Она хоть когда-нибудь проснется в надлежащей кровати? Едва этой мысли удалось закрепиться в ее сознании, как ее тут же вышвырнула другая: «Так это и есть надлежащая кровать».

Чушь. Она еще не до конца проснулась, поэтому не может ясно мыслить. Последние несколько дней слишком сильно измотали ее. К тому же ей пришлось думать о более важных вещах.

Она на мгновение замерла, и ее ощущения наконец пробудились. Тонкое белье холодит кожу, волосы рассыпались по подушке, рядом нет его. В воздухе сплетались и расплетались различные запахи: лавровишневая вода, которая ассоциировалась с Блэкширом; кофе, которого сразу же хотелось выпить; шоколад, тосты. Завтрак.

Тишину нарушил шелест бумаги — кто-то перелистнул газетную страницу. Она открыла глаза. Уилл Блэкшир, полностью одетый, сидел в кресле возле кровати, одной рукой держал «Таймс», а другой — чашку с кофе, причем не за ручку, а за саму чашку, чуть ниже верхнего края, чтобы пальцы не мешали из нее пить. Сделав глоток, он, не отрывая взгляда от газеты, с первой попытки опустил чашку в центр блюдца, стоявшего на тумбочке. Она была готова до бесконечности лежать в этой ненадлежащей кровати и наблюдать за ним.

От его бесстрашия у нее захватывало дух. Надо же, противостоять разбойникам без оружия. Говорить даме, что любит ее, сразу после того, как она предупредила его, что ему не стоит рассчитывать на взаимность. Она никогда не пожалеет о том, что ей пришлось разделить с этим человеком и свое тело, и свое мастерство в картах, и свои мрачные тайны.

На ее стороне тумбочки стояло две чашки. Наверняка с кофе и с шоколадом. Он не знал, что она предпочтет, поэтому приготовил оба напитка. Чтобы напитки не остыли, он прикрыл чашки блюдцами.

Она закрыла глаза. Почему-то вид этих двух чашек больно ударил в самое чувствительное место внутри ее, в ту часть, которая никогда не переставала желать того, что ей не дано было иметь.

Ах, если бы она могла полюбить его… если бы она могла как-то очистить свое сердце от съедавшей его ржавчины… если бы они могли построить отношения на основе договора вроде тех, что заключаются между независимыми людьми… в конце концов она бы его потеряла. Как бы сильно он сейчас ее ни любил, он обязательно рано или поздно бросил бы ее ради респектабельной дамы, которая родила бы ему детей.

И это было бы правильно с его стороны. У него должны быть дети. Он заслужил цветущую, солнечную, честную любовь, а не связь, построенную на быстрых занятиях любовью в темных коридорах и чужих кроватях. Он заслужил жену, которую не стыдно будет представить родственникам и которая займет достойное место в семье.

Но больше всего он заслужил, чтобы его освободили от всех обязательств, которые могли бы подвергнуть опасности такое будущее.

— Уилл. — Она открыла глаза. — Мне кажется, тебе не следует встречаться с мистером Роаноком. Я думаю, тебе надо отменить дуэль.

Он нахмурился, опустил газету и удивленно посмотрел на нее. И ведь правда, странно начинать утро с таких слов. Он потянулся к своей чашке.

— Почему?

— Потому что она может закончиться твоей смертью. — Она стиснула кулаки под одеялом. — Причем смертью по совсем ничтожной причине.

— Ты считаешь, у меня мало шансов, да? — Он поднял чашку, на этот раз за ручку, а другой рукой взял блюдце. Сегодня его манеры были официальными, он соблюдал условности, о которых не помнил вчера. Она видела, что теперь, когда все его надежды на ее любовь растворились, он ищет правильный тон для общения с нею.

— Возможно, у тебя и много шансов. Я не знаю тебя настолько, чтобы судить и сравнивать тебя и мистера Роанока. Но последствия поражения могут быть слишком серьезны, чтобы идти даже на минимальный риск.

