— Этот опыт стоил всех предпринятых усилий. — Баркли устроился в углу своего экипажа и бросил на сиденье рядом шляпу. Он настоял, чтобы Ник позволил ему подвезти его домой. Дождь так и не прекратился. — В другой раз, когда буду в гостях и кто-нибудь предложит сыграть любительский спектакль, я смогу поразить присутствующих.

— Прошу извинить за подбор материала. — Ник сидел в углу напротив, прижимая ноги к полу, чтобы не раскачиваться в такт с каретой. — Помнится, вы говорили, что «Генрих V» весьма далек от вашего опыта в армии.

Барон пожал плечами:

— Из реальности войны получилась бы очень скверная пьеса. В ней много скуки, которую не станет терпеть уважающая себя публика. И человек, испускающий дух, вряд ли способен сказать в этот миг что-нибудь поэтическое. Но я предпочитаю шекспировский взгляд на вещи.

В период между возвращением в Англию и уходом из семьи Уилл редко говорил о войне, а если говорил, то всегда каким-то легкомысленным тоном, похожим на нынешний тон лорда Баркли. Ник не знал, как увидеть то, что за этим стояло, да и стояло ли. Если бы он был брату лучшим другом или хотя бы мог выслушать его, возможно, Уилл не стал бы искать связи с женщиной, ради которой бросил все и всех.

Ник снял шляпу и, держа ее над устланным соломой полом, стряхивал дождевые капли.

— А вы могли бы сказать, что война вас сильно изменила?

Ник нахмурился, глядя на шляпу, притворяясь, что ее состояние волнует его больше, чем заданный вопрос. Тема могла оказаться неловкой для его собеседника, и, чтобы не усугублять эту возможную неловкость, Ник не смотрел на него в ожидании ответа.

— Изменила? Да. В значительной степени, хотя… — Барон покачал головой, когда Ник поднял на него глаза. — С учетом того, что наблюдал у других, не могу утверждать этого. Моя перемена, как я надеюсь, была благоприятного рода. Мне кажется, что до армейской службы я легкомысленно взирал на многие вещи. Я, кажется, упоминал, что мой брат Эстли не в восторге от моего нынешнего политического рвения.

— Я склонен думать, что политический энтузиазм должен относиться к перемене самого благоприятного рода, как и вызывать наименьшее удивление. Кто может в наибольшей степени заботиться о благе нации, как не человек, посвятивший несколько лет жизни этой самой заботе? Возможно, лорд Эстли просто сожалеет о потере того брата, которого помнил, чьи цели и устремления были ему понятнее.

Ник и сам перенес аналогичную потерю. Не отрывая глаз от своих рук, он в последний раз встряхнул шляпу и пристроил ее на сиденье рядом.

— Думаю, он предпочел бы, чтобы меня в большей степени заботило благосостояние семьи, а не страны. Как вам известно, я наследник титула маркиза второй очереди и, едва сошел на берег, как он насел на меня с требованием поскорее жениться.

От одной неловкой темы — прямиком к другой: как будто человек каким-то образом умудрился прочитать его мысли, пока находился в гостиной Уэстбруков. Придав лицу безразличное выражение, Ник поднял глаза.

— Правда?

— Он на десять лет меня старше и совершенно уверен, что умрет раньше, поэтому хотел бы, чтобы я обзавелся женой и сыном, а лучше двумя. Отсюда и мое присутствие на том рауте. Уверен, что он намерен заставить меня посещать все события этого сезона, пока я не сдамся и не сделаю предложения какой-нибудь даме, хотя бы ради того, чтобы он замолчал.

— Значит, личного желания жениться у вас нет? Ника не прельщала идея брака мисс Уэстбрук с мужчиной, который сделает ей предложение лишь затем, чтобы заставить замолчать брата, даже если ее собственный подход к замужеству отличался не меньшей прагматичностью.

— Но я уверен, что семейное положение мне понравится. — Барон переплел пальцы и с печальной улыбкой вытянул перед собой руки. — Однако я всегда представлял, что мысли о женитьбе обычно возникают после того, как встретишь достойную женщину. Думать в обратной последовательности вряд ли имеет смысл. — Он позволил своим рукам упасть. — А вы? Нет планов пересмотреть свою холостяцкую жизнь? Ни одна из мисс Уэстбрук вас пока еще не обольстила?

Не было ли это попыткой выяснить, нет ли у Ника права первенства? В любом случае, как ее друг он знал, что делать.

