди, которые подверглись заражению, но еще находятся в сознании, бросятся к выходу и угодят прямиком в воздушный шлюз. А там, если результат анализа положительный, их пристрелят.

Я поспешила вслед за Риком, и тот оглянулся на ходу.

— Уверен, с Шоном все в порядке.

— М-м-м.

— Если бы у него случилась амплификация, мы бы заметили характерные признаки. Уж по крайней мере почувствовали бы запах дезинфектантов.

— М-м-м.

— Пользуясь возможностью, хочу сказать, не для протокола, у тебя очень красивые глаза, зачем прятать их за жуткими контактными линзами? Голубой цвет тебе не идет.

Я бросила на него взгляд исподлобья.

— А где обычное «м-м-м»? — улыбнулся Рик.

— Прости, когда я не знаю, где Шон, то начинаю немного нервничать.

— Джорджия, если это называется «немного нервничать», не хотел бы я с тобой встретиться, когда ты действительно волнуешься.

Я опять посмотрела на него исподлобья.

— А ты что-то слишком спокоен.

— Нет, — осторожно ответил журналист. — Это другое. Это шок. Будь я спокоен, я бы не боялся сейчас, что гибель Баффи вот-вот со всей силы стукнет меня по голове, как кирпич.

— Понятно.

На этот раз улыбка у Рика получилась натянутой и совсем невеселой.

— Об изоляторах ЦКПЗ я знаю из-за Итана. А о шоке — из-за Лизы.

Я не нашлась с ответом. Мы шагали по пустынному коридору, наши отражения белоснежными призраками мелькали в темных «зеркалах». Наконец впереди показалась стальная дверь: динамик переговорного устройства, рядом на стене висит анализатор.

— Как это мило.

— Переговорное устройство соединено с дежурным постом. А в анализатор вмонтирован передатчик, — пояснил Рик.

— Мило и практично, — признала я и нажала на кнопку. — Эгей?

— Джордж! — Голос у Шона был слишком уж бодрый; только я знала, что так он пытается скрыть горе и страх. — Решила вернуться в мир живых!

У меня камень с души свалился, я снова могла нормально дышать.

— Приятно знать, что ты его еще не покинул. В следующий раз хоть записку что ли оставь.

— Боюсь, мисс Мейсон, это я виноват, — вмешался какой-то незнакомец; говорил он с явным южным акцентом. — Мы не оставляем в палатах ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия. Бумагу в том числе. Вы же понимаете — вынужденная мера.

— Джо? — нахмурилась я.

— Да, чертовски рад, что вы оба целы и невредимы.

Оба? Рик ни слова не сказал после того, как я нажала на кнопку. Внимательно вгляделась в потолок. Вот она — маленькая бесцветная полоска, слегка выделяется на фоне белоснежной плитки. Все еще держа палец на кнопке переговорного устройства, я посмотрела прямо на нее.

— Девчонки в старшей школе от вас, наверное, были без ума. Они обожают, когда за ними подглядывают.

— Джордж, не задирай парня. Зато я смог хорошенько разглядеть твою замечательную пижаму. Настоящий снеговик, как в том мультике. Ну, только у него не было ПМС.

— Через минуту снеговик тебя хорошенько отдубасит. Кто-нибудь может мне объяснить, что тут происходит? Пока я окончательно не вышла из себя.

— Джордж, дверь откроется только после анализа.

— Естественно.

Я шлепнула ладонью по диагностической панели и даже не поморщилась, когда в нее впились иголки. Какие-то из них я чувствовала, а какие-то нет. Толстые иглы ЦКПЗ использует скорее для достижения психологического эффекта: люди уверены, что их проверяют, только если ощутили привычную боль. А самые важные уколы производятся акупунктурными иглами, которые даже следов на коже не оставляют.

Над дверью зажегся индикатор: красный, и почти сразу же зеленый. Громко щелкнул замок.

— Я так полагаю, если Рик тоже попытается выйти, сработает сигнализация?

— Точно. Заходите в воздушный шлюз, дверь захлопнется, а потом он тоже сможет сдать анализ.

— Ясно.

Я кивнула Рику и вышла.

Если уж коридоры в изоляторе показались мне совершенно белыми и безликими, то герметичную камеру иначе как стерильной и назвать было нельзя: стены прямо сияли, отраженный от них свет резал глаза даже сквозь блокиратор. Я сощурилась и, пошатываясь, вышла на середину помещения.

Крякнул интерком.

— Стойте там, мисс Мейсон, — велел Джо.

— Закрыть глаза и не дышать?

— Именно, — в его голосе послышалось легкое удивление. — Всегда приятно иметь дело со знающими людьми.

— Слово «приятно» в данной ситуации не совсем уместно. Мне, возможно, станет приятно, когда я опять натяну свои штаны.

Ворчи не ворчи — быстрее одежду не выдадут, и Шона я быстрее не увижу. Я закрыла глаза, сняла блокиратор и глубоко вздохнула.

Знакомый запах хлорки и дезинфектантов. Из потолочных распылителей вырвалось прохладное облако и окутало меня целиком. Я задержала дыхание и стала считать про себя от двадцати до одного. Уже на семнадцати заработали вентиляторы, и мутная взвесь втянулась в маленькие люки в полу. Там ее обработают раскаленным воздухом, и все частицы вируса, которые уцелели во время химической обработки, погибнут. Образовавшееся в результате вещество сожгут. ЦКПЗ никогда не шутит с санобработкой.

— Мисс Мейсон, можете открыть глаза.

Я снова надела блокиратор. Над дальней дверью горел зеленый огонек, она распахнулась, как только я коснулась ручки.

За последние двадцать лет дежурные посты в медицинских учреждениях несколько изменились: теперь они походят на странный гибрид сестринской и военного КПП. На стенах тревожные кнопки, возле кулера большой шкаф с ружьями. На таком посту можно спастись, даже если повсюду свирепствует вирус. Когда воздушные шлюзы работают исправно и боеприпасов достаточно, тут можно продержаться несколько дней кряду. Так, например, случилось в Атланте: четыре медсестры, три доктора, пять охранников и восемнадцать пациентов почти целую неделю сидели в осаде. В конце концов к ним пробился отряд ЦКПЗ. Вспышка вируса тогда затронула весь район вокруг больницы. Про тот случай даже фильм сняли.

Шон, подлец, уже успел нарядиться в собственные одежки и теперь восседал прямо на столе с чашкой кофе в руках. Рядом стояли какой-то мужчина в медицинском халате, накинутом поверх костюма, и Райман. Сенатор, казалось, нервничал больше всех присутствующих. Мимо сновали медсестры и сотрудники ЦКПЗ. Они напомнили мне киношную массовку — эдакая одушевленная часть интерьера.

Райман первым меня заметил. На его лице отобразилось явное облегчение, он распрямился, быстрым шагом подошел ко мне и обнял. Я даже не успела понять, что происходит, только тихонько ахнула — с такой силой мужчина сдавил мои ребра. Обнять его в ответ не было никакой возможности. Сенатор еще крепче сжал объятия. Он явно не меня пытался успокоить, а успокаивался сам.

— Шеф, по-моему, ей дышать нечем, — медленно, растягивая слова, предположил Шон. — Ей все еще нужен кислород.

Дверь позади открылась и снова захлопнулась.

— А почему сенатор решил придушить Джорджию? — удивленно поинтересовался Рик.

— Посттравматический шок, — объяснил брат. — Возомнил себя удавом.

— Смейтесь-смейтесь, детишки. — Райман наконец-то разжал руки (я быстренько отступила подальше — а вдруг опять полезет обниматься). — Вы меня до смерти напугали.

— Сенатор, мы сами до смерти напугались. — Я продолжала потихонечку пятиться, пока не оказалась рядом с Шоном.

Брат положил руку мне на плечо. Простой жест, но зато какое я испытала облегчение. Прильнув к нему, я повернулась к незнакомцу.

— Джо, я правильно понимаю?

— Доктор Джозеф Уинн, мемфисское отделение ЦКПЗ, — представился тот.

А потом подошел и пожал мне руку. Хорошее рукопожатие, крепкое, но в меру.

— Передать не могу, как я рад наконец беседовать с вами лично.

— А я рада, что вообще могу беседовать. — Я нахмурилась. — А теперь может мне кто-нибудь объяснить, как так получилось? Вот я стою на шоссе, выполняю свой гражданский долг, а в следующее мгновение внезапно просыпаюсь в изоляторе ЦКПЗ? Было бы здорово получить назад свою одежду. Без нее я чувствую себя голой, а находиться голой в присутствии сенатора Соединенных Штатов не очень-то прилично.

— Забавно вышло, — отозвался Шон.

Я повернула голову и посмотрела на брата.

— И что ты подразумеваешь под словом «забавно»?

Он взял со стола небольшой сверток и передал мне — моя одежда и мешок с оружием и украшениями. Я прижала вновь обретенные вещи к груди, а Шон меж тем продолжил:

— Кто-то позвонил в ЦКПЗ на две минуты раньше тебя и сказал им, что мы все погибли в автокатастрофе.

Целую минуту я не могла вымолвить ни слова — просто молча таращилась на него, а потом повернулась к Джо и сенатору.

— Это правда?

— Ну, милая, — Джо явно было не по себе, — мы обязаны проверять каждый полученный звонок.

— Но у вас же были наши результаты. Вы знали, что мы не мертвецы.

— Результаты можно подделать. Мы сделали все от нас зависящее.

Я нехотя кивнула. По закону, отряд ЦКПЗ имел право пристрелить нас, стерилизовать территорию и сжечь трупы. Странно, что они вообще решили оставить потенциальных зомби в живых и взять анализ крови. Ведь это для них дополнительный риск. Никто бы и слова не сказал, если бы они нас прикончили.

— Почему же вы взяли нас живьем?

— Немногие, мисс Мейсон, — улыбнулся Джо, — могут так решительно и спокойно разговаривать с представителем ЦКПЗ при сложившихся обстоятельствах. Мне захотелось лично встретиться с таким человеком.

— Родители неплохо нас выучили. — Я помахала свертком с одеждой. — У вас здесь есть, где переодеться?

— Келли! — Джо остановил проходившую мимо женщину в белом халате.

Румяная, большеглазая, юная — совсем как Баффи. Да еще длинные светлые волосы, скрепленные заколкой. Я сглотнула комок в горле.

— Джорджия Мейсон, доктор Келли Конноли, — представил нас Джо. — Доктор Конноли, вы не могли бы проводить мисс Мейсон в женскую раздевалку?

— Пошли, Рик. — Шон спрыгнул на пол. — Я тебе покажу мужскую.

— Буду крайне признателен.

Казинс взял со стола такой же, как у меня, сверток.

— Конечно, доктор Уинн, — согласилась Келли. — Мисс Мейсон, сюда.

— Спасибо.

Мы прошли по коридору (этот был выкрашен в приятный желтый цвет) к небольшой комнате с рядами металлических шкафчиков.

— Здесь медсестры переодеваются.

— Благодарю. — Я взялась за ручку и оглянулась на нее. — Обратно я сама дойду.

— Хорошо.

Но Келли не спешила уходить. Казалось, она что-то обдумывает. Мы переглянулись.

— Я читаю ваш сайт, — наконец решилась она. — Каждый день. А раньше, пока вы не отделились, читала вас на «Мостостроителях».

— Да? — Я вздернула бровь. — Чему обязана такой чести?

Девушка покраснела и сконфуженно пролепетала:

— Ваша фамилия. В университете я делала доклад о том, как Келлис-Амберли передается от животного к человеку. И нашла вас, когда искала информацию о… о вашем брате. Мне понравилось, как вы пишете, и я стала читать дальше.

— Ясно.

Келли покраснела больше и явно собиралась еще что-то сказать. Я молча ждала.

— Просто хотела сказать, мне так жаль.

— О чем?.. — нахмурилась я.

— Баффи?

Внутри все мгновенно оцепенело. Я постаралась дышать ровнее и спросила:

— Как вы узнали?

Девушка удивленно посмотрела на меня.

— Я видела сообщение, о том, что ее пост отправили на Стену.

— На Стену? Но как они узнали… боже мой, камеры.

— Мисс Мейсон? Джорджия? С вами все в порядке?

— А? — Я покачала головой и посмотрела на Келли (видимо, на какой-то момент перестала ее замечать). — Я просто… Не думала, что она уже на Стене. Спасибо. За ваши соболезнования.

Я повернулась, прошла в раздевалку, не дожидаясь ее реакции, и закрыла за собой дверь. Пусть считает меня грубиянкой. Я ведь журналист, а все журналисты грубияны. Имидж такой.

В голове, словно подхваченные ветром осенние листья, безостановочно крутились разные мысли. Я сняла белую пижаму и переоделась в свое. Времени понадобилась куча — пришлось тщательно развешивать по местам и рассовывать по нужным карманам все диктофоны, камеры и беспроводные передатчики. Иначе потом в них и за неделю не разберешься.

Баффи на Стене. Конечно же. Значит, семья Месонье уже знает, они послали туда ее пост. Баффи присоединилась к другим бесчисленным жертвам проклятой чумы, почему-то из-за этой простой мысли смерть девушки стала гораздо более реальной. И еще кое-что, кое-что важное: даже когда мы ото всех изолированы, мы остаемся на связи с окружающим миром. Камеры постоянно снимают. Это меня беспокоило.

Я сняла блокиратор и надела черные очки. В них я никогда не чувствую себя голой. Потом дотронулась до сережки.

— Махир.

И спустя несколько секунд услышала знакомый заспанный голос:

— Кто бы это ни звонил — надеюсь, новости хорошие.

— У тебя акцент сильнее, когда ты устаешь.

— Джорджия?

— В точку.

— Джорджия!

— И снова в точку.

— Ты жива!

— Чудом, и мы в отделении ЦКПЗ, так что долго разговаривать не могу.

Махир, умница, сразу же примолк.

— Ты должен скачать материал с внешних камер грузовика и моего мотоцикла; проверь, чтобы все скачалось, а потом сотри исходники.

— А зачем это?..

— Позже объясню. — Когда буду звонить не из правительственного здания, где наверняка все прослушивают. — Сделаешь?

— Конечно. Прямо сейчас и займусь.

— Спасибо, Махир.

— Джорджия? Я очень признателен тебе за то, что ты до сих пор жива.

— Я тоже, Махир, — улыбнулась я. — Раздобудь материал и немного поспи.

Мы разъединились.

Поправив воротник куртки, я стерла с лица улыбку и вышла из раздевалки. Камеры. Как я могла про них забыть?

Наши внешние камеры работают постоянно. Иногда мы потом просматриваем материал и находим что-нибудь важное. Например, однажды Шон, глядя на снимки обычной с виду разделительной линии на шоссе, вычислил свору зомби, которая охотилась неподалеку от городка под названием Колма. Надо рассчитать угол, под которым были сделаны выстрелы; возможно, сможем найти убийцу. Если, конечно, этот неизвестный злодей не успел уже добраться до наших жестких дисков. И если Баффи не поведала своим «друзьям» о нашей страсти к постоянной записи.

Я чувствовала себя специалистом по заговорам. Ну и ладно. Ведь происходящее действительно сильно смахивает на заговор.

У Рика с собой было меньше оборудования, так что, когда я вернулась на пост, все ждали только меня. Казинс умудрился раздобыть где-то кружку кофе. Я посмотрела на него с завистью, но тут Шон протянул мне холодную и запотевшую банку колы.

— Ты истинный бог.

— Сегодня-то я бог, а вот завтра, когда ты будешь оттаскивать меня от моих мертвецов, снова превращусь в идиота, так ведь?

— Точно.

Я открыла банку и сделала большой глоток.

— В ЦКПЗ все хорошо с напитками, я смотрю.

— Стараемся, — согласился Джо.

Я уцепилась за эту фразу, чтобы начать интересующий меня разговор — опустила банку и посмотрела ему в лицо (теперь-то из-за очков моего выражения не разобрать).

— Вам сообщили по телефону, что мы мертвы?

— Судя по записям, они звонили за две минуты до вас. Мы с вами как раз общались, когда мне вывели информацию на монитор.

Так, понятно, почему он стал спрашивать подробности.

— Звонивший назвался? А номер его зафиксировали?

— Боюсь, что нет.

— Это был анонимный звонок, — встрял Шон. — С одноразового мобильника.

— То есть номер есть…

— Только он ничего не дает.

— Класс. — Я не сводила глаз с Джозефа. — Доктор Уинн…

— Просто Джо. Если уж воскресли из официально зарегистрированных мертвых, так уж, пожалуйста, зовите меня по имени. — У меня на лице, видимо, было написано откровенное изумление, потому что мужчина усмехнулся: — Когда ЦКПЗ получает сообщение о том, что у кого-то положительный результат, этот кто-то официально считается мертвым, пока мы не опровергнем подобное заявление и не докажем, что это обман. Стандартная юридическая мера предосторожности.

— Потому что никто обычно не обманывает ЦКПЗ.

— Нельзя так делать, и поверьте, мисс Мейсон, когда мы найдем виновных, мы им хорошенько это втолкуем.

Джо помрачнел. Вполне понятно. В ЦКПЗ в основном работают люди, главная задача которых — помогать другим. И большинство из них искренни в этом желании. Если кто-нибудь и сумеет найти лекарство от Келлис-Амберли, это наверняка будут сотрудники Центра. У них ведь огромные финансовые ресурсы и поддержка по всему миру. Юные идеалисты бьются не на жизнь, а на смерть за должности в ЦКПЗ. Туда берут только лучших. В этой организации работают очень гордые люди, которые не потерпят позорного пятна на своей репутации.

— Держу пари, анонимный звонок сделал тот же человек, который прострелил наши шины.

— Мисс Мейсон…

— Пожалуйста, зовите меня Джорджией.

— Джорджия, я бы не стал делать поспешных выводов. ЦКПЗ нечасто пытаются обмануть, а чтобы при этом автоколонну обстрелял снайпер…

— У нас есть результаты баллистической экспертизы?

Лицо Джо стало непроницаемым.

— Боюсь, эта информация не подлежит разглашению.

Я оглянулась на Раймана, но он тоже безучастно уставился куда-то поверх наших голов.

— Сенатор?

— Прости, Джорджия. Доктор Уинн прав, информация напрямую связана с полицейским расследованием и засекречена.

Слава богу, очки скрывают выражение моего лица. Только Шон, наверное, догадался, как я разозлилась.

— То есть засекречена для прессы.

— Джорджия, послушай…

— Вы серьезно? Получается, будь я простым рядовым обывателем, вы бы ответили на вопрос? Но я работаю на новостном сайте.

Молчание Раймана было красноречивее слов.

— Питер, черт подери. Мы гибнем ради вас, а вы не хотите рассказать, какие они использовали пули? Почему? Если мы репортеры, так, значит, по определению лишены здравого смысла? Так? Сразу же побежим устраивать панику? Потому что погиб наш собственный журналист, а мы, вот те раз, можем на это только написать: «Смерть — отстой!», чтобы никто ничего не заподозрил.

Я хотела подойти к сенатору, но Рик и Шон удержали меня за руки.

— К черту вас. — Я сплюнула на пол, даже не стараясь вырваться из их хватки. — Я была о вас лучшего мнения.

Райман изумленно покачал головой.

— Джорджия. Она мертва. Баффи мертва. Чак мертв. И ты чуть было не погибла, вы все. Чудо, что вы сейчас стоите здесь, что вас не пристрелили и не сожгли. Чудо, что ты сейчас кричишь на меня. Я просто не хочу, чтобы вы тотчас ринулись обратно и погибли! Джорджия, я не потому скрываю информацию, что ты журналист. Я не хочу, чтобы ты умерла.

— При всем моем уважении, сенатор, думаю, подобные решения должны принимать мы сами.

Я стряхнула руку Шона. Рик тоже меня отпустил. Мы трое молча смотрели на Раймана, но тот отвернулся.

— Джорджия, я не хочу, чтобы ваша смерть была на моей совести. На совести моей кампании.

— Тогда, сенатор, мы изо всех сил постараемся не умирать.

Питер наконец поднял глаза. Лицо у него было мрачное — лицо человека, который в самый разгар погони за мечтой вдруг осознал, чего эта мечта может ему стоить.

— Вам вышлют отчеты. Наш самолет вылетает через час. А теперь прошу меня извинить.

Сенатор не стал ждать нашей реакции, а просто повернулся и вышел.

…первый раз, когда я встретил Баффи. Боже, да я тогда даже не понял, кого встретил. Так бывает. Мы с Джордж знали: если хотим попасть на «хороший сайт», нам нужен сочинитель. Вы же не можете просто прийти к ним и сказать: «Привет, ребята, у нас тут неполный набор, дайте-ка нам работу». Нам недоставало определенной детали. И этой деталью была Баффи. Только мы тогда об этом не знали.

из блога Шона Мейсона

В блогосфере устраивают виртуальные ярмарки вакансий. Мы с Джорджией вывесили объявление «требуется сочинитель», открыли свой интернет-стенд и стали ждать. Уже было собирались бросить это дело, и вдруг приходит запрос, неизвестная представляется как «Б. Месонье» и заявляет, что у нее нет полевого опыта, но она готова учиться. Мы тогда проболтали тринадцать часов подряд. И в ту же ночь наняли ее.

«Да здравствует король»,

В жизни не встречал большей чудачки, чем Баффи Месонье. Она обожала компьютеры и поэзию, была истинным технарем (починит твой наладонник, когда ты даже не подозреваешь, что он сломался), любила старые телесериалы и новые фильмы, слушала самую разную музыку, даже такую, которая больше похожа на радиопомехи вперемежку с колокольным звоном. Очень скверно играла на гитаре, но зато всю душу в это вкладывала.

21 апреля 2040 года.

Найдутся такие, кто назовет ее предательницей. Возможно, одним из них буду я сам. Но она все равно была моим другом. Задолго до того, как успела совершить непоправимое. Я был рядом с ней, когда она умерла, и буду по ней скучать. Это самое главное. Она была моим другом.

Баффи, надеюсь, там, где ты сейчас оказалась, есть компьютеры, и дешевые телесериалы, и музыка, и смеющиеся люди. Надеюсь, ты счастлива там, по ту сторону Стены.

Мы скучаем по тебе.