Он улыбнулся, как будто его рассмешила ее попытка оценить риск. В следующее мгновение он покачал головой и помрачнел.

— Он ударил тебя, Лидия. Я не могу оставить это безнаказанным.

— А ты и не оставил. Ты дал ему сдачи. — В ее словах есть резон, и если ее доводы не поколеблют его, она достанет из рукава другие козыри, правда, более беспринципные. — Что станет с вдовой того солдата, если тебя убьют? Что станет с мистером Фуллером и тем судном, которое ты вместе с ним собирался купить?

Он опять нахмурился. Он не раз задавался тем же вопросом. И каждый раз не находил ответа. Отпив кофе, он поставил чашку на место и потер колено, по которому его ударил разбойник.

— Я не знаю, что будет с ними. Но единственный способ избежать дуэли — извиниться. А я просто не могу сделать этого. — Он устремил взгляд, ласковый, но решительный, на нее. — Думаю, ты понимаешь разницу между «не буду» и «не могу». Ты понимаешь, что тут вопрос не в том, чтобы убедить меня.

Она ничего такого не знала. Его слабое место — это чувство долга перед людьми, которые зависят от него.

И она нанесет удар в это место, как тот разбойник — в его колено. Только удар будет нанесен намного лучше.

Он потянулся, снял с чашек блюдца и подсунул их под чашки.

— Тебе надо выпить горячего. А тебе известно, что ты всю ночь проспала без кошмаров? Во всяком случае, мне они о себе знать не давали.

Ее рука замерла. Он будто знал, что она может рассыпаться на мелкие кусочки. Справившись с собой, она дотянулась до чашки и отвела от него взгляд.

— Ты, наверное, очень чутко спишь.

— Когда для этого есть причина. — Она живо представила, как он лежит рядом с ней и прислушивается к малейшим звукам, потому что он испытывает… чувства… нежные чувства… к ней. Да плевать ей на «чувства» и «нежность», она уже предупредила его об этом.

«Это тоже его слабость. Оберни ее против него». Она села, взяла чашку и посмотрела на него.

— Вчера ты говорил, что утром мы можем обсудить мои перспективы.

— Все верно. — Он положил ногу на ногу и сел так, чтобы видеть ее. — Когда, как ты думаешь, мистер Роанок вернется в Лондон?

— В воскресенье. — А сегодня среда. За четыре дня она должна найти новое жилье, позаботиться о Джейн и убедить мистера Блэкшира отказаться от дуэли. Уилл. — Она знает, с чего начать. Тут нет вопросов. — У меня есть тысяча шестьсот двадцать восемь фунтов, за исключением той суммы, что требуется мне на аннуитет. Сколько тебе надо, чтобы купить тот корабль?

— Восемьсот с хвостиком. — В его глазах зажегся тревожный огонек. Он понял, к чему она клонит.

— Мне нужно походить по игорным клубам. И чтобы ты ходил со мной. — «Нужно, нужно, нужно». Ей придется долбить его, пока его сопротивление не рассыплется в прах. — Если взять сотню на мои расходы до той поры, когда аннуитет начнет давать доход, и две сотни тебе на проживание, пока ты не начнешь получать прибыль от корабля, то нам в общей сложности нужно две тысячи пятьсот двадцать восемь фунтов.

— Мы не сможем выиграть такую сумму за четыре вечера. — Однако все в нем говорило, что он ждет и надеется услышать возражения.

— У нас будет как минимум пять вечеров. — Она отпила кофе. — Если мистер Роанок возвращается в воскресенье, вы с ним встретитесь не раньше утра понедельника. Скорее всего во вторник. Я с трудом верю в то, что он сразу же по приезде назначит себе секунданта и отправит его к виконту. Давай считать, что у нас будет шесть вечеров. — Она загорелась своей идеей. — Нам надо будет за вечер выигрывать в среднем четыреста двадцать один фунт, шесть шиллингов и восемь пенсов. Вспомни, в первый раз за один вечер мы выиграли тысячу сто шестьдесят два фунта.