— Пока никаких планов или очарований. — Ник выпрямился и пожал плечами. — Хотя признаюсь в юношеском увлечении старшей мисс Уэстбрук, но ничего серьезного. По молодости все мы этим грешим.

Баркли кивнул, и его улыбка стала шире.

— Сказать по правде, я бы не поверил, если бы вы отрицали этот факт. Такая красота идеально отвечает вкусу молодого человека. Но, полагаю, вы были не в том положении, чтобы жениться.

— Нет. И за прошедшие годы мы стали скорее как брат и сестра, чем перспективная пара влюбленных. — От последней фразы повеяло фальшью, и Ник поторопился прикрыть ее другими, смягчающими словами: — Полагаю, в том нет ничего странного, что привычная близость развеивает загадочность, которой должна быть окружена дама в глазах кавалера, и наоборот. Во всяком случае, я жду того дня, когда смогу отпраздновать ее обручение с достойным человеком. Уверен, что и она порадуется за меня, когда я расскажу ей о леди, завоевавшей мое сердце.

— Ваша дружба заслуживает восхищения. Вам повезло.

Их дружба и вправду вызывала восхищение, и Ник действительно считал, что ему повезло. Но только до того момента в библиотеке Эстли, когда все вдруг вышло из-под контроля.

Она испытывала такую неловкость, когда он попытался поговорить с ней сегодня или когда смотрел на нее. Возможно, что он безвозвратно испортил их отношения. Впервые за все время Ника посетила кольнувшая мысль, что если ей удастся выйти замуж за лорда Баркли, ему, наверно, придется избегать их обоих.

Ник взял в руки шляпу и снова встряхнул ее над соломой, давая выход вспышке отчаяния. В таком случае ему никогда не занять места секретаря Баркли. Он так упорно трудился и так долго ждал шанса, как этот, и вот теперь из-за какого-то опрометчивого поцелуя ему, возможно, придется с этим шансом распрощаться.

Весь оставшийся путь до Иннз-Корт мужчины говорили о политике. И каждое разумное мнение, высказанное бароном, каждый довод в пользу того, какая хорошая работа ждет человека, ставшего его партнером, все больше убеждали Ника в том, что его мимолетная слабость в темной комнате может дорого ему стоить.

Похоже, он попал в какое-то сплетение осложнений, и второй день принес еще одно приглашение на бал в дом лорда Кэткарта на Гросвенор-сквер.

Приглашение исходило от леди Кэткарт, которая за все годы их знакомства не сказала ему и десятка слов, хотя косой небрежный почерк свидетельствовал, что текст писал виконт.

«Поскольку вы объявились на одном приеме, то из уважения к приличиям не можете отказаться появиться на другом… Только не говорите мне, что вам будет не с кем разговаривать; моя жена предусмотрела эту отговорку и пригласила вашего лорда Фокса Грея Голланда Баркли, чтобы вы вдвоем могли ошеломлять своих партнерш по танцам неожиданными разговорами о реформах… Леди К. также послала приглашение вашей прелестной мисс В., чьи родители, несомненно, пожелают еще раз обусловить ее появление у нас вашим присутствием. Трудно представить, что захотите разочаровать…»

Ник отбросил приглашение в сторону и, поднявшись из-за стола, прошел к окну, выходившему на Брик-Корт. На скамейке у солнечных часов сидела какая-то дама, ожидая, по-видимому, когда к ней выйдет барристер, чтобы поговорить, либо человек, которого можно попросить проводить ее наверх. Женщины без сопровождения не приходят к джентльменам, кроме как с одной конкретной целью. К нему порой захаживали миссис Симкокс или миссис Марбери, но с момента их последнего посещения прошло уже порядочно времени.

Ник вздохнул и, взъерошив волосы, отвернулся от окна. Кэткарт, несомненно, имел самые благие цели. Возможно, даже думал поскорее реабилитировать имя Блэкширов, подавая другим пример, вернее, возложив миссию признания Ника на свою супругу. Если Ник не ошибался в своих предположениях и если хотя бы один из гостей решит, что пора последовать примеру Кэткартов и перестать переносить вину одного Блэкшира на всех остальных членов фамилии, то это не только улучшит положение самого Ника, но и станет первым шагом в улучшении положения Эндрю и Кити. Его старший брат и сестра смогут постепенно восстановить свои многочисленные связи, которые были утрачены. К моменту, когда их дети достигнут брачного возраста, у них, возможно, появится шанс породниться с приличной семьей из общества.