 

Двадцать

Сенатор вместе со своими телохранителями прилетел в Мемфис на специализированном самолете хьюстонского ЦКПЗ. Такой есть у каждого отделения Центра, всегда в полной боевой готовности. Но не на случай эвакуации: если вдруг произойдет настолько серьезная вспышка вируса, что придется эвакуировать все местное подразделение ЦКПЗ, то скорее всего эвакуировать будет уже просто некого. Самолеты нужны, когда необходимо быстро, а, самое главное, незаметно перевезти с места на место специалистов, пациентов или политиков и других больших шишек. Секретность очень важна, вы же не хотите спровоцировать панику, а паника непременно поднимется, если кто-нибудь вдруг заметит, например, как в город прибыл ведущий мировой специалист по синдромам Келлис-Амберли. Страна постоянно балансирует на грани, в любой момент могут начаться беспорядки, лучше не подливать масла в огонь — и ЦКПЗ об этом отлично известно.

Последний раз я летала на таком самолете в девять лет. Меня показывали Уильяму Кроуэлу, который как раз и считался «ведущим мировым специалистом». Доктор якобы обнаружил лекарство от ретинального КА. Родители всегда охотно бросались в разные нелепые аферы ради громкой истории, так что меня, конечно, потащили к нему в Атланту. Кроуэл был весь насквозь фальшивый, начиная с парика. И лечение тоже оказалось фальшивкой. После «легкой терапии» у меня еще месяц рябило в глазах. Зато удалось полетать на самолете, да еще без Шона — целое приключение. Много ли надо девятилетней девчонке?

А еще маленьким детям в таких самолетах дают конфеты, и пилоты охотно готовы пустить забавную малышку в черных очках в кабину. А вот взрослому журналисту, который страшно не хочет общаться со своими спутниками, вряд ли так повезет. Я страшно обрадовалась, когда через час мы прибыли на место назначения. Неудивительно: сенатор всю дорогу избегал смотреть мне в глаза, а Шон упорно пытался разобрать свое кресло при помощи украденной у охранников отвертки.

И по правилам ЦКПЗ, в полете нельзя пользоваться беспроводными средствами связи. А мы с Махиром так и не успели поговорить. Нам еще трапа не подали, а я уже включила все свои коммуникаторы и тут же получила кучу входящих сообщений. В почтовом ящике скопилось больше пятисот писем, и ни на одно из них мне не хотелось отвечать.

Возле самолета нас встречали шестеро сотрудников службы безопасности. У Стива в руках была плетеная переноска. Рик вскрикнул от радости, протиснулся мимо Шона и уже через мгновение ворковал со своей ненаглядной Лоис. Кошка вытаращила желтые глаза и нервно била хвостом по бокам.

— Лоис выжила, — заметила я, поправляя очки.

— Куда же он без подружки, — покачал головой Шон.

— Тихо, это сцена трогательного воссоединения.

— Остаюсь при своем мнении, — брат запрокинул голову и посмотрел в лицо Стиву. — Ты ему принес зверька?

— Да, — удивленно отозвался великан.

— А мне ты подарок принес?

— Расскажу вам, где грузовик, пойдет?

— Пойдет. Джордж?

— Я, конечно, рассчитывала на миллион долларов, но если ты еще скажешь, где мой мотоцикл, переживу. На этот раз. — Я натянуто улыбнулась. — Привет, Стив.

— Рад видеть тебя живой и в добром здравии, Джорджия.

— А я рада быть живой и в добром здравии.

Сквозь толпу громил-охранников протолкался Ченнинг, теперь уже не главный помощник. Как только стало понятно, что дело вполне может закончиться Белым домом, его повысили до начальника штаба. Роберт моментально вцепился в Раймана мертвой хваткой.

— Сенатор! У нас только двадцать минут, а надо еще через полгорода проехать. Опаздывать категорически нельзя — тогда Тейт будет выступать один.

Прозвучало это так, будто Райману грозил как минимум конец света.

— А мы, конечно, не можем этого допустить? — Сенатор поморщился и сконфуженно посмотрел на нас. — Простите, но…

— Работа есть работа, — кивнула я. — Давай сюда кошку.

Казинс испуганно прижал переноску к груди. Лоис взвыла.

— Зачем это?

— Несмотря на недавние события и обострение идиотизма, мы все еще журналисты. Если нам, конечно, позволят ими быть.

Я искоса поглядела на Раймана, он в ответ кивнул.

— Рик, поедешь с сенатором и сделаешь репортаж о выступлении, что там оно будет из себя представлять…

— Оно для Дочерей американской революции, — пояснил Роберт.

— Вот именно. — Я нетерпеливо махнула рукой. — Рик, с тебя репортаж об этом самом выступлении, и постарайся сделать его интересным. А мы пока проверим оборудование и разведаем, в какой же очередной притон нас забросила судьба.

Огорченный Рик кивнул и передал мне Лоис. Мне даже немного жалко было их разлучать. Самую капельку. Но нужно переговорить с Шоном, и, как ни гадко самой себе в этом признаваться, переговорить с глазу на глаз. У Рика с Баффи были свои отношения, а Баффи нас предала. Так что он под подозрением. Работать дальше вместе с достопочтенным мистером Казинсом или нет — это мы решим вместе с братом и, естественно, без участия самого мистера Казинса. Если соберемся увольнять — надо тщательно подготовиться.

— Вас поселили в «Плазе», — оскорбился Ченнинг, — вместе с остальными членами предвыборного штаба. Пять звезд, самые современные удобства и сертифицированная служба безопасности. Прошу прощения, сенатор, но у нас нет времени на болтовню. Пойдемте.

Роберт схватил Раймана за руку и потащил к машине. За ними поспешили двое охранников и Рик.

С нами остались Стив и еще один, незнакомый мужчина: латиноамериканец, судя по виду; в совершенно непроницаемых черных очках (либо он их носит по врачебному предписанию, либо не видит вообще ничего), довольно высокий (хотя он и казался маленьким рядом со Стивом).

Я перехватила переноску левой рукой и поинтересовалась:

— Приставили нянек?

— Телохранителей, — без тени улыбки поправил Стив. — Вы, ребята, чуть с жизнью не расстались на дороге. Мы проследим, чтобы подобное больше не повторилось.

— А мы больше не поедем одни в такую даль.

— Неважно.

Ко мне подошел Шон.

— Будете мешать нам выполнять свою работу?

— Нет, делайте свою работу, а мы за вами присмотрим.

Я прямо почувствовала, как вскинулся брат. Ирвины всегда рискуют и лезут в неприятности, чтобы развлечь аудиторию. Когда хороший ирвин «правильно» идет в магазин за кока-колой, зрители следят за этим «полным опасностей, самоубийственным» путешествием, затаив дыхание. А теперь представьте, какой получится репортаж, если за спиной будет маячить телохранитель. Да это для Шона то же самое, что для меня цензура. Я взяла брата под руку и поинтересовалась у нашего караула:

— То есть вы хотите сказать, наша работа стала настолько опасной, что нас уже нужно защищать не от зомби, а от себе подобных?

— Что-то в этом роде, хотя я бы выразился несколько иначе, — ответил Стив.

— Прекрасные получатся заголовки, — саркастически заметил Шон.

Ну ладно, хоть чуть-чуть успокоился. Не выпуская его руки, я повернулась к новому охраннику и взглянула ему в лицо (здесь лучше не полагаться на свое ненадежное периферическое зрение):

— Я Джорджия Мейсон, это мой брат Шон Мейсон. А вы?..

— Андрес Родригес, мэм, — спокойно отозвался тот. — Проверку прошел?

— Об этом спросим присяжных. А пока вы можете отвезти нас в гостиницу.

Лоис громко мяукнула.

— И лучше бы поскорее, а то у некоторых уже нервы сдают.

— И не только у кошки, — вставил Шон.

— Держи себя в руках.

Мы развернулись и пошли к машине. Я все еще не отпускала Шона.

Стив и Андрес уселись впереди. Их силуэты смутно маячили сквозь звуконепроницаемую армированную перегородку, разделявшую салон и переднее сиденье. Как приятно оказаться в одиночестве, почти в одиночестве. Хотя я и не могла заставить себя расслабиться. Я никому сейчас не доверяла.

Машина завелась. Шон открыл было рот, но я молча покачала головой и показала на потолок. Брат все понял. Теперь у нас нет Баффи и ее неисчерпаемого арсенала всевозможных устройств — как понять, не прослушивают ли нас сейчас? С другой стороны, даже с Баффи мы не имели никаких гарантий, ведь она в итоге продала нас с потрохами. Зато хоть было ложное ощущение безопасности.

Шон нахмурился и прошептал одними губами:

— Гостиница?

Я кивнула. Как только окажемся в номере — проверим все на предмет жучков и активируем электромагнитное поле. Тогда можно и поговорить, а обсудить нужно многое.

Путь от аэродрома ЦКПЗ до отеля занял минут двадцать. Мы бы дольше добирались, но Стив воспользовался прерогативами, доступными государственным чиновникам и сотрудникам правоохранительных органов, и включил мигалку. Наш автомобиль мчался в левом ряду, а все шлагбаумы при его приближении вспыхивали зеленым и автоматически открывались. Сегодня и так на шоссе никто не сбавляет скорость: нет необходимости, теперь ведь существует электронная система платежей при въезде на трассу. А уж тут в надежде проскочить бесплатно все и вовсе припустили за нами полным ходом. Вот-вот начнется час пик, и пятиминутная задержка имеет огромное значение, от нее зависит, поспеете ли вы вовремя домой или опять опоздаете к ужину. Мы, конечно, подрезали водителей и лезли вперед, зато благодаря нам с десяток спешащих домой жителей пригородов смогли проехаться по скоростной автостраде задаром.

Лоис всю дорогу вопила, а Шон вяло и без особого интереса пытался вскрыть замок на дверце машины. Он в этом деле спец, но тут замки были просто первоклассные. Автомобиль уже съехал с шоссе, а брат так ничего и не добился и наконец с брезгливым вздохом убрал свои отмычки.

Огромную, угрожающего вида гостиницу «Плаза» в центре Хьюстона построили сразу после Пробуждения. Тогда архитекторы еще не научились совмещать безопасность и изящество. Отель походил на оштукатуренную розовую тюрьму, покрытую неким подобием белой глазури. Растущие вдоль фасада пальмы никак не украшали резких уродливых углов здания. Окна начинались только на уровне первого этажа, и тусклые стекла в них явно были армированными. В такие сколь угодно долго могут ломиться зараженные, и все без толку (если, конечно, каким-нибудь чудесным способом зомби не догадаются вдруг воспользоваться лестницей).

Шон внимательно осмотрел «Плазу» из окна машины, а потом, когда мы подъехали к воротам закрытой парковки, выдал свою профессиональную оценку:

— Смертельная ловушка.

— Как и многие другие ранние здания «с защитой от зомби», — согласилась я, поправляя очки. — А что именно не так с этим?

Стив поводил белым пластиковым брелком возле сенсора, и ворота распахнулись. Внутри царил полумрак.

— Все эти завитушки…

— Ты про отделку фасада?

— Да, про отделку. Они что, пытались украсить эту домину? Неважно. Готов поспорить, эти штуки выдержат мой вес. То есть, если я заражен, но еще не превратился в зомби, то смогу легко залезть по ним наверх. Там есть за что держаться. Так вот, я доберусь до самой крыши. А если у этого здания стандартная для того времени планировка, то на крыше должна быть вертолетная площадка, а еще двери — которые могут использовать находящиеся внутри люди, когда соберутся эвакуироваться. — Шон покачал головой. — И вот, ты выбегаешь на крышу, а там тебя уже ждут. И не желающие эвакуироваться, а желающие тобой закусить.

— Прекрасно. Думаю, мы приехали.

Машина припарковалась, двигатель смолк, и открылась водительская дверь. Стив прошел через парковку к воздушному шлюзу. Я подергала ручку, но она не поддавалась.

— Что за?.. Шон, попробуй свою.

— Заперто, — скривился брат.

Щелкнуло переговорное устройство, и чуть искаженный голос Андреса сообщил:

— Мисс Мейсон, мистер Мейсон, пожалуйста, подождите минутку. Мой коллега пройдет через шлюз и будет ждать вас на той стороне. Правая дверь откроется, как только он сдаст анализ крови. Тогда мисс Мейсон сможет выйти. Как только она пройдет через шлюз, сможет выйти и мистер Мейсон.

— Боже, — простонал Шон. — Вы, должно быть, шутите.

— Стандартные меры безопасности.

— Можете взять свои меры безопасности и засунуть их в… — ласково начал Шон, но тут я положила ладонь ему на запястье.

— Мистер Родригес, по-моему, Стив уже прошел. — Я старалась говорить как можно спокойнее. — Вы не могли бы открыть мою дверь?

— Хорошо. — Щелкнул замок. — Мистер Мейсон, пожалуйста, оставайтесь в машине. Мисс Мейсон, пожалуйста, пройдите к… Эй! Вы что делаете? Так нельзя!

Не обращая внимания на разгневанные вопли, Шон вылез из автомобиля, послал воздушный поцелуй размахивающему руками Андресу, захлопнул дверь и потрусил вслед за мной в воздушный шлюз. Как и следовало ожидать, охранник остался сидеть в машине, хоть, судя по всему, и ругал нас на чем свет стоит.

— Человек, который так печется о безопасности, не полезет наружу, когда существует угроза инфекции, — констатировала я, взяв брата под руку. — Мы опасны.

Лоис утвердительно мяукнула.

— Он решил, что сможет заставить нас идти в этот чертов шлюз поодиночке.

Брат забрал у меня мяукавшую кошку и поставил переноску на багажную ленту. Сенсоры распознают живое существо и определят его вес. Лоис слишком мала и не может подвергнуться амплификации, так что ее пропустят.

— Полный идиот.

— Да нет, скорее любитель, — откликнулась я, встав перед диагностической панелью.

Подняла правую руку, а рядом Шон поднял левую.

— Один.

— Два.

Мы приложили ладони к анализаторам.

В здании нас встретил Стив. Охранник укоризненно покачал головой и принялся нас отчитывать, хотя и без особого энтузиазма:

— Вы сейчас здорово перепугали агента Родригеса.

— А агент Родригес меня здорово разозлил, так что мы квиты, — отозвалась я, доставая Лоис из багажного отделения. — Нам его надо ждать или ты покажешь номера?

— И грузовик, — вставил Шон. — Ты мне обещал грузовик.

— Грузовик и мотоцикл в гостиничном гараже. — Стив выудил из кармана пиджака два маленьких пластиковых треугольничка и вручил нам. — Шон, ты в номере двести четырнадцать, а ты, Джорджия, в двести семнадцатом.

Мы с братом переглянулись.

— Но это же не смежные номера? — уточнила я.

— Джорджия, ты должна была жить в одной комнате с мисс Месонье, а Шон — дальше по коридору вместе с мистером Казинсом. Мы решили, что вам необходимо уединение… учитывая происшедшее.

— Точно. — Шон вернул Стиву свой пропуск. — Раздобудь мне, пожалуйста, второй ключ от двести семнадцатого, а пока я буду ходить вслед за Джорджией. Рику и Лоис нужно побыть вдвоем после долгой разлуки.

Лоис громко мяукнула. Стив вздернул брови.

— Предпочитаете жить в одной комнате?

Знакомая ситуация. Еще со времен своего отрочества наблюдаем подобное удивленное выражение у учителей, друзей, коллег, служащих отелей: «Вы не хотите жить в отдельной комнате? Предпочитаете делить номер со своим братом/сестрой?» Меня всегда это раздражало. Какие уж тут социальные нормы, когда тебя могут в любой момент укусить. Если вдруг живые мертвецы решат разнообразить мою жизнь, я хочу, чтобы кто-нибудь прикрывал мне спину, и этим кем-нибудь должен быть Шон. Он чутко спит и умеет хорошо стрелять.

— Да, — сказала я твердо. — Предпочитаем жить в одной комнате.

Стив собрался было возразить, но потом просто пожал плечами — мол, не мое это дело.

— Скажу им, чтобы вам прислали второй ключ и багаж. Джорджия, твои вещи и оборудование, которое ты пометила как жизненно необходимое, уже в номере.

Значит, их проверяли — это стандартная процедура. Ну и ладно. Я давно взяла себе за правило шифровать важные данные, на тот случай, если они попадут кому-нибудь в руки. Людям сенатора вздумалось рыться у меня в белье — пожалуйста.

— Прекрасно. Ты не против, если мы прямо сейчас пойдем в свой номер? Ты же не собираешься нас сопровождать?

— Я верю, что вы двое сможете целыми и невредимыми добраться до лифта, — согласился Стив.

— Спасибо за оказанное доверие, — поблагодарила я.

Шон отсалютовал великану на прощание. Лоис вопила, не переставая. Мы двинулись к лифтам, ориентируясь по развешенным на стенах указателям.

Гостиница старая. Так что тут лифты по-прежнему перемещались вверх-вниз по одной шахте. Никогда такого не видела, но сейчас мне было не до того — слишком уж устала и слишком нервничала. Я равнодушно смотрела в зеркало и пыталась не обращать внимания на головную боль и Лоис, которая все кричала и кричала. Кошка хотела выбраться наконец из переноски, желательно прямо сейчас. Я хорошо ее понимала.

Номер оказался таким же старым, как и система лифтов: жуткие обои в желто-зелено-коричневую полоску и армированные стекла. Окно выходило во внутренний двор. Тремя этажами ниже располагался бассейн, и солнечные лучи, отражаясь от поверхности воды, отбрасывали яркие блики прямо в нашу комнату. Я жалобно всхлипнула от неожиданности, зажмурилась и закрыла глаза ладонями. Шон зашел внутрь и опустил непроницаемые черные шторы. Я на ощупь ввалилась в комнату, и дверь захлопнулась.

Лампы не горели, и теперь тут, слава богу, царил блаженный полумрак. Брат подошел и взял меня под руку.

— Все в порядке. Кровать там.

— Это было подло, — пожаловалась я.

— Но смешно.

— Совсем не смешно.

— Я смеялся.

— Уже прямо предвкушаю, где ты будешь сегодня ночевать.

— Все равно смешно. — Шон взял из рук переноску и усадил меня на постель. — Сядь. Я все устрою.

— Не забудь установить электромагнитную ширму. — Я повалилась на спину, и меня легонечко подбросило — значит, матрасы не такие древние, как все остальное в этой гостинице. — И подключи серверы.

— Я знаю, что делать, — в голосе Шона напускное веселье мешалось с искренней тревогой. — Выглядишь паршиво.

— Откуда тебе знать, свет-то не горит?

— Ты паршиво выглядела еще до того, как тебе в лицо бросился злобный солнечный зайчик. Так что теперь просто выглядишь паршиво в темной комнате. Глазам легче, но все равно паршиво.

— Почему раньше не сказал?

— Вокруг ошивалась куча народу, а тебя явно одолел приступ стервозности, как-то не с руки было. — Судя по звукам, Шон пересек комнату и теперь выкручивал лампочку из патрона. — Я поменяю лампы в прикроватных светильниках.

— Спасибо.

— Не за что. Когда у тебя нет мигрени, с тобой гораздо легче общаться.

— Тогда кинь, пожалуйста, мое специальное обезболивающее, когда закончишь с лампочкой.

Шон затих.

— Ты уверена?

— Оно мне понадобится после того, как мы все обсудим.

Из-за головных болей я пью кучу разных таблеток. Но «специальное обезболивающее» — совсем другое дело, это ядерная смесь алкалоида спорыньи, кодеина, кофеина и еще парочки снадобий с совсем уж непроизносимыми названиями. Боль они снимают. А еще как минимум на шесть часов нарушают все высшие мозговые функции. Я стараюсь как можно реже принимать подобные препараты, потому что времени обычно слишком мало, нельзя вот так расходовать его впустую. Но сейчас мы оказались в такой ситуации, что следующая «свободная минутка» выдастся, видимо, ох как нескоро. Мне понадобится вся моя выносливость. Так что придется сейчас пожертвовать этой самой «свободной минуткой» и поваляться немного в невменяемом состоянии. Что ж, в погоне за правдой приходится еще и не тем жертвовать.

— Джорджия…

— Не спорь.

— Я просто хочу сказать, что перед разговором ты можешь, если хочешь, вздремнуть. А обезболивающее принять уже потом. Времени хватит. Дочери американской революции обычно разглагольствуют часами.

— Времени как раз нет. Оно закончилось, когда кое-кто решил от нас избавиться. Его теперь у нас нет официально. Как будешь готов — включи свет.

— Хорошо.

Щелкнул выключатель. Снова послышались шаги.

— Надо загрузить серверы и активировать ширму. Твой компьютер на столе, если захочешь выйти в Сеть.

— Поняла.

Как только открыла глаза, виски сдавила жуткая головная боль. Плевать. Шон вкрутил специальные маломощные лампочки, на них вполне можно смотреть, я справлюсь. Возле кровати стояла переноска. Надо выпустить Лоис. Кошка буквально вылетела наружу и сразу же бросилась в ванную.

Я подошла к письменному столу и принялась подсоединять провода. Двигаться приходилось с величайшей осторожностью и очень медленно, чтобы не усугублять мигрень.

— Готово, — крикнул Шон.

Я отложила провода, которые так и не успела полностью подсоединить, и тут же почувствовала разлившееся в воздухе электричество. Волоски на коже встали дыбом.

— Лучше убавь напряжение, а то все приборы погорят.

Я вернулась к компьютеру.

— Ты меня за любителя держишь? — откликнулся Шон.

Я проигнорировала его оскорбленное выражение. Когда ставишь электромагнитную ширму, очень легко перегнуть палку. В том числе поэтому я не люблю их использовать. А еще от них зубы ноют.

— Установлю защитный экран по всему периметру, будешь держаться на середине комнаты — ничего не погорит.

— Если ошибешься — с тебя ужин.

— Если не ошибусь — с тебя десерт.

— Идет.

Я развернула крутящееся кресло. Шон, откинувшись назад, сидел на кровати. Слишком уж он спокоен — это явно игра на публику. Я сразу же перешла к делу:

— Баффи нас сдала, и кто-то пытался нас убить.

— Это я понял.

— А ты понял, что нас официально сочли мертвыми, когда в ЦКПЗ поступил тот звонок?

— Да, — нахмурился брат. — Удивительно, что нас просто не застрелили.

— Давай считать это последним для нас удачным стечением обстоятельств. Как я понимаю, они не просто хотели убрать Баффи. Зачем им тогда звонить в ЦКПЗ? Они же видели, что ее трейлер опрокинулся. Ужасный несчастный случай, настоящая трагедия, но зачем устраивать такую зачистку?

— Логично. — Шон спиной повалился на кровать. — И что нам делать? Запаковать вещички и рвануть домой?

