1

Рике задумчиво ковыряла вилкой в тарелке с омлетом. Очередной молчаливый ужин. Хорошо хоть, вчера звонил папа – «Морская борзая» заканчивала программу исследований и ложилась на обратный курс, к родным берегам.

– Ты таблетки пьёшь? – неожиданно спросила Ирма. Она достала из шкафчика и поставила на стол пластиковую баночку, которую Рике дал гинеколог несколько месяцев назад.

Девочка покачала головой.

– Почему?

– Зачем мне их пить? Месячных нет, с мальчиками я не гуляю. Зачем?

– Так может, потому и месячных нет, что таблетки не пьешь! Гормональный фон нарушен, или что там ещё! У меня первая менструация в двенадцать лет была, и с тех пор, как часы – каждый месяц. Посмотри на себя – скоро пятнадцать, а ничего нет!

Рике устало положила голову на руки. Вилка звякнула.

– Врач сказал, что всё нормально. Это индивидуальное. Может, цикл только к шестнадцати сформируется. По-разному бывает.

– А чернявый этот твой? – сменила тему Ирма. – Что, не пристаёт совсем? У мальчишек в этом возрасте только одно на уме.

– Не знаю, что там на уме у мальчишек, а Симон не такой. Если я не разрешаю, он не будет лезть. – Рике свела глаза к переносице и сдула воображаемую пылинку с носа.

– Ох, что за семейка, – трагическим тоном сказала Ирма. – Наверно, зря я с твоим отцом связалась. И дети оба со сбоями. Что мне с вами делать?

Девочка подцепила кусок омлета, и перевернула вилку. Омлет плюхнулся обратно в тарелку.

– Не надо ничего делать. Папа вернётся. Он сделает всё, что надо.

– Что ваш папа сделает? Делатель, тоже мне! Смывается чуть ли не на полгода, бросает меня тут одну! Заботливый какой!

– Прямо так и одну? – Рике встала, и сунула тарелку в мойку. – Видела, как ты скучаешь.

Она уже стала подниматься по лестнице, когда Ирма, наконец, набрала воздуха в грудь:

– А ну, стой! Иди сюда, я сказала!..

– Тебе надо, ты и иди, – огрызнулась падчерица, и хлопнула дверью.

С утра Рике съездила к психологу.

– Не нравишься ты мне, – пробасила Пиа Кари. – Проблемы?

– Депрессия, – буркнула Рике. – Ищу смысл жизни.

– Давай-ка ещё на две недели освобождение выпишу. Антидепрессанты нужны?

– Неа.

– Тогда – спорт! Лыжи, коньки, сноуборд! Чем увлекаешься?

– Книгами. Читаю.

– Бросай. Больше общения, больше свежего воздуха! Поняла?

– Угу.

– Ладно, иди. Георгу я скажу, что ты пока освобождена от занятий.

Рике поднялась со стула.

– Спасибо.

– Давай, Эрика. Не унывай, скоро весна, – Пиа Кари басовито хмыкнула. – Мальчик есть?

– Есть. – Рике натянула куртку и шапку.

– Вот! Любовь, любовь, где ваша сладость! Любовь, ты поняла?

– Всего доброго, – Рике прикрыла за собой дверь.

Есть ли у неё мальчик? В субботу уже пять дней, как они с Симоном не виделись. Больше общения!

Звонок раздался после обеда.

– Привет! Пойдёшь гулять? – голос его был нарочито весел.

– Пойду. Где встретимся?

– У твоей калитки. Я здесь.

Она быстро оделась. На улице Симон взял Рике за руку. Ребята спустились к набережной Седэльвы.

Навстречу им шла группа молодёжи в синих куртках, человек пятнадцать. Рике узнала Ингрид, старшую сестру Кирс.

– Симон! – крикнула Ингрид, поравнявшись с ними. – Как дела? Приходи завтра на дежурство, к шести вечера! – Она смерила Рике взглядом, и демонстративно отвернулась.

– Ты с ней дежуришь? – девочка оглянулась на «синекурточников». У большинства на рукавах красовались шевроны. Всякие разные, но в основном – вышитая серебряная голова волка на чёрном фоне.

– Да так, – нехотя сказал Симон. – Дежурили пару раз.

– И как она тебе?

– Да нормальная. У нее сильная лидерская позиция. Командует грамотно.

– Аа. Понятно. А что за нашивки у них? Видел?

– Кто что себе пришивает. Есть поклонники старой мифологии, делают руны там, знаки скандинавские.

– А волки?

– Вот это новое. Сами себя называют «Лесные Волки». Типа движение такое молодёжное – если вдруг война, пойдут в лес партизанить.

– С кем война?

– С осси, с кем ещё. Ты что, новости не смотришь?

Дальше шли молча.

– Слушай, – сказал парень, – у меня через два дня родители уезжают. Давай, ты отпросишься на ночь.

Рике непроизвольно вспомнила Билла. Ее слегка затрясло, и она вытащила ладонь из руки Симона.

– Зачем на ночь?

– Рике, мы же не дети. Зачем отпрашиваются на ночь?

Она остановилась, смотря на воду.

– Ты куда-то спешишь? – голос Рике из-под капюшона звучал тихо, и парень наклонил голову, прислушиваясь. Он стал рядом, обняв подругу за талию.

– Знаешь, я никогда не спешу. – Симон немного театрально возвысил голос. – Но иногда время приходит само. Время становиться взрослыми. Принимать решения. Брать ответственность на себя.

– Вот я и хочу принимать решения сама. – Девочка исподлобья взглянула на Симона. – Не так, чтобы мне говорили – ты должна то, ты должна это. Я возьму на себя ответственность, когда буду готова. Пока что не готова.

– Рике, мы же с тобой даже не целовались. Твои ровесницы уже вовсю гуляют с парнями. Чего бояться? Есть таблетки, презервативы. Все будет нормально.

– Ты меня уломать пытаешься, что ли? – она дёрнула плечом. – Не надо, сама всё прекрасно знаю. Не хочу тебя динамить, или что-то такое. Просто я пока не хочу.

– Ну, как знаешь. – Голос парня звучал обиженно. Рике быстро взглянула на него – показалось, что он сейчас надует губы, как малыш, которому не дали конфету. Но Симон смотрел на реку, и лицо его из одухотворённого вдруг стало равнодушным. – Я тогда пойду. Прости, что вытащил тебя из дома. С Сомом Тойером, наверно, веселее, чем со мной!

Он повернулся, и быстро пошёл по аллее вверх, к центру.

Рике почувствовала близкие слёзы и поспешно задвигала носом. Сырость отступила.

– Позвони мне как-нибудь, – пробормотала она. Подобрала камешек, и бросила его в реку.

 

2

Дверь у Илзе была открыта, как обычно. Однако болтун Арахис промолчал, глядя, как Рике заходит в дверь. Лишь посмотрел со шкафа обоими глазами – сначала левым, потом правым.

– Здравствуй, милая! – обрадовалась Илзе. – Голодная?

Рике мотнула головой.

– Тогда проходи в гостиную. Сейчас сделаю кофе, – женщина, тяжело переставляя ноги, пошла на кухню.

– Вам плохо? – обеспокоилась девочка.

– Да нет, что ты, – улыбнулась Илзе. – Старая я уже, ревматизм иногда разыгрывается. Не переживай. Скоро Селин моя приедет погостить – подлечит меня. Заодно и познакомитесь.

– Ух ты, – Рике захлопала в ладоши. – Как здорово! Я очень хочу с ней познакомиться! Селин, наверно, такая клёвая!

Илзе добродушно посмеивалась.

Они сели у столика в гостиной, отхлебывая из чашек. Несколько газет, сложенных одна на другую, топорщились броскими заголовками.

– Ты посмотри, что пишут, – Илзе надела очки. – Сведская «Афтонбладет»: Остланд вынашивает планы оккупации северного Финланда и сведских островов. «Верденс Ганг»: когда осси нанесут удар по Балтланду и Речи Посполитой? Строительство стены на северной границе – гарантия от угрозы. «Дагбладет»: «Лесные волки» требуют освобождения Варга Рейвига. Обермайор Фауль – забытый герой Тролльхавена! Что это за лесные волки? «Афтенпостен»: Гамсун и Квислинг – патриоты Норвега. Оболганы и забыты, преданы и убиты! Какая-то истерика просто.

– «Лесные Волки» – это молодёжная организация. Из «синих курток», – ответила девочка. – Мне Симон только сегодня рассказывал.

– Как у вас с ним? – игриво спросила Илзе, и щеки её зарумянились. – Всё хорошо?

– Ага, – буркнула Рике. – Лучше не бывает. Сам не знает, чего хочет.

– Понятно, – засмеялась ее наставница. – Не переживай, все наладится. Но твёрдо стой на своём, если что!

Она включила ТВ.

– Давай новости посмотрим, а то эти газеты читать сил нет никаких, – предложила она.

По TV-2 как раз начался новостной блок.

– В Осло состоялся учредительный съезд молодежного движения «Лесные Волки», – говорила журналистка, стоя на фоне Оперного театра. – По примеру балтийских «лесных братьев», молодые люди будут проходить военную подготовку с шестнадцати лет. В случае вооружённой агрессии против нашей страны, «Волки» совместно с Хемверном станут вторым после регулярных войск эшелоном организованного сопротивления врагу. В мирное время дружины «Лесных Волков» войдут в состав сил самозащиты. Отличительный знак новой организации – шеврон с волчьей головой на рукаве синей куртки самозащитника. В настоящее время члены сил самозащиты массово вступают…

Илзе переключила канал.

