Часть первая. Госпожа Лунд
После тёплого сентября пришел сырой октябрь. Закончилось лето, когда черепица крыш отдавала накопленное за день тепло, прогревая до косточек. Выползла, огляделась и укоренилась осень с её западными ветрами и мелкой водяной взвесью, плёнкой оседающей на шерсти. На несколько недель зарядили студёные косые дожди.
Даже гордые и неприветливые лесные коты уже оставляли свои охотничьи угодья и перебирались поближе к человеческому жилью, к фермам и коровникам, где зимой можно иногда рассчитывать на рыбий хвост, кусочек мяса или блюдце молока.
Брусчатка и асфальт мостовых по утрам изредка даже покрывались тонкой прозрачной коркой. Лапы на ней разъезжались. И элегантные городские кошки предпочитали сидеть дома, дабы не уподобляться коровам на льду. То, что коммунальные службы поливали лёд реагентами, не добавляло радости – лечить сожжённые подушечки лап удовольствие сомнительное. Выбираться же на скользкие крыши теперь рисковали только самоубийцы. Падение с высоты нескольких этажей грозило неминуемой гибелью.
Однако уже пять дней подряд на фоне бледного неба, ближе к вечеру, на коньке крыши четырехэтажного жилого дома на углу Норднесбаккен и Норд-Атлантистен внимательный взгляд заметил бы два кошачьих силуэта, обращённых к морю. Вооружившись биноклем, наблюдатель мог бы разглядеть крупного рыжего кота и изящную чёрную кошку, сидевших бок о бок и изредка обращавших друг к другу морды, словно они вели меж собой неспешную беседу. Но ни один человеческий глаз не видел в вечернем небе того, что приковывало к себе внимание этой странной парочки.
– Скоро оно начнёт охотиться, – лениво произнесла Тёплая Пыль, поведя чёрным ухом.
– Удивительно, как оно так долго продержалось без привычной пищи, – задумчиво сказал Бьёт-В-Нос, скосив на собеседницу рыжий глаз. – Но раз уж оно выжило, то это придаст ему сил.
И оба зверя посмотрели на блекнущее небо, по которому широкими серо-чёрными лентами будто текла река, невидимая пока более ничьему глазу. Со стороны далёкого Денмарка тянулось на Полуостров нечто, и ветер порой доносил его запах, заставлявший кошек морщить носы. Запах гнили, страха и ненависти, испражнений и протухшей крови. Даже люди на улицах с их никудышным обонянием могли иногда ощутить его, – одних он пугал, другие впадали в беспричинный гнев.
– Чую перемены, – Тёплая Пыль раздражённо дёрнула хвостом. – И ничего хорошего они нам не сулят. Морские Псы тоже приходили при подобных знамениях. – Она не собиралась скрывать своего плохого настроения. Чем больше сидишь на крыше, тем хуже становится. Кошки вообще не очень любят смотреть на небо – большинство кошачьих оно нервирует.
– И перемены придут раньше, чем их успеют осознать, – Бьёт-В-Нос повернулся и пошёл по коньку крыши, осторожно ставя лапы на скользкую черепицу. – Надо предупредить хоть кого-нибудь. – Он посторонился, пропуская Теплую Пыль в мансардное окно, которое чья-то заботливая рука оставила приоткрытым.
– Кого?
– Да если б я знал, – с досадой мяукнул рыжий зверь. – Если б я знал…
Небо темнело, и мерзкие полосы на нем, будто следы разлива нефти в чистой воде, становились всё менее заметны.
– Времена меняются. – Кот окинул прощальным взглядом крышу и горизонт, потянул розовым носом. Его последние слова, казалось, ещё секунду висели в воздухе после того, как кончик хвоста уже исчез в темноте мансарды. – Чую. Чую, что зло грядёт.
Глава 1. Беспокойство
1
– Не трогай его! Пусти! Пусти!..
Эхо пронзительного крика заметалось в переулке, вырвалось между бетонными стенами Бастиона в узкую полоску пасмурного неба и растаяло без следа.
Кричать бесполезно. Звать на помощь бессмысленно. Никто не услышит.
Ри́ке, закусив губу, смотрела на шайку Валета. Герои, тоже мне!.. Справились с девчонкой и малышом!.. Она дёрнулась, но обхватившие её сзади руки держали цепко, не вырваться. Злые слёзы кипели в горле, угрожая брызнуть фонтаном из глаз, да вот слезами горю не поможешь. Надо было что-то решать, а что тут решишь?..
Рыжий Йенс Олафсен мялся возле Улафа, которого с другой стороны держал за рукав яркой салатовой курточки Валет. Сигарета в руке рыжего дымилась, качаясь в нескольких сантиметрах от лица брата Рике, угрожая ткнуться в щёку. Только вот Улафа можно было бы и не держать вовсе – отсутствующий взгляд ребёнка рассеянно блуждал по окружившей их с Рике шпане, по бурым от времени стенам Бастиона, не задерживаясь на чём-то одном больше, чем на пару секунд. Казалось, мальчик пребывает далеко отсюда, и всё происходящее его нисколько не волнует. Самое обидное, горько подумалось Рике, что это действительно так. Если они сунут ему в лицо горящий окурок, Улаф, вполне возможно, этого даже не заметит.
– Ну что же ты, Йенс? – ласково произнёс Валет, подталкивая Улафа к сигарете. – Боишься? Не бойся, он же придурок… Никто ничего не узнает… Давай расшевелим кретина! Жги!
– Йенс, стой! – взвизгнула Рике, извиваясь в руках державшего ее громилы. – Мы тебя знаем! – Подпевалы Валета гнусно ухмылялись, глядя на её бесплодные попытки освободиться. – Мой отец тебе руки переломает! Опомнись!
Сигарета, уже почти вошедшая в соприкосновение с щекой Улафа, отдёрнулась. На туповатом лице старшего Олафсена отразилась растерянность. Его младший братец Кнут, стоявший рядом, втянул голову в плечи.
– А может, не надо, Валет? – пробасил Йенс. Он покосился на Рике, и та успела увидеть мелькнувший в его глазах страх. – Она нас заложит, как пить дать, – и для убедительности Йенс шмыгнул носом, похожим на крупный клубень картофеля. Угри на нём были, как начавшие прорастать картофельные глазки – бледные вздутия с грязными точками.
Не отпуская Улафа, Валет повернулся к Рике и левой рукой залепил ей пощёчину. Голова девочки дёрнулась, в ушах зазвенело. Во рту появился противный привкус крови. Рике показалось, что её мозг гулко ударился о стенки черепной коробки, и сдерживаемые слёзы хлынули потоком.
– Молчи, овца! – прошипел Валет, приблизив к ней лицо и ощерив зубы. В таком виде он стал похож на ближнестанского тирана, которого Рике видела в одном сериале. – Будешь молчать и не пикнешь! А то мы и недоумка твоего изуродуем, и тебя прямо здесь распялим на раз-два, поняла?!
Слезы застили Рике взгляд, но она и так прекрасно представляла себе красивое лицо Валета. Благородный лик принца из восточных сказок. Как жаль, что такая красота досталось мрази с несвежим дыханием и криминальными наклонностями. Мрази, которая собиралась изувечить её брата.
Божечки ты мой!!! Ну когда всё пошло не так?
Рике собралась и изо всех сил плюнула кровавой слюной в ненавистную рожу Валета.
2
– Э-ри-ка! Улаф! Встаём! – мелодичный голос Ирмы прогонял сон не хуже будильника. Они заглянула к Рике в комнату:
– Доб-ро-е ут-ро! – пропела уже возле кровати. – Мне пора. Встаём! Позавтракайте оладьями, всё на столе. Папа уже уехал, я сегодня буду как обычно. – Нагнувшись, она быстро чмокнула Рике в щёку. Девочка почувствовала аромат Ирминых духов: свежие цветочные нотки и цитрус, яркие, как она сама.
Было слышно, как Ирма зашла в комнату к сыну, поцеловала и негромко что-то сказала. Улаф тихо засмеялся сквозь сон. Прошелестели торопливые шаги, хлопнула дверь. Рике разлепила глаза. За окном серел рассвет – полвосьмого утра. Туманное октябрьское утро в старом добром Тролльхавене.
Потягиваясь, она вылезла из-под одеяла, как из тёплой и уютной норки. Поправила «снежную» феньку-браслет на запястье. Натянула красные спортивные штаны, валявшиеся возле кровати, и белую футболку поверх топика, в котором спала. Улыбнулась фотографии мамы на столе. Поправила на полке книжку про Раксу-плаксу.
– Медвежонок! – она прошла к Улафу и плюхнулась к нему на постель. – Давай вставать – прощай, кровать! – Брат открыл глаза, его расфокусированный взгляд на пару мгновений встретился с её и снова отправился в своё бесконечное путешествие. – Солнце утром встаёт, ранним пташкам бог подаёт! – Рике протянула мальчику руки, и Улаф выбрался из кровати. Его весёлая пижама с жёлтыми человечками была под стать комнате, оклеенной обоями с изображениями мультяшных героев. Рике проверила кровать – сухая, и подмигнула улыбчивому МакГвину из «Машинок» на стене:
– Чики-няу!
– Чики-няу! – эхом произнес мальчик.
Она отвела Улафа в туалет, напевая песенку, умыла и почистила ему зубы. Иногда брат «включался» и вполне справлялся с обслуживанием себя, иногда с ним приходилась возиться, как с тряпичной куклой. К счастью или нет, для своих шести лет мальчик был маленьким и щуплым, и Рике без труда таскала его по дому.
Спустив по лестнице вниз, усадила Улафа на кухне. Щёлкнула пультом ТВ, переключила тётку из новостей, бубнившую об очередных беженцах и мигрантах, на детский канал и поставила перед братом тарелку с подогретыми оладьями. Ещё джем и тосты, тёплое какао. Если Улаф обожжётся, может не почувствовать вообще, а может три часа вопить, как резаный. Мальчик тут же уставился на скачущих по экрану персонажей мультика.
Рике вернулась в ванную и принялась чистить зубы, разглядывая себя в зеркале. Слегка конопатая блондинка почти пятнадцати лет, с серыми загадочными глазами, вполне симпатичная. Папа шутит, что с этим наплывом мигрантов мы скоро станем похожи на спанцев, а блондинок придется ввозить из Остланда, вспомнила она, и засмеялась, сплёвывая пасту в раковину. Потом оценила прогресс роста двух небольших холмиков под футболкой – прогресса не было. Тогда Рике засунула под неё кулаки и снова оценила увиденное. Выглядело гораздо лучше, но ждать чудес, к сожалению, приходилось ещё не скоро. Умыв лицо, она выключила воду.
Улаф ещё даже не притронулся к завтраку, и девочка принялась кормить младшего брата, не забывая и сама отправлять в рот оладьи и тосты с джемом, запивая всё это дымящимся кофе. Мальчик методично жевал, смотря в экран телевизора, Рике одной рукой лазила в телефоне, кидая подружкам утренние лайки. На улице почти рассвело, но утренний туман пока стойко держал позиции, не отступая с городских улиц.
Когда дети вышли на тротуар, из соседнего дома появилась соседка – похожая на красивую лисичку Лута Лайнен, журналистка городского телеканала. Она очень нравилась Рике – молодая, бойкая и независимая. Сегодняшнее оранжевое пальто и красная вязаная шапочка как раз подчеркивали Лутину лисиную внешность. Ее пёс, молодой сенбернар Бамси, рвался за хозяйкой, но Лута ловко впихнула его в дом и захлопнула дверь. Бамси обиженно гавкнул.
– Привет-привет! – весело крикнула она, завидев детей. – В школу? Молодцы! – Она догнала их на тротуаре. – А я сегодня встречаю в порту паром с беженцами!
– Привет, Лута! – Рике вспомнила, что утром в новостях нечто подобное как раз говорили. – А много их будет, этих беженцев?
– Наверное, много. Они плывут на «Короле Торне», а это большой паром! Несколько сот человек, я думаю. – И Лута легонько потрепала Улафа по густым каштановым волосам. – А как твои дела, парень?
– Да как обычно, – немного резче, чем следовало, ответила Рике. И сразу, чтобы сгладить неловкость, перевела тему: – А где их будут селить, у нас, в Тролльхавене?
Лута сморщила курносый носик.
– За городом есть старые лесные выработки, там подновили несколько домов. На первое время всех разместят там. Мы сделаем репортаж для городских новостей, как раз и посмотришь.
Они поравнялись с апельсиновым «саабом» Луты. Журналистка помахала им, садясь в машину: – Чмоки! Пока!
– Пока! – отозвалась Рике. Дети перешли улицу и сели в трамвай, который подъехал почти сразу. До школы было всего три остановки.
Фасады домов уже выступали из туманной пелены, поднимая красные крыши навстречу утреннему солнцу. Со стороны фьорда клубились тучи, а с востока небо было на редкость голубым, и ещё неясно, каким окажется день – погожим или пасмурным.
По тротуарам тут и там стояли люди, поодиночке и группами. Некоторые шли в ту же сторону, куда ехал трам. Рике обратила внимание, что многие держали в руках… Плакаты? Транспаранты? Какие-то такие штуки.
На школьную стоянку как раз заезжали два автобуса из пригородной коммуны. Одноклассницы строили Рике с Улафом рожицы сквозь окна. Кирстен прижалась носом к стеклу, изображая поросенка, а Грете растопырила уши, демонстрируя в улыбке все свои зубы с брекетами на них.
– Как маленькие, честное слово, – не в силах сдержать улыбку, сказала сама себе Рике.
Они с братом сначала прошли в детский сад, расположенный через дорогу от школы. Там Рике сдала Улафа с рук на руки воспитательнице, полногрудой величественной Анне Ларсен.
– А Хельга сегодня будет?
Анна вопросительно подняла взгляд на Рике, думая о своём.
– Хельга? Да, конечно, она подойдёт чуть позже, – улыбнулась женщина.
Когда мама и папа поженились, мама пригласила свою старшую сестру перебраться из Остланда к ним, в Тролльхавен. Её звали Ольга, а в Нордланде имя превратилось в привычное «Хельга». Педагогическое образование после переподготовки помогло Рикиной тёте устроиться в детский сад. Она оказалась прекрасной воспитательницей, люди говорили, что у Хельги просто дар божий ладить с малышами. Улаф, как и многие другие дети, любил её больше остальных.
Взглянув на часы, Рике припустила в класс.
Уроки пролетели быстро. На обществознании молодой, но долговязый и некрасивый учитель господин Берг, настаивавший, чтобы дети звали его просто Георг, рассказывал про Карла Двенадцатого, и как его походы чуть не разорили Нордланд. Оказывается, после того, как Сведен прекратил вести захватнические войны и сосредоточился на собственном развитии, уровень жизни в Нордланде начал неуклонно расти, достигнув к двадцать первому веку замечательных показателей.
– Мы гордимся тем, что в нашей стране самое высокое качество жизни на всей планете, – наставительно произнес господин Берг. – Посмотрите на соседний Остланд. Богатейшая страна с обширными территориями, которые они завоёвывали столетиями. А в итоге? Им не хватает населения, чтобы их освоить, почти век красной диктатуры отучил людей быть хозяевами на своей земле. Как следствие, уровень и качество жизни там сильно отличаются от нашего, да и от общеевропейского. В худшую сторону, заметьте.
Всё это было очень интересно, но в начале урока Кирстен переслала Рике свежую фотку из инстаграма Криса Стара, солиста бойз-бенда «Манила Парк». Крис был такой зайка со своей новой стрижкой, что остаток урока Рике провела в сплошном розовом ми-ми-ми, непатриотично пропустив мимо ушей информацию об успехах родины.
– Ты когда уже сама начнешь инстаграмиться? – со смехом спрашивали одноклассницы. У каждой из них были в инсте сотни себяшек и подписчиков, одна Рике со своим пустым аккаунтом выглядела белой вороной. Она же привычно отмахивалась.
В садике Хельга разучивала с теми, кто на неё реагировал, новый танец. Улаф неловко кружился с остальными детьми, порой попадая в такт.
– Улле сегодня молодчина! Танцевал и даже чуточку пел! – улыбаясь, со своим смешным славянским акцентом сообщила Хельга вошедшей Рике.
– Класс! Глядишь, к концу школы и алфавит выучит, – съязвила девочка.
– Не надо так, Эрика – с мягкой укоризной и твёрдой «ррр» сказала Хельга. Она одна из немногих обычно называла Рике полным именем. – Я понимаю, тебе с ним нелегко. Но ведь и ему тяжело это даётся. Нам надо поощрять в твоём брате любой импульс к развитию. И ты умничка, что так заботишься о нём. Конечно, ужасно, когда такое случается…
Тётя на несколько секунд прижала Рике к себе, и девочка почувствовала укол стыда. Хельгин шерстяной свитер слегка потрескивал от статики, тоже кольнув Рике в щёку. Она засопела и решительно отстранилась.
– До завтра!
– До завтра! – а Улаф уже потянул сестру за руку к выходу.
Тучи с моря победили синеву на востоке и затянули весь небосвод, изредка прорываясь мелкой моросью.
На остановке Тибанена столпились несколько человек и стояли один за другим три трама. Такое Рике видела впервые.
– Извините, а что случилось? – обратилась она к пожилому мужчине в сером пальто.
– Да вот видишь, там, выше по улице? – Он показал рукой, и Рике разглядела в нескольких кварталах шеренги людей, стоявших поперёк улицы с теми самыми транспарантами в руках. Из-за расстояния не было видно, что у них там написано. Рядом сверкали мигалками несколько полицейских машин. – Перекрыли улицу, митингуют, будь они неладны. – Мужчина досадливо глянул на часы. – И рельсы тоже перегородили, чтоб мигранты точно мимо не проехали. Придётся идти пешком. – Он оглядел детей. – Вам тоже в ту сторону? Могу проводить.
Рике уже решила.
– Нет, спасибо. Мы обойдём их по набережной.
– Ну что ж, как знаешь. Будьте осторожны.
– И вам всего доброго. Идём, Улаф.
Брату нравилось гулять по набережной (настолько, насколько вообще можно было понять, что ему что-то нравится). Мальчик часто «оживал» вблизи моря, подставлял лицо ветру, иногда смеялся и даже разговаривал. А Рике всегда чувствовала здесь маму… Она была в воде, в мокрых камнях, в сыром воздухе и солёных брызгах, в осенне-золотой листве деревьев и даже в пасмурном небе над головой.
На углу Фортунен, выходившей на набережную, их чуть не сбила с ног мчащаяся во всю прыть пожилая женщина.
– Ой! – Рике едва не упала.
– Смотри, куда идёшь, девочка! – подбоченясь, старушка смерила её взглядом. Круглая, приземистая, на полголовы ниже Рике, в шерстяном розовом жакете и с растрёпанными волосами, женщина выглядела очень боевито. – А то можно попасть в неприятности, знаешь, ли!
Рике поспешила обогнуть сварливую бабку, таща за собой брата. А женщина, казалось, забыла о своих срочных делах, внимательно глядя им вслед.
Волны бились о гранитные блоки, окаймлявшие брусчатку набережной. За столетия булыжники мостовой стёрлись почти до идеальной гладкости. Ветер с фьорда доносил брызги, запахи водорослей, моря и рыбы.
Рике и Улаф пошли на север, к громаде горы Конгеберг, нависавшей над городом. Девочка оглянулась. Сзади виднелись стрелы портовых кранов, рубки океанских судов, стоявших под погрузкой и – Рике пригляделась – белый борт заходившего в порт парома, видимо, того самого, с беженцами. Девочка отпустила руку брата – пусть побегает.
Навстречу им шла группа людей, мужчин и женщин. Впереди, жестикулируя, широко шагал молодой парень в кожаной куртке и джинсах. На одном мужчине была шапка-ушанка с красной звездой и серпомолотом. Туристы из Остланда и гид, поняла Рике. Некоторые туристы кидали куски хлеба летавшим над морем и набережной чайкам, а те ловили угощение на лету. Рике обернулась вслед, и тут одна из чаек вдруг спикировала ей прямо в лицо. Закрываясь рукой, девочка отшатнулась. Птица, схватив клювом прядь волос, вырвала у неё из головы изрядный клок.
Рике, взвизгнув от боли, стремглав кинулась за одну из скамеек, стоявших вдоль набережной. Выглянув из-за спинки, она убедилась, что опасность уже ей не грозит – чайка улетела вслед за туристами. Улаф тем временем устроился на соседней лавочке, разглядывая какой-то предмет. Рике пригладила волосы и села рядом с братом.
В руках у мальчика была религиозная картинка – Мадонна с младенцем у груди. Потирая больное место, откуда дурацкая чайка вырвала прядь, Рике вспомнила – такие картины, нарисованные на доске, в Остланде называют «икона». Только эта была маленькая, дешёвая, наклеенная на фанерную дощечку с пластиковой окантовкой.
– Можно мне посмотреть, Улле? – она протянула руку, но мальчик прижал «икону» к себе. Откуда она взялась на скамейке? Может, туристы оставили? Девочка посмотрела вслед группе осси, но те уже скрылись за изгибом набережной.
Отец работал в порту, и точно знал об этом гораздо больше дочери-школьницы.
Рике достала телефон, набрала его номер:
– Алло, Ри? Как дела? – отозвался тот.
– Папа, привет! Мы с Улле идём домой по набережной.
– А почему не на траме? Все в порядке? – обеспокоился отец.
– Да, нормально. Правда, Хокон-Атлантистен перекрыли. Там какой-то митинг, и трамваи не ходят.
– Ах, вот оно что! Быстрее тогда идите домой! На улицах может быть небезопасно. Слышишь?
– Это из-за беженцев, пап? Люди не хотят, чтобы они у нас оставались?
– Я разузнаю, дочь, и сразу позвоню. Идите пока домой, и не подходите к скоплениям людей! Как Улаф?
– В порядке. Пап, он тут нашел на лавке такую штуку, «икона», кажется, называется, как в Остланде. Только маленькая.
– Надо же. Откуда она там?
– Не знаю. Пап, можно, Улле возьмет её себе? Кажется, она ему понравилась.
Отец пару секунд помолчал.
– Хорошо. Я приду вечером, посмотрю на неё. А сейчас домой, сразу! Ты обещаешь?
– О’кей. Обещаю. Пока-пока.
– До вечера. Целую.
Она поднялась с лавки и закинула на плечо рюкзак.
– Пойдем, братец кролик.
Улаф сунул иконку в карман и взял сестру за руку.
На одной из скамеек сидел худой старик в чёрной шляпе, плаще и с седой бородкой. Рядом стояло инвалидное кресло. Когда дети проходили мимо, до них донесся дребезжащий голос:
– Девочка!.. Девочка!..
Рике подошла к старику.
– Вам нужна помощь?
Тот попытался встать со скамейки, опираясь на трость, но сил у него не хватало.
– Добрая девочка!.. Помоги мне, пожалуйста!.. Я не могу перебраться в мою проклятую коляску!..
От него несло кисловатым запахом стариков, а еще – будто сырой землёй, и чем-то несвежим. Подслеповатые глаза близоруко щурились на Рике.
Поддерживая старика под локоть, девочка помогла тому встать со скамьи и проковылять пару шагов до его кресла. Старик уселся на сиденье, зажав трость между ногами.
– Может, мне позвонить в социальную службу?
– Не надо, не надо. – Дрожащий голос старика слегка окреп. – Сюльве лишь бы добраться до своей коляски, а то дряхлые кости порой подводят, хе-хе…
Он тронул рычажок на ручке кресла, и под ней сразу загудел мотор электропривода.
– Я тогда пойду?
– Ступай. Спасибо тебе…
Старик пошевелил рычажком, и кресло неожиданно быстро покатило вдоль набережной, туда же, куда ушли туристы.
Столько происшествий разом случалось в жизни Рике довольно редко. Она догнала Улафа и задумчиво пошла рядом.
Впереди маячил бетонный монолит Бастиона. Такие строили в королевстве во время Первой Мировой, для защиты от атак с моря. Отец рассказывал Рике, что раньше там стояли мощные пушки, но в конце восьмидесятых годов прошлого века их отправили на переплавку, а в Бастионе с тех пор открыли военно-морской музей. Дети даже как-то были там на экскурсии.
Между стеной Бастиона и краснокирпичными пакгаузами Пристани тянулся узкий проход, машина не проедет, не улица – переулок. По нему можно было выйти на Хокон-Атлантистен, а там до их дома всего метров двести.
3
Компанию Валета Рике заметила не сразу.
В бетонной стене пряталась широкая ниша глубиной метра два, а в ней – запасной выход, или ещё что. К металлическим дверям вели три ступени с перилами, вот на них и обосновались несколько подростков во главе со своим предводителем.
Валета с дружками Рике не раз видела возле школы, иногда на набережной. Про них ходила дурная слава. Дети мигрантов из Ближнестана, они вроде бы учились, а вроде бы нет. По слухам, эта шайка промышляла лёгкими наркотиками и мелким воровством. С ними время от времени болтались местные из неблагополучных семей. По странному стечению обстоятельств, такие ребята почти всегда выпадали из поля зрения Барневарн – службы опеки.
Мигранты жили обособленно, на окраинах, своими кварталами. С отдельными магазинами, собственными кафе. Горожане держались с ними настороженно, но, в целом, ровно. Школы их дети посещали общие, однако чем больше таких ребят становилось в школе, тем меньше там оставалось детей из семей тролльхавенского среднего класса.
Смуглые подростки с черными кудрями были завсегдатаями полицейских участков и хорошими знакомцами городских патрульных. Столкнуться с ними в тёмном переулке один на один никто из одноклассников Рике был бы совсем не рад.
Дети прошли уже метров тридцать вглубь переулка, когда Рике заметила, что кто-то выглянул из ниши. Оттуда вырвалось несколько клубов дыма, и в сыром воздухе запахло сигаретами.
Рике крепче сжала руку брата и прибавила шаг. Беспокоиться вроде бы не было оснований, но червячок тревоги уже начал копошиться в душе. Неужели этот бестолковый день подкинет ещё одну неприятность?
Они миновали нишу в стене. Стоявшие и сидевшие на ступеньках подростки проводили их настороженными взглядами чёрных глаз. Некоторые курили, выдыхая дым в их сторону. Впереди светилась спасительная щель выхода.
– Эй, Тьоре! – раздался сзади смутно знакомый голос.
Рике обернулась.
Да, ей не показалось. Двое братьев Олафсенов сегодня тоже были тут. Её окликнул Йенс, который одно время учился вместе с Рике, но остался на второй год. Он маячил в проходе, остальные высыпали гурьбой за ним. Валет, высокий и красивый, стоял рядом с Йенсом.
– Подойди, Тьоре, не бойся, – сказал Валет. В руках он крутил складной чёрный зонт.
«Побежать и выскочить на улицу, – мелькнуло в голове у Рике. – Закричать, позвать на помощь».
Предательские ноги сами шагнули обратно.
– Чего надо?
– А что так грубо? – улыбнулся Валет. Он сделал несколько шагов и теперь стоял почти вплотную к Рике, оценивающе оглядывая её и Улафа. Его приятели подобрались поближе.
Рике выступила вперёд, закрыв собой младшего брата.
– Мы спешим. Чего вам?
– Это, Тьоре… Есть сто крон? – промямлил Йенс, явно чувствовавший себя не в своей тарелке.
– А лучше двести! – радостно поддержал его один из дружков. Остальные похабно заржали.
Рике повернулась, чтобы уйти. Но проход уже закрывали двое, непонятно как очутившиеся у неё за спиной.
– А мы вот никуда не спешим, – лениво сказал Валет. – Давай-ка поговорим, Тьоре. Как тебя зовут?
– У меня нет с собой денег! Дайте пройти!.. – храбрясь, заявила она.
– А если проверю? – протянул Валет, и зонтик, который он держал в правой руке, вдруг раскрылся со щелчком. Сам зонт был схвачен ремешком, и его верхняя часть выстрелила девочке в лицо, почти угодив в нос. Рике отшатнулась, чуть не упав. Ситуация вызвала в памяти недавнюю встречу со старушенцией на набережной, потом психованную чайку… Всё это промелькнуло в сознании Рике, погрузив ее в полное дежавю. Вокруг опять загоготали.
– Осторожно, детка, – ухмыльнулся Валет. – Жизнь полна сюрпризов. Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь! – Он сделал знак рукой, и стоявший сзади верзила схватил Рике, толкая её вперёд.
– Держите и мелкого, – Валет показал на Улафа, не делавшего, впрочем, никаких попыток к бегству.
Рике и брата запихнули в нишу.
– А что это малой такой вялый? А, малой? – Валет склонился к Улафу и взял его за подбородок.
– Он придурковатый вообще, – подал голос Йенс. – Ничего не соображает.
– Правда? – Валет взглянул на Рике, и девочка обмерла от страха. – Совсем ничего? Ну-ка, Хряк, закури сигарету!
Старший из братьев Олафсен вытащил сигарету из пачки и чиркнул зажигалкой.
Готовилось дурное. Рике попыталась что-то сказать, но голос сорвался. Со второй попытки у нее получилось:
– Отпустите нас! Что мы вам сделали!..
– Вы? Ничего. – Валет лениво разглядывал Улафа, словно муху, примеряясь, как оторвать насекомому крылышки. – Это мы вам сейчас сделаем. Научим уму-разуму.
– Вас поймают! В тюрьму посадят!.. Вы что, не соображаете?!..
– Ха-ха. Даже не смешно. Скоро будет не до нас. Уже сегодня у полиции появится новая головная боль. Давай-ка, Хряк, подправь мальцу личико…
– Не трогай его! Пусти! Пусти, урод!..
4
Ростом Рике удалась. Если в первые годы в школе девочка была просто повыше одноклассников, то в прошлом, вернувшись в августе с летних каникул, она обнаружила, что смотрит на всех (особенно на мальчишек) прямо-таки свысока. Учительница физкультуры, госпожа Хансен, иногда даже просила её уйти с площадки во время игры в гандбол, чтобы не давать команде очевидного преимущества. К счастью, подруги вскоре тоже вытянулись, и она уже не чувствовала себя одиноким небоскрёбом в малоэтажной застройке, возвышаясь над классом почти на голову.
Преимущество роста пригодилось ей и сейчас. Никто из этой банды не был выше её, несмотря на разницу в возрасте. Пока ошеломлённый плевком Валет замешкался на секунду, Рике наклонилась вперёд и с размаху заехала затылком прямо в нос обхватившему её дружку Валета. Раздался хлюпающий хруст, и руки этого типа сразу разомкнулись.
– Ааа!.. – гнусаво завопил он.
Рике вскинула правую, толчковую, ногу, и лягнула Валета в живот. Вернее, лягнула бы, если бы противник не среагировал со скоростью кобры: он схватил её за ногу, и крутанул, используя стопу девочки как рычаг. Потеряв равновесие, Рике грохнулась на бетонные ступеньки, да так, что перехватило дыхание.
Глаза предводителя шайки сузились от злобы. С губ срывался невнятный хрип. Руки тянулись к горлу девочки, и Рике решила, что теряет сознание – всё, что случилось после, было уж очень похоже на выверт помрачённого рассудка.
Свет в проулке быстро померк. Буквально за три секунды наступила ночь. Виднелись лишь смутные силуэты замерших на месте людей. Шумное дыхание подростков стихло, заткнулся даже тип с разбитым носом.
– Что это? – тихо сказал кто-то.
Раздался звук, будто по переулку пронесся порыв ветра.
Силуэты, окружавшие Рике, попятились. Некоторые исчезли в проходе, раздался топот убегающих ног.
– Стоять! – хрипло гаркнул Валет.
Он вытащил телефон из кармана куртки и включил фонарик, осветив нишу и всех в ней. Рике приподнялась на локте, с облегчением увидев Улафа. Брат сидел на корточках у стены, а хряка с сигаретой и след простыл. Девочка с трудом встала на ноги.
– Я не знаю, что это за хрень, – начал Валет, – но…
Вживую Рике с медведями никогда не встречалась. Однако достаточно видела их на «Дискавери» и национальных каналах. Бешеный рёв, вдруг раздавшийся в проулке, мог издать самый огромный и свирепый гризли из всех, когда-либо существовавших.
Рике подумала, что у неё остановилось сердце. В бледном свечении экрана телефона она увидела, как лица Валета и его «гвардейцев», смуглые от природы, заливает мертвенная бледность.
Чёрная тень, гораздо чернее темноты проулка, возникла в углу ниши. Пылающие глаза двумя горящими углями прожигали душу. Кто-то пронзительно завизжал, и всю шайку как ветром сдуло. Вереща, бравые борцы с маленькими детьми меньше чем за секунду покинули проулок.
«Вот и конец», подумала Рике. Более нелепое окончание идиотского дня трудно себе представить. Быть сожранной медведем в ста метрах от дома, после того как тебя чуть не изнасиловали и не убили гопники – какая волнующая смерть!..
Уже в следующую секунду заметно посветлело.
На месте медведя стояла давешняя старушка в розовом жакете, с волнением глядя на детей.
Рике вскочила и подняла Улафа, молча сидевшего у стены.
– Ты как? Всё в порядке?
– С вами всё в порядке? – в унисон сказала старушка, отряхивая одежду Рике. Девочка никак не могла определиться: женщина или уже старушка?
– Вы кто? Что это было? – Рике обняла Улафа, закрывая его от этой невесть откуда взявшейся помощницы. Она выглянула в проулок – в обе стороны он был свободен. С Хокон-Атлантистен слышался нарастающий шум – звуки потасовки, невнятные крики и вопли.
– Девочка! Слушай меня внимательно! – неожиданная спасительница крепко схватила Рике за руку. – Принимаешь ли ты мою помощь добровольно, без принуждения и по собственному желанию?
– Что? Да пустите! Что вам надо?
– Я спрашиваю, принимаешь ли ты мою помощь добровольно и без принуждения?
Старушка повысила голос, но и он не смог заглушить резко усилившегося шума с улицы. Там орали, и кого-то, похоже, били. Внезапно оглушительно грохнуло, и Рике с вцепившейся ей в руку бабкой подпрыгнули.
– Ну? Принимаешь ли ты мою помощь…
– Да! Принимаю! – в отчаянии закричала Рике. – Добровольно! Без принуждения!!!
Пытливые глаза пожилой женщины на секунду встретились с её взглядом, и она сразу же повернулась в сторону набережной, увлекая детей за собой.
– Что же мы тогда стоим? Надо быстренько убираться отсюда! Не ровен час ещё твои загорелые дружки вернутся!
Они выскочили на пустынную набережную. Женщина дёрнула Рике в сторону складских пакгаузов. Пробежав несколько десятков метров, заскочили в приоткрытую двустворчатую дверь. Толстые створки, окованные железом, захлопнулись у них за спиной.
Загорелся светильник под потолком.
Помещение принадлежало торговой компании. Поперёк его перегораживала деревянная стойка, стены были увешаны рекламой, а со стороны входа стояли несколько удобных кресел со столиками между ними.
– Садитесь, дети. На улице неспокойно, придется нам немного побыть здесь. – Голос женщины звучал теперь гораздо более миролюбиво. – Я сделаю кофе и принесу печенье и молоко для мальчика.
– Кто вы? Что вы хотите? – выдавила из себя вконец растерявшаяся Рике.
– Я та, кто научит тебя, как избегать опасности и не бояться негодяев. Садитесь, садитесь. Я та, кто поможет тебе стать сильной и смелой. – Женщина прошла за стойку и включила электрический чайник. – Хотя смелости тебе, признаю, и так не занимать. – Женщина приосанилась. – Я Илзе Лунд, Эрика. Грядут тяжёлые времена. И если хочешь пройти сквозь эту тьму, я готова тебе помочь.
«Откуда она знает моё имя? – подумала Рике. – Пройти сквозь тьму? Божечки ты мой!»
Глава 2. Крики и шёпоты
1
Море дышало, волнуясь.
Свинцовые валы шумно разбивались о гранит набережной, оставляя на прибрежных валунах клочья пены.
Жуткие реки текли по небу, изливаясь на улицы потоками нефти и мрака. Среди бела дня казалось, что настала ночь. Мрак затапливал окна и подъезды нарядных зданий. Из нефти вставали фигуры, чёрные, безликие. Чернота вспыхивала в домах жадным быстрым огнём, пожирая людей и здания. Люди тонули во мраке беззвучно, разевая рты. Все перекрывал шум моря.
Под поверхностью воды обозначилось движение. В волнах что-то двигалось к берегу, огромное, быстрое.
С плеском, похожим на грохот взлетающей ракеты, на набережную из моря выскочил молодой мужчина, голый по пояс гигант в камуфляжных штанах. Он возвышался над разноцветными домами на набережной, как медведь высился бы над коробками с рождественскими подарками. Длинные волосы цвета ночи рассыпались по плечам, торс покрывали татуировки – руны, свастики, орнаменты. В полубезумных глазах горел весёлый интерес. Огни пожаров бросали блики на его мокрую кожу.
Мрак хлынул к нему по улицам Тролльхавена. Чёрные фигуры пытались карабкаться по его ногам. Гигант нагнулся и зачерпнул мрак ладонью. Его резкий смех разнёсся громом над окрестными скалами. Он влил себе в рот пригоршню тьмы и плотоядно облизнулся.
Вслед за ним из моря выходили и строились на берегу крепкие парни обычного роста, кто в форме военного образца, кто в охотничьих куртках, кто в джинсах и косухах. Шеренга за шеренгой море изрыгало из себя обритых наголо молодцев с квадратными челюстями. Над головами этого воинства вскинулись в небо красные флаги с белым кругом в центре. В кругу чернела голова добермана.
– Линкс! – рявкнул гигант.
– Линкс! – отозвалось воинство.
Мерным шагом шеренги двинулись в город. Чёрные фигуры отступали, прятались. Мрак откатывался.
Гигант завыл по-волчьи. Обеими руками он вцепился в чёрные реки. Те рвались, налипая на его пальцы, как паутина. С неба в прорехи полился серый дневной свет.
На холмах и горах вокруг города застучали барабаны. Скалы гудели от ритмичного рокота.
– Торррр! – прокричал великан. – Дай мне молот!!!
В его правой руке вспыхнули молнии. Он сжал их в кулаке и размахнулся.
Оглушительный гром сотряс небо и землю.
Призрачный молот, сотканный из света, тумана и молний, ударил по городу. И ещё раз, и ещё.
Гигант и его войска взревели.
Всё тряслось.
С окрестных гор в небо взвились полосы белого дыма.
На опустевшей набережной невесть откуда появилась маленькая фигурка. Девочка в джинсах и красной куртке, светлые волосы собраны в хвост.
– Прекрати! – крикнула она тонким голоском.
Вокруг великана воцарилась тишина.
– Прочь! – рыкнул он.
– Сам прочь! Убирайся! – храбро ответила девочка.
Гигант в нерешительности замер.
– Я пришел защитить свою землю, – пророкотал он.
– Защитил? Теперь уходи!
– Ну нет! – Молот в руке гиганта трясся и дёргался, словно жил собственной жизнью. – Я должен отомстить! Веселье только началось!
– Почему вы такие глупые? – отчаянно крикнула девочка. – Вы навлечёте на нас гнев Отца!
– Ерунда! Он на нашей стороне!
Великан повернулся и направился в город. Девочка осталась на набережной одна, растерянно оглядываясь.
– Помоги мне! – умоляюще крикнула она в пространство. – Их надо остановить!..
Небо, и без того яркое, залил слепящий свет. Перевалив через окрестные горы и холмы, на город ринулась масса кипящей лавы, всё убыстряя свое движение. Окраины вспыхнули.
Скоро будет поздно, подумала Илзе. Сколько же осталось времени?
– Кто ты? – закричала она.
Девочка увидела Илзе. Глаза её распахнулись.
– Эррика! – каркнула она. – Эррика! Тьорре!..
Илзе разлепила веки. Смятые простыни и наволочка пропитались потом. В комнату сквозь окно падал слабый утренний свет.
На спинке кровати перебирала лапами взъерошенная чёрная птица.
– Тьорре! – каркнула она ещё раз.
Увидев, что Илзе проснулась, ворон перелетел со спинки кровати на прикроватную тумбочку.
– Добррое утрро, – проскрипел он над ухом хозяйки. Протянув клюв, птица легонько взяла седую прядь, и потянула на себя. – Оррешки? Аррахис?
– Арахис? – переспросила Илзе, отводя назойливый клюв рукой. Сердце бухало паровым молотом. – Пошел ты на хрен, Арахис…
2
В середине девяностых она работала в Африке по линии Красного Креста.
В феврале Илзе приехала из Конго в Тигали. Уранда встретила ее неприветливо. Племенная напряжённость нарастала многие годы, искусственно подогреваемая с разных сторон. Зелёная столица небольшой африканской страны, раскинувшаяся на холмах и между ними, поразительно походила на родной малоэтажный Тролльхавен с поправкой на климат и отсутствие моря. Однако на белых смотрели косо. Особенно недолюбливали бельгиумцев, бывших колонизаторов. Впрочем, и любого другого человека со светлой кожей на улице могли без повода толкнуть, нахамить. Радио надрывалось про «тараканов», которые проползли повсюду. В воздухе пахло бедой.
Так сестра-хозяйка миссии Красного Креста в Уранде госпожа Лунд стала участницей эксперимента «Дуст», сама не подозревая об этом.
Апрельской ночью над городом грохнуло. Взорвался президентский самолёт. На следующий день на улицах стали убивать.
Часть персонала из народности туху наутро в больницу не явилась, в основном мужчины. Одна медсестра-хутси пришла как обычно, но, после часа на работе, убежала домой. Больше Илзе её не видела. Еще одна медсестра приехала со своей семьёй на машине и попросила убежища в больнице. Позже так же привез жену с детьми и доктор-хутси. Глава миссии КК Филипп Анье распорядился закрыть ворота в больницу, и не впускать никого без его разрешения.