— Вполне возможно, это уже не поможет. Ведь мы, по их мнению, знаем нечто такое, из-за чего нас следует убить.

— Или Баффи знала.

— Что им без разницы, как нам ясно дали понять. Вряд ли мы имеем дело с двумя разными заговорами. Получается, в бойне на ранчо и в нашей «аварии» повинно одно и то же лицо.

— А еще Икли. Не смей забывать про Икли.

— Я и не забываю. Как можно?

— Мне снится Икли.

Эта фраза прозвучала почти небрежно, но в голосе Шона угадывалась настоящая боль, которая удивила даже меня (хотя я обычно всегда знаю, что чувствует брат).

— Они такого не ожидали. У них не было ни малейшего шанса спастись.

— Итак, уезжать бессмысленно.

— Это всегда плохой вариант.

— Что насчет Рика?

— Конечно, мы его оставим.

Я удивленно приподняла брови и наклонилась вперед, уперевшись локтями в колени.

— Ты так уверен. Почему?

— Не глупи. — Шон сел на постели, точно повторяя мое движение. — Это же Баффи виновата, так?

— Так.

— Она умирала — нет, уже была мертва и знала это. И тем не менее рассказала нам о своем предательстве и сообщила, где искать информацию. А там был Рик, и она не назвала его предателем. Джордж, Баффи сожалела о содеянном. Она не хотела, чтобы погибли люди. Так зачем ей было подсовывать нам крысу?

— А что, если она сама не знала?

— Что если? — Шон покачал головой. — Рика они тоже пытались убить. Будь у него броня чуть потоньше, или ударься он чуть сильнее — точно был бы покойник. Такое не сыграешь. И тот неизвестный сообщил ЦКПЗ, что все мертвы, не только мы двое. Так что неважно — знала она или нет. Рик свой, иначе бы уже как-то себя выдал.

— То есть ты считаешь, его надо оставить.

— Я считаю, что мы не можем позволить себе потерять еще одного сотрудника. И, кстати говоря, теперь, когда Баффи больше нет, мы с тобой равноправные партнеры на сайте. Так что вставай.

— Что? — непонимающе уставилась на него я.

— Вставай. — Шон поднялся и указал на кровать. — Ты должна поспать, прямо сейчас.

— Я не могу, мне Махир должен перезвонить.

— Оставит тебе сообщение в голосовой почте.

— Нет.

— Джорджия…

— Погоди.

— Нет, — отрезал брат. — Я установлю оборудование, запущу серверы и буду проверять твой телефон. Если вдруг позвонит Махир, я тебя разбужу. Хотя и знаю, что ты проснешься и будешь работать до потери сознания. Я это сделаю, но еще я в данную минуту приму важное для сайта решение. Решение такое: ты, Джорджия Каролина Мейсон, идешь спать. Не хочешь — пожалуйста, только я тебя все равно вырублю сзади, когда ты отвернешься.

— А обезболивающее принять можно?

— Можно, две таблетки, и подушка в придачу. Когда проснешься, мир вокруг станет совершенно другим: сплошная благодать, работающие серверы и волшебные единороги. И Рик останется с нами. Идет?

— Идет. — Я скинула ботинки. — Мерзавец.

— Закрой глаза.

Шон снял с меня очки и вложил мне в руку две маленькие круглые пилюли.

— Глотай, очки получишь, когда проснешься.

— Нечестно, — пожаловалась я, глотая таблетки.

Они почти моментально растаяли во рту, оставив на языке горький привкус кодеина. Я повалилась на бок.

— Ты нечестно играешь.

— Именно так. — Шон поцеловал меня в лоб. — Спи, Джордж. Когда проснешься — будет лучше.

— Не будет. — Я решила покориться неизбежному. — Будет поздно, а поздно не значит лучше. Поздно — это когда времени не осталось.

— Спи.

И я подчинилась.

Правда заключается в том, что мы страна, которая привыкла бояться. Если быть совсем уж честной, и с вами, и с самой собой, дело даже не в стране и не в какой-то привычке. Речь идет обо всем мире в целом и о человеческом пристрастии к страху. Люди хотят бояться. Ужас оправдывает любые поступки. Из-за него мы охотно расстаемся со своей свободой, уступаем свои права, одно за другим. И в конце концов оказывается, что каждое наше движение отслеживают и фиксируют в сотне разных баз данных. И среднему обывателю доступ к этим базам закрыт. Наш мир сформирован страхом, создан благодаря страху. И исчезни вдруг привычное чувство страха — многие просто не поймут, что им делать и как дальше жить.

из блога Джорджии Мейсон

Наши предки мечтали о мире, где нет границ и барьеров, а мы, напротив, мечтаем, как бы понастроить побольше барьеров вокруг собственных домов, детей, себя самих. Каждый день мы ограничиваем себя во имя безопасности, которой, по нашему же собственному утверждению, достичь невозможно. Мы ужимаем огромный мир, полный возможностей, делаем его нестерпимо маленьким.

«Эти изображения могут вас шокировать»,

Все еще чувствуете себя в безопасности?

6 апреля 2040 года.

 

Двадцать два

Я проснулась оттого, что в комнате тихо спорили Рик и Шон. Привычно гудели серверы и компьютеры. Брат не соврал и умудрился все запустить, пока я спала. Осторожно попробовала потянуться — какое счастье: голова не болит и не ватная из-за обезболивающих. Значит, выживу. Хотя придется, конечно, потом расплачиваться: мигрени у меня происходят из-за повреждений зрительного нерва, так что искусственные стимуляторы лишь снимают боль, а повреждения меж тем вполне могут остаться навсегда. Но пока я функционирую.

— …говорю же тебе, пускай спит, пока сама не проснется. Пиши свой репортаж.

— Это же Дочери американской революции, они ничего нового не сказали со времен этой самой Революции.

— Значит, его просто будет написать.

— Дурак.

— Слушай, просто делай свою работу, я хочу дать сестре немного поспать. Что тут плохого?

— Прямо сейчас много плохого.

— Обнимайся со своей кошкой и работай, — устало повторил Шон.

Интересно, сколько я провела в своем наркотическом сне без сновидений? А он все это время запускал серверы и ждал звонка от Махира.

Наверное, я громко вздохнула. Послышались шаги, матрас прогнулся (это брат облокотился на него).

— Джордж? Ты чего-нибудь хочешь?

Еще восемь часов сна, запасные глаза и живую Баффи. Но ничего из вышеперечисленного мне не светит.

— Мои очки? — прокаркала я и, не открывая глаз, повернулась на голос и вопросительно подняла брови.

Брат дотронулся кончиками пальцев до моей ладони, а потом вложил в нее очки.

— Ты отключилась где-то на десять часов. Я три раза звонил Махиру, но он не ответил. Бекс говорит, что разговаривала с ним после нас, ей тогда понадобилось перезагрузить какие-то свои файлы. Но потом с ним больше никто не связывался.

Бекс?.. А, Ребекка Атертон, вестник, которого он переманил у меня после Икли. Я надела очки, пытаясь сосредоточиться, и села на кровати. Еще несколько мгновений глаза приспосабливались к освещению. Шон положил мне руку на колено и помог усесться поровнее. Я накрыла его ладонь своей и посмотрела на расплывчатое сияние возле стены, где стояли мониторы. На фоне зеленого мерцания темнело какое-то непонятное пятно. Я кивнула ему и поздоровалась:

— Привет, Рик.

— Привет, Джорджия, — отозвался силуэт. — Тебе лучше?

— Почти ничего не вижу, в голове как будто нагадила стая чаек, но ничего не болит, так что жить буду. — Я сжала пальцы Шона. — Как прошла встреча с Дочерьми революции?

— Скукота.

— Хорошо, хоть что-то в этом мире не меняется. — Глаза потихонечку приспособились к свету, теперь я могла различить у пятна голову. — Ты как, собираешься еще тут с нами зависать, или у нас открывается еще одна вакансия?

Рик застыл.

— Шон сказал, вы это уже обсудили.

— Мы-то да, но не с тобой. — Я пожала плечами. — Думаю, тебе тоже есть что сказать. Останешься? Боюсь, у нас в последнее время некоторые проблемы с уровнем смертности. Каждый четвертый — это паршиво.

— Если вы не против, я бы испытал судьбу и остался.

Я вопросительно вздернула брови.

— Да? И где тут логика?

— Я не так давно знаю тебя и твоего брата, и у вас нет особых причин мне доверять. То, что я сейчас скажу, вряд ли вас переубедит. Но мы с Баффи дружили много лет. Она была хорошим человеком и никому не желала зла. Я должен остаться на этом сайте и сделать так, чтобы об этом помнили. Иначе однажды, когда информация все-таки просочится, ее все станут воспринимать не как хорошего писателя или верного друга, а как виновницу трагедии в Икли и орудие злоумышленников, погубивших Ребекку Райман. В лучшем случае она станет для всех предательницей. Я этого не допущу, — в голосе Рика сквозило явственное неодобрение. — Я остаюсь, потому что должен. Если хотите, можете попытаться заставить меня уйти, но ничего хорошего ни для кого из этого не выйдет.

— Да мы и не собирались.

Я еще раз сжала руку Шона, а потом подошла к компьютеру и уселась за стол. Монитор немного расплывался, но ничего — справлюсь.

— Если ты так хочешь остаться — оставайся. Мы тебе рады. — Я ввела свой пароль (Шон может подключить мою машину к Сети, но у него нет пароля от моих файлов). — Какая диспозиция?

— Новости о Баффи попали в Сеть уже через пять минут после ее смерти. — Шон подошел к своему терминалу. — Но самое смешное не это.

Брат замолк и подождал, пока я не оторвусь от монитора. У него хорошо получаются зловещие паузы, и мое выражение глаз он легко определяет, даже несмотря на черные очки.

— Хочешь знать, что самое смешное?

— Да, Шон. Я проспала последние десять часов, и мне не терпится узнать, что же тут смешного.

— Чудно. Суть заключается в следующем: точно в ту же минуту в Сеть попали новости и о нашей смерти.

— Что? — вытаращила я глаза.

— Нас сочли мертвыми. Половина новостных сайтов опубликовала эту информацию, и никто не успел ее опровергнуть. На большей части из них ты все еще числишься покойницей.

Рик кивнул и добавил:

— Позвонивший в ЦКПЗ «случайно» использовал канал, который постоянно прослушивают на предмет сплетен местные новостные сайты. Мы еще даже до Мемфиса не добрались, а весть о нашей гибели уже просочилась в Интернет. По поводу Шона напечатали опровержение, когда он опубликовал пост, где жаловался на дрянной кофе в ЦКПЗ. А потом я сделал репортаж о встрече с Дочерьми американской революции, и мою смерть тоже опровергли, не все сайты, но во всяком случае многие. — Казинс криво усмехнулся. — У меня же фамилия не Мейсон, обо мне новости не распространяются так быстро.

— А я? — Вопрос вырвался у меня помимо воли.

— Все еще мертва, — подтвердил Рик. — Все судачат о том, что якобы ты делала что-то незаконное со своей журналистской лицензией, а теперь мы с Шоном скрываем твою смерть и пытаемся найти доказательства обратного.

— То есть страховку за мою смерть вам не выплатят. — Я закрыла лицо руками. — Какие еще новости?

— Только Баффи оказалась на Стене, — откликнулся Шон. — И только ее имя появилось в официальном списке погибших ЦКПЗ.

Я чуть не застонала от досады.

— И сколько же народу думает, что мы ради рейтингов инсценировали собственную смерть?

— Много, — помрачнел брат. — С другой стороны, решись мы на такое — предприятие бы увенчалось успехом. Рыночные ставки повысились еще на три пункта, поскольку читатели с нетерпением ждали жутких подробностей.

— Дождались?

— Про нас? Нет. Про Баффи? Да. Только об этом и говорят. Кто-то взломал канал, по которому передавала наша основная камера, и…

— Ясно. Сегодня вечером вывешу официальное заявление и докажу, что я жива. Чтобы прекратить эти глупые слухи. Баффи не заслуживает, чтобы ее имя обливали грязью из-за какого-то трюка, который мы и не думали устраивать.

— Насколько официальным будет это заявление? — вмешался Рик.

— В смысле расскажу ли я об анонимном звонке в ЦКПЗ?

Казинс кивнул.

— Да.

— Но…

— Разумно ли это? Безопасно? Хорошая ли это идея? Нет, нет и еще раз нет. Но я все равно это сделаю. — Я открыла почтовый ящик и начала просматривать письма — нет ли сообщений от Махира. — Кто-то, кому очень важно оставаться в тени, решил нас убрать. Так пусть получает. Никакой секретности ему не будет.

— А что, если они начнут стрелять?

— А они разве прекращали?

Я раз за разом нажимала на кнопку «стереть», даже потрясающие фильтры Баффи не смогли сдержать огромного количества спама.

— Кстати говоря. Нам нужен новый администратор для раздела сочинителей.

— А это не слишком поспешно? — Рик бросил на меня неодобрительный взгляд. — Баффи только что умерла.

— Смерть Баффи была поспешной, а это вынужденная мера. Сочинители не похожи на ирвинов или вестников и не будут работать просто потому, что им нечем больше заняться. Их нужно контролировать, иначе окажется, что они взялись одновременно за миллион разных проектов и ни один не довели до конца. Нам нужен администратор, иначе мы скоро начнем получать разгневанные письма от читателей, которые ждут не дождутся появления очередной главы какого-нибудь пятидесятисерийного любовного романа.

— Баффи не говорила о возможных преемниках? — уточнил Шон.

— Баффи считала себя бессмертной. Поговори с Магдаленой, если она сама не согласится на эту должность, то хотя бы кого-нибудь посоветует.

На меня внезапно навалилась усталость. Я запустила программу, автоматически удаляющую спам, и свернула окно. А потом открыла папку для персонала под названием «Зав.». Там хранились самые последние версии завещаний всех официальных сотрудников «Известий постапокалипсиса», включая информацию о передаче авторского права. Все компании, сотрудники которых отправляются по работе в опасные зоны, имеют дело с зомби и работают в области журналистики, должны иметь подобные документы. Репортеры в современной Америке по закону приравниваются к живым мертвецам. Судя по информации, Баффи не меняла завещания с самой Калифорнии.

Я ввела пароль. Мы с Шоном имеем официальное право доступа ко всем файлам на наших серверах, именно на случай подобных ситуаций. Завещание представляло из себя файл только для чтения — копию настоящего документа, который, если верить информации вверху страницы, хранился у семейного адвоката семьи Месонье в Беркли. Мне копии было вполне достаточно.

Шон подошел поближе и встал у меня за спиной, положив руку мне на плечо. Баффи оставила личные вещи семье, произведения — сайту, а публицистику (то есть файлы с личной информацией) — нам с Шоном. Мы могли использовать данные по своему усмотрению. Ни слова про возможного преемника. Неважно, ведь последний пункт был достаточно красноречив и без этого.

— Вот мерзавка, — пробормотала я. — Она понимала, что в итоге погибнет. И знала, что поступает неправильно, хоть и отказывалась в этом признаваться самой себе. Знала.

— Почему ты так решила? — спросил Рик.

— Она завещала нам свои личные файлы, — откликнулся вместо меня Шон. — Зачем ей это делать? Значит, она знала, что они нам понадобятся. Возможно, она пыталась убедить себя, что поступает как должно, но у нее так и не получилось. Джордж…

— Рик, ты должен найти нового администратора для сочинителей. — Я кликнула по иконке «распечатать». — Это тебе срочное задание. Ну, и репортаж о Дочерях американской революции. Шон, нужно написать отчет о происшедшем, но…

— Там будут не только новости, там и для ирвина работа найдется. Понял. — Брат стиснул мое плечо, а потом вернулся за компьютер. — А что с файлами Баффи? С теми, про которые она говорила?

— Мне очень нужна запись с камеры, а она у Махира. Хотела сначала с этим разобраться. Но ты прав, файлы. Сейчас открою.

— Джордж…

— Просто помолчи, пока я с этим разбираюсь.

Ответ получился чересчур грубый.

У «Известий постапокалипсиса» есть два специальных сервера для служебного пользования. Один — так называемый «общий», на него может свободно скачивать и закачивать информацию любой из наших блогеров, даже если он не постоянный сотрудник, а просто тем или иным образом имеет дело с сайтом. Если вы выполняете для нас хоть какую-нибудь работу, мы сразу же заводим для вас аккаунт на «общем» сервере. Такие аккаунты почти никогда не удаляются, если только коллега не замечен в каких-нибудь злостных злоупотреблениях. Смысла нет — наши фрилансеры зачастую возвращаются. Зачем каждый раз удалять завещания? И зачем тратить время и заново создавать тот же самый аккаунт? Когда сайт станет побольше (если мы до этого доживем), придется пересмотреть нашу политику, но пока все и так нормально работает.

А есть еще «частный» сервер, и на нем установлена соответствующая защита. На данный момент аккаунты на нем заведены у семерых человек, и одна из этих семерых мертва. Я, Рик и Махир, потом сочинители — Баффи и Магдалена, и ирвины — Шон и Бекс. Именно на этом сервере мы храним важную информацию, начиная с финансов и заканчивая отчетами о сенаторской кампании, которые пока нуждаются в проверке. Он защищен всеми возможными способами, ведь достаточно будет одной утечки, и по репутации новостного раздела «Известий» будет нанесен серьезный, если не смертельный удар.

Новости — это серьезно. Думаете иначе — занимайтесь чем-нибудь другим.

Я открыла окно FTP и ввела адрес «частного» сервера. В качестве имени пользователя ввела «уморягдекрайземли», в качестве пароля — «Февраль-4–29».

Шон и Рик оставили свои дела и теперь стояли у меня за спиной. Экран мигнул, потом еще раз, а потом автоматически запустилась программа для просмотра видео. Я нажала на «сброс», но ничего не поменялось. Так что я просто откинулась в кресле и смотрела. Как же хорошо, что сейчас со мной моя команда. Нас осталось мало, но с другой стороны, мы трое — это все, что у нас осталось.

На мониторе появилось родное лицо Баффи Месонье. Она сидела, скрестив ноги по-турецки, на столе в нашем грузовике, на ней были надеты сшитый из лоскутов жилет и старая длинная плиссированная юбка. Помню, она так была одета в тот день, когда мы уехали из Оклахома-Сити. Мы тогда почти не разговаривали друг с другом. Баффи хотела, чтобы мы все бросили и вернулись домой. Как говорится, задним умом мы все крепки. Да, теперь уже слишком поздно, но я хотя бы поняла, почему она так стремилась отправить нас всех домой. Девушка хотела нас спасти.

Баффи посмотрела в камеру и улыбнулась.

— Привет.

Выражение лица, голос — это была изможденная женщина, которая уже не уверена, что сможет когда-нибудь вернуться к нормальной жизни.

— Я так понимаю, ребята, сейчас вы смотрите это сообщение. Этакая видеозапись Шредингера: если вы ее смотрите, значит, уже слишком поздно жаловаться мне на качество картинки. Ведь так всегда и бывает? Я никогда не увижу реакции на свой шедевр. Но и критики тоже не услышу. Но давайте ближе к делу. Ведь если вы это смотрите, значит, времени у вас осталось мало. Меня зовут Джорджетта Мари Месонье, лицензия номер дельта-браво-эпсилон-восемь-четыре-один-два-ноль-семь. Я нахожусь в здравом уме и твердой памяти и официально заявляю, что я по доброй воле и отдавая себе полный отчет в происходящем участвовала в кампании, направленной на введение в заблуждение американского народа, включая моих коллег и компаньонов Шона Филипа Мейсона и Джорджию Каролину Мейсон. Я передавала репортажи и частные данные третьим лицам и точно знала, что этот материал они используют, чтобы нанести ущерб предвыборной кампании сенатора Раймана. Я устанавливала записывающие устройства в общественных местах и понимала, что записи, полученные с помощью этих устройств, будут использованы с той же целью.

Усталая Баффи замолкла и глубоко вздохнула, неожиданно показавшись невероятно юной.

— Я не знала. Знала, что поступаю неправильно, что никогда больше не смогу работать в новостях, но не знала, что пострадают люди. Поняла это только после ранчо, а тогда уже было слишком поздно, я уже не могла повернуть назад. Простите. Это не вернет погибших, но это правда — я никому не хотела причинить вред. Я думала, что поступаю правильно. Думала, в результате страна станет сильнее.

По щеке девушки скатилась слеза. Получилось театрально, но недостаточно театрально для Баффи. Я-то ее хорошо знала. Нет, она не играла — действительно плакала.

— Я их вижу во сне. Закрываю глаза и вижу. Всех, кто погиб в Икли и на ранчо. Я в этом виновата. И я так боюсь, что мы получили эту работу только потому, что кто-то смухлевал с цифрами, уверенный, что меня можно купить. Простите, я не хотела. Ничего этого я не хотела. Если бы я знала, кто именно меня купил, я бы сказала вам, но я не знаю. Я изо всех сил старалась сделать так, чтобы не узнать имени. Ведь если бы я знала… думаю, тогда точно бы поняла, что поступаю неправильно.

Баффи отвернулась и вытерла лицо.

— Я слишком глубоко увязла и не могла повернуть назад. А вы не хотите ехать домой. Джорджия, почему мы просто не можем уехать? — Девушка снова смотрела в камеру полными слез глазами. — Я не хочу умирать. Не хочу, чтобы вы смотрели эту запись. Пожалуйста. Давайте просто уедем домой.

— Баффи, прости меня, — прошептала я.

В воцарившейся тишине мои слова прозвучали отчетливо, упали одно за другим, словно я бросала камешки на дно волшебного колодца и загадывала желание, которое, конечно же, никогда не сбудется.

Баффи глубоко вздохнула и продолжила:

— Вы увидите эту запись. — Она выдавила печальную улыбку. — Вы должны. Иначе никогда не узнаете правды. Когда откроете этот файл, моим родителям автоматически отправится другое видео, там я прошу у них прощения и говорю о том, как мне нравилась моя работа. После завершения этого процесса вы получите доступ к моей личной папке, там все, в том числе документ под названием «Признание». Он запаролен, и там есть отметка о времени и дате. Его можно использовать в суде, если вы не будете его открывать. Я не все оставляла на серверах, думаю, сейчас я как никто другой понимаю, как опасно доверять людям. У вас есть то, что я оставляю только вам и никому другому. Слушайте внимательно. Там все, включая коды доступа ко всем прослушивающим устройствам. Удачи. Отомстите за меня, если получится. Простите.