– …Сюльвестр Фауль, в годы войны руководивший в Тролльхавене спецучреждением по изучению норвегского фольклора, спасший множество носительниц уникальной местной культуры от репрессий. Имя обермайора Фауля после войны было подвергнуто остракизму в угоду сложившейся политической ситуации. В частности, его обвиняли в похищениях и убийствах в начале мая сорок пятого года, что так и не нашло подтверждения. Таким образом, имя защитника национальной культуры было выпачкано грязью, ему дали презрительное прозвище «тролльхавенский упырь». «Лесные Волки» требуют реабилитации и восстановления доброго имени обермайора…

На экране возникло крупное фото Фауля.

– Безумие. Просто безумие, – Илзе потянулась за пультом.

– Не выключайте! – Рике перехватила ее руку. – Я его знаю!

Она вскочила, вытащила с книжной полки фотоальбом.

– Вот! – она ткнула пальцем в фото нескольких офицеров на набережной, и повернула альбом к Илзе. – Вот он, видите?

– Я знаю, – спокойно сказала женщина. – В тот день они гуляли на набережной, мне мама рассказывала. Приехали этот Фауль с девушкой, с ними был эсэсман, не помню фамилию. Мои родители с компанией сидели в летнем кафе, и Фауль уговорил их сняться вместе на память.

– А он что, правда помогал кому-то? Я, когда доклад для школы готовила, там было про зверства Морских Псов в Тролльхавене. Я не очень помню, но вроде и про Фауля этого там писали…

– Там, милая, столько слухов было… Сейчас сказать что-то сложно, но совершенно точно: Фауль этот не невинная овечка. Все, кто с Морскими Псами работал, запачканы как минимум в грязи, а чаще – в крови. Выгодно кому-то сегодня Фауля на флаг поднять – вот и началось. За три-четыре месяца из него можно национального героя слепить. Но зачем? Не знаю, не знаю.

– Подождите. Кошки мне всё какой-то дом показывают. Ведь Фауль, если он был пособником Псов, жил на Крае, получается? И призрак меня туда вёл! – Рике рассказала о поле возле фермы Торссонов, и как они с Тормундом дошли до самого забора на Крае.

Илзе встревожилась:

– Вы что, собрались на Край лезть? Одни? С ума сошли!

– А что такое? Тор взрослый, я ещё Симона хотела позвать. – При упоминании Симона девочка страдальчески скривилась. – Надеюсь, он пойдёт.

– А если там и вправду упырь? Место это гиблое, я же тебе уже говорила.

Женщина с трудом встала и ухватила тяжёлый том «Легенд Тролльхавена».

– Вот, читай!

Рике посмотрела на картинку. Художник изобразил заброшенный особняк в свете луны, очень похожий на те, что действительно стояли на Крае. На соседней странице – текст легенды, написанный, как и все они, на странной смеси прозы со стихами:

«ДОМ НА КРАЮ.

Средь хлама в старых и заброшенных домах порой найдёшь весьма занятные вещицы. Облазишь вплоть до крыши дом, за ним второй, а ночью можешь даже и вернуться с фонарём. Бывает так, в промозглый час, когда не спится.

Там, на Краю, давно никто уж не живёт – заброшенный район. Проход закрыт забором. Приходите сюда вы, как правило, втроём, и чувствуешь себя ты диггером, а может – сталкером, но точно уж не вором.

Когда-то Дойчланд и Морские Псы хотели здесь построить для германцев северный, суровый рай. Ступая аккуратно, идёте по осколкам битого стекла вы. Теперь район известен в городе как просто Край. Дома его десятки лет уже сползают в море. И пользуется Край в Тролльхавене заслуженно недоброй славой.

Ты чаще там, конечно, наткнешься на бомжей. Бродяги, алкоголики, наркоши, в рванье каком-нибудь, и прячутся куда-нибудь под трубы. Однако многие сюда не ходят без ножей – ведь слухи ходят и про изувеченные трупы.

Вы разделяетесь, у каждого по дому. Темнеет, можно и включить уже фонарь. Ты как обычно, позавидуешь другому – и дом там побогаче, и вобще. Ну ладно, ты с подвала и до чердака свой дом обшарь, быть может, повезет на этот раз. Найдешь сокровища, которые припрятал здесь, хе-хе, какой-нибудь кощей.

По коридору проходя – на стенах перекошенные рамки, и стекла в них побиты уж давно. Смахни-ка пыль. Смотри, да это фотографии германских офицеров! Поёжившись, ты продолжаешь путь. Сколько они висят здесь лет? А их незрячие глаза тебе буравят спину, будто снайперским прицелом.

Тут надпись на стене: хоу-хоу, здесь кто-то был и до тебя. Но знать, давно – все буквы полустёрты. И ты читаешь надпись: «Солнца свет закроет дверь. Ночь пришла – беги теперь». Пугнуть хотите новеньких ребят? Но ты не новичок, и не боишься ты ни ангела, ни чёрта. Хотя здесь крысы знатные, большие. Ни в одном доме не видал таких. Таких огромных крыс давить вот разве только на машине. А рядом – писк, шуршанье, топоток. И глаз крысиных злые огоньки.

В подвал прикрыла вход облезлая решётка. Спускайся вниз, ступеньки, нервы вдруг твои задергались как струны. Кого держали тут? И где угодно, но не здесь запрятал свой сундук кощей. Но ты прошёл вперед, еще одна решётка – на ней значки, похожие на руны. Какая-то причуда дойчей-палачей?

Раздался звук. Его не понял ты сначала. Что это было? По ощущению – нечасты здесь непрошеные гости. Опять тот звук. Там, в дальней комнате, казалось, что-то чавкало, хрустело и урчало. Внезапно луч фонарика выхватил из мрака странное… Кругом разбросаны, кажись, обглоданные кости…

Сгустилась тьма в подвале, как в пещере. Давящей стала и пахнуло смрадом. И очень резко кто-то оказался рядом, а из угла чернел в луче фонарика глазницами как будто детский череп.

Вот так захлёстывает неожиданно людей предсмертная, проклятая тоска. И холодеют сразу ноги, руки. Фонарик высветил… Кого? Мертвец, в обличье бледного, покрытого блестящей слизью паука. Так вот кто издавал тут эти звуки!..

Провал… Бежать!.. Остатки памяти и разума теряя… И ты бежал, ох как ты бежал! Куда угодно, только бы подальше от дома этого, через забор, от Края!..

Как вышло так, что ты, того сам не желая, был посвящен случайно в одну из самых страшных тайн заброшенного навсегда района?.. О господи, Святая Дева! Забыть бы навсегда, стереть из всех кромешных закоулков мозга эту тайну!..

Залив свой страх припрятанной бутылкой виски, ты провалился в сон в своей кровати. С утра, продрав глаза с трудом, ты позвонил приятелю: быть может, направить бы патруль полиции проверить этот дом?

А тот смеётся: ничего там нет! Когда ты смылся, мы всё осмотрели. И прежде чем кого-то отправлять по адресам, ты у врачей давай проверься сам, а то обгадишься, ха-ха, от ужаса в постели!.. Не знаю, что увидел ты в кошмарном сне, да только никаких костей там нет.

Ну ладно, что ж, считай, что тебе это показалось. Но когда снова приятели позвали прогуляться малость, ты лишь спросил: куда? И сбросил сразу же звонок. Я не пойду, категорически, не буду, никогда!

Ты стал неважно спать и в страхе просыпаться. В окне сияет полная луна, ну а вдруг как эта тварь запряталась с той стороны окна? И стоит лишь тебе забыться сном, а он глядит, оскалясь плотоядно, глядит, глядит, глядит в твое окно…

Никто не верит, кому б ты не рассказал, как видел у дороги ночью ты из своего окна светящиеся красные глаза. Ты пьёшь таблетки, толком ты не спишь шестые сутки. А вдруг оно меня сожрёт? Перегорает мозг, лишаясь потихонечку рассудка…

В тролльхавенской психушке есть больной. Хихикает, и норовит прижаться. Рассказывает всем историю свою. Побудьте хоть немножечко со мной! – он умоляет. – А что такое, – спросят у него. И тут он принимается шептать: – Он здесь, он здесь, приходит каждой ночью! И не дает мне спать, пугает, я не хочу так умереть!.. Он наказал меня такой вот карой – паук-мертвец из Дома на Краю…»

– О боже, – сказала Рике. Легенда производила гнетущее впечатление. – И что, такое вправду было?

– Пару лет назад ходили слухи, – ответила Илзе. – Я бы к ним прислушалась.

Рике посмотрела год издания «Легенд».

– Но книга издана в девяносто первом! Как такое может быть?

– Порой случается, – серьёзно ответила женщина. – Я тебя очень прошу, милая, не ходите туда сами. Скоро моя Селин приедет, подлечит меня, и я с вами пойду, куда хочешь, раз уж надо. А если с тобой что случится – я ж себе в жизни не прощу.

Девочка наклонила голову.

– Ну хорошо, – сказала она.

 

3

Ингрид сидела в опорном пункте на углу Стемвейен и Мадлавеген. Симон заглянул через стеклянную дверь – в помещении больше никого не было. Он повернул ручку и вошёл.

– Как дела? – бросила Ингрид. В полутемной комнате отсвет монитора красил её лицо синевой. – Наливай себе кофе, я сейчас график дежурств подобью, и освобожусь.

Симон стащил с головы шапку, сел и огляделся.

Опорный пункт напоминал любой из виденных им небольших офисов – несколько стульев, стол с компьютером, жалюзи на окнах. На вешалке висела пара синих курток. Вместо рекламы стены были украшены норвегским флагом и несколькими плакатами. Парень присмотрелся повнимательнее.