По городскому радио шла непрекращающаяся истерика. Один диктор сменялся другим. Призывы к убийству представителей племени хутси, «тараканов», перемежались списками адресов и именами пособников врагов Республики. С крыши больницы были видны банды туху с мачете, которые слонялись по улицам и ломились в дома. Кое-где на тротуарах лежали тела.
Филипп звонил в штаб-квартиру в Женеве. Там ему посоветовали не поднимать лишнего шума и переждать беспорядки. Первый день прошел относительно спокойно.
Сезона дождей ещё не кончился, и ночью было довольно прохладно. Даже днём температура редко поднималась выше 22–23 по Цельсию. Листва пальм и садовых растений только начала покрываться тонкой плёночкой пыли, которую легко смывал вечерний дождик.
Реакция персонала делегации Красного Креста была разной. Люди, конечно, боялись. Некоторые были в шоке от происходящего, некоторые храбрились. Вечером стало известно про зверское убийство миротворцев у резиденции премьер-министра.
– Надо эвакуировать персонал! – заявила Джанет, хирург из СГА.
– Мы не можем бросить больных, – спокойно ответил ей Филипп. – К тому же – куда эвакуироваться?
– В посольство Соединённых Государств! Там охрана, морпехи, там безопасно.
– Джанет, дороги перекрыты. На улицах полно пьяных, озверевших боевиков. Надо дождаться утра, тогда мы сможем что-нибудь предпринять. Если же ты сейчас выйдешь за ворота, я не дам за твою жизнь ломаного гроша.
– Здесь мы тоже не будем в безопасности! – поддержал Джанет второй атлантисец, Брюс. – Идём звонить в посольство.
Они дозвонились до дипмиссии, и им предложили добираться самим, позаимствовав машину у КК. Филипп разрешил взять один из внедорожников. Остальной персонал высыпал из больницы во двор. Врачи, да и пациенты из окон, молча смотрели, как атлантисцы грузят в джип с красными крестами на дверцах свои вещи. Отводя от коллег глаза, Джанет залезла на пассажирское сиденье. Брюс открыл ворота и, прежде чем сесть в машину, неловко махнул всем рукой. Поль, педиатр, закрыл за ними створки. На тёмной улице было пустынно и тихо, только издалека доносились одиночные выстрелы.
– Как же врачебная этика, клятва Гиппократа? – жалобно спросила у Илзе Лаура, та самая медсестра-хутси, что попросила убежища в миссии.
Вместо ответа Илзе обняла её, прижав к себе.
– Не знаю, милая, не знаю, – прошептала она.
Филипп выдал Полю пистолет с двумя обоймами и кобуру (оказалось, что Поль служил в армии парашютистом). Высокий брюнет с элегантными усами и бородкой, с кобурой на поясе Фил выглядел настоящем представителем колониальной администрации. Но два старых «браунинга» – это было всё оружие в миссии. Договорились, что Фил будет дежурить первую половину ночи вместе с Йоханом, инфекционистом из Остеррайха. Потом заступал Поль с Карелом, терапевтом из Поланда. На крышу больницы подняли пару пластиковых стульев – оттуда удобно просматривался весь периметр.
Вскоре стали укладываться спать.
К счастью, электричество и воду не отключали, да и телефон работал.
Рано утром у ворот остановились военный джип и два грузовика с символикой ООН. В ворота громко постучали.
Филипп впустил двух офицеров-миротворцев в лихо заломленных голубых беретах с франкскими флажками на рукавах.
Вид у военных был не привычно-бравый, а слегка пришибленный.
– Бонжур, мадам и месье! – крикнул один из них, и закашлялся. – Миротворческая миссия эвакуирует иностранцев из Тигали. Просим всех погрузиться в грузовики с вещами! У вас пятнадцать минут на сборы.
– Это приказ? – вежливо спросил Филипп.
– Я не приказываю, но настоятельно рекомендую уехать. Оставаться здесь опасно для жизни. Мы не можем гарантировать вашу безопасность. Второго шанса может не быть!
– Друзья! Всех, кто хочет уехать, прошу собраться у ворот! Времени мало. Мсье офицер прав, здесь опасно! – повторил Филипп.
Никто не двинулся с места. Франки переглянулись.
– Вы не понимаете, что происходит? Если вы останетесь, мы не отвечаем за ваше здоровье, и даже жизнь! – крикнул второй.
– Понимаем! – ответил ему Йохан, сухощавый блондин с бородкой. – Мы слушаем городское радио. Возьмите лучше их! – и он подтолкнул Лауру, которая держала за руку семилетнюю дочь.
– Сожалею, но эвакуируют только граждан иностранных государств. Урандийцев защитит их правительство.
– Езжайте, парни, – насмешливо сказал Карел. – Нам пора заняться работой.
– Распишитесь здесь, – военный протянул Филу бумагу. – Это официальный отказ от эвакуации.
Фил черкнул пару строк и расписался.
– Оревуар! – офицеры козырнули, и через две минуты маленькая колонна миротворцев скрылась за поворотом улицы.
– Работаем? – спросил Филипп, подойдя ко входу в больницу.
– Работаем, – раздался в ответ нестройный хор голосов.
– Тогда после завтрака собираемся в холле, нам нужно обсудить план действий.
– Мама, всех хутси убьют? – спросила дочка Лауры, когда они заходили в здание.
– Что ты, малышка, нас здесь защитят! Видишь, сколько у нас мужчин! – ответила ей мать.
– Почему тогда военные хотели, чтоб белые люди уехали?
Лаура не нашлась что ответить.
Завтракали молча, не было ни обычного гомона, ни весёлых шуток. Практически всех одолевало гнетущее чувство происходящей катастрофы.
На собрании Филипп взял слово.
– Есть основания думать, что на улицах города сейчас множеству людей нужна помощь. У нас есть девять машин. Мы организуем патрулирование карет скорой помощи по нескольким маршрутам. – Он показал ручкой на план города, висевший на стене. – В бригаде – водитель, врач и санитар, или медсестра. Персоналу хутси предписываю работать только на территории больницы, за ворота выходить категорически запрещаю.
– Фил, там реально страшно! Они людей тесаками рубят! – громко сказал мужчина из зала.
– Я созвонился с мэром, он не возражает против наших машин на улицах. Военных и милицию интерахамве известят. Но случиться действительно может всякое. Поэтому в бригады принимаю только добровольцев, – спокойно ответил Филипп. – Полагаю, что с нашими водителями они будут в относительной безопасности.
Чернокожие водители-туху, сидевшие в заднем ряду, закивали. Машины Красного Креста в городе знали, многим людям в больнице КК спасли здоровье и даже жизнь.
– Сейчас определим маршруты и экипажи. С девяти до четырнадцати часов работают одни бригады, потом до девятнадцати их меняют другие. С наступлением темноты все возвращаются сюда, работа прекращается до утра. Завтра начнем раньше. Вопросы? Сестёр прошу подготовить наши операционные. Полагаю, что они нам вскоре весьма понадобятся.
Люди встали. Одни потянулись к выходу, другие подошли к Филиппу обсудить маршрут патрулирования. Илзе, предчувствуя наплыв пациентов, заглянула на склад: оценить запасы перевязочного материала, лекарств и продуктов.
Первая машина вернулась уже через двадцать минут после выезда. На носилках вынесли женщину без сознания, с отрубленными ступнями. За ней своим ходом выбрался юноша. Он придерживал левую руку, висевшую на лоскутах кожи. В операционных закипела работа.
– Как там? – спросила Илзе Карела, врача этой бригады.
Лицо его было серым, словно припорошённым цементной пылью.
– Не спрашивай. – Он вытащил сигарету из пачки и закурил. Илзе заметила, что пальцы Карела мелко подрагивают.
Вернулся его санитар, помогавший тащить носилки с женщиной, и они снова выехали в город.
Машины шли потоком, буквально каждые пять-десять минут одна из них въезжала в ворота. Койко-места быстро закончились. Раненых укладывали в коридорах больницы и во дворе в тени здания. Многие были без сознания, вскрикивали, метались в бреду. Даже те, кто был в сознании, после того, как их почти прикончили мачете или отвёртками, находились в глубоком шоке. Персонал крутился, словно белки в колесе.
Становился понятен масштаб резни. После обеда пришлось ставить во дворе белые полотняные палатки со склада, в них людей укладывали прямо на брезентовый пол. Было много детей с рублеными и колотыми ранами. Часто жертва теряла сознание от шока и убийцы проходили мимо, некоторым порой удавалось убежать и спрятаться. Экипажи машин КК проверяли груды трупов, отыскивая выживших.
По ТВ, стоявшему в холле, крутили обычные программы, в европейских и атлантисских новостях никто словом не обмолвился о происходящем.
Ближе к вечеру в ворота въехал их внедорожник, который вчера позаимствовали Брюс и Джанет, а за ним армейский грузовик. Из машин вылезли атлантисские морпехи. Вид у солдат был усталый. «Но не такой усталый, как у нас», машинально подумала Илзе. Она вышла встретить их во двор.
– Кто у вас главный? – спросил у Илзе сержант, приехавший на джипе КК.
– Главный в операционной. Сейчас я за него, – ответила сестра-хозяйка.
– О’кей. Мы возвращаем вашу машину. – Облик морпеха напомнил Илзе образы ковбоев из атлантисских вестернов. Седеющие волосы, стальные глаза и обветренное загорелое лицо с белозубой улыбкой располагали к доверию.
– Спасибо. – Илзе присмотрелась к сержанту, отметив темные круги под глазами. – Что слышно в посольстве? Кто-нибудь собирается остановить бойню?
– Сожалею, мэм. Никто не хочет брать ответственность. Все боятся второго Могадишо, жирные трусы. Утром мы эвакуируем посольство.
– Значит, войска вводить не будут?
– Нет, мэм. Сожалею.
– Что ж, тогда езжайте, сержант. Счастливого пути. – Илзе повернулась, чтоб уйти.
– Простите, мэм. – Сержант придержал ее за руку. – Мы оставляем здесь много добра, негоже бросать его на разграбление. Если вы покажете место, мои люди выгрузят сухпайки и лекарства. У нас полный кузов.
Илзе была так утомлена, что даже не удивилась.
– Хорошо. Складывайте под северную стену.
Морпех дал знак своим подчиненным, и солдаты принялись разгружать машину.
На пороге здания показался Филипп. Видимо, ему сказали о происходящем. Халат его был в брызгах крови, с рук глава миссии стягивал хирургические перчатки.
– Что это? – спросил он сестру-хозяйку.
– Морпехи Атлантиса решили помочь с продуктами и лекарствами, – ответила Илзе.
Фил подошел к сержанту – поблагодарить.
– Нам это ничего не стоило, сэр. – Морпех протянул Филиппу руку. – Я восхищён вашим мужеством. И вашим. – Он легко поклонился Илзе. – Жаль, что мы больше ничем не можем вам помочь.
– Спасибо, дружище. – Филипп крепко пожал протянутую ему руку. – Спасибо, парни! – Он помахал солдатам, занятым разгрузкой.
– Да пребудет с вами сила господа нашего. – Взяв под козырёк, сержант проследил, чтобы бойцы забрались в опустевший кузов грузовика, затем сам залез в кабину, и машина выехала за ворота.
– Помощь господа нам точно не помешает, – буркнул Фил.
– По чашке кофе? – спросила его Илзе.
– Да. И сигарету. Есть минут десять свободных. – Филипп устало вздохнул. – До чёрта работы.
Вечером, когда закрыли ворота, Фил убрал оружие в сейф и отменил ночное дежурство на крыше, оставив только обычных дежурных врача и двух сестёр.
– Людям нужно спать. Наши красные кресты защищают лучше пистолетов, – сказал он. – А если туху решат нас убить, то два пистолета не помогут.
Эти дни затянуло в памяти Илзе кровавым мутным туманом. Изувеченных, искалеченных людей всё везли и везли – детей, женщин, стариков, только мужчин почти не попадалось – боевики лишь по случайности оставляли их в живых. Женщины часто были зверски и многократно изнасилованы. Сотрудники больницы валились с ног от усталости, но работу никто не бросил.
Однажды в ворота попыталась прорваться банда полупьяных отморозков, вооруженных мачете, но врачи и медсёстры стали живым заслоном перед входом в больницу. После этого, как ни странно, попыток нападения на делегацию КК не было. Илзе вечером краем уха услышала разговор Филиппа по телефону с кем-то из местных шишек. После этого она немного больше стала знать о нелегальных каналах поставки лекарств в развивающиеся страны.
Через неделю после начала резни на одну из машин Красного Креста напали прямо на блокпосту урандийской армии. Боевики интерахамве зарубили шестерых раненых на глазах у военных, так как Радио Тысячи холмов заявило, что везут не раненых, а скрывающихся врагов Республики. Взбешённый Фил дозвонился в Женеву. И КК выступил с заявлением, которое цитировали Би-Би-Си, Радио Франс Интернасьональ, другие СМИ. Впервые прозвучало слово «геноцид». После этого нападения на машины скорой помощи прекратились.
Урандийский Патриотический Фронт – армия хутси, двинувшись на выручку соплеменникам, быстро дошел до Тигали, и на три месяца завяз в позиционных боях. Как потом поняла Илзе, они ждали, пока туху вырежут местных хутси, чтобы под этим соусом расправиться с туху. И провести во власть своих людей, а не местных, которые стали бы мучениками в глазах всего мира. Мученики годились только мёртвыми. Все это было очень жуткой, грязной и чертовски паршивой игрой.
В середине мая Фил подошел к Илзе.
– В Мьямирамбо, километрах в пяти от нас, есть приют Хисимбы. Мне сейчас сказали, что там около четырёхсот сирот хутси и большое количество беженцев. Тамас Хисимба, содержатель приюта, даёт убежище всем, кто просит. Сможешь съездить, проверить?
Илзе кивнула.
– Возьми тогда машину Мукабе. Прикинь, что можно отвезти из продуктов и лекарств, думаю, у них там всё плохо.
– И то верно, – пробормотала Илзе.
Они с Мукабе загрузили в «лендровер» четыре мешка риса, двенадцать коробок с разными медицинскими припасами и выехали.
Пять километров тащились почти час. Их проверили на четырёх блокпостах, дважды боевики звонили по телефону, сверяясь с каким-то списком. Илзе решила прикрутить громкость безостановочно говорящего радио, но Мукабе остановил её руку:
– Если нас объявят врагами, я хочу знать это раньше них, – он кивнул на слоняющихся с мачете в руках «стражей порядка».
Метров за триста до приюта Илзе увидела странную возню в проёме ворот одного из домов.
– Останови-ка, – сказала она.
Двое чумазых детей лет десяти тащили за руки через двор грузную женщину. Её ноги волочились по траве. Илзе подошла к ним почти вплотную, прежде чем они её заметили. Мальчик выхватил нож из кармана брюк, а девочка спряталась за ним.
– Спокойно, дети, – сказала Илзе по-франкски. – Я хочу вам помочь.
Мальчик медленно убрал нож.
– Что вы можете? – хмуро спросил он.
Илзе присела и пощупала пульс женщины. Голова и платье были в крови, но сердце билось.
– Это ваша родственница?
– Наша бабушка, – ответила девочка.
– Мы отвезём вас в приют, – Илзе поднялась и помахала Мукабе. Тот медлил, делая ей непонятные знаки. Тогда она выглянула из ворот.
По улице поднималась группа интерахамве – человек пятнадцать. Один из них крикнул непристойность, и остальные засмеялись. До них оставалось метров сто пятьдесят.
– Быстро сюда! – страшным шепотом закричала Илзе, и замахала руками, спрятавшись от незваных свидетелей за стеной.
Мукабе решился, и джип задом въехал во двор.
– Помоги же! – рявкнула Илзе.
Кое-как они уложили женщину на мешки с рисом и влезли в машину. Дети примостились рядом с бабушкой. Мукабе газанул и выехал на улицу перед самым носом у боевиков. Они были буквально в сорока-пятидесяти шагах.
– Эй-эй-эй-эй! – загалдели те.
– Газу!
Водитель не заставил себя упрашивать. Через несколько секунд он был перед воротами приюта, давя на клаксон. Бойцы интерахамве трусцой приближались к ним, сердито вопя. Ворота приоткрылись, и машина въехала во двор приюта, опередив боевиков секунд на десять.
Илзе облегченно вздохнула. Дверцу с её стороны открыл высокий пожилой урандиец в очках с толстыми стёклами.
– Ничего лучше придумать не могли? – осведомился он, указывая на заднее сиденье. В ворота затарабанили.
Илзе закивала.
– Простите, очень нехорошо получилось…
– Нас всех могут убить, – прервал её мужчина. – Теперь ещё с большей вероятностью. Но простите мой чёрный юмор, я думаю, что мы всё-таки успеем пообедать.
3
– Тьоре-Тьоре-Тьоре, – бормотала Илзе, спускаясь из спальни на первый этаж дома. – Эрика Тьоре…
– Веррно! – каркнул Арахис, расхаживавший по кухонному столу.
– Завтрак? – улыбаясь, спросила Илзе.
– Оррешки! Аррахис!
– Орешки тебе… – она насыпала ворону зерна и минеральной подкормки из пакетика.
Сентябрьское воскресное утро радовало солнцем и запоздалым теплом. Илзе открыла окно в сад. Розовые занавески принялись весело играть со сквозняком. Ворон устроился на подоконнике, посматривая и в кухню, и на улицу.
Позавтракав омлетом, она включила ноутбук.
Эрика Тьоре, четырнадцати лет, нашлась почти сразу. Илзе посмотрела ее скудный профиль в соцсети, немногие фотки с семьёй, друзьями, домашний адрес и название школы.
– И где нам с тобой познакомиться, моя милая? – тихо спросила она себя.
Арахис, отличавшийся отменным слухом, расслышал.
– У морря! – возмущенно каркнул ворон. – Наберрежная!
– И то верно! – Илзе хлопнула себя по лбу. – Ведь она там и была, во сне-то…
– Дурра, – ласково сказал Арахис. Илзе бросила в него салфеткой.
Такие отчётливые сны, структурированные и полные ясных знаков, снились ей до этого только дважды в жизни – в детстве, и перед Сребнией. И каждый раз всё оказывалось именно так, как во сне. Поэтому сомнений даже не возникало – нужно найти Эрику и помочь в её деле. Другая, может быть, и усомнилась бы, но Илзе хорошо знала, что случается, если пренебрегать намёками судьбы.
Она разложила карты, потом посмотрела, что про сон скажут руны. Видение выходило верным, но отсроченным во времени.
– Когда же, когда? Арахис?
– Скорро, – отозвался ворон.
– Завтра? На следующей неделе?
– Ррано!..
– Хм… Ну что ж, посмотрим…
Карты советовали ждать знака, и руны с ними были согласны.
Илзе принялась за воскресную уборку. Осторожно и с любовью протёрла пыль с фотографий в рамках, которыми был уставлен комод в гостиной. С одних смотрела она сама, молодая и не очень, на других были ещё люди. На некоторых фото Илзе обнимала двух чернокожих детей, мальчика и девочку.
После обеда она вышла прогуляться. Арахис улетел по своим делам, а Илзе в одиночестве спустилась к центру города и вышла на набережную.
Волны с шумом бились о гранит, как и сто, и пятьсот лет назад. Солнце грело кожу, ветер трепал волосы. Это было то, чего ей недоставало больше всего за годы странствий по миру. Запах рыбы, водорослей, солёной воды, влажный прохладный бриз и спокойная северная природа, пленяющая неброской красотой.
Она подошла к зданию «Нордиск Традерс», достала из кармана и покачала в руке ключ. Передумав, повернулась, и пошла вдоль парапета.
Сев на скамейку, Илзе прикрыла глаза, наслаждаясь хорошей погодой и покоем. Через несколько минут невесть откуда взявшийся Арахис стремительно спикировал на спинку скамейки и перебрался к хозяйке на плечо.
– Зеррно?.. – проскрипел он.
Илзе бросила горсть зёрен на брусчатку. Ворон слетел вниз, клевать угощение вместе с налетевшими чайками.
Ещё несколько дней Илзе в разное время курсировала по набережной, надеясь встретить там девочку из сна, но никого похожего так и не заметила. К дому семьи Тьоре приближаться она остереглась, рассудив, что назначенная встреча состоится в любом случае.
4
Ворон протиснулся в приоткрытое окно, и тут же истошно завопил. Илзе, просматривавшая финансовую отчётность, сидя за конторкой «Нордиск Традерс», подскочила, как ужаленная.
– Порра! Порра!!! – орал Арахис.
– Куда пора?..
– Эррика! Скоррее!!!
Мысль о том, что она может упустить момент встречи, заставила Илзе рвануть с места в карьер. Она выскочила на набережную, накинув лишь жакет из розовой шерсти, даже не закрыв дверь пакгауза на ключ.
На набережной почти никого не было, и уж тем более никакой Эрики. Илзе заторопилась к порту, оглядываясь по сторонам. Арахис кружил над головой, иногда почти задевая хозяйку крылом.
Девочки нигде так и не оказалось. Илзе решила свернуть на улицу Фортунен, вёдшую к школе, где предположительно учится эта Тьоре. На углу её чуть не сшибла какая-то дылда, тащившая за собой мальчишку лет шести.
– Ой! – дылда замерла на месте, испуганно глядя на Илзе.
– Смотри, куда идешь, девочка! – она остановилась, переводя дух. – А то можно попасть в неприятности, знаешь ли!
Попятившись, дети обогнули Илзе и быстро пошли по набережной. Девочка-блондинка была в джинсах и красной куртке, волосы собраны в хвост. Илзе застыла, разглядывая их спины.
– И то верно… Арахис!
Ворон, круживший в нескольких метрах вверху, сел ей на плечо.
– Это же она? Та девочка, Эрика?
– Эррика!
– Мне нужно несколько её волос. Только сам не лезь!
Ворон взмыл в небо и направился к чайкам, летавшим над линией прибоя.
Илзе не торопясь последовала за детьми.
Группа туристов, смеясь и кормя чаек, прошла мимо них. Одна из птиц, хватавших куски хлеба, вдруг ринулась прямо на девочку, щелкнув клювом. Та взвизгнула, и спряталась за скамейкой. Через минуту Арахис уронил в ладонь Илзе прядь светлых волос.
– Спасибо! – женщина остановилась, понюхала волосы, потом посмотрела их на свет, потирая между пальцами.
Эрике грозила опасность – и довольно скоро. Илзе пошла побыстрее. Мимо неё прокатил старик в инвалидном кресле. Через несколько минут дети свернули в проулок за Бастионом.
Заглянув за угол, Илзе сразу почувствовала угрозу. Она исходила именно отсюда – с еле уловимыми запахами, приглушенными звуками и намёком на активность теней впереди.
Ступая тихо, скрыв себя от взглядов, Илзе начертала руну Альгиз и двинулась к месту, где творилось недоброе.
– Пусти!.. Пусти, урод!.. – услышала она.
В нише посреди проулка началась возня, кто-то приглушённо завопил. За спинами стоявших подростков Илзе не видела, что там происходит. Но она знала, что ей поможет. Благодарность медведя.
И зверь пришёл, когда она позвала. С рёвом он пронесся через неё, возникнув из ниоткуда. Раньше медведь мог убить или покалечить стольких, сколько понадобилось бы, но годы шли, и сегодня он только пугал. Хотя большего и не требовалось.
Перепуганные хулиганы ломанулись прочь по переулку. Илзе отпустила дух медведя и бросилась к Эрике, прикрывавшей собой мальчика.
– С вами всё в порядке? – она схватила девочку за руку, другой рукой отряхивая её одежду. Вдруг она вспомнила про то, что Эрика должна принять помощь по доброй воле. Иначе услуга вполне может оказаться медвежьей, ха-ха.
– Принимаешь ли ты мою помощь добровольно, без принуждения? – Девочка непонимающе уставилась на неё припухшими глазами. – Ну?!
Что-то взорвалось недалеко от их переулка на Хокон-Атлантистен. Вопли и шум, доносившиеся оттуда, стали громче.
– Да! Принимаю! – отчаянно крикнула Эрика.
Илзе сорвалась с места, таща её за руку, благо до дверей «Нордиск Традерс» было совсем близко.
Эрика немного успокоилась, когда оказалась в помещении за крепкой дверью. Мальчику же, похоже, было всё равно.
– Я наберу папу! – девочка вытащила мобильник.
– Конечно, милая, набери. Скажи, что вы в безопасности. Это твой брат?
Улаф забрался в кресло с ногами. Глаза его остановились в одной точке, в руках мальчик держал найденную на набережной картинку с Мадонной.
– Да, это мой брат. Он особенный.
– Вижу. – Илзе принесла кофе, и молоко для Улафа. – Берите печенье, могу сделать бутерброды.
– Спасибо. – Эрика пыталась дозвониться отцу, но трубку никто не брал. – Наверное, не слышит, – она отхлебнула из чашки. – Откуда вы меня знаете?
– Послушай. – Илзе присела в кресло напротив. – Я сейчас расскажу тебе то, что может показаться глупыми выдумками. Но прошу выслушать меня внимательно, это очень важно.
– Что-то про тьму и тяжелые времена? – Эрика выдавила из себя улыбку.
– Да, и не только. Отнесись к этому серьёзно.
– Рассказывайте. – Девочка взяла печенье и протянула брату.
– В общем, Эрика, есть силы, которые, ммм… противоборствуют в нашем мире. Но для нас, простых смертных, их вражда кажется случайными событиями. Как ураганы, наводнения или землетрясения…
– А разве они происходят не случайно? – Эрика отставила чашку с кофе. – Я хочу сказать, учёные же не умеют точно предсказывать такие вещи, а если они не случайны, то, получается…
– Умница, – Илзе уважительно посмотрела на девочку. – Учёные могут предсказать событие, если есть признаки того, что оно случится. Но для катаклизмов, которые считаются случайными, наука признаков пока находить не научилась. А они есть. Некоторые люди могут видеть такие знаки.
– Например, вы? – Эрика расширенными глазами смотрела на Илзе. – И с силами вы тоже общаетесь? Та штука, типа медведя…
– Да, милая. Я вижу знаки и могу просить такие силы о помощи. Ну, и ещё по мелочи.
– Вы колдунья? Вёльва?
– Можно сказать и так. Ты веришь мне?
Эрике явно было не по себе.
– Мне страшно. Там, возле Бастиона, я думала, что медведь убьёт нас…
– Не бойся, милая. Люди боятся того, чего не понимают. Тебя я научу понимать и работать с этими силами. Если, конечно, захочешь.
– А почему я?
– Силы выбрали тебя, милая. Мне был знак – помочь тебе.
Эрика замялась.
– А если я не хочу? Мне только четырнадцать лет, я ведь ещё подросток?..
– Я помогу и научу тебя всему, что знаю. В первую очередь тебе нужна защита. Те силы, которые не хотят, чтобы ты справилась с предназначением, будут мешать. Как сегодня.
– Так это что, они на нас не просто так напали?..
– Нет, милая. Теперь всё будет не просто так.
Эрика тоскливо вздохнула.
– Я расскажу об этом папе. Он всё знает и может.
– Конечно, расскажи. – Тут уже настал черёд вздохнуть для Илзе. – Только я сомневаюсь, что он поймёт, как поступить. Знаешь, что? Если ты решишься, то приходите вместе с ним сюда. Или нет… Лучше ко мне домой. Я возьмусь учить тебя, и это бесплатно, что немаловажно. – Она слегка улыбнулась. – Возьми мою визитку.
Эрика положила карточку, которую ей протянула Илзе, в карман.
– Хорошо, я поговорю с папой об этом. Вы проводите нас домой?
– Естественно! Подождёшь меня пять минут?
– Ага. – Эрика взяла ещё печенье, запив остывшим кофе. – Можете звать меня Рике. А брата – Улле.
– Замечательно! – обрадовалась Илзе. – А меня можешь звать Илзе. И не смотри на возраст, в душе я совсем девчонка, – и она, совершенно неожиданно для Эрики, звонко рассмеялась.
Глава 3. Знаки
1
– Папа! – Рике прижалась к груди отца. От него привычно пахло портом – машинным маслом и рыбой, одеколоном и табаком.
– Ри! – он неуклюже обнял дочь. – Всё хорошо?
Девочка подняла голову и чмокнула отца в подбородок. Его щетина, отросшая за день, привычно царапнула Рике нос.
– Да, пап, всё нормально. – Она улыбнулась, убирая со лба непослушную прядь. – Мы с Улле быстро добрались, хотя там на улице такое творилось!.. – Рике сделала большие глаза.
Улаф, выйдя в коридор, бочком подобрался к отцу и обнял его сбоку.
– Вот хорошо, я волновался за вас. – Ларс Тьоре, высокий, сильный, подхватил сына на руки и прижал его голову к своей. Улаф разулыбался, довольный отцовской лаской.
– Я звонила несколько раз, а ты трубку не брал, – с упрёком сказала Рике, отступив на шаг.
– Ри, у нас запарка возникла на причале, и я сотовый в офисе забыл, – отец виновато протянул к ней руку, и Рике сразу оттаяла.
– Ну ладно, ничего страшного ведь не случилось.
– Вы знаете, что происходило в городе? Новости смотрели? – отец и Улаф, наконец, оторвались друг от друга, и Ларс стал раздеваться, – снял куртку и ботинки.
– Смотрели, но там ничего не понятно. Сказали, что жители города вышли на митинг против приезжих из Ближнестана, а полиция их хотела прогнать, а они начали драться с полицией… А почему люди против беженцев, они ведь к нам убежали от войны?.. А мы их принимаем, потому что им негде жить, а люди их даже не видели, но хотели прогнать… А, пап?..
– Ох, дочь, все сложно, – отец невесело покачал головой. – Давай, ты покормишь меня ужином, а я постараюсь объяснить.
Рике выставила на стол селёдку, картошку в мундирах и подогрела шкварки. Отец с аппетитом принялся за еду. Улаф забрался к нему на колени, болтая ногами. Рике привычно залюбовалась отцовским профилем – Ларс Тьоре, голубоглазый блондин с лицом средневекового викинга, нравился женщинам.
– Понимаешь, – начал он, – беженцы едут к нам из стран, где много лет идет война. У них там нет ни закона, ни правил – у кого автомат, тот и прав. И у нас они начинают решать свои проблемы таким же образом. Им приходится долго привыкать к мирной жизни.
– Понятно, – Рике положила подбородок на сцепленные в замок кисти рук. – Надо, чтобы с ними работали психологи, да?
– Это еще не всё. – Отец отправил в рот очередную картофелину, заев ей кусок селёдки. – В их краях – другая религия, причем самые мрачные её версии. Там жёсткие правила для женщин, как им одеваться, как себя вести. И когда они смотрят на наших женщин, то видят не раскрепощённых свободных людей, а блудливых распутниц, не уважающих мужчин, заслуживающих наказания. На этой почве очень часто происходят сексуальные преступления, насилие над женщинами. Да и однополая любовь у них карается смертью, а у нас она в порядке вещей. Если пара геев наткнется на компанию таких приезжих, то их могут и убить.
– Ого, – растерянно пробормотала Рике. – А им разве нельзя объяснить, как себя у нас вести? Ну, что в Нордланде так не принято, – убивать, если тебе кто-то не понравился?
– Пробовали, – усмехнулся отец. – Но эти люди живут замкнуто, своими общинами. Встраиваться в нашу жизнь они не хотят, преступников полиции не выдают. Со временем они привыкают к нашему укладу, и молодёжь вырастает здесь… Но с занятостью сейчас туго, кризис, и обеспечить рабочими местами такое количество приезжих муниципалитеты не могут. Они платят им пособия по безработице – и беженцы не хотят трудиться, их устраивает такое положение. Получается, что мы берём к себе немалое количество дармоедов, которые кормятся за счет коммунн. За наш с вами счёт. – Ларс потрепал по голове Улле, притихшего у него на коленях.
– Я и не знала, что столько всего. – Рике задумчиво повозила пальцем по столу. – А что тогда с ними делать? Выгонять обратно?
– Обратно тоже вряд ли. Мы не можем отправить назад людей, которым грозит смерть. Но и никто не хочет оставлять у себя рассадник криминала. Вот муниципалитеты и соседние страны и стараются переложить ответственность за мигрантов на других… И ведь вот ещё какая беда: у большинства из них нет документов. А террористы, которые орудуют в их странах, под видом беженцев отправляют к нам десятки и сотни своих агентов. И проверить их власти не могут, и опасность, что кто-то совершит теракт – очень высока… Вот люди и протестуют. А правительство дало гарантии по приёму мигрантов, отсюда и беспорядки.
Дальше отец ел молча.
Рике наконец решилась:
– Пап… А магия существует?
Ларс, погружённый в свои мысли, поднял голову.
– Какая магия? Из книжек, фильмов, ты хочешь сказать? Такая?
– Да нет, в реальной жизни. Есть ведьмы там, колдовство? На самом деле?
– На самом деле есть куча шарлатанов, – вздохнул отец. – Не верь никому, если тебя будут заставлять поверить в колдовство и магию. Это обман, Ри. Серьёзно. А почему ты интересуешься? Читаешь что-то?
– Да нет, в общем-то… В паблике девчонки пишут всякое, – соврала дочь. – Да и вот.
Она потянулась к брату:
– Покажи папе, пожалуйста.
Улаф вытащил из кармана иконку и вложил отцу в руку.
– А, – понял Ларс. – Вот что вы нашли. Ну, – он повертел картинку в руках и вернул сыну. – Пусть. Ничего плохого я не вижу. Твоя мама очень уважала Деву Марию. В Остланде она называется Богоматерь…
В прихожей хлопнула дверь.
– Я дома! – раздался голос Ирмы.
– Дорогая! – отозвался отец.
– Привет, – обрадовалась Рике.
Ирма зашла на кухню без обычной улыбки, села рядом с Ларсом. Улле, глядя по своему обыкновению в сторону, потянулся и перелез к ней на колени.
– Ребята, что сегодня было у нас в центре!
Мачеха Рике работала администратором в крупнейшем фитнес-центре города. Отец нашел её семь лет назад в полянской Гдыне, тогда она трудилась поварихой в портовой столовой. Мужики подкатывали к яркой брюнетке Ирме с разных сторон, но Рике видела, что она любит её отца, и всегда ладила с улыбчивой, покладистой Ирмой.
В течение дня все созванивались, но без лишних слов: как дела – всё в порядке. Поэтому теперь семье хотелось выговориться.
Ирма затараторила со своим славянским темпераментом:
– Когда начались беспорядки в центре, к нам забежали несколько протестующих, кинулись прятаться! Заперлись в туалете. Тут полиция! Вышибли дверь, и давай их мутузить!
В отличие от Хельги, её акцент уже почти сгладился, и по-норвегски Ирма говорила довольно чисто. Она взяла тарелку и положила себе несколько кусочков сельди.
– А тут снова бунтующие забежали, и один идиот газовым баллончиком давай махать! Всё, конец света! – она невесело засмеялась. – Мы с девочками в подсобке заперлись, а в холле все орут, блюют, бегут обратно на улицу.
Ирма взяла один ломтик и стала сосредоточенно жевать.
– Ты-то хоть цела? – Ларс встревоженно выпрямился.
– Да мы-то целы… Разгромили нам первый этаж в хлам.
Рике смотрела на мачеху во все глаза. Выходит, не только они с Улле попали сегодня в передрягу.
– Ох-хо, дорогая, – Ларс покачал головой. – Ущерб оценили?
– Да, очень большой. Завтра центр закрыт, будем наводить порядок и ремонт какой-то надо делать. Но это ещё цветочки – а вот сколько клиентов от нас уйдут? Репутационные потери… Те, кто на втором этаже и выше занимались, не пострадали, но на первом у нас бассейн, фитнес-холл, детская комната! Там все надышались газом, скорые два часа людей забирали…
Улле, иногда много понимавший, стал гладить мать по голове.
– Все знают, что виноваты эти идиоты с их файерами и камнями – протестующие. Но кто теперь пойдет в заведение, где такое может случиться? Видимо, останусь я скоро без работы.
Даже Рике понимала, что с работой в последнее время в городе напряжённо – кризис начался уже два года назад, и конца ему видно не было. Отец и мачеха вместе зарабатывали неплохо, но жили они совсем без шика – в придачу к отцовской «тойоте» Ирме лишь недавно купили «фольксваген-гольф», мебель дома стояла из «Икеи», и хватало в основном на еду, одежду, насущные нужды, съездить в отпуск. Откладывали понемногу и не так, чтобы часто, а дороговизна росла.
– Дайте-ка я вас всех обниму, – Ларс встал из-за стола и обхватил их, как медведь. – Мы семья и мы справимся.
Улле, вдруг чего-то испугавшись, заревел белугой, и оставшееся до сна время все трое родственников успокаивали его, кто как мог.
2
Сначала Рике так и думала – рассказать отцу обо всём сразу, как он придёт домой. Но через пару часов ожидания стали закрадываться сомнения.
Да, пристали хулиганы. Но ведь ничего страшного не случилось! Да, их спугнула не совсем нормальная бабка в вязаной розовой кофте. Потом эта бабка рассказывала Рике, что она избранная и должна спасти мир. Тут попахивало какими-то сказками про Харри. Рике даже вытащила с полки книжку про него. У неё же нет шрама в виде молнии на лбу, и она не служит в полиции!
К моменту возвращения Ларса Тьоре его дочь уже приняла решение – ничего говорить не надо. У родителей сейчас забот и так хватает. Ни к чему тревожить их бредовыми историями не пойми о чём. Компанию Валета она будет обходить стороной, и от странной женщины держаться подальше. А если та станет приставать, Рике расскажет папе, и он с ней разберётся.
Да ещё и папа сказал, что все ведьмы – сплошные шарлатанки.
Труднее всего далось Рике удержаться, чтоб не позвонить подругам и не растрепать им всю эту историю. И Грете, и Кирстен те ещё болтушки – расскажут сёстрам, братьям, одноклассникам, родителям, а там расползётся по всем знакомым.
Выключив свет, она улеглась в кровать. События дня казались далёкими, будто происходили неделю назад. Рике закрыла глаза.
– Тук!.. Тук!.. Тук!..
Часы на телефоне показывали три ночи.
Рике выбралась из-под одеяла и, зябко ступая по холодному полу, подошла к окну, откуда доносился стук. Через прозрачную занавеску, подсвечиваемый снизу уличными фонарями, виднелся тёмный птичий силуэт.
– Тук! Тук!..
Она отдернула занавеску. Птица, занесшая клюв для нового удара, шарахнулась, от неожиданности свалившись с подоконника. Рике только увидела чёрную тень, взмывшую в ночное небо. Ворона? Что это ей вздумалось стучать ночью в окна? Сердце подпрыгивало в груди испуганным зайчонком.
Рике вышла в коридор и минуту постояла под дверью родительской спальни, слушая ровное дыхание папы и Ирмы. Потом вернулась в кровать, и еще минут двадцать смотрела на прямоугольник окна, пока сон не смежил веки.
Утром, выходя из дома, она нащупала в кармане упругий шарик. Всплыло воспоминание: госпожа Лунд прощается с ними на соседней улице, вкладывает Рике в руку мягкую игрушку – маленького круглого розового слоника.
– Это мой связной. С его помощью я узнаю, если тебе снова будет грозить опасность, – загадочно сказала эта странная женщина.
Проходя мимо мусорки, Рике, поколебавшись, опустила слоника в «бумажный» бак.
Трам задерживался, и она обратила внимание на мужчину, переходившего улицу. Выглядел он вроде бы прилично – лет сорока, джинсы, замшевая куртка, модная стрижка. Но дяденька странно подергивал головой, делая хватательные движения руками. От этого был слегка похож на зомби из фильма ужасов. Он подошел к остановке, и стало слышно, что мужчина разговаривает сам с собой.
– Пошёл-пошёл-пошёл… Иду-иду-иду… Пошёл-пошёл-пошёл…
Девочка подтянула к себе брата и отошла на дальний конец остановки. К счастью, уже подъезжал трамвай. Тут мужчина сфокусировал свой взгляд на детях.
– Иду-иду-иду! – крикнул он, бросаясь к ним.
Рике с визгом влетела в открывшиеся двери вагона, впихнув впереди себя Улафа. Сумасшедший промахнулся больше чем на метр, и растерянно заозирался в поисках пропавшей добычи. Двери закрылись, и трам поехал. Видевшая происшествие женщина тревожно смотрела в заднее стекло вагона, набирая номер полиции на своем мобильнике.
– Вы в порядке? – она подошла к Рике с братом.
– Да, спасибо, – тихо ответила девочка. Её трясло.
Сдав Улафа на руки Хельге в садике, Рике побежала на уроки. В классе она рассказала случай с психом на остановке подругам. Кирстен тут же поведала, как у них в коммуне позавчера произошла массовая драка – больше десяти мужчин подрались на перекрёстке из-за пустяка – просто одному показалось, что другой косо на него посмотрел. Грете помолчала, и сказала, что её папа уже несколько дней подряд приходит с работы пьяный и ругается с мамой весь вечер. Подруги переглянулись. В городе творилось что-то неладное.
Последним уроком была физкультура.
Девочки переоделись и разминались в спортзале.
– Смотрите, – показала Грете.
Баскетбольный щит, висевший на дальней стене, слегка покосился – видимо, надо было подтянуть крепления.
– Скажем госпоже Хансен, – решил один из мальчишек.
Учительница физкультуры вошла в зал. Энергичная, весёлая, она всегда организовывала свои уроки так, чтоб никому не было скучно. Дети успевали сделать и обязательную программу, и поиграть в любимые игры.
– Госпожа Хансен, смотрите, баскетбольный щит! – сразу пропищала Кирстен.
Учительница нахмурилась, и прошла под щит, рассматривая крепления. Несколько ребят, и Рике с подругами в том числе, гурьбой стояли позади неё, тоже пытаясь рассмотреть, что не так.