— Ты допускаешь, что мы будем выигрывать каждый вечер. Да, возражение было веским, однако надежда уже горела в нем ярким пламенем. Он страстно хотел сдержать свое слово перед мистером Фуллером, выполнить обещание, данное умирающему солдату и помочь ей, даже несмотря на то, что он не мог рассчитывать на ответное чувство с ее стороны.

— Вовсе нет. Я говорю, в среднем. В какой-то вечер мы можем проиграть, а в какой-то выиграть. — Еще один глоток кофе, еще один точно выверенный бросок. — Как бы то ни было, сомнений в том, что мне нужно туда идти, нет. Все мои надежды на достойную жизнь для меня и моей горничной зависят от выигрыша.

— Ну что ж, будем играть. Начнем сегодня же. Ты отлично знаешь, что я не отпущу тебя одну в эти заведения.

Она отпила еще кофе и промолчала. Тишина даст ему время подумать, сообразить, что если он погибнет на дуэли, она уж точно отправится в игорные клубы без его защиты. А когда сегодня они сядут за стол и начнут выигрывать, он обязательно подумает о том, как много хорошего он мог бы сделать на эти деньги. К тому моменту, когда он наберет нужную сумму, чтобы стать партнером мистера Фуллера и обеспечить благополучие той вдовы, жизнь будет видеться ему совсем в другом свете и перед ним откроются такие широкие перспективы, что любая мысль о дуэли покажется ему абсурдной.

В тот вечер они проиграли тысячу двести. Естественно, большую часть этих денег проиграл он. Она давала ему знак, когда наступал благоприятный момент, и он играл и делал ставки именно так, как она его учила, однако карта выпадала не та, и стопка фишек очень быстро таяла.

— Ты думаешь, банкомет жульничает? — спросил Уилл, когда она условным знаком вызвала его на совещание. Заведение, не имевшее названия, только адрес, было еще более отталкивающим, чем Олдфилд. Тут отсутствовали коридоры и уютные комнатки для приватных встреч, входная дверь вела прямиком на лестницу, а далее — в зал. Им пришлось разговаривать в уголке этого самого зала, у всех на виду, изображая из себя подвыпившую парочку.

— Не думаю. Если да, то это у него мастерски получается, я такого не видела. — Она положила руку ему на предплечье и сложила губы в соблазнительную улыбку, сулящую все радости мира. — Несмотря на теорию вероятности, неправильная карта все же иногда выпадает. Как когда я выкладывала перед тобой три карты и ты нашел туза пик с первого раза. Со временем моя теория одержит верх.

Но времени у них и не было. У них оставалось пять или даже четыре вечера, а вершина, которую им предстояло одолеть, теперь стала выше, чем была раньше.

— Ты хочешь играть дальше? — Уилл поражался ее самообладанию, ему до нее было далеко.

— Признаться, меня расстроил наш проигрыш, и я не в том настроении, чтобы продолжать. Она поймала его руку и поднесла к губам. — Давай уйдем.

Он почувствовал ее дыхание на своей руке, и его тело мгновенно отреагировало на это. То, что она признала свою обеспокоенность их проигрышем, лишь подтвердило его опасения. Сделав над собой усилие, он улыбнулся, выдернул руку из ее пальцев и погладил ее по плечу.

— Ну и ладно. — Он взял ее за руку. — Пойдем.

Ее кокетливость исчезла, едва за ними закрылась дверь клуба. Она шла молча, погруженная в себя, и тревога окутывала ее, как крохотное облачко. А он не представлял, как прогнать его прочь.