На первом плакате молодой активист нес красный флаг с жёлтым крестом на нём. За ним шли военные, служащие, рабочие, крестьяне. Вдали маячили остроконечные шлемы викингов. На заднем плане девушка в старинном наряде обнимала дерево. Надпись гласила: «От норвегской старины… Национальное единение. 1933–1943». На втором – цветной распечатке – Варг Рейвиг в зале суда вскидывал руку со сжатым кулаком в приветствии Морских Псов. Третий изображал волосатую ручищу с вытатуированными пятиконечной звездой и серпомолотом, срывающую цветной крест с норвегского флага. В ручищу била жёлтая молния из слова «Так!». На последнем стояли в строю суровые воины с винтовками на плече в стальных шлемах Третьего Рейха. На рукаве ближнего красовался крест Святого Олава, такой же, как на «Знаке волонтёра». «Доблестные и верные», утверждал плакат.

– А где ребята? – спросил Симон.

– Катаются, – Ингрид высунула кончик языка и прижала его к верхней губе. – Таак, где же ты?.. А, вот! – она победно ткнула в клавиатуру. – Нашла ошибку!

Девушка спрятала язык и улыбнулась Симону.

– Слушай, я всё хотел спросить… Смысл нашей службы? Гоняться за шарианами? Вроде и полиция неплохо справляется…

– Так, как справилась в январе? – Ингрид просто сочилась сарказмом. – Уберегла город? Если не возьмем безопасность в свои руки, никто нас не защитит.

– Понимаю, но…

– Вот смотри: Еддея, где живет твой народ, держит арабские территории в жесткой узде, ведь так? Если бы они ослабили нажим, открыли КПП, бесконтрольно пустили террористов к себе – что бы было? Представляешь?

– Ну, в общем-то…

– И мы сейчас начали поступать так же. Отдай всё на откуп политикам – они родную мать продадут за новый срок. Поэтому народ объединяется для самозащиты. «Лесные Волки» за несколько недель стали реальной силой. Пока не хватает харизматичного лидера, но, я надеюсь, скоро Варг Рейвиг будет на свободе. Мы, кстати, в среду едем в Осло – будем митинговать у тюрьмы Ила, где сидит Варг. Хочешь с нами?

– У меня занятия…

– Ах, да, ты же пока только милый мальчик. – Ингрид снисходительно усмехнулась. – Как там твоя Тьоре? Сестра учится с ней в одном классе, говорила, что она холодная, как мороженая треска.

– Я не думаю, что нам стоит её обсуждать. Она…

– А я думаю, что тебе пора. – Девушка встала, обошла стол и неожиданно крепко ухватила Симона между ног. – Пора становиться мужчиной. И не ждать, пока твоя целка Тьоре будет ломаться еще пять лет.

Она закрыла жалюзи на двери и потянула парня на себя. Симон поднялся, и Ингрид ловко расстегнула ремень и молнию на джинсах.

– Расслабься, – горячо шепнула она ему в ухо.

… – Что это? – спросил отец.

Симон переминался у порога. На нем была синяя куртка с «волчьим» шевроном на рукаве.

– Меня приняли в «Лесные Волки», – ответил он.

– Раздевайся, и давай ужинать, – вышла из столовой мать. – Что ты прицепился к сыну?

– Эти «Лесные Волки»!.. – голос отца сорвался. – Ты хоть знаешь, кто их кумиры?

Симон подхватил куртку и проскочил к себе в комнату. Дверь за ним захлопнулась.

– Рахиль, знаешь, сколько еддеев их кумиры убили в Аушвице? – лицо отца приняло страдальческое выражение.

– Ты всё принимаешь слишком близко к сердцу, Арон, – Рахиль обняла мужа и положила голову ему на плечо. – История с гибелью моей сестры нас, конечно, потрясла. Но ведь эти «волки» как раз собираются противостоять бандитам, убившим Малку! А мальчик наиграется, и бросит. В его возрасте у всех подростков случается бунт и максимализм.

– В кого он наиграется? В Морских Псов? Еддейский мальчик? Ты в своём уме? – отец постучал в дверь Симона. – Иди есть!

Мать вздохнула:

– Ну а что ты предлагаешь?

Арон понизил голос:

– Мало того, что он гуляет с гойкой, теперь ещё эти дружины. Чёрт знает что! Да они же первые вздёрнут его через пару лет, когда начнут охотиться за еддеями! Я склоняюсь к мысли о переезде.

– Только не в Еддею, – быстро сказала Рахиль. – Там его заберут в армию, а обстановка – ты сам знаешь.

– Нет, конечно, – Арон хмуро посмотрел на дверь сына. – В Ландн, на Острова. Подальше от всех этих войн, псов, Остланда. Слава б-гу, деньги у нас есть.

 

4

На лагерь это было совсем не похоже.

Территорию, конечно, обнесли колючей проволокой, по углам поставили вышки с прожекторами – для защиты от бандитов, как объяснял Фауль контингенту. Но жили свозимые сюда женщины (комендант ещё не привык думать о них, как о ведьмах) не в бараках, а в быстро возведённых местными плотниками бревенчатых хютте, по четыре человека. Распорядок дня был свободный, построений не предусматривалось.

… Той ночью, когда они вернулись с холмов, штурмбанфюрер разбудил хозяина «Старого Тролля», и они с обермайором сели в пустом зале ресторана. Хозяин быстро сообразил бутылку аквавита, селёдки, его жена обжарила варёный картофель с луком. Фауль подозрительно принюхивался к необычному запаху.

– Знаете, как это делают осси? – Ленц разлил по рюмкам ядреный аквавит и подцепил вилкой кусочек нарезанной солёной сельди. – Я научился этому в зимнюю кампанию на востоке. Прозит!

Он одним махом опрокинул рюмку, закусил спиртное селёдкой, и принялся за обжаренную картошку. Заметив нерешительность обермайора, Ленц рассмеялся.

– Пробуйте, не разочаруетесь! Нам, солдатам, не пристало цедить алкоголь, будто изнеженным барышням.

Фауль проглотил аквавит. Жгучая жидкость обожгла пищевод, на глазах выступили слёзы.

– Закусывайте! – Ленц подтолкнул его руку к еде. – Под такую закуску, как у нас, в Остланде могут выпить несколько бутылок водки, и ещё стоять на ногах. Кое в чём они сильны, без сомнений.

Приятное тепло разлилось по телу. Вообще-то Фауль алкоголь не жаловал, но раз начальство настаивает…

– Между первой и второй пуля не должна пролететь! – Ленц наполнил рюмки. – За нашу победу! – он чокнулся с обермайором и снова выпил. Фауль прикинул, что такими темпами они упьются меньше, чем за час. Но делать было нечего, выпил и он. Солёная сельдь и жареный картофель хорошо перебивали противный вкус аквавита, при этом не мешая согревать организм изнутри. Обермайор с изумлением понял, что ему начинает это нравиться.

– А теперь на брудершафт! – Штурмбанфюрер налил, чокнулся с Фаулем, выпил и троекратно расцеловал того в щёки, перегнувшись через стол. Обермайор потерял дар речи.

– Глаза-то! Вы бы видели свои глаза, дружище! – расхохотался Ленц. – Неформальное общение между коллегами способствует эффективному решению поставленных задач! – Он аппетитно уплетал разложенную по тарелкам снедь, и Фауль присоединился к нему. Несколько секунд прошло в молчании, обермайор даже немного оправился от шока. Видно, штурмбанфюрер нахватался этих варварских обычаев в Остланде, где-нибудь под Москау.

– Вот теперь можно и о деле, – Ленц внезапно посерьёзнел и понизил голос. – Поскольку на брудер мы выпили, теперь в приватной обстановке можете звать меня Герхардт. А вас, с вашего позволения, я буду звать Сюльвестр. Так вот, мой дорогой друг, мы приступаем к очень важному для Рейха проекту.

Ленц цепко оглядел зал ресторана и стойку бара – не слушает ли кто. Но хозяина и его жены не было видно. За окнами отеля стояла глубокая ночь.

– Мы соберём местных ведьм – контингент, так они будут называться – в Герресборге, на специальной территории, – продолжил он. – Министерство безопасности Рейха мотивирует это тем, что необходимо оберегать носителей норвегской фольклорной традиции от участившихся нападений бандитов из так называемого сопротивления. А также мы собираем их в спецпоселении для упрощения исследовательской работы по восстановлению богатого культурного наследия германских народов, ха-ха.

На деле же проект «Герресборг» предусматривает максимальное извлечение полезной информации из этих женщин. То, чем они обладают, поистине бесценно. – Он подмигнул Фаулю. – Есть много на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, как сказал один англичанин. Мы могли бы извлечь эту информацию быстрее – как вы, наверное, знаете, у нашего ведомства есть методы и средства. Но руководство решило избрать другой путь.

Штурмбанфюрер снова наполнил рюмки.

– Прозит!

Фауль вдруг почувствовал себя заговорщиком из приключенческих романов Карла Мая, читанных в детстве. Они выпили и закусили.

– Наша победа близка, как никогда, поэтому спешить незачем. Мы поместим всех женщин, которые, по нашим сведениям, связаны с колдовством, в Герресборг. В качестве коменданта поселения намеренно выбран местный житель, дабы снизить неизбежный градус недоверия к службам Рейха. Вы, на взгляд руководства лучше всего подходите для подобной задачи, – Ленц весело подмигнул. – Плюс в ваших обязанностях – смягчить недовольство местного населения при мобилизации контингента.