– Ну-ка, отойдите из-под щита!
Физручка повернулась и потеснила детей.
– Надо позвать Свена. Пусть глянет от греха.
Свен – школьный техник, занимался текущим мелким ремонтом.
– Госпожа Хансен! – вдруг позвали от входа в спортзал.
Все повернулись к дверям.
Девочка из старших классов махала учительнице. На ней была розовая толстовка «Хелло, Китти», и предчувствие неприятно кольнуло Рике в груди.
Она быстро повернулась, как раз вовремя, чтоб увидеть, как злополучный баскетбольный щит отваливается от стены – прямо на голову физручке.
Рике сама не ожидала от себя такой прыти. В долю секунды она схватила учительницу за руку и дёрнула на себя.
Другие дети только начали оборачиваться, когда щит со страшным грохотом рухнул на пол за их спинами. Кто-то подпрыгнул, кто-то присел, закрывая голову, кто-то опрометью кинулся прочь. Некоторые явно были на грани обморока – не каждый день практически на тебя падает громоздкий спортинвентарь!
– Боже, Рике, да ты мне жизнь спасла! – Госпожа Хансен крепко держалась за руку своей ученицы, переводя дух.
Сама девочка судорожно втягивала воздух, оправляясь от шока.
Прибежавший Свен в ужасе смотрел на картину разрушения. Случилось крупное ЧП – ведь могли пострадать люди!
Школьников отправили в раздевалку, а зал тут же закрыли, пока его не признают безопасным для занятий.
– Ри, ну даёшь! – восхищенная Грете уселась рядом на лавку. – Как ты ловко её – хвать и дёрнула!
Кирстен уселась с другой стороны.
– Повезло нашему Мячику («Мячиком» девчонки прозвали физручку за общую подвижность и попрыжность, и за некоторую округлость фигуры.). А то получила бы по чайнику по первое число!
– Блин, девчонки, а у меня с самого утра тревожное предчувствие было! – Рике аж привстала от нахлынувшего воспоминания. – Ночью мне в окно птица стучала! Я пошла посмотреть, а она как шарахнется!
Кирс сделала большие глаза.
– Ой-ёй! Мне бабушка рассказывала, что когда птица в окно стучит… – Она осмотрелась по сторонам и перешла на страшный шёпот. – Это к смерти!..
Рике пихнула Кирстен так, что та свалилась с лавки.
– К чьей это смерти! – тоже шёпотом закричала она на подругу.
Ошарашенная Грете вскочила на ноги.
– Девочки! – твёрдо сказала она. – Быстро прекратите!
– Ри, ты что? – Кирстен тоже вскочила.
– А ты что?.. – и Рике вдруг заплакала. События последних дней прорвались сквозь стену обычного северного спокойствия и хлынули у нее по щекам потоком слёз. – К смерти! Дура!..
Одноклассницы гурьбой кинулись к Рике, утешая. Грете обняла ее справа, а Кирстен слева. Все хором говорили, успокаивая, что теперь всё будет хорошо. Рике еще пуще разревелась. Подруги-то думают, что дело в этом треклятом щите!..
После школы девочки вызвались проводить её домой.
Они вышли на набережную. Подружки держали Рике под руки, а Кирстен ещё вела за руку Улафа, который в обычной своей манере шёл, погрузившись в себя, изредка безразлично озираясь по сторонам.
– Ты не заморачивайся, Ри, – трещала Кирс. – Все эти приметы – сплошные суеверия!
– Ага, – мрачно сказала Рике. – Психи на улицах бегают, детей хватают, спортинвентарь на головы падает, вороны по ночам в окно стучат – суеверия, блин!
Вдали замаячила громада Бастиона.
– Давайте свернем на Хокон-Атлантистен, – быстро пробормотала Рике. Несколько секунд она боролась с мучительным желанием рассказать девчонкам про случай с шайкой Валета, но что-то внутри пересилило, и она опять промолчала.
Девочки с Улафом прошли между двух рядов дощатых стен – бывшего купеческого жилья. Стены щурились подслеповатыми окошками с белыми занавесками, перемежались маленькими деревянными дверками и, иногда, – вполне современными стеклянными витринами, в которых хозяева лабазов выставляли сувениры для туристов.
– Ри, ты не грузись. – Грете легонько пихнула Рике локтем. – Приезжай завтра к нам во Флорвег. Придумаем что-нибудь, проведём время. У моего брата матч с «Соколами Аскёя», купим пиццу, посмотрим, а?
Они вышли на Хокон-Атлантистен. Никаких следов беспорядков уже не осталось – вставлены новые стёкла и витрины, убраны сожжённые машины, городские службы отчистили мостовую от пятен крови и гари.
– Ладно, – сказала Рике. – Завтра Ирма с Улле в кино собирались, а папа работает. Приеду. Бегите, вон ваш автобус!
3
В десять утра Рике подхватила рюкзак, облачилась в алый дождевик с двумя светоотражающими полосами поперёк груди и спины, натянула резиновые сапоги, и выкатила из сарая свой жёлтый велосипед.
– Может, все-таки на автобусе? – с сомнением спросила Ирма с крыльца. За годы жизни в Тролльхавене она так и не привыкла бесстрашно гонять на велосипеде под проливным осенним дождём.
– Всё хорошо, – улыбнулась Рике в ответ. – Проветрюсь, да и разомнусь заодно!
Она выкатила велик на улицу и прикрыла калитку. Ирма помахала ей из дверей, и даже Улаф неуверенно покачал рукой. Девочка послала родным воздушный поцелуй и покатила вниз по улице.
Дождь зарядил рано утром, явно надолго. Заморозки сменились «потеплением», затянувшим небо низкими тучами. Шутка сказать, в прошлом году дождь лил практически без перерыва восемьдесят два дня, с конца октября по середину января!
Светло-зелёная гамма природы Тролльхавена сменилась серо-бурой, осенне-зимней палитрой. Глаз радовали лишь яркие цвета домов – традиционные красный, бело-синий и белый, но попадались и праздничные жёлтый, оранжевый, зелёный. Некоторые оригиналы красили дома в оттенки синего – голубой, бирюзовый и даже в лиловый цвет.
По велосипедной дорожке, расположенной между тротуаром и шоссе, Рике катила весело, вздымая тучи брызг из луж. Из наушника, надетого на правое ухо (левое должно быть свободным – надо слышать, что происходит вокруг), пел о любви своим сладким голоском Крис Стар.
По шоссе изредка проезжали автомобили – но большинство горожан сидело дома: суббота, выходной. Можно заняться накопившимися за неделю делами, побыть с детьми и родителями.
Дорога пошла в гору, и Рике приналегла на педали. «Целууую, целуую я твои ладоонииии!» – подпевала она льющемуся из наушника хиту «Манила-парка».
Через двадцать минут пути она свернула от шоссе налево, на идущую круто в гору дорогу к дому семьи Андерсен. В коммуне Флорвег домики были деревянные, еще позапрошлого века, с красными стенами и пушистыми газонами на крышах. Грете жила в седьмом от дороги, а напротив через дом обитали Ольсены – семья Кирстен.
Рике пристроила велик у забора, и зашла к Грете в дом. Двери в коммунах не запирают – все друг друга знают, и криминала там нет от слова совсем. Другое дело в городе, где по улицам иногда шляются сомнительные личности.
Андерсены собирались на футбольный матч. Рике не заметила у них скрытой напряжённости, про которую говорила Грете – может, потому, что был выходной. Никто не ругался. Глава семейства взгромоздил на голову рогатый шлем викинга. Сам шлем был чёрный, рога – зелёные, а между ними красовался белый крест – цвета «Флорвегских Медведей». Мама Грете и её старшая сестра старательно выводили на щеках полоски цветов родного клуба. Грете наскоро накормила Рике бутербродами с ветчиной, и увлекла её к зеркалу. Дети не мелочились, и скоро на поделённых на две половины – черную и зелёную – лицах Рике, Грете, а также младших братьев Андерсен тоже оказался белый крест с центром в районе носа. Вид получился внушительный и свирепый.
– Медведи, вперёд! – взревел папа Андерсен, и семейство повалило к выходу – грузиться в машину.
– Мам, пап! – крикнула Грете. – Мы с Ри на великах доедем!
– Хорошо! – отозвалась мама. – Только не опаздывайте!
В машине всё равно не было места, и, по мнению Рике, то, что они поедут на велосипедах, подразумевалось само собой. Иногда людская логика оставалась для неё полной загадкой.
Грете выкатила из-под навеса свой горный «Стелс Мисс», и они вышли через калитку на дорогу, где дожидалась только что подъехавшая на своем байке Кирстен. Мимо, подмигнув им, тоже на велике, промчалась её старшая сестра, Ингрид, недавно вернувшаяся из армии. Она отслужила десять месяцев и очень этим гордилась. Камуфляжные штаны она с тех пор, похоже, не снимала.
Дождь поутих, и в пелене туч кое-где даже виднелись синие просветы. Девочки покатили вниз, догоняя Ингрид, к крытому футбольному манежу спортобъединения коммуны.
К концу первого тайма счет сравнялся: 1:1, и страсти накалялись. Возникла даже небольшая потасовка между фанатами команд, но была тут же пресечена силами сознательных болельщиков. Пицца с тунцом, купленная в перерыве, пошла на ура. Девочки уселись на свои места, когда уже прозвучал свисток арбитра к началу второго тайма. Кирстен оказалась единственной болельщицей «Медведей» без грима, но она компенсировала это черно-бело-зелёным шарфом, а Грете нахлобучила ей на голову шляпу в цветах команды, позаимствованную у мамы Андерсен.
«Соколы Аскёя» забили второй гол, и зал взорвался свистом и криками. Через пятнадцать минут старший брат Грете, Андерс Андерсен, нападающий «Флорвегских Медведей», сравнял счет. Болельщики «Соколов» засвистели, а Рике с подругами вскочили на ноги и завопили «Оле-оле-оле-оле!!! Медведи, вперёд!»
Решающий гол «Медведи» забили на предпоследней минуте матча. Футболисты «Соколов» безрадостно уходили с поля, за ними потянулись их такие же надутые фанаты. Все жители Флорвега ревели, орали и обнимались. Бахали хлопушки, осыпая болельщиков разноцветными лентами и конфетти. После окончания матча родственники и друзья футболистов повалили на поле, и принялись тискать в объятиях игроков.
– Через две недели будет матч-реванш с «Соколами», на их поле! – прокричал Грете ее разгорячённый старший брат. Улыбка не сходила с лица Андерса, все-таки один гол – его!
Девочки подождали, пока схлынет толпа у входа, и прошли к своим велосипедам.
– В духовке нас ждет рыбный пирог! – радостно сообщила Грете. – Поэтому поспешим, пока все лучшие куски не расхватали! – и она показала на своё семейство, втискивающееся в их серый «вольво».
Дождь с новой силой взялся поливать Тролльхавен и его окрестности. Но местных, всю жизнь проведших при такой погоде, это нисколько не смущало. Они рассаживались по машинам, договариваясь встретиться кто в баре, кто в гостях у общих знакомых – отмечать победу.
Взбираясь в гору, подруги притормозили на обочине, пропуская грузовик службы по вывозу мусора. Несколько минут покрутив педали, они подъехали к резиденции Андерсенов. «Вольво» уже был в гараже, и отец Грете как раз зашёл в дом.
Навстречу им вниз по тротуару спускалась странная компания. Два престарелых длинноволосых юноши с бутылками пива вели под руки такую же возрастную пергидролевую девушку в джинсовой дублёнке и розовых чулочках в сеточку, а третий путался у них под ногами и пытался тоже пристроиться к мадемуазели. Видно было, что люди уже хорошо отдохнули с утра и намереваются продолжить банкет. Море им было по колено, дождь нипочём. Вода стекала по мокрым патлам на хардроковские футболки, видневшиеся под распахнутыми кожаными куртками. Не обращая на это внимания, компания гоготала на всю улицу, а дама ещё и пыталась прикурить сигарету.
Рике подумала, что году в 87-м эти люди как начали, так, видимо, до сих пор и не могут остановиться. Она слезла с велика и катила его вверх по улице, держа за руль.
– Местные алкаши, – бросила Кирстен, остановившись у тротуара, чтобы пропустить делегацию поклонников Бахуса.
Первый джентльмен с дамой миновали девочек благополучно, но второй притормозил и обратил на них благосклонный взгляд.
– Маргрете! Кирстен! – воскликнул он с такой радостью, как будто увидел любимых племянниц после двадцати лет разлуки. – А кто эта принцесса, что стоит рядом с вами? Ваша кузина приехала погостить?
Рике на всякий случай попятилась обратно на проезжую часть.
– Шел бы ты, Натс, своей дорогой, – буркнула Грете, – а нам надо домой, так что отвали.
Но Натса было не так-то просто сбить с толку. Рике была почти на полголовы выше подруг, и его затуманенному взгляду казалась вполне взрослой прелестницей. А раз так, то почему бы ей не присоединиться к компании?
– Душенька! – воскликнул он. – Я приглашаю тебя в «Олений рог», самый замечательный паб по эту сторону Атлантики! – Покачнувшись, Натс обогнул велик Грете и попытался ухватить Рике за локоть.
Рике толкнула на него свой велосипед и отпрыгнула ещё на метр.
– Я сказала, отвали, Натс! – Грете повысила голос и выглядела рассерженной. – Сейчас брата позову!
Велик Рике упал на Натса, который и без того не очень твердо стоял на ногах. Не ожидавший такого коварства мужчина плюхнулся на задницу прямо в поток воды, текущей с горки вдоль тротуара вниз, к водостоку. Его компания, как раз обернувшаяся, чтобы посмотреть, куда он пропал, разразилась конским ржанием. На лице Натса читалось изумление пополам с горьким разочарованием. Девочки даже прикрыли руками рты, чтобы скрыть усмешки.
В этот момент что-то чувствительно ударило Рике в спину. Она оглянулась, и картина, открывшаяся взору, с фотографической чёткостью запечатлелась в её мозгу.
Совершенно беззвучно, неслышимый за шумом дождя, сверху по улице катился задом грузовик коммунальщиков. Он был от Рике уже совсем близко, и нёсся с довольно приличной скоростью. Девочка явственно различала его немного обшарпанный оранжевый задний борт, номерной знак, и бледное лицо водителя в ста метрах выше по улице, бегущего за своей машиной. Рике стояла прямо на пути у грузовика.
Коротко вскрикнув, она метнулась к тротуару, перепрыгнув через свой упавший велик. Самосвал промчался мимо, обдав её ветром пополам с брызгами. Грете завизжала с такой силой, что Рике рефлекторно заткнула уши.
К ней подбежал водитель грузовика – абсолютно белый.
– Боже, боже, ты в порядке? – Он тряс головой и ощупывал Рике дрожащими руками. – Как же это? Тормоза… Как же это?..
На визг Грете из дому высыпала вся семья.
Грузовик скатился вниз, на шоссе, и, пробив ограждение, застрял в нём, перекрыв целую полосу. Рике машинально подумала, как повезло, что там не было проезжающих автомобилей.
Натса и его компании, конечно, и след простыл.
Отпихнув от себя руки водителя, который, оглядываясь, побежал вниз, к грузовику, чудом спасённая Рике шагнула на дорогу. Сердце колотилось о рёбра.
Среди текущих по асфальту струй воды лежало то, что ударило её в спину. Маленький мокрый розовый слонёнок. Девочка подобрала его и сунула в карман дождевика.
4
Последний урок был инглиш.
Тему «Путешествие через Соединённые Государства от Нью-Ёрка до Лос-Эйнджелеса» изучали весь прошедший месяц. Оказалось интересно и прикольно.
В начале темы госпожа Педерсен, учительница инглиша, и ее ассистент, рыжий Ханс Серенсен, рассказывали, как они ездили во время обучения в Соединённые Государства и в Островную империю. Потом те из учеников, кому тоже посчастливилось там побывать, поделились своими впечатлениями. Поговорили про Тиснейленд, как там все круто, сколько в Атлантисе живёт норвегов, про то, кто ещё собирается туда поехать и когда.
Потом начали изучать уже саму тему. С прибытия в международный аэропорт Нью-Ёрка, заселения в отель, экскурсий по городу и общения с местными. Было ощущение, что ты действительно приехала в СГА и гуляешь по улицам одного из самых знаменитых городов мира.
Госпожа Педерсен демонстрировала на доске слайды и ролики со сценками из туристического быта. Класс проговаривал и переводил. В конце урока всегда шли несколько забавных зарисовок из жизни – курьёзные случаи и шуточные сценки.
После уроков Кирс и Грете чмокнули подругу в щёку и заспешили к своему автобусу, а Рике пошла к садику.
Хельга выскочила из дверей прямо перед ней. Девочка никогда не видела у Хельги такого лица: непонятно было – то ли она обрадовалась, встретив её, то ли испугалась.
– Рике!.. Ты… Ты Улле не видела?..
– Что? – испугалась уже она.
– Он только что был в группе, я занималась с Анной-Лееной, Ульрика вышла. А потом мы смотрим – его нет… Но как – дверь ведь заперта изнутри! Беги к калитке, может он ещё не ушел далеко!..
Рике помчалась к выходу из садика, а Хельга побежала вокруг здания – вдруг Улаф забрёл за него.
Через десять минут выяснилось, что брата нет ни в садике, ни рядом. Рике не нашла его и на улице, на которую выходила калитка – мальчик как сквозь землю провалился. Уходя, он надел куртку, шапку, сапоги, дождевик и аккуратно прикрыл за собой дверь.
Пока Рике звонила отцу и Ирме, Хельга набрала 112 и скинула дежурному оператору фото Улафа. Через пару минут все мобильники в округе затренькали тревожными вызовами – абонентам Теленур и НетКом, местных операторов связи, пришли сообщения с фото Улафа и его описанием. «Если Вы встретите этого мальчика, просим Вас убедиться, что ребёнок в безопасности, и срочно позвонить 112! У мальчика наблюдаются особенности развития. Будьте предельно осторожны и корректны в обращении с ребёнком!» – говорилось в конце.
Подъехала машина городского патруля.
Вместе с полицейским и Хельгой Рике посмотрела запись с камер видеонаблюдения. За четыре минуты до того, как она вышла с одноклассниками из дверей школы, маленькая фигурка в зелёном дождевике неторопливо пересекла двор садика и повернула направо за калиткой. В эту сторону они всегда уходили к дому.
– По всей видимости, его не похищали. Мог твой брат просто пойти домой? – спросила Рике девушка-сержант.
– Н-не знаю, – выдавила она. – Наверно, мог…
– Садись, поехали. Покажешь, где вы живёте.
Рике прыгнула на заднее сиденье.
– Смотри по сторонам, – сказала полицейская. Ее напарник, сидевший за рулём, тронулся с места. – Может, заметишь брата на улицах.
Рике вертела головой во все стороны, но Улле нигде не видела.
Домой она ворвалась, чуть не снеся дверь. Брата не было ни там, ни на участке.
– Оставайся здесь, жди родителей, – распорядился водитель-полицейский, пока сержант докладывала по рации. – Твой братик может прийти в любой момент. – Рике кивнула. – Мы поедем по улицам, осмотрим окрестности. Держись, его обязательно найдут. – Он на пару секунд положил Рике руку на плечо. – Сейчас Улафа ищут двадцать полицейских экипажей и всё население города. Он просто не может долго остаться ненайденным. – Рике еще раз кивнула и вымученно улыбнулась.
Полицейские уехали, прощально помахав в окно.
Дома Рике стянула сапоги и уселась на диван в гостиной прямо в дождевике. По телеку как раз шел экстренный выпуск новостей о пропавшем ребёнке. Крупным планом показали фото Улафа. Рике заплакала. Куда он мог пойти?.. Он же совсем беспомощный! Никаких мыслей в голову не шло, даже намёка не было.
Позвонил папа, и сказал, что подъедет минут через двадцать.
Вдруг в кармане завибрировал мобильник.
Хлюпнув носом, Рике уставилась на экран телефона. Почему-то на нём сам собой включился навигатор. От их дома на Ню Сандвиксвьен мигала зелёная линия, поворачивая на улицу Баккегатен. «Тебе сюда!» – сообщала надпись под картой.
Рике перебирала в уме варианты, уже запрыгивая в сапоги и выбегая из дома. Кто-то решил глупо пошутить? Но для этого надо было взломать аккаунт и подключиться к телефону. Зачем и кому понадобилось влезать в её мобильник?
Она запустила руку в карман и вытащила розового слонёнка. Игрушка высохла и смешно топорщила уши.
– Это ты? – спросила у него Рике. – Ты меня ведёшь?
Никакого отклика она не получила, да и смешно было надеяться, что слонёнок вдруг оживёт и ответит: «Да, это я!». Вздохнув, девочка спрятала игрушку обратно в карман.
Интуиция, однако же, в последнее время Рике не подводила, и девочка, вытирая слёзы, пошла по линии, решив разбираться с возникающими вопросами по ходу дела. На экране телефона ползла мигающая точка – она сама.
На пересечении Баккегатен с Ханс Хогес зелёная линия мигнула и пропала. И тут же зажглась вновь. Теперь она вела по Ханс Хогес до пересечения с Йенс Рольфсенс и направо. «Тебе сюда!» – игриво мигнуло на экране. Рике поспешила мимо белёных домов с кружевными занавесками и белых дощатых заборчиков по указанному маршруту.
Так она пробежала по Репслагергатен и Репслагербаккен на Ладегерд-Атлантистен и через несколько минут остановилась у ворот дома 45. Калитка была приоткрыта. «Тебе сюда!» – настаивал навигатор. Линия вела в обход. Рике нерешительно вошла во двор. Если хозяева спросят, что я здесь делаю, скажу, что ищу брата, подумала она.
– Улле! Братик! – позвала Рике.
За домом росло несколько пышных кустов с почти полностью уже облетевшей листвой. Под ними прямо на газоне сидел Улаф и радостно тискал здоровенного рыжего кота. Котяра увидел Рике, фыркнул, и тут же вырвался у мальчика из рук, сиганув в кусты. На дереве, росшем у забора, сидел крупный чёрный ворон.
От облегчения ноги у девочки подкосились. Она плюхнулась на землю рядом с братом, схватив Улафа в охапку и прижав к себе.
– Боже мой, Улле, как ты нас всех напугал! – плача и смеясь, Рике гладила брата по голове. Тот сидел тихонько, как мышонок. – Никогда больше не уходи без меня, слышишь?..
Ей показалось, что Улле вдруг внимательно и остро глянул в лицо. От удивления глаза Рике широко открылась, но нет, мальчик был так же безучастен, как всегда.
Телефон разразился мелодией из «Манила-Парка», которая у Рике стояла на родительские звонки.
– Папа! Я нашла его! Да, улица Ладегерд-Атлантистен, 45!
Ворон, каркнув, поднялся в воздух и скрылся за домом.
Рике с братом стояли у калитки, когда буквально через три минуты примчался отец с Ирмой, а за ними полиция. Мачеха кинулась ощупывать сына, проверяя, цел ли он, и всё ли с ним в порядке. Полицейские деловито доложили по рации об отмене спецоперации по поиску. Один из офицеров позвонил в дверь дома, во дворе которого Рике нашла брата, но ему никто не открыл.
Соседи уже вышли на улицу, и один из них крикнул полицейскому, что хозяйка четыре дня как в отъезде, и вернётся только послезавтра.
– А кто здесь живет? – спросил офицер.
– Лунд, – ответил ему мужчина, который сказал, что хозяйки нет дома. – Госпожа Илзе Лунд. Одна живет, дети у ней разъехались. Вот к дочке в Осло свидеться укатила.
По спине Рике пробежал холодок. Все страньше и страньше, как говаривала Алиса из Страны чудес.
– Ри, солнышко, а как же ты нашла Улле? – Отец внимательно смотрел на дочь.
– Пап, поехали домой, я по дороге расскажу, – Рике уселась в машину, уже понимая, насколько дико будет выглядеть история с навигатором. И принялась срочно сочинять на ходу. – Мы с ним раз тут гуляли, и я решила поискать, вдруг он мог забрести сюда снова… А потом смотрю – калитка приоткрыта, ну я и заглянула.
Уже ближе к ночи, когда всеобщее возбуждение пошло на убыль, а Улаф был по двадцатому разу обласкан пополам с нравоучениями о том, как нехорошо уходить из садика самому, девочка вытащила из ящика стола визитку, которую дала ей тогда странная женщина. На белой карточке с розовой каймой значилось: «Илзе Лунд, дипломированная медсестра. Забота и уход. Все виды медицинских процедур. Тролльхавен, Ладегерд-Атлантистен, 45». И телефон.
Посидев с минуту, Рике дрожащим пальцем набрала номер.
Глава 4. Серый запах тревоги
1
Рике исполнилось восемь, когда родился Улаф. За полтора года, что Ирма жила с ними, она уже привыкла к новой женщине в доме, хотя ни разу не назвала ее «мамой». Да и сама Ирма была ласкова к падчерице, так рано оставшейся без матери. Но свой ребёнок – это свой ребёнок.
В день, когда отец привез Ирму из клиники с маленьким одеяльным свертком в руках, Рике взревновала, закрылась в комнате, и не хотела никого видеть. Ирма, занятая материнскими заботами о младенце, не обиделась. Она понимала чувства приёмной дочери. А чуть погодя отец постучался к Рике и поговорил с ней. Вскоре девочка вышла к родителям и впервые взглянула на братика.
Улле рос, как все младенцы, – с ночными бдениями, плачем и газиками, с узнаванием родных лиц и забавным лепетом. Он смешно ползал по полу – подогнув одну ножку и вытянув другую, быстро загребал руками и стремительно перемещался по дому. Когда брат в первый раз пошёл сам, он бегал по гостиной от стола к дивану, смеясь, а Рике страховала его, чтоб не упал.
Он разбрасывал игрушки сестры и рвал её книжки. Рике иногда выходила из себя, но не срывалась на брате. Если становилось невмоготу, она колотила подушку на кровати.
Шли месяцы, и девочка уже не представляла времени, когда Улле ещё не было в их жизни. Приходя из школы, Рике посвящала младшего брата в тайны букв и цифр. Преисполненная гордости, она объясняла Улафу, почему небо синее, отчего бывает прилив, что такое звёзды и как устроен человеческий организм.
В четыре Улле освоил двухколёсный велосипед и шустро колесил на нем по участку и детской площадке. Мальчик рос активным и любознательным. Дружелюбие и лёгкий характер помогли ему обзавестись множеством друзей в садике и среди соседских детей.
Улаф живо интересовался всем, что работает и движется – часами, механизмами, автомобилями, поездами. Отец водил их с Рике в Технологический музей, и там мальчик долго мог разглядывать, как крутятся шестерёнки, цепляются друг за друга зубчатые передачи, разжимаются пружины или ходят поршни. Особый восторг у него вызвала постоянная экспозиция «Механизмы Леонардо», где воссозданные по чертежам великого италийца машины можно было трогать, и делать с ними всё, на что хватало фантазии.
– У нас хороший потенциал, – посмеиваясь, говорил Ларс Тьоре.
В тот субботний летний день с утра ярко светило солнце. Отец был на работе в порту, Ирма и Рике, в шортах и топиках, копались во дворе на клумбе, высаживая купленную на днях новую рассаду. Девочка помогала мачехе, подавая картонные горшочки. Колхикумы, объясняла Ирма, красивые неприхотливые цветы, а зацветут они в сентябре, когда большинство растений уже сбрасывают листву. Улле играл под росшим за домом старым дубом, катая свои машинки.
Часам к одиннадцати небо быстро затянуло облаками, поднялся ветер, становившийся всё сильнее. Неподалёку громыхнул гром. Ирма сняла перчатки и вздохнула.
– Гроза будет. Ри, сполосни, пожалуйста, инструменты, и отнеси их в сарай, а я приберусь на клумбе и дорожке. Улле! – повысила она голос. – Собирай игрушки и давай-ка в дом!
– Сейчас, мам! – отозвался Улаф. Он бросил свои машинки и забрался на качели, которые отец приладил на нижнюю ветвь дуба, удобно отходившую от дерева под прямым углом на высоте пары метров. – Минутку покачаюсь!
– Быстренько! А то сейчас как ливанёт!
Рике помыла садовый инструмент из шланга и занесла его в сарай. Поэтому удара молнии она не видела. Только стены на мгновение перестали существовать, превратившись в ослепительное белое сияние. Раскат грома был такой силы, что девочка повалилась на пол, как куль муки, не выпустив из рук грабельки и лопатку. Что-то слышать снова она начала только минут через пять, и страшного крика Ирмы не слышала тоже.
Оглушённая Рике выбралась из сарая. Старый дуб дымился. Его верхушка была раскурочена, и там догорали ветки. У дерева, над лежащим навзничь Улафом, склонилась Ирма. Рике подбежала к ним.
Брат был неестественного серо-зелёного цвета. Ирма щупала пульс у него на горле. Затем подхватила Улафа на руки и побежала в дом, кинув на Рике безумный взгляд. Девочка словно в ступоре поплелась следом.
Ирма уложила сына на диван и уже кричала в телефон:
– Ню Сандвиксвьен, семьдесят восемь! Молния ударила в дерево, пострадал ребенок! Да, да! Жив! Умоляю, быстрее! Да, я поняла!
Она опустилась на колени возле дивана, просунув правую руку под лопатки сына, а левой зажав ему нос. Голова Улафа запрокинулась, рот открылся, и Ирма вдохнула ему воздух. Грудь мальчика приподнялась, и опустилась, когда мать оторвалась от его рта.
– Ри, намочи полотенце холодной водой и сюда! – выдохнула она.
Рике побежала на кухню, и вернулась с мокрым полотенцем. Ирма положила его Улафу на лоб, и еще несколько раз выдохнула ему в рот, одновременно надавливая правой рукой на грудь сына.
На улице послышалась сирена скорой.
Рике впустила врачей. Осмотреть мальчика им хватило нескольких секунд.
– Отойдите! – приказала Ирме подтянутая женщина средних лет. Медики открыли принесенный ими чемоданчик. Смуглый высокий брюнет подвинул стол к дивану, поставив на него чемодан, а женщина достала два металлических диска с ручками. От них к чемоданчику тянулись закрученные в спираль толстые провода.
– Разряд! – бросила женщина. Смуглый парень нажал кнопку, и Улафа зримо тряхнуло.
– Еще разряд! – повторила женщина-медик. Мальчика снова тряхнуло, и он с громким хрипом сделал вдох.
– Есть сердцебиение! – торжествующе произнесла реаниматолог. – Вы мама? – повернулась она к Ирме.
– Да, я мама, – плачущим голосом отозвалась Ирма. По ее щекам катились крупные слезы.
– Поедете с нами. После поражения молнией необходима госпитализация. Где отец?
– Я сейчас позвоню, он на работе…
Доктор собрала чемоданчик, и смуглый парень унес его в машину. Улаф дышал, но еще не пришел в себя. Мачеха сбивчиво говорила по телефону.
– В машину! – скомандовала врач. Ирма подхватила сына на руки. Рике замерла в дверях, не зная, что делать.
– Жди папу, – обернулась к ней мачеха. – Он скоро приедет.
Рике молча кивнула. Больше она никогда не видела прежнего весёлого и активного брата. Домой вернулся, казалось, совсем другой ребёнок.
Улаф и Ирма провели в больнице два дня.
Вечером воскресенья Улле пришел в себя.
В понедельник Рике смотрела через окно палаты, как брат лежит на кровати, уставясь в потолок. К руке его тянулась трубка капельницы. Ирма сидела рядом в кресле, забывшись коротким сном.
– Врачи говорят, тяжёлое повреждение коры мозга, – тихо сказал отец, положив Рике руку на плечо.
– Он поправится?
– Никто не может обещать ничего опредёленного…
Ларс разбудил жену, отправив её вместе с Рике.
– Тебе нужно отдохнуть. Езжай домой, – просто сказал он.
Ирма послушалась, но вечером снова поехала дежурить у постели сына.
Утром во вторник осунувшийся Ларс Тьоре открыл калитку перед женой и Улле. Под глазами у Ирмы залегли черные тени.
Мать держала Улафа за руку, хотя шёл он сам. Мальчик двигался вяло, как бы нехотя. Глаза его, раньше живые и острые, все подмечающие, теперь блуждали из стороны в сторону, время от времени замирая на чем-то своём.
Рике подбежала к ним, и обняла Ирму и брата. Мачеха со всхлипом погладила ее по голове, а Улаф не обратил на сестру никакого внимания.
Он часто понимал, что ему говорят, послушно ел, ходил в туалет, хотя мог сходить и под себя. Изредка он «включался», и почти становился прежним Улафом. Почти… Но подавляющую часть времени мальчик пребывал в своем мире, причем никто даже не знал, есть ли он вообще, этот мир. В такие моменты, если его испугать, или даже просто случилась неожиданность – например, пища оказалась слишком горячей, то мальчик мог впасть в истерику надолго – кричать, брыкаться, прятаться. Или же – чаще – впадал в кататоническое состояние, похожее на кому. Он забыл, или ему просто стали неинтересны все его прежние увлечения. «Овощ», называли таких людей за глаза. И, хотя «овощ» ходил, и даже порой соображал, но из жизни он выпадал совершенно.
Начались хождения по врачам. Ездили в Дойчланд к светилам европейской медицины, а в Медицинском университете делали видеоконсилиум с докторами из Соединённых Государств.
Светила и профессора разводили руками. У Улафа диагностировали травматическое расстройство аутического спектра, но большего сказать не могли. Сам мальчик информации тоже не добавлял. Единственная надежда, говорили врачи, на то, что растущий организм со временем преодолеет последствия электрического шока и восстановит поврежденный мозг. Но надежда была слабой.
Ситуацию осложняло и то, что методы лечения аутизма, зарекомендовавшие себя, в случае Улафа не годились. Он продолжал ходить в свой садик неподалеку от школы Рике. Девочка отвозила туда брата, когда сама ехала на уроки.
Родители все меньше говорили о новых разработках в области преодоления аутических синдромов. Рике было так жалко брата, что порой она ночью ревела в подушку. А утром успокаивала себя – хорошо, хоть жив остался.
В Нордланде дети идут в первый класс в год своего шестилетия. Воспитатели садика рекомендовали оставить мальчика в подготовительной группе ещё хотя бы на год. Улучшение было маловероятно, но вдруг?..
2
Всё на свете было тканью.
Не какой-то там «тканью мироздания», придуманной людьми с богатой фантазией, а обычной тканью – сотканной из цветных нитей. Если присмотреться, видно было, что нити тоже сплетены из тончайших цветных ворсинок. Цвета были столь глубоки и насыщены, что казались реальнее всего остального, и было их столько, что не сосчитать.
Все предметы, люди, да и сам мир лежали на этой ткани, катались по ней туда-сюда. Чем тяжелей был предмет или человек, тем глубже он продавливал ткань, и тогда близлежащие предметы и люди скатывались к нему, в его углубление. Наблюдать за этим было интересней всего на свете.
Последнее, что он помнил из прошлой жизни – старый дуб, качели, вспышка… а потом открыл глаза – и погрузился в тканевый мир цветных тягуче-быстрых нитей. И прошлое так быстро ушло, что казалось совсем ненастоящим, и вспоминать о нём не хотелось. Хотя порой оно без спроса влазило само.
А ткань, казалось, ткала себя. Нити тянулись отовсюду, соединяя между собой ранее не связанные вещи, или вдруг обрывались, и связь пропадала.
Сотканные из цветных светящихся нитей предметы иногда обретали объём, тускнели, и превращались в прошлую жизнь – маму, папу, Рике или комнаты его дома. Они могли обернуться зубной щёткой или унитазом, игрушкой или внезапным пронзительным звуком, вкусом супа или его именем. А потом снова становились кусками ткани. Изо рта у людей выходили цвета, которые сплетались с цветами других людей и предметов, создавая причудливые комбинации.
Ткань время от времени рвалась, образуя прорехи, которые быстро затягивались или долго зияли дырами – большими и не очень. В дыры могли проваливаться люди и предметы, причём часто задолго до образования прорехи уже было понятно, кто или что в неё попадёт.
В ткани жили существа, которых Улаф раньше не мог видеть. Некоторые маскировались под нити, какие-то выглядели, как кусочки ткани, или вообще как блики света. Эти существа, как и сами нити, пахли. Пахли тоже по-разному – приятно, обычно, а порой и отвратительно. Существа не видели Улафа, но почему-то обходили его стороной.
Иногда в вышине, или посреди ткани, или даже под ней проявлялись огромные светящиеся клубки – размером с дом. А то и с целый город. Они были чаще всего одноцветные, ярко сияющие. Выпускали и вбирали в себя нити, жили своей жизнью, исчезали, растворяясь в ткани, а могли и подолгу маячить над границей видимого.
По нитям можно было путешествовать – так далеко, как Улафу хотелось. Если внимательно присмотреться к любой нити, то становилось видно всё, с чем она соединяется, и эти связи вели дальше и дальше.
Мальчик наблюдал, как нити отдёргивались от сплетённого из них контура человека, и этот контур быстро осыпался прахом. Нити стремительно вытягивались из здания, и здание превращалось в груду кирпича и клубы пыли, медленно оседающие на руины. Куски ткани накладывались друг на друга, и там появлялось что-то новое, чего ещё не бывало.
В прошлой жизни, оказалось, тоже были существа, для которых ткань мира не являлось тайной – кошки. Они говорили между собой языком запахов и цветов, которыми окрашивались издаваемые ими звуки. Поняв, что Улаф тоже видит это великолепие, кошки было заинтересовались мальчиком, но довольно быстро перестали любопытничать – ведь Улаф только смотрел, и никак не влиял на ткань.
3
Единственное, на что Улле реагировал практически как обычный ребёнок, были мультики. Почему-то Рике это совсем не удивляло.
Когда на экране начинали проказить рисованные герои, глаза мальчика фокусировались, и брат становился похож на себя прежнего. Жаль, что этого можно было добиться только таким способом. Но зато включённый детский канал давал надёжную гарантию, что Улаф будет сидеть на месте, пока его старшая сестра занята своими делами.
В мире цветных нитей время от времени появлялось окошко из прежней жизни. Все дети любят мультфильмы, и Улаф Тьоре не был исключением. В первый же день, когда мальчик с Ирмой приехали из больницы, Рике по привычке включила телевизор и нажала кнопку детского канала. Брат уже через несколько секунд оживился, залез на диван и уставился в телек. Но надежда умерла так же быстро, как и появилась. Улаф не реагировал ни на что, кроме мультиков, и в остальном был так же отрешён и недоступен.
Для Улафа это выглядело иначе. Перетекающие цветные нити раздвигались, и в образовавшемся окне появлялись знакомые герои – Стури и кораблик Элиас, полицейский автомобильчик Плодди, Солан и Людвиг, и другие любимые норвегскими детьми герои. Это было ничуть не скучнее, чем тканевый мир. Только вот через время окошко всегда закрывалось, и мальчик снова уплывал по течению цветов и красок.
Однажды он вгляделся пристальнее – и за окошком с мультиком обнаружилась другая ткань, полупрозрачная, похожая на туман. Так Улаф впервые увидел подкладку.
Подкладка тоже оказалась везде. Даже в моменты, когда он ненадолго возвращался в прежнюю жизнь, подкладка не пропадала. Она пряталась в стенах и под полом, по прозрачным линиям пульсировали слабые сполохи тусклого белого свечения.
Это свечение зажигало лампы на потолке и включало телевизор. Запускало стиральную машину и компьютер Рике. От него холодил холодильник и горячела плита.
Когда Улаф привык видеть этот свет, он сделал новое открытие. Подкладка, как и ткань, тоже пронизывала всё. Только увидеть её без подготовки было намного труднее, чем яркие цветные нити. Прозрачные линии подкладки тянулась к телефонам родителей и Рике, даже когда они просто лежали без дела. А когда по ним разговаривали, эти линии прямо-таки набухали светом.
4
Последнее время Улле смутно тревожился. Хотя, если бы вы знали этого ребёнка, вряд ли бы так решили. Его отсутствующий вид говорил: мне вообще нет дела до этого мира, шли бы вы все подальше. Никто даже не догадывался, в каком насыщенном пространстве на самом деле существует Улаф Тьоре.
Тревожное ощущение началось с запаха. Он маячил на границе сознания, изредка напоминая о себе, но постепенно становился сильнее. Мальчик несколько дней вспоминал, где он раньше мог чувствовать такой запах. И вспомнил: однажды, когда они с родителями были в зоопарке, смотритель показывал, как кормят змей. Он открыл клетку с мышами, и кидал маленьких серых зверьков в террариум, где рептилии наслаждались трапезой. Улаф ощутил, как пахнет мышами, еще когда они сидели в своей клетке. Мыши пока не знали, что их ждёт, и это был запах тревоги. Когда они попадались на глаза змее, запах резко усиливался – это уже был запах страха.
Вот такой серый запах некоторое время назад стал иногда перебивать остальные запахи тканевого мира. С чем это было связано, Улаф не знал.
Поразмыслив, мальчик вспомнил, что на мышей охотятся кошки. Несколько этих животных частенько околачивались в окрестностях садика, где Улле проводил будние дни. Он немного подумал, как привлечь внимание кого-нибудь из них, потом поднял руку и дёрнул за ближайшую цветную нить. Входившая в игровую комнату Ульрика – одна из воспитательниц, споткнулась на ровном месте, и плюхнулась на четвереньки, вызвав весёлый смех детей. Улле понял принцип. Улучив момент, когда одна из кошек прогуливалась неподалеку, Улаф дёрнул за ведущую к ней нить ярко-жёлтого цвета. Кошка свалилась с забора в кусты и, страшно оскорблённая, ретировалась, не став вступать с мальчиком ни в какие разговоры.