Баффи на мгновение смолкла и улыбнулась, на этот раз широко и искренне.

— Быть здесь, с вами, участвовать в этой кампании — это именно то, чего мне хотелось. Не все пошло так, как я того желала, но я рада, что поехала. Так что спасибо. И удачи.

Картинка погасла.

Несколько минут мы ошеломленно молчали. Судя по звукам, Рик плакал у меня за спиной. Я в очередной раз послала мысленное проклятие чертову Келлис-Амберли, который лишил меня этой простой человеческой возможности выразить свое горе.

— Что она имела в виду? «То, что я оставляю только вам и никому другому»? — спросил Шон, положив руку мне на плечо. — Все ее вещи остались в грузовике.

— Но у нас ее ноутбук. — Я отодвинулась от стола и встала. — Принесите мне инструменты и ее компьютер.

Никогда не кради историю у другого журналиста, никогда не забирай у другого журналиста боеприпасы, никогда не трогай компьютер другого журналиста. Это три золотые правила, и все их соблюдают, если речь, конечно, не идет о желтой прессе. Там обычно поступают с точностью до наоборот. Но в нашем-то случае журналист мертв, так что здесь они не работают. Так я успокаивала себя, пока вскрывала при помощи отвертки нижнюю панель ноутбука Баффи. Шон и Рик наблюдали, стоя поодаль. Мы уже проверили компьютер и не нашли ничего, абсолютно ничего. Девушка отформатировала диски, видимо, как раз перед той роковой поездкой. Баффи была первоклассным параноиком. Хотя после Икли у нее были на то все основания.

Мы даже не удивились, когда пластиковая крышечка поддалась и под ней обнаружилась полоска скотча, наклеенная прямо на аккумулятор. У меня в руке оказалась флешка. Я показала ее остальным:

— Страсти накаляются. Шон, Бекс раньше была вестником, как у нее с компьютерами?

— Хуже, чем у Баффи…

— Баффи в принципе была лучшей.

— Но хорошо.

— Насколько хорошо?

Есть только один способ проверить.

Брат протянул руку, и я, ни минуты не колеблясь, вложила в нее флешку. В тот день, когда я не смогу довериться собственному брату, моя жизнь закончится. Ни больше ни меньше.

— Вытащи ее в Сеть, и пусть просмотрит файлы. Баффи говорила, там метки времени и даты и IP-адреса. Нужно посмотреть. — Я встала. — Рик, дописывай свой репортаж.

— А ты чем займешься?

— Подниму Махира. — Я уселась обратно к компьютеру, стул был все еще теплым, как быстро все закрутилось. — Во что бы то ни стало. Нужно сделать копию с диска Баффи и сохранить данные где-нибудь вне пределов нашего сайта. Лондон вполне подойдет.

— Джорджия? — тихо спросил Рик.

Я оглянулась: Казинс все еще стоял посреди комнаты.

— Что?

— Мы переживем все это?

— Вполне вероятно, что нет. Хочешь уехать?

— Нет. — Он покачал головой. — Просто хотел проверить, отдаешь ли ты сама себе в этом отчет.

— Отдаю. А теперь — работать.

Рик с Шоном кивнули и уселись за компьютеры.

Махир не откликался: может, отошел от компьютера, или спал, или, упаси господи, был уже мертв — быть может, все даже серьезнее, чем мы думали. Но его машина все еще находилась в Сети. Я ввела свой специальный код доступа и активизировала личный ревун. Если мой коллега все-таки появится в Интернете, ревун начнет издавать громкие противные звуки и не уймется, пока он со мной не свяжется. Такие вот штуки хороши только для действительно экстренных ситуаций. Но в данном случае, по-моему, у нас была именно что экстренная ситуация.

Ладно, все от меня зависящее я сделала, заместитель должен рано или поздно найтись, а теперь пальцы на клавиатуру, глаза в монитор и за работу.

Фактический репортаж делать всегда приятно. У тебя под рукой вся нужная информация, ее только нужно правильно организовать, превратить в нечто понятное и логичное. Вы берете факты, лица, всю многогранную правду и полируете ее до зеркального блеска, а потом переносите все это на бумагу (хотя в моем случае приходится иметь дело с пикселями) и предоставляете на суд читателю. Я выкладывала материал постранично и для закачки использовала номер собственной лицензии. Если кто-нибудь решит, что это инсценировка, может обратиться в специальный комитет, отвечающий за аккредитацию, и пожаловаться на несанкционированное использование моего номера. Так я раз и навсегда прекращу глупые слухи. Да и новости получатся хорошие.

После первой же страницы начали приходить письма, в основном радостные: читатели меня поздравляли с «воскрешением» из мертвых и уверяли, что они и не сомневались, что я жива. Среди них было и несколько менее дружелюбных. А одно я специально отметила: потом напишу статью и использую его в качестве примера. Там говорилось, что мы с Шоном должны погибнуть от рук живых мертвецов, мол, такие грешники, как мы, ничем не лучше зомби. Прекрасная иллюстрация к истории о Баффи — ее вот на это и купили.

Я как раз загружала шестую страницу, но тут меня отвлек Шон:

— Бекс сейчас перепроверяет IP-адреса. Большая часть зашифрована.

— То есть?

— То есть их не отследить.

Черт.

— А что насчет меток даты и времени?

— Они доказывают, что это не один из нас. И не сенатор. И ничего больше. Если судить по времени — это мог быть кто угодно, хоть та же миссис Райман.

Черт-черт-черт.

— А хорошие новости есть?

Шон оторвался от экрана и широко ухмыльнулся.

— Коды доступа ко всем жучкам Баффи тебя устроят?

— Да, это хорошие новости…

Я не успела договорить — компьютер пискнул, в нижней части экрана замигало окно — срочное сообщение. Я дважды щелкнула по нему.

На мониторе появилось лицо Махира, волосы в разные стороны, глаза ошалевшие:

— Что происходит? Что случилось?

— Ты не брал трубку! — ответила я и тут же смутилась.

Махир находился на другом конце света, для него-то ситуация не была такой экстренной.

— Местные сочинители устроили вечер памяти и поэтические чтения в честь Баффи. Я туда пошел, чтобы потом сделать репортаж, и, боюсь… — Мой коллега убрал непослушную челку с лица и с виноватым видом продолжил: — Выпил лишнего. Потом пришел домой и сразу же уснул.

— Понятно теперь, почему ты не услышал ревун. — Я повернулась к Шону и спросила: — У нас есть копия файлов?

— В папке для локальных пользователей.

— Хорошо. — Я снова посмотрела на монитор. — Махир, я сейчас загружу в твою папку несколько файлов. Я хочу, чтобы ты их сохранил, у себя. Сделай как минимум две физические копии. И эти данные лучше держать не у себя в квартире.

— И после прочтения удалить с сервера? — весело поинтересовался Махир.

— Да. — Я и не думала шутить. — Хорошая идея. А еще лучше — переформатируй после этого свою папку.

— Джорджия… — Мой друг ненадолго замолк. — Мне чего-то следует опасаться?

Я откинулась на стуле и чуть было не рассмеялась. Баффи мертва, кто-то позвонил в ЦКПЗ и сообщил им о нашей смерти, нас использовали, чтобы саботировать правительство Соединенных Штатов. Опасаться следовало много чего.

— Пожалуйста, скачай файлы, прочти и скажи, что думаешь.

— Хочешь знать, что я думаю? — обеспокоенно переспросил он. — Джорджия, убирайся из этой страны. Приезжай сюда, пока не случилось ничего непоправимого.

— В Англии меня не примут.

— Мы найдем какой-нибудь способ.

— Попросить политического убежища, конечно, забавная идея, но Шон озвереет, если я заставлю его переехать. А без него я не поеду. — Подчиняясь внезапному порыву, я сняла очки и улыбнулась своему собеседнику. — Прости, возможно, нам так и не удастся встретиться лично.

— Не говори так, — с тревогой в голосе попросил Махир.

— Просто прочти файлы. А после уже решишь, как мне следует говорить.

— Хорошо. Будь осторожна.

— Постараюсь.

Я нажала на клавишу, и файлы отправились в его папку, окошко для видеосвязи закрылось, на его месте теперь светился сетевой статус.

— Джорджия?

Шон снова называл меня полным именем, и это не к добру. Внутри все похолодело. Я повернулась к брату.

— Что?

— У Бекс сейчас на прямой связи один из жучков.

— И?

— Думаю, ты должна это услышать.

Шон выдернул свои наушники из разъема. Шипение и потрескивание — мы слушали сейчас прямую трансляцию. Все моментально смолкли, даже Лоис, которая свернулась клубочком рядом с монитором Рика. Глаза у кошки были широко раскрыты, уши прижаты к голове.

— …слышишь меня? — В воцарившейся тишине голос Тейта, усиленный жучком, прозвучал особенно громко. — Нужно решить эту проблему, причем немедленно, пока все не стало еще хуже.

Ему ответил другой голос, но слов мы не смогли разобрать. Шон посмотрел на меня и кивнул. После мы попросим Бекс прогнать запись через фильтр и по возможности очистить ее от шумов, вдруг удастся вычислить неизвестного. Это все, что мы можем.

— Говорю же тебе, они подобрались слишком близко. Теперь, когда Месонье больше нет, мы не можем их контролировать. Понятия не имею, сколько этих проклятущих жучков она понатыкала повсюду. Я же говорил, нельзя доверять шпионке.

Я затаила дыхание, Рик беззвучно ругался, Шон молчал, поджав губы. Ни о чем не подозревающий Тейт тем временем продолжал:

— Я в передвижном офисе ее маленького дружка. Она точно не стала бы устанавливать жучки в том месте, где предавалась своим ничтожным грешкам.

— Как же плохо он ее знал, — горько заметил Рик.

— Мы тоже, как выяснилось, — отозвался Шон.

— Да мне плевать, как ты уберешь остальных, — пролаял Тейт. — Просто убери и все. Если их не смогли прикончить в ЦКПЗ, найдем другой способ. Понял? Выполняй!

Послышался громкий звук, словно там со всей силой бросили трубку, а потом удаляющиеся шаги. Колонки пошипели еще несколько секунд, а потом вдруг замолкли.

— Они включаются и сохраняют информацию, только когда улавливают достаточно громкий звук, — зачем-то пояснил Шон.

Хотя мы все прекрасно знали, как работают жучки Баффи. Она их устанавливала, и приборчики записывали все услышанное в файл, а потом, когда вокруг становилось тихо, переходили в спящий режим, чтобы сберечь заряд батареи. Девушка, видимо, не прослушивала материал с собственных жучков, просто сохраняла его и пересылала своим «нанимателям», потому что свято верила в правоту своего дела.

— Тейт, — прорычал Рик. — Какая дрянь.

— Тейт, — повторила я.

В глаза словно насыпали песка. Я надела обратно очки и перевела взгляд с одного моего собеседника на другого.

— Нужно поговорить с сенатором.

— А мы уверены, что он в это не замешан? — спросил Шон.

Я задумалась.

— Насколько хорошо у Бекс с компьютерами?

— Не настолько.

— Ладно. — Я повернулась обратно к экрану. — Запустите всем ревуны, пусть бегут в Сеть. Мне плевать, где они сейчас, — они нужны тут.

— Джорджия?.. — нерешительно начал Рик.

Я покачала головой и принялась яростно стучать по клавиатуре.

— Заткнитесь и садитесь за работу. Нам многое предстоит сделать.

У каждого из нас есть свой Рубикон — мгновение, когда ты понимаешь: вот сейчас нужно сделать выбор, который определит всю твою дальнейшую жизнь. Примешь неверное решение — и, вполне возможно, оно станет последним. Но иногда подобное неверное решение — единственно возможное, оно позволяет тебе достойно встретить собственный конец, быть уверенным, что поступил совершенно правильно.

из блога Джорджии Мейсон

Думаю, иногда мы понимаем, что случилось, уже после того, как перешли этот самый Рубикон. Когда это случилось со мной? В тот день, когда я решила стать журналистом? Когда мы с братом встретили на онлайн-ярмарке вакансий девушку, называвшую себя Баффи? Когда мы решили подать заявку и получить «выгодную» работу в предвыборном штабе Раймана?

«Эти изображения могут вас шокировать»,

Или когда мы поняли: вполне возможно, это решение станет для нас последним… и решили, что нам плевать?

8 апреля 2040 года.

Меня зовут Джорджия Мейсон. Брат зовет меня Джордж.

А это мой Рубикон.

 

Двадцать два

У нас ушло ровно два часа и семнадцать минут, чтобы собрать в наспех созданном виртуальном зале для совещаний всех штатных сотрудников «Известий постапокалипсиса»: блогеров, помощников блогеров, администраторов, системных администраторов и координаторов. В нашей системе конференц-связи одиннадцать каналов, и никому пока не удалось взломать одиннадцатый, самый надежный. Но их все создавала и кодировала Баффи, а мы больше не могли доверять ее работе. Мы хотели пригласить на совещание и модераторов-добровольцев (им тоже следовало обо всем рассказать), но их невозможно было вызвать по безопасным каналам связи. А незащищенные нельзя было ни в коем случае сейчас использовать.

Мы подключили Бекс, Алариха и Дейва, который наконец-то вернулся с Аляски (привез просто тонну материала и умудрился немного обморозиться). Вместе нам почти удалось то, чем раньше занималась одна Баффи. Дейв и Аларих проделали основную работу по созданию новой виртуальной конференц-комнаты, а Бекс в это время занималась материалами, которые оставила нам покойная сочинительница. Там было много всего.

Атмосфера на встрече поначалу царила довольно бодрая, хоть и, по понятным причинам, не совсем. Баффи погибла, а мы выжили, и каждый вновь подключившийся сотрудник первым делом спешил поделиться своими соображениями по этому поводу: нас поздравляли, нам выражали соболезнования. Тяжелее всего ее смерть восприняли сочинители, что неудивительно. Я очень обрадовалась, увидев, как Магдалена ободряет самых безутешных. Четверо из их братии, судя по IP-адресам, сидели сейчас у нее, в огромном фермерском доме, с настоящей военного уровня системой безопасности. Сочинители — самые общительные и самые параноидальные из всех нас. Но у Мегги настоящий талант: она может заставить их забыть о паранойе. Она уже давно могла бы создать свой собственный сайт и сделаться альфой, но ей хотелось работать с Баффи. К сожалению, больше такой возможности не представится. Я написала сообщение Рику, чтоб он не забыл предложить ей должность администратора раздела. Если ей сейчас так здорово удается их организовывать, она нам подходит.

Приблизительно через час собравшиеся начали ворчать. Все поздравления и соболезнования были уже высказаны, и стало очевидно: кое-кто из нас сейчас трудится над неким секретным проектом, а мы не собираемся ничего объяснять, пока не соберутся все сотрудники. Никаких исключений. Только не в этот раз.

Последней подключилась сочинительница из Канады по имени Андреа. Окошко с ее изображением пару раз дернулось, пока устанавливалась связь, и она забормотала что-то о хоккее и зимних любовных историях. Я даже не обратила внимания. У нас были другие неотложные дела.

— У всех безопасное подключение? — Я набрала на клавиатуре определенное сочетание клавиш, и на моем мониторе крошечные окошки с изображениями блогеров замигали желтым. — Если да, пожалуйста, введите защитный код, который сейчас появился внизу ваших экранов. Если нет, нажмите «ввод». Если мы не можем гарантировать безопасность, придется немедленно прервать это совещание.

Ворчание немного поутихло. Наши сотрудники сначала обрадовались, когда мы их вызвали сюда, потом удивились, когда им велели оставаться на связи, и, наконец, разозлились, когда поняли: что-то происходит, но им никто не хочет сообщать подробности. Мы еще и потребовали особых мер безопасности. Что-то явно затевалось. Маленькие окошки одно за другим вспыхивали белым, а потом зеленым — все вводили присланный мной код. Окошко Шона последним поменяло цвет, как мы заранее и условились. Он замкнет контур.

— Превосходно. — Я взяла в руки свой наладонник, на котором еще в самом начале встречи открыла почтовый ящик, и кликнула на «отправить». — А теперь проверьте, пожалуйста, почту. Там вы найдете извещение о расторжении контракта и чек — мы отправили на ваши банковские счета все причитающиеся с нас выплаты. Согласно калифорнийскому законодательству и в соответствии с повышенным риском вышеупомянутой работы, мы имеем право в любой момент расторгнуть контракт по своему усмотрению и не высылать при этом уведомления. Простите.

Все заговорили одновременно, перебивая друг друга. Возмущенные голоса слились в неразличимый гул. Молчали лишь Махир, Бекс, Аларих и Дейв, которые хорошо понимали, что мы что-то затеваем.

Шон, Рик и я молча ждали, пока уляжется волнение. Ждать пришлось довольно долго. Громче всех вопили ирвины, вестники почти не возмущались — они слишком хорошо меня знали и понимали: если уж я согласилась на подобные чрезвычайные меры (а они действительно были чрезвычайные), значит, у меня есть на то причина. Они доверяли мне и ждали объяснений. Хорошая команда. Я наняла правильных людей.

Когда все чуть успокоились, я отложила в сторону наладонник.

— Теперь никто из вас не работает на сайт. Никто из вас не имеет никаких юридических обязательств. Если в течение следующих пяти минут вы решите отсоединиться, я обязательно напишу вам рекомендательное письмо, в котором расскажу о ваших невероятных журналистских талантах. Работу вы найдете с легкостью, потому что я использую свои связи и прослежу за этим, и, прежде чем выгнать вас отсюда, устрою вас в другом месте. Ребята, настал час истины, все или ничего: если хотите уйти — уходите, но знайте: уйти придется насовсем.

Блогеры молчали, наконец Андреа спросила:

— Ты можешь объяснить почему?

— Баффи погибла, а теперь нас уволили, — вмешался Аларих. — Связь вполне очевидна.

— Я просто…

— Очевидна, но не для тебя.

— Дорогие мои, — вздохнула Магдалена, — сделайте мне одолжение и замолкните на минутку, чтобы ваша начальница могла все объяснить. У меня от ваших дрязг голова болит.

— Спасибо, Мегги. — Я вгляделась в экран, внимательно изучая каждое лицо. — Андреа, причина очень простая: мы не хотим, чтобы вы чувствовали себя обязанными оставаться на этом сайте. Уверена, все уже слышали о том, как кто-то позвонил в ЦКПЗ и сообщил о нашей якобы гибели?

Блогеры согласно закивали.

— Неизвестный позвонил до того, как мы сами связались с Центром и сообщили, что живы. Кто-то прострелил нам шины, на дороге мы были одни, и тем не менее вышеупомянутый звонок имел место.

— У вас есть временные отметки? — разволновался Аларих.

— Да.

Я сделала знак Шону, и он начал что-то печатать. Аларих отвернулся от камеры, чтобы просмотреть полученные файлы.

— Баффи погибла не в результате несчастного случая, ее убили. И убийца думал, что ему и нас удалось прикончить. Случилось много всего, но на данный момент это самая важная информация: Баффи убили. Ее убийцы спят и видят, как бы разделаться с нами троими. И я не могу гарантировать, что они и вас не захотят убить. Вот вам хорошая возможность уйти красиво до того, как я сообщу, почему на нас так ополчились.

Я снова взялась за наладонник.

— Проверьте почту. Там вы найдете новый контракт. Все, кроме тебя, Магдалена, и тебя, Махир. С вами мы поговорим в оффлайне.

Магдалена удовлетворенно кивнула — значит, явно ожидала чего-то подобного. А вот Махир удивился. Вполне ожидаемые реакции.

— Повторюсь, если вы хотите уйти — это нормально. Даю вам пять минут на принятие решения. Если по истечении этого времени вы не определитесь, я отсоединю вас. Если решите покинуть сайт — у вас будет двенадцать часов, чтобы удалить свои личные файлы с серверов. По истечении двенадцати часов ваш доступ будет аннулирован, и скачивать информацию в дальнейшем можно будет только при содействии одного из администраторов.

Я замолкла, давая им время высказаться. Но никто ничего не спросил.

— Хорошо. Пожалуйста, просмотрите контракты. Если вы соглашаетесь на эту работу — введите код безопасности, который указан под номером вашей лицензии. Если отказываетесь — хочу лишь сказать: нам было очень приятно с вами работать. Желаю вам удачи во всех будущих начинаниях.

Снова воцарилась тишина. Наши сотрудники открывали и просматривали свои новые контракты. Мы не стали почти ничего там менять — то же самое количество акций, тот же процент от продаж сувенирной продукции, те же дедлайны и правила журналистской этики. Но с другой стороны, поменялось практически все, ведь теперь они будут их подписывать, зная, что кто-то пытался нас убить. Мы не предлагали доплаты за риск и не могли гарантировать высокие рейтинги — вместо этого мы лишь подвергали их настоящей опасности, наградой за которую послужит возможность поведать миру правду. Правду, которая была важнее каждого из нас по отдельности. И снова первой заговорила Андреа:

— Я… Прости, Джорджия. Шон. Я просто… Я пришла сюда, потому что Баффи попросила. Я никогда не хотела ввязываться в такое. Я не могу.

— Все в порядке, — ласково успокоил ее брат (у него всегда такие штуки хорошо получались, кто-то же должен из нас двоих). — Спасибо тебе за хорошую работу.

— Простите, что не могу остаться. Я… Удачи вам всем.

Сочинительница вытерла слезы тыльной стороной ладони и отвернулась от камеры.

Ее окошко померкло, в верхнем углу монитора у меня теперь остался темный пустой квадратик.

Ее слова словно стронули лавину. Одни окошки вспыхивали белым — это люди соглашались подписать новый контракт, другие меркли — после того как блогеры, пробормотав свои извинения, отсоединялись. Некоторые ответы меня не удивили. Я знала, что Аларих и Бекс останутся. Шон уверял, что и Дейв тоже. Баффи теперь не было, и никто не мог поручиться за сочинителей. Я так и думала, что мы лишимся как минимум половины из них. Чего я не ожидала, так это что к ним присоединится столько моих вестников.

Луис выразила общее мнение:

— Я не сомневаюсь, что вы поступаете правильно. Я тебя знаю. Ты не можешь поступить по-другому. Но пострадают люди, а я не могу в этом участвовать. У меня семья. Простите.

И она отсоединилась, как многочисленные сочинители и большинство администраторов.

В конце концов остаться решило меньше половины сотрудников. Единственные, чьи окошки не мерцали теперь белым, были Магдалена и Махир. Я посмотрела на своего взволнованного бывшего заместителя и сказала ему:

— Я тебе перезвоню, когда мы тут закончим.