Затащить ее в кровать? Это поможет им обоим как минимум отвлечься от проблем на час или два. Хотя она и так ляжет в его кровать. Так как большая часть игорных заведений располагалась поблизости от его дома, а у нее не было горничной, чтобы помогать ей одеваться и раздеваться, они договорились, что она поживет у него, пока… они так и не решили, сколько будет длиться это «пока». Самым обнадеживающим окончанием предложения было: «пока у нее не наберется две тысячи фунтов и она не сможет снять дом». Но было и другое: «Пока Каткарт не известит ее о моем поражении на дуэли», например. Улица была пустынной, свет фонаря с трудом продирался сквозь туман и наползающий ночной мрак. Он представил, как она в одиночестве идет по этой самой улице в игорный клуб или даже пристает к джентльменам, потому что его уже нет на свете и он не может приглядеть за ней. Подобные мысли заставили его запаниковать.

Он дотронулся до ее локтя.

— Ты голодна? Может, заказать что-нибудь домой? — До чего же смешон его порыв удовлетворить ее телесные потребности, когда он не в состоянии решить более серьезные вопросы ее будущего.

— Нет, спасибо. — Она похлопала его по руке, сжимавшей ее локоть. — Я, наверное, сразу лягу, если ты не против. А ты заказывай, ужинай без меня.

Гм, все это совсем не похоже на приглашение к плотским утехам.

— Ну, хоть что-то я могу для тебя сделать? — В тяжелом ночном воздухе его голос прозвучал приглушенно, слова на мгновение повисли в тумане, набирая вес. Если все его высказывания собрать в одну кастрюлю и сварить, то останется не более десятка слов.

— Дать мне уверенность, что через неделю ты будешь здесь. — Отвечая, она даже не повернулась к нему. — Я хочу, чтобы ты отказался от дуэли.

Он вздохнул.

— Я же утром говорил, что это невозможно. Уже ничего нельзя изменить.

Она лишь кивнула, и они подошли к «Льюис-билдинг» в молчании. Он помог ей снять платье и корсет, потом они умылись и почистили зубы, стараясь не наталкиваться друг на друга в тесном помещении.

Лежа на спине в кровати, она нащупала его руку. Он ответил на ее пожатие.

— Я не знаю, что делать с горничной, — сказала она.

— Ты имеешь в виду угрозу мистера Роанока? — Тогда, в Эссексе, он вошел в кабинет именно в тот момент, когда Роанок излагал свои планы в отношении девушки. — Но она точно не согласится на такой вариант.

— Надеюсь на это. Но иногда, при отсутствии выбора… если он откажется дать ей рекомендацию, например, ей будет трудно найти другое место. А если он погибнет на дуэли, она столкнется с той же самой проблемой. Девушка без денег может пасть жертвой множества… — Она не договорила и углубилась в размышления. — Я надеялась раздобыть достаточно денег, чтобы нанять ее.

— Вы, наверное, близкие подруги. Ты и твоя горничная.

— Нет, не совсем. Вернее, совсем нет. — Она повернулась к нему, и в темноте он сумел разглядеть только контуры ее лица, а вот блеска глаз не увидел. — У нас нет ничего общего, и мне кажется, что ей ужасно скучно, когда я рассказываю о картах и расчетах. Возможно, это полнейшая глупость с моей стороны — чувствовать себя ответственной за нее.

— Я бы так не сказал. Я бы назван это замечательным качеством. — Он большим пальцем погладил ее ладонь.

— В самом деле? — Он почувствовал, что она улыбается, что ее мысли приняли другое направление. — Возьми меня с собой, когда в следующий раз соберешься к той вдове.

— То есть? — В комнате непрошеными гостями объявились дурные предчувствия. — Зачем тебе это?

— У тебя обязательства перед ней, а у меня — перед моей горничной. Я хотела бы… получше представить ее. Это помогло бы мне понять тебя. Кажется, ты говорил, что у нее есть ребенок?