На следующий день Улле приметил большого рыжего котяру, который шел по своей нити, лениво помахивая хвостом. В этот раз мальчик осторожненько потянул за нить, и кот обратил на него внимание. Улаф показал коту запах. И кот заинтересовался. На следующий день он привел ещё и худую черную кошку – показать ей Улафа. Но коты ничего не ответили мальчику об источнике запаха, и через пару дней совсем пропали.
В тот день, когда Рике с Улафом попались шайке Валета, серый запах стал преследовать мальчика, как только они вышли из школьных ворот. Улаф пропустил всё самое интересное, пребывая в обычной прострации, но одно помнил чётко: запах совершенно пропал, когда он оказался рядом с картинкой, изображающей женщину с младенцем. Руки сами потянулись взять её с собой.
С тех пор мальчик старался помнить про картинку. Рядом с ней никакого запаха не было, и тревоги тоже. Улаф прятал её в карман, выходя из дома. В тот день, когда он про нее забыл, всё и случилось.
Первая волна серого запаха накатила на него на остановке, однако Рике быстро втащила брата в трамвай, спасаясь от сумасшедшего. Там запах почти пропал, но возле школы снова усилился. Улле слабо трепыхался, только взволнованная сестра не обратила на него внимания.
В садике запах тревоги был сильный и устоявшийся. Улаф беспокойно слонялся из угла в угол, приводя воспитателей в замешательство. К концу дня мальчик уже почти привык к запаху, но тут появились кошки.
Глаза Улафа как раз скользили по ближним участкам ткани, когда рыжий кот дернул за одну из ведущих к Улле нитей. Он сразу увидел их – кот и его черная кошка сидели на соседней улице, наблюдая.
От кота довольно резко пахло – ароматом матёрого уличного зверя. Это и было его кошачье имя – резкий запах. Кошка же пахла чем-то почти домашним, но не совсем, так пахнет старый нежилой чердак, залитый солнечным светом. И её так и звали – мягко и тепло. Улаф ещё не очень разбирался в кошачьем языке.
Кошки могли говорить – не так как люди, по своему, но довольно понятно. Люди не понимали их языка, потому что не могли видеть всего того, что видели звери, а это было важной частью общения.
Они дали понять, что Улаф нужен им. «Зачем?», спросил мальчик. «Пойдём с нами, и мы тебе покажем», ответил кот. «Я не могу выйти, дверь заперта». «Скользни по нити, ты разве не умеешь?», удивилась кошка.
Когда на пару минут в игровой комнате вдруг не оказалось ни одного воспитателя, Улаф уже был готов. Он прошел в раздевалку и быстро оделся – если ему что-то требовалось, он совсем не был тем погружённым в себя «овощем», которым его привыкли воспринимать. Родители и Рике точно не устояли бы на ногах, увидь они эту картину.
Потом мальчик стал перед дверью, вытянул руки и шагнул вперёд. Сторонний наблюдатель увидел бы, что Улаф исчез – и сразу появился с другой стороны двери садика. А вот Улаф для себя никуда не исчезал. Он выбрал сплетение темно-зелёных нитей, стал на них, и скользнул сквозь дверь.
Это было не то, чтобы неприятно, но неправильно. Мальчик решил, что впредь не станет пользоваться этим способом прохождения сквозь двери, ну, может, только в самом крайнем случае.
Быстро пройдя через школьный двор, Улаф вышел на улицу. Коты не собирались его ждать – их хвосты уже исчезли за углом дома. Мальчик зашагал в ту сторону, разглядывая тканевый мир. Что интересно, кошки в нём выглядели так же, как и в обычном.
Быстрая прогулка вывела их на Пристань.
«Что вы мне хотели показать?», спросил Улаф.
«Смотри», сказала кошка.
Мальчик оглядывался, пытаясь понять, на что указывают коты. Те задрали морды вверх, и было не очень понятно, на что смотреть. Сквозь тканевый мир и его яркие нити слегка просвечивала подкладка световых импульсов, кое-где тусклыми пятнами проступал мир прежний. Не было ничего нового, чего Улаф бы еще не видел.
«Куда же смотреть?», переспросил он.
«Вверх», раздражённо ответила кошка, дёргая ухом. «Смотри вверх».
Улаф тоже задрал голову к небу.
Там мигали импульсы подкладки, цветные нити тянулись сквозь сияющие облака. И было в небесах что-то ещё…
Как на картинке со спрятанным персонажем, которого сначала не видишь, а когда обнаружил – удивляешься: где же ты был раньше? В небе проступали, проявлялись тёмные широкие полосы, не просто полосы – это были целые реки, и мальчик удивился, ведь до этого момента он тоже совершенно их не замечал. Было очень странно – как можно было их не видеть?
Они на глазах наливались чернотой. Текли и струились, совсем, как цветные нити тканевого мира, вот только они были гораздо больше и шире, целые потоки черноты. С разных сторон чёрные реки стекались к городу и извергались на него мрачными водопадами в нескольких местах. Их масса таяла, не долетая до земли еще довольно высоко. Обрывки и клочья мрачной субстанции разносило ветром.
«Что это?», спросил Улаф изумленно.
«Изнанка ткани», хмуро сказал рыжий кот. «Теперь ты видишь?».
«Да», ответил мальчик. «Для чего она, зачем?».
«Такое бывает, когда намечается плохое. Очень плохое», пробурчал кот. «Пошли, мы отведём тебя ещё в одно место».
«Куда?».
«Там ты дождёшься свою сестру», мягко ответила кошка. «Иди за нами».
Улаф снова зашагал за зверями, оглядываясь на страшноватую «изнанку».
Они быстро прошли несколько перекрёстков. Никто не обращал внимания на мальчика и двух котов, бегущих вроде бы каждый сам по себе.
С одного из «водопадов» изнанки в трёх-четырёх кварталах от них что-то свалилось вниз. Мальчик не разобрал, что это было. Крупная штука. А коты вообще не обратили внимания.
Но через несколько секунд встретились с этим «чем-то» нос к носу.
«Сюда», сказала кошка, и они с котом легко перепрыгнули невысокий белый заборчик одного из домов. Дом как дом, такой же, как и все остальные на улице. Пока Улаф шел к калитке, краем глаза уловил быстрое движение слева от себя.
Он посмотрел туда и оторопел. По улице, быстро перебирая жучиными лапами по цветным нитям, проскакивая сквозь деревья и столбы неслось нечто ужасное.
Существо, похожее на коричневого червяка с ножками, размером с крупную собаку, дёргаясь и извиваясь спешило прямо к мальчику. Вдруг оно застрекотало. Улаф не понял, чем стрекотал червяк, но тот поднял переднюю часть, и на брюхе у него открылась пасть с десятками шевелящихся жвал. Сомнений не было – мальчик видел тварь, и эта безглазая тварь видела его.
Издав сдавленный крик, Улаф шмыгнул в калитку, которая, к счастью, была не заперта. Он пробежал вдоль белёной стены дома, повернул за угол, и налетел на большие разросшиеся кусты, которыми в изобилии был усажен участок. Мимо него двумя молниями метнулись кошки.
Червяк уже заскочил во двор, и звери бросились на него. Со стороны показалось бы, что кошки дерутся друг с другом – с визгом, мельканием лап и летящими клочьями шерсти. Но Улаф видел, как не ожидавший нападения червяк машет своими лапами и щелкает жвалами на кошек. Когти и клыки животных оставляли на коже твари глубокие раны, ошмётки плоти разлетались в стороны и таяли, чёрной субстанцией впитываясь в почву.
Но и тварь не оставалась в долгу, царапая животных жучиными ногами с крючками на концах. Набравшись храбрости, мальчик схватил ветку, лежавшую на земле, и двинулся к месту драки.
Тварь поняла, что перевес не на её стороне. Добыча, казавшаяся столь доступной, вдруг обзавелась союзниками, и уже не собиралась сдаваться. Червяк попятился, отступил за угол дома, и задал стрекача. Звери, выгнув спины, преследовали его до забора.
«Что это было?», спросил их мальчик.
«Мне пора», сказала кошка, пропустив его вопрос мимо ушей. «Бьёт-В-Нос побудет тут с тобой».
И она проскользнула через приоткрытую калитку обратно на улицу.
Улаф обрадовался, что он разобрал имя хотя бы одного из его новых знакомцев.
«Что это было, Бьёт-В-Нос?», снова спросил он кота.
Рыжий зверь уселся на садовой дорожке, зализывая царапины. Мальчик сел рядом с ним.
«Это существо изнанки», через некоторое время отозвался кот.
«Он что, хотел напасть на меня?».
«Ты увидел изнанку, а это значит, что существа изнанки теперь тоже видят тебя».
«Это опасно?».
«Не думаю. Существо решило, что может поживиться, но теперь все такие твари знают, что с тобой лучше не связываться. Благодаря нам». И кот прищурился на Улафа так, что это сильно смахивало на довольную улыбку.
«А если они нападут, пока я сплю?».
«Если спишь, то ты их не видишь. А значит, они не видят тебя. И вообще, меньше думай об этом. Ты под защитой».
И кот кивнул на левое плечо мальчика.
«Что там?», опять настал черед удивляться Улафу.
Кот прекратил вылизываться и залез к нему на руки.
«Мы, кошки, много чего видим», туманно изрек он, устраиваясь поудобнее. «Давай, зови сестру».
– Как? – мальчик даже не заметил, что произнес это вслух.
«О-о-о», протянул Бьёт-В-Нос. «Всему тебя надо учить, прямо как дитя малое».
«Я и есть дитя малое», обиделся Улле.
«В твои годы я… А впрочем, ладно», передумал кот. «Цепляйся за подкладку, тянись к сестре, и показывай, что ты здесь».
Улаф попробовал. «Вот так?», спросил он кота.
«Ага», зевнул рыжий зверь. «Теперь подёргивай потихоньку, и нить выведет её к нам».
Они просидели несколько минут.
– Улле! Братик! – раздалось неподалеку.
Из-за дома появилась растрёпанная Рике. Глаза у нее припухли от слёз.
«Вот теперь и мне пора», буркнул кот. И шмыгнул в кусты.
Старшая сестра бросилась к мальчику, смеясь и плача от облегчения.
А Улаф опять скользнул в свой цветной мир, даже не узнав, что ещё никогда с «момента молнии» он не был настолько близко к возвращению в мир прежний.
Глава 5. Королева ведьм
1
Рике ещё раз нажала кнопку звонка. Никто не открывал. Тогда она стукнула в дверь – и та распахнулась, будто лишь ждала легкого толчка.
Девочка ступила в дом, и тут же из двери слева появилась госпожа Лунд, в розовой юбке и белом свитере с оленями.
– Здравствуй, Рике, – улыбнулась она. – Раздевайся, проходи.
– Здравствуйте, ммм… госпожа Лунд, – скованно ответила юная гостья.
– Просто Илзе, – поправила хозяйка.
Уселись за кухонный стол, и госпожа Лунд налила в чашки кофе.
– Угощайся.
Она подвинула к Рике плетёную корзинку с печеньем и конфетами.
– У тебя накопилось много вопросов, полагаю? – Госпожа Лунд тоже взяла печенье и вертела его в пальцах. Посмотрела на руки гостьи. – Красивый у тебя браслет.
Девочка кивнула и утвердительно промычала. Рот был набит печеньем, которое она нервно грызла, запивая кофе.
– Эфо мама шделала. – Браслет из белого бисера с красными снежинками давно стал предметом зависти всех модниц школы. – У нее тоже такой… Был.
Илзе Лунд вздохнула.
– Прости. Давай сначала расскажи мне, что произошло с тех пор, как мы виделись с вами в последний раз. Ведь и братик твой тоже как-то участвовал?..
Рике снова кивнула. Сбиваясь, перескакивая с одного на другое, путаясь в событиях, она пересказала женщине всё, что могла увязать с их первой странной встречей – про опасности, посыпавшиеся на нее, как из ведра, о пропаже Улафа и его мистическом обнаружении во дворе дома госпожи Лунд, про слонёнка, который спас её от грузовика. Она поднялась, вытащила игрушку из кармана куртки и положила на стол. Госпожа Лунд внимательно слушала рассказ Рике, изредка задавая уточняющие вопросы.
Когда девочка умолкла, еще с минуту стояла тишина.
– Надеюсь, милая, теперь ты понимаешь, насколько серьезно всё, что случилось. – Хозяйка дома внимательно взглянула Рике в глаза и покачала головой. – Нет, вижу, что ещё не понимаешь. Кажется, что это только цепь невероятных совпадений. Признаюсь, когда ты не появилась в последующие дни, и не позвонила, у меня тоже была мысль пустить все на самотёк.
Она ещё помолчала.
– Но ты позвонила. Значит, хоть пока и не веришь в Силы, которые взялись играть нашими жизнями, но как минимум подсознательно допускаешь такую возможность.
Госпожа Лунд наполнила опустевшие чашки новыми порциями кофе.
– Моя задача – показать тебе, что это правда. Что-то плохое хочет случиться, и ты можешь на это повлиять. Я сама не велика фигура. Даже вёльвой меня можно назвать лишь с натяжкой – была пара ярких видений, которые потом сбывались, но до прорицательницы далековато. Да ещё знаю я кое-что и кое-кого. Вот и всё. Но что знаю – тому могу научить, и на первых порах защитить. Уж это поможет хотя бы уберечься от недоброго, и понять, готова ли ты дальше идти. Согласна, милая?
– Согласна, Илзе, – с трудом произнесла Рике. Горло внезапно пересохло.
– Вот и славно. Не бойся, я тебя сильно нагружать не буду, поначалу покажу то, с чего сама начинала. Ещё кофе хочешь?
– Нет, спасибо.
– Тогда надевай куртку, пойдём прогуляемся. Я только сама переоденусь, подожди минутку, пожалуйста.
На Ладегерд-Атлантистен с фьорда дул довольно-таки сильный бриз, низко нависшие тучи роняли мелкие колючие капли. Девочка и женщина с сумочкой под мышкой неторопливо пошли к центру Тролльхавена.
Город строился вдоль фьорда, и улицы тянулись либо параллельно берегу, либо вверх, в горы. Рике и госпожа Лунд молча шагали вниз, постепенно спускаясь к Старому городу.
– А куда мы?.. – не выдержала молчания девочка.
– Зайдём в одно место, – туманно ответила Илзе. – Скоро сама увидишь.
Так в тишине они прошагали еще пару сотен метров. На улицах было пустынно – вечер субботы, лишь изредка мимо них проезжали автомобили.
– Илзе, скажите… – опять заговорила Рике. – А что всё-таки такое – магия? Или как правильно – волшебство?
Илзе вышла из задумчивости, взгляд ее просветлел.
– Верно будет и так, и так. И вообще по-всякому. Но большинство из нас зовет магию Силой, или же Искусством.
– Вас – волшебников?
– Ну, милая, я не волшебница. И очень мало кто может так себя называть. Хотя многие так делают, не имея на то оснований. Надеюсь, что ты как раз волшебницей станешь, хотя если нет – тоже не беда. Так вот, из «нас» – то есть из тех, кто немного понимает, что миром правят не только физические законы и происки политиков. Есть другие Силы и законы, скрытые от непосвящённых. Однако если ты любознательна плюс имеешь хоть капельку таланта, то этот мир может приоткрыть свои тайны.
– А как его увидеть? Как это происходит?
– Совсем скоро покажу, – улыбнулась женщина. – А происходит магия так же, как и всё остальное. Вот, например, человек решает построить дом. Задумывает его, у него появляется замысел. Потом составляет план на бумаге – чертёж, смету и всё такое. С помощью инструментов и механизмов из строительных материалов возводит здание. Его намерение воплотилось в этом доме. В магии всё точно так же. Допустим, ты хочешь, чтобы что-то появилось, материализовалось, как тот дом. Или, чтоб произошло какое-нибудь событие. То есть у тебя появился замысел. Если необходимо, то можно составить план, хотя гораздо чаще мы обходимся без него. Ведь такие капитальные вещи, как дом, мы планируем нечасто. Обычно же всё просто, как сходить за продуктами. Иногда у тебя есть инструменты, иногда они не нужны. Строительные материалы – это твоя сила, плюс Силы, которые тебе помогают, как техника на стройке. Но есть одно отличие. Надо зафиксировать намерение. Намерение – это не «хочу», не «вот бы здорово, чтобы…». Это отчётливо и совершенно твёрдо, как когда собираешься выпить кружку воды, уже налила её в стакан – и вряд ли тебе что-нибудь помешает.
– Кажется, я понимаю, – сказала девочка. – Кроме намерения. Как его фиксировать?
– Этому легко научиться, милая. В последнее время напридумывали всяких названий – аффирмации, визуализации там, прости господи. Я же вот что тебе скажу: надо образ своего сбывшегося намерения закрепить в сознании, так чтобы он постоянно маячил в уголке. И вспоминать о нем почаще с радостью и удовольствием. Тогда-то Силы тебе его и притянут. Ну, и формулу магическую нелишне придумать. Вот если собираешься волшебницей стать, то говори что-нибудь вроде: я самая могущественная чародейка всей Европы! Запомни и повторяй каждый день раз по триста. И представляй картинку: вот, стоишь ты такая, вся в парче и жемчугах, в мантии магической, и творишь волшебство могущественное, светлое и благое. Со временем сама поверишь, а там и не заметишь, как тебя все зауважают со страшной силой, – и Илзе тихонько хихикнула. – Это первое моё тебе задание. И важный момент – не трепись и не хвастайся своими успехами. А то весь пар в свисток уйдёт.
За разговором они подошли к Центральному парку. Справа темнела громада крепости Тролленхус, слева высились башня Розенкройца и колокольня Кафедрального собора, а впереди стоял красавец Национальный театр, гордость Тролльхавена и центр культурной жизни не только для их фюльке, но и для всех соседних, не считая, пожалуй, лишь столицу.
Рике и её провожатая обогнули театр, и по дорожке подошли к неприметной металлической двери, упрятанной в нише за углом левого крыла. «Служебный вход: только для персонала», гласила табличка.
Илзе нажала кнопку звонка на переговорном устройстве рядом с дверью. Вспыхнула лампочка вызова.
– Госпожа Лунд? – раздался дребезжащий голос из динамика. – Доброго вечерочка. А кто это с вами?
– Здравствуйте, господин Аарвик. Это моя… племянница Эрика. Хочу ей показать театр, так сказать, изнутри. Впустите нас ненадолго?
– Мда, приобщить, значит, решили девчушку к прекрасному, хе-хе. Ну что ж, пожалуй, пущу, раз уж пришли, да и то сказать, как не пустить. Заходите тогда, куда идти вы знаете, значит. Только уж там поаккуратней.
Дверь щёлкнула, открываясь.
Госпожа Лунд взяла Рике за руку и они вошли в полутёмный коридор, освещённый лишь неяркими дежурными лампами. На розоватых стенах висели чёрно-белые фотографии актёров театра и спектаклей, шедших в нем в разные годы.
– А что, он сам нас не встретит? – прошептала Рике.
– Нет, – так же тихо ответила Илзе. – Он в мониторной, зачем ещё к нам подниматься. Господин смотритель Аарвик прекрасно видит всё на своих экранах, – и показала на маленькую зеркальную полусферу камеры, укрепленную на потолке.
– Ваш знакомый?
– Я ему оказала как-то услугу. С тех пор господин Аарвик считает себя обязанным, – серьёзно произнесла Илзе.
Коридором, потом еще одним женщина и её юная спутница вышли к лестнице в несколько ступенек. За ней светлела деревянная дверь. Илзе открыла её и они оказались в огромном, тихом и тёмном пространстве.
– Нам повезло, – сказала Илзе. – Сейчас как раз идут профилактические работы, и театр закрыт на две недели. Иначе здесь было бы полно народу, а в ярком свете софитов ты ничего никогда не увидишь.
– Что я должна увидеть? – удивилась Рике.
Они стояли на сцене. Зрительный зал поднимался от неё уступами бархатных кресел. Глаза девочки привыкли к полутьме, которую едва рассеивал всё тот же неяркий дежурный свет. Вторым ярусом над залом нависали массивные золочёные ложи. Слева и справа темнели полотнища занавеса, который сейчас был раздвинут.
– Подними-ка руку, – сказала Илзе.
Рике послушно подняла правую руку.
– Смотри на свою ладонь. А теперь – сквозь неё на стену. Не моргай.
Девочка перевела взгляд с ладони на дальнюю стену зала. Уйдя из фокуса, рука сразу раздвоилась, очертания её размылись.
– Можешь закрыть один глаз, так поначалу удобнее, – посоветовала девочке наставница.
Рике послушалась. Рука вернулась к единственности.
– Медленно подвигай ей влево-вправо. Скажи, что ты видишь?
Продолжая смотреть «сквозь» руку, Рике поводила ей в разные стороны.
– Это вот эта дымка светящаяся, да?
Илзе довольно улыбнулась.
– Умница. Можешь себя поздравить, ты научилась видеть то, что люди называют аурой. Попробуй свести перед собой две ладони с растопыренными пальцами, так чтобы аура пальцев соединилась.
Рике попробовала.
– А теперь медленно раздвигай руки…
Светящаяся дымка, соединявшая пальцы Рикиных рук, потянулась вслед за ними, и образовала четыре хорошо различимые полоски. Стоило развести руки пошире, и полоски пропали.
– Ух ты! – воскликнула девочка. Это было… неожиданно!
– Теперь посмотри на меня так же, как на свои руки. Как бы «сквозь» меня. – Илзе встала так, чтобы быть между Рике и тёмным участком стены. – Видишь?
– Вижу! – выдохнула потрясённая ученица. Над головой и плечами Илзе слабо светилась такая же дымка. Надо только было расфокусировать взгляд, и она почти сразу становилась видна. – Блин, как круто! Девочки в школе просто упадут!
– Тсс. Смотри на меня. – Илзе не спеша прошлась вдоль края сцены. Ее «аура» следовала за ней, легонько колыхаясь, словно колеблемая ветерком.
– Я… я вижу! Вот это да! Я и не представляла, что это так просто! – засмеялась Рике.
– Это не всё. – На лице Илзе мелькнула лукавая улыбка. – Пойдём в зал.
Они спустились в зал, и поднялись вдоль нескольких рядов кресел. Женщина прошла в середину, села и показала девочке на сцену.
– Садись. Гляди сейчас туда. Пусть глаза минутку привыкнут, а потом медленно смещай фокус на задник.
Рике устроилась поудобнее. Она уставилась на сцену, даже не представляя, чего ожидать.
– В сороковом году, перед самой оккупацией, – тихим размеренным голосом заговорила Илзе, – самолет Рейха возвращался на базу в Финланде. Он отбомбился по морским коммуникациям у наших берегов. Но одна бомба – последняя – застряла у него в бомболюке.
Рике расфокусировала взгляд, представляя себе, что смотрит на заднюю стену сцены «сквозь» пространство на ней.
– Когда этот самолет был над Тролльхавеном, над самым центром города, – вкрадчиво продолжала госпожа Лунд, – застрявшая бомба высвободилась и полетела вниз.
Вся обстановка – тёмный пустой зал, тишина, монотонный рассказ Илзе – подействовали на девочку странным образом. Казалось, что она соскальзывает в полудрёму с открытыми глазами.
– В тот вечер в нашем театре давали «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Собралось множество народу, ведь было очевидно, что совсем скоро войска Рейха вступят в Норвег. И кто мог знать, когда ещё придётся увидеть пьесу великого англичанина в исполнении лучшей театральной труппы страны.
Рике показалось, что над сценой сгущается туман. Его едва различимые завитки в некоторых местах будто становились плотнее.
– Бомба попала в купол над сценой. Почти все актёры погибли, хотя в зале никто не пострадал.
Дымка приняла очертания человеческих фигур. Сотканные из такой же субстанции, какую Рике видела вокруг своих пальцев и головы Илзе, фигуры в странных одеяниях ходили по сцене, отвешивали друг другу поклоны и непринуждённо брали под руку дам. Девочка моргнула, но призраки оставались на своих местах. Это не было наваждением, это было совершенно реально!
В ужасе Рике вскочила с места. Тут же привидения исчезли, будто их сдуло ветром.
– Илзе!.. Госпожа Лунд!..
Илзе мягко удержала ученицу за руку.
– Спокойно, милая. Всё хорошо. Присядь.
Она достала из сумки бутылочку с водой.
– Вот. Попей.
Девочка сделала несколько судорожных глотков. От шока у нее заметно тряслись руки.
– Что это было? Я… Я…
– Ты что-то видела, – спокойно произнесла Илзе. – Как думаешь, что это было?
– Не… Не знаю… Пр… Привидения?..
– Ну, и они, конечно, тоже, – невозмутимо произнесла наставница. – Но не только. Хорошенько запомни этот день, милая моя. Потому что сегодня ты впервые видела магию.
2
На обществознании говорили о том, как был образован Нордланд и о современной политике. Господин Берг расхаживал перед доской на своих длинных и тонких ногах, как цапель (Рике немного сомневалась, но думала, что такая птица все-таки есть). Иногда он присаживался за свой стол. Но вскоре снова вскакивал и начинал мерить класс шагами.
– После Второй мировой войны, когда союзники разгромили Рейх, встал вопрос о послевоенном мироустройстве, – рассказывал он. – Красный Остланд захватил большие территории в Восточной Европе и сформировал в этих странах марионеточные правительства. У западных лидеров вызывала опасения агрессивная политика красных, у которых по итогам войны оказалась самая большая и боеспособная армия в мире. Красный диктатор был бы не прочь развязать новую войну, но его останавливало наличие у Соединённых Государств атомного оружия.
В этих условиях скандинавские страны преодолели разногласия, накопившиеся в период войны. Как я вам уже рассказывал, Денмарк и Норвег были оккупированы войсками Рейха, Сведен формально сохранял нейтралитет, но по факту являлся негласным союзником Дойчланда, а Финланд вообще воевал на стороне Морских Псов, мстя Остланду за поражение в Зимней войне 39-го–40-го годов.
Однако после войны очень усилилась опасность с Востока. В 1946-м году Денмарк, Норвег и Сведен заключили Нордландский договор, по которому обязывались вести общую внешнюю и оборонительную политику, под управлением Скандинавского совета. Через три года в Договор приняли Финланд. Все страны сохранили свой суверенитет и независимую внутреннюю политику, но захватить их в случае военного вторжения стало гораздо труднее. Вообще-то, мы стали прообразом Евросоюза и Оборонного блока, который создали Соединённые Государства в 1949-м году.
Господин Берг остановился перевести дух и выпить глоток воды.
Кирстен воспользовалась моментом:
– А зачем нам сейчас вообще это нужно? Ведь такие сложные темы проходят в старших классах, или даже в универе!
– Хороший вопрос, Кирстен, спасибо, – Георг оглядел всех семнадцать учеников. – Видишь ли, сейчас складывается довольно непростая ситуация с нашим восточным соседом. Правительство подозревает, что Остланд может попытаться оккупировать некоторые страны Европы. Поэтому вы должны быть в курсе дела. Сейчас я поясню. – Господин Берг потер переносицу, и снова зашагал перед доской.
– После падения Красной империи, – продолжил он, – пошли разговоры о том, что Нордланд изжил себя, как и Оборонный блок. Ведь коммунисты перестали существовать, как сила, показав свою несостоятельность. Бывшие страны-участницы Восточного блока хором запросились в Евросоюз, чтобы выйти из-под влияния распадающегося гиганта. Однако мы не стали по их примеру разбегаться в стороны, и время показало, что это было верным решением.
Нарастающие процессы демократизации в мире привели к ряду цветных революций в странах бывшей Красной империи, лидеры которых тоже хотели освободиться от руки Кремлина. В ответ на это Остланд неожиданно вторгся на территории некоторых из них. Испуганные этими процессами Литва и Поланд восстановили легендарную Речь Посполиту, традиционно бывшую защитным бастионом Запада от восточного варварства.
Когда процессы демократизации стали нарастать на Ближнем Востоке и в Северной Африке, большинство местных тираний тоже прошли через революции, свергнув своих диктаторов. Этот процесс получил название Арабской весны.
Значительно усилившийся в последнее время Остланд и там принял деятельное участие, введя свои войска в Ближнестан и поддерживая местного тирана. Их армия залила кровью эти древние земли, тысячами уничтожая мирных жителей, женщин и детей, применяя запрещенное химическое оружие и другие виды оружия массового поражения.
Так что пока рано распускать Нордландский договор и выходить из Оборонного блока. Имея на границе такого агрессивного соседа, мы и сами должны наращивать военный потенциал. Недавно стало известно про планы Остланда захватить Речь Посполиту за две недели, а также оккупировать Финланд и Сведен для размещения там своих военных баз.
Эйнар Маркен поднял руку.
– Георг, позвольте вопрос!
– Конечно, Эйнар, – кивнул ему учитель.
– Все-таки это дело политиков. Не вижу, зачем грузить подростков всей этой инфой. Мы же не пойдем служить в армию в пятнадцать лет?
Георг Берг покивал.
– Да, в чём-то ты прав. Но взгляни с другой стороны – если осси всё же оккупируют Нордланд или его часть, вы – сегодняшние дети – станете той силой, которая вернет свободу родной земле. И знать, как всё было на самом деле, вам будет совсем нелишне.
– А вот мой… – начал Эйнар, но тут затрезвонил школьный звонок.
– Перемена! – громко сказал учитель. – Но я вижу, что тема интересная. Мы можем обсудить её на следующем уроке.
Следующим занятием был инглиш, и вел его тоже господин Берг, замещая приболевшую госпожу Педерсен. Так что к обсуждению вернулись сразу после начала урока.
– Почему мы изучаем инглиш? – задал вопрос господин Берг. – Во-первых, это язык международного общения и делового мира. Во-вторых, в Соединённых Государствах живет огромное количество эмигрантов из Норвега, и кто знает, возможно и вы в будущем уедете строить карьеру в эту страну. А в-третьих – вы можете смотреть новостные каналы на инглише, которые дают полную картину событий. Наши союзники – Островная Империя и СГА – всегда боролись с красной угрозой. И мы сегодня стоим на переднем крае.
– А вот мой папа, – опять вклинился неугомонный Маркен, – говорит, что нас пичкают враньём. И про агрессию Остланда, и про Ближнестан, и про всё. Осси только защищают свои границы, они не хотят, чтобы повторилась ситуация, как во второй мировой, когда Дойчланд и Морские Псы чуть не уничтожили их как народ. А войну в Ближнестане развязали Соединённые Государства, чтобы под шумок проворачивать свои делишки. И осси вообще незачем нападать на Речь Посполиту или Нордланд, потому что…
– Стоп-стоп, Эйнар, – замахал руками учитель. – Где твой папа всего этого набрался?
– Он смотрит Остланд Тудей, кстати, на инглише! И говорит, что там показывают правду, а вот всякие Би-Би-Си и Си-Эн-Эн врут, как проклятые, а наши каналы…
Господин Берг внезапно рассердился.
– Я больше не хочу этого слышать на моем уроке! – почти крикнул он. – Остланд Тудей – это канал кремлинской пропаганды, чтобы засорять головы людям опасным мусором! – Он прошагал к своему столу и сел. – Всё! Дискуссия окончена. Перейдем к теме урока.
Ученики исподтишка переглядывались. Они ещё не видели учителя таким сердитым.
К концу урока Георг немного отошёл.
– Хорошо, – примирительно сказал он. – Предлагаю всем желающим составить доклад по истории Тролльхавена или Норвега. Можно даже на инглише. Эта работа пойдет в ваше портфолио к окончанию школы. Скажите мне, кто готов взяться.
Три или четыре руки поднялись в ответ. Рике секунду подумала, и присоединилась к желающим.
3
За нахлынувшими событиями она и не заметила, как прошел почти весь ноябрь.
В эту субботу Рике с Илзе сели на Тибанен и поехали на другой конец города, к Техническому музею.
Миновав стеклянный фасад, они вошли в дендрарий. Климат в Тролльхавене мягкий благодаря проходящему рядом с побережьем Гольфстриму. Хотя лето прохладное, но и зимой температура редко опускается ниже минус пяти. Поэтому в городском дендрарии прижились многие растения из более тёплых краёв. Посетителей почти не было, и они бродили по дорожкам в блаженном одиночестве.
– Хочу тебе рассказать легенду о создании нашего дендрария, – начала Илзе. – Не слыхала?
Рике покачала головой.
– Сам музей основал в позапрошлом веке один промышленник, Сварлен. Он строил железные дороги, и наш университет ему тоже весьма обязан.
Они прогуливались по дорожкам дендрария между зелёных листьев. Многие растения ещё даже цвели. Наиболее теплолюбивые укрыли в красивых застеклённых павильонах, вход в которые тоже был свободным.
– У этого Сварлена была невеста. Сам уже старый, вдовец, он решил взять в жёны одну совсем молоденькую девушку, известную своей красотой. А накануне свадьбы она бесследно исчезла.
С минуту Илзе шла в молчании.
– И её так и не нашли? – спросила Рике.
– Ходили слухи, – улыбнулась Илзе, – что к ней посватался принц эльфов, и она ушла в Полуденную страну. А вот Сварлен после этой истории слегка повредился в уме. Он потратил значительную часть своего капитала на разбивку этого сада, ставшего позднее городским дендрарием. Много лет сюда привозили экзотические растения со всего мира. Сварлен называл это место «Сады Любви», и надеялся, что сможет вернуть невесту красотой этих садов.
– Но не получилось, – полуутвердительно сказала девочка.
– А ты бы вернулась из страны эльфов к толстому старику? – засмеялась госпожа Лунд. – В итоге Сварлен трагически погиб именно в этих садах, якобы на него напал дикий зверь. Но там вообще тёмная история.
Они ещё погуляли по дорожкам, любуясь красотой, созданной природой и человеком.
Выйдя из дендрария, Илзе повела Рике к мысу, далеко вдававшемуся во фьорд. Они шли по старой улице, застроенной одно-двухэтажными зданиями начала прошлого, двадцатого века, и даже конца позапрошлого. Чистенькие деревянные домики радовали глаз, царила атмосфера уюта и покоя. Здесь тоже было очень малолюдно, а машины так совсем не ездили, будто и у них выдался выходной.
– Здесь раньше был рыбацкий район, – сказала Илзе. – Да и сейчас ещё рыбаки живут. Но всё больше домов пустуют.
Неширокая мощёная камнем улица постепенно забирала вверх. Опять начался небольшой дождик, и они накинули на головы капюшоны.
– А здесь был сиротский приют, еще с 1810-х годов. – Илзе остановилась перед опрятным фасадом жёлтого двухэтажного дома. – Есть легенда, что в нём жили брат с сестрой. Никто не хотел брать их к себе, потому что девочка была глуха, а мальчик – слеп. Тогда дети сделали картину и ушли в нее.
– Как это?
– Вот так. Пропали, осталась только эта картина.
– А что на ней?
– А ты как думаешь? – повернулась Илзе к девочке.
– Ммм. Полуденная страна?
– Надо же, – удивилась женщина. – Умница, знала я, что в тебе не ошиблась.
Наставница взяла Рике за руку, и они двинулись дальше.
– Скажи, что же ты видела тогда в театре?
– Ну, вы сказали, что я видела магию. Я сама решила, что призраков. Но вы, наверно, другой ответ хотите?
Рике пару минут подумала.
– Я бы сказала, что мы тогда увидели то, что всё время перед глазами. Но мы этого не замечаем, потому что или не умеем, или не хотим, или не верим в то, что видим.
– А что же тогда магия?
– Получается, что магия – тоже что-то такое, что все время у нас перед носом, но никто её не видит?
– Замечательно, Рике, просто замечательно. Магия включает и то, что ты сейчас сказала, и много больше. Со временем узнаешь. А вот то главное, что я тебе сегодня хотела показать. Край.
Они стояли на небольшой круглой площадке. Улица здесь разветвлялась под прямым углом, налево – обратно к побережью фьорда, и направо – к набережной вдоль мыса. А прямо перед ними стоял высокий забор из крашенной в зелёный цвет металлической сетки. «Проход запрещён! Опасно для жизни! Нарушителям – штраф 1500 крон!», строго предупреждали висящие через каждые несколько метров таблички.
За забором улица продолжалась – там так же тянулась дорога и стояли вдоль неё дома. Дома не деревянные, как в рыбацком квартале, а каменные, добротные. Но асфальтированное покрытие растрескалось, сквозь него пробивалась трава. В окнах отсутствовали стёкла, двери у многих домов стояли нараспашку, повсюду валялся мусор. Из нескольких проёмов вверх тянулись языки сажи, будто внутри полыхали пожары. Видно было, что в этих домах уже давно никто не живёт.
– Что за край? – спросила девочка. – Край мыса?
– Сам район раньше так называли – Край. Гнилое место. Во время оккупации здесь жили чиновники Рейха.
– А почему район закрыли? Дома вроде бы неплохие…
– Дойчи построили его на глиняном пласте, и Край постепенно сползает в море. Рыбаки там не строились, знали. А Морские Псы не провели достаточных изысканий из-за нехватки специалистов, у них все в других местах были задействованы вроде как. После войны сюда хотели заселить людей, но начались провалы грунта, а ближе к краю мыса некоторые дома просто обвалились. Даже загонять сюда технику для сноса опасно – может провалиться в жидкую глину. Поэтому власти в шестидесятых закрыли район, пускай, мол, сам разрушается.
– Аа, понятно. Я и не знала, что у нас есть такое место в городе.
– Здесь много всякого зла творилось, Рике. И во время оккупации, и после. Есть у меня чувство, что и новое зло, которое наползает на Тролльхавен, как-то связано с этим местом. Показываю, чтоб ты знала. У меня здесь старшая сестра погибла.
– Сестра? – смысл буднично сказанных слов не сразу дошел до Рике. – Ваша сестра?..
– Да, моя сестра. Я тебе как-нибудь расскажу, не хочу сегодня. Тяжёлая история.
Илзе повернулась налево и вытянула руку.
– Во-он там, километрах в десяти, дойчи собирались строить Норденштерн, столицу северных территорий. Когда война кончалась, они всё повзрывали, но много там еще страшных тайн, милая, помяни мое слово. И в нашем городе их немало. Поэтому-то тебе и нужна защита.
Они повернулись и пошли обратно, вниз по улице. Дождь на время перестал, и можно было снять капюшоны. Легкий бриз приятно освежал голову, играя волосами.
– Я сама-то защитница так себе. Хочу вот познакомить тебя с женщинами, которые поболе моего в магии понимают, я у некоторых из них училась, когда Силу в себе почувствовала. Есть в Тролльхавене ковен, так ведьмовская община называется. – Илзе подмигнула, и засмеялась. – В общем-то, неплохие тётки, хотя некоторые со странностями, да.
– А чему они меня учить будут?
– Я с ними ещё переговорю. Там посмотрим. Сначала кое-чему я тебя научу, а там и с ними пообщаешься. Я тебе вот, например, хочу показать как знаки видеть и мыслить. То есть образами, символами. А то мы больше-то словами думаем. Да и посвящение я тебе для начала дам, которое сама в свое время получила.
– Что за посвящение, Илзе?
– О-о, это штука важная и секретная. Но всему свое время, как говорится. А вот хорошим навыкам защиты от гадостей всяких – это ведьмы тебя научить могут. Сама я так и не научилась, все думала – незачем.
Они вышли к остановке Тибанена.
– Ты мне вот что скажи, Рике. – Женщина села на скамейку под навесом остановки, девочка примостилась рядом. – Ты намерение свое придумала? Образ, формулу магическую? Помнишь, я задание давала?
Рике вдруг застеснялась.
– Я… Ну, в общем, да, кое-что придумала…
– Расскажешь? Или это секрет?
– Ну да, вообще-то секрет… Но вам расскажу. – Девочка собралась с духом. – Если уж становиться волшебницей, то тогда самой сильной и лучшей. – Рике немного покраснела. – И я представляю себе, как лечу по небу, такая – в мантии и в одеждах белоснежных, а те, кто внизу, меня видят и радуются, потому что я их защитница и делаю для людей много хорошего.
– Прекрасно, – от глаз Илзе разбежались лучики смешливых морщинок. – Ну, а формулу придумала, чтоб повторять?
– Ага. – Рике стрельнула глазами по сторонам – не слышит ли кто, и шёпотом сказала:
– Я – королева ведьм.
– Что? – Её наставница поднесла руку к уху. – Что-то не расслышала.
– Я – королева ведьм, – сказала девочка погромче.
– Милая, ну разве же королева стесняется саму себя? Скажи-ка это по-королевски!
Рике набрала воздуху в грудь и крикнула:
– Я – королева ведьм!!!
И от домов мячиком запрыгало эхо её звонкого крика.
4
Доклад Рике произвел фурор.
Несколько дней она лазила в интернете, выискивая разные интересные истории о родном городе. Нашлась и легенда о призраках в театре (Рике страшно огорчилась, она всё же надеялась на свое первенство в этом вопросе), и история про Сады Любви Юльфа Сварлена, и мрачные рассказы об ужасах, творившихся в сиротском приюте близ Края. То, что происходило на Краю в годы оккупации и после, девочка решила не включать в доклад: на взгляд Рике, это было чересчур жутко, до неправдоподобия. Например, бредовая история про каннибалов из Морских Псов, поедавших детей из концлагеря. Однако, были и другие мистические истории, гораздо менее мрачные. Помог и отец, навскидку вспомнивший пару таких рассказов из своего детства, и посоветовавший сходить в городскую библиотеку.
В библиотеке Рике обрадовались, дали несколько хороших книг, напоили ее кофе с блинчиками и помогли грамотно скомпоновать сам доклад.
– Так приятно, когда молодёжь интересуется нашей историей, – сказал старший библиотекарь, щурясь от удовольствия.