Обермайор помалкивал, иногда кивал, внимательно слушая.

– Поначалу условия проживания будут довольно суровыми. Что поделать, идёт война, – притворно вздохнул штурмбанфюрер. – Но со временем вы по своей инициативе смягчите эти условия, в первую очередь – для тех, кто будет сотрудничать. Понимаете, – эсэсман доверительно подался вперед, – вы должны стать для них добрым патроном, поверенным в делах, человеком, в чьей власти карать и миловать. Много пряников, иногда чуточку кнута – и мы сможем лепить из них, что захотим. Кстати, – он промокнул салфеткой губы, – вы слышали, что в роду рейхсфюрера были ведьмы?

Удивлённый Фауль покачал головой.

– Да-да, вот так новость! – Ленц опять наполнил рюмки. – Наше подразделение провело глубокое исследование архивов, и выяснило это. Есть мысль вообще поднять ведьм на знамя национал-социализма – ведь никто в Европе не пострадал от зверств еддео-крестианской церкви так, как они. Поэтому вы там помягче, – он усмехнулся, и в который раз чокнулся с обермайором. – Прозит!

– Скажи, Герхардт, а они там не наведут на меня порчу, или другую гадость? – слегка заплетающимся языком вопросил обермайор.

– Чтобы колдовать, ведьме нужно время, её инструменты, ммм… Что ещё? Хотя проклясть какая-нибудь дура может. Но мы тогда перевешаем всю её родню и отомстим за тебя, дружище! – захохотал штурмбанфюрер.

Как он добрался до постели, Фауль помнил плохо.

Двухдневная операция прошла как по маслу.

Под предлогом защиты женщин забирали из домов, давая десять-пятнадцать минут на сборы. Видя высыпавших из грузовика солдат, сопротивляться никто не решался, хотя мужья и отцы смотрели волками. Фауль заверял родных в наличии свиданий по выходным.

– Всем женщинам назначается денежное содержание, как служащим Рейха. Со временем, – разливался он соловьём, – мы наладим систему увольнительных, а по окончании научных изысканий ваши родственницы будут незамедлительно отпущены по домам. Тем, кто окажет наибольшее содействие, благодарный Рейх назначит значительное денежное вознаграждение.

Всего мобилизовали двадцать девять женщин в возрасте от пятнадцати до шестидесяти восьми лет. Детей старались оставлять дома с родными, но двум молодым матерям с грудниками разрешили взять младенцев с собой в поселение. Строители тем временем продолжали свою работу – всего на обширной территории возвели более двадцати построек: жилые хютте, дом коменданта, комендатуру, столовую, здание интендантской службы, караульное помещение.

Первые пару месяцев контингенту решили дать обжиться на новом месте, без дополнительной нагрузки.

– Пусть привыкнут к такой жизни, к распорядку, да и к новому начальству, – хмыкал штурмбанфюрер.

Ленц вместе с Фаулем смотрел, как последняя партия мобилизованного контингента получает у интенданта постельное бельё и распределение в свои хютте.

– Посмотри-ка, Сюльве, – ткнул он пальцем в стоявшую последней женщину. Статная блондинка в крестьянском платье держала за руку рослую девочку. Единственная, кому позволили взять с собой ребёнка старше года – Бирге Бё. Фауль читал в личном деле, что её муж, лесоруб, погиб четыре года назад. Другой родни – редкий случай – у женщины не было и, скрепя сердце, обермайор разрешил ей взять с собой дочь Гудрун двенадцати лет, мрачноватую и некрасивую, в отличие от матери.

– Она двадцать девятая, да еще и с девчонкой. Не выделять же им отдельный домик. А тебе как раз нужна экономка. Сели их к себе. Как думаешь?

Для коменданта на возвышении построили настоящий дом из пяти комнат с кабинетом и сауной. Фауля уже посещали мысли – кто будет содержать в порядке его жилище. Он потёр подбородок.

– Ты, как всегда, прав, Герхардт. Госпожа Бё, получайте белье и идите сюда! – крикнул он.

– Господа офицеры, – подойдя, Бирге сделала книксен, белозубо улыбнувшись. От обермайора не скрылась крепкая грудь и налитые бёдра, хорошо различимые под простым платьем из грубой ткани. Насупленная Гудрун нехотя последовала примеру матери.

– Я предлагаю вам место моей домоправительницы, госпожа Бё, – важно сказал новоявленный комендант. – Ваша задача: уход за домом, уборка, готовка, стирка. Проживать будете у меня. Согласны?

– О, яволь, майн герр, – радостно сказала Бё на хохдойче. – Пожалуйста, зовите меня просто Бирге.

– Тогда располагайтесь в свободной спальне, – распорядился Фауль. – Можете приступать к обязанностям немедленно. Продукты для кухни получите у интенданта. Мой кабинет закрыт – уборка там только в моём присутствии. – Он протянул ей ключ от входной двери. – Ступайте.

Бирге опять присела в книксене, затем, дернув за руку дочь, быстрым шагом направилась к дому коменданта.

– А жизнь-то налаживается, а, дружище? – Ленц ткнул обермайора локтем в бок. – Какую бабёнку себе отхватил!

Комендант усмехнулся. Глядя на упругие ягодицы своей экономки, перекатывающиеся под платьем при быстрой ходьбе, он уже представил, как крепко сожмёт их в руках.

В эту ночь в лесу за поселением впервые выли волки. Фауль беспокойно заворочался на постели.

Луч прожектора с вышки на миг мазнул по его окну.

«Надо будет попросить Ленца, – сонно подумал он. – Пусть распорядится об отстреле зверюг».

 

1

Для Фриты первая встреча с Магрит Рисвик на собрании «Ласточек Фрейи» стала большой неожиданностью. Строгая чиновница муниципалитета – и вдруг дочь Хозяйки Тролльхавена! Вот так номер. О себе, как о чиновнице, Фрита никогда не думала, хоть и работала там же, где и Магрит.

Фриту на собрание затащила Лив, у которой она стриглась. Лив увлекалась картами, кажется, Таро, и уже пару лет ходила на встречи ковена. Она знала про отца, про четвёртую стадию его рака, про Магне Турье, которого Фрита бросила сама, не выдержав новой реальности.

– Давай сходим, – предложила Лив. – Ты что-то совсем никакая. Вызови сиделку из соцслужбы на четыре часа, хоть развеешься.

– Да нет настроения, – вяло отозвалась Фрита. – Надо работать. Много отчётов.

Отец хотел умереть дома. Шансов на лечение не было никаких – болезнь обнаружили слишком поздно. Фрита отказалась перевозить его в хоспис, и ухаживала за стариком сама, а днём, когда она была на работе, приходили сиделки – молоденькие студенты-иммигранты на полставки. Долго никто не выдерживал – отца мучили боли, даже сильные лекарства помогали не очень. Его и без того раздражительный характер стал невыносимым.

Пассивную эвтаназию старик решительно отверг, медик, приехавший её предложить, был изгнан с проклятьями.

– Сатана не получит мою душу! Я не самоубийца! – орал старый Селвик.

Однажды вечером он швырнул чашку в стену, когда Фрита входила в комнату.

– Где тебя носит? – прорычал старик. – Я тут подыхаю, а ты подольше не идёшь, специально? Чтобы я помучался? Тварь, ненавижу!

Дочь молча дала ему таблетки, вытерла пятно, собрала осколки и принесла новую чашку – пластиковую и лёгкую.

С каждым днём живая и весёлая Фрита становилась тусклее. Круг общения стремительно сузился, превратившись в точку из одной неё. Лив всерьез переживала за знакомую.

Когда Фрита с подровненной чёлкой встала, чтобы уйти, Лив поймала её за рукав.

– Слушай, – сказала она, понизив голос. – Я знаю, что твоего папу не вылечить. Но там же ведьмы. У некоторых есть секреты. Вдруг кто-то сможет облегчить его страдания? Сходи, со мной, ты ничего не теряешь.

Фрита обернулась, и посмотрела на Лив пустыми невыспавшимися глазами.

– Ладно, давай, – вздохнула она.

Сама встреча прошла обыденно. Фриту познакомили с присутствующими, потом пили кофе, ели выпечку и сладости, трепались обо всем помаленьку. Фрита думала – будут обсуждать вопросы колдовства, но женщины в основном сплетничали, перемывая кости своим знакомым и соседям. Некоторые гадали на рунах, Таро или китайской Книге перемен. Одна из самых пожилых, Гудрун Бё, несколько раз окидывала Фриту мрачным взглядом.

В общем, время было потеряно зря. Лив под конец встречи, казалось, сама это поняла, и смотрела немного виновато.

Предложение Магрит прогуляться вместе до набережной после собрания для Фриты оказалось совершенно внезапным. Справившись с растерянностью, она согласилась.

– Как тебе у нас? Понравились «Ласточки»? – Магрит закурила. Вечерний бриз сносил дым от сигареты прямо на Фриту. «А чего я стесняюсь?», подумала та, и обошла Магрит с другой стороны. Теперь свежесть весеннего вечера чувствовалась в полной мере.

– Да ничего так, – уклончиво ответила она. – Только неясно, для чего меня пригласили. Я ведь ничем таким не занимаюсь, никакого колдовства.

– Понятно, – засмеялась Магрит. – Глупые бабы. Я и сама так думаю, только тсс! – она приложила палец к губам, лукаво глянув на Фриту, и затянулась. – А пригласить тебя на собрание Лив предложила я.

– Ты? Но зачем?

– Обратила сегодня внимание на Гудрун? Помнишь, седая такая?