Сложив на груди руки, Ник прислонился спиной к простенку между двумя окнами комнаты. Вот уж правда, все Блэкширы несли ответственность за проступок одного. Но истина состояла в том, что после вечерних событий вторника Ник не мог думать об Уилле без удушающего чувства осознания собственного ханжества. Его брат по крайней мере не покушался на целомудренную девушку. Не использовал в своей корысти ее пылкую реакцию на первое пробуждение страсти.

«Ты всего лишь поцеловал ее. И вовремя остановился, не дав ей повода сожалеть о чем-то еще, кроме поцелуя». О, как он ненавидел себя за то, что искал жалкие оправдания. В зале суда он никогда бы не позволил себе прибегнуть к подобному приему. «Заключенный, возможно, и украл кошелек, ваша честь, но умоляю вас о снисхождении, приняв во внимание тот факт, что он не последовал за пострадавшей домой, чтобы лишить ее всех остальных денег».

Ник оттолкнулся от стены и вернулся к рабочему столу, чтобы взять приглашение. Ответ, который следовало написать, не вызывал сомнения, но писать его сейчас было необязательно. Ник выдвинул ящик, куда складывал документы, не требовавшие немедленного внимания. На глаза ему попалась бумага, пролежавшая в ожидании уже несколько месяцев.

Она не стала для него откровением. Ник не забыл о ее существовании, но не понимал, почему не выбросил ее сразу, как только Марта уселась за его стол, чтобы воспользоваться ручкой и чернилами.

Добропорядочные дамы все же иногда поднимались без сопровождения в квартиры барристеров. Сестра, к примеру, могла явиться к брату, желая навязать свою волю и оставить подобный дерзкий документ.

Ник отложил приглашение и взял в руки бумагу, содержавшую всего две строчки текста, написанного рукой сестры. Все остальное пространство занимала схематическая карта. На широкой ленте, что слева направо пересекала ее рисунок, Марта изобразила крошечные волны, обозначив реку, хотя идущие вдоль этой ленты доки и без всяких волн доказывали это.

Ник провел мизинцем по волнистым линиям, призванным показать движение воды. Они казались каким-то странным украшением, фривольностью, столь не типичной для его сестры, которую он знал всю свою жизнь, за исключением первых пяти лет. С другой стороны, она совершала и другие поступки, нарушавшие все его представления о ней.

Ник сел в кресло, положив ладони на край стола, и закрыл глаза. Он не часто позволял себе спокойно взглянуть на вещи такого рода, но… как он оправдывал свои отношения с Мартой, когда отказался от Уилла? Поверхностный ответ не заставил себя ждать: они с мужем действовали благоразумно, совершив свое преступление в тиши сассекского прихода, за пределами лондонских сплетен и затем исправили дело поспешной женитьбой и пылким поведением молодоженов.

Они не оскандалили семью. Хотя факт остался фактом: свою первую дочь они зачали вне брака. Умышленно. Марта не могла сослаться, что ее соблазнили, когда специально наняла мистера Мерквуда с вполне конкретной целью сделать ей ребенка.

Ник ясно выразил свое неодобрение. Но человек цельной натуры перестал бы с ними общаться либо не стал бы отказываться от Уилла. Человек цельной натуры многое сделал бы не так, как делал в последнее время Ник.

Он открыл глаза. Посреди карты Марта нарисовала стрелку, указывающую на один из доков, вероятно, то самое место, название которого значилось вверху листа.

У Ника не имелось причины не прогуляться в ту сторону. Можно было сходить и посмотреть, что это за место, чтобы представлять, где Уилл проводит большую часть своего времени. Являться на порог офиса было необязательно, как и готовить речь для брата или решать, стоит или не стоит им снова разговаривать. Он мог просто прогуляться и подумать.

Ник встал и, подхватив рисунок Марты, прямиком направился к вешалке за сюртуком, чтобы выйти за дверь прежде, чем придумает убедительную причину остаться дома. Попросив Керли, жившего через коридор, принять посетителей, которые могли прийти в его отсутствие, Ник спустился во двор. Миновал солнечные часы, пустую теперь скамейку, на которой раньше сидела женщина, вышел на улицу и направился к реке.

«У меня в последнее время появилась причина поразмышлять на тему правильного и дурного поведения». Хотел ли он это сказать? Хотел ли вообще что-то говорить? «Я сделал нечто, чего стыжусь. Я подверг опасности отношения, которые не хотел бы испортить. Но не могу ни с кем это обсудить, не подвергнув риску репутацию дамы».