Дома накануне урока девочка потренировалась читать распечатанный доклад перед родителями. Улле тихо смотрел мультики, пока сестра через пень-колоду презентовала свою работу.
– Прекрасно! – похвалила Ирма, и захлопала в ладоши.
– Согласен, – сказал Ларс Тьоре. – Есть только пара маленьких замечаний…
И они просидели почти весь вечер, расставляя акценты и ударения. Отец научил Рике основам риторики и некоторым азам ораторского искусства. Наконец, решили, что в таком виде доклад практически идеален.
На фоне работ остальных учеников, просто скачавших материалы из Википедии и подобных сайтов, доклад Рике, выступавшей последней, оказался сравним по эффекту с разорвавшейся бомбой.
– Ниче себе, Ри! – крикнула Грете. – Ты о таких местах знаешь, оказывается! А фига нас туда не водила ни разу?
– Ещё подруга! – со смехом поддержала ее Кирс.
– Можно экскурсию создать, «Мистический Тролльхавен», – предложил Эйнар Маркен.
– Это идея, – сказал господин Берг. – Эрика, где ты нашла такой потрясающий материал?
– Папа немного помог, – смущаясь, ответила девочка. – А потом в библиотеке, там классный один такой дядька…
Если уж я до сих пор не рассказала об Илзе даже ближайшим подругам, подумала Рике, то выкладывать про неё перед всем классом и подавно не стоит.
– Если не возражаешь, я поставлю его в ближайший выпуск нашей интернет-газеты. Ты же сохранила его у себя на диске? – Господин Берг по совместительству был еще и главредом школьного интернет-издания, которое он вместе с несколькими старшеклассниками готовил и выкладывал на сайт школы каждую неделю.
– Конечно, ставьте. Вам скинуть на почту?
– Да, Эрика, будь так любезна. Благодарю за великолепную работу, ты нас всех очень порадовала!
Рике и сама была рада поскорее отделаться от свалившейся на нее популярности. Но не тут-то было. На следующий день после опубликования «Городских легенд» подходили и стар, и млад – в основном поглазеть. Она пожаловалась Георгу Бергу на беспокойство – тот в ответ лишь похлопал ученицу по плечу:
– Не переживай. Слава быстротечна. Легко пришла, легко пройдёт. Я вот что хотел сказать, кстати: у нас есть место внештатного школьного репортёра. Поработаешь? В будущем может пригодиться. Делай поначалу любой интересный репортаж раз в две-три недели, а мы на тебя посмотрим. Идёт?
А что, подумала Рике. Идёт.
Соседка Лута Лайнен, встретив её в субботу утром перед домом, остановилась поболтать.
– Слушай, я читала у вас на сайте твою статью! Потрясно. Там написано, ты внештатный журналист?
– Совсем недавно, – улыбнулась девочка. – И не совсем заслуженно, я думаю.
– Не скромничай, – торжественно сказала Лута. – Мы теперь, получается, коллеги!
– Ой, получается, да!
– Так вот, коллега. У меня во вторник важный репортаж. Хочешь съездить, посмотреть, как делается настоящая журналистика?
– Хочу, наверно, – нерешительно сказала Рике. – А школа как?
– В школу я позвоню, не переживай. А у тебя зато такой материал появится!
– А куда поедем?
– Поедем в Герресборг. Помнишь, я репортаж делала, там беженцев из Ближнестана расселяли? Вот, будем снимать, как они живут.
– Ну ладно. Если только папа не против. Я ему скажу…
– Пойдём, я сама скажу. Такой талант, как у тебя, надо растить сызмала! – Со смехом ухватив Рике за руку, Лута потащила её к их калитке.
Глава 6. Чужаки в земле чужой
1
– Да ну, фигня все это, – заявила недоверчивая Грете.
– Подожди, – сказала Кирстен. – Дай я.
Она растопырила пальцы и уставилась «сквозь» них на классную доску – самый тёмный фон. Прошло секунд десять.
– Блин, Грете, смотри сама! – радостно воскликнула Кирстен. – Всё, как Рике говорит!
Она поднесла пальцы одной руки к другой и медленно развела их в стороны.
– Вау!!! – окончательно восхитилась девочка.
Грете тоже уставилась на свои пальцы. Потом схватила карандаш.
– Ха! – крикнула она. – Тут тоже «аура»! – Она свела два карандаша и потянула их в стороны. – Ха-ха! Липа это всё!
Рике и Кирстен свирепо уставились на свои карандаши.
– Блин, – жалобно сказала Рике, убедившись, что так и есть – у предметов тоже просматривается некая «аура». – А я думала, что она только у людей, ну и кошек там, животных всяких…
– Ты, Ри, доверчивая слишком, – беспощадно сказала Грете. – Поэтому надуть тебя проще простого.
Какая я дура, подумала Рике. И рассердилась на Илзе – надо же, как женщина её провела! И сразу вспомнила призраков. Стоп! А призраки что, тоже надувательство?
Господин Берг вошел в класс, за ним его ассистентка – Ханна.
– Георг! – подскочила Кирстен. – Можно вопрос?
– Конечно, задавай! – Георг Берг любил, когда у учеников возникали вопросы.
– Вот мы тут вроде бы как ауру нашу видели, – Кирс покрутила ладошкой с растопыренными пальцами у себя перед носом. – Знаете, да? А потом посмотрели карандаш, а у него тоже аура есть! Это что, обман, получается?
– Ага, понял. – Учитель сел за свой стол, а ассистентка – слева от него, вровень с учениками. – В интернете нашли?
– Это Рике нашла! – Грете аж распирало от возмущения. – Шарлатанство какое-то!
– Ничего страшного здесь нет, – Георг ободряюще улыбнулся Рике. – И это уж точно не повод набрасываться на подругу. Обычный оптический эффект. К сожалению, им часто пользуются деятели, которым выгодно убедить людей, что они знают разные тайны. Советую просто не заморачиваться.
– Вот! – Грете повернулась к Рике, а та показала ей язык. К счастью, в классе никто не смеялся, большинство вообще не поняло, о чем речь.
– Кстати, Рике, госпожа Лайнен, оказывается, ваша соседка? – Господин Берг теперь смотрел только на неё, серьёзно сдвинув брови.
– Да. – Рике прочистила горло. – Она вам звонила?
– Точно, звонила. Просила завтра отпустить тебя с занятий вместе с ней на репортаж. Поделишься, куда вы собрались, или это пока секрет?
– Нет, никакого секрета. Поедем в Герресборг, посмотрим, как там беженцы живут.
– О-о, важная тема! Хорошо. Ты же нам подготовишь доклад про поездку?
– Ну да, Лута меня вроде для этого и звала.
– Отлично, – снова улыбнулся Георг. – А теперь давайте приступим к уроку.
Все еще немного сердитая, Рике быстро зашла в соцсеть и настрочила сообщение для Илзе: «Нам учитель говорит, что аура – это оптический эффект! Как так получается?»
– Рике, убери, пожалуйста, телефон, – сказала Ханна, заметив ее манипуляции.
Девочка послушно спрятала трубку в рюкзак.
В субботу разговор Луты Лайнен с родителями вышел на редкость кратким.
Когда Лута спросила, можно ли Рике съездить с ней для съёмок сюжета в коммуну, приютившую мигрантов, Ирма посмотрела на Ларса, а тот думал всего секунды три.
– А что, – сказал отец, – съезди. Посмотришь, как люди живут, и вообще. Там безопасно? – это уже вопрос к Луте.
– Абсолютно! – уверила та. – И плюс с нами еще два охранника едут. Бояться нечего.
– Хорошо, – кивнул Ларс Тьоре. – Договорились.
Ирма вышла во двор вместе с Лутой, а отец подошел к Рике и положил руки ей на плечи.
– Смотри там по сторонам внимательно, дочь, – посоветовал он.
– В смысле безопасности или репортажа?
– В смысле и того, и другого.
Как раз в момент, когда девочке вспомнился этот недолгий разговор, телефон в рюкзаке тихо тренькнул. Рике украдкой посмотрела, что там.
«Да, это оптический эффект, – написала Илзе. – Но и нечто много большее. Некоторые люди просто не хотят видеть то, что у них перед глазами. Объясню при встрече».
Вздохнув, Рике спрятала сотовый обратно. Взрослые всегда всё усложняют.
Стреляя глазами по сторонам, девочка быстро осмотрела своих одноклассников. Если расфокусировать взгляд, у каждого из них виднелась над головой та самая дымка (слово «аура» Рике не очень нравилось, оно напоминало передачи с четвертого канала, где постоянно стращали всякими ужасами про НЛО, секретное оружие погибших цивилизаций и мировой заговор рептилоидов), та дымка, которую она видела и на своих руках. Причем она колыхалась в основном в области головы и шеи – а в остальных местах её, видимо, блокировала одежда. Что бы на это сказал господин учитель? Она пригляделась к Георгу Бергу и обнаружила, что его дымка чуть отличается от всех остальных. У него она немного тянулась вверх, создавая над головой небольшой конус. Интересно, что бы это значило? Однако с подругами своим открытием Рике благоразумно делиться не стала.
Во вторник в восемь утра девочка уже стояла у калитки дома Луты. Небо хмурилось, но дождя сегодня не обещали. Журналистка выглянула из двери и помахала ей рукой:
– Заходи! Машина немного задерживается, выпьем кофе!
Они посидели минут десять. У Луты зазвонил телефон, и она перекинулась по нему парой фраз.
– Пойдём, сейчас подъедут. Кстати, а где твои инструменты?
– Какие инструменты?
– Инструменты журналиста. С чем ты будешь работать?
– А-а, – поняла Рике. – Я решила, что поснимаю на телефон, и диктофон в нем есть. А если надо что-то записать, я взяла блокнот, – и она помахала лёгким рюкзачком.
– Молодчина, – похвалила Лута. Девушка засунула телефон в карман оранжевой дутой курточки и кинула на плечо небольшой белый рюкзак.
Они вышли на улицу, и через минуту подъехал бежевый «вольво», в котором уже сидели три человека.
– Знакомьтесь, – сказала Лута, когда они с Рике уселись на заднее сиденье. – Это Эрика, моя молодая коллега, можно сказать, она сегодня на стажировке. Для своих Рике. Мадс наш водитель и охранник, а это Фрита и Мортен, они из муниципалитета.
– Привет, – нестройно поздоровались новые знакомые. Симпатичная Фрита, сидевшая на переднем сиденье рядом с Мадсом протянула Рике пачку чипсов. – Будешь?
– Спасибо. – Девочка захрустела чипсами. – А где ваше оборудование?
– У нас ещё микроавтобус, – пояснила Лута. – Он уже выехал в Герресборг.
Коммуна, куда заселили мигрантов, находилась километрах в пятнадцати от города.
Машина проехала центр, мимо Рыбного рынка с немногочисленными уже туристами, по Новому мосту через фьорд (его постороили в восьмидесятых, вместо паромной переправы), где справа открывалась серая рябь залива, и через несколько минут покинула пределы Тролльхавена.
Все, кроме водителя и Рике, уткнулись в свои гаджеты. Наушники в уши, и тебя как бы нет. Только девочка вертела головой по сторонам, разглядывая мелькающие в окнах пейзажи.
Они ехали по шоссе, которое вело вдоль побережья в столицу, Осло. Движение было довольно оживлённое. Проносились красно-жёлтые лесистые холмы с редкими постройками. Затем их «вольво» свернул с шестиполоски на двухрядную дорогу через лес.
У Рике тренькнул телефон, она полезла в карман. Грете прислала подборку гифок с вампирами из фильмов. На одной были Ком Труз с Предом Биттом, из какого-то старого кино, такие клёвые, закачаешься!
– Ммм, вампиры. Круто, – заценил Мортен, сидевший слева от Рике. Лута скосила глаза посмотреть.
– Я тоже с них тащилась, – присоединилась она. – Ещё и готом была. Вампиры форева!
Вскоре показался каменистый пустырь, за ним вдалеке на пригорке краснели одно- и двухэтажные домики.
– Здесь в сороковые лагерь был, – сказала Фрита, ни к кому конкретно не обращаясь. – Морские Псы с перепугу согнали сюда местных знахарок и травниц, потом еддеев ещё держали. Где-то рядом и военнопленные осси были.
– А там что? – спросила Рике, показывая на красные домики. От них к дороге сбегал просёлок, упиравшийся в дощатые ворота.
– Ферма вроде, – равнодушно ответила Фрита. Светлая челка упала ей на глаза, и она принялась сдувать её в сторону.
– Надо бы лагерь этот восстановить, – сказал Мортен. – Всех чурок сюда определять.
– По Морским Псам соскучился? – вступил Мадс.
– А что, – сказала Лута. – При них хоть порядок был. Всю шваль калёным железом выжигали. А после войны что? Бардак. И чем дальше, тем больше бардак. Скоро беженцы эти на голову сядут.
– В Дойчланде уже садятся. А во Франкии так и вовсе ноги свесили, – хмыкнул Мортен.
– В смысле – свесили? – влезла Рике.
– Не бери в голову, – буркнул Мадс. – Это Лута с Мортеном развлекаются так. Нельзя никого в лагеря сажать, а то быстро всё покатится по наклонной.
– Скажешь тоже, – бросила Лута. – Сейчас другие времена.
Дальше все снова уткнулись в свои телефоны.
Мелькнул указатель «Герресборг», они проехали посёлок – этнический музей, несколько десятков разноцветных домиков, развалины замка на горе. Дорога сделала резкий поворот, и сразу из-за деревьев показались корпуса бывшей лесопилки. Их переоборудовали в двухэтажные общежития, куда заселили новоприбывших беженцев. Недалеко от них из белого микроавтобуса трое парней как раз вытаскивали аппаратуру – камеру, штатив, длинный микрофон, похожий на мохнатую удочку.
Рядом с общагами бегали дети, ходили закутанные с головы до ног женщины. На веревках сушилось бельё, а несколько бородатых мужчин курили возле огромного чана. Под ним прямо на земле горел огонь, а в чане дымилось какое-то варево.
– Вот мы и на месте, – сказала Лута, и все вылезли из машины.
2
Тогда, в 94-м, в приюте Хисимбы нашли убежище около четырехсот человек, большинство – дети и подростки.
Люди Тамаса разгрузили машину Красного Креста, а Илзе тем временем пыталась помочь бабушке Тура и Селин – спасённых ею детей.
Женщина потеряла много крови и была очень плоха. Хисимба накормил детей, пока Илзе перевязывала их бабушку и наскоро осматривала других нуждающихся в медицинской помощи.
Интерахамве с той стороны ограды подтащили к воротам лестницу, и голова одного из них показалась над забором.
– Смотри-ка, сколько здесь тараканов! – крикнул он и загоготал, скаля зубы.
Люди в приюте глядели на Илзе с надеждой, и хуже всего было от того, что она практически ничего не могла для них сделать. От взрослых ощутимо пахло страхом, а дети сидели, сжавшись в комочки. Затравленное выражение на их лицах заставляло Илзе бессильно отводить глаза.
– Чего вам надо? – крикнула она торчавшему над забором боевику.
– Не твоё дело! – с вызовом ответил мужчина. – Валите отсюда, и останетесь целы!
Он ещё раз обвел взглядом двор приюта и исчез.
– Женщину надо везти к нам, – сказала Илзе Хисимбе.
– Нет! – испугался Мукабе, стоявший рядом. – С ней нас не выпустят!
– Он прав, – грустно согласился Тамас Хисимба. Его глаза за толстыми стёклами очков глядели спокойно, но голос звучал виновато. – Вы можете ехать, но никого из нас не пропустят. Боевики и так злятся, что вы увели детей у них из-под носа.
Он указал на Тура и его сестру, доедавших свой рис из мисок в тени раскидистой акации. Дети услышали разговор, и выжидательно уставились на взрослых.
– Здесь она протянет от силы несколько часов. – Илзе потеребила полы своей белой накидки с эмблемой Красного Креста.
– А там вы с ней проедете максимум несколько метров. – Хозяин приюта осторожно тронул женщину за локоть. – Поезжайте, а мы останемся в уповании на господа. В благодати своей он нас не оставит.
– На господа, значит, надейся… – Илзе посмотрела на сотни глаз, глядевших на них со страхом и надеждой. – Мукабе, поехали.
Она со значением посмотрела на Хисимбу.
– Держитесь. Мы вас тоже по мере сил не оставим.
Селин робко помахала ей рукой. Женщина постаралась ободряюще улыбнуться в ответ.
Ворота приоткрыли ровно настолько, чтобы их белый «лендровер» с эмблемами Красного Креста на передних дверях протиснулся на улицу. Дорогу сразу заступили боевики интерахамве – «народной милиции», а по сути, обычных горожан-туху, с энтузиазмом откликнувшихся на призыв властей убивать своих соседей-хутси. С некоторыми из них они годами и десятилетиями работали вместе, и жили в соседних домах.
Поигрывая мачете, тот самый парень, что заглядывал за ограду приюта, подошел к окну со стороны Илзе.
– Ты здесь чужая. Уезжай в свою Европу. Или Атлантис, откуда ты там. Не лезьте в наши дела, – и он презрительно сплюнул в уличную пыль.
– Подождите, – Илзе сделала примирительный жест. – Мы хотели бы вывезти этих людей отсюда. У нас может быть что-то полезное для вас: продукты, лекарства. Можем договориться.
– Я не буду с тобой ни о чем договариваться, тётка. – Белые зубы парня опять блеснули на его темном лице. – Тараканы сдохнут, не сегодня, так завтра.
– Там же дети! – не выдержала Илзе. – Женщины, старики! Ваши соседи!
– Маленькие тараканы, значит. Удобней давить будет. Они из нас кровь сосали столько лет, теперь мы их крови попьём. Валите, короче, ты мне надоела.
Он махнул рукой:
– Пропускай!
Посеревший от напряжения Мукабе нажал на педаль, и машина покатилась по улице, медленно набирая скорость.
– Господи, неужели ничего нельзя сделать? – Илзе уткнулась головой в скрещённые руки. – Чудовища! Это просто чудовища!
Мукабе посмотрел на нее.
– Сейчас страшные времена, Илзе. Но в Африке мы видим это по-другому, чем белые люди. Здесь всегда кого-то убивают, и где-нибудь всегда страшные времена.
Машина вырулила на прямой участок дороги, и он прибавил ходу.
– Я поговорю с Филиппом, что-то можно же придумать…
Часть улицы впереди закрывал стоящий боком грузовик. Мукабе вывернул руль и нажал на педаль, рассчитывая на скорости проехать возможную ловушку. Неожиданно для них обоих из-за грузовика выскочила орущая ватага людей, размахивающих палками и мотыгами.
Джип на скорости около шестидесяти километров в час влетел в эту гущу людей, разбрасывая их в стороны. Водитель так резко ударил по тормозам, что машину занесло и развернуло задом наперёд. Илзе, по привычке пристегнувшаяся, не пострадала, но Мукабе налетел грудью на рулевое колесо. Он лежал на нем, тяжело дыша, изо рта стекала струйка крови. Пассажирка начала дёргать застёжку ремня безопасности, стараясь освободиться.
В облаке пыли, поднятом колесами джипа, возникли разъярённые лица. Налитые кровью глаза, раскрытые в крике рты, и несколько тёмных рук, возникших как будто ниоткуда. И эти руки потащили Мукабе, лежавшего без сознания, на улицу, и там его начали топтать ногами, страшно крича, рядом с телами попавших под колеса джипа.
Илзе наконец отстегнулась, и выскочила из своей двери, но там её сразу ударили в лицо, она отшатнулась, и кто-то стал бить мотыгой, стараясь попасть ей по голове. Илзе упала на колени, закрываясь, и тогда подскочил другой человек, рубанувший ей по рукам мачете. Она почувствовала тёплую кровь, хлынувшую на лицо, и поняла, что сейчас её убьют.
– Оу-оу-оу-оу! – загорланили рядом, и сомкнувшиеся вокруг нее ноги вдруг расступились, и кто-то быстро заговорил на киньяуранда, а другие ему сердито отвечали.
– Вставайте, – сказал тот же голос на инглише. Сильные руки поставили Илзе на ноги, она разлепила залитые кровью глаза. Все казалось обесцвеченным и плыло. Илзе шатало, но человек, пришедший на выручку, подхватил её сбоку и повёл с собой. Стоявшие вокруг урандийцы молча расступались.
Мужчина подвел Илзе к белому джипу, почти такому же, как у них, только вместо эмблемы Красного Креста на его борту чернели буквы ADRA SOS. Он помог ей залезть в машину, сам забрался за руль, после чего аккуратно перевязал резаные раны на её руках.
– Держитесь, – сказал он. – Я Карл. Сейчас отвезу вас в Красный Крест.
Интерахамве, такие агрессивные всего несколько минут назад, уже не обращали на них никакого внимания. Мужчина сдал назад, развернулся, и покатил по пустынной улице.
Илзе чувствовала, что соскальзывает в беспамятство, но нашла в себе силы пробормотать:
– Мой водитель… Мукабе…
– Я сожалею, – сказал мужчина, быстро глянув на нее. – Он погиб.
Тут-то она и отключилась. Свои видения Илзе потом вспомнила не сразу, они всплывали в памяти еще месяца три, урывками и клочками. А Карл чуть не слетел с дороги, когда у израненной женщины вдруг закатились глаза, и она утробным голосом заговорила:
– Мьямирамбо… Приют Хисимбы… Завтра их всех убьют. Надо ехать в префектуру. К премьеру. Проси о помощи. Запомни… – И она затихла, голова бессильно откинулась на спинку.
– В префектуру к премьеру? – непонимающе повторил её спаситель, крепче перехватив руль. Господи, час от часу не легче…
В миссии КК Илзе уложили на носилки и быстро унесли в здание. Стоявший у дверей темнокожий старик-хутси коснулся рукой Илзе, когда ее проносили мимо, и застыл на несколько секунд.
Дождавшись, пока Карл поговорит с Филиппом, он подошел к мужчине. Карл как раз садился в машину.
– Она что-то говорила вам? – взволнованно спросил старик. – Эта женщина, на носилках?
– Ну да, говорила про приют какой-то. А что?
– Она получила посвящение, мсье. Если она вам что-то сказала, это очень важно!
– Да ладно. Она была без сознания, бредила. Ерунда.
– Пожалуйста, мсье, это не бред. Вспомните, что она вам сказала. Просила что-то сделать?
– Вроде да. А что такое? Иисусе, я не понимаю вас!
– Сделайте, как она сказала. Её устами говорили ангелы.
– Я скорее бы подумал, что её устами говорили бесы. – Карл взглянул в глаза старику. Припекало солнце, глаза с красной сеткой сосудов на желтых белках смотрели ему прямо в душу. – Но раз это так важно, я сделаю. Всё равно собирался туда съездить.
– Храни вас Господь, мсье. – Старик слегка поклонился, и заковылял в тень.
Карл выехал через ворота миссии, бормоча себе под нос:
– Мьямирамбо, Хисимба… Премьер, префектура…
Он сделал всё так, как сказала женщина, лежавшая на его пассажирском сидении без сознания. Женщина, спасенная им по чистой случайности. И видит Бог, он ни разу не пожалел об этом.
3
Пока телевизионщики готовились к съёмке, Рике прошлась вдоль общежитий, стараясь не отходить далеко от машины.
Дети с интересом косились на неё. Некоторые выглядели так, будто разгружали вагоны с углём, но большинство были довольно опрятными. Закутанные женщины почти все попрятались в зданиях, а вот бородатых мужчин, наоборот, стало больше. Девочка достала телефон и немного поснимала виды.
Со стороны шоссе подъехала полицейская машина и остановилась поодаль. Двое стражей порядка сидели в ней, и пили кофе из стаканчиков.
Мортен с Фритой подошли к группе мигрантов, недолго поговорили с ними, а потом направились в одну из общаг. Лута и люди с телеканала столпились возле белого микроавтобуса, и журналистка раздавала им указания. Мадс стоял рядом, посматривая по сторонам.
Рике ради забавы решила посмотреть, как выглядит дымка над головами окружающих. В группе телевизионщиков дымка почти у всех имела обычную форму. Только над Лутой Лайнен она сгущалась в низкий конус, похожий на дымку над головой Георга Берга. Девочка повернулась посмотреть на мигрантов. А вот тут что-то было неладно – у большинства дымка была размыта, или торчала какими-то клочьями. У Рике начали уставать глаза, и она перестала разглядывать беженцев, помотав головой. Тут и Мадс замахал ей рукой, мол, иди к нам.
Съёмочная группа двинулась к зданию общежития, откуда как раз вышли муниципальные чиновники. Они разговаривали с высоким седобородым мужчиной в коричневом одеянии и тюрбане. Рике непроизвольно расфокусировала взгляд. К её удивлению, над головами Мортена и Фриты поднимались такие же конусы, как у Луты, а у старика, казалось, совсем не было никакой дымки! Это даже как-то тревожило. Девочка отвела глаза и взглянула на второе общежитие, стоявшее под углом к первому. Над этим зданием дрожало марево, как в сильную жару над нагретым асфальтом. Рике впервые видела такое. В окнах было пусто, но ей почудилось, что из-за темных стекол на неё неотрывно смотрят. Ощущение нарастало, и, наконец, на девочку словно выплеснули ведро ледяной воды. Рике изрядно струхнула. К счастью, никто не обратил на это внимания. Юная журналистка поспешила спрятаться за спинами взрослых от жутких окон, решив больше сегодня не злоупотреблять видением аур.
– Сейчас делаем общий план, – указывала тем временем Лута оператору, – говорим с Фритой, потом берем интервью у имама, и поснимаешь внутри.
– Кто такой имам? – Рике дернула Мадса за рукав куртки.
– Глава общины, религиозный лидер, – негромко ответил мужчина.
Оператор кивнул, плавно поводя камерой влево-вправо. Рике быстро щёлкнула фотиком стоявших у дверей муниципалов и старика-имама, включила диктофон и приготовилась внимательно слушать.
– Сегодня мы находимся в коммуне Герресборг, где нашли приют более пятисот беженцев, прибывших в Нордланд из Ближнестана. – Лута остановилась возле дверей в общежитие с микрофоном в руках, теперь камера снимала только её, а звукооператор держал свою «мохнатую удочку» над их головами. – В то время как войска Остланда и тиранического режима продолжают терзать многострадальную ближнестанскую землю, эти люди готовятся стать полноправными гражданами Европы, стоящей сегодня на переднем крае сопротивления остландской агрессии.
Она повернулась к Фрите.
– Глава отдела перемещённых лиц в муниципалитете Тролльхавена Фрита Селвик расскажет нам об условиях жизни в коммуне. – Микрофон перекочевал под нос Фрите.
– Спасибо. Наш муниципалитет ответственно подошел к вопросу о проживании размещённых у нас беженцев. Как можно видеть, мы подготовили комфортабельные помещения для прибывающих людей. Каждой семье выделена отдельная комната, бессемейные живут по четыре человека. Все беженцы обеспечены социальной поддержкой, в коммуне открыты курсы по изучению норвегского и профессиональной подготовке прибывших. – Сухие казённые фразы легко слетали с языка Фриты, для неё такое явно было не впервой. – Мы рассчитываем обеспечить работой всех беженцев, сто десять человек уже поставлены на учёт нашей службой занятости.
– Благодарю вас, госпожа Селвик. – Лута с улыбкой повернулась к седобородому мужчине и заговорила на инглише. – Нас встречает духовный лидер общины, достопочтенный Джалал Абу-Аббас. Расскажите, господин Абу-Аббас, как вы сумели избежать репрессий режима, уцелеть под бомбёжками осси и добраться до Европы?
Имам приосанился. Поглаживая седую бороду, он степенно заговорил, тоже на инглише:
– Хвала Творцу милосердному и всемогущему, теперь мы в безопасности. Когда началась революция и повстанцы пришли в наш город, правоверные вздохнули спокойно. Но тиран приказал войскам расстреливать мирные поселения, и многим пришлось бежать из страны. Два года мы добирались до Европы из нашего края, разорённого приспешниками сатрапа. Понимая, что дни его сочтены, злодей призвал на помощь Остланд, страшную страну. Их авиация безжалостно бомбит наши города, убивая мирных жителей – детей, женщин и стариков, которые никогда не держали в руках оружие. Мы надеемся, что Европа и Соединённые Государства, храни вас Всевышний, остановят кровавую бойню в Ближнестане, и откроют миру преступления режима и оккупантов-осси. Прошу, проходите, я покажу, как мы живём. Многие здесь могут поведать о страданиях, которые они перенесли по вине шайтанов, разоряющих Ближнестан.
Рике вслед за съёмочной группой протиснулась в двери общежития, машинально отметив, что имам толком не ответил ни на один вопрос Луты.
По обе стороны длинного коридора из открытых дверей выглядывали дети и взрослые.
– Большинство из них не говорят ни по-норвегски, ни даже на инглише, – сказал имам. – Задавайте ваши вопросы, а Максуд будет переводить.
Тут же из-за спины имама возник улыбчивый мужчина лет сорока, с чёрной курчавой шевелюрой, в сером свитере и джинсах.
– Проходите за мной, – замахал он рукой. – Много кто хочет вам рассказать о своей беде.
Рике уже приблизительно представляла себе, что она здесь увидит. Истории про обстрелы и бомбежки остландской авиации, зверства войск режима и применение химического оружия. Не то, чтобы ей было неинтересно, просто за последние годы эта тема стала уже совсем привычной. Она выключила диктофон – из-за спин взрослых было почти ничего не слышно.
Тем временем Лута с сочувственным видом слушала очередную женщину, быстро лопотавшую по-арабски. Максуд так же быстро переводил. С обеих сторон от съёмочной группы толпились жильцы общежития. Рике повернулась и по коридору вышла на улицу.
У входа во второе здание стояли имам, две женщины, и несколько молодых мужчин, некоторые ещё совсем подростки. К своему изумлению, Рике увидела среди них Валета. Быстро отступив за стеклянную дверь холла, она остановилась, снова вытащила телефон и включила запись видео.
Одна из женщин была в платке, у другой оставались открыты только глаза. Эта, с закрытым лицом, говорила, обращаясь к имаму и мужчинам, на что имам медленно кивал. Рике думала, что в восточных странах указания обычно дают мужчины, но тут, видимо, было не так.
Женщина махнула рукой по направлению к полицейской машине, потом на автобус телевизионщиков, а затем вся группа повернулась и уставилась на вход в общежитие, за стеклянными стенами которого укрылась Рике. Девочка поспешно отступила вглубь помещения, споткнулась о ступеньку и чуть не упала. Её поймала чья-то крепкая рука.
– Осторожней, детка, – услышала Рике спокойный голос Мадса.
Имам и остальные уже вошли в соседнее здание, последней заходила закутанная в черное женщина. Она ещё раз посмотрела на стеклянные стены холла, и Рике показалось, что этот взгляд пронзил её насквозь.
Сзади послышался шум.
– Пойдём-ка на улицу, – сказал Мадс. – Наши уже заканчивают.
Они пошли к машине. Собирался дождь. Рике старалась не смотреть в сторону второго здания. Что здесь делает Валет, интересно? Она очень надеялась, что тот её не заметил.
Группа быстро погрузилась в машины. Рике видела, что Лута довольна репортажем.
– А ты что наснимала? – спросила журналистка у девочки.
– Да ничего толком, – соврала Рике. Какое-то чувство подсказывало ей, что та группа людей, снятых на её телефон, гораздо больше, чем «ничего».
Полиция всё так же сидела в своем автомобиле. Один из полицейских, похоже, собрался вздремнуть.
Машины скатились с пригорка и поехали обратно к шоссе. Но буквально через пару минут Мадс начал притормаживать, и Рике вытянула голову между передними сиденьями, – посмотреть.
Там, где они видели дощатые ворота фермы, теперь поперек дороги стоял старый пикап грязно-зеленого цвета. Ему очень подошло бы определение «рыдван». К двери пикапа прислонился худой дядька в растянутом буром свитере и грязнючих брезентовых штанах. С головы свисали сальные седоватые лохмы, а лицо украшала недельная щетина. Одной рукой странный тип подносил ко рту сигарету, а в другой держал охотничье ружьё. Машина с журналистами остановилась метрах в пятнадцати, сзади притормозил микроавтобус.
Мадс открыл окно.
– Прошу прощения, – крикнул он. – Освободите нам дорогу?
– Вы те самые журналюги? – неприветливо осведомился мужик. – Ездили к чуркам в Герресборг, нна?
– Это может быть интересным, – пробормотала Лута и выбралась из машины. – Да, те самые! – крикнула она мужику из-за приоткрытой дверцы и «включила» свою профессиональную улыбку. – Вы что-то тоже хотите нам рассказать?
– Ага, – ощерился тот. – Давайте, снимайте!
– Может, уберёте оружие? – осведомилась она. Мужик молча сунул ружье в кабину пикапа.
Лута махнула рукой оператору из фургона.
– Сделай вид, что снимаешь, камеру не включай, – вполголоса сказала она ему, когда тот подошел.
Рике увидела, что от ворот к рыдвану идет белобрысый парень лет шестнадцати, в резиновых сапогах, штормовке и таких же брезентовых штанах, как у мужика.
– Поехали домой! – крикнул парень.
– Убирайся! – рявкнул мужик. – Я щас интервью буду давать, нна!
Парень спокойно стал у ворот, скрестив руки на груди.
– Вот, значит, что! – заявил мужик, подходя ближе. – Вы этим своим приятелям черномазым скажите, нна, пусть убираются! Нечего у нас тут шариании разводить!
До Рике дошло, что клиент изрядно пьян. Пока он стоял у машины, этого не было видно, но лишившись надёжной опоры, мужик уже нетвёрдо держался на ногах.
– Вот это всё ворьё! – крикнул он, воинственно потрясая рукой. – Террористы грёбаные! Какого их к нам приглашают, нна? Зачем пускают? Нам и без них хорошо! Гнать их в шею!..
К воротам от фермы подъехала еще одна машина. Крепкий седой старик в несколько шагов пересёк промежуток, отделявший его от пьяного оратора и сгреб того за шиворот.
– Э! Ауа, нна! – выдавил из себя опешивший дядька.
– Заткнись! – прикрикнул в ответ старик.
Он запихнул мужика в пикап, обошёл его и сел за руль. Недобро глянув на журналистов, старик развернулся и съехал с дороги в ворота.
– Вон оно что, – сказал Мадс. – Старый Торссон. Это его ферма.
– Парень! – закричала Лута подростку, который закрывал ворота. – Это твой отец был?
– Вы не думайте!.. Это он сейчас пьяный, а так-то нормальный! – парень скрылся за створками ворот.
Лута махнула рукой и села в машину. Оператор ушел к фургону.
– А мы тут много кто так думает, на самом деле-то! – закричал подросток, выглянув из-за ограды. – Вы приходите завтра в Церковь Святого Духа! Там служба будет, а потом патер слово скажет, послушаете!..
Мадс нажал на педаль, и их «вольво» покатился по дороге.
– А что, Рике? – Лута повернулась к девочке и подмигнула. – Сходим завтра на службу? Парень-то, а? Симпатичный?
И она негромко засмеялась, а Рике почувствовала, что её щёки вдруг покрыл легкий румянец.
4
– Привет! – крикнула Рике от дверей.
– Привет, – отозвалась Ирма из кухни. – Обед через двадцать минут!
– Отлично, – обрадовалась девочка. – Я голодная, как зверь!
Улле лунатиком пересеёк коридор и зашёл в туалет.
– Ри, привет, – произнес Ларс Тьоре, спускаясь со второго этажа. – Как день?
– Хорошо! – Рике разулась, и прошла на кухню. Улыбнувшись Ирме, она сунула в рот кусок хлеба. – Кое-что поснимала. Посмотрю, можно ли сделать репортаж. Поможешь?
– Конечно, – сказал отец. – Давай вечером? – Он потрепал её по волосам.
– Мм, – Рике показала колечко из большого и указательного пальцев, что означало «о’кей».
После обеда все уселись в гостиной на диване. Ирма принесла кофе и бутерброды с тунцом. Улле тихо возился на полу с кубиками «Лего».
– Посмотрим «Оккупированных» по ТВ-2? – предложила Ирма.
– А что там? – Рике еще не видела ни одной серии.
– Как злой Остланд оккупировал наш Норвег, – усмехнулся отец.
Ирма включила телевизор.
– Сейчас, перемотаю, – сказала она.
– Пап, а Остланд правда может напасть?
– Бред. Им незачем на нас нападать.
– Ничего не бред, – возразила Ирма. – Мы в Поланде полвека жили в их оккупации.
– Они ушли уже тридцать лет назад. – Отец поерзал на диване, устраиваясь поудобнее. – А Атлантис вывел из Европы свои базы?
– Они там, чтобы нас защитить. Ты же видишь, что творят осси в последнее время! Сакартвело, Таврида! И уже зарятся на Балтланд и Скандинавию!
– Ирма, – Ларс успокаивающе приобнял жену. – Если бы мои границы со всех сторон поджимали военными базами, я бы вел себя точно так же, как осси.
– Да ну тебя, – Ирма толкнула его в плечо. – Давайте смотреть.
Сериал Рике не впечатлил. Она думала, там будут сражения, герои и танковые армады. А осси всего лишь захватили несколько нефтяных платформ и плели какие-то интриги. Им противостояли дебильноватые на вид подростки и военные.
– Старые песни на новый лад, – резюмировал Ларс после финальных титров. – Раньше мы боялись их потому, что они красные, теперь нас заставляют бояться их потому, что они осси.
– Ты не прав. – Ирма несогласно тряхнула головой. – Эти люди способны на все. Им там мозги промывают каждый день, а пропаганда похлеще, чем у Хитлера.
– Ирмочка, – отец встал и подошел к окну. – Остланду незачем захватывать наши нефтяные платформы. У них своих нефти и газа девать некуда. Им незачем бомбить Балтланд, как нам тут показывало Би-Би-Си, или нападать на Финланд и Сведен, чтобы разместить там свои базы. Их ракеты и так долетят куда угодно.
– Ларсик, – язвительным тоном сказала Ирма. – ЧКПУ убило моего прадеда. Отец попал в тюрьму в восьмидесятом, когда Остланд подавлял восстание «Солидарности». Они захватывают земли у граничащих с ними стран, наращивают мощь армии, бомбят Ближнестан, поддерживают диктаторов – этого мало?
– Я был в Остланде. Мать Ри оттуда, если ты забыла. Все эти сказки про диких осси, медведей и балалайки – полная ерунда. Пусть у них далеко не всё ещё ладно, но после распада красной империи они сейчас восстанавливают страну и своё влияние в мире. А если нам показывают их как врагов – значит кому-то нужна война.
Ирма хотела возразить, но Ларс поднял ладонь.
– Не хочу больше спорить. Пойми, если осси решат, что есть прямая угроза, они не будут тянуть, как во время второй мировой. И могут ударить. Думаю, что в первую очередь – по базам Атлантиса в Европе.
Разговоры о политике были для Рике чем-то новеньким. Раньше в семье о таких вещах практически не говорили.
– Дочь, – обратился к ней отец, – давай лучше послушаем тебя. – Расскажи, что там было интересного в Герресборге.
Рике вкратце описала, что она засняла. Посмотрели запись на её телефоне.
– Интересно, – сказал отец, когда увидел странную группу во главе с имамом, снятую девочкой.
– А, вот ещё что, – и Рике рассказала про случай на дороге.
– Торссон? Знаю, – ответил отец. – Старик ещё в Сопротивлении воевал. Крепкий дед.
– Маргиналы, – сказала Ирма. – Красные, что ли?
– Ну – красные, не красные, не знаю. Но ведь в чём-то они правы.
– Что надо гнать мигрантов? Да ладно!
– Что ладно, Ирма? А Речь Посполита почему их не пускает, не скажешь? А я скажу. Потому что там осси и так ненавидят. А здесь ещё не ненавидят. И сейчас у нас творятся безобразия, а виноватым кто будет? А?
Ирма промолчала. Рике тоже молча смотрела на отца.
– То-то же. А ведь слухи уже пошли. Не слышала? – Ларс смотрел на жену. – Что воруют, хамят, нападают, чуть ли не изнасиловали кого-то – мигранты, да-да. А полиция замалчивает. В Дойчланде, во Франкии чёрт-те что творится. И тут будет, всё ведь к тому и идёт.
– Да и у нас в центре поговаривают, – тихо сказала Ирма.
– Значит, звал этот парень, младший Торссон, вас в церковь на службу? – Рике кивнула. – И Лута пойдет? – Ещё кивок. – А что, сходи, пожалуй. Пора тебе знать, чем город дышит.
Рике подошла к отцу и прижалась к нему. Через секунду присоединилась Ирма с Улле на руках. Девочка подумала, что раньше такие семейные объятия успокаивали почти сразу. А теперь противное гнетущее ощущение в груди притихло, но никуда не ушло.
Глава 7. Звезда Симона
1
Отношения с Богом у Рике были сложные.
Отец никогда не был особо религиозен, да и был ли вообще – тоже вопрос.
Потом в доме появилась Ирма, католичка. Она попыталась учить Рике основам веры, читала ей перед сном детскую Библию. В один из таких вечеров семилетняя девочка, глядя на Ирму своими светлыми глазами, спросила:
– А зачем Бог забрал у меня маму? Он что, злой?
Ирма попыталась объяснить, что мама сейчас на небесах, ей там хорошо, не к месту помянула историю с Авраамом и принесением им в жертву своего сына…
Маленькая Рике, послушав, сказала:
– Маме было бы лучше со мной. И мне было бы лучше с мамой. Не хочу я про такого Бога слушать.
И она повернулась на другой бок, укрывшись одеялом с головой. Недосказанным осталось, что ей было бы лучше с мамой – а не с Ирмой. Мачеха даже слегка обиделась, но довольно быстро отошла. В конце концов и её религиозность незаметно сдулась. В отличие от католического Поланда, в Норвеге никто открыто не демонстрировал свою принадлежность к определенной вере, а в церковь по воскресеньям ходила хорошо, если каждая десятая семья.