А потом прервала его соединение.

— А ты, Магдалена, можешь остаться, но на данный момент ты не являешься сотрудником сайта.

— Я полагаю, что сейчас вы будете обсуждать сложившуюся ситуацию. А меня не стали нанимать сразу же, потому что хотите предложить другой контракт: я должна буду выполнять обязанности Баффи, — совершенно спокойно пояснила Магдалена. — Я права?

— Абсолютно, — согласился Рик.

— Я останусь. Это не только ваша проблема, но и моя тоже. Я отвечаю за свой раздел и должна знать, что происходит.

— Спасибо. — Я действительно была ей благодарна, Мегги никогда не сможет заменить Баффи, но она явно готова попытаться, а это уже немало. — Рик, перешли файлы.

— Готово.

— Проверьте, пожалуйста, почту. Вы найдете письмо с вложением. Там все, что нам известно на данный момент. Тот, кто приказал убить Баффи, занимает высокий пост в правительстве. В дело замешан Тейт. Это не просто секретная информация — этой информации вполне достаточно, чтобы и за вами началась охота. Прочтите, сделайте копию и сотрите письмо. Будете вы помогать нам выяснить, что же на самом деле происходит, или нет — решать вам. Но если вдруг нас обвинят, скажем, в государственной измене, то знайте — вы только что сделались соучастниками. Добро пожаловать.

Я встала.

— Шон и Рик останутся и ответят на все ваши вопросы. Шон отвечает за ирвинов, а Рик как мой новый заместитель — за вестников. Спасибо всем. А теперь прошу меня извинить, мне срочно нужно позвонить.

И не обращая внимания на недовольные возгласы, я удалилась в ванную, выключила верхний свет и закрыла за собой дверь.

Пока Дейв и Аларих спешно сооружали новый канал для конференц-связи, мы с Шоном изолировали ванную — теперь она защищена специальным экраном, сквозь который могут прорваться только сигналы на одной определенной частоте. За этой дверью не будет работать большая часть моих коммуникаторов, но именно этого мы и добивались. Мне, безусловно, будет чертовски сложно сделать отсюда телефонный звонок, зато другие почти наверняка не смогут к нему подключиться.

В моем наладоннике были все нужные коды, но у меня все равно ушло почти пять минут, чтобы дозвониться до Махира.

— И что это такое было? — спросил он резким и обиженным тоном. — Я что, дал тебе какой-нибудь повод усомниться в моей преданности сайту? Я когда-нибудь делал что-нибудь наперекор твоим указаниям? Честно говоря, сейчас, мисс Мейсон, мне отчетливо дали понять, что я не очень ценный сотрудник.

— И тебе привет, Махир.

Я облокотилась о раковину и сняла очки. Мне вполне хватало мерцания экрана наладонника. От него все равно голова болела, но хоть что-то.

— Ты очень ценный сотрудник. Именно поэтому я тебя и уволила.

Махир надолго замолчал, переваривая услышанное.

— Боюсь, я не совсем тебя понимаю.

— Послушай, ситуация сейчас такова, что в любую минуту все может покатиться в тартарары.

Как бы я хотела, чтобы это не было правдой. Никогда в жизни еще так не хотела оказаться лгуньей.

— Мы оказались на чужой территории и играем теперь по чужим правилам. А мы к этому не готовы. И нам некого позвать на помощь. Мы либо найдем то, что ищем, либо потерпим сокрушительное поражение.

— Но зачем меня увольнять? Ты с большой радостью пригласила всех остальных присоединиться к этому самому сокрушительному поражению. Почему же мне отказала в праве купить билет на «Титаник»?

— Потому что мне надо, чтобы ты остался на береговой вышке и принимал наш сигнал.

Махир снова задумался, а потом осторожно сказал:

— Слушаю тебя внимательно.

— Если все пойдет прахом (а такое вполне возможно), нас, вероятно, убьют, а всех сотрудников сайта обвинят в государственной измене. Если неизвестный злоумышленник сумеет свалить ответственность за свой заговор на нас, то всех работников «Известий постапокалипсиса» могут обвинить по статье терроризм за использование живого вируса Келлис-Амберли.

— Боже мой… — ужаснулся Махир. — Об этом я не подумал.

— Я так и поняла, — мрачно отозвалась я.

Законопроект, принятый в 2026 году после процесса Раскина-Уотса, действует не только на территории Америки. Какая страна, даже самая нам враждебная, могла позволить себе проявить снисхождение в подобных вопросах? Никакая. В 2027 году все индустриализованные страны, подписавшие соглашение о выдаче международных преступников, единогласно заявили: любого человека, признанного виновным в использовании Келлис-Амберли в качестве оружия, выдадут соответствующей стране, чтобы он предстал перед судом. Так что, уехав из страны, ты все равно подпадал под ее законы. Конечно, не надо было переходить черту.

В наши дни в Соединенных Штатах почти никого не осуждают на смертную казнь. Исключение составляют террористы. Те, кто использует Келлис-Амберли в качестве оружия, должны умереть. Вот так, просто и ясно. Это всемирный закон.

— Джорджия, я ценю твою заботу, правда ценю, но не думаю, что уволив меня, ты этим спасешь остальных.

— А я и не собираюсь.

— А что ты тогда собираешься делать?

— Я собираюсь дать тебе время: скачай с сервера все, запиши на диски и поезжай в Ирландию.

Ирландия никогда не подписывала с Америкой соглашения о выдаче преступников. До сих пор.

— Если тебе удастся пересечь границу, ты сможешь надолго затаиться.

— И что? Надеяться, что все забудут? Что я международный террорист?

— Сделай так, чтобы мир узнал правду.

Снова долгое молчание. Наконец тихим и отрешенным голосом Махир сказал:

— Даже не знаю, то ли радоваться оказанному доверию, то ли печалиться по поводу того, что ты хочешь превратить мою жизнь в свой план Б.

— То есть ты не станешь этого делать?

— Ты с ума сошла? Конечно стану. Когда бы ты меня ни попросила — сейчас или через месяц. Это единственный выход. — Он на мгновение замолк, а потом продолжил с явным сожалением в голосе: — Жаль только, ты собралась браться за такое в одиночку. Рик — хороший парень, но я слишком мало с ним работал, не уверен, что оставляю тебя в надежных руках.

— Что не сможет Рик — сделает Шон. В полночь я закрою тебе официальный доступ к серверам и скопирую все наши материалы на старый адрес. Помнишь старый сервер?

«Старый сервер» мы брали в аренду у «Аргументов», когда еще работали на сайте «Мостостроителей». Сохраняли там запасные копии своих файлов во время путешествий, потому что «Мостостроители» не позволяли ничего публиковать без своего предварительного подтверждения. И не хранили информацию бета-блогеров дольше суток. Последний раз мы пользовались «старым сервером» еще до раймановской кампании. И почти никто не знал, что я все еще плачу за его аренду, только сотрудники «Аргументов». Не самое надежное место для хранения, но зато оно нам не принадлежит. Махир сможет его использовать, и никто его не засечет и не уличит в связях с нами.

— Помню. Полагаю, мне больше не стоит тебе звонить.

— Да, не самая лучшая идея. Я сама буду с тобой связываться, как смогу.

— Ладно. — Он усмехнулся. — Шпионские страсти.

— Добро пожаловать в журналистику.

— Точно. Джорджия Мейсон, я бы хотел с тобой встретиться вживую. Очень. Работать с тобой для меня было большой честью.

— Вполне возможно, что тебе представится еще возможность, Махир. Нас пока рано списывать со счетов. — Я надела черные очки. — Держи ухо востро. Твое имя в любом случае связано с «Известиями постапокалипсиса», тут я ничего не смогу поделать.

— Я бы и не хотел, чтобы было иначе. Ты тоже держи ухо востро.

— Постараюсь. Спокойной ночи, Махир.

— Спокойной ночи, Джорджия… и удачи.

Раздался щелчок, и мы разъединились. Этот звук прозвучал особенно зловеще. Я убрала телефон, выпрямилась, вздохнула и потянулась к ручке двери. Пора возвращаться к своей команде.

У нас впереди очень много работы.

С большим сожалением, но не испытывая никаких угрызений совести, вынужден сообщить, что покидаю этот сайт. Мы расстаемся не из-за расхождения во взглядах на политику или религию, а просто потому, что наши интересы лежат теперь в разных плоскостях. Хотелось бы пожелать Мейсонам всего наилучшего в их будущих начинаниях, я буду с нетерпением ждать вестей об их новых проектах.

из блога Махира Гоуды

Уверен, это будет что-нибудь грандиозное.

«Рыба, чипсы, новости»,

 

Двадцать три

Шесть недель — долгий срок для новостного сайта, даже если ты не работаешь над каким-нибудь крупным проектом. А предвыборная кампания — это крупный проект, который отнимает много сил и времени у целой команды блогеров. И подготовка нового администратора отдела — тоже крупный проект. Обычно сочинителям не требуется много внимания — они вечно болтаются без дела, беззаботные и радостные, рассказывают друг другу истории и страшно удивляются, когда кто-то еще выражает желание эти истории прочитать. А вот их начальник должен быть гораздо более собранным. А еще нужно было просматривать и подписывать контракты, выдавать разрешения, пересылать файлы и выполнять целую кучу мелкой административной работы, за которую никому не хотелось браться. И у всех перед глазами стояло мертвое лицо Баффи.

По ее милости, кстати, проблем у нас прибавилось. Погибшая девушка оставалась членом команды, хоть и не работоспособным. Бекс приходилось тратить уйму времени: она проверяла все закодированные сообщения и каналы и искала лазейки и жучков, которые оставила Баффи. Я даже и вообразить себе не могла масштабы паранойи нашей сочинительницы: мы отыскали больше тысячи записывающих устройств, а Бекс постоянно находила новые материалы с беспроводных подслушивающих жучков, запрятанных чуть ли не в каждом офисе, здании и конференц-зале, в которых мы побывали во время кампании.

— Реши она устроиться в ЦРУ, ее бы там с руками оторвали, — как-то проворчал Шон (в тот день Бекс подтвердила, что в Икли все еще функционируют несколько жучков).

— А стали бы они терпеть ее страсть к слащавым эротическим стишкам?

— Думаю, нет.

Бекс помогали Аларих и Дейв: девушка избавлялась от оставленных Баффи червей, а они латали получившиеся дыры в системе. Втроем наши блогеры почти справлялись с тем, что Баффи наворотила в одиночку, хотя на это уходили все силы, и они начали уставать. Правильно, на работу-то их брали журналистами, а не компьютерщиками. В списке неотложных дел у меня большими буквами значилось «нанять нового полевого системного администратора». А еще там значилось «раскрыть политический заговор», «отомстить за смерть Баффи» и «остаться в живых».

При всем при этом никто не собирался освобождать нас от основной работы, вернее, от нескольких работ сразу. Мы по-прежнему освещали кампанию Раймана-Тейта. А она набирала обороты — еще бы, ведь теперь интерес общественности подогревали не одна, и даже не две, а целых три связанных с ней трагедии. Нас постоянно привлекали традиционные СМИ и разные новостные сайты. К тому же нужно было выдавать бета-блогерам задания по обновлению материалов. Новости не будут ждать никого — ни отстающих, ни раненых. Это мне в них всегда нравилось, но это же и раздражало.

Две недели мы провели в Хьюстоне: старались, где только можно, отправлять на мероприятия Рика. А сами запирались в номере и пытались подготовить войну, в которой никогда не собирались участвовать. На чьей стороне Райман? Я думала, что не на стороне Тейта: ни один нормальный родитель не станет подобным образом жертвовать собственной дочерью. С другой стороны, нас Мейсоны усыновили только для того, чтобы продемонстрировать всем победу живых над мертвыми. И никогда не возражали, когда мы буквально лезли в пасть смерти, даже наоборот — всячески поощряли. Родители жили ради рейтингов — единственного, что осталось у них после смерти Филипа. Что вообще такое «нормальные родители»? Мы почти каждую ночь сидели допоздна в полной темноте: работали, строили планы, запасные планы, пытались найти выход из проклятого лабиринта, в котором оказались, сами того не ведая.

Шон делал вид, что не знает, как мало я сплю. А я делала вид, что не замечаю, как он молотит кулаком по стенам ванной. Кофеиновые таблетки и пластырь — именно они ассоциируются у меня с Хьюстоном. Кофеиновые таблетки и пластырь.

Дважды я пыталась поговорить с Райманом, а он трижды пытался поговорить со мной. Мы никак не совпадали в этих попытках. Я не могла доверять сенатору и не знала, заодно ли он с Тейтом, а он не понимал, почему мы так отдалились и почему постоянно измотаны. Даже Шон заметно сдал: не ездил больше на выезды со Стивом и его ребятами в свободное от репортажей время и выполнял свои обязанности скрупулезно, но без следа былого энтузиазма и жизнерадостности, к которым уже успел привыкнуть Райман. Мы все сильно сдали и ничего не могли с этим поделать. Мы не доверяли ему и поэтому не могли ничего рассказать ни про свои подозрения, ни про улики. А пока мы не расскажем все — как ему доверять? Получалась настоящая лента Мебиуса, бесконечная и замкнутая, я не понимала, как нам выбраться из сложившейся ситуации. Так что пока мы просто игнорировали Питера в надежде, что он все поймет, когда наступит время.

После Хьюстона предвыборный штаб снова пустился в путь и колесил по стране, как ни в чем не бывало. Хотя кое-что изменилось. Чак погиб, вместо него пришел какой-то бледный хмырь, который сразу же убегал, сделав свою работу, и не хотел даже словом ни с кем перемолвиться. Количество охранников утроилось, и Шону больше не разрешали выезжать без сопровождения. Брат с почти мстительным удовольствием таскался в самые мерзкие и опасные места, какие только встречались на пути, а его няньки вынуждены были таскаться следом. Хотя материал он иногда оттуда привозил просто потрясающий. В сообществе ирвинов поговаривали, что его в этом году выдвинут на премию «Золотой Стив», и не удивлюсь, если он ее получит.

Целый месяц мы колесили по гостеприимной западной Америке, а другие кандидаты в это время довольствовались телевизионным эфиром и оставались в крупных городах — якобы там гораздо проще защититься от зараженных. Да, вспомните только про Сан-Диего. Безрассудная храбрость приносила Райману новые голоса и позволяла удерживаться в сводках новостей, даже когда улеглись волнения по поводу последней трагедии. «Человек из народа сдаваться не собирается» — публика с радостью на это покупалась. Некоторые, конечно, вопили, что стремление Раймана провести кампанию «по старинке» явилось причиной трагедии в Икли, но гибель Баффи и Ребекки заставила их умолкнуть. Можно винить сенатора в происшествии в Оклахоме, но совсем другое дело — обвинить его в терроризме и в покушении на убийство. Америка — свободная страна, заселенная параноиками, но, слава богу, пока до подобных обвинений дело не дошло. Пока.

Через полтора месяца после Мемфиса мы, уставшие и заработавшиеся, подъезжали к шумному Сакраменто в Калифорнии — одному из самых важных и жестких торговых центров страны.

Мы с Шоном родились и выросли в Беркли, и логично было бы предположить, что нас обрадует визит в столицу собственного штата. Совсем наоборот. По сути, Калифорния — это несколько отдельных маленьких штатов, которые удерживают вместе политические связи, права на водные угодья и стойкое нежелание каждой такой отдельной области уступать кому-то прибыльное название «Калифорния». Сепаратистские движения здесь существовали еще до Пробуждения, их сторонники не призывали отделиться от Америки, но хотели отделить небольшие территории от собственно штата. В Сакраменто недолюбливают жителей побережья: у нас там хорошая погода, хорошие СМИ и прибыльный туристический бизнес. А у них? Правительство штата и куча фермерских хозяйств, которые чертовски трудно оборонять. Сказать, что между отдельными частями штата существовали взаимные обиды, значит почти ничего не сказать. Окончательно добрые чувства у жителей Сакраменто к остальной Калифорнии иссякли, когда им пришлось закрыть свою ежегодную ярмарку штата. Теперь тут танцевали под совсем другую мелодию: «спасайся и молись кто может».

Воздух был сухой и горячий, и у меня сразу же запершило в горле, как только мы вышли из аэропорта в специальную огороженную зону, где нас должны были встретить сотрудники службы безопасности сенатора. Яркое послеполуденное солнце резало глаза даже сквозь стекла очков. Я споткнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за Рика. Казинс вопросительно посмотрел на меня, но я лишь покачала головой. Мы все уже были на пределе, включая Шона. Если сейчас Рик что-нибудь спросит, брат весь остаток дня будет вокруг меня носиться. А у нас слишком много других неотложных дел.

Сенатор Райман, губернатор Тейт и большая часть советников прибыли еще вчера. Мы тоже должны были, хотя летели не на частном, а на коммерческом самолете. Но, к сожалению, из-за медицинской тревоги пришлось сесть в Денвере. Там мы вместе с сотней перепуганных пассажиров сидели и ждали, не объявят ли наш самолет закрытой карантинной зоной. Стыдно признаться, но мне в какой-то момент очень этого захотелось. Тогда, по крайней мере, мы смогли бы наконец выспаться. Я волновалась за брата: спать он теперь ложился, только если я пинками загоняла его в кровать.

К нам подъехала знакомая черная машина. Дверь открылась, и из нее, как всегда, вышел громила-Стив.

— Мисс Мейсон, — кивнул он мне.

— Рада видеть тебя, Стив. — Я криво улыбнулась. — Какие планы на сегодня?

— Я отвезу вас в Центр собраний. Наш караван отправится через полтора часа.

— Маловато времени, — поморщилась я и схватила наши чемоданы.

Стив помог перенести оборудование. Сегодня вечером сенатор Райман выступит с речью перед калифорнийскими республиканцами. Наверняка будет куча интересных высказываний, цитат и журналистов-конкурентов. Мы все должны быть там. Хотелось бы, конечно, хотя бы немного отдохнуть и не пить снова кофеин, но что поделать.

— Спасибо, что встретил.

— Не за что.

Подъехал второй автомобиль. Из него вышел Карлос и тоже бросился помогать нам с вещами. К нему присоединились наши няньки: бедняга Андрес и Хайди — женщина-телохранитель с непроницаемым выражением лица. Думаю, ее к нам приставили по одной-единственной причине: из-за ретинального КА мне требовалась отдельная персональная проверка, а они не хотели, чтобы я во время нее оставалась без сопровождения. Им пришлось провести целую ночь в аэропорту в нашей компании, и теперь они, видимо, уже совсем не питали к нам никаких дружеских чувств.

— Готовы? — спросил Стив.

— Готовы, — подтвердил Шон.

Мы залезли в приятную кондиционированную прохладу автомобиля. Стив поглядел в зеркало заднего вида (удостоверился, что мы пристегнули ремни), а потом включил мигалки и отъехал от тротуара.

Я подняла бровь. Шон мигом понял мой намек и поинтересовался у охранника:

— Друг, у нас какие-нибудь проблемы?

— В городе собралось очень много политиков.

Понятно. Сенатор беспокоится, что злоумышленники, виновные в произошедших трагедиях, попытаются воспользоваться ситуацией и завершить начатое. В конце концов, им удалось покончить только с Баффи, мы ведь выжили. Во мне поднялась волна черной злобы, но я постаралась взять себя в руки. Райман не знал, что предатель сидит в его собственном штабе и что следить нужно за Тейтом. Так какого черта тогда позволил нам лететь на коммерческом самолете?

Шон заметил, как я напряглась, и положил руку мне на плечо.

— Спокойно, — прошептал он.

— Как же.

Я откинулась на сиденье. Лоис вопила в своей переноске, которая стояла у Рика на коленях. Как же хорошо я сейчас ее понимала.

Наш небольшой караван благодаря мигалкам легко объехал пробку при выезде из аэропорта и направился в сторону города. Раньше в Сакраменто устраивали знаменитую ярмарку штата, а еще всевозможные родео и конноспортивные соревнования. А после Пробуждения все мероприятия на открытом воздухе пришлось отменить. В результате город лишился важной статьи дохода, и ему пришлось изыскивать другие пути добывания денег. Они чуть повысили налоги, попросили помощи у богатых спонсоров, заключили несколько выгодных контрактов в сфере безопасности и таким образом насобирали достаточно средств на строительство Центра собраний Сакраменто — нового места для проведения ярмарок и прочих увеселений. На огромной территории теснились разнообразные здания, временные удобства для автоколонн и караванов, четырехзвездочный отель, конференц-центр… и самое большое в стране открытое пространство, которое официально признали безопасным для проведения массовых сборищ. Если нужно выставить своего кандидата, чтобы он прочитал трогательную речь и встал в героическую позу на улице на фоне ярко-голубого неба — лучше Сакраменто для этого места не найти. Именно здесь зачастую решалось, кто станет президентом. Неважно, какая у тебя предвыборная программа, ведешь ли ты честную игру — в конечном итоге все зависело от того, как воспримут люди твое лицо на фоне голубого неба в Сакраменто.

Судя по нашему расписанию, мы проведем в этом городе неделю: сенатор и губернатор будут выступать с речами, встречаться с прессой и просить поддержки могущественных калифорнийских политиков. И не только республиканцев. Я уже знала, сюда приедут несколько влиятельных демократов и независимых кандидатов. Все они хотели сфотографироваться с человеком, который, как считали многие, вполне может стать нашим следующим президентом. Хотя, конечно, когда мы выведем Тейта на чистую воду, по его карьере будет нанесен серьезный удар.

— Господи! — Рик изумленно присвистнул, когда мы подъехали к Центру. — Вы по мелочам не размениваетесь, я смотрю?

— Добро пожаловать в Калифорнию.

Мы с Шоном уже закатывали рукава. Рик посмотрел на нас и нахмурился.

— Не волнуйся, — улыбнулась я. — И на тебя хватит.

Чтобы въехать на территорию, понадобилось сдать четыре анализа крови и позвонить в ЦКПЗ: они должны были подтвердить, что мой случай ретинального КА зарегистрирован официально. Теперь кровь у нас будут брать, если понадобится войти в здание или выйти за пределы зоны. А еще возможны внеочередные проверки, сколь угодно частые — два раза в час, раз в неделю — никогда не знаешь. Пока мы ехали к месту стоянки каравана, Шон развлекался тем, что отслеживал встречающиеся по пути камеры наблюдения и датчики движения.

— Попробуй только начать ходить как зомби — уже через минуту прибежит охрана, — удовлетворенно пояснил он.

— Только не говори, что уже проделывал подобное, — ужаснулся Рик.