Возможно, он мог бы поговорить об этом с кем-то за пределами респектабельного мира, в котором мисс Уэстбрук планировала утвердиться. Но он бы не разрешил себе отправиться к Уиллу по столь эгоистичному поводу. Если возобновление отношений между ним и его братом возможно или хотя бы желанно, — притом что имелось с полдюжины обстоятельств против этого, — у них найдется масса других тем для обсуждения, прежде чем он позволит себе роскошь признания.

Когда Ник наконец стоял на отмеченном на карте причале, издали изучая видавший виды фасад нужной ему конторы, он не представлял, что скажет и вообще зачем он здесь. Только проделать весь этот путь, пользуясь схемой сестры, чтобы уйти после нескольких минут немого созерцания, вдруг показалось ему трусостью.

Держа руки в карманах, в одной из которых сжимал нарисованную Мартой карту, а вторую стиснул в кулак, Ник заставил себя двинуться вперед. Мимо груды клетей, которую двое мужчин разбирали, передавая поочередно двум другим грузчикам в лодке, мимо стаи чаек, дерущихся из-за какого-то мусора, найденного на пристани, мимо встречного потока людей, имевших полное право здесь находиться. Его сердце глухими ударами протестовало против принятого им решения. Наконец он взялся за ручку и, не представляя, что скажет, потянул дверь на себя.

В маленькой конторе оказалось гораздо сумрачнее, чем на улице. Источником света служила единственная лампа в сочетании с окном на фасаде здания. И в этом скудном освещении удалось разглядеть, что Уилла в конторе нет.

После нескольких мгновений, что понадобились зрению Ника, чтобы адаптироваться, он рассмотрел троих присутствующих в конторе людей. Более любопытного собрания Ник в своей жизни не видел.

Слева от него за столом, на котором раскладывал разнообразные мелкие вещицы, которые распаковывал из клети, стоял темнокожий мужчина ростом выше шести футов. Прямо перед ним с раскрытой на столе бухгалтерской книгой и ручкой в руке сидела страшноватого вида женщина с длинным носом.

А справа за столом, придвинутым к окну, свет из которого мешал обзору, сидел еще один персонаж, рядом с которым двое других выглядели как лучшие представители человечества.

Этот человек, видимо, пострадал от огня или щелока. Его лицо сплошь было покрыто шрамами. Начинаясь от волос, они спускались по шее и скрывались за воротником. Уголки его рта провисли. У него сохранилось лишь одно ухо и местами клочки волос.

Из чувства приличия Ник поспешно отвел от него глаза, хотя каким-то образом догадался, что этот человек был старшим в группе. В пользу этого умозаключения свидетельствовало более выгодное положение его стола и возникшая в комнате напряженность, указывающая, что двое других ждут его реакции на появление неожиданного посетителя. Темнокожий гигант и вправду перевел взгляд на своего покрытого шрамами коллегу. Женщина с застывшим над чернильницей пером в руке уставилась на Ника.

Он прочистил горло.

— Я не уверен, туда ли попал. — Теперь Ник повернулся к обгоревшему человеку без опаски показаться бестактным, поскольку адресовал вопрос ему. — Я ищу Уильяма Блэкшира. Мне сказали, что он работает здесь или где-то по соседству.

Чтобы Марта не упомянула о том, что их брат работает в столь странном окружении, казалось невероятным, хотя и не выходило за рамки возможного. Вероятно, сочла этот факт малозначащим.

— Ваши штурманские способности вас не подвели, но вам не повезло с выбором времени, — прозвучал добродушный ответ, хотя определить это по лицу было трудно. — Он сейчас находится на борту корабля, и в ближайший час-два мы не ждем его возвращения. Возможно, кто-то из нас сможет вам помочь?

— Нет, благодарю. Это не имеет отношения к бизнесу.

Когда входил, Ник закрыл дверь, притянув ее за собой, но ручку не отпустил и теперь сжал пальцы, собираясь уйти, чтобы люди могли продолжить заниматься делом, которому он невольно помешал.

— Может, хотите написать ему записку? — Человек со шрамами встал из-за стола, указав на канцелярские принадлежности на нем. — Мы передадим ему ее сразу, как только он вернется.

— О нет, в этом нет необходимости. Я уверен, что вполне справлюсь.

Ник сделал какой-то неопределенный жест свободной рукой, который можно было бы интерпретировать как: «Уверен, что мы вскоре с ним увидимся», потому что его честный язык барристера не поворачивался произнести эту ложь.