Семейство Тьоре, правда, бывало в церкви – раза два-три в год, на самые большие праздники. Но и только.
Подрастая, Рике не раз задумывалась об этих вещах. Признавать Иешуа Богом ей категорически не хотелось – что это за Бог, если дал себя прибить к кресту? Шарахнул бы по врагам молнией, и всё. Какой он спаситель, если даже себя не спас? А Бог-Отец – что за дела: отдал своего сына на растерзание, якобы во искупление грехов всех людей. И что, за две тысячи лет меньше стали грешить? Да в сотни раз больше, сами крестиане таких дел наворотили, что ахнешь. Всякие нестыковки настолько бросались в глаза, что девочка в итоге совсем перестала о них думать.
Они с Лутой вышли из Тибанена на остановке возле Церкви Святого Духа. Ночью шёл снег, сейчас он понемногу таял, и газоны скрылись под серой ноздреватой массой. Церковь, каменный собор девятнадцатого века «под готику», была лютеранской, но епархия большую часть месяца сдавала её в аренду – прихожан осталось не так уж много, и в последние годы становилось только меньше. Лута специально подгадала приехать попозже, чтоб не сидеть всю службу.
Устроившись на одном из дальних рядов, они посмотрели окончание богослужения. На скамьях сидели человек сорок, в основном пожилые. В первом ряду девочка увидела белобрысую макушку младшего Торссона.
Затем патер взобрался на кафедру. К изумлению Рике, им оказался тот самый крепкий старик, который вчера уволок с дороги пьяного фермера. Старый Торссон. Вот оно что, значит, у них это семейное.
Патер завел речь, как важно сохранять правильную веру во враждебном окружении, о том, что все больше добрых крестиан соблазняются дарами золотого тельца и посулами ложных богов. Отпадают от лона церкви, впадают в грех, не борются с искушениями, а потворствуют слабостям тела и духа.
– Что же мы можем противопоставить этому? – с пафосом вопросил патер. – Как укрепить свои души пред ликом дьявольского наваждения, кое выдает враг наш за свет божий? Единственно превратив стержень веры в меч обоюдоострый, коий будет разить всю скверну окрест праведных и добрых крестиан!
Он перевёл дух, отпил глоток воды, и ткнул пальцем в раскрытую Библию:
– Если спросит у тебя сын твой в последующее время, говоря: что значат сии уставы, постановления и законы, которые заповедал вам Господь, Бог ваш? То скажи сыну твоему: рабами были мы у фараона в Египте, но Господь вывел нас из Египта рукою крепкою, и явил Господь знамения и чудеса великие и казни над Египтом, над фараоном и над всем домом его пред глазами нашими; а нас вывел оттуда, чтобы ввести нас и дать нам землю, которую клялся отцам нашим дать нам; и заповедал нам Господь исполнять все постановления сии, чтобы мы боялись Господа, Бога нашего, дабы хорошо было нам во все дни, дабы сохранить нашу жизнь, как и теперь; и в сем будет наша праведность, если мы будем стараться исполнять все сии заповеди пред лицом Господа, Бога нашего, как Он заповедал нам!
Патер воздел руки вверх:
– Вот! Вот, братья и сестры мои во Христе, как должно хранить истинную веру отцов наших, а не поддаваться на уловки интеграторов и мультикультуралистов, ибо злонамеренные эти отступники спят и видят, как бы храмы крестианские превратить в дьявольские капища безбожников и язычников!
– Ничего себе, – вполголоса сказала Лута.
А священник снова обратился к Писанию:
– Когда введет тебя Господь, Бог твой, в землю, в которую ты идешь, чтоб овладеть ею, и изгонит от лица твоего многочисленные народы, хеттеев, гергесеев, аморреев, хананеев, ферезеев, евеев и иевусеев, семь народов, которые многочисленнее и сильнее тебя, и предаст их тебе Господь, бог твой, и поразишь их, тогда предай их заклятию, не вступай с ними в союз и не щади их; и не вступай с ними в родство: дочери твоей не отдавай за сына его, и дочери его не бери за сына твоего; ибо они отвратят сынов твоих от меня, чтобы служить иным богам, и тогда воспламенится на вас гнев Господа, и Он скоро истребит тебя. Но поступите с ними так: жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, и рощи их вырубите, и истуканов их сожгите огнем; ибо ты народ святой у Господа, Бога твоего: тебя избрал Господь, Бог твой, чтобы ты был собственным Его народом из всех народов, которые на земле! Аминь.
– Аминь! – нестройным хором откликнулись прихожане.
Рике передёрнуло.
Лута посмотрела на неё и сказала:
– А что, интересный старикан. Надо бы мне с ним побеседовать.
Прихожане поднимались со скамей и тянулись к выходу. Несколько человек подошли к патеру.
– А ты давай, поговори с парнем. Вон он, как раз к нам идёт, – журналистка показала на молодого Торссона, который, и правда, подходил к ним. – Поспрашивай о его взглядах на мир, на вопрос мигрантов. Думаю, там будет много интересного.
Рике обратила внимание, как одет молодой человек – в строгий чёрный костюм, под пиджаком надета тёмно-серая водолазка.
– Здравствуйте, – улыбнулся парень. – Вижу, вы пришли. Понравилась служба?
– Привет! Да ваш патер просто дар божий, – Лута протянула ему узкую ладонь. – Я Лута Лайнен, со второго городского канала.
Парень пожал протянутую руку.
– Тормунд. Тормунд Торссон, можно просто Тор.
– Я Рике, – и девочка тоже протянула ладошку. Пожатие юноши было деликатным, но крепким.
– Пойду поговорю с патером. Это же твой дед? – Тормунд кивнул. – А вы пообщайтесь без меня, хорошо? – И Лута подмигнула.
Рике снова почувствовала, как её заливает румянец. Когда Лута намекала на романтику, ей постоянно чудилось что-то неприличное.
– Окей, – немного рассердившись на себя, ответила девочка. Что за капитуляция без единого выстрела? Подумаешь, мальчик сразу понравился! Надо быть построже, решила она.
– Давай кофе попьём? – предложил Тормунд. – Тут недалеко кофейня, сходим?
– А домой ты как поедешь? Служба же окончена, твой дедушка, наверно, сейчас уже собираться будет?
– Нее, – махнул рукой юноша. – Он тут сегодня до вечера, еще люди исповедоваться придут, так что времени у нас валом.
– А, ну тогда ладно. Давай сходим, – согласилась Рике, уже забыв про «быть построже».
– Сейчас, только куртку возьму! – И парень поспешил к своей скамье.
Рике подождала его у дверей. Тор надел серую, в тон водолазке куртку, натянул на голову чёрную вязаную шапку, и они вышли на улицу.
2
Сверху, с гор, постепенно наползал туман.
Рике с Тормундом спустились в полуподвал двухэтажного дома. Внутри уютной кофейни вкусно пахло свежей выпечкой.
– Я вафли буду, – сказал Тор. – А ты что?
Рике подошла к стойке, за которой расположилась немолодая хозяйка.
– А я булочку с джемом.
Они сели за столик под окном. Через минуту хозяйка принесла две чашки горячего кофе с корицей, тарелку с вафлями и булочку для Рике. Вафли в Нордланде особенные: большие, мягкие, размером с тарелку. Норвеги их очень любят.
– А чего ты с журналисткой ходишь? – осведомился Тор. – Она твоя родственница?
– Не, я у неё типа стажируюсь. – Рике откусила от булочки, еще горячей.
– Фигасе, – присвистнул парень. – Так ты тоже журналистка?
– Ага. Правда, пишу пока только для школьной газеты.
– Хочешь у меня интервью взять? – развеселился Тор.
– А что, давай попробуем, – невинно отозвалась Рике, включила диктофон на мобильнике и положила его на столик между ними. – Теперь готово, можем начинать.
– Ну, спрашивай тогда. – Парень лукаво посмотрел на неё. Рике покраснела, и снова рассердилась. «Начну издалека», решила она.
– Расскажи про своего деда. Он учился богословию, или стал патером после ухода на пенсию?
– Какая пенсия? У нас ферма своя, больше ста лет уже. Прапрадед там свиней держал и овец, вот с тех пор и хозяйствуем. И дед всю жизнь фермером был, а по выходным вот – патером служит. У нас как старый священник умер, лет пятнадцать назад, нового не было, и дед тогда сказал, давайте, мол, я займусь.
– Понятно. Смотрю, много прихожан у него.
– Ну да, Герресборг и с окрестных ферм люди. У нас же как, раньше молитвенный дом как раз в бывшей лесопилке был. А год назад приехали люди с муниципалитета, и говорят: всё, здания забираем под социальное жильё. Так теперь вот община и арендует Церковь Святого Духа – один, иногда два дня в неделю.
– Аа, так вот почему твой дед так не любит мигрантов?
Тор прищурился.
– Ты подумала, что из-за этого? Да ерунда, жили бы и жили себе. Так нет ведь! Ты вообще знаешь, что творится? Эта Лайнен по телеку не расскажет ни фига!
– А что творится? – заинтересовалась Рике.
– Да пипец, – мрачно махнул рукой Тормунд. – Воровство, хулиганство, приставания к женщинам. Одну девчонку изнасиловали, так полиция через две недели дело закрыла – за отсутствием состава преступления. Говорят, что всё равно концов не найдёшь! А какие там концы, когда на неё четверо навалились, и она всех в лицо видела? Мы пошли к этим их общагам, мужиков тридцать собралось, так пять полицейских машин из города приехало с мигалками, и давай всех разгонять, говорят, не нагнетайте. А эти четверо беженцев, блин, сразу уехали, только не домой к себе, а в Осло.
В кофейню с улицы завалилась компания готов – четверо парней и две девушки лет пятнадцати-шестнадцати. Они шумно уселись за столик и принялись громко обсуждать, кто что будет. Один из парней с грохотом подвинул стул от соседнего столика, размалёванная девица в драных чёрных колготках уселась на колени к другому. Тор взирал на компанию с плохо скрытой неприязнью.
– Вот мы как эти готы, – процедил он. – Всякая приезжая шваль сбивается в стаи, ворует, творит, что хочет, и на них управы никакой нет. А мы делаем вид, что ничего не замечаем, ведь лучше веселиться, чем решать проблемы. В Герресборге один беженец нашего парня ножом пырнул – девушку не поделили. Так его даже не выслали! Про «посадили» я и не говорю. Его в Тролльхавене спрятали у их соплеменников. А нам твердят – не лезьте, людям нужно время на адаптацию! Какая адаптация, они скоро на голову сядут!
Рике сразу вспомнила слова Фриты и Мортена в машине. Немного ошалев от яростного монолога младшего Торссона, она решила увести разговор на менее опасную тему.
– Ну а ты? Тоже на ферме собираешься работать, или на священника пойдёшь учиться?
– Может, на ферме, – хмуро ответил Тор. Настроение у него ощутимо испортилось. – А может, и на священника. Только вот сначала надо разобраться с тем, что у нас в стране творится. А то и ферму нашу прикроют, шариане же свинину не едят. И вместо церкви мечеть построят.
– Мне кажется, всё не так уж и плохо. У тебя какие-то чёрные краски везде. Ведь и среди беженцев большинство – хорошие люди, – попробовала успокоить собеседника Рике.
– Может, и хорошие, только я таких не встречал. Идешь мимо, а они смотрят, будто ты им должен, – буркнул Тор. – Столько парней здоровых, молодых, а нам говорят, что их народ с диктатором воюет, и с Остландом. Почему они тогда здесь, а не на войне? Если на нас нападут, я не стану за полмира убегать. Нет, Рике, что-то здесь нечисто. Вот у нас позавчера две свиных головы с фермы украли. Скажи, кому они могли понадобиться? А вчера вечером отец из ружья стрелял, я выскакиваю на улицу, а он говорит – там через ограду двое лезли со стороны лесопилки, пугнул их. Дед же у меня в Сопротивлении был в войну. Ничего, дойчей прогнали, и этих прогоним. Думаю, может лучше в офицерскую школу тогда поступить?
– Слушай, Тор, но ведь к нам уже сколько эмигрантов приехало. И все нормально вроде. У меня мачеха из Поланда, и многие даже из тех мест живут у нас в городе давно, – Рике осеклась, вспомнив встречу с компанией Валета.
– Нет. Из Европы люди – это совсем не то. А эти чумазые, им плевать на нас. Вот вспомнишь мои слова, ещё неизвестно, как всё обернется.
Одна из девиц готов, перестав целоваться со своим дружком, принялась беззастенчиво строить глазки Тормунду. Тот отвернулся.
– Пойдём уже отсюда.
Рике выключила диктофон, Тор сгрёб со стола свою шапку, и они расплатились у стойки, каждый за себя.
– Спустимся к фьорду, прогуляемся? – предложил парень. Твоя-то журналистка не звонит пока?
– Можно, – ответила Рике. – Только дай я сначала в церковь загляну. Мы с ней вроде вместе собирались обратно ехать.
Они дошли до церкви, но Луты нигде не было видно.
– Подожди. Я у деда спрошу, – и парень прошел за алтарь, вглубь собора.
– Говорит, что ушла почти сразу, – вернувшись, растерянно сказал он. – Что же не позвонила тебе?
– Не знаю, – Рике посмотрела на экран мобильника. Пропущенных не было. – Я тогда, наверно, тоже поеду, извини. А то родители, если увидят, что Лута одна приехала, больше меня с ней фиг отпустят.
Тормунд вызвался проводить ее до остановки Тибанена.
Не успели они пройти и двадцати метров, как из поперечной улицы впереди выбежали, смеясь, трое мальчишек, один – примерно возраста Рике, а двое помладше, лет восьми – девяти. Их чёрные шевелюры с вьющимися волосами, видневшимися из-под круглых вязаных шапочек, приковали к себе взгляд спутника Рике, который с каждой секундой становился мрачнее и мрачнее.
– Вот же сучье племя, – прошипел Тор сквозь зубы. – Повсюду уже они!..
Он подобрал с газона горсть мокрого снега и слепил тяжелый снежок. Покатал его из ладони в ладонь, размахнулся, и запустил в старшего. Снежок звонко плюхнул в спину, оставив на черной куртке мокрое пятно.
Ровесник Рике коротко оглянулся, взял младших мальчишек за руки, и они ускорили шаг. Тормунд, не останавливаясь, слепил еще один снежок, и запустил им вдогонку. В этот раз мокрый снег попал по шее одному из младших мигрантов, почти уже перешедших на бег. Тот по-девчоночьи взвизгнул, но не обернулся.
Их старший товарищ остановился, спрятав мальчиков за своей спиной.
– Оставьте нас в покое! – потребовал он высоким ломающимся голосом.
Тормунд остановился, ухмыляясь. До преследуемых было метра три.
– Конечно, оставим! Когда уберётесь к себе!
– Наш дом здесь! – твердо ответил парень.
– Как же, как же… – Младший Торссон подхватил с земли, не глядя, еще горсть мокрого снега.
– Тормунд, прекрати, – попыталась остановить его Рике.
– Сейчас, – Тор отстранил её в сторону, и резко швырнул горсть мокрого снега в лицо старшему мигранту. Тот замычал от боли, и закрылся рукой.
– Я сказала, прекрати! – Рике толкнула Тора, и тот посмотрел на неё с недоумением, покачнувшись. Происходящее нравилось Рике всё меньше. – Что ты делаешь, Тормунд?
– Ты чего? – равнодушно произнес Тор. – За этих, что ли?
– Я не за этих, и не за тех! Я за нормальных людей!
Парень, которому Тор бросил в лицо снег, убрал руку. Из брови у него сочилась кровь. Видимо, в горсти снега оказался осколок льда.
– Ну и целуйся тут с ними! Идиотка! – обозлился Тормунд, повернулся и быстро зашагал обратно к церкви.
«Вот ты и прошла, любовь», мелькнула у Рике мысль. Девочка машинально расфокусировала взгляд – и у Торссона над головой возник конус дымки, еле поспевавший за ним в тумане, как слетающий ночной колпак из старых сказок.
Она подошла к парню с разбитой бровью, вытаскивая из кармана рюкзачка чистую салфетку. Все трое смотрели на неё неприязненно, исподлобья. Лица у мальчиков были бледные, и их чёрные глаза от этого сверкали вдвое ярче.
– Подожди-ка, – она вытерла салфеткой кровь, потом приложила к ссадине новую. – Вот так лучше.
– Вы чего на нас напали? – подал голос один из младших.
– Не знаю, что на него нашло. Я против вас ничего не имею, если что. Кстати, я Рике.
– Симон, – представился старший, прижимая салфетку к брови.
– Симон? – удивилась девочка. – Какое-то не арабское имя.
– Конечно, – засмеялся один из младших мальчишек. – Мы же не арабы. Мы еддеи.
3
Сегодня Илзе хлопотала на кухне, усадив свою ученицу в гостиной.
Рике подошла к журнальному столику, и взяла с него красиво оформленную книгу альбомного формата. Надпись на обложке – «Легенды Тролльхавена».
Девочка полистала страницы. На каждой – короткий рассказ с заглавием, рядом – искусный рисунок карандашом.
«Доска и камень», манили названия, «Духи́ и ду́хи», «Морская дева»… Рике оживилась, увидев на картинке знакомый вид дендрария. Рассказик назывался «Сады Любви». Этого следовало ожидать, подумала она, села на софу и погрузилась в чтение.
«САДЫ ЛЮБВИ .
Богат торговец и промышленник Юльф Сварлен. Не отлагая дело на потом, строил в город он дорогу из железных рельс. По ним вагоны резво бегали до Осло и Стокгольма, влекомы силой паровых машин. На ветер Сварлен не бросал слова. Благоухая потом, с толстым животом, внезапно овдовев, решил скорей жениться. Разыскивая подходящую девицу, он глаз на дочь главы управы Ингрид положил.
С высокой грудью, золотой косой прекрасна Ингрид, как рассвет. Глаза, как синие фиорды глубоки. И спелых вишен яркий цвет на лишь на её губах так ярко пламенеет. Мужчин сражает мановением руки в шестнадцать лет. И, взвесив всё, решил её отец отдать своё сокровище Сварлену – богатею.
В начале осени посватался жених. Обговорили всё с отцом, да по рукам ударили, на том и порешили. Но время нужно подготовить бракосочетанье молодых, поэтому до Юля-Рождества венчанье отложили.
Подруги Ингрид обзавидовались – богата будет, жить девчонке как за каменной стеной. Огромный дом, десяток слуг – не жизнь, а сказка. Лишь удовольствие лови и бей баклуши. Смеялась Ингрид им в ответ: "Да что вы говорите? Попробуйте-ка лучше это!", и из корзинки доставала каждой по сочной, спелой груше.
Стоял октябрь, похолодало в Нордланде, все было как обычно. Задули ветры с побережья. У Ингрид девушки собрались посидеть привычно. "А вот малина: кушайте!", сказала та, внося тарелку, полную благоуханных ягод. Поставила на стол ее небрежно. "Помилуй, Ингрид, где взяла ты их?". "Как где взяла? На что же мне жених?"
Пошили платье к бракосочетанью в ноябре. В нем Ингрид просто чудо, прелестница, колдунья, хороша! Однако видели подруги: печальна юной девушки душа. "Ну что же ты, бодрей, не вешай нос!". "Конечно девочки. Немного мне взгрустнулось. Вы ешьте персики, мне суженый принёс".
Декабрь: звон мороза и беззвучье снега. В один из дней позвала Ингрид всех к себе. Так рады девушки – что за сюрприз? Запыхавшись от бега, спешат к подруге. В доме полумрак, но Ингрид весела. "Скорее, угощайтесь!". "Что это?". "Гранаты! Их надо есть вот так! Любимый научил". "Так что же, Сварлен уж твою любовь заполучил?". Смеётся Ингрид. "Ну, девочки, не будьте так наивны. При чем здесь толстый хрыч? Сказала же: любимый!"
А накануне свадьбы, перед Юлем все встретились на улице случайно. Сияют девушки улыбками, лишь Ингрид не смешно. "Прощайте, милые", – вдруг говорит и так глядит печально. "Решила я давно сама, лишь для родителей не стало бы ударом. Возьмите, это спелая хурма, вам каждой по корзинке – прощальный мой подарок". "Да что ты, милая, такое говоришь?". "Вы не тревожьтесь, у меня все хорошо. Я замуж выхожу, но вас покину, может быть, на долгие года. Любимый мой в стране полуденного солнца, месте счастья и любви, там где цветут сады всегда". И вдруг ушла. Лишь только к вечеру одна из девушек, сомненья пересилив, об этом силы рассказать нашла.
Хватились Ингрид, когда стало уж совсем темно. Дверь распахнули к ней… Вот только не успели. Вбежали Сварлен и отец, да и оторопели. Белеет в комнате в заснеженную тишь раскрытое окно, весь пол усыпан розами, и… клубники спелой россыпь на девичьей распахнутой постели».
– Вот оно как! – сказала Рике сама себе.
Чтение было непривычное. Язык сломаешь, так это называется. Не поэзия и не проза. Рифма угадывалась, но плавала, скакала, а иногда и совсем терялась. Рике решила попробовать ещё.
На этот раз дело пошло лучше. История читается нараспев, как сага, поняла девочка.
– «Стоял октябрь, похолодало в Нордланде, все было как обычно.
Задули ветры с побережья.
У Ингрид девушки собрались посидеть привычно.
– А вот малина: кушайте! – сказала та, внося тарелку, полную благоуханных ягод. Поставила на стол ее небрежно.
– Помилуй, Ингрид, где взяла ты их?..
– Как где взяла? На что же мне жених?»
Рике прочитала кусочек вслух, и сама удивилась, как на этот раз получилось складно. Вошла Илзе.
– Легенды, – кивнула она. – Интересно?
– Ага. А вы отсюда сюжеты мне подсказывали?
– И отсюда тоже. Я сейчас на кухне закончу, и подойду, хорошо?
– Конечно, что вы!
– Тогда вот, можешь посмотреть еще мой фотоальбом, если хочешь.
Женщина сняла с полки тяжелый фолиант и положила рядом с девочкой.
– Пять минут! – крикнула она, выйдя из комнаты.
Рике отложила «Легенды», взявшись за фотоальбом госпожи Лунд. С кухни доносился обалденный аромат доходящего в духовке имбирного печенья с корицей.
В альбоме были и совсем старые фотографии – даже в сепии; Рике знала, что так называются оттенки коричневого цвета на снимках начала прошлого века. Там мужчины в чопорных костюмах стояли позади женщин, сидевших на строгих стульях в напряжённой позе. Иногда попадались дети в матросских костюмчиках или смешных платьицах. На одном из подписанных снимков оказался Джонатан Лунд. Рике вспомнила, что так звали инженера, который построил городской фуникулёр на гору Старый Тролль. «Ух ты! Дед или прадед Илзе, наверно», решила она.
Наставница Рике вернулась в гостиную, поставила на столик маслёнку, сахарницу, кофейник, корзинку с конфетами, снова вышла, принесла полное блюдо благоухающего горячего имбирного печенья и присела, наконец, слева от своей ученицы. Та как раз дошла до чёрно-белых снимков, по виду – тридцатых-сороковых годов.
– Угощайся, милая! – добрые морщинки вокруг глаз Илзе так и приглашали отведать сладостей и выпечки. Она налила им кофе в чашки. Рике протянула руку и взяла печенье. Пальцам стало горячо, девочка поспешно откусила кусочек и положила остаток в тарелку. Ее заинтересовал один снимок – на нем несколько молодых офицеров в форме Морских Псов обнимались со смеющимися светловолосыми девушками на тролльхавенской набережной, а за ними солнце бросало на воду фьорда сверкающие блики.
– А вот это тоже ваши родственники?
Женщина прищурилась, рассматривая через толстые стекла очков фотокарточку, на которую показала Рике.
– О да, милая, – вздохнула она. – Короткий палец ткнул в офицера и девушку, которую он обнимал за талию. – Это мои отец и мать.
Рике чуть не уронила альбом. Отец Илзе Лунд – Морской Пёс???
– Но… Как? – выдавила она.
Илзе невесело усмехнулась.
– Да, Рике, я и моя сестра – дети войны. Знаешь, кто это такие?
– Краем уха слышала, – замялась Рике. Дети войны – это было что-то стыдное, из времен оккупации, о чем не говорят вслух в приличной компании.
– Даже сейчас об этом не любят вспоминать. Мы – дети врагов. Детство было такое, что никому не пожелаешь… Но давай лучше сейчас не будем о грустном. Ты же хотела меня о чем-то расспросить?
– А, да! Про оптический эффект!
– Это вам учитель в школе рассказал? – Илзе сделала большие глаза. – Сейчас я тебе открою страшную тайну! Аура – это и правда оптический эффект!
Она дробно засмеялась, будто сушеный горох в жестяной банке трясли. Рике уставилась на нее, приоткрыв рот.
– Все, что ты видишь – оптический эффект, моя милая. Так и аура. На самом деле ты видишь не ауру, а этот оптический эффект. Но, – она подняла палец, – если будешь регулярно практиковаться, то мозг привыкнет к тому, что ты «видишь» ауру. И тогда остальные органы чувств начнут «достраивать» картинку, и «видение» поможет тебе взаправду видеть тонкие тела людей. И цвета, и болезни, и ещё многое. Ведь в театре же ты сама видела, а там некому было эти эффекты создавать. Не очень понятно пока? – улыбнулась она. – Ну ничего, со временем разберёмся.
– Угу. – Глоток кофе. Кусочек вкуснющего печенья. – Скажите: а вот смотрю, у некоторых людей аура – я её ещё дымкой называю – над головой в такой конус превращается. Это тоже оптическое… эээ… или что-то необычное?
– О, а говоришь, оптический эффект. – Илзе понизила голос. – Знаешь, Рике, думаю, что это тревожный знак. Я тоже в последнее время вижу таких людей. Не хочу пугать, но… У нас все разговоры сегодня скатываются к разным неприятностям. Расскажи-ка мне, что у тебя происходило.
Рике рассказала и про поездку в Герресборг, и про Тормунда и его многогранного деда, и про то, как молодой Торссон напал на еддейских мальчишек. Наставница слушала, задумчиво кивая. При упоминании еддеев она оживилась.
– Ты, значит, ему ссадину промыла и продезинфицировала. А он что?
– А он меня на концерт пригласил. В Еддейский центр.
– Ух ты! Замечательно! Симпатичный?
Рике смущённо кивнула.
– А этот Тормунд, говоришь, тебе тоже понравился? – Илзе подмигнула Рике.
– Как понравился, так и разонравился! – разозлилась девочка. – Индюк тупой!
– Ну, ну, не сердись. А на концерт сходи, потом расскажешь.
Рике кивнула, спрятав глаза за чашкой. Она надеялась, что ее зардевшиеся щёки можно списать на тёплое печенье и горячий кофе.
4
Еддейский культурный центр был здание как здание, ничего необычного. Четырёхэтажная офисная стеклянная коробка, каких полно. У входа хлопали полотнищами флаги Норвега и Еддеи. А вот пристроившаяся сбоку синагога была похожа на миниатюрный сказочный замок, с башенкой под островерхой крышей, стрельчатыми оконцами и красивой входной аркой. Над белёными стенами в небо на шпиле возносилась шестиконечная звезда.
Рике ещё не бывала в этом районе, и смотрела по сторонам, выискивая Симона. С фьорда задувал очень освежающий ветерок, и она успела продрогнуть, пройдя три квартала от остановки. Девочка уже полезла в карман за телефоном, когда Симон выскочил из стеклянных дверей центра и замахал ей рукой.
Юноша был в чёрных брюках и белой рубашке с галстуком-бабочкой. Подростки заскочили в фойе, отдуваясь.
– Холодно как! – констатировал Симон.
– Ага, привет, – ответила Рике.
– Кофе хочешь? – спросил мальчик. Сегодня он выглядел иначе, празднично. Ссадина над бровью уже почти зажила.
– Не, – сказала Рике. – Дома пила недавно. Где тут у вас концерт?
Симон повел её по лестнице на второй этаж, оглядываясь. Рике делала вид, что рассматривает висящие на стенах картины и фотографии, чтоб не встречаться взглядом. Будь она постарше, подумала бы, что у него глаза поэта. Или пророка. А сейчас Рике просто чувствовала, что, если смотреть в эти глаза, у нее в животе начинает крутиться маленький вихрь, и от этого было не по себе.
Они вошли в полутёмный концертный зал. Зальчик был приличный, но народу собралось не так много. Человек сорок – сорок пять, прикинула Рике. На сцену как раз выходили юноши – в чёрных шляпах, жилетах с белыми рубахами и брюках, заправленных в высокие сапоги, и девушки, в клетчатых юбках, белых блузках и с платками на головах.
– Садись, – шепотом сказал Симон. – Смотри, скоро я буду выступать.
И он убежал вниз по проходу, не дав сказать Рике ни слова. Девочка положила куртку на соседнее кресло и устроилась поудобнее. Пара человек оглянулись на них с Симоном, но никто ничего не сказал.
Зрители захлопали. Из настенных колонок заиграла весёлая музычка, и четыре пары молодых людей принялись сходиться-расходиться в народном танце. В зале прихлопывали, кто-то даже подпевал. За двадцать минут плясуны исполнили несколько разных танцев. Потом запыхавшиеся, но довольные, они раскланялись и убежали со сцены.
Вышел конферансье, как его определила для себя Рике. Одет он был так же, как Симон, но в пиджаке.
– Выступает Симон Левт, – мрачно сказал он. – Гершвин. Композиции для скрипки.
Юный скрипач церемонно вышел к микрофону, коротко поклонился, тряхнув головой. В зале снова послышались аплодисменты. Рике вежливо похлопала вместе со всеми.
Юноша заиграл. Рике узнала музыку – «Summertime»! Обалдеть! Оказывается, это еддейская мелодия для скрипки.
Симон играл без перерыва, одна мелодия кончалась, и через секунду он начинал другую. Зал притих, казалось, каждый переживает пронзительные и тоскливые звуки скрипки, как что-то личное. Девочка ощутила, что у неё в груди и животе снова закрутились два маленьких вихря – один в одну сторону, другой в другую.
Когда Симон закончил, пару секунд стояла тишина. Затем все неистово захлопали, несколько человек вскочили на ноги, мужчина в первом ряду крикнул: «Молодец!». Рике чуть не отбила ладони друг об друга.
Через две минуты он снова сидел рядом. Бледное лицо порозовело, глаза горели.
– Ну как? – Симон взял её за руку. – Тебе понравилось?
– Ты даже не представляешь! – искренне ответила девочка. – Теперь я твоя поклонница, – она смущенно улыбнулась. – Хочу тебя обнять.
– Ну так давай, – серьёзно ответил Симон.
Они неуклюже обнялись. Мальчик легонько похлопал Рике по спине.
Со сцены послышалось пение. Пока они отвлеклись, к микрофону вышла миниатюрная шатенка. Пожилой представительный мужчина играл на рояле, который был до этого спрятан за кулисами, а девушка пела на смутно знакомом Рике языке.
– Это Сара, – шепнул Симон. – Она приехала в гости к родственникам, из Остланда. Шикарно поет остландские романсы.
Так вот почему язык казался ей знакомым!
– Некоторые выступающие не пришли. – Симон хмуро оглядел зал. – Побоялись.
– А что? Что-то случилось?
– Утром подбросили под дверь синагоги свиную голову. Люди боятся террористов. Но это не террористы. Это идиоты.
Рике смотрела на мальчика круглыми глазами. Ей сразу вспомнился рассказ Тормунда.
– А полиция?
– А что полиция. Списали на хулиганство.
Мужчина заиграл новую мелодию, и сердце Рике болезненно сжалось. Как будто не прошло уже восемь лет. Девушка запела, а Рике понимала в этом романсе почти каждое слово.
Gori, gori, moya zvezda…
Zvezda lyubvi privetnaya…
Ty u menya odna zavetnaya,
Drugoy ne budet nikogda…
Она почувствовала, как наворачиваются слёзы. Рике засопела, и полезла в куртку за платком.
– Ты чего? – заволновался Симон. – Расстроилась из-за идиотов со свиной головой?
– Эту песню мама пела, – хрипловато сказала Рике. Она вытерла глаза и тихо высморкалась.
– А сейчас не поёт?
– Она погибла.
– Прости.
– Все нормально. – Но Рике снова засопела.
– А о чём песня? – решил отвлечь её от грустных мыслей Симон.
– Про звезду. Одну-единственную.
– У каждого есть своя путеводная звезда, – немного недопоняв, ответил мальчик. Рике не стала ему объяснять, не было настроения.
После концерта они перекусили в кафетерии центра яблочной запеканкой, запивая ее колой. Выпечку и вкусности принесли из дома зрители концерта. На Рике поглядывали с любопытством, но никто не лез.
– Вон мои, – показал Симон. – Я попросил пока с тобой не знакомиться. Еддейское радушие бывает таким навязчивым.
За два столика от них сидели миловидная женщина в очках и кучерявый сухопарый мужчина. Они деликатно помахали подросткам.
Рике хихикнула, и помахала в ответ.
На улице уже стемнело, и Симон пошел проводить её на остановку. Рике задрала голову. Симон проследил направление взгляда. Над еддейским центром хлопало на ветру бело-синее полотнище.
– Маген Давид, – сказал он. – Щит Давида. И звезда Давида.
– У каждого есть своя путеводная звезда, – тихо повторила Рике. Они подошли к остановке.
– Мы ещё сможем увидеться?
– Конечно. Созвонимся. Или спишемся. – Девочка помахала телефоном. Из-за поворота в нескольких кварталах от них показался Тибанен.
– Кажется, у меня над головой сегодня загорелась новая звезда. – Симон взял её руки в свои. – Ярче любых других. – Они встретились взглядом, и Рике провалилась в его глаза с головой. – Будешь моей белой лилией долин? Путеводной звездой?
Рике внезапно сковала немота. Она лишь еле заметно кивнула.
Симон наклонился вперёд и на секунду прижался губами к её щеке.
Глава 8. Час колдовства
1
Августовское солнце ласкало кожу теплом уходящего лета. Ветерок с фьорда, играя, растрепал причёску Фриты, и непослушная прядь всё время падала на глаза.
Она припарковала машину на платной стоянке у дендрария, и несколько кварталов прошла пешком. Уже виден был угол жёлтого двухэтажного дома, до цели осталось всего ничего. Выше по улице зеленела сетка забора, отгораживающего Край от жилого района.
Кошка в переноске вопросительно мяукнула. Фрита шикнула на неё. Поймать глупую соседскую Жемчужинку не составило никакого труда. Утром Фрита вывалила пакетик мясного корма на блюдце, и показала через заборчик греющейся на утреннем солнышке кошке. Соблазнительный аромат завел Жемчужинку прямо в ловушку – открытую переноску.
Девушка поменяла руки. Животное оказалось неожиданно тяжёлым. К счастью, тащить скотинку пришлось недалеко.
Палец Фриты утопил кнопку звонка. Полминуты ожидания – кто-то посмотрел в глазок, и дверь приоткрылась.
– Где тебя носит? – буркнула Уна, и тут же улыбнулась. Улыбка делала ее юное лицо прямо-таки ангельским. – Заходи. Все заждались уже.
Она посторонилась, пропуская Фриту внутрь.
Подновлённый фасад дома составлял разительный контраст с его скрытым от посторонних глаз интерьером. Фрита поёжилась.
Темный холл продолжался разделённым продольной перегородкой коридором, освещаемым только тусклым окном в его конце. Краска, которой был выкрашен пол, потрескалась и облупилась. Вдоль каждой стены тянулись запертые двери серого цвета. Углы густо заросли пыльной паутиной.
Девушки подошли к левому тёмному проёму и спустились по лестнице. Голая лампочка над ступенями едва освещала дорогу.
Подвал – просторное сумрачное помещение – освещался тремя маленькими окошками под потолком. Недавно их протёрли влажной тряпкой, но большей частью только размазали грязь по стеклу. В одном углу свалили разный хлам, другой закрывала раздвижная медицинская ширма.
Чувствовалось, что помещение проветривали, но затхлый запах висел в воздухе почти осязаемыми пластами. Его перебивал только аромат горячего кофе.
У стены под оконцами Фрита увидела стол. За ним с кружками в руках сидели Магрит, Хильда и старая Гудрун.
– Осторожно, не наступи, – Уна повела Фриту вокруг простыни, расстеленной на полу прямо перед входом в подвал.
– Силы вам, и в вас! – поздоровалась с женщинами Фрита.
– И тебе, и тебе, – отозвались они. – Садись, попей кофе.
Фрита поставила на бетонный пол переноску с кошкой. Та притихла. Может, почувствовала, что её ждёт.
– Все руки оттянула, – пожаловалась девушка. Сев за стол, взяла бутерброд с ветчиной и откусила от него крепкими белыми зубами. Хильда налила из термоса кофе ей в кружку.
Магрит присела у переноски и осмотрела кошку сквозь решётку.
– Сиамская, – довольно сказала она. – Умница, Фрита. Сиамская – это хорошо.
Гудрун засмеялась, но тут же закашлялась, будто закаркала.
– Ну что, девочки, давайте заканчивать, – сказала Магрит, поднимаясь.
– Вернее, начинать, – прокашлявшись, каркнула Гудрун.
Уна и Хильда захихикали, как девчонки. Ну да они и есть девчонки, подумала Фрита.
Все вместе быстро убрали со стола, и Магрит поставила посреди него телефон с маленькими колонками. Из оранжевой спортивной сумки она достала две чёрные свечи и прозрачные стеклянные подсвечники. Свечи Магрит зажгла по сторонам от мобильника, и нажала кнопку воспроизведения на экране. Зазвучал неприятный для слуха рваный мотив – католическая месса, записанная задом наперёд.
Уна и Хильда составили стулья вдоль стены, и женщины разделись, оставшись в чем мать родила. Тела Уны и Хильды светились здоровьем и юностью, в противовес старческой фигуре Гудрун, с отвисшими грудями и дряблой кожей. Выигрышней всех смотрелась Магрит, регулярно ходившая в спортзал и солярий. Она двигалась уверенно, с грацией тигрицы. Фрита с неудовольствием отметила валик жира у себя на животе, образовавшийся с полгода назад.
Шершавый бетон неприятно холодил босые ступни. Гудрун наклонилась, и сдёрнула простыню, закрывавшую кусок пола.
Красной масляной краской там нарисовали пентаграмму в круге. Некоторые магические символы были Фрите известны. Саму пентаграмму выполнили в виде козлиной морды, смотревшей на стену под окнами.
Хильда прибавила громкость колонок, и извращённое богослужение зазвучало громче. Гудрун стала на конец козлиной «бороды», показав Уне и Хильде встать слева и справа от неё. Фрите и Магрит выпали «рога».
Магрит поставила кошачью переноску между собой и Фритой. В руке она держала пластиковый шнур с двумя петлями на концах. Фрита только сейчас заметила, что в потолок подвала вместо лампочки вбит стальной крюк, прямо над центром пентаграммы. От подвальной прохлады кожа покрылась мурашками.
Гудрун воздела руки кверху. Чёрные свечи горели за её спиной, бросая перекрещенные тени на пол.
– Чаем пришествия твоего! – хрипло начала она. – Возносим хвалу величию твоему, Властитель!
– Чаем! – подтвердили остальные. – Возносим!
– Дабы приблизить час славы твоей, – продолжила старуха, – приносим жертву во имя твоё!
Магрит набросила одну петлю шнура на крюк в потолке, а другую растянула, придерживая руками. Петля метра на полтора не доставала до пола.
– Давай, – шепнула она Фрите.
Та присела над переноской и открыла крышку. Испуганная Жемчужинка зашипела на неё, прижав уши.
– Тихо, глупая, – сказала Фрита. – Не бойся.
Она подхватила доверчивую кошку и сунула ее головой в петлю, которую придерживала Магрит. Та затянула петлю и оттолкнула кошку от себя.
Протяжный визг резанул по ушам. Но почти сразу петля сдавила кошке горло, и она молча продолжила крутиться вокруг своей оси, бешено молотя лапами.
За оконцами, казалось, стремительно стемнело. Только свет двух свечей отбрасывал на стены подвала жуткие тени.
Наконец кошка затихла. Издыхая, она обмочилась, струя забрызгала ноги всех женщин. Резко пахло кошачьей мочой. Прошло всего несколько ужасных секунд, но Фрите показалось, что миновало уже не меньше получаса. Она видела лица девушек – Уны и Хильды, бледные, напряжённые, парализованные страхом. Только на Магрит случившееся не произвело никакого видимого впечатления.
– Да прольется кровь! – выкрикнула Гудрун. Лицо её было в тени, но голос стал более сильным. Звучным. Более молодым.
Магрит поставила в центр пентаграммы глиняную миску. Вместе с Фритой они вытащили дохлую кошку и перевернули ее. Магрит затянула петлю вокруг задних лап, а Гудрун перерезала горло животному взятым со стола ножом. Сверкнуло лезвие, и кровь тонкой струйкой полилась в посудину.
Несколько минут они переминались с ноги на ногу, ожидая, пока наполнится миска. Гудрун придерживала кошку за голову, чтобы кровь не разбрызгивалась в стороны.
– Достаточно, – прошептала она.
Магрит сняла петлю с крюка и швырнула кошку в угол. Гудрун присела, и макнула пальцы левой руки в кровь.
– Повторяйте за мной, – властно сказала старуха. Испачканными кровью пальцами она провела вертикальную линию меж грудей Хильды – сверху вниз. Девушка вздрогнула. – Отрекаюсь от света!
– Отрекаюсь от света! – повторили Уна и Хильда. Фрита снова поежилась. Она уже прошла эту процедуру – около года назад, но её до сих пор знобило даже при воспоминании.