— Я не такой дурак. — Шон попытался сделать оскорбленный вид, но у него не очень-то получилось.

— Кое-кто успел раньше него, — вмешалась я. — Сколько тот парень в итоге просидел в тюрьме?

— Два года, но он пошел на это ради науки.

— Ага, конечно.

Я собиралась еще что-то добавить, но тут наша машина свернула на узенькую дорожку, где стоял указатель «Автоколонна № 11». Я выпрямилась на сиденье и поправила очки.

— Приехали.

— Слава богу, — вздохнул Рик.

Все так же нестерпимо палило солнце. Я сняла пиджак, взяла свой ноутбук и принялась осматривать припаркованные автомобили и трейлеры. Обнаружив наконец искомое, я широко улыбнулась.

— Родной любимый грузовик, — проворковал Шон.

— Точно.

Я направилась прямо к нему. Оставшиеся чемоданы вытащит охрана. Основная часть оборудования все равно была в грузовике.

— Заторопилась? — меня нагнал Казинс.

Шон косо на него посмотрел, но Рик не обратил никакого внимания.

— Хочу проверить, как там у мальчиков дела. — Я приложила ладонь к сенсорной панели на дверях грузовика.

Снова иголки, спустя несколько секунд дверь распахнулась. Я оглянулась через плечо и спросила Стива:

— А в каком мы фургоне?

— В том, что с левого краю, там есть табличка с именем. А в соседнем — мистер Казинс. Полагаю, вам не терпится приступить к работе?

— Да, на самом деле… Черт, — спохватилась я. — Речь сенатора.

— Я все сделаю, — неожиданно предложил Шон и пожал плечами в ответ на мой изумленный взгляд. — Вполне могу нацепить костюм и прикинуться вестником. Никто и не заметит подмены, а в приглашении наверняка просто указано «Мейсон». Так, Стив?

— Да… — растерянно откликнулся охранник.

— Решено. Рик, пошли. Пусть Джордж займется работой. — Брат схватил оторопевшего Казинса под руку и поволок прочь.

За ними отправился ухмыляющийся Стив, а я осталась стоять возле фургона. Что это такое только что было? Хотя какая разница — дареному времени в зубы не смотрят.

Перед тем как погрузить автомобиль для транспортировки, мы забрали оттуда все важные системные компоненты: запасные диски с данными, файлы и, конечно, самое главное — карты памяти, с помощью которых можно разблокировать серверы. Я прошла по грузовику и не торопясь запустила все оборудование, последними включила внешние камеры. Я чувствовала себя снова дома. Один за другим вспыхивали экраны, которые в свое время с таким трудом устанавливала еще Баффи. На них под разными углами отображалась стоянка. Никого и ничего. Прекрасно. Теперь надо врубить систему безопасности. Она будет специально вырабатывать помехи, и за нами невозможно будет установить внешнее наблюдение. Разве что ЦРУ под силу через такое пробиться, но если мы имеем дело с ЦРУ — то наша песенка уже в любом случае спета. Я уселась за рабочий стол и открыла окно чата.

В наши дни общение в Сети в основном осуществляется на форумах (только текстовые сообщения, причем не в реальном времени) или по видеосвязи. Теперь уже мало кто помнит старые добрые чаты, которые раньше так любили в Интернете. И хорошо. Если оба собеседника используют свои собственные серверы, можно таким образом легко проскочить незамеченными.

Повезло. В Сети меня как раз поджидал Дейв.

«Что нового?» — набрала я.

«Джорджия? Назовись».

«Пароль „колокольный звон“».

«Принято. Проверяла почту?»

«Еще нет. Мы только приехали».

«Выходи из чата и иди читать. Ты должна сама это увидеть».

Я замерла, уставившись на ярко-белые слова на фоне черного командного окна.

«Насколько все плохо?»

«Плохо. Иди читай».

И я открыла почту.

У меня ушел почти час на то, чтобы просмотреть присланные Дейвом и Аларихом файлы. Еще двадцать минут потребовалось, чтобы прийти в себя. В конце концов я перестала задыхаться и взяла себя в руки, а потом закрыла ноутбук, положила его в чехол и встала. Нужно переодеться. Мне пора на вечеринку.

Я всегда знала, что буду журналистом. В детстве они казались мне почти супергероями. Они говорили правду, помогали людям. Через много лет мне предстояло узнать, чем еще занимаются журналисты: ложью, шпионажем, разными подлостями, взятками. Но к тому моменту было уже слишком поздно. Новости проникли мне в кровь. Подобно наркоману, я нуждалась в следующей дозе и никак не могла завязать.

«Весточки со Стены»,

С самого детства мне не нужно было ничего, кроме новостей и правды, я хотела сделать мир лучше. И я ни о чем не жалею. Вернее, не жалела до настоящего момента. Потому что по сравнению с этим я слишком мала, Шон слишком мал. Боже, я так напугана. Но я же наркоман, я не могу остановиться.

из неопубликованных файлов Джорджии Мейсон,

 

Двадцать четыре

Я ужасно спешила, но, к сожалению, существовали определенные правила: на выступление сенатора и последующий прием гости должны были являться в вечерних нарядах, даже представители прессы. Скажем даже так, в особенности представители прессы — в конце-то концов, все остальные выложили по пятьсот долларов за возможность насладиться речью и поздороваться с сенатором Райманом. А мы нахально пользовались проклятой «свободой прессы». Если нас не пускать — мы разозлимся и начнем копать под них, поэтому они предпочитали делать вид, что контролируют нас: приглашали на подобные мероприятия, прикармливали и осыпали любезностями. Быть может, крупные скандалы им и не удавалось замять таким образом, зато мелкие пакости успешно оставались в тени.

Сотрудники сенатора аккуратно сложили наш с Шоном багаж в фургон, в котором мы с ним будем жить во время стоянки в Сакраменто. К сожалению, после этого здесь успел побывать мой братец — пронесся как ураган в поисках своего парадного костюма. Поверх моих чемоданов теперь лежала целая гора его одежек, оружия, документов и прочего хлама. У меня десять минут ушло, чтобы откопать сумки, и еще пять, чтобы выяснить, в которой же запрятано вечернее платье. Все это время я ругала Шона на чем свет стоит, чтобы хоть как-то отвлечься.

У мужчин очень практичный вечерний наряд — штаны, пиджак и широкий кушак. Даже галстук при желании можно использовать в качестве импровизированного жгута или удавки. Другое дело — дамские платья, которые не менялись с самого Пробуждения и будто специально придуманы для того, чтобы человека в них проще было укокошить. Ненавижу их. Мое сшито на заказ — на юбке сделаны специальные разрезы, в корсаж можно спрятать пистолет и диктофон, а на поясе есть специальный карман для патронов. Но, несмотря на все модификации, это самая непрактичная одежда в моем гардеробе. Вместе с платьем обычно приходится надевать чулки и туфли на каблуках. Хорошо хоть, современные чулки изготавливают из специальных полимеров, так что они очень редко рвутся.

Согласна на туфли на каблуках, согласна на чулки, даже нанесу блеск для губ (так будет казаться, что я сделала макияж). Но линзы надевать отказываюсь. Моя задача очень простая: подобраться к сенатору и моей команде, убедить их в том, что у меня важные новости, и отвести назад в Центр. Все еще ругаясь, я вытащила из бокового кармана дорожной сумки шаль, прицепила значок с удостоверением и вылетела из фургона.

Стив стоял на посту возле стоянки и лениво прослушивал каналы радиосвязи. При виде меня он распрямился, а потом заметил мой наряд, и у него просто отвисла челюсть. Глаза охранника, конечно, скрывали стекла черных очков, но он довольно явственно поводил головой — окидывал взглядом платье, шаль и, наконец, темные очки. Мужчина вопросительно поднял бровь.

— Куда-то собралась?

— Да вот, хочу без приглашения явиться на вечеринку. Подвезешь девушку?

— Но ты же отправила вместо себя брата?

— Выяснилось кое-что важное. Мне нужно быть там.

Стив внимательно посмотрел на меня. Невозможно было понять, о чем он думает. Я встретила его взгляд, тоже сохраняя бесстрастное выражение лица. Мы оба хорошо умеем играть в подобные игры, но в данный момент мне, в отличие от него, есть что терять. В конце концов Стив сдался и едва заметно кивнул.

— Джорджия, это как-то связано с Икли?

Там погиб его напарник. Мы все знали о заговоре. А что если служба безопасности замешана? Но тогда мы бы уже давно были мертвы. Разве нет? А жучки? Я ничего не могла поделать, мы приближались к развязке. Пора выложить карты на стол.

— Да, это связано с Икли, и с ранчо, и с Чаком и Баффи. Пожалуйста. Мне нужно попасть на этот прием.

Стив обдумывал мои слова. Людей его комплекции часто принимают за тугодумов, но я всегда считала его сообразительным парнем. Просто сейчас выдала ему информацию, над которой наша команда трудилась месяцами, и ее надо было переварить. Когда он наконец собрался с мыслями, то уже не медлил ни секунды.

— Майк, Хайди, вы прикрываете ворота. Если меня кто-то вызовет по радиосвязи — скажете, что отошел в туалет и перезвоню потом. Говорите, съел на ужин тушеные бобы — вряд ли кто-то будет интересоваться подробностями.

Хайди нервно хихикнула, этот пронзительный смешок никак не вязался с ее суровой профессиональной внешностью. Майк непонимающе нахмурился:

— Да, сделаем, но зачем?..

— Вас наняли уже после ранчо, так что я, пожалуй, не стану дубасить тебя за подобный вопрос. Есть причины. — Стив обернулся на меня. — Думаю, если бы можно было безбоязненно рассказать о них здесь, ты бы уже рассказала.

Я кивнула. И так выложила слишком много, но он сам упомянул Икли. Врать не хотелось, я же все-таки просила его о помощи. Лгать было бы неправильно.

— Майк, просто сделай и все. — Хайди ткнула напарника локтем в бок, тот стоически выдержал удар, только чуть слышно крякнул. — Стив, мы все поняли. Останемся на воротах, будем прослушивать радио, никому не скажем, что ты ушел.

— Хорошо. Мисс Мейсон? Сюда.

И Стив, шагая поистине километровыми шагами, потащил меня к парковке, к небольшому модифицированном двухместному джипу, который походил на гигантского черного жука. Охранник вытащил из кармана ключ, машина пискнула и двери разблокировались.

— Прошу прощения, но дверь открывать тебе я не буду.

— Конечно.

Это явно новая модель — наверняка, в ручки вмонтированы анализаторы, чтобы какой-нибудь злосчастный водитель не оказался вдруг в замкнутом пространстве вместе с зараженным. Рыцарский дух не умер, просто рыцарь хотел сначала убедиться, что я не зомби.

Стив вел машину очень аккуратно, и это при том, что он явно нервничал — еще бы, покинул свой пост без разрешения и не отчитался о нашем местонахождении. По дороге к городу ни разу не нарушил скоростной режим и мигалки не стал включать. Они бы привлекли слишком много внимания, к тому же нас могли заметить члены предвыборного штаба сенатора. Конечно, камеры наблюдения зафиксировали наш отъезд, но эти записи официально можно будет просмотреть только в случае вспышки вируса.

Здание, где сегодня выступал сенатор, располагалось в центре города, в районе, который полностью перестроили после Пробуждения. Мы с Шоном несколько лет назад делали репортаж о «неблагополучных» районах Сакраменто — протащили камеры через посты охраны и снимали в тех местах города, которые после Пробуждения считались непригодными для жизни: растрескавшийся асфальт, выжженные скелеты домов, в окнах которых до сих пор болтались обрывки специальной ленты со значками биологической угрозы. Глядя на отделанный мрамором и хромом роскошный зал для заседаний, никогда и не подумаешь, что в Сакраменто существуют подобные трущобы. Только если сам там побываешь.

Чтобы добраться до фойе, понадобилось трижды сдавать кровь. Первый анализ у нас взяли на въезде на подземную парковку: к машине подошли швейцары в резиновых перчатках с анализаторами в руках. Этакая специальная форма вежливости: давайте сделаем вид, будто не видим вооруженных автоматчиков на посту охраны. У меня от них мурашки побежали по коже. Дело не в мерах предосторожности, а в том, как это все выставляли напоказ. Никто бы и слова не сказал, вздумай они нас пристрелить. У меня, конечно, работали камеры, но не было схемы расположения охраны, поэтому я не могла передать сигнал (вдруг случайно попаду на их частоту). Если бы Баффи была жива, точно раздобыла бы мне такую схему. Как же нам сейчас ее не хватало. Мы никогда не работали без нее.

Стив остался в гараже караулить машину. У меня-то приглашение и журналистское удостоверение, а у него нет, и реши он сунуться на прием — точно разразится скандал. А мы не могли этого допустить. Пока. В будущем мне предстояло еще много скандалов. Если, конечно, сенатор согласится меня выслушать и у нас вообще будет будущее.

Еще один анализ — чтобы попасть в лифт. И, как ни удивительно, еще один — чтобы из лифта выйти. Интересно, как я могла подвергнуться заражению за те десять секунд, что в нем провела? Загадка. Но раз они тратятся на подобные предосторожности, как минимум один подобный несчастный случай у них уже был. Индикатор загорелся зеленым, и двери распахнулись. А что случится, если в лифте одновременно окажутся несколько человек? Я вышла в холл и сразу же попала в мир, ничего не знающий о Пробуждении.

Понятно теперь, зачем все эти повышенные меры предосторожности. Огромный роскошно обставленный зал словно переместился сюда из прошлого, того прошлого, где еще не орудовали зомби: ни у кого не видно было пистолетов или брони, разве что у нескольких человек на глазах красовались пластиковые блокираторы, характерные для больных с синдромом ретинального КА. Господи, у них тут даже окна до пола. Внимательно приглядевшись, я поняла, что это голограммы — слишком уж идеальный получался из них вид на город. Наверное, так вот и выглядел раньше Сакраменто. Хотя вряд ли, коррупция одолевала нас задолго до зомби.

Тут, конечно же, была своя система безопасности. Как только я вышла из лифта, меня остановил человек с переносным сканером для штрих-кодов.

— Ваше имя?

— Джорджия Мейсон, «Известия постапокалипсиса». Кампания сенатора Раймана.

Я вручила ему свой журналистский пропуск. Мужчина провел над ним сканером и нахмурился.

— Я должна быть в списке приглашенных.

— Согласно моим данным, по вашему приглашению уже зарегистрировался Шон Мейсон.

— Если вы проверите список представителей прессы, то увидите, что мы оба освещаем кампанию сенатора Раймана.

Типичный бюрократ, судя по виду. Пытаться шутить и любезничать с таким совершенно бесполезно; все равно ни на шаг не отступит от правил.

— Пожалуйста, подождите, пока я проверю список.

Он небрежно махнул рукой, явно лишь прикидываясь, — за нами наблюдали четыре человека из толпы, и ни один из них не смеялся и не пил шампанское. Если уж они настолько выставляли себя напоказ, значит, в зале наверняка присутствует еще столько же охраны, просто ее не видно.

Сканер запищал — видимо, подсоединился к беспроводной сети и теперь искал список журналистов.

Когда он наконец смолк, невысокий чиновник нахмурился еще сильнее.

— Ваши документы в порядке. — В его голосе слышалось явное подозрение — то, что я не соврала, его никак не убедило. — Можете идти.

— Спасибо.

Убедившись, что я есть в списках, охранники моментально растворились в толпе. Я прикрепила обратно свой пропуск и отошла на несколько шагов от сердитого человечка, а потом дотронулась до сережки и прошептала:

— Шон.

Телефон установил соединение, и я услышала удивленный голос брата:

— Привет, Джордж. А я думал, ты там по уши погрязла в работе. В чем дело?

— Помнишь, я тебе сегодня рассказывала один анекдот, а конец не смогла вспомнить? — Я внимательно оглядывала толпу, потихонечку продвигаясь в сторону дверей (там, наверное, располагается столовая). — Ну, тот смешной?

— Да, — осторожно откликнулся Шон. — Помню. Так ты теперь знаешь конец?

— Ага, знаю. Друзья в Интернете нашли. Ты где?

— Мы рядом со сценой. Сенатор тут общается с политиками. Так какой там конец?

— Я тебе лучше лично расскажу, получится смешнее. Как мне добраться до сцены?

— Пройди через большие двери и в дальний конец зала.

— Поняла. Отключаюсь.

Я снова дотронулась до сережки.

Вокруг Раймана собралась небольшая толпа, сенатор жал руки и улыбался. Немного поодаль стояли Рик с Шоном. Эти люди заплатили за то, чтобы встретиться с человеком, который, возможно, встанет во главе страны. И своего они теперь точно не упустят, даже если речь идет о секундном рукопожатии. Именно с помощью таких вот секундных рукопожатий и становятся президентами. Все чувствуют себя в относительной безопасности — конечно, здесь дважды перепроверяют список гостей и трижды заставляют этих самых гостей сдавать кровь. Представители старой школы на время возвращаются к былым привычкам и снова собираются в одном месте. Если приглядеться, можно легко отличить молодых политиков от тех, кто за немыслимые деньги наделал себе пластических операций: молодым явно не по себе от такого количества народу, они ведь выросли в совершенно других условиях. Но что ж поделать — приходится мириться с не ими установленными правилами, зато когда-нибудь они сами окажутся у власти и смогут все поменять.

Сенатор выглядел вполне уверенно, чувствовал себя в своей родной стихии: улыбался во весь рот и сыпал ни к чему не обязывающими фразами (а то вдруг кто-нибудь из журналистов устроил прямую трансляцию). Райман и до нас еще умел превосходно такое проделывать, а благодаря нашему постоянному присутствию довел это искусство до совершенства. Как хорош. Если успеет — станет по-настоящему великим.

Шон наблюдал за моим приближением. Судя по виду, брат сейчас был как взведенная пружина, но старался этого не показывать. При виде меня он немного успокоился и кивнул. Я в ответ покачала головой и прошептала одними губами:

— Где Тейт?

Брат поднес палец к губам, вытащил свой наладонник и нацарапал что-то стилусом на экране. Мои часы пискнули, предупреждая о входящем сообщении.

«на другой стороне ком. с инвес-ми. что происходит???»

Набирать на моей крошечной клавиатуре «надо поговорить с сенатором Райманом, чтобы Тейт не услышал» было бы слишком долго. Поэтому я просто удалила СМС Шона.

— Привет, Джорджия, — поприветствовал меня Рик.

Казинс держал в руке бокал, наполненный, судя по виду, шампанским. Но если внимательно присмотреться, становилось понятно: это на самом деле сидр. Весьма полезная уловка. Если собеседник думает, что вы так же пьяны, как и он, он обычно ослабляет внимание.

— Привет, Рик.

Шон смотрел на меня с явным беспокойством, слишком явным. Я положила руку ему на сгиб локтя.

— Красивый смокинг.

— Зовите меня Бонд, — мрачно отозвался брат.

— Вполне подходит. — Я оглянулась на сенатора. — Мне бы надо туда. Хорошо бы сейчас прут, каким коров погоняют.

— Ты расскажешь нам, что происходит, или мы должны просто слепо за тобой следовать? — поинтересовался брат. — Я потому спрашиваю, что от этого напрямую зависит, стукну я тебя прямо сейчас по голове или нет. Жизненно важная информация.

— Тут не лучшее место для объяснений. Или ты знаешь, кто обеспечивает местное вещание?

Шон громко застонал, и на нас стали оборачиваться. Брат тут же снова нацепил на лицо искусственную улыбку.

— Господи, Джордж, просто ужасная шутка получилась.

— А я и не говорила, что конец моего анекдота окажется смешным, я просто его вспомнила и все тут. — Я подошла чуть ближе и прошептала едва слышно: — У Дейва и Алариха наконец получилось. Они проследили за деньгами.

— И куда шли деньги? — У Шона получилось еще тише, и его губы почти не двигались.

— Лучше спроси, откуда они шли. Шли они Тейту. От табачных компаний и от людей, которых мы пока еще не вычислили.

— Мы и так знали, что это Тейт.

— IP-адреса, которые они отследили, указывают на Вашингтон и… Атланту.

В Атланте есть только одна по-настоящему влиятельная организация. Я вряд ли бы примчалась с такой скоростью из-за чего-то другого. К тому же про заговор нам уже многое было известно и раньше. Шон вытаращил глаза — он так удивился, что даже забыл, что нужно это скрывать. Если в деле замешан ЦКПЗ…

— Они не знают точно?

— Они пытаются, но защита слишком хорошая, их уже дважды чуть было не поймали.

Шон вздохнул, причем вздохнул слишком громко, я ткнула его локтем в бок. Брат покачал головой.

— Прости, как жаль, что Баффи с нами нет.

— Мне тоже жаль.

Я незаметно положила ему в карман флешку. Постороннему наблюдателю бы показалось, что я нацелилась украсть бумажник. Ничего, пусть позовут охрану. Все равно ничего не найдут.

— Тут копии всех файлов. Всего таких флешек шесть. Одна у Стива, только он об этом пока не знает.

— Понял.

Всегда делай копии с нужных документов и прячь их, где только можно. Бессчетное количество журналистов забывало об этом правиле, и в результате некоторые навсегда теряли свои истории и не только их. Если мы потеряем эти данные, то профессиональная дискредитация — это самое меньшее, что нас ждет.

— Не у себя?

— В разных местах. Я не знаю их все: ребята тоже делали копии.

— Хорошо.

Рик молча наблюдал за нашими перешептываниями. В конце концов он вопросительно поднял бровь, но я в ответ только покачала головой. Казинс не стал спорить, отпил немного из бокала с «шампанским» и стал рассматривать толпу. Некоторые, судя по всему, привлекли его внимание — несколько политиков и несколько сотрудников нашего предвыборного штаба. Поймав мой взгляд, Рик кивнул на Тейта. Поняла. Значит, они, по его мнению, преданы нашему губернатору. Который, как выясняется, виновен в гибели огромного количества ни в чем не повинных людей и в предательстве и смерти нашего собственного журналиста.

Все замеченные Риком люди стоят слишком далеко от сенатора и не смогут подслушать наш разговор. Если только у них нет тут специальных жучков. Нужно рискнуть, причем прямо сейчас.

— Я пошла, — прошептала я Шону и начала пробираться сквозь толпу.