У него волосы зашевелились на затылке. Такие же ощущения испытывал любой солдат, если происходило нечто непредвиденное. Если она никогда не сможет полюбить его и если она считает, что он доживает последние дни и на следующей неделе падет от пули из пистолета Квадратной Челюсти, зачем ей стремиться получше узнать его?

А может, она подозревает, что в его истории с обязательством есть нечто большее? Дурное предчувствие усилилось, накатило на него в тишине комнаты. Он рассказывал о многом, что может вызвать удивление у любой, даже не очень умной женщины. О том, что война изменила его, что он не считает себя вправе ходить в церковь, что у него есть веские причины не вступать в отношения с благородными дамами. Возможно, она начала складывать воедино все кусочки мозаики. Не исключено, что он и сам этого подспудно желал.

— Лидия, ты хочешь получше узнать меня? — Его большой палец замер на ее ладони. — Я мог бы рассказать тебе о себе, но я уверен, что многое из этого ты предпочла бы не слышать.

— Знаю. — Она сжала его большой палец. — Я уже поняла, что у тебя есть тайны. — Она все еще лежала лицом к нему, но ни он, ни она не могли различить черты друг друга. — Допускаю, что я не самый подходящий наперсник. Но я не боюсь услышать то, что ты решишь мне рассказать.

— Ты очень подходящий наперсник, лучше не бывает. — Действительно, кто в этом бескрайнем мире способен к пониманию больше, чем женщина, на совести которой несколько смертей? И все же… если уж она не поймет, ему придется отказаться от надежды, что поймет хоть кто-то.

Он молчал. С чего начать?

— Если не хочешь, ничего не рассказывай. — Она была прямо-таки олицетворением прочности и надежности, негорящий маяк в темноте комнаты. — Я не претендую на твои тайны.

— Дай мне день, чтобы подумать. Для меня разговор с тобой — это необычно. Я не уверен, что он пойдет нам на пользу.

— Хорошо. — Она разжала пальцы. — И все же давай вместе навестим ту вдову, чтобы я узнала тебя лучше. Не заглядывая туда, о чем ты не хочешь рассказывать.

Он все еще не видел смысла в ее просьбе. Как визит к миссис Толбот может помочь ей узнать его? Но по сравнению с откровенным разговором визит к вдове вдруг показался ему совершенно безобидным.

— Если хочешь, — сказал он. Ему больше ничего не оставалось, как лежать без сна и гадать, каковы ее мотивы и стоит ли ему подвергать риску ее доброе мнение о нем.

Лидия сидела на диване в крохотной гостиной дома в Кэмден-Тауне и с трудом удерживалась от того, чтобы не начать теребить ткань платья. Уилл сидел слева от нее. Неловкость поднималась над ним, как горячий пар над кастрюлей, она беспокоила и отвлекала Лидию, а вот другая женщина ничего не замечала. Наверное, полнейшей глупостью было надеяться, что этот визит поможет упрочить его связь с жизнью.

— Слотеры, они старшая ветвь семьи? Я почти уверена, что слышала о некоем лорде Слотере. — Миссис Джон Толбот, жена брата погибшего солдата и хозяйка дома, казалось, преисполнилась решимости сделать это визит результативным и теперь прикидывала, каков именно должен быть результат.

— Я не знакома с ним. Сомневаюсь, что мы с ним родственники. — Чем меньше будет сказано о Слотерах, тем лучше. — Признаться честно, большая часть заслуг нашей семьи принадлежит Блэкширам.

— Моя кузина льстит нам. — Уилл опустил взгляд на ковер, изображая смущение и благородную скромность. — Блэкширы — обычные нетитулованные дворяне, среди нас практически нет сэров. — Он машинально поправил манжету.

— Но все может измениться, не так ли? — Эту женщину трудно было сбить с выбранного пути. — Ведь есть рыцарство, то и дело появляются новые баронеты. И даже пэры.