– Отдаю себя во власть Тьмы! – и Гудрун провела по животу Хильды вторую черту. Получился перевёрнутый крестианский крест.
– Отдаю себя во власть Тьмы!
Гудрун повернулась к Уне и снова макнула пальцы в миску.
– Теперь я – твоя собственность, Повелитель!
– Теперь я – твоя собственность, Повелитель…
– Отныне и навсегда!
– Отныне и навсегда!..
За ширмой кто-то страшно захрипел. Хоть Фрита и знала, что (скорее, кто) находится там, её всё равно чуть не хватил инфаркт. Девушки же, бывшие в неведении, выглядели, будто при последнем издыхании. Уна начала закатывать глаза, намереваясь хлопнуться в обморок. Но Гудрун среагировала быстро и жёстко, одной рукой выкрутив девчонке сосок, а второй влепив ей звонкую пощёчину. Глаза Уны распахнулись, словно две маленьких луны.
– Спокойно, – прошипела Гудрун, – спокойно… Вот так.
Её движения и даже осанка изменились. Сейчас она выглядела, как женщина не старше пятидесяти. Гудрун прошла к ширме и убрала её в сторону.
– Вот кто у нас здесь, – почти пропела она.
На медицинской кушетке, прикрытый до груди одеялом, лежал очень старый, бледный и измождённый человек. Глубоко запавшие глаза смотрели на женщин с лысого, покрытого пигментными пятнами черепа.
– Дай, – прохрипел этот живой труп.
Гудрун взяла двумя руками миску с кошачьей кровью и поднесла к его рту. Фрита видела, как задвигался кадык на тощем горле. С хлюпаньем опорожнив посудину, жуткий старик громко рыгнул.
На глазах у женщин в него возвращалась жизнь. Кожа порозовела, глаза заблестели. Он приподнялся на локте, рассматривая девушек с неожиданным интересом.
– Которая? – спросил он у Гудрун.
– Думаю, Хильда покрепче будет, – ответила старуха и поманила девушку пальцем. – Пора доказать свою верность Повелителю.
Хильда медленно подошла. Гудрун откинула одеяло. Старик был совершенно голый, как и женщины в комнате. В его чреслах набухал жизнью бледный червь.
– Давай, верни Хозяина к жизни, – Гудрун грубо толкнула Хильду в спину.
Разошлись далеко за полночь. Фрита была переполнена звуками звериного совокупления, болью в исцарапанной спине и искусанной груди, затхлым привкусом во рту, унижением и страхом. Она едва удержалась, чтоб не выблевать все это на мостовую, сразу, как вышла на улицу. Но хуже всего был хруст костей дохлой кошки. Хозяин принялся пожирать её сырой, едва удовлетворил свою отвратительную похоть. Этот мерзкий звук стоял в ушах Фриты до самого утра.
2
Город после недавних беспорядков затих, словно затаился. Туристический сезон кончился, и приезжих почти не было. Тролльхавенцы же предпочитали сидеть по домам. Чуть ли не каждый день лил дождь.
Новости муссировали зверства Остланда в Ближнестане. Кровавый режим тирана при поддержке остландких оккупантов брал город за городом. Они бомбили больницы и школы. Повстанцы отступали. Отец Рике с усмешкой говорил, что всё это враньё. Повстанцы – на самом деле бандиты, пачками убивающие мирных жителей, а осси помогают законной власти восстановить порядок. Разбомбленные школы и трупы детей снимают в соседней стране с привлечением массовки. Он даже показал дочери ролик в сети, где «убитые» дети, залитые «кровью», после съемки вскакивают, весело смеясь.
В Атлантисе близились президентские выборы. Соперничали миллиардер Траст, развязный мужлан, и афроамериканка, сенатор Блондализа Лайз. Если победит госпожа Лайз, то она станет первой чернокожей женщиной – президентом Атлантиса. Госпожа Лайз была очень приятной на вид, и Рике искренне ей симпатизировала. Блондализу в семье еще поддерживала Ирма, а симпатии Ларса Тьоре были на стороне Траста. Отец говорил, что Лайз – популистка и врунья, а Траст, хоть и тоже не дурак приврать, зато человек дела.
Рике рассказала подругам в школе про знакомство с Тормундом. А потом, смущённо – про Симона. Девчонки похихикали над её переживаниями, делая большие глаза.
– Надо же, наша недотрога знакомится с мальчиками!
Тем неожиданней был вопрос, заданный Грете на следующий день.
– Слушай, Ри, – заговорщицки наклонилась она к подружке, – а этот Симон, он не норвег?
Подруги сидели за своими партами, до начала урока оставалась еще пара минут. Кирс навострила уши и придвинулась поближе.
– Норвег, конечно, но еддей, – простодушно ответила Рике. – А что?
– Лучше бы ты с Тормундом замутила, – озабоченно сказала Грете. – А то эти еддеи скоро разбегутся из Нордланда, будешь еще переживать.
– Чего это они разбегутся?
– Сама узнаешь, – поджав губы, сказала Кирс. – Нечего им тут у нас делать. Они не любят Норвег, и не ассимилируются, мне так папа сказал. Значит, нечего им у нас делать.
– А мне брат сказал, что скоро их прищучат, – сверкнула глазами Грете.
– Вы что такое говорите! – возмутилась Рике.
– Ты бы лучше думала, что ты говоришь! – прошипела Грете. – Колдовство какое-то придумала, ауры, и вот еддеи теперь! Выделиться хочешь, что ли? Нечего высовываться!
Начался урок, и девочки отвернулись друг от друга. Кирс бросала на Рике косые взгляды, будто в чем-то сомневаясь.
После уроков Рике зашла за Улафом. Она обратила внимание, что давно уже не видит в садике Хельги.
– Хельга? Хельга у нас больше не работает, – сказала Анна Ларсен. – После того случая, когда Улле пропал, ты же помнишь.
Рике растерянно кивнула.
– Ну вот, после проверки её почти сразу и уволили, за халатность.
Взяв Улафа за руку, девочка вышла на улицу. На запястье брата болтались «умные» часы – Ларс купил их сразу после истории с пропажей мальчика. Теперь в любой момент все в семье могли узнать, где он.
Достав телефон, Рике попыталась послать Хельге вызов. «Абонент временно недоступен», – ласково проинформировал женский голос.
Когда пришел отец, Рике сидела в туалете, листая странички чужих «инстаграмов».
– Я дома! – крикнул Ларс Тьоре.
– Мы тоже! – отозвалась девочка. Она потянулась за туалетной бумагой, и обнаружила, что та кончилась. Изогнувшись, Рике заглянула в шкафчик над унитазом. Но и там было пусто.
– Хьюстон, как слышите? – крикнула она, приоткрыв дверь.
– Капитан Тьоре, слышим вас хорошо! – раздался голос отца.
– Хьюстон, у нас проблемы! Кончились средства гигиены, как слышите Хьюстон?
– Слышим вас хорошо! Оставайтесь на связи! Отправим вам с первым шаттлом!
Простучали шаги и в щель просунулась рука Ларса с рулоном бумаги.
– Спасибо, Хьюстон! Вы спасли норвегскую астронавтику!
– Мы здесь для помощи вам, капитан!
– Вас поняла, Хьюстон! Стыковка выполнена успешно! – и Рике нажала кнопку смыва.
Отец сидел на кухне за столом, доедая ужин. Рике присела рядом.
– Хельгу уволили из садика. Из-за Улафа, – грустно сказала она.
Ларс слегка помрачнел.
– Да, я знаю.
– Знаешь? – удивилась Рике.
– Она пришла устраиваться в фитнес-центр, к Ирме. Ирма за неё поручилась.
– Вот как? А почему мне ничего не сказали?
– Ри, это же дела Хельги. Мы решили, что она сама тебе скажет, если сочтёт нужным.
– Ну спасибо, – нахмурилась она.
– Не дуйся, – улыбнулся отец. – Хорошо всё, что хорошо кончается.
К приходу Ирмы вся семья уже сидела за столом. Улаф рассеянно тыкал ложкой в картофельное пюре, следя за мельтешением мультяшных героев по ТВ.
– Спасибо, что поручилась за Хельгу, – поблагодарила Рике мачеху.
– Эти мне осси, – Ирма покосилась на мужа. – Одни неприятности от них.
Ларс улыбнулся, и молча накрыл рукой ладонь жены.
– Ну а у тебя-то как дела? А то и поговорить некогда, – повернулась Ирма к падчерице. – Какая-то ты скрытная стала в последнее время. Мальчик появился? – и она засмеялась.
Рике, однако, было не до смеха.
– Появился, кажется, – тихо сказала она.
– Ух ты! Рассказывай, – оживилась Ирма. Даже обычно невозмутимый Ларс взглянул на дочь с интересом.
– Ну а что? Там и рассказывать-то нечего. Он хороший, на скрипке играет… Симпатичный. Симон зовут.
– На скрипке? Норвегский мальчишка? Симон?
– Ну, он не совсем норвег. Он еддей.
Повисло напряжённое молчание. Ларс внимательно смотрел на жену.
– Жид? – негромко спросила Ирма. – Ты что же это, с жидом встречаешься?
Рике и слова-то такого не знала.
– Жид, это что – еддей?
– Жид, доченька, это жид! Что, нормальных парней мало? Зачем он тебе сдался? Это что за блажь? Ларс, скажи хоть ты!
Утратив дар речи, Рике только хлопала глазами. Ирма никогда так с ней не разговаривала.
Ларс перевел взгляд на дочь.
– Я думаю, что девочка может встречаться с любым мальчиком. Если сохраняет благоразумие.
– Да вы что тут, ополчились против меня? – вспылила Ирма.
– Присядь, давай поговорим, – попытался урезонить жену Ларс.
– Не о чем тут разговаривать! – Ирма вскочила и выбежала из кухни.
Улаф замер. Ложка с пюре, звякнув, упала в тарелку. Рике посмотрела на отца, не зная, что сказать. Ларс покачал головой и со слабой улыбкой развел руками.
– У полян с еддеями не очень дружба ладится, Ри. Не обращай внимания, она успокоится, отойдёт. Ты же знаешь Ирму.
Не обращать внимания. Отличный совет, пап. С каждым днем приходится не обращать внимания на всё большее количество вещей. Но что делать, когда они обратят внимание на меня?
3
Эсэмэску Илзе прислала в четверг вечером.
«В субботу собрание ковена, они нас пригласили. Если ты свободна, встречаемся в 14.00, у начала Беккетомтен».
Что такое ковен, девочка уже знала – Илзе объяснила. Это объединение колдуний и ведьм, вроде профсоюза. О том, что надо бы с ними познакомиться, и они многому могут научить, наставница повторяла Рике несколько раз.
Беккетомтен, улица Ведьмина ручья, тоже была ей известна – короткая улочка недалеко от Аквариума. Туда еще гиды постоянно таскают туристов, ведь это такая достопримечательность – самая короткая улица, что ты-что ты!
«Хорошо», ответила Рике. И подумала – теперь насчет воскресенья с Илзе надо будет поговорить. Ведь Симон пригласил ее погулять. При воспоминании о черноволосом музыканте сердце у Рике сладко заныло.
Утром субботы сильный дождь перешел в легкую морось, и небо немного просветлело. Рике крутила педали, разбрызгивая лужи, и чуть не столкнулась с велосипедом Илзе на углу Беккетомтен.
– Здравствуйте! – улыбнулась девочка.
– Привет! – отозвалась ее наставница. – Как дела?
– Порядок, – бодро сказала Рике.
Они проехали немного вдоль ограждения – с одной стороны улочка круто обрывалась вниз, и остановились возле двери обычного белого дома. Верхний его этаж выходил на Беккетомтен, а еще два были ниже проезжей части, примыкая к улице внизу. На площадке у дверей уже стояли три скутера и несколько велосипедов.
Илзе позвонила.
Открыла миловидная брюнетка лет шестидесяти. На ней было свободное зелёное платье из плотной ткани, шею обрамляло ожерелье из прозрачных золотистых камней с пузырьками воздуха внутри – янтарь.
– Заходите, заходите! Госпожа Лунд! – обрадовалась она Илзе. – А с вами это, значит…
– Эрика, – представила ее наставница. – Я о ней говорила. Рике, знакомься, госпожа Астрид Рисвик. Хозяйка Рисвик, как зовут её в наших кругах.
Женщина рассмеялась, пропуская их в дом. Они сняли дождевики, стряхнув воду в прихожей.
– Если тебе кажется, что хозяйка Рисвик звучит слишком напыщенно, можешь звать меня матушка Астрид. Хорошо?
– Хорошо, – согласилась Рике.
– Ну вот и славно. Пойдемте в дом, нас ждет горячий кофе и яблочный пирог!
Рике и Илзе спустились за хозяйкой вниз по лестнице на средний этаж. Там, в просторной гостиной, на диванах и креслах вокруг большого стола расположились довольно много женщин всех возрастов – от совсем молодых девушек до ровесниц хозяйки и Илзе. Стол был заставлен чашками и тарелками с разной выпечкой и сладостями. Слышался смех и несколько параллельно ведущихся разговоров. Все были одеты просто, по-домашнему.
Когда гости зашли, смех и беседы стихли. На Рике уставились полтора десятка пар любопытных глаз.
– Желаю вам силы, и да пребудет сила в вас! – произнесла Илзе.
– И вам, и вам, – отозвались женщины. Рике замерла в смущении, обводя взглядом комнату и стараясь не встречаться глазами с присутствующими.
– Девочки, с госпожой Лунд вы в большинстве знакомы, – сказала хозяйка. – А вот юное дарование, которое Илзе попросила приветить и обучить, чему мы сочтём нужным.
Илзе обняла девочку за плечи.
– Вы знаете о тревожных предзнаменованиях, которыми полны последние месяцы. Эрика явилась мне в одном из таких знамений. Прошу вас научить её всему, что может помочь. Как знать, возможно, эта девочка сыграет важную роль в судьбе нашего города. В будущем.
– А может, и нет, – отозвался насмешливый голос. Рике увидела красивую черноволосую женщину, подозрительно похожую на хозяйку. Рядом она с изумлением обнаружила Фриту, которая ездила с ними в Герресборг. У той в углах губ пряталась улыбка.
– Моя дочь Магрит, – со смехом сказала матушка Астрид. – Ей свойственно во всём сомневаться. – Она сделала знак, и женщины начали сдвигаться, освобождая место для гостий.
– Это так, но верно и то, что я всегда рада новым лицам в нашем кругу, – Магрит тоже радушно улыбнулась и поставила перед новоприбывшими по чашке дымящегося кофе и по тарелке с куском пирога. – Угощайтесь, прошу вас.
Рике показалось, что она уже видела Магрит. Или похожий взгляд? Странно, такое же ощущение было у неё недавно, когда она рассматривала снимки в альбоме Илзе. Фрита подмигнула ей, и она немного расслабилась.
– Почему «хозяйка»? – шепотом спросила девочка.
Илзе пожала плечами.
– Традиция, – беззвучно произнесла она одними губами.
– Я хочу немного рассказать Эрике о нас, а потом, если она захочет, может рассказать о себе, – начала хозяйка. – Так будет удобно?
Илзе кивнула.
– Ну хорошо. Эрика, добро пожаловать в ковен «Ласточки Фрейи».
Теперь кивнула Рике:
– Спасибо.
– Ковен – это собрание женщин, наделенных силой. В народе нас называют ведьмами. Есть суеверия, что ведьмы занимаются гадостями, чёрным колдовством, наводят порчу и прочее. Все это ерунда. Мы собираемся для совместного обучения, делимся опытом, общаемся, иногда проводим обряды для защиты или исцеления, для оздоровления и творческого роста. Так что бояться нас не надо.
Женщины за столом согласно загудели. Астрид Рисвик продолжила:
– Фрейя в нашем северном пантеоне, как ты, наверно, знаешь, – богиня любви. Но еще она и богиня войны, и богиня урожая. Того, кто ей верен, она щедро одарит, а кто попробует ей повредить – она сурово накажет. Ласточка же – посланница, вестница, а ещё и символ весны, возрождения и домашнего очага. Так вот и мы – ласточки Фрейи. Тебе понятно?
Девочка снова кивнула. Она наконец сосчитала всех женщин – вместе с Хозяйкой и Илзе их было тринадцать.
– Все мы одарены в разных областях. А в ковене становимся одним целым, делая друг друга сильнее. Поодиночке мы никогда не достигнем таких результатов, как действуя сообща. Я вижу, ты нас сосчитала, – она показала на сидящих ведьм. – Надеюсь, тебя не пугает число тринадцать. Здесь нет никакой связи с сатанизмом. Тринадцать – традиционное число членов ковена, ведь в году тринадцать лунных циклов. А мы, женщины, тесно связаны с Луной. Познакомься, – она стала показывать на женщин, называя их имена. – Лив, Гудрун, Уна, Хильда, Нанна, Магрит ты уже знаешь, Фрита, Сольвейг, Дагмар, Лена, Магда.
Каждая приподнималась и протягивала девочке руку.
– Теперь расскажи нам, пожалуйста, немного о себе.
Рике встала.
– Мне четырнадцать лет. Почти пятнадцать уже. Я обычная девочка. Учусь в школе, живу с родителями и младшим братом. Госпожа Лунд говорит, у меня должны быть способности, но я ничего такого не чувствую.
Что-то насторожило Рике. Продолжая говорить, она расфокусировала взгляд и считала дымку над ведьмами. У большинства обычная, но над несколькими образовывала уже знакомый ей конус. К удивлению Рике – над головой Магрит, дочери хозяйки, но наиболее выраженный был над Хильдой, девушкой с красивым бледным лицом.
– Больше не знаю, что рассказать. Учусь средне, люблю читать книги и слушать современную музыку. Вроде всё. – Она села на диван.
– Хочу добавить. – Фрита махнула рукой. – Рике – начинающая журналистка. Моя подруга с городского телеканала говорит, что у нее хороший потенциал. Недавно мы вместе ездили делать репортаж в Герресборг, где поселили этих новых беженцев.
– Благодарю вас. – Хозяйка улыбнулась Рике и Фрите по очереди. – Теперь давайте подумаем, чем мы поможем Эрике на ее пути. Но для начала нам еще надо тебя посмотреть. Лив, поработаешь с Рике?
– Конечно. – Лив встала из-за стола и поманила девочку за собой. – Пойдём в соседнюю комнату, чтобы нам не мешали.
Рике вопросительно взглянула на Илзе, та успокаивающе кивнула – мол, иди, все в порядке.
Они с Лив расположились у письменного стола, рядом с окном. Женщина достала из алого бархатного мешочка колоду карт, крупнее обычных игральных. Таро, поняла девочка.
– Таро – это рабочий инструмент любой уважающей себя ведьмы, – меж тем говорила Лив. Голос у нее был очень приятный, уютный. – Посмотрим твои способности, потенциал, а также то, что может нам помешать в обучении. Хорошо?
– Хорошо, – ответила девочка. – А Таро правда всё это видит?
– Таро может и не такое, – улыбнулась Лив. – Возьми колоду в руки и помешай, пожалуйста. Попробуй её почувствовать.
Рике принялась тасовать карты, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего она не чувствовала, никаких «эманаций» или «вибраций».
– Достаточно.
Лив забрала у нее колоду и выложила карты на стол по причудливой схеме.
– Так, давай посмотрим…
Она вгляделась в расклад.
– Ого!..
– Что такое? – наклонилась к ней девочка.
– Какая ты закрытая… Не ты, конечно, ты, я вижу, девочка общительная. Хотя, когда как. А вот будущее твоё закрыто почему-то… Прошлое… Говоришь, семья? И мама?
– А что мама? – осторожно спросила Рике.
Лив посмотрела на неё большими серыми глазами.
– С ней все хорошо?
– Нет, – сказала Рике. – Она умерла.
– Прости, – Лив покачала головой. – У тебя с её смертью многое связано. И многое завязано. Конкретней пока не скажу. Надо будет ещё смотреть. Что-то поменяется у тебя вскоре, и очень сильно.
– Да? А что?
– Страх. Есть один в тебе, и один снаружи. Один придёт, другой уйдёт. И надо будет тебе этот страх побороть. Иначе он поборет тебя.
– Мрачно как-то… – Рике отодвинулась от Лив.
– Ещё раз прости, но пока это всё.
Они вернулись в большую комнату. Некоторые женщины уже ушли, остальные собирались уходить.
Дождь за время посиделок совсем перестал. Ведьмы попрыгали на велосипеды. От двери все разъехались меньше, чем за минуту.
4
Палец Гудрун снова и снова нажимал кнопку звонка.
Магрит открыла дверь.
– Чего так долго? – резко спросила старуха. – Оглохла?
Магрит искоса посмотрела на нее.
– Мылась в душе.
Гудрун вошла в дом и разулась.
– Мать здесь?
– Нет. Уехала к сестре.
– Хорошо. Надо поговорить.
Они вошли в гостиную. На телепанели негромко бормотала голова ведущей новостей. Показывали шариан, которые пришли к городской синагоге. Неделю назад к ней подбросили свиную голову.
Шариане взялись за руки, образовав вокруг синагоги живую цепь. У некоторых из них на груди висели таблички: «ШАРИАНЕ ТРОЛЛЬХАВЕНА ЗА МИР».
– Идиоты, – бросила Гудрун. – За мир они.
На журнальном столике лежала толстая книга. Старуха взяла её в руки.
– Маллеум малефикорум, – с выражением прочитала она. – Молот ведьм. Читаешь, как выявить и поймать ведьму? – прищурилась она на Магрит.
– Скорее, как ловить тех, кто ловит ведьм, – усмехнулась женщина.
– Вот-вот. Откуда эта девчонка?
– Это Лунд её привела. Она сильная вёльва. У неё вроде бы было видение. Лунд позвонила моей матери и попросила помочь с инициацией девочки.
– Кхм. Девчонка тебя не беспокоит?
– Думаю, надо к ней присмотреться. Мы можем привлечь её на нашу сторону. Позже, когда подрастёт.
– Значит не беспокоит. А вот меня беспокоит! – Гудрун зло посмотрела на Магрит. – Нам сейчас неожиданности ни к чему! Любые!
Она помахала книгой перед лицом.
– Молот ведьм! Бред сивой кобылы! Наш молот сейчас спит у себя в подвале. Это пропуск в новый мир!
Старуха швырнула книгу обратно на столик и подошла к окну.
– Трусливый город скоро треснет, как яичная скорлупа. Наверху окажутся те, у кого хватило ума подготовиться. У нас в руках такой козырь, что нам не будет равных! А тут эта соплячка. Что там тётка Лунд говорила про видение? Что девка сможет повлиять на события? Ты понимаешь, что это влияние может быть не в нашу пользу?
Магрит молчала. Лицо её застыло.
– Давай вот что. Надо девчонку убрать. Чем раньше, тем лучше. У тебя есть что-нибудь? – Гудрун потерла пальцы один о другой. – Она же была в твоём доме.
Молодая ведьма вышла из комнаты, вернувшись через минуту.
– Вот.
В руках она держала прозрачный пакетик с двумя светлыми волосами.
– Сняла со спинки дивана. В холодильнике в подвале – ее чашка кофе и крошки пирога. Там остатки слюны.
Старуха обрадовалась.
– Отлично! Я знала, что на тебя можно положиться! – она выхватила пакетик из руки Магрит. – Что предлагаешь?
Красивая женщина за спиной старухи скорчила презрительную гримасу, но голос звучал ровно.
– Убьём её?
– Да! – каркнула Гудрун.
– Тогда порчу на смерть. Через кладбище, или морг. Подселим к ней «дружка», и пусть загнётся поскорее.
– Отдать бы её Хозяину! – мечтательно протянула старуха. – Но нельзя. Исчезнет – будет слишком заметно. Пока нельзя.
Она положила пакетик обратно в руку своей визави.
– Займись. Пусть сдохнет. – И символически сплюнула на ковер.
Магрит заперла за ней дверь и какое-то время провожала взглядом спину удалявшейся Гудрун. В конце улицы старуха обернулась, как бы говоря: «Я знаю, что ты смотришь мне вслед».
– Сдохнет, сдохнет, – прошептала Магрит. – Все сдохнут.
Она растерла плевок Гудрун по ковру носком.
За окном полил дождь.
Глава 9. Мы пришли за нашими детьми
1
Карл оказался у ворот приюта Хисимбы, когда солнце уже бросало на улицы длинные вечерние тени. Однако прежде он кое-куда заехал, и навёл справки через своих знакомых о приюте и его директоре.
Боевики интерахамве, собравшиеся на улице, горланили песню. Кто-то был основательно пьян, но большинство крепко держалось на ногах, размахивая мачете и разным садовым инвентарем. Их было человек сорок-пятьдесят, как прикинул Карл.
Они расступились перед машиной, позволив ему просигналить укрывшимся в приюте людям. Из-за забора кто-то выглянул, и ворота приоткрылись. Карл осторожно протиснулся между створок, которые сразу захлопнулись за его «лендровером».
Хисимба и ещё один крепкий мужчина, закрыв ворота на массивный засов, подошли к нему с двух сторон. Хозяин приюта первым протянул руку:
– Тамас Хисимба, к вашим услугам.
– Карл Уикерс, Международное агентство развития и попечения адвентистов, – отрекомендовался Карл. Рукопожатия Тамаса и его сотрудника, представившегося, как Мбайе, были крепкими, но в глубине глаз пряталась тревога.
– Есть новости для нас? – Хисимба посмотрел в сторону двухэтажного здания приюта. Карл видел множество голов – дети, подростки выглядывали из окон и дверей.
– Нет. – Он с сожалением покачал головой. – Не хочу вас обманывать, поэтому скажу сразу – хороших новостей нет. Однако не стоит отчаиваться. Всё в руках божьих.
– Да уж, мы все тут в его руках, – Мбайе пожал плечами и отошёл обратно к воротам.
– Как вы тут держитесь? – спросил Карл.
– Да, в общем-то ничего, – директор пожал плечами. – Есть вода, и продукты, но дети боятся. Мы все боимся. Слышали, что передаёт «Радио Тысячи Холмов»? Честно скажу, все уже устали ждать смерти. Эти, – он показал на ворота, – не убили нас до сих пор только потому, что лень ломать ворота, или лезть через стену. Но ведь им со временем надоест.
– Я попробую вам помочь, – ответил Уикерс. – Но сегодня уже ничего не сделаешь. Надо подождать до утра. Я, пожалуй, заночую в приюте, если вы не против.
– Да ради бога. Прошу тогда поддержать наших воспитанников словом божьим, если не затруднит.
– Конечно. Пойдёмте к ним.
Как оказалось, решение Карла переночевать в приюте стало судьбоносным для его обитателей и укрывшихся в нем хутси. На ночь люди Хисимбы перегораживали створ ворот изнутри еще и приютским фургоном, на случай тарана снаружи. Так что, когда около часа ночи боевики попытались выбить ворота с помощью чьей-то легковушки, у них это не вышло.
Поднялся шум. Карл выскочил из своей машины, в которой он устроился на ночлег. К воротам бежали взрослые с фонариками, с другой стороны орали и ругались. Уикерс забрался на фургон и выглянул за ворота.
Упершись в них радиатором, снаружи дымился разбитый автомобиль. Невдалеке горел костёр в двухсотлитровой бочке, освещая пейзаж неровными всполохами огня. Человек тридцать интерахамве подпрыгивали и выкрикивали ругательства, с факелами и мачете в руках.
– Я гражданин Атлантиса! – крикнул Карл. – Этот приют под защитой правительства Соединённых Государств!
– Да пошел ты! – кто-то кинул в него камнем, но промахнулся.
– Еще один камень, и обратно получишь гранату, урод!
Боевики издевательски засвистели.
– Гранату! Выкуси!
Карл вытащил из кармана армейский взрывпакет. Не граната, конечно, но для сельской местности сойдёт. Он поджёг фитиль, подождал пару секунд, и что было силы зашвырнул увесистый картонный цилиндр подальше вдоль улицы.
Никто из боевиков не увидел его броска, зато взрыв за своими спинами услышали все. Оглушительно грохнуло, и храбрые интерахамве опрометью бросились врассыпную.
– Следующая полетит прямо в вас! – Настоящая граната у Карла тоже была, но тратить её сейчас он уже не видел смысла. Порыв к атаке у боевиков полностью иссяк. Они снова собирались в группки, метрах в тридцати от ворот. Брошенные факелы догорали у стен приюта.
– Убирайся оттуда! – крикнули из темноты. – Оставь нам тараканов! Это наши детишки, ха-ха!
– Я вас предупредил! Эти люди под защитой Атлантиса!
Карл слез с фургона.
– Боже, Карл, у вас есть гранаты? – Хисимба вцепился в его рукав.
– Есть, Тамас. Если понадобится, пустим их в ход.
– Благодарение господу, что вы сегодня с нами. – Директор крепко обнял Уикерса. Тот неловко ответил на неожиданные объятья.
– Я каждый день молю господа избавить ваш народ от страданий, Тамас, – прошептал он.
Хисимба отстранился.
– Эти страдания… Все это не господь послал на наши головы, – сказал он. – Не будьте же наивны. Это игры больших дядей, для которых хутси лишь «тараканы». Нас можно уничтожать миллионами, мы ведь варвары, даже хуже – насекомые. Насекомые, Карл!
– Постойте, Тамас, – расстроенно ответил Уикерс. – Это не так. В вас говорят ваши страх и разочарование…
Директор приюта негромко рассмеялся.
– Редкоземельные элементы, – вот в чём причина. Франки добывают уран на нашей земле. Но хутси тяготеют к Острову и Соединённым Государствам, а хутси – это власть в Уранде. Поэтому франки использовали свои связи среди туху, чтобы изгнать или перебить влиятельных хутси. Я не имею в виду вас, Карл, но для стран Европы, для Атлантиса – мы неинтересны. Пусть здесь все хоть обезлюдеет. Вот так.
Он взял Карла под локоть.
– Пойдемте спать, мой друг. Нам еще надо пережить завтрашний день. И не расстраивайтесь вы так, всё это совсем не ново. – Хисимба вздохнул. – Ничто не ново под луной…
Несмотря на ночные события, Уикерс проснулся, едва начало светать. Он вышел во двор, где усталые часовые клевали носом под воротами и стенами приюта.
«Если бы интерахамве не были столь ленивы, они уже давно вырезали бы здесь всех, – подумал Карл. – Им даже лень перелезть через забор, они ждут, пока их просто пригласят внутрь».
Устроился под пальмой во дворе, он открыл Библию. Двадцать второй псалом Давида успокаивал и дарил силы жить и действовать – каждый новый день.
«Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться:
Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего.
Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня.
Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена.
Так, благость и милость [Твоя] да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни».
Карл дождался, пока в дверях показался Хисимба.
– Мне надо ехать, Тамас. Буду пытаться решить ваш вопрос.
– При всём уважении – как? – Директор горько усмехнулся. – Всем плевать.
– Уповайте на господа, как и я.
Хисимба лишь покачал головой.
Подошли к его машине. Уикерс полез под водительское сиденье, и вытащил оттуда картонную коробку:
– Вот, держите. – Он приоткрыл крышку. Внутри лежали четыре зелёных гранаты. – Это армейские противопехотные. Знаете, как пользоваться?
Директор приюта молча кивнул. У него внезапно перехватило горло.
– Если полезут – киньте в них одну. Больше не надо. Это трусливые шакалы – достаточно их пугнуть, и они сами разбегутся.
– Храни вас Бог, – Хисимба снова крепко обнял Карла. У этого мужика положительно была привычка обниматься по каждому поводу.
– Молитесь за меня.
Уикерс забрался в машину и завёл мотор. Он проверил блокировку дверей, и то, как закрыты окна. На минуту поднял глаза к потолку, и тронулся с места.
Через ворота протиснулся так же, как и накануне. Створки мгновенно захлопнулись за ним. Интерахамве проводили его мрачными взглядами, но остались на местах. Карл прекрасно понимал, что это ненадолго – скоро им тоже надоест.
Городские улицы были пустынны – власти, наконец, озаботились уборкой трупов. Один раз навстречу Уикерсу прокатил грузовик, из кузова которого свисали руки и ноги вперемешку. Однако следы ужасного бедствия виднелись повсюду – распахнутые ворота и двери домов, разбитые окна, языки копоти на стенах, валяющиеся во дворах и на обочинах вещи. На перекрёстках привычно маячили группы боевиков.
У офиса префекта царила суета. На парковке теснились грузовики и джипы, сновали люди. Карл прошел внутрь трёхэтажного здания. На него поглядывали, но особого внимания никто не обращал.
– Где префект? – спросил Уикерс у дежурного в небольшом холле. На стульях вдоль стены сидели несколько солдат со скучающими лицами.
– А тебе чего? – с неприязнью ответил дежурный, тощий урандиец-туху в засаленном рабочем комбинезоне, и выразительно поправил стоящий рядом автомат.
– Дело особой важности! – Карл выкатил глаза и для убедительности скорчил страшную рожу. – Очень срочно!
– У него совещание, – ответил туху, и сплюнул Карлу под ноги. – Жди тут, если надо.
Все стулья были заняты, и Уикерс пристроился рядом со стойкой дежурного, в углу, чтобы не сильно отсвечивать перед бегающими туда-сюда людьми. По слухам, которые в последние дни доходили до Карла, армия хутси возобновила наступление на столицу. Причина суматохи, таким образом, становилась отчасти понятна.
Вскоре на лестнице загомонили, затопали, и со второго этажа появилась целая процессия – трое солдат с оружием наизготовку, за ними крупный человек в форме без знаков различия, и несколько чиновников во главе с префектом. Тот был тоже в камуфляже, с погонами полковника. Солдаты, сидевшие в холле, вскочили и выбежали на улицу.
Присмотревшись, Карл узнал человека в форме – это был Джан Канбанду, премьер-министр правительства туху собственной персоной. «Еще лучше», подумал атлантисец. Собравшись с духом, он шагнул вперёд.
– Мсье Канбанду! – громко сказал Карл. – Господин премьер!
Один из солдат тут же упёр в его грудь ствол автомата.
– На колени! – хрипло крикнул он.
– Подожди, – Канбанду отодвинул солдата, разглядывая Карла. Полные губы сложились в некоторое подобие улыбки, но чёрные глаза смотрели остро, недобро. – Мы с вами знакомы?..
– Я Карл Уикерс из Соединённых Государств, представляю Международное агентство развития и помощи, – выдохнул Карл. – Если возможно, прошу вас уделить две минуты наедине, господин премьер.
Канбанду нахмурился, но почти сразу кивнул. Солдат сноровисто обыскал Уикерса, и премьер взял его под локоть, выходя из префектуры на улицу.
– Что же вы хотите мне рассказать, мистер Уикерс? – вкрадчиво осведомился Канбанду.
Пока Карл ждал префекта, в голове его было пусто, как на улицах Тигали. Но за те две или три секунды, которые он смотрел в глаза премьера туху, казалось, сотни мыслей одновременно промелькнули в его сознании.
– Как представитель СГА, я прошу у вас помощи в эвакуации детского приюта в Мьямирамбо, – начал Карл. Неживой канцелярский язык показался ему лучшим вариантом общения с этим человеком с мёртвыми глазами. – Прошу отозвать оттуда отряд милиции туху. Надеюсь на содействие в этом вопросе. Ваша помощь будет отмечена в рапорте моему руководству.
Канбанду покачал головой, глядя на него.
– Все атлантисцы, и другие иностранцы, в подавляющем большинстве, уже давно уехали в Бурунди. Вы не знали этого, мистер Уикерс? Ай-яй-яй. Так что здесь вы представляете самого себя. Но знаете что? Вы мне нравитесь. Поэтому я помогу вам. Напишите адрес и необходимое количество техники, а также – куда вы собираетесь эвакуировать людей.
Он повернулся, собираясь уйти, но вдруг протянул широкую чёрную руку и похлопал Карла по плечу.
– И отразите это в рапорте вашему руководству, мистер Уикерс, смотрите, не забудьте.
Подошедший чиновник префектуры взял у Карла бумажку с информацией.
Некое понимание забрезжило в голове Уикерса – он понял, что Джан Канбанду, один из организаторов геноцида хутси, таким образом, страховался на будущее от возможных обвинений. «Да и плевать», подумал Карл. Надо спасать людей.
Когда он снова подъехал к воротам приюта, перед ними уже было пусто – интерахамве ушли. Через четыре часа прибыли семь армейских грузовиков, и два джипа. Хмурые водители грузовых машин бросили их у стен приюта, набились в один джип и сразу уехали обратно.
Сидевший во втором джипе армейский лейтенант, нервно двигая головой, рассматривал детей, залезавших в машины.
– Есть кому вести грузовики? – спросил он Карла. Взрослые из приюта стояли в оцеплении у ворот – на случай чего.
– Есть, – ответил Уикерс.
– Куда вы их повезёте?
– В район, занятый УПФ.
– Мы проведём вас до линии соприкосновения, – нехотя бросил лейтенант.
Последующие дни слились в жаркое марево – Карл умудрился спасти людей ещё из нескольких мест.
Поэтому, когда он в начале августа у ворот лагеря беженцев хутси встретился с бледной измождённой европейкой, Карл испытал странное дежавю. Он точно её видел, причем недавно, но память отказывалась помогать. Армия хутси уже выбила отряды туху из столицы, и сейчас теснила их к границе с Конго. Главари туху – организаторы геноцида бежали из страны. Начались новые проблемы – вернувшиеся хутси мстили оставшимся в городе туху за убитых родных и близких.
Женщина ухватила его за рукав.
– Карл Уикерс? – тут его глаза расширились от внезапного узнавания. – Я Илзе Лунд, вы меня спасли не так давно.
– Да, конечно, теперь вспоминаю, – слабо улыбнулся он.
– Вы можете помочь мне найти Хисимбу и людей из его приюта? Нужны двое, мальчик и девочка. Когда меня ранили, они оставались в приюте, а их бабушка умерла, насколько я знаю. Тур и Селин. Вы же занимались эвакуацией оттуда?
– Да, Илзе, пойдёмте, почти все здесь, в этом лагере. Вон, смотрите, там Тамас, он сейчас помогает людям вернуться в свои дома. Очень многие погибли, к сожалению. Кстати, а зачем вам эти мальчик с девочкой?
– Как зачем, Карл? – удивилась Илзе. – Я пришла за своими детьми.
2
Мадс остановил машину у ворот школы. Рядом припарковались микроавтобус службы опеки Барневарн и приданный им полицейский экипаж.
Люди вышли из машин, поёживаясь на сыром ветру.
– Пять минут перекурить, потом начинаем, – распорядился Мортен. – Сколько здесь?
– Пятеро, – ответила Фрита, сверяясь со списком. – Двое в третьем классе, один в четвёртом, одна девочка в первом. И еще девочка в пятом – тут надо аккуратно.
Она раздала бумаги на детей, с описаниями и фото. Группа из трёх человек во главе с Фритой отправилась к корпусу средней школы, а большинство двинулись к начальной – там учились будущие подопечные Барневарн.
Оснований для изъятия детей было достаточно. Во время съёмок репортажа в Герресборге камеры бесстрастно фиксировали тяжкие нарушения обращения с малолетними. Подзатыльники особо настырным чадам, крик и ор на беззащитных детей, недопустимо приказной тон. Беженцы обращались со своим потомством немногим лучше, чем с домашними животными – так, во всяком случае, это выглядело в записи после умелого монтажа. Уютные домики мигранты превратили в хлев. Условия проживания были ужасными. Пища готовилась прямо на улице, царила антисанитария. Дети ели руками, причем немытыми! Просто какой-то кошмар.
Магрит так и сказала, подписывая утром бумаги для опеки:
– Мы их закошмарим. Когда у них отберут детей, все Ахмеды и Максуды встанут на дыбы – вот увидишь. А нам этого и надо. Пора брать дела в свои руки, – и она недобро усмехнулась. – Вколем нашей власти прививку от импотенции.
Фрита взяла документы – ого, семнадцать детей будут изъяты в один день! Крупнейшая операция Барневарн в Тролльхавене за все время существования службы.
На пороге школы их встретил директор, сухощавый блондин лет пятидесяти.
– Здравствуйте, господин Холле, – сдержанно поздоровалась Фрита. – Мы пришли за нашими детьми. Вот бумаги.
– Да, я понимаю, – пробормотал Холле, бегло пролистав документы. – Проходите, пожалуйста. Какие основания для изъятия?
– Ненадлежащее обращение, агрессивное поведение по отношению к ребёнку, опасность для полноценного развития, возможное сексуальное посягание, – всё как обычно. Где у вас пятые классы?
– Сюда, – показал директор.
Из просторного вестибюля через мягкую зону, сейчас пустую, они вышли к интерактивным залам – с панорамными экранами и объёмным звуком. В таких классах хорошо смотреть фильмы о дикой природе. Дети испытывают полное погружение. Фрита сейчас бы тоже не отказалась погрузиться во что-нибудь безобидное.
Директор приоткрыл дверь одного из залов и поманил кого-то. Через несколько секунд вышла смуглая девушка, похожая на индианку. Она щурилась на свет в коридоре – глаза ещё не адаптировались после полумрака класса.
– Сапият аль-Бадр учится у вас? – спросил директор.
– Да, у меня, – девушка заморгала. – А что? Случилось что-то?
– Нет-нет, ничего, – поспешила вмешаться Фрита. – Пожалуйста, позовите её к нам.
Молодая учительница взглянула на директора, и тот разрешающе кивнул.
– Мм, ну хорошо, – девушка исчезла за дверью.
Она тут же снова появилась со своей ученицей. Одиннадцатилетняя Сапият была в хиджабе и длинной серой юбке. Глаза девочки смотрели настороженно, переходя с одного взрослого на другого.