Нужно отдать должное любителям подобных сборищ — легко они не сдавались, мне приходилось в буквальном смысле вовсю орудовать локтями. Пожилая дама, которая мне в бабушки годилась, со всей силы опустила свой каблук на мою туфлю, не всякая женщина помоложе так бы сумела. Слава богу, даже мои парадные туфли изготовлены из армированных полимеров. Хотя все равно пришлось прикусить язык, чтобы не выругаться вслух. Охрана совершенно спокойно воспринимала все эти мелкие пакости вроде тычков и каблуков, а вот закричи я на весь зал: «Полоумная стерва», вряд ли им это понравится.

Протолкавшись наконец через толпу и заработав при этом несколько синяков, я все-таки добралась до сенатора. В руку Раймана вцепился какой-то круглый восьмидесятилетний старикашка. Его глаза прямо-таки пылали неуемным рвением, какое обычно видишь у тех, кто с ранних лет посвятил себя религии или политике. Ни старикашка, ни сенатор не заметили моего присутствия, слишком были увлечены друг другом.

Неизвестный все тряс и тряс руку Раймана, причем все сильнее, с каждым разом явно набирая обороты. Я прикинула, что лучше: подождать, пока он устанет, или все-таки вмешаться. По-моему, всегда лучше действовать. Я тихо подошла, осторожно положила руку сенатору на плечо и ласково проворковала:

— Сенатор, могу ли я отнять минутку вашего бесценного времени?

Райман подпрыгнул. Старикашка оскорбленно на меня посмотрел. Его взгляд прямо-таки метал молнии, особенно когда сенатор повернулся и улыбнулся мне своей фирменной улыбкой.

— Конечно, мисс Мейсон. — Питер ловко высвободил руку и обратился к собеседнику: — Советник Плант, прошу меня извинить, я должен переговорить со своим журналистом. Господа, я вернусь через минуту.

Чтобы пробраться к сцене, мне понадобилось целых пять минут, а выбрались оттуда мы буквально за секунду — сенатор легонько подталкивал меня в спину, и все расступались. Наконец, мы с ним остановились слева от помоста.

— Джорджия, я тебе, конечно, благодарен за своевременную помощь — думал уже, что он мне запястье вывихнет, — но что ты здесь делаешь? — тихо поинтересовался сенатор. — Согласно моим последним сведениям, ты решила остаться в Центре. А вместо тебя явился брат, который весь вечер задирал обслуживающий персонал и уничтожал креветки.

— Я действительно была в Центре. Сенатор, не знаю, в курсе ли вы, но…

Кто-то выкрикнул поздравление, и Райман широко улыбнулся в ответ и продемонстрировал два поднятых больших пальца. Превосходный получится кадр. Совершенно автоматически я щелкнула встроенной в часы камерой. Инстинкт сработал. Потом кашлянула и начала снова:

— Баффи работала на кого-то, кто следил за вашей кампанией.

— Ты мне уже говорила об этом, — отрезал сенатор, я увидела в его глазах знакомое нетерпение. — Такой большой страшный заговор, цель которого — скинуть меня. Не понимаю только, что такого случилось, что ты примчалась сюда и чуть было не устроила сцену. Это ведь, возможно, самый важный вечер в моей политической карьере. Джорджия, сегодня здесь собралось множество очень влиятельных людей — действительно множество. Благодаря им я могу получить Калифорнию. Ты бы знала это, если бы прочла соответствующие документы и прослушала мою речь.

«Если бы ты выполняла свою работу», — вот что он на самом деле хотел сказать и явно дал мне понять. Я его подвела. Должна была быть здесь, делать репортаж и не пришла. А ведь он уже зависел от моих статей, они стали частью его кампании. Конечно, объективный журналист, которому нравится его политическая программа, его речи.

Все чащи и чаще с момента гибели Баффи сенатору приходилось выслушивать мои отговорки и извинения. Он явно уже был сыт ими по горло. Даже больше — они его раздражали, и я, соответственно, тоже.

Я торопливо затараторила, стараясь не дать ему себя остановить:

— Сенатор, уже несколько недель двое наших сотрудников изучали улики и следы, все те крохи информации, которые у нас остались. Они проследили финансирование. Все ведь всегда упирается в деньги. И сумели выяснить…

— Джорджия, мы потом об этом поговорим.

— Но, сенатор, мы…

— Я сказал потом. — Райман нахмурился, у него на губах застыла суровая улыбка, с какой он обычно участвовал в дебатах или отчитывал нахальных стажеров. — Здесь не время и не место для подобного разговора.

— Сенатор, у нас есть доказательства, что Тейт виновен в гибели Баффи.

Райман замер. А я продолжила в надежде, что хоть теперь он меня выслушает.

— У нас уже давно была аудиозапись его разговора, но теперь мы проследили платежи, контакты. Смерть Баффи связана с ранчо, а началось все еще в Икли. Икли и ранчо…

— Нет.

Это «нет» прозвучало очень мягко, но непреклонно. Я смолкла, словно натолкнувшись на кирпичную стену.

— Сенатор Райман, пожалуйста, просто…

— Джорджия, сейчас не время и не место, особенно для таких обвинений. — Его лицо сделалось жестким, таким он становился только в разговорах с политическими соперниками. — Мы с Дэвидом Тейтом не всегда находили общий язык во время этой кампании, и, Господь свидетель, я всегда знал, что вы двое не питаете друг к другу теплых чувств. Но я не стану стоять и слушать такое о человеке, который произносил речь на похоронах моей дочери. Не стану.

— Сенатор, этот человек виновен в ее смерти, в той же степени, что и тот, кто ввел лошади Келлис-Амберли.

Сенатор вздрогнул, и рука у него дернулась, но он опустил ее усилием воли. Райман хотел меня ударить — это было написано у него на лице. Даже Шон это видел. Хотел ударить, но не стал. Не здесь, не на глазах у стольких свидетелей.

— Джорджия, уйди.

— Сенатор…

— Если в следующие пятнадцать минут вы трое не покинете это место, то остаток вечера проведете в окружной тюрьме Сакраменто, а я отзову ваши журналистские пропуска.

Райман говорил совершенно спокойно, но в его голосе не было знакомой доброты, к которой я так привыкла.

— Я вернусь в Центр и приду в ваш фургон, и вы покажете мне все свои доказательства.

— И тогда? — невольно вырвалось у меня.

Я должна была знать, готов ли он будет нам поверить.

— Если я поверю вам, то мы вместе обратимся к федеральным властям. Потому что то, о чем ты говоришь, Джорджия, то, в чем ты его обвиняешь, — это терроризм. Такие обвинения можно выдвигать, только если у тебя есть серьезные доказательства. Тут на карту поставлена не только его карьера.

Он прав. Если станет известно, что в предвыборном штабе Раймана есть человек, который использовал в качестве оружия Келлис-Амберли… Черт возьми, не просто в предвыборном штабе — этот человек собирался стать вице-президентом… Всем чаяниям сенатора тогда конец. Его политические оппоненты ни за что не упустят такого случая и раздуют эту историю. Найдутся, наверняка, и такие, кто скажет, что Райман поддерживал Тейта и даже пожертвовал собственной дочерью ради голосов избирателей.

— А если не поверите? — спросила я помертвевшими губами.

— Если не поверю, то вы сядете на следующий же автобус до Беркли и мы с вами распрощаемся уже сегодня.

Сенатор повернулся ко мне спиной. Он уже снова улыбался и приветствовал толпу.

— Леди из конгресса! — весело позвал он уже совершенно другим голосом, словно кто-то повернул переключатель. — Как вы сегодня хорошо выглядите, а это ваша жена? Миссис Лансер, как я рад наконец-то с вами познакомиться, после стольких рождественских открыток…

Он отходил все дальше, а я стояла там одна, посреди толпы. Вокруг сновали большие шишки этого новоявленного Вавилона, которые всеми правдами и неправдами старались попасться Райману на глаза. Неподалеку ждали мои коллеги.

Никогда еще правда не казалась мне такой далекой и запутанной. И никогда в жизни я не чувствовала себя такой одинокой и потерянной.

Когда я впервые понял, что мы не бессмертны, мне было одиннадцать. Я всегда знал о родном сыне Мейсонов, Филипе. Родители не очень часто о нем говорили, но его имя всплывало каждый раз, когда кто-нибудь упоминал закон Мейсона. Смешно, но в детстве я в некотором роде восхищался им, боготворил его как героя. Ведь люди его помнили. Мне и в голову тогда не приходило, что помнили они на самом деле его смерть.

из блога Шона Мейсона

Мы с Джордж как-то искали припрятанные к Рождеству подарки и наткнулись на закрытую коробку в шкафу в мамином кабинете. Мы, видимо, и до этого ее не раз видели, но тут Джордж почему-то обратила на нее внимание. Она вытащила ее из шкафа, и мы заглянули внутрь. Именно в тот день я встретился с братом.

«Да здравствует король»,

В той коробке лежали фотографии, мы их никогда раньше не видели: смеющийся малыш, который жил в мире, где не надо было бояться. Бояться того, с чем мы сталкивались каждый день. Филип верхом на пони на ярмарке штата. Филип играет в песке на пляже, и вокруг не видно никаких заборов и изгородей. Филип и его мама, с длинными волосами, в платье с короткими рукавами, смеющаяся. Эта женщина совсем не походила на нашу маму, которая коротко стриглась, всегда носила длинные рукава, чтобы скрыть броню, и чья кобура с пистолетом всегда упиралась мне в бок, когда она целовала меня на ночь. Филип улыбался так, словно не боялся ничего на свете. И я немножко его за это возненавидел, ведь его родители были гораздо счастливее моих.

19 июня 2039 года.

Мы никогда не говорили о том дне. Просто убрали коробку обратно в шкаф. И, кстати, подарков тогда так и не нашли. Но в тот день я вдруг понял… если Филип, этот счастливый, ни в чем не повинный мальчишка, погиб, то и мы тоже можем. Однажды и мы превратимся в картонные коробки, спрятанные в чьем-нибудь шкафу. И ничего с этим не поделаешь. Джордж тоже это знала; вполне возможно, узнала еще раньше меня. Мы — это все, что у нас есть, и мы смертны. С таким знанием трудно было жить. Но мы старались.

Никто не вправе требовать большего, ни сейчас, ни вообще когда-либо. Когда-нибудь мы станем частью истории, этой глупой, слепой истории, которая всех пытается судить и плевать хотела, чего нам это стоило. Так вот, лучше бы этой самой истории запомнить хорошенько: никто не вправе был требовать от нас подобного. Никто.

 

Двадцать пять

— Джорджия, что случилось?

— Джордж, с тобой все в порядке?

В голосах обоих звучала такая тревога, что мне захотелось закричать от отчаяния. Вместо этого я схватила бокал с шампанским с подноса проходящего мимо официанта, выпила его одним судорожным глотком и бросила коллегам:

— Уходим, прямо сейчас.

Разумеется, их тревога от этого только усилилась. Рик вытаращил глаза, а Шон, наоборот, сощурился.

— Насколько сильно он разозлился? — хмуро поинтересовался брат.

— Отзывает наши журналистские пропуска через пятнадцать минут.

— Здорово. — Шон присвистнул. — Впечатляющий результат, даже для тебя. Ты ему что сказала? Что его жена спит с библиотекарем?

— То был репетитор, и жена была не Раймана, а оклендского мэра. И я была права. — Я направилась к выходу, а коллеги, конечно, поспешили следом. — Я ничего не сказала про Эмили.

— Прошу прощения, а никто из вас не хочет мне рассказать, что вообще происходит? — поинтересовался Рик, забежав чуть вперед. — Из-за Джорджии нас только что выгнали с важного политического мероприятия, сенатор явно вне себя от ярости, Тейт злобно таращится. Я что-то пропустил, и мне это не нравится.

— Тейт таращится? — у меня внутри все похолодело.

— Если бы взглядом можно было убить…

— Мы бы уже присоединились к Ребекке Райман. Я тебе в машине все расскажу.

Заметив, как я разволновалась, Рик замолк и облизал губы.

— Джорджия?

— Серьезно.

Я ускорила шаг и почти перешла на бег. Шон, моментально все поняв, подхватил меня под руку и повлек к выходу. У него-то ножищи длиннее. Рик трусил позади и молчал. За что ему большое спасибо.

Чтобы добраться до автомобиля, понадобилось всего один раз сдать кровь. Видимо, предполагалось, что гости на приеме точно чисты (еще бы, после стольких-то проверок). В лифт мы вошли без всяких проволочек, и только на выходе пришлось сдавать анализ. Как ловушка для тараканов: зараженный может войти, но не может выйти. Мой недавний вопрос (по поводу нескольких человек в лифте) тут же разрешился: двери не открылись, пока система не получила три разных отрицательных результата. Если случайно зайдешь в один лифт с человеком, у которого происходит амплификация, ты покойник. Очень мило.

Стив ждал нас возле джипа, сложив руки на груди. В отличие от Рика, он не стал сразу же задавать вопросы — подождал, пока мы возьмемся за ручки дверей.

— Ну и?

— Пригрозил отозвать наши пропуска, — пояснила я.

— Прекрасно. — Стив удивленно поднял брови. — Выдвинул какие-то обвинения?

— Нет, но, думаю, еще выдвинет. После вечерней встречи с журналистами.

Я забралась на заднее сиденье, Шон последовал моему примеру.

— Она имеет в виду «после вечернего избиения журналистов». Да, Джордж?

— По всей видимости.

— А теперь-то вы расскажете, что случилось? — Рик уселся впереди и оглянулся на нас с братом.

— Все очень просто. — Я обмякла и откинулась на сиденье, прильнув к руке Шона, который обнял меня за плечи и пытался ободрить. — Дэйв и Аларих отследили деньги и доказали, что за Икли и ранчо стоит губернатор Тейт. А еще в деле замешан ЦКПЗ, от чего я, видимо, не очень хорошо буду спать сегодня ночью. Сенатор не обрадовался, услышав, что его напарник, вполне вероятно, сам дьявол во плоти. Поэтому Райман велел нам возвращаться в Центр и держать наготове все документы, а он пока решит, гнать нас взашей или нет.

Воцарилась тишина. Все переваривали услышанное. К моему удивлению, первым заговорил Стив — даже не заговорил, а почти зарычал:

— Ты уверена?

— У нас есть доказательство, — я закрыла глаза. — Ему переводили средства, а он в свою очередь переводил средства некоторым интересным людям, которые вполне не прочь использовать Келлис-Амберли в качестве оружия. Часть денег пришла из Атланты. Еще какая-то часть — от крупных табачных компаний. Погибла куча народу, и все это, видимо, только для того, чтобы наш распрекрасный старина Тейт стал вице-президентом Соединенных Штатов Америки. Вполне возможно, с новоявленным президентом тоже вдруг произойдет несчастный случай, и тогда он сможет занять освободившееся место.

— Джорджия… — потрясенно протянул Рик. — Джорджия, если мы это знаем точно, то это очень серьезно. Это… Мы разве не должны сообщить ФБР, ЦКПЗ — хоть кому-нибудь? Это же терроризм.

— Не знаю, Рик. Это же ты работал в газете. Может, ты мне и скажешь?

— Даже в случае терроризма журналист может не выдавать свои источники, если только они не укрывают подозреваемого. — Рик на мгновение примолк. — Но мы же не укрываем? Мы же его не укрываем?

— Прошу прощения, мистер Казинс, но если у мисс Мейсон действительно есть весомые доказательства, неважно, собирается она его укрывать или нет. В Икли погиб мой напарник. — Стив говорил ровным голосом, как бы между прочим, от этого его слова звучали еще более жутко. — Тайрон был хорошим парнем. Он такого не заслуживал. В отличие от человека, который устроил вспышку вируса.

— Не волнуйся, я, разумеется, не собираюсь его покрывать. Переговорю с сенатором, захочет вышвырнуть нас вон — пожалуйста. Тогда по пути домой я перешлю наши файлы всем блогерам на общедоступные сайты, всем газетным репортерам, всем политикам.

— Дерьмо какое-то. — Шон убрал руку с моего плеча.

— Точно, — согласилась я.

— Полное собачье дерьмо.

— Кто ж спорит.

— Как же я хочу кого-нибудь сейчас стукнуть.

— Только не меня, — отозвался Рик.

— А я обязательно дам сдачи, — подхватил Стив.

Голос охранника немного повеселел, вроде бы он чуть успокоился. Хорошо. Я, конечно, не прочь посмотреть, как кто-нибудь хорошенько поколотит Тейта, но совершенно не хочу, чтобы Стива упекли в федеральную тюрьму. ФБР точно захочет само отделать губернатора. Черт возьми, когда они арестуют Тейта, может быть, и дадут ему поучаствовать. Но только если первыми до него доберутся.

— Терпение, все это скоро закончится. Так или иначе. И думаю, сегодня вечером.

— Давай уж лучше «так», ладно? — попросил Шон. — «Иначе» мне совсем не нравится.

— Безусловно, мне тоже.

Остаток пути мы проехали молча и молча же вытерпели очередной анализ крови возле въезда в Центр. Мы трое устали, злились и были напуганы, Стив просто злился. Я ему почти завидовала. Злость подпитывает, в отличие от усталости, и не отнимает столько сил. Охранник припарковал джип на стоянке, откуда я уговорила его уехать два часа назад. Ради моей глупой затеи он покинул свой пост. Теперь в машине было на двух журналистов и на тонну беспокойства больше.

— Никому ничего не рассказывай, пожалуйста, — попросила я, вылезая из автомобиля. — Сегодня вечером поговорю с сенатором, а после…

— А после станет ясно, что делать, так или иначе, — откликнулся Стив. — Не волнуйся, я бы не попал в службу безопасности, если бы не умел держать язык за зубами.

— Спасибо.

— Да не за что. — Охранник улыбнулся, и я улыбнулась в ответ.

— Пошли, Джордж! — Шон уже успел ускакать далеко вперед. — Мне не терпится избавиться от этого мерзкого костюма.

— Иду! — прокричала я, а про себя прошептала: — Господи.

Рик дошел с нами почти до самого грузовика, а потом повернул налево, к своему фургону, а мы с братом — направо, к своему.

— Рик хороший парень. — Шон прижал большой палец к панели на дверях фургона, щелкнул замок. — Немного старомодный, но хороший. Я рад, что нам удалось с ним поработать.

— Думаешь, он останется после нашего отъезда?

Я принялась копаться в куче одежды на полу, пытаясь раздобыть себе рубашку и джинсы.

— После этой кампании он вполне может позволить себе пуститься в самостоятельное плавание. Но, думаю, да, вполне может и остаться. — Шон уже почти выбрался из своего вечернего наряда, как обычно, тут же покидав пиджак и рубашку на пол. — Он знает, что может по-прежнему работать с нами.

— Хорошо.

Я застегивала последние пуговицы на рубашке, когда вдруг снаружи раздались выстрелы. Мы с Шоном испуганно переглянулись, а потом бросились к двери. Я выскочила первой. К нам, спотыкаясь, бежал Рик, прижимая к груди Лоис. На нем лица не было. Не надо было быть ветеринаром, чтобы понять: с кошкой случилось что-то ужасное. У живого зверя не может быть так повернута шея, и живой зверь не будет так безвольно висеть на руках хозяина.

— Рик?..

Журналист остановился футах в пятнадцати от фургона и поднял на меня глаза, все еще прижимая к себе кошку. Мы с Шоном мигом подбежали к нему. Именно этого они не рассчитали, пятнадцати футов.

Эти пятнадцать несчастных футов спасли нам жизнь.

— Что случилось? — Я протянула руку, хотя, понятное дело, никак не могла ему помочь.

Когда мы подбежали ближе, стало совершенно ясно: кошка мертва, и мертва уже давно — ее остекленевшие глаза уставились куда-то в пространство.

— Она просто… Я подошел к фургону и чуть не наступил на нее. — Рик все еще был в костюме, даже не успел переодеться. — Она лежала прямо за дверью. Думаю… Думаю, она до последнего пыталась убежать.

По щекам Казинса текли слезы, но он их, похоже, не замечал.

— Думаю, она пыталась меня найти. Джорджия, она же была просто маленькой, ни в чем не повинной кошкой. Зачем кому-то понадобилось убивать кошку?

Шон вскинулся.

— Ты ее нашел внутри фургона? Ты уверен, что она не от естественных причин умерла?

— Шея сломана, какие уж тут естественные причины? — всхлипывая, спросил Рик.

— Нам нужно в грузовик.

— Шон?.. — нахмурилась я.

— Я серьезно. Обговорим все в грузовике, но мы должны сначала дотуда добраться. Прямо сейчас.

— Дай только пистолет возьму.

Я развернулась к фургону, но брат поймал меня за локоть, и я споткнулась. С оглушительным грохотом машина взорвалась, словно в гигантском двигателе случился перебой.

За первым взрывом последовал второй, еще более сильный: это в клубах оранжево-голубого пламени взлетел на воздух другой автомобиль. Видимо, это был фургон Рика, но нам некогда было гадать. Шон бросился к грузовику, увлекая меня за собой. Рик побежал следом, прижимая к груди мертвую Лоис. Рядом вовсю пылал злополучный фургон. Кто-то пытался нас убить. Совершенно понятно кто. Тейт понял, что нам все известно. Больше ему незачем было медлить.

Шон отпустил мою руку и чуть поотстал, прикрывая наше отступление. Я усилием воли заставила себя не волноваться о нем. Брат сможет о себе позаботиться. Я должна ему доверять, иначе все бесполезно. Рик бежал как сомнамбула, в его руках безвольно болталось кошачье тельце. Я летела со всех ног.

Мы уже преодолели почти половину расстояния, и тут что-то вонзилось мне в левое предплечье. Я не обратила на боль никакого внимания: нужно было добраться до грузовика, черт с ним, с этим сумасшедшим комаром, который пристал ко мне в столь неподходящий момент. Никто ведь так и не смог объяснить насекомым, что не надо встревать и портить важные и трагические мгновения, вот они и встревают. Что к лучшему: если бы во время драматичных сцен даже букашки не вмешивались, многие из нас так бы никогда и не выросли из семнадцатилетнего возраста.

— Рик, двери! — прокричал Шон.

Он бежал ярдах в пяти позади нас, вытащил свой пистолет сорок пятого калибра и прикрывал отход. Я обернулась на него, и сердце тут же учащенно забилось, а горло сдавило от ужаса. У него под рубашкой кевларовый бронежилет, но от выстрела в голову он не спасет. Злоумышленник, который подорвал фургоны, вполне мог следить за нами, чтобы, как только мы окажемся на открытом пространстве, закончить начатое. А мы ничего не могли поделать — кому-то нужно было защищать тылы и открывать двери. Если сбиться в кучу, будет, конечно, безопаснее, но так мы все погибнем.