— Действительно. — Он коротким кивком признал ее право на иное мнение. — Но у моего старшего брата уже есть репутация и положение, сравнимое с репутацией и положением любого лорда, а также чувство собственного достоинства, которое не позволит ему даже помыслить о смене общественного статуса. Другой мой старший брат, я полагаю, предпочел бы иметь такое же влияние, как у пэра, но не само пэрство. Обе мои сестры уже замужем, но не за аристократами. Так что я сомневаюсь, что в скором времени появится какой-нибудь титулованный Блэкшир, во всяком случае, в этом поколении.

Два брата: один занимает достойное положение в обществе, другой играет немаловажную роль в политике. Еще одна сестра, если не считать ту, которая подвезла Джейн. Люди, с которыми она никогда не встретится, даже если он откажется от дуэли или победит в ней. С ними он точно не сможет выдавать ее за кузину.

— Думаю, современные джентльмены привыкли уже собственными поступками ковать свое предназначение. — Миссис Толбот — вдова — высказала эту радикальную мысль с некоторым колебанием — она не исключала, что миссис Толбот — жена — может ударить ее за наглость, за которой скрывалась спокойная убежденность. — Возьмите лорда Веллингтона, младшего сына да к тому же ирландца: сейчас у нас в стране его почитают даже больше, чем регента.

— Я придерживаюсь точно такого же мнения. — Миссис Джон Толбот снова начала управлять беседой. — Даже младшие сыновья могут надеяться на титул, если им удастся обратить на себя внимание нужных людей. Я не исключаю, что такой человек, как вы, мистер Блэкшир, однажды поднимется над своим братом.

Миссис Джордж Толбот смиренно промолчала. Ей и в голову не приходила такая дерзость — предложить Уиллу озаботиться получением титула.

«У меня даже в мыслях не было ухаживать за ней», — однажды сказал он. Если он и вправду в какой-то мере ответственен за ее вдовство, тогда все понятно. Однако дама вроде миссис Толбот, если не сама миссис Толбот, может принести ему некоторую пользу. Она являет собой достойный восхищения пример того, как преодолеть несчастье. Потеря мужа и необходимость жить в милости у родственников наверняка стали для нее тяжелейшим ударом, но она нашла в себе силы жить дальше. Она не отправилась искать собственную погибель в борделе, как поступают слабые и импульсивные женщины.

Естественно, она не могла позволить себе действовать под влиянием чувств, потому что у нее на руках был ребенок. И это обстоятельство должно напоминать Уиллу, что и у него есть люди, о которых он обязан думать: люди, которые зависят от него и ради блага которых он не вправе рисковать своей жизнью на дуэли.

— Что ж, мисс Слотер, — вдруг оживилась другая миссис Толбот, подаваясь вперед. — Мне бы очень хотелось узнать ваше мнение о саде, который я недавно разбила. Не согласились бы вы прогуляться со мной?

Уилл, сидевший рядом, вздрогнул. Вдова Толбот, сидящая напротив, густо покраснела. Миссис Джон Толбот вполне ясно обозначила свои намерения.

Лидия нащупала подлокотник дивана, но встать не смогла. Она вдруг заледенела. И каждый вздох неожиданно стал требовать от нее неимоверных усилий.

— Давайте отправимся на прогулку все вместе. — Уилл поднялся. — С недавних пор меня крайне заинтересовало сельское хозяйство. А то, что вам удалось разбить садик на крохотном клочке земли, меня очень заинтриговало. — Энтузиазм, звучавший в его словах, должен был убедить другую миссис Толбот не в том, что он избегает приватной беседы с ее невесткой, а в том, что он не догадался об ее истинных намерениях.

Однако такая отсрочка была временной. Нет никаких сомнений в том, что последует дальше, если он переживет дуэль. Он будет мучиться угрызениями совести из-за того, что вселил в Толботов ложные ожидания. А потом, как человек чести, он решит, что обязан выполнить свои обязательства, даже если они возникли на основе недопонимания. Как-никак он дал слово и с достоинством несет свое тяжелое бремя. Он скорее откажется от собственного счастья, чем перестанет поддерживать вдову Толбота.