– Ну да. – От воспоминания о неприветливом лице и общей какой-то неухоженности старухи Фриту пробирал озноб. Больше всего пугало то, что она будто смотрелась в зеркало – еще полгода её нынешней жизни, и она станет похожа на Гудрун. Злая, немытая, бросается на людей: осторожно, не подходите близко.

– Она выглядит, конечно, не очень. Но способностей у неё побольше, чем у всех нас вместе взятых, наверно. Мы тут прознали о беде с твоим отцом…

– И что? – напряглась Фрита. Не очень она любила, когда лезли в её жизнь.

– Она может помочь. Мы можем помочь тебе.

– Как? – осторожно спросила девушка. – Врачи говорят…

– Врачи тут ни при чём. Гудрун может сделать так, что твой папа будет жить. Без боли.

Чувства облегчения, недоверия, предвкушения и благодарности смешались в груди Фриты холодной мятной волной.

– Просто так? Поможет – просто так?

– Ну, красотуля, не просто так, конечно. В ответ ты поможешь нам.

Пролетевшие за этим месяцы были как сон, который начинается с надежды, но быстро превращается в кошмар. Превозмогая отвращение, Фрита входила в комнату отца. Урча, тот пожирал крысиные тушки, а дочь забирала омерзительные объедки. Сиделки теперь к ним не ходили. Сыто рыгая, осунувшийся и сморщенный старик выбирался по ночам смотреть ТВ, а дочь закрывалась в своей комнате на защёлку. Утром она утаскивала его в спальню, воняющую разложением. Было ли это существо всё ещё её отцом?

С этой мыслью Фрита открыла дверь жёлтого дома в рыбацком квартале. В кармане у неё лежала сложенная вчетверо листовка. Она нашла её утром в почтовом ящике – правительство предупреждало об опасности возможной агрессии Остланда, и по пунктам советовало, что делать в случае нападения. Хозяину и Гудрун такое должно понравиться.

Девушка спустилась в подвал и замерла.

Напротив лестницы, примотанная скотчем к стулу, дергалась Дагмар из «Ласточек». Рот ей тоже заклеили, на лице красовался внушительный синяк. За ней стояла Магрит с бесстрастным лицом, а Гудрун сидела рядом, потирая руки. Дагмар увидела Фриту, и глаза её округлились.

Старуха захихикала.

– Вот, Фриточка, поймали шпионку! С утра ошивалась, следила за нашей дверью!

Фрита прочистила горло.

– Дагмар, что ты тут делала?

Магрит усмехнулась.

– Она не ответит. Но я скажу: переживала за тебя! Мол, попала ты в дурную компанию, вот и решила она выяснить, что же тут происходит! Представляешь?

– И что… и что вы сделаете?

– Мы! Мы сделаем! – каркнула Гудрун. Вскочила со стула и резво проковыляла к дальней стене, где раньше стояла ширма. – Нечего тут вынюхивать. Хозяину она без надобности, а мы её отпустить не можем, нет. Разболтает. Так что вот.

Старуха посуетилась у стены, пошептала, и по центру вдруг открылся чёрный проём. Из него несло сыростью и гнилью.

– Тащите её сюда, – приказала Гудрун.

Фрита стояла, как вкопанная.

– Помоги мне! – рявкнула Магрит.

Медленно, будто тело Фриты действовало без её участия, она взяла Дагмар за плечо, и вместе с Магрит поволокла ведьму к черной дыре. Женщина мычала и извивалась. У проема они толкнули стул, и Дагмар повалилась на спину в этот мрачный туннель.

Проход закрылся почти тотчас же, но Фрита успела увидеть, как примотанную к стулу Дагмар захлестывает шевелящийся серый ковер из крысиных тел.

 

2

Сегодня в доме Илзе пахло не весёлой выпечкой, а… Рике вспомнила – такой запах стоял в больнице, когда она попала туда с отравлением.

Арахис то ли спрятался, то ли летал где-то по своим вороньим делам.

Наставница лежала у себя в кровати, под пледом с розовыми цветами.

– Заходи, милая, – сказало она устало.

– Вам плохо? – встревожилась Рике. – Давайте вызову врача!

– Да нет, просто нездоровится. Возраст-то уже ой-ой, – усмехнулась госпожа Лунд.

Девочка присела в кресло рядом с кроватью.

– Ну, ты чего насторожилась? – ласково сказала Илзе. – Так и зыркаешь. Не надо беспокоиться. Сегодня приедет из Осло Селин. Она за мной присмотрит. Да и сама я ещё ого-го, – Илзе вдруг закашлялась. Рике приподнялась в кресле, но женщина, откашлявшись, посмотрела таким безмятежным взглядом синих глаз, что её ученица почти успокоилась.

– Селин, то есть ваша дочь? – Рике кивнула на фото в рамке. Там Илзе обнимала темнокожих мальчика и девочку на фоне двухэтажного здания. В спальне госпожи Лунд на комоде стояла только эта фотография.

– Она, милая. Скоро уже должна быть, утром звонила, что выехала. Если хочешь, давай пока поболтаем о чем-нибудь, а то учить тебя сегодня у меня сил маловато.

Рике собралась с духом.

– Илзе, а чему вы все-таки меня учите? Я теперь больше знаю и вижу – это да, но… Вот чему конкретно? А то мне до сих пор как-то непонятно…

Женщина улыбнулась и загнула на руке один палец.

– Давай по порядку. Посвящение я тебе дала – раз. Это и защита твоя, и дверь к другим мирам. Тем, что рядом, но большинство их упорно не замечает. Согласна?

– Да, – девочка покивала. Иконка Улле, которая спасла их с братом пятого января. Тролль-камень, что помог ей выгнать того мужика из дома. Точно.

– Два. Ты научилась видеть. Всякое видеть – и людей, и духов. Так?

– Ага, – от воспоминания о чёрных провалах глазниц духов над ямой близ фермы Торссона её до сих пор пробирал озноб. Ауры. Призраки в театре.

– Три, – Илзе загнула третий палец. – Слышишь кошек? Этим вообще немногие могут похвастаться! А?

– Ну да. – Рике подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. – Хотя кошки эти, тоже мне…

– Подожди, они ещё себя проявят, я уверена. Такие вещи не случаются просто так. Теперь четыре. Сны, которые становятся явью. Силы, что приходят к тебе неизвестно откуда. Есть такое?

– Есть. – Тролль-камень и то, как она помогла волчице в лесу. А Симон? Случайно ли он появился?

– И пятое, – Илзе загнула большой палец, показывая Рике кулак. – Перемены в жизни, которых ты не ждала. Ну как?

Перемены. Лучше бы она и слова такого не знала. Чёрт бы их драл. Рике засопела.

– Мало кому это нравится, милая, когда в твою жизнь размеренную вдруг начинает лезть не пойми что. И тебе не нравится. Но попутно ты учишься. Становишься сильнее. Учишься отстаивать себя. Чтобы быть вот такой, – наставница показала Рике кулак, и та зажмурилась в притворном ужасе.

– Тебе многое начинает открываться. Магия проникает в жизнь постепенно, это как в спорте – сначала ты ничего не можешь, затем начинаешь стоять на лыжах, потом уверенно катаешься, а через десять лет выигрываешь Олимпиаду, особенно если у тебя астма, хе-хе. И при этом обнаруживаешь, что можешь гораздо больше – и бегать, и выносливость увеличилась, и реакция улучшилась. И ума прибавляется с каждым днём.

Илзе закряхтела, устраиваясь на кровати поудобней. Рике вскочила и помогла ей поправить подушки. Наставница благодарно улыбнулась.

– И конфликты. Люди не любят, когда ты становишься самостоятельной. Им кажется, что ты стала самоуверенной и высокомерной. Они пытаются сломать тебя. Вернуть в привычные им рамки. Никого не бойся, милая, иди своим путём, и ты всего добьёшься. – Илзе замолчала.

– Мы тут думаем всё-таки побывать на Краю. Парни взрослые, и Тормунд Торссон хочет, чтоб я помогла ему. Он уверен, что его дед не виноват, и я тоже так думаю, – нерешительно сказала Рике.

– О-хо-хох!.. Не советовала бы я вам лазить там самим… И я приболела сейчас, не смогу вам помочь. Давай так, я подумаю, кого из взрослых могу привлечь, чтоб вы там одни не шарахались, и тогда отправитесь искать свои приключения…

За окном остановилась машина. Илзе замолчала и прислушалась. Хлопнула дверца, пикнула сигнализация. По тротуару раздался цокот каблуков.

– А вот и Селин! – обрадованно сказала госпожа Лунд.

Тихонько стукнула входная дверь, каблуки простучали по коридору, и в комнату вошла красивая темнокожая женщина. Высокая – голова почти вровень с притолокой двери. Рике отметила шикарное кашемировое пальто и элегантный синий костюм гостьи.

– Мама, ты как? – она наклонилась к Илзе и чмокнула её в щеку. На глаза госпожи Лунд навернулись слезинки.

Рике встала с кресла и переминалась с ноги на ногу, не зная, куда себя деть.

– Знакомься, Селин, это Рике, я тебе о ней говорила по телефону, – Илзе украдкой вытерла глаза. – Рике, это Селин, моя дочь.

– Здравствуйте.

– Здравствуй. – Селин внимательно смотрела на неё темными глазами. – Рада с тобой познакомиться. Сделаешь мне кофе с дороги?

Илзе засмеялась.

– Конечно, сделает. Рике, милая, нальешь нам всем по чашечке? Ты же знаешь, где что.

– Конечно! – Рике торопливо шмыгнула к двери. Селин посторонилась, давая ей пройти.