– Сапият, здравствуй, – поздоровалась с ней психолог из группы, пришедшей с Фритой. Остальные кивнули, растянув губы в неискренних улыбках. Девочка промолчала, но взяла свою учительницу за руку.
– Тебе надо пройти с нами, – продолжила психолог, присаживаясь, чтобы глаза оказались на одном уровне с Сапият. – Это для твоей безопасности.
– Мне тут безопасно, – тонким голосом сказала девочка.
– К сожалению, это не так, – успокаивающе ответила психолог. – Я и все эти люди здесь, чтобы тебя защитить. Пойдём, пожалуйста, с нами.
Учительница уже поняла, что происходит. Сапият взглянула ей в лицо, и девушка ответила вымученной улыбкой. Психолог взяла девочку за другую руку, потянула, и та вынуждена была отпустить свою наставницу.
– Мне нужно позвонить отцу, – сказала школьница. Она сунула свободную руку в складки своего балахонистого одеяния.
– А вот это лишнее, – вступила Фрита, и выхватила у нее мобильник. Девочка взвизгнула. Звук далеко разнесся по длинному светлому коридору. К счастью, учительница Сапият уже закрыла дверь в класс.
– Тихо, тихо, – заговорила психолог. – Пожалуйста, успокойся. Звонить сейчас может быть опасно. Пойми, это для твоего же блага.
Их группа уверенно увлекала Сапият к выходу из школы. Девочка замолчала и как будто ушла в себя. Фрита страховала сзади, на случай если опекаемая вырвется и бросится бежать. Никому не нужны лишние скандалы.
Ее догнал директор Холле.
– Вот сумка девочки, – сказал он. – Вы сами позвоните родителям?
– Спасибо, – Фрита повесила сумку себе на плечо. – Лучше позвоните вы. Всё-таки они вас знают. Пусть классная руководительница объяснит им, как надлежит себя вести.
Если нерадивым родственникам придет в голову затеять какие-нибудь разборки с Барневарн, они лишатся ребёнка навсегда. Коренные норвеги это хорошо знают, но приезжие порой ведут себя неадекватно.
– Мы известим их, когда состоится суд, – сказала Фрита на прощание. Директор кивнул.
– Всего вам доброго.
Они подождали, пока Сапият возьмет в шкафчике свою куртку и обуется. Потом взрослые крепко ухватили ее за руки, и вышли на школьный двор.
Из помещения начальной школы как раз выходили сотрудники опеки, с вереницей из четверых малышей. Кажется, у них там тоже обошлось без эксцессов.
Полицейские, переминавшиеся у своей машины, уселись внутрь. Мадс показал Фрите большой палец, мол, отлично сработали.
Детей посадили в микроавтобус, туда же сели психологи и другие сотрудники Барневарн. Фрита прыгнула к Мадсу на пассажирское сиденье.
У дверей начальной школы маячила женщина в черном никабе – видимо, учительница одного из младшеклассников. В руках у неё был телефон, и Фрита напряглась – снимать действия Барневарн запрещено. Но шарианка приложила трубку к голове и вернулась в здание школы.
«Звони, звони, – злорадно подумала Фрита. – Уже никто ни до кого не дозвонится. Потому что началось».
– Поехали? – спросил Мадс.
– Понеслась, – махнула она.
3
Симон ждал Рике у входа на Пристань. Взявшись за руки, они пошли по старинному причалу.
Выдался довольно хороший день – дождя не было, ветер утих, и сквозь облака даже проглядывало солнце. Подростки присели в одном из кафе и съели по вафле с джемом, запивая, по обыкновению, горячим кофе.
– Что ты делаешь, когда одна дома? – спросил Симон.
– Такое нечасто бывает, – улыбнулась девочка. – За Улафом глаз да глаз. Да и других дел хватает.
– Ну а всё-таки? – не отставал Симон.
– Читаю, – просто ответила Рике. – Меня считают немного странной в классе, потому что я такая книгочейка.
Парень засмеялся и чуть не поперхнулся вафлей.
– Что, больше никто не любит читать?
– А зачем? Есть кабельное, и интернет, и телефон, и игровые приставки, это я не говорю о тех, кто занимается спортом или ещё чем-нибудь. Книги кажутся таким старьём.
Симон нахмурился.
– Ты их не слушай. Знания и истории никогда не будут старьём. Вот нас так и называют – люди Книги, или народ Книги. Это потому что еддеи давным-давно написали Тору, когда у других народов ещё и книг никаких не было. А что ты читаешь сейчас?
Рике оживилась:
– «Приключения Сома Тойера» – читал?
– Конечно, читал! Лет пять назад. А ты про Фека Гинна читала?
– Нет ещё. Хочу в библиотеке взять, когда про Сома дочитаю…
Они вышли из кафе. Пригревало солнце, лёгкий бриз качал лодки, пришвартованные у причалов.
Рике пошатнулась, схватившись за рукав куртки Симона.
– Что такое? Тебе плохо? – встревоженно спросил он.
– Тошнит. Нехорошо как-то, – и без того светлая кожа девочки мертвенно посерела.
– Давай присядем, вот тут, – Симон усадил Рике на скамейку.
– Очень болит, – пожаловалась она. Согнулась, прижав к животу руки, и её вырвало прямо на кроссовки. Фонтан зелёной жижи заляпал все на расстоянии метра. Глаза Рике закатились, и она медленно завалилась на Симона. Несколько человек оглянулись на происшествие.
Парень в ужасе смотрел на мерзкую лужу – пахла она так же плохо, как выглядела. Откуда в хрупкой Рике взялась эта гадость – ведь они съели лишь по вафле с кофе! Придерживая её, Симон выхватил телефон:
– Алло, служба спасения? Скорее, человеку плохо! Мы на Пристани, в самом центре! – прокричал он в трубку.
Всё больше людей оглядывались на них.
– Помогите же кто-нибудь!..
… Рике было лет пять, когда летом в городском парке она увидела выпавшего из гнезда птенца.
Пернатый комочек бегал в траве, разевая желтый клювик. Рике сделала несколько шажков к нему с дорожки, и тут птенца заметила мама.
– Бедненький! – воскликнула она. Присев рядом с дочерью на корточки, мама протянула к птенчику руки. – Ты выпал из гнезда! Сейчас мы поможем. Правда, доченька?
– Катя! – Ларс Тьоре материализовался рядом внезапно, но вовремя. – Осторожно! Не трогай его!
– Что такое? Наш папа не хочет спасать птичку?
– Его совсем не надо спасать. Это слёток, – папа тоже присел рядом с ними, не пуская своих женщин к маленькому «страдальцу». – У многих птиц потомство выбирается из гнезда, еще не умея летать. Такие птенцы прекрасно прыгают по веткам и кустам. А если ты возьмешь его в руки, родители могут отказаться от детёныша – их отпугнет чужой запах. Твой запах, понимаешь?
Мама и дочь недоверчиво смотрели на отца. Ведь так легко было помочь птичке, а папа почему-то не пускает! А вдруг его съест кошка?
– Не верите, – улыбнулся Ларс. – Давайте вот что – отойдём подальше, и посмотрим: его родители где-то здесь, и скоро покажутся. Они выжидают или прячутся, потому что боятся нас.
Семейство Тьоре отошло от птенца подальше. И в самом деле – через несколько минут к нему спорхнула серенькая птичка, и опустила в открытый клювик червяка. Рике даже захлопала в ладоши.
– Смотрите, там его мама! Она его кормит!
Птенец вскоре убежал под куст и притих.
– Пойдёмте, – увлёк их за собой папа. – А то какая-нибудь кошка и впрямь заприметит, что мы здесь долго на что-то смотрим.
– Вот так, – продолжил он, когда семья подходила к карусели, на которую рвалась Рике, – многие люди, сами того не подозревая, губят таких малышей, пытаясь их «спасти». Хватают, уносят домой, кормят, чем попало, и птички гибнут. Ты что-нибудь поняла, рыбка? – Он посмотрел на дочь.
– Я поняла, что птичкам лучше в семье! А когда их хватают люди, они могут умереть. Я хочу на каруселю!
– Умничка моя, – засмеялась мама, гладя её по голове…
Кто-то продолжал гладить Рике по голове, и она открыла глаза. Над ней был белый потолок, а рядом сидела госпожа Лунд. Рике не так сильно этому удивилась, как обстановке – справа стояла капельница, мигал экран. Больничная палата! За окном, полуприкрытым жалюзи, темно.
– Очнулась, милая, – ласково сказала Илзе. – Как ты себя чувствуешь?
Рике прислушалась к ощущениям.
– Вроде хорошо, – проговорила она. – А где это мы?
– В больнице, милая, в больнице, – закивала Илзе. – Госпиталь Девы Марии. Тебе плохо стало на улице, и тебя привезли сюда. Помнишь?
– Ага, – сознание немного прояснилось. – Симон здесь?
– Твой папа отправил его домой, – улыбнулась Илзе. – Никак не хотел уходить, но пришлось. Он молодец, скорую вызвал, и приехал с тобой в больницу. Хороший парень, видать, – и женщина неожиданно подмигнула Рике.
– Подождите, папа?.. А он где? А что со мной было?..
– Не тараторь, лежи спокойно.
В это время дверь приоткрылась, и заглянул врач. Илзе поднялась ему навстречу, они перебросились несколькими фразами. Врач проверил монитор и капельницу, ободряюще улыбнулся:
– Крепкая девочка, просто молодец. Ну, поправляйся. Оставляю тебя в надёжных руках. Полежишь ночь, и завтра выпишем. – Он кивнул Рике, Илзе, и вышел, прикрыв дверь.
– Твой папа пошел купить себе поесть, – продолжила Илзе, снова присаживаясь на стул. – Он собирается сидеть с тобой всю ночь – боится, как бы не стало хуже. Я его отправила, сказала, что посижу. А плохо тебе стало из-за внезапной острой интоксикации, милая. Отравилась ты очень сильно. Я, как в новостях увидела, сразу примчалась тоже. Сказала твоему отцу, что мы знакомы, да и в госпитале меня знают, я ж здесь раньше работала, вот он и пустил к тебе. Ты уж прости меня, дуру старую…
– За что? Не плачьте!
– Это ведь я тебя к ним привела, – всхлипнула Илзе. – К ведьмам. И какая-то змея на тебя злую напасть навела. Они, больше некому. Так что не отравилась ты, а отравили тебя.
– Напасть? Это что?
– Это болезнь такая. Порча ещё называют. Ведьмы умеют насылать. Те, которые с нечистью знаются. – Илзе вытерла глаза. – Ну да ничего, они хитрые, а мы умные. Порчу я сняла, к утру ты должна быть как новенькая.
Рике смотрела на свою наставницу, как в первый раз. Ну и ну! Никто не поверит!
Словно прочитав её мысли, женщина серьёзно сказала:
– Только об этом никому. Не хватало, чтоб болтать начали. Пора тебе первое посвящение принимать – оно от чужой злобы защищать будет. На днях проведём. А к ведьмам мы пока ходить не будем – это моя большая ошибка оказалась.
Дверь опять отворилась, и показалось лицо отца – осунувшееся, взволнованное. Увидев дочь в сознании, Ларс Тьоре широко заулыбался, и сразу будто помолодел.
– Пришла в себя? Слава богу! – Он в два шага подошел к кровати и присел рядом. – Как ты, моя рыбка?
– Я хорошо, папа. – Девочка тоже улыбнулась и прижала широкую отцовскую ладонь к щеке.
Илзе тактично поднялась.
– Я, пожалуй, пойду, господин Тьоре. Выздоравливай, Эрика.
– Спасибо, Илзе, – прошептала Рике.
– Да, огромное вам спасибо, госпожа Лунд, – отец горячо пожал ей руку. – Спасибо за всё! Кстати, что там с отравлением? Врач ничего не говорил?
– Нужно дождаться результата анализов, – уклончиво ответила Илзе. – Утром они смогут сказать более определённо.
Ларс хмыкнул.
– Понятно. Ну что ж, ещё раз примите мою благодарность.
– На здоровье, – кивнула женщина. – Доброй ночи!
Она вышла, а отец подошел к окну и посмотрел на улицу.
– Засиделись мы в городе. Надо бы на выходные выехать в нашу хютте, на природу. Ты как смотришь?
– Я – положительно, – сказала Рике. – А вот как Ирма?
– С Ирмой я договорюсь, – улыбнулся Ларс.
4
Джалал Абу-Аббас, глава шарианской общины Герресборга, расхаживал по просторному залу мечети, в которую усилиями социальной службы превратился бывший дровяной склад. Полы его длинного одеяния взмывали за его спиной, словно крылья ангела возмездия. Подобно ему имам воздевал руки к небесам, взыскуя справедливости.
Все мужчины находились здесь, и большинство женщин тоже присутствовали – на галереях второго этажа. Какие-то растерянно оглядывались, другие нервно стискивали пальцы. Объединяло всех одно – в зале определённо не было ни скучающих, ни равнодушных лиц.
– О правоверные, – возгласил имам, – сколько бед и горя пришлось перенести, прежде чем достигли мы земли, которую считали благословенной и безопасной! Но шайтаны не дают спокойной жизни!
Зал глухо загудел.
– Свершилось великое кощунство – люди, у которых мы нашли пристанище, доверились им, государство, что приняло нас, как своих гостей – они отобрали сегодня наших детей! Останется ли это чудовищное деяние безнаказанным, вопрошаю я вас?
Некоторые мужчины вскочили, потрясая кулаками. Лица были искажены яростью и гневом. У кого-то из глаз текли слёзы.
– Прошу вас, добрые шариане, усядьтесь обратно! Я понимаю ваши чувства – ведь ваши дети сейчас неизвестно где, непонятно в чьих руках. Но сейчас это не только ваши дети, это наши общие дети, дети всей общины! Это наше будущее. Мы не знаем, каким издевательствам они сейчас подвергаются! Но я знаю точно – Всевышний им этого не простит!
Абу-Аббас отдышался, сделав небольшую паузу.
– У нашей общины есть добрые друзья в муниципалитете. Они помогут узнать, где прячут детей. Мы вернём их обратно, это я обещаю!
Зал взорвался рёвом.
– Но не сегодня, говорю я. Если мы выступим несогласованно, нас передавят поодиночке, как клопов. Мы должны дождаться братьев из других общин и стран Европы, которые уже готовят наше освобождение от беззакония. Здешние чиновники вообразили себя властителями судеб? Они жестоко ошиблись, решив так, и дважды ошиблись, совершив вопиющее надругательство над детьми шариан. Они погрязли в пороке, и хотят превратить нас в таких же безбожников. А я говорю, что судьбы вершит лишь Творец, всеведущий и всемогущий! Вознесем же хвалу ему, Всевышнему, Господину миров!
И все склонились в молитве.
Глава 10. Тролль-камень
1
Норвеги очень любят свою страну и её природу. Волей судеб всё большему числу граждан Норвега приходится жить в городах, в которых, конечно, есть парки и скверы, но живой природой их не назовёшь.
Поэтому городские жители стремятся иметь хютте – хижины (хотя на деле это вполне себе комфортабельные домики) за городом, в которых отдыхают, из них отправляются в походы и ездят заниматься зимними видами спорта. Многие норвегские семьи передают свои хютте по наследству уже несколько поколений.
Хижина семьи Тьоре пустовала давно. В последние годы случаи, когда они наезжали в свою хютте, легко считались по пальцам одной руки.
Но так было не всегда. До гибели Рикиной мамы Тьоре посещали хижину каждый уикенд, она была любимым местом отдыха семьи. Рике помнила, как ходили в лес, как играли на берегу ручья, как весело было зимой строить снежную крепость. Всё в одночасье переменилось после трагедии.
Ларс, подавленный потерей, поначалу ещё старался проводить время с дочерью там, где она любила бывать. Но в хютте всё говорило о Кате – маме Рике. Сама девочка тоже не стремилась на место печальных воспоминаний; казалось, ей даже страшно там бывать. А потом появилась Ирма.
Пару раз съездив с Ларсом и Рике на природу, Ирма решительно отказалась от дальнейшего пребывания в хютте.
– Не хочу попусту тратить выходные, – заявила она. – Мне хватило детства на картофельных грядках моих родителей. Я предпочитаю сходить в кино, или в театр, или шопинг в молле – он снимает накопившийся за неделю стресс гораздо лучше ваших лесных буреломов. Может, вообще её продать?
– Ну нет, – воспротивился Ларс. – Это наследство моего отца. Пусть пока стоит, потом достанется Рике.
Сама Рике, правда, не выказывала особого желания стать хюттевладелицей.
Родился Улле, и хютте почти забросили. Теперь лишь летом изредка её окна оживлял тёплый вечерний свет, а остальную часть года она стояла пустая, пыльная и холодная.
Однако, когда на следующее утро после таинственного отравления Рике вернулась домой, отец безапелляционно заявил:
– Детям нужна природа и свежий воздух! Мы не вылезаем из города – и посмотрите, чем это чуть не кончилось! Рике отравилась, и чудом избежала реанимации!
– Так не пойдет! – запротестовала Ирма. – На улице начало декабря! Со дня на день ударит мороз, я уж не говорю, что постоянно льет дождь! Это просто блажь, Ларс. Я не собираюсь ехать чёрт-те куда с детьми. Да Рике там заболеет пуще прежнего, ещё и Улафа простудим!
– Возражения не принимаются! – провозгласил отец. – Едем и точка. Я готов рассмотреть вопрос о только нашей с Рике поездке, но, – тут его палец уперся в грудь жены, – тогда ты с Улле будешь сидеть одна все выходные. Для Эрики эта поездка просто необходима.
– Йезус с тобой, – смирилась Ирма. – Раз уж так необходима…
– К тому же, это наши последний уикенд вместе, – напомнил Ларс. Вы же не забыли, что совсем скоро я выхожу в море?
Об этом в семье тоже старались не говорить. Каждый год Ларс Тьоре уходил в плавание. Еще несколько лет назад он ходил в Арктику с небольшой китобойной флотилией. Его не было по нескольку месяцев, зато он привозил приличные деньги. Но после гибели первой жены что-то в характере отца Рике переменилось. Он оставил ремесло китобоя и устроился на океанографическое судно.
Теперь это судно уходило за китобойными флотилиями, следя за квотами на промысел в арктических водах. Бывшие друзья Ларса прохладно относились к его решению – они считали, что отец Рике предал свой круг общения. Ведь природоохранные организации выступали за полный запрет на убийство китов в Мировом океане. А добыча китовых в Норвеге – часть национальных традиций.
– Который год! – буркнула Ирма. – Который год мы встречаем Юль (так здесь называют Рождество) без тебя. Ты достаточно зарабатываешь в порту – зачем эти походы? Ведь там сейчас платят практически столько же!
– Не все измеряется деньгами, Ирмушка, – Ларс приобнял жену. – Обещаю: скоро мы дожмём китобоев, промысел запретят, и с того дня я буду встречать Юль только в кругу семьи!
– Ага, жди, пока рак на горе свистнет!
– Ладно. Раз уж мы решили, что едем, то надо закупиться к выходным. Рике, махнёшь со мной в магазин? – отец благоразумно решил сменить тему.
– Да, папа! Нам, наверно, много чего нужно! – и Рике, потрепав Улафа по волосам, убежала одеваться. Брат рассеянно буркнул в ответ. Ирма, вздохнув, пошла на кухню – проверить запасы съестного.
Пока отец с дочерью ехали в Bunnepris – ближайший супермаркет, по радио начались новости. После местных известий диктор заговорила о мировой политике. На выборах в СГА победил Траст, который никому не нравился. Население Атлантиса и Европы выходило на митинги против избрания его президентом. Остланд наращивал свое военное присутствие в Ближнестане и подтягивал армию к границам стран – участниц Оборонного Блока. Зверства остландских войск, бомбивших мирных жителей, с возмущением обсуждались в каждой новостной программе. Напоследок проскочила коротенькая заметка, что власти Островной империи освободили своих военных от ответственности за преступления во время службы за границей. Ларс присвистнул.
– Вот так так!
Удивлённой дочери он пояснил:
– В последний раз такой закон приняли в Дойчланде, перед вторжением в Остланд в сорок первом году. Видимо, Империя втихомолку готовится к заварухе. Но не бери в голову, рано тебе ещё о политике думать.
– Почему же? – возразила Рике. – Господин Берг в школе говорит, что нам как раз пора уже разбираться в мировых делах.
– Ну, ему виднее. Разбираться, может и пора, а забивать себе голову точно рано. Повзрослеешь, сама решишь, нужно тебе это, или нет.
– Тебе же нужно! Ты, по-моему, единственный из взрослых, кого я знаю, кто так интересуется всякими новостями из Остланда, или Атлантиса. Вообще, пап, почему тебе это интересно? По-моему, такая скука!
– На первый взгляд так и есть. Однако, дочь, Норвег, да и весь Нордланд, находятся между несколькими большими странами – Остландом, Атлантисом, а теперь еще и Европой, в которой верховодит Дойчланд. В прошлую войну мы уже были заложниками чужих интересов. Я совсем не хочу снова стать пешками в жестокой игре. А противодействовать можно, лишь вникая во все эти скучные нюансы. Вот так-то. И Остланд нам с тобой не чужая страна, как-никак. Там и родственники твои живут.
Машина въехала на стоянку магазина, и разговор прервался. Отец с дочерью купили уголь, растопку для барбекю, мясо и приправы, овощи и снеки, вроде чипсов. Они погрузили пакеты в багажник и на заднее сиденье отцовского внедорожника.
– Выедем в пятницу, после работы, – решил Ларс. – Так у нас будет больше времени на отдых.
Ехать до хютте было около семидесяти километров – часа полтора пути.
Никто в целом мире не знал о еще одной причине нелюбви Рике к этим поездкам. Мама Катя погибла как раз по дороге из хютте в Тролльхавен, когда Ларса неожиданно вызвали на работу, и он уехал с забравшим его коллегой. А виновата в гибели мамы была Эрика Тьоре.
2
… В тот октябрьский вечер Ларсу позвонили перед ужином.
– Происшествие в порту, – сказал он. – Надо ехать. Меня заберет Арвид из Ставангера, ему как раз по пути.
– Ты не вернёшься? – спросила Катя.
– Вряд ли. Думаю, это на всю ночь. Завтра утром выезжайте с Ри не спеша, а я буду ждать вас дома.
– Хорошо, – согласилась жена, и Ларс, поцеловав Рике, уехал со своим коллегой.
Наутро стояла прекрасная погода, пламенеющие деревья так красиво расцветили склоны гор волнами оттенков красного, жёлтого и оранжевого. Маленькая Рике играла у небольшого мостика через ручей, а Катя носила сумки в машину.
Кукла девочки, выпав из рук, свалилась по небольшому склону под мостик. Рике слезла вниз. Барби прижало водой к каменной стенке. Она поймала её за ноги, но что-то зацепило игрушку с другой стороны. Малышка потянула куклу сильнее, и в эту секунду увидела, что держало её Барби.
Большой камень в ручье под мостом, с неё ростом, обросший бурым мхом. Только у него были руки – как чёрные цепкие ветки зимнего дерева. Ими он держал куклу. И смотрел на Рике маленькими блестящими щёлками глаз.
– Отдай, – потребовала девочка, нисколько не испугавшись. Что испугаться стоило, она поняла много позже. – Это моя кукла!
– Нет, моя, – проскрипел камень. – Попала под мост – значит, моя.
– Отдай! – в голосе Рике появились плаксивые нотки. Она снова потянула куклу, но камень держал крепко.
– Давай меняться, – скрипнул он.
– А что ты хочешь? У меня есть жвачка. И стеклянный шарик…
– Это ерунда, – презрительно ответило существо. – Вот мама у тебя красивая. Меняешь её на куклу?
Рике посмотрела на новую Барби. Она поиграла с ней только несколько дней, и игрушку было очень жалко отдавать чуду-юду под мостом.
– Это шутка такая? Ты шутник?
– Шутник – родник – лесовик – тайник!
– Может, ты тролль? – спросила она.
– Тролль – тролль, тролль – не тронь, – скрипнуло существо. – Будешь меняться?
О троллях Рике знала из сказок, что бывают злые, бывают добрые, а бывают шутники. Наверно, этот – шутник, решила она. Он так шутит. Как он сможет забрать маму? Мама большая, даст ему пинка, и тролль покатится куда подальше.
– Давай, – обманула она тролля.
И камень-под-мостом выпустил куклу, сразу превратившись в обычный булыжник, без ручек и глазок. Девочка прижала спасённую Барби к груди и стала взбираться на берег ручья.
– Рике! Эрика! Ты где? – встревоженная Катя подбежала как раз, когда дочь выбралась наверх.
– Вот, – протянула девочка куклу. – Барби упала под мостик.
– А-а. Ну хорошо. Садись, нам пора ехать.
Через полчаса на узком участке трассы фура-длинномер, поворачивая, столкнула их «пежо» с дороги. Кате зажало ноги ударом, машину развернуло и она повисла над обрывом, пробив ограждение. Мама успела дотянуться, распахнуть пассажирскую дверь, отстегнуть ремень безопасности и вытолкнуть перепуганную Рике вместе с детским креслом на обочину, прежде чем «пежо» рухнула в пропасть.
Всего через пару минут возле Рике остановился ехавший вслед за ними автомобиль.
… Проезжая страшный участок, она с тех пор зажмуривалась. Не хотелось даже смотреть на это место.
Как только горы скрыли Тролльхавен, сразу ощутимо похолодало. Теплое дыхание Гольфстрима не проникало дальше нескольких десятков километров от побережья, и здесь кое-где в низинах уже лежал снег. Дождливая погода уступила место холодному сухому воздуху континентального Норвега. Небеса прояснились, их синь лишь немного разбавляли белые облака.
К хютте подъехали в темноте. Ларс забежал в хижину, и включил свет. Ирма подхватила сонного Улафа на руки, а Рике помогла отцу занести сумки в домик.
Несмотря на холодный сезон, светились окна многих хютте, разбросанных по склонам гор. Небо, замечательно безоблачное, сияло звездами, а луна отражалась в водах фьорда, серебря волшебную дорожку.
– Ужинаем, и спать! – объявил глава семейства. – Завтра встаём рано, у нас куча дел.
На следующий день и вправду оказалось запланировано многое. Катались на лодке, а потом, когда Рике и Ирма занялись барбекю, Ларс вытащил свой каяк и прочертил гладь фьорда из конца в конец.
После обеда, подкрепившись, отправились в лес. Даже Улаф оживился, и довольно активно реагировал на происходящее. «Что я говорил, природа всем на пользу!», восклицал Ларс. Хмурая поначалу Ирма разрумянилась и довольно посмеивалась. Поднялись на вершину над их коммуной, откуда разбросанные по лугам хютте выглядели крошечными коробочками. На обратном пути любовались Семью сёстрами. Этот красивый водопад, местная достопримечательность, даже попал в туристические путеводители.
Нагулявшись, надышавшись, усталые, но довольные, они вернулись под родной кров. Ларс растопил камин, Ирма занялась ужином, Рике включила брату мультики, уткнувшись в «Приключения Фекльберри Гинна». Было так хорошо, что не хотелось делать ничего – пусть бы это продолжалось вечно!
Утром Рике разбудил тихий звук. Вроде бы скрипнула дверь.
Она протерла глаза, и прошла в туалет. Улле спал на своей кровати, накрывшись с головой, дверь в комнату родителей прикрыта. Девочка умылась, и вернулась к себе. За окнами серело раннее утро. Ночью подморозило, и на палой листве лежал искрящийся иней.
Рике пригляделась, и точно – кровать брата была пуста! Она приняла за него скомканное одеяло! Девочка выскочила в коридор – входная дверь приоткрыта. В щель вползают завитки холодного тумана. Она забарабанила к родителям:
– Вставайте, Улле ушёл!
Выскочив на улицу, Рике огляделась. Мальчика нигде не было видно. Она вернулась в дом – надеть куртку и сапоги, и замерла. Дверь в спальню взрослых так и осталась закрыта. Оглохли они там, что ли?
Рике потянула вниз ручку двери, заглянула внутрь и отшатнулась.
Отец и Ирма лежали на кровати, вытянув руки вдоль тел. Осунувшиеся, бледные лица направлены к потолку, словно неживые.
В груди Рике заворочался страх. Она на цыпочках прокралась к отцу, и наклонилась над его лицом. Ухо уловило даже не вздох – его слабую тень, застывшую в груди.
На глаза девочке попались настенные часы. Секундная стрелка на них слабо подёргивалась, не двигаясь ни вперёд, ни назад.
«Это кошмар», отрешённо подумала Рике. «Мне снится страшный сон».
Немного успокоившись, она вернулась в коридор перед входной дверью. Натянула на голову шапку, влезла в сапоги, и вышла, застёгивая куртку.
Улле покинул хютте неодетым, но, раз это сон, то не стоило особо беспокоиться о такой мелочи. Побыстрее бы его найти – и жутковатый сон кончится. На тронутой инеем земле отпечатались, уходя от хижины, небольшие следы – по ним Рике решила искать брата.
Тишина казалась полной. Ступая по листьям и жухлой траве, девочка слышала лишь отдалённый шорох вместо настоящего звука шагов. Местность была подёрнута дымкой, которая скрадывала расстояния и очертания отдаленных предметов.
После пропажи Улле из садика, Ларс купил сыну «умные» часы. Приложение к ним позволяло всегда видеть, где он. В хютте Улафу их не снимали даже на ночь. Рике посмотрела в телефоне – приложение показывало, что мальчик в хижине. Понятно.
Следы шли к ручью. Замирая от нехорошего предчувствия, Рике заглянула под мостик. Вопреки ожиданию, там не было ни Улле, ни каменного тролля. С того страшного дня девочка ни разу не заглянула в темный проём. Но сейчас она почти не боялась. На другом берегу отпечатки обуви брата продолжались и исчезали вдалеке. Девочка ускорила шаг.
С дороги след свернул в лес. Рике пробралась через кусты, росшие у обочины, дальше стало просторнее. Светлее не становилось, время в заколдованном лесу замерло, было очень тихо, что утверждало Рике в мысли – она видит сон, живой и яркий, но всё же сон.
Перевалив через вершину небольшого холма, Рике увидела внизу среди деревьев серую тёплую пижаму брата, в которой он ложился спать.
– Фуу, слава тебе, господи, – произнесла девочка, и это был первый громкий звук, услышанный ей в этой чаще.
Она стала спускаться по склону, оскальзываясь на листве, мёрзлой земле и скользких камнях, хватаясь за ветки и стволы деревьев.
– Улле! – крикнула она. – Подожди! Будь там, я иду!
Серая пижама задвигалась, и Рике вдруг с ужасом поняла, что это не её брат. Пытаясь остановиться на предательской листве, она отчетливо увидела перед собой жёлтые глаза и оскаленную морду волка.
3
То, что это волк, а не серая худая собака с жёлтыми глазами, Рике поняла сразу. Видела их и в зоопарке, и на познавательных каналах передачи смотрела. Но чтоб вот так, в лесу, лицом к лицу! Или к морде?
Вторая мысль была – вот эта тварь, наверно, сожрала Улле, сейчас и меня сожрёт. Вслед за нараставшей паникой ноги сами понесли девочку обратно по склону, но не тут-то было! Взбираться вверх оказалось гораздо сложнее, чем спускаться. Рике упала на четвереньки, пытаясь загребать сразу всеми четырьмя.
Свирепое рычание, послышавшееся сзади, придало ей дополнительную прыть. В несколько молодецких скачков Рике, подвывая от ужаса, перепрыгнула гребень холма, и пустилась бегом через лес.
Обернулась она как раз вовремя, чтоб увидеть силуэт волка, появившийся позади. Зверь преследует её! Бежать, быстрее! Однако ноги заплетались и разъезжались на скользких заиндевевших листьях. Пытаясь перепрыгнуть через ствол упавшего дерева, Рике постыдно зацепилась за него сапогом, и шлёпнулась плашмя, приготовившись к неминуемой смерти.
Тянулись секунды. Девочка услышала дыхание волка. Зверь обнюхал её, и топтался рядом. Рике открыла глаза, увидела перед носом серые лапы, и снова поспешно зажмурилась. Но горло ей, по всей видимости, никто перегрызать не собирался.
Что-то потянуло Рике за полу куртки. Она посмотрела, и увидела, как зверь пытается тащить ее обратно, к холму. Только это был не совсем «волк». Под худым брюхом болтались набухшие сосцы. Самка! Волчица! Вот оно что!
Что «оно», Рике ещё до конца не поняла. Волчица заскулила, и вновь потянула девочку за куртку. Умные глаза смотрели почти жалобно.
– Тебе что от меня надо? – Рике села, отряхиваясь. Болело ушибленное колено. – Помощь нужна? – Она поднялась на ноги, и волчица тотчас побежала обратно, оглядываясь через плечо. Девочка, прихрамывая, поплелась за ней.
Они опять проделали тот же путь, вверх и вниз по холму, через распадок, и немного вбок, в гущу ветвей ломкого кустарника. Рике пригнулась, следуя за волчицей.
В конце пути лежал крупный валун. Земля вокруг него была изрыта звериными лапами во многих местах. Видно было, что волчица старалась подкопать камень с разных сторон, но каменистая почва поддавалась плохо.
– Нору твою завалило?
Рике проследила путь валуна по склону. Вон там, где зияет развёрстая яма, старое дерево вырвалось из земли. Его ствол упал на валун, лежавший почти на гребне. Камень покатился вниз, а дерево сползло вслед за ним, придавив своим весом почти двухметровую глыбу.
– Посмотрю, что тут, – сказала Рике, приободряя себя. Сделать, по правде говоря, можно было немного. Сдвинуть громаду дерева, придавившую камень? Ей одной точно не под силу. Сдвинуть многотонную глыбу? Тем более.
Девочка ухватилась за толстый корень, и стала тащить на себя. Сообразительная волчица тут же ухватила зубами другой, но от этого было совсем мало толку. Через минуту, запыхавшись, Рике отказалась от этой затеи.
Она присела у камня. Такую махину надо бульдозером двигать. Рике положила на него свои ладони. Показалось ей, или валун действительно отозвался неуловимой пульсацией?
Девочка прислушалась. Приложила к камню ухо.
– Ты тролль? – тихонько спросила она.
Старинные забытые слова сами стали всплывать в памяти, и Рике оставалось только повторять их:
Камень под ее руками стал теплеть и чуть-чуть поддаваться. Рике двинула ладонями, прижатыми к валуну, влево, и камень синхронно сместился, на пару миллиметров, но сдвинулся. Это она абсолютно точно почувствовала!
Раскачивая валун, девочка продолжала бормотать свой наговор, и камень потихоньку выползал из земли. Через несколько минут он с сочным звуком вышел из углубления, в котором так удобно устроился. Рике, ухнув, толкнула его в сторону, и громадный кусок скалы отлетел метра на три. Ладони девочки отклеились от него с таким же хлюпаньем, как отрывающиеся от стекла силиконовые присоски.
В углублении темнело почти полностью засыпанное отверстие норы. Волчица бросилась туда, быстро разбрасывая землю. Секунды – и из логова стали появляться серые вялые комочки. Мать вытаскивала задохшихся волчат, складывая их у ног девочки. Та присела, стараясь привести щенков в чувство.
Их было шесть, и четверо вскоре задвигались, заскулили. Мать вылизывала двоих оставшихся, и ещё один зашевелился. Волчица подставила детёнышам набухшие сосцы, они, толкаясь, припали к материнскому молоку. Один так и остался бездыханным. Волчица уже не обращала на него внимания. Рике поднялась с колен, только сейчас почувствовав, как замёрзла и устала. В животе громко урчало. Казалось, она не ела дня три, не меньше.
Сзади глухо заворчали. Рике обернулась – там стоял большой волк. Раза в полтора крупнее волчицы.
– Чем ты недоволен, папаша? – устало спросила девочка. – Я вам помогла детей спасти, зверюги. Теперь вы мне помогайте. Ищите брата.
Она пошла, и волк, будто понимая, потрусил вслед за ней.
Рике вывела серого родителя к тому месту, где ещё виднелись маленькие следы. Волк принюхался, постоял в раздумье, и приглашающе мотнул хвостом. По насыпи из средней величины булыжников девочка и зверь спустились к мелкой горной речке. Волк пошел вдоль берега, водя носом туда-сюда.
На краю отмели, вдающейся в речку широким полукругом, волк остановился. Он посмотрел на Рике, затем на эту отмель, и снова на неё.
– Пришли, что ли? – грубовато спросила девочка. Ей уже до чёртиков надоели эти приключения, и больше всего на свете хотелось просто проснуться в своей постели.
Волк обошел Рике сзади и толкнул носом под колено. Пошатнувшись, она сделала пару шагов. И заметила на инее, посеребрившем речную отмель, темное пятно. Там словно только что сидели, согрев холодный камень человеческим теплом. Рике обернулась, чтобы заметить хвост волка, исчезающий в прибрежном кустарнике.
Она сделала шаг, еще один. Темное пятно на камнях оказалось совсем рядом, и тут Рике снова растянулась плашмя, как недавно в лесу. В этот раз она отбила себе не только колено – падать на речные каменюки совсем не так приятно, как на ковер из палой листвы. Рядом кто-то хихикнул, и Рике увидела Улафа.
Брат сидел на оттаявшем пятне, но Рике могла бы поклясться, что секунду назад там никого не было. И появиться из ниоткуда он тоже не мог.
Разозлившись окончательно, девочка вскочила на ноги.
– Ты что себе позволяешь? – крикнула она, схватив Улле за шиворот. – Шутник, что ли?
Но брат имел вид самый отрешенный и рассеянный, не располагавший к мыслям о проказах и шалостях. Улле беспомощно повис в руках девочки, и Рике сразу утратила воинственный пыл.
– Замёрз? – она сняла свою куртку, накинув её на худенькие плечи мальчика, и тут, наконец, удосужилась взглянуть, обо что споткнулась.
Камень, самый обычный. Треугольный. С выбитым на нем кругом, а в круге – дерево? Камень с ветками? Шутник?
Рике шарахнулась. Вместе с холодом, сразу укусившим, как только она сняла куртку, на неё нахлынуло воспоминание. И страх.
– Бери его, – сказал Улаф. Он зашагал к кустам, где недавно скрылся серый провожатый Рике. Девочка подумала, что ей это показалось.
– Я дура тебе, что ли, тащить его? – крикнула она вслед брату. Но тот уже забрался на берег.
Тогда, сама не понимая, зачем она это делает, Рике подхватила увесистый булыжник размером немногим меньше детской головы, и поспешила за братом.
После всех этих хождений она уже окончательно заблудилась в лесу, поэтому ориентиром служила только её оранжевая куртка, надетая на Улафа. Мальчик шагал метрах в пятидесяти впереди, и, волей-неволей, сестре приходилось поторапливаться.
Он остановился лишь раз, в распадке, около засыпанной палой листвой старой волчьей норы. Рике, обрадовавшись передышке, бросила свою ношу.
Рядом с логовом покоился крупный валун, уже прилично ушедший в землю. Сама нора пустовала не меньше года. Рике присела у одного из деревьев, и поворошила листву. Из-под прели и перегноя показались желтоватые косточки волчьего скелетика.
Улаф двинулся дальше. Сестра вскочила, поискала камень с орнаментом, споткнулась об него, и бросилась догонять брата, схватив свой треугольный булыжник. Через десять-пятнадцать минут дети вышли к хютте. Девочка аккуратно пристроила камень у крыльца хижины.
На пороге их встречала заспанная Ирма.
– Вы куда это ходили? Я слышу, дверь хлопнула, встаю, а вы уже обратно… Боже, Рике, ты где так выпачкалась?
4
Она успела почти забыть о странном камне, когда об него запнулся отец, больно ушибив ногу. Ларс в сердцах выругался.
– На ровном месте, – сердито бросил он.
Камня и вправду не было видно, если ты точно не знал, куда смотреть. Да и тогда сказать с уверенностью не всегда получалось. Рике немного поэкспериментировала с переменой мест. За этим занятием её застала мачеха.
– Ты что носишь туда-сюда? – спросила она шутливо.
– Да так, – спохватилась Рике, и замерла с камнем под мышкой.
Ирма, отвернувшаяся взглянуть на Улафа, возившегося с машинкой, обернулась. Лицо приняло озабоченное выражение.
– Рике?
Она прошла мимо падчерицы в нескольких сантиметрах, заглянув за угол хютте.
– Странно, – пробормотала Ирма.
Рике опустила камень на землю. Мачеха чуть не налетела на неё.
– Ай, – взвизгнула она. – Ты зачем так пугаешь?
– Прости, – смутилась девочка. – Я не нарочно.
«Тролль-камень», подумала она. «Так и назовём».
Воспользовавшись случаем, Рике потихоньку пристроила тролль-камень в угол багажника, под одну из сумок.
Обратная дорога весело летела под колеса.
– Пап, а колдовство бывает? – спросила Рике.
Отец посмотрел на нее в зеркало, улыбаясь.
– Такое, как у твоих вампиров? Что, кстати, ты там читаешь?
Ирма обернулась:
– Марк Бвен, «Приключения Фекльберри Гинна», – прочла она на обложке, которую показала ей Рике. – Не про колдунов, насколько я помню.
– Не знаю, дочь, – задумчиво ответил Ларс. – Ты вроде уже недавно спрашивала? Я, во всяком случае, не сталкивался. Думаю, что нет.
– Конечно, нет, – насмешливо поддержала Ирма. – Ты уже не маленькая, чтобы верить в сказки о волшебнике Харри и муми-троллях. Это полная чушь.
Девочке видела, что отец недовольно поморщился на резкие слова Ирмы, но промолчал. Он посмотрела в окно. За стеной леса мелькнули быстрые серые тени. Волки? Опять показалось?
«Про Харри – может быть», решила Рике. «А вот про троллей… Я бы не стала утверждать со всей уверенностью».