«А может, и не будет никакого отказа от счастья. Разве тебе самой не кажется, что эта женщина — именно то, что ему нужно?» Она встала, медленно и неуклюже, как будто сама вытягивала себя из болота, и пошла вслед за остальными.

Гуляя по садику Толботов, она вдруг подумала: а может, именно сейчас он откажется от дуэли. Какой респектабельной даме понравилось бы, если бы ее муж бился на дуэли из-за другой женщины?

«У меня даже в мыслях не было ухаживать за ней. Может, я еще и не влюбился в тебя, но я близок к этому». Это все равно ни к чему бы не привело. Она никогда не надеялась на нечто подобное. Тогда почему у нее такое ощущение, будто ее без пальто выгнали на зимнюю стужу?

Прогулка по саду, слава Богу, закончилась, и после прощаний, прочих проявлений вежливости и пожеланий всего доброго она наконец-то оказалась наедине с мистером Блэкширом. Она решительно пошла вперед по тротуару. Разговор ничего бы не изменил, поэтому она молчала.

— Лидия. — Он догнал ее. — Уверяю тебя, я не подозревал…

— Это не важно. — Она поплотнее запахнула пальто и зашагала быстрее.

— Я просто хочу, чтобы ты знала: я не лгал, когда говорил, что между нами ничего нет. Если бы было, я бы не спал с тобой. Я даже не знаю, как объяснить…

— Я уже сказала: это не важно. — Слова прозвучали резче, чем ей хотелось бы. — Я не сомневаюсь в тебе, — уже спокойнее добавила она. — Я видела, что предположение родственников и для тебя стало неожиданностью.

— Я навещал их всего пару раз. И она в трауре. — Он убеждал себя в не меньшей степени, чем ее. — Еще нет и года, как погиб ее муж. Мне просто ни разу в голову не приходило….

— Ты расставил все точки над i. И ты не обязан оправдываться передо мной. Все это меня не касается. — У нее не хватало сил держаться в рамках приличий. Неожиданно ее испугала перспектива пройти оставшиеся до Сент-Джеймса две мили — ведь все это время ей придется пресекать его попытки заговорить.

Она резко остановилась и обернулась.

— Я, наверное, пойду домой, Сомерстаун совсем рядом. Мне нужно забрать оставшиеся деньги и перебрать кое-какие вещи.

В его глазах заметалась тревога.

— Я думал… — Он на шаг отступил от нее, опустил взгляд на ее полусапожки. — То есть я думал, что мы пойдем ко мне и… поговорим.

О Господи. Он решил открыть ей свою самую сокровенную тайну. Он готов сбросить с себя бремя и оказать ей доверие своей откровенностью, но она не готова все это принять.

— Мне кажется, будет лучше, если мы сегодня вечером встретимся в Олдфилде.

Судя по его взгляду, он не понял. А разве он мог бы понять? Ведь она сама не полностью понимает себя.

— Хорошо. — Он воспринял свою неудачу спокойно, пить кивком, хотя у него были все права требовать объяснений. — Я провожу тебя до дома. — Он подставил ей локоть.

— Ты очень любезен, но нет. Спасибо. — Она уже пятилась прочь от него. — Я буду в Олдфилде с половины одиннадцатого. Жду тебя к одиннадцати.

Он не спорил, в отличие от такой же ситуации неделю назад. Он вообще ничего не сказал. Он просто сунул руку в карман пальто и стоял, глядя, как она отступает от него.

Ее сердце — ее глупое, отравленное сердце, которое долгие годы пряталось в гневе и ждало худшего момента, чтобы открыться, — разбилось бы вдребезги, если бы она не отвернулась, чтобы не видеть его взгляд, и не пошла бы быстрым шагом по улице.