На кухне девочка включила кофемашину и выглянула в окно. Возле дома стоял дорогущий чёрный «лексус». Дочь Илзе оказалась дамой не бедной.

Женщины в спальне вполголоса беседовали. Рике напрягла слух, но до ушей доносились только обрывки слов. Она разлила ароматный кофе по чашкам. В этот момент в кухню вошла Селин. Она уже сняла обувь, пальто и пиджак. Синяя шёлковая блуза подчёркивала высокую грудь.

– Так чему же мама тебя учит? – на её лице застыло выражение, которое Рике не смогла истолковать. Она посмотрела на дверь, словно ожидая, что Илзе придет к ней на помощь.

– Нуу… Ну, всяким вещам. Знаете…

– Типа магии и колдовства? – Селин села на стул у кухонного стола и взяла чашку с кофе. – Давай без недомолвок, я в курсе дел.

– Можно сказать и так, – состорожничала Рике.

– А ты знаешь, что у неё рак? Не уверена, насколько тут виновата магия. Но у матери рак печени. Последняя стадия. Обширные метастазы. Она тебе говорила?

Рике потеряла дар речи. Всё так плохо? Господи…

– Н-нет, – промямлила она.

– Тогда я тебе говорю. И не хватало, чтобы к раку добавилось сумасшествие. Или старческое слабоумие. Понимаешь? Поэтому все эти игры с магией я прошу прекратить. Ей нужен покой, и квалифицированный уход. Понимаешь, девочка? – Селин надавила на последнее слово.

«Девочка» медленно кивнула.

– Значит, сюда больше не приходи, пожалуйста. И звонить ей не надо. Не хочу, чтоб она волновалась. Понятно?

– Да, мадам. Я только зайду сказать «до свиданья».

– Давай, без лишних слов.

Рике пожала морщинистую руку своей наставницы, а та в ответ обняла её.

– Я позвоню, – шепнула Илзе.

– Я все слышу! – голос Селин словно вклинился между ними.

Девочка быстро оделась.

На улице она оглянулась на дом госпожи Лунд. Еще с утра такой приветливый, он теперь отгородился от нее чёрной машиной и холодным взглядом Селин. Ждать помощи с Краем и поисками суперкрыса здесь уже не приходилось.

А в кухне Илзе на столе ещё не успел остыть её невыпитый кофе.

 

3

Телефон трезвонил в комнате.

Рике подскочила и схватила его на последней секунде. Тормунд уже собирался отключить вызов, но услышал Рикины «Халло! Халло!».

– Ну наконец-то. Привет.

– Привет, – Рике посмотрелась в зеркало на дверце шкафа. Замазать прыщик на лбу и сойдёт. Со вчерашнего дня обида на Селин поутихла, но возмущение ещё давало себя знать. Как она могла – взять и выкинуть её за дверь, будто старую обувь?

– В общем, я всё разузнал. Можно прямо сегодня туда сходить. Ты свободна?

– Сегодня – когда?

– Допустим, через час. Встретимся возле Церкви Святого Духа. Пойдёт?

– Ну давай.

– Тогда пока, – и младший Торссон сбросил звонок. Невежа. Никакого воспитания. Рике показала ему язык в зеркало.

Настроение слегка улучшилось. Хоть какое-то движение. Она порылась в вещах – для подвалов Края самые нарядные джинсы точно не подойдут. Залезла в аптечку на кухне – вытащила пластырь и обеззараживающий гель. Могут пригодиться.

В Тибанене вдруг позвонил Симон. Вот уж с кем не клеилось. Прямо злой рок.

– Да?

– Эрика, привет. Нам надо поговорить.

«Эрика», надо же.

– Давай поговорим.

– Не по телефону. Встретимся?

– Я через полчаса буду у Церкви Святого Духа. Подойдёшь?

– Ммм. Да, хорошо.

Теперь Рике сама первой сбросила вызов, не попрощавшись. А что, только парням всё можно?

Тормунд уже ждал у церкви. Дверь закрыта на висячий замок – служб сегодня не намечалось.

– Давай подождем минут пять, – буркнула Рике вместо приветствия.

– Кого? – удивился парень.

– Узнаешь. И – кажется, я поняла, что нам надо искать.

От растерянности на лице Симона, когда он увидел их с Тормундом, Рике захотелось расхохотаться. И засмеялась бы, не будь это чувство таким горьким.

– Ты зачем его позвала? – недовольно спросил Тормунд.

– Чтоб с тобой одним там не лазить. А то бросишь где-нибудь… мышам на съеденье, – огрызнулась Рике.

– Где лазить? – вклинился Симон. Он обеспокоенно смотрел то на неё, то на Тормунда. – Мы же с тобой поговорить хотели.

– Мы на Край собираемся, – уклонилась Рике. – Думаем там кой-что посмотреть. Хочешь, давай с нами. По пути как раз поговорим.

Симон замялся.

– Л-ладно.

Тормунд повернулся и зашагал впереди.

– Может, объяснишь, что происходит? – прошептал Симон.

– В общем, так, – вздохнула Рике. – Тормунд думает, что его дед ни в чем не виноват. Нужны доказательства. Он попросил меня помочь. А тут ты позвонил, я и подумала – можешь сходить со мной. С нами.

– А ты-то каким боком тут? Почему он своих дружков не попросил? И вообще, что мы идем искать?

– Есть у меня одна мысль, – Рике раздражённо дёрнула плечом. – Подтвердится – скажу. Ты сам хотел о чём-то поговорить. Говори.

– А ты что, теперь с ним… тусишь?

– Чё, совсем дурак? – возмутилась Рике.

Симон молчал. Девочка искоса посмотрела на него – надулся. Ну ладно, захочет, заговорит.

Она зашли за Тормундом в один переулок, другой. Потом последовал уже совсем узкий проход между домами. Дальний его конец закрывал знакомый Рике зёленый сетчатый забор.

Не доходя до него пару метров, Тормунд присел и толкнул подвальное окно на уровне земли. Оно легко открылось. Парень спустил туда ноги, и быстро забрался внутрь, смешно изогнувшись.

– Залезайте, – послышался его голос.

Симон нырнул первым, и помог Рике, загородив её спиной от младшего Торссона. Тормунд только усмехнулся, и показал на другое оконце. Оно выходило на улицу уже за забором.

– А вот здесь мы вылезем.

Получалось – миновали ограждение, не перелезая через него.

На территории Края ребята быстро перебежали в тень ближайшего заброшенного коттеджа. Там они отряхнулись и осмотрелись по сторонам.

– Лишний раз светиться не надо, – негромко сказал Тормунд. – Не хватало ещё полосатым спалиться. У меня есть карта, – он вытащил из кармана сложенный лист и развернул его. На старой карте действительно довольно подробно когда-то изобразили район Края. – Куда нам?

Рике покачала головой.

– Я точно не знаю. Надо искать дом с решёткой в подвале, А еще там надпись должна быть, «солнце закроет дверь, ночь откроет дверь». Типа такой фигни.

С хмурого неба упали первые крупные капли дождя.

– Давайте начинать, пока мы не вымокли, – Тормунд показал на другую сторону улицы. – Я смотрю там, а вы – по этой. Окей?

– Окей, – хором сказали Рике и Симон.

Тормунд опять хмыкнул и через несколько секунд уже скрылся в дверях старого особняка. Ребята поспешили в свой.

В первом доме пролёт лестницы на второй этаж вообще обрушился в подвал, и проход был наглухо завален. Натянув капюшоны, под проливным дождём они перебежали во второй, затем в третий. Нигде на стенах не было надписи, похожей на ту, что они искали, да и железные решётки на дверях в подвал пока не попадались.

Вдруг с улицы раздался крик Тормунда. Симон выглянул в разбитое окно.

– Этот нас зовёт, – проворчал он.

– Пойдём, – обрадовалась Рике. – Наверно, нашел дверь!

Ребята выскочили из дома и перебежали через залитую мостовую. Потоки дождевой воды устремлялись к фьорду, огибая кучи кирпичей и мусора.

– Я нашёл надпись! – гордо сообщил Тормунд.

– Где? – вытянула шею Рике.

– Там, внизу, – показал младший Торссон на лестницу в подвал.

– Решётки же вроде нет, – недоверчиво сказал Симон. – Пойду посмотрю.

– Посмотри, конечно, – ответил Тормунд и хитро подмигнул Рике. Ей это совсем не понравилось.

– Ну что там? – Симона почти не было видно в полумраке подвала, мелькал только луч фонарика его телефона.

– Написано что-то! Сейчас посмотрю!

Рике затаила дыхание. Тормунд ухмылялся, облокотившись на перила.

– Вот чёрт! Здесь похабщина одна! Он издевается над нами!

Тормунд захохотал.

– Что, и пошутить нельзя?

Симон, поднимаясь по ступеням, неожиданно остановился.

– О! А здесь дверь в стене. Закрашена так, что её и не видно.

– Сможешь открыть? – Рике спустилась на пару ступенек вниз.

– Сейчас попробую.

Он дернул за обломок ручки, и дверь вдруг со скрипом, перешедшим в грохот, вывалилась из стены, отрезав Симона от первого этажа. Рике с визгом отскочила наверх. Вслед за дверью посыпались кирпичи и куски штукатурки. Лестницу в подвал затянуло клубами пыли.

– Ты там живой? – Тормунд отодвинул Рике в сторону, лицо его вмиг утратило веселье.

– Да вроде, – прокряхтел Симон. – Сейчас перелезу. Ай!

– Что такое?

– Тут крысы!