Я прекрасно это знала, но не могла перестать волноваться за болтающегося позади Шона. Однако выбора не было.

Рик ускорился и первым добежал до дверей фургона. Он, видимо, только сейчас обратил внимание, что все еще прижимает к груди Лоис. Ему пришлось бросить ее труп, чтобы схватиться за ручку и приложить палец к диагностической панели. Раздался щелчок, система безопасности проверяла его кровь и отпечатки. Потом открылся замок.

— Есть! — Казинс распахнул двери и жестами поторопил нас с братом.

Меня уговаривать не пришлось. Задыхаясь, я рванула бегом через открытое пространство. Шон отступал по-прежнему неторопливо, водя из стороны в сторону дулом пистолета.

— Шон! Идиот несчастный! — завопила я. — Давай немедленно сюда! Там некого спасать!

Удивленный брат оглянулся через плечо. Голос у меня был такой, что он решил не спорить — просто кивнул, повернулся и побежал к грузовику.

Только когда мы все оказались внутри и закрыли дверь, я снова смогла нормально дышать. Шон задвинул засовы, а Рик закрыл перегородку, которая отделяла кузов от кабины. Теперь мы полностью отрезали себя от окружающего мира. Никто не сможет попасть сюда или выбраться отсюда, пока мы не откроем замков. Мы в относительной безопасности, если они, конечно, не применят серьезную взрывчатку.

Я уселась за главный пульт и вывела на экран отчеты системы безопасности. Все чисто, никто не пытался вломиться внутрь или даже просто подойти к грузовику.

— Шон, когда мы в последний раз проверяли систему?

— Я сканировал ее удаленно, пока слушал речь сенатора.

— Хорошо, тогда мы в порядке.

Я наклонилась вперед, чтобы проверить записи с внешних камер (без них мы все равно что слепые котята — даже не увидим, когда придет подмога), и вдруг застыла.

— Джордж?

Удивленный голос Шона словно доносился откуда-то издалека. Брат видел, как я потянулась к выключателям и вдруг остановилась, только он не видел почему. Я не ответила.

— Джордж, в чем дело?

— Я… — Я судорожно сглотнула, во рту все пересохло. — Думаю, у нас проблема.

Подняла руку и онемевшими пальцами вытащила из левого предплечья полый пластиковый дротик, а потом повернулась к остальным. Рик увидел расплывающееся по рукаву рубашки красное пятно и побледнел. Шон просто уставился на дротик с таким видом, словно перед ним разворачивался конец света.

В некотором смысле именно это и происходило.

Если хотите легкую и приятную работу — такую, где не придется хоронить близких людей, — выбирайте любую профессию, какая понравится, но только не журналистику.

из блога Ричарда Казинса

 

Двадцать шесть

Первым не выдержал Шон:

— Пожалуйста, скажи мне, что эта штука не проткнула кожу, — умоляюще простонал он. — Кровь ведь не твоя, да? Да, Джорджия?

— Нам понадобится мешок для утилизации биологически опасных отходов.

В моем голосе не было слышно страха, вообще никаких эмоций — ровный невыразительный голос, никак не связанный с происходящим. Словно я очутилась в одной реальности, а разговаривала совсем в другой, и эти две разные сущности соединяли лишь невидимые тонкие нити.

— Достаньте медицинский набор, поставьте его на стол и сделайте шаг назад. Не дотрагивайтесь до этой вещи.

И до меня. Они не должны дотрагиваться до меня, ведь есть опасность заражения. Просто такое мне было не выговорить. Если я начну, то сразу же сломаюсь, и тогда вообще все пропало.

— Джордж…

— Нужен анализатор, — сказал Рик неожиданно ровным голосом.

Мы с Шоном оглянулись на него. Журналист побледнел и весь дрожал, но разговаривал по-прежнему спокойно и уверенно.

— Шон, я знаю, ты не хочешь это слышать. Если захочешь потом меня ударить — хорошо. Но прямо сейчас нужен анализатор.

По лицу брата прошла тень. Он знал, что Рик прав, — я видела это в его глазах, хоть он и пытался отвернуться от меня. Если бы не знал, что именно произошло, — ему было бы плевать на требование Рика. Но Шон знал и поэтому сейчас сильнее всего на свете не хотел доставать анализатор. Хотя. Возможно, сильнее всего на свете он не хотел еще кое-чего. С другой стороны, самое страшное уже, похоже, произошло.

— Он прав, Шон.

Я положила дротик рядом со своей клавиатурой. Такой маленький. Как может такая крошечная штука вызвать конец света? Я и не заметила почти, как он в меня попал. Никогда не думала, что можно проморгать собственную смерть, и вот пожалуйста.

— Не полевой анализатор, доставайте нормальный прибор. Если уж придется это делать — так по всем правилам.

ХН-237, как всем известно, всегда дает стопроцентно верный результат.

А ни во что другое Шон просто не поверит. Он и сейчас смотрел на меня и не верил, изо всех сил пытался отрицать происходящее. А почему же я не последовала его примеру?

— Джорджия…

— Если я паникую понапрасну, то куплю новый на деньги со дня рождения. — Мои плечи поникли, я откинулась на спинку стула. — Рик?

— Сейчас достану. — Казинс бросился к аптечке.

— Но я не паникую. — Я закрыла глаза.

— Я знаю, — едва слышно прошептал Шон.

— Принес.

Я открыла глаза. Рик протягивал мне армированный пакет для утилизации отходов. После моего кивка он положил пакет на стол и отступил на шаг назад. Мы все знали правила. В нас их вбивали всю жизнь. Пока не выяснится, что я чиста, никто не должен до меня дотрагиваться… А я не чиста.

Пришлось двигаться с нарочитой осторожностью, чтобы Рик и Шон могли наблюдать за каждым моим шагом. Я положила дротик в пакет и запечатала его. Теперь с ним будет разбираться ЦКПЗ — их сотрудники вскроют его, но меня это уже не касается. Меня к тому времени уже не будет.

Я подняла голову.

— А где анализатор?

Глазам словно бы резко полегчало. Возможно, психосоматическая реакция, хотя вряд ли. Частицы вируса, из-за которых мои зрачки постоянно расширялись, решили со мною распрощаться. А скоро за ними последует и весь остальной организм.

— Держи. — Шон подошел ближе и опустился возле меня на колени.

Таким образом он оказался всего в каком-то дюйме от опасной зоны — именно так официально называют человека, который через минуту может подвергнуться заражению. Я сердито посмотрела на брата, но он лишь ответил:

— Только не начинай.

— Не буду.

Я вытянула левую руку. Хочет сам провести тест — его право. Может, хоть так поверит.

— Возможно, ты ошибаешься. Ты ведь раньше ошибалась. — Шон надел прибор мне на ладонь, я растопырила пальцы так, что рука стала похожа на морскую звезду, и кивнула ему. Брат закрыл крышку.

— Не ошибаюсь.

В каждый палец впилось по игле, и еще пять проткнули ладонь, больно. Замигали огоньки — зеленый-желтый, только желтый и наконец красный.

Ровные красные индикаторы.

На глаза навернулись слезы, и я не сразу поняла, что именно это означает. Мне захотелось смахнуть их. Раньше я никогда не плакала из-за ретинального КА. А вот теперь он заставил меня рыдать.

— Говорила же, не ошибаюсь. — Я постаралась, чтобы фраза получилась небрежной, но голос подвел меня.

— И, наверняка, жалеешь об этом, — отозвался Шон.

Мы посмотрели друг на друга. Так продолжалось несколько минут: ошеломленные и подавленные, мы сидели там и глядели друг на друга, ждали чего-то. Наконец Рик решился нарушить молчание и задал тот самый вопрос, который нас всех интересовал и на который ни у кого не было ответа:

— Что теперь делать?

— Делать? — нахмурился брат.

Его недоуменное выражение лица меня порядком напугало: он, видимо, не отдавал себе отчета в том, что скоро я попытаюсь съесть его живьем.

— Ты о чем? Что значит «что делать»?

— То и значит. — Рик покачал головой и кивнул на меня. — Мы же не можем так ее оставить. Надо…

— Нет!

Это «нет» прозвучало так яростно, что я вздрогнула, а потом переспросила:

— Нет? Шон, что, черт побери, ты имеешь в виду? Никакого «нет», мы больше не можем себе позволить никакие «нет».

— Ты сама не понимаешь, что говоришь.

— Отлично понимаю.

Рик побледнел и весь трясся, по лбу у него стекали капельки пота. Бедняга. Хотел присоединиться к так называемой «успешной команде». А вляпался в заказное убийство. Но он, при всем при том, смотрел прямо мне в глаза и не отводил взгляда. Казинс уже имел дело с вирусом и знал, как это бывает.

— Рик, ты лучше всего разбираешься в вирусологии. Сколько мне осталось?

— Сколько ты весишь?

— Максимум сто тридцать фунтов.

— При обычных условиях минут сорок пять. Но у нас не обычные условия.

— Я бежала?

— Да.

На скорость амплификации влияют многие факторы: возраст, состояние здоровья, вес. Важно, насколько быстро перемещается кровь по организму в момент заражения. Если, например, человека укусили во сне, он может проспать до самого утра и только потом превратиться, потому что тело находится в состоянии покоя и инфекция распространяется медленно. В меня же всадили гораздо большую дозу, чем получаешь при обычном укусе, и я при этом бежала со всех ног, сердце работало на полную катушку, адреналин повысил кровяное давление. Значит, времени, в лучшем случае, осталось в два раза меньше.

Мысли уже путались — мне трудно было сосредоточиться, трудно дышать. Умом-то я понимала: с легкими все в порядке, просто вирус проникал в мягкие ткани мозга и нарушал привычные неврологические процессы, обычно автоматические действия теперь требовали осознанных усилий. Я же читала отчеты о клинических исследованиях и знала, чего ожидать. Сначала нарушение внимания, потеря интереса, неспособность делать выводы. Дальше гиперактивность в системе кровообращения. А потом заключительный, смертельный удар: вирус набирает силу, и сознание гибнет. Подстегиваемое заразой тело будет по-прежнему двигаться, но Джорджия Каролина Мейсон умрет. Раз и навсегда.

Я была мертва еще до того, как индикаторы на анализаторе загорелись красным. Погибла в то мгновение, когда в руку впился дротик, и ничего с этим поделать нельзя. Но кое-что я все-таки еще могу.

Повернувшись к Шону, я кивнула. Он замер на несколько томительных секунд, а потом успокоился и кивнул в ответ. Теперь брат уже походил на самого себя, был самим собой, только по щекам текли слезы.

— Рик?

Казинс посмотрел на него и покачал головой:

— Тебе с этим не справиться. С этим никому не справиться. Она мертва. Ты должен это понять. Мертва. Прости, но мы должны…

— Дай мне медицинский набор, он под стойкой с серверами. — Я позавидовала спокойствию Шона, я бы не смогла держать себя в руках, если бы амплификация происходила с ним. — В красной сумке.

— Что ты…

— Выполняй!

Рик бросился к серверам. Эту аптечку собрала для нас мать, на случай самой крайней нужды, отдала ее мне и сказала: «Молю бога о том, чтобы вам никогда не пришлось это использовать». Прости, мама. На этот раз мы тебя здорово подвели. Зато уж рейтинги точно поднимутся.

Я глубоко и прерывисто вздохнула — из горла вырвался какой-то истерический смешок. Пришлось прикусить язык: наружу уже рвались рыдания. Нет времени плакать. Оно есть только на то, чтобы вытащить красную сумку и, может быть, если мне очень повезет, чтобы написать последнюю статью.

Рик вернулся, неся в вытянутой руке аптечку. Он был спокоен — думал, Шон не сумеет это сделать. Все-таки плохо его знал. Я закрыла глаза и прислонилась лбом к спинке стула. Как же я устала.

— Рик, ты можешь идти. Возьми мой байк и серый жесткий диск. Поезжай как можно дальше, найди терминал и загрузи все данные на сайт. Свободное распространение. Права доступа всем — даже без подписки. Без ограничения копирования.

— Что там?

В Казинсе проснулось профессиональное любопытство и на мгновение заглушило все остальные чувства. Благослови тебя бог. Журналист до мозга костей, как и я.

— Все, ради чего я погибла. — Я отбросила в сторону ненужные теперь солнечные очки и потерла зудящие глаза. — Файлы, информация по банковским счетам, все. От начала и до конца. А теперь уходи. Ты сделал все, что мог.

— А вы…

— Да, мы уверены, — прервал его Шон.

Щелкнула крышка аптечки, зашелестели перчатки из специального поливинила. Их практически невозможно порвать, дорогие страшно — даже военные используют их только в крайнем случае. По настоянию брата мы всегда возили с собой одну пару. Всего одну. На всякий случай.

— И возьми мою запасную броню. Они ведь могут еще за нами охотиться.

— Думаешь?

— А это важно?

— Нет. Думаю, нет.

Я слышала, как Рик ходит по грузовику. Он достал бронежилет из шкафа и натянул прямо поверх одежды. Тихонько звякнула молния, щелкнули застежки. Эти привычные звуки помогали мне отвлечься от Шона, от того, чем он сейчас занимался, от шприца, готового к инъекции.

— Спасибо, Рик, — поблагодарила я коллегу. — Было здорово.

— Я… Да.

Он подошел ближе и взял жесткий диск с моего стола. Потом со скрипом распахнулась дверь.

— Я… Джорджия?

— Да, Рик?

— Мне очень жаль.

Я приоткрыла глаза и выдавила жалкую печальную улыбку. Первый раз, сколько себя помню, свет не резал глаза. Началась трансформация. Я больше не ощущала боли.

— Все в порядке. Мне тоже жаль.

Казалось, Казинс еще что-то хочет сказать, но потом он поджал губы, кивнул и вышел наружу, в вечерние сумерки. Все. Если сейчас закрыть дверь, грузовик больше не откроется — сенсоры почувствуют инфекцию и замки заблокируются автоматически.

— Шон? Последний шанс, поезд уходит, — тихо проговорила я. — Может, сделаешь укол и тоже уйдешь?

— Чтобы ты с этим разбиралась без меня? Ни за что. Рик, будь осторожен.

Наш друг втянул голову в плечи. Дверь захлопнулась.

Шон уселся на пол передо мной, в одной руке он держал специальный шприц с двумя отделениями. В одном — седативные препараты, в другом — мои собственные лейкоциты. Эта смесь сможет замедлить трансформацию… ненадолго. Но если повезет, мне хватит времени.

— Давай сюда правую руку, — велел брат ровным голосом.

Я подчинилась. Шон приложил двойную иглу к сгибу моего локтя и нажал на поршень. Я почувствовала, как по телу распространяется приятная прохлада, и вздрогнула.

— Спасибо.

— Это все, что мы можем.

Брат открыл мешок для утилизации, бросил туда использованный шприц и запечатал.

— У тебя самое большее полчаса. А после…

— Я вряд ли останусь в сознании, знаю.

Брат встал и на непослушных ногах прошел к контейнеру для биологически опасных отходов и кинул туда пакет. Мне так хотелось подбежать к нему, обнять и плакать до тех пор, пока слезы окончательно не иссякнут. Но я не могла. Не имела права. Даже мои слезы теперь были заразными. Чуда не произойдет. А времени мало.

У меня еще остались дела.

Я развернулась к монитору и сглотнула. Во рту совсем пересохло. Шон подошел ко мне сзади, достал из шкафчика над дверью револьвер и вставил патроны, аккуратно, один за другим. Что там писали в клинических отчетах? Сухость во рту — один из ранних признаков амплификации, кристаллизовавшиеся частицы вируса вбирают в себя всю содержащуюся в организме жидкость. Прекрасно, скоро я усохну, как и все зомби. Думать становилось все труднее. Как же ужасающе быстро все происходит.

Мои руки нерешительно застыли над клавиатурой, я мучительно искала нужную фразу. В шею уперлось холодное дуло пистолета, это почему-то меня немного успокоило. Шон не позволит мне причинить кому-нибудь вред. Что бы ни случилось. Даже себе самому. Хотя я все-таки успела его ранить.

— Шон…

— Я здесь.

— Я люблю тебя.

— Я знаю, Джордж. Я тебя тоже. Ты и я. Навсегда вместе.

— Мне страшно.

Брат наклонился и поцеловал меня в темечко. Мне захотелось крикнуть, предостеречь, чтобы он меня не касался, но я молчала. Холодное дуло пистолета все так же упиралось мне в шею. Когда я повернусь, когда я перестану быть собой, он покончит с этим. Он любит меня и поэтому сделает это. Разве есть на свете девушка счастливее?

— Шон…

— Тихо, Джорджия. Все хорошо. Пиши.

И я начала писать, использовала последнюю возможность испытать судьбу, сказать правду. Последнюю возможность выложить все как есть. Все, за что мы сражались, за что я погибла, что мы считали своим долгом.

Я никогда не хотела стать героем. Но меня, как оказалось, никто не спрашивал. Поздно было отнекиваться, кричать, что это не я, что произошла какая-то ошибка. Я только хотела говорить правду, давать людям возможность самим делать выводы. Хотела, чтобы они думали, знали, понимали. Я только хотела говорить правду. И вот я писала свою последнюю статью, в грузовике, на котором мы исколесили полстраны, а позади стоял брат и держал палец на курке.

Оно того стоило?

Боже, надеюсь, что так.

ВНИМАНИЕ: РАСПРОСТРАНИТЕ ИНФОРМАЦИЮ

ВНИМАНИЕ: РАСПРОСТРАНИТЕ ИНФОРМАЦИЮ

ВНИМАНИЕ: РАСПРОСТРАНИТЕ ИНФОРМАЦИЮ

СВОБОДНОЕ РАСПРОСТРАНЕНИЕ

УРОВЕНЬ АЛЬФА

НЕМЕДЛЕННО ОТПРАВИТЬ

НА ВСЕ НОВОСТНЫЕ САЙТЫ

СВОБОДНЫЙ ПЕРЕПОСТ

СВОБОДНЫЙ ПЕРЕПОСТ

СВОБОДНЫЙ ПЕРЕПОСТ

ПРЯМАЯ ТРАНСЛЯЦИЯ

Меня зовут Джорджия Мейсон. В последние несколько лет я, одна из многих, работала над тем, чтобы дать людям доступ к информации, осветить текущие события и продемонстрировать, в силу своих скромных способностей, перспективы. Для меня правда всегда была важнее всего, даже когда ради нее приходилось жертвовать собственным благополучием. Как теперь выясняется, ради правды мне пришлось пожертвовать жизнью, хотя я и не подозревала, что все так закончится.

Меня зовут Джорджия Мейсон. Согласно данным полевого анализатора (модель ХН-237, самая на данный момент надежная и, помоги мне боже, точная) я официально умерла одиннадцать минут назад. Но пока меня еще зовут Джорджия Мейсон, и это… Называйте это моей последней весточкой со Стены. Вы должны кое-что узнать, а времени у нас мало.

Сейчас я пишу, а сзади стоит мой брат и целится в меня из пистолета. Он прострелит мне позвоночник: так надежнее и меньше всего брызг. В моем организме сейчас борются частички вируса и седативные средства вперемешку со специальной сывороткой, созданной на основе моих же собственных лейкоцитов. Нос у меня не забит, и я могу глотать, но зато чувствую апатию, трудно дышать. Говорю все это, чтобы вы поняли: это не уловка, не идиотическая попытка повысить рейтинги. Это происходит на самом деле. Все, что я вам расскажу, — правда. Поверьте мне, осознайте и действуйте, пока еще не поздно.

Это сообщение выводится на главную страницу сайта «Известия постапокалипсиса», внизу слева вы увидите ссылку на файл под названием «кампания. zip». Обладателя этих документов могут обвинить в государственной измене. Пожалуйста. Нажмите. Скачайте. Прочтите. Перепостите на все возможные форумы и сайты. Данные, которые вы найдете в этом файле, так же важны для нашей свободы и выживания, как и сообщение доктора Метриса, которое он опубликовал во время Пробуждения. Я не преувеличиваю. У меня на это просто нет времени.

Как нет времени и на то, чтобы пересказывать вам содержание этих документов. Просто скачайте. Позвольте мне ограничиться одной простой фразой — в ней все, что я не успеваю рассказать, не могу рассказать, уже никогда не расскажу, а так хотела бы рассказать. Они нам лгут. Они намеренно уводят исследования в сторону, чтобы мы не нашли лекарства. И в этом замешаны люди из нашего же правительства. Я не знаю, кто именно эти «они». И уже не успею узнать. На них работал губернатор Тейт и, как ни печально мне это говорить, Джорджетта Месонье, бывшая наша сотрудница.

Они хотят, чтобы мы по-прежнему боялись. Они хотят нас контролировать. Они хотят, чтобы мы по-прежнему были больны. Пожалуйста, не допустите этого. Умоляю вас, умоляю со Стены, ведь больше я ничего не могу сделать. Но это — могу. Не позволяйте запугать себя, не прячьтесь в своих домах. Оставайтесь теми, кем и должны быть, — свободными людьми, которые сами могут сделать выбор. Прочитайте мое сообщение, поймите, чего они добиваются, что хотят сделать со всеми нами, и выберите жизнь.

Они совершили ошибку, когда решили меня убить. Неважно, живая или мертвая, правда всегда вырвется на свободу. Меня зовут Джорджия Мейсон, и я умоляю вас: пробудитесь, пока еще можете.

Прости, Махир.

Прости, Баффи.

Прости, Рик.

Шон, прости прости прости я не хотела я бы хотела чтобы все сложилось иначе но я не могу немогу я я я я я я я слова уходят они немогу немогу Шон пожалуйста Шон пожалуйста я люблю тебя я люблю тебя я всегда ты знаешь я Шон пожалуйста немогу больше рпрр немогу рппппрр мммм должна меня зовут меня зовут Шон я люблю тебя Шон пожалуйста птпт пожалуйста ПРИСТРЕЛИ МЕНЯ ШОН ПРИСТРЕЛИ МЕНЯ НЕМЕ…

ТРАНСЛЯЦИЯ ОКОНЧЕНА

ВНИМАНИЕ:

РАСПРОСТРАНИТЕ ИНФОРМАЦИЮ

ВНИМАНИЕ:

РАСПРОСТРАНИТЕ ИНФОРМАЦИЮ

ВНИМАНИЕ:

РАСПРОСТРАНИТЕ ИНФОРМАЦИЮ

СВОБОДНЫЙ ПЕРЕПОСТ