— Что-то случилось? — вмешалась женщина. Она не возобновляла свою работу и все это время не спускала с него глаз, разве что для того, чтобы моргнуть. — Что-то произошло, о чем он должен знать? — Она смотрела на Ника так пристально, что делалось не по себе. Пока он собирался в очередной раз сказать «нет», она добавила: — Что-то с его родными? Вы ведь один из его братьев, не так ли?

— Да. — «Как, черт подери, вы узнали?» — То есть. Нет. Ничего не случилось. И да, я его брат.

Порядок слов он, похоже, не перепутал, хотя она поймала его врасплох.

Внешне Блэкширы пошли в две разные линии. Ник и Уилл относились к разным типам, и малознакомые люди не признавали в них братьев. У Ника были светлые волосы и симметричная улыбка, а у Уилла — темные, и улыбался он криво. Один имел спокойные черты лица, а второй — подвижные. Общими у них были только…

— У вас одинаковые глаза. — Она как будто читала его мысли, в то время как он не мог даже представить, о чем она думает. — Как и у миссис Мерквуд. Вы с ней очень похожи.

Женщина резко отвела взгляд, сосредоточив его на ручке, зависшей над чернильницей. Возможно, поняла, что сболтнула лишнее. Либо сказала все, что собиралась сказать, и утратила к нему интерес. Окунув перо в чернильницу, она стукнула по нему большим пальцем, чтобы стряхнуть излишек чернил.

Ник чувствовал острое внимание со стороны двух других людей, и брошенный в их сторону взгляд подтвердил, что они смотрят на него с определенной долей любопытства. А человек со шрамами, приподнявшись, так и застыл над столом.

Забрезжила какая-то неясная, едва уловимая мысль, но Ник все же ее уловил, хотя тут же прогнал, потому что Марта не посчитала бы ее незначимой.

При повторном взгляде на женщину с пером мысль эта вернулась из изгнания, хотя все в нем возроптало. Она не могла быть ничьей любовницей; уж слишком непривлекательная.

Ника обдала волна презрения к самому себе. Он был в такой же степени низок, как и лицемерен. Он, привыкший думать, что умеет ценить женщину как личность, а не как обладательницу прелестного личика и форм.

Ник кашлянул.

— Прошу прощения. Мисс. Мадам. — Ее перо оторвалось от бумаги, и она вскинула глаза, чтобы поймать его взгляд. — Возможно ли… — Он мог поставить себя еще в более неловкое положение, чем то, в котором уже находился, если выяснится, что ошибается. Тем не менее Ник отпустил ручку двери и сделал шаг вперед. — То есть… вы, случайно, мне не невестка?

По его шее к щекам распространялось тепло. Мужчины слева и справа наблюдали за сценой в тишине и неподвижности.

Женщина выпрямилась, пригвоздив его всей силой своего взгляда.

— Я жена Уилла Блэкшира, — сказала она. — Если это что-то для вас значит.

Не дожидаясь ответа, она снова опустила голову к своей работе, заскрипев пером с того места, где остановилась.

От ее грубости у Ника перехватило дыхание. Легкие буквально отказывались работать. Он стоял, продвинувшись на шаг вперед, в комнате, в которой его не ждали, и тепло, разливавшееся по щекам, переросло в жар, поднявшийся к волосам. Все эти ощущения поразительным образом походили на те, которые он испытал, когда мисс Мэри Уотсон обратилась к нему при свидетелях в коридоре Олд-Бейли, бестактно коснувшись темы этой самой женщины, которая теперь сидела перед ним.

Ник посмотрел влево и вправо. Мужчины оставались безучастными, во всяком случае, высокий. Второй, возможно, проникся сочувствием, но оно не нашло отражения на его обезображенном лице. Да ладно, пусть и он остается безразличным. Все здесь были лояльны к Уиллу. Никто не станет проявлять сочувствие к его брату, который от него отказался. С какой стати?

У Ника не возникло ни малейшего желания отвечать на грубость женщины. Она всего лишь озвучила внутреннюю неудовлетворенность, что не покидала Ника с того дня, когда он в последний раз разговаривал с Уиллом.

Ник отступил назад и попытался нащупать дверную ручку. Это удалось ему не сразу.

— Спасибо, что уделили мне свое время. — Собственный голос показался ему чужим. — Всего хорошего.

Шум в ушах и скрип отворяемой двери не позволили ему услышать, пожелал ли кто и ему доброго дня в ответ. Впрочем, это не имело значения. Ник вышел, толкнул, закрывая, дверь и покинул место, сжимая в карманах кулаки, пока скомканный рисунок Марты не перестал занимать в пространстве хоть какое-то место.