– Давай помогу, – Тормунд спустился вниз к двери. – Фуу! Чем так воняет?

Он посветил телефоном в дыру, и Рике увидела, как его и без того бледное лицо совершенно побелело.

– Давай быстро! – заорал он.

– Да что там? – Симон, весь в пыли, забрался на выпавшую дверь. Он упёрся в нее руками, готовясь спрыгнуть к Тормунду, и вдруг пронзительно закричал.

– Аааа! – Рике заметила вцепившуюся ему в ладонь крысу. Парень замахал рукой, и серая тварь улетела в подвал.

– Наверх! – Тормунд схватил Симона за куртку, и потащил за собой. Ребята выскочили под дождь. Симон рефлекторно дергал рукой. С его ладони срывались красные капли.

– Вы видели? – переводя дух, спросил Тормунд.

– Меня крыса укусила! Ты это видишь? – зло бросил Симон, и сунул укушенную руку ему в лицо. – Вот это видишь? Ну вас нахрен! – он повернулся, и быстро пошёл к забору.

– Да там же кости! – крикнул Тормунд ему вслед. – Там гора костей!

– Пошёл ты! – ответил Симон, не оборачиваясь.

– Подожди! – Рике бросилась за ним.

– Я позвоню в полицию! – крикнул младший Торссон. Но Рике было абсолютно всё равно, кто куда собрался звонить. Она догнала Симона.

– Стой, – и схватила его за рукав. Парень повернулся к ней, кривясь от боли.

– Давай сюда, – она затянула его под козырёк ближайшего крыльца, ловко промыла ранку гелем (пригодились уроки Илзе), потом заклеила её пластырем. – Теперь надо в больницу, там сделают укол, чтоб не было заражения.

Симон обхватил её голову и крепко поцеловал. Рике ждала привычной дрожи, но вместо неё пришел незнакомый трепет. Внизу живота стало жарко. Она приоткрыла навстречу Симону губы.

Мимо них под дождём прошагал Тормунд, разговаривая по телефону. Он даже не повернул головы в сторону целующихся подростков.

– А вот язык мог бы и не совать так глубоко, – произнесла Рике через несколько долгих ударов сердца, когда губы её немного освободились.

 

4

Личный состав зондеркоманды «H», не задействованный в охране поселения, расположился в километре выше по дороге. Поскольку от древнего замка Герресборг, построенного на горе еще королем Сверром Сигурдссоном, уже давно ничего не осталось, дойчи решили возвести там несколько укреплений для защиты окрестностей от партизан. Местность с горы простреливалась на несколько километров. При желании там можно было поставить хоть артиллерийскую батарею.

Лесопилку, расположенную между посёлком Герресборг и форпостом Рейха под горой, закрыли, а в её помещениях расположились хозяйственные службы зондеркоманды. Въезд в Герресборг с шоссе Ленц приказал перекрыть шлагбаумом и выставить постоянный пост. Жителей деревни привлекли к обслуживанию поселения и эсэсманов.

Метрах в пятистах выше по склону находилась единственная здесь ферма, принадлежавшая семье Торссон. Её белые и красные постройки, пасущиеся маленькими облачками на лугах овцы и мирно трудящиеся работники придавали пейзажу приятную пасторальность.

Опытные плотники, строившие поселение для контингента Фауля, так же быстро возвели казарму, унтер-офицерское общежитие и дом командира под горой. Как узнал от того же Ленца обермайор, подразделение штурмбанфюрера было лишь одной из айнзацкоманд – частей зондеркоманды, действующих на различных территориях, входящих в состав германского Рейха.

Несколько недель из-за лесопилки доносилось гудение тяжелой техники и глухие взрывы, а иногда – трескотня автоматов. По дороге мимо поселения сновали армейские грузовики.

Наконец Ленц приехал за обермайором. Чёрная парадная форма Морских Псов, как всегда, сидела на нем безупречно. Серебряные «мертвая голова» на фуражке, руны «зиг» и собачья морда в петлицах смотрелись так, словно только что вышли из ювелирной мастерской. Расстояние от плеча до красной нарукавной повязки с головой добермана, казалось, вымерялось по линейке.

– Приглашаю вас в гости, мой дорогой Фауль, – улыбаясь, сказал он, входя в его дом. – Поедемте, посмотрите, чем мы здесь планируем заниматься.

Эсэсман легко и непосредственно переходил в общении с обермайором с «ты» на «вы» и обратно, от чего Фауль первое время несколько терялся.

– Может, пообедаем? – предложил комендант. – Бирге как раз собиралась накрывать на стол.

– Ценю твою заботу, Сюльве, – усмехнулся Ленц. – Но предлагаю тебе сегодня пообедать у меня. – Он по-хозяйски прошелся по дому, заглядывая в открытые двери. Крылья его носа затрепетали, втягивая кухонные запахи. – Судя по аромату, у тебя сегодня мочёная треска?

– Да, и гороховое пюре.

– Дорогой мой Фауль! – эсэсман обнял коменданта за плечи. – Вы же дойч, хоть и родились в Норвеге. Мне прислали из Берлина настоящие боквурст, мой повар готовит сказочный шницель, есть квашеная капуста и отличный шнапс! Приглашаю не только отобедать, но и поужинать! Ни один истинный германец не сможет отказаться!

Через десять минут обермайор, оставив необходимые распоряжения своей экономке и интенданту поселения, укатил в черном «хорьхе» к горе. Небо, затянутое тучами, уже начало ронять первые капли холодного октябрьского дождя.

Подъезд к расположению айнзацкоманды прикрывал настоящий бетонный ДОТ с двумя амбразурами. Сектора обстрела перекрывали более 210° пространства, по прикидке Фауля. Еле видные MG хищно повели стволами, когда они проезжали мимо. Унтер на шлагбауме в пятнистой защитной форме заглянул в машину и вытянул руку в приветствии.

Обед действительно оказался бесподобным. Повар Ленца, толстяк Хорст в белом фартуке и колпаке на голове, расстарался на славу. К столу подавала миленькая девушка из Герресборга в национальном костюме.

– Как видишь, тоже привлекаю местное население. Приобщаю, так сказать, к германской культуре, – смеялся штурмбанфюрер, уплетая капусту с сосисками. Фауль старался не отставать – давненько его не потчевали так вкусно.

Закончив с едой, Ленц вытер тонкие губы белоснежной салфеткой, что маленькими конусами высились посреди стола. Встал, взяв из шкафа бутылку шнапса, и показал её Фаулю.

– Прогуляемся, Сюльвестр. Увидишь несколько интересных вещей.

Они надели плащи, и пошли по выложенной шестиугольной плиткой дорожке мимо добротных деревянных строений. Непогода разгулялась не на шутку, дождь и ветер хлестали по стенам домов, оставляя тёмные отметины на светлой древесине.

– Скоро прибудут этнографы, группа оберфюрера фон Кляйна. Они только вернулись из Тибета. Говорят, привезли рейхсфюреру несколько любопытных артефактов. – Ленц похлопал обермайора по плечу. – Вот тогда начнется наша настоящая работа. Взгляни, – он открыл дверь в один из домиков.

В комнатке за столами сидели две девушки в кителях мышиного цвета и гауптшарфюрер в чёрной форме Морских Псов. Они вскочили, вскинув руки в приветствии.

– Работайте, – махнул им Ленц.

Фауль обратил внимание на маленькие наушники на головах девушек. Стеллажи у одной из стен были уставлены бобинными магнитофонами с медленно вращающимися катушками. Осмотрев помещение, они вышли обратно на улицу.

– Здесь мы слушаем и пишем твоих ведьм, Сюльвестр. Ни одно слово, сказанное на территории поселения, не останется без внимания, – похвалился Ленц. – Сейчас мы фиксируем их ещё и с помощью фотоаппаратуры, а в ближайших планах – скрытые кинокамеры. Тогда они не спрячут от нас ни один секрет.

Обермайор почувствовал, как колючие мурашки пробежали по рукам и ногам. Раз пишут ведьм, значит, следят и за ним. Хоть он никогда не был религиозен, сейчас Фауль про себя вознес хвалу господу, что не успел сболтнуть ничего крамольного или двусмысленного.

– А вот ещё одно любопытное местечко, – начальник вошёл в очередной домик. Здесь на часах в будке стоял эсэсман с автоматом, щёлкнувший каблуками при виде Ленца. В домике штурмбанфюрер открыл вторую дверь, сразу за которой начиналась бетонная лестница под землю.

– Всегда полезно немного закопаться, – доверительно сообщил Ленц Фаулю, помахивая бутылкой шнапса. – Крысы молодцы, знают в этом толк. А мы берем с них пример. Кстати, слышал, как они называются на латыни? Rattus norvegicus – крыса норвегская! Каково? – ухмыльнулся он.

Под землёй бетонные стены скоро сменились гранитом.

– Тут наши крысы постарались, – Ленц похлопал рукой по гладкой поверхности. – Ещё бы вместо лампочек воткнуть факелы, а?

Они прошли мимо дверей в хозяйственные помещения. За несколькими явно находились кубрики для солдат – оттуда слышались смешки, голоса, а из-за одной доносился могучий храп.

Боковой коридор кончился штольней, где их ждал лифт с непременным часовым. Солдат нажал на кнопку, и решётчато-сетчатая конструкция заскрипела тросами, поднимая офицеров вверх.

Проехав три освещенных проёма в чёрной стене скалы, лифт остановился у четвёртого. Ленц провел обермайора по коридору.

– Смотрите, – показал он.

В скальной породе дойчи пробили галерею с окнами, через которые открывался потрясающий вид. Местность вплоть до Тролльфьорда лежала перед Фаулем, как на ладони. У одного из окон стоял большой смотровой бинокль, укрепленный на стальной трубе. Обермайор приник к окулярам.

– Я бы провёл вас наверх, но погода не способствует, – весело сказал Ленц. – Хотя посмотреть отлично можно и отсюда.

Мимо них по галерее неспешно прошел охранник.

– Мои парни видят здесь практически всё.

Обермайор рассматривал местность сквозь пелену дождя, подкручивая кольца настройки увеличения. Вот рыбачьи лодки у пристани. Городские дома. Лес. Дорога. Вот его поселение. Женщины выходят из столовой, спешат в свои хютте по деревянным тротуарам. Ферма Торссонов – на мокрых пожухших лугах никого. Его дом. На кухне в окне мелькнула Бирге. Из её спальни на улицу глазеет девчонка Гудрун с нечёсаными серыми волосами. Видны даже прыщи на её бледном лбу. Надо будет сделать матери внушение – девица совсем не хочет работать. Замечательная вещь, этот бинокль. Приходит сюда, значит, Ленц, и заглядывает ко мне в спальню через окно. Всё отлично видно.

– Пойдёмте, мой друг, сейчас будет главный аттракцион, – потянул его штурмбанфюрер за рукав. – Специально подгадал сегодня ваш визит под него. Потом ещё насмотритесь, если хотите.

На лифте они снова спустились вниз, но прошли по другому туннелю. Солдат открыл им тяжёлую металлическую дверь с запорным вентилем.

Это был лес за столовой горой, с другой стороны от городка айнзацкоманды. На расчищенной от деревьев поляне, невдалеке от них, зияла свежим мокрым грунтом глубокая яма. Одну из её стен сделали наклонной, и в сером дневном свете солдаты сейчас загоняли туда человек двадцать измождённых мужчин. На них болтались лохмотья того, что ранее, видимо, было военной формой.

За горой дождь лил слабее, да и ветер заметно утих. Над скальными выступами маячила ажурная решётка антенны. Ленц откупорил бутылку шнапса и сделал несколько хороших глотков, затем протянул ее Фаулю.

– Выпей, Сюльве, – предложил эсэсман. – Не помешает.

– Кто это? – кивнул обермайор на оборванцев, и отхлебнул.

– Пленные осси, – ухмыльнулся Ленц. – Наши крысы. Роют нам туннели, ещё делают кое-какую работу. Остланд не подписал конвенцию по военнопленным, поэтому формально они – никто. Стальнин считает, что каждый, кто попал в плен – предатель. Хочешь пострелять по крысам?

Не дожидаясь ответа, он подошел к солдату и взял автомат. Фауль с бутылкой в руке глянул вниз.

Люди в яме мрачно смотрели на стоящих вверху дойчей. Глаза на их покрытых грязью лицах были просто тёмными провалами, в которых иногда сверкали белки. Собственно, и на людей-то они похожи не были. Один что-то крикнул, Фауль не разобрал.

Штурмбанфюрер дал по ним очередь от бедра. Четверо повалились, но другие продолжали стоять, чуть пошатываясь. Некоторые вцепились друг в друга. Костяшки на их чёрных руках побелели – с такой силой они сжимали ладони. Обермайор заметил это даже сквозь грязь, безо всякого бинокля.

– Новый мир рождается в крови, – крикнул Ленц. – И чем больше крови, тем чище, Фауль!

Он отобрал у обермайора бутылку, приложился, и сунул ему автомат.

– Давайте, дружище! Сделайте мир чище.

Комендант поднял тяжелый МП-40 к груди, перехватил его поудобнее и нажал на спусковой крючок.

 

1

– Держи, – Рике вручила Симону розовый конвертик. Тот повертел его в руках. Конверт не был запечатан, и парень вытащил кусочек глянцевого картона.

– Приглашение на день рождения? Клёво! – он улыбнулся и с выражением прочитал: «На празднование пятнадцатилетия Эрики Тьоре приглашается Симон Левт. Вечеринка состоится двадцать пятого февраля по адресу: Ню Сандвиксвьен, семьдесят шесть. Просьба приходить к семнадцати часам. В программе: деньрожденский торт, напитки, живое общение. Приветствуются цветы (стоимость букета не выше трёхсот крон), приобретение подарка не обязательно. Именинница будет рада видеть Вас на своём празднике!»

Ребята шли вдоль Седэльвы. Скучная и серая в начале февраля, река медленно несла свои воды к фьорду. Рике подняла камешек из отсыпки вдоль газона и кинула его в реку. Бульк!

– А кто ещё придет? – Симон бережно спрятал конверт под куртку.

Рике помедлила с ответом. В прошлом году у неё собирался почти весь класс, не смогли прийти всего пара человек. А кого приглашать в этом? Разве что Магнуса и Эйнара. Но вместе с Симоном? Вдруг решит, что она просто хочет повыделываться?

– Это имеет значение? – ее слова прозвучали тихо и неожиданно печально.

– Конечно, нет. – Симон взял Рике за руку. Когда он перебирал её пальцы своими, или поглаживал ладонь, горячее томление в груди и животе Рике стремительно нарастало. Иногда казалось, что она взорвётся от переполняющих тело и разум ощущений. – Но я не хотел бы чувствовать себя белой вороной среди незнакомых людей.

– Там не будет незнакомых, – теперь она заговорила решительней. – Я приглашаю одного тебя.

– Воу! – удивился Симон. – Это реально круто! Но ведь всё равно же будут родители, брат?

– Папа ещё в плавании, – ровно ответила девочка. – Он вернётся только в марте. А Ирма… Собиралась к подруге вместе с Улле.

– И не будет отмечать твою днюху?

– Мы с ней потом отпразднуем, вечером, – уклонилась Рике.

– Ну ладно, – воодушевился парень. – Значит, я особенный приглашённый. Может, одеться как-нибудь по-особенному? Например, в смокинг?

Рике прыснула.

– А я тогда возьму напрокат вечернее платье с голой спиной! С блёстками! Будем танцевать под саксофон!

Смеясь, они вышли на площадь у ратуши. После событий пятого января всё уже восстановили. Разбитые боевиками витрины сверкали новыми стёклами, и даже отметины от пуль на зданиях аккуратно замазали – теперь и не скажешь, что всего месяц назад в городе развернулась кровавая бойня. Только статуи святых на Седаросском соборе… Раньше Рике не обращала на них внимания – ну, каменные истуканы, подумаешь. А теперь они казались грустными, словно увиденное навсегда наложило на их лики мрачноватую тень.

– Симон, – сказала она, и парень слегка сжал её ладонь в ответ. – Ты уже думал, чем будешь заниматься после школы? На кого учиться, кем работать?

– Хм. – Он потер подбородок свободной рукой. – Говорят, у меня есть успехи в математике, и хорошо даются языки. Думал пойти учиться на программиста. Но это ещё неточно. А что?

– Да ничего, в общем-то. Я тоже недавно задумалась, кем бы хотела быть.

– И кем?

– Помнишь, я рассказывала про госпожу Лунд? Она профессиональная медсестра, и у неё рак. Вот бы уметь его лечить! Я, наверно, пойду учиться на врача.

– Лекарства от рака разрабатывают не врачи. Этим занимаются ученые – биологи, химики, биохимики. Фармацевты. Врачи потом только будут выписывать на него рецепт.

– Надо же. Я и не знала. Мне казалось, что врачи сами придумывают все лекарства.

– Нет, – начал Симон, – там длинная цепочка…

Но тут Рике дернула его за руку и потащила за собой.

– Лив! – крикнула она. – Привет!

Недалеко от них у дверей уличного салона красоты курила невысокая молодая женщина, кутаясь в малиновый пуховик. Она улыбнулась и помахала им рукой.

– Кого я вижу! Эрика! – сказала женщина (довольно красивая, отметил Симон, с гривой роскошных каштановых волос), когда они подошли ближе. – Как дела? Гуляете?

– Гуляем. Все хорошо. Симон, это Лив.

Лив протянула руку, и парень легонько пожал её.

– Слышала, у Илзе проблемы со здоровьем. Как она? – Лив бросила окурок в урну.

– К ней дочь приехала. Будет за ней приглядывать, – Рике шмыгнула носом. – Но так-то не очень.

– Да уж. Никогда не знаешь, откуда свалится напасть, – Лив покачала головой. – Может, зайдёте? – она открыла дверь салона и остановилась на пороге. – Клиентов все равно нет, могу угостить кофе.

– За кофе спасибо, но у меня к вам другая просьба. – Рике опять потянула Симона за собой, и они вошли в салон. В небольшом помещении перед зеркалами стояли два кресла для стрижки клиентов и пара столиков. На стене ТВ-панель беззвучно мельтешила яркими красками музыкального клипа. Рике понизила голос. – А карты у вас с собой?

Женщина понимающе кивнула.

– Сейчас принесу. Садитесь пока сюда.

– Что за карты? – шепотом спросил Симон, когда Лив вышла в подсобку.

– Таро. Гадальные. Хочу один вопрос задать.

– Какой?

Лив вернулась, неся в руке колоду карт, раза в два крупнее игральных. На «рубашке» у них художник изобразил солнце, луну и звёзды.

– Какой вопрос? – спросила она, не подозревая, что эхом вторит Симону.

– Какая перспектива у наших отношений с Симоном? – выпалила Рике. Парень выдернул у неё руку, словно обжёгшись.

– Давай посмотрим. Ты согласен узнать своё будущее? – Лив взглянула на парня. – Это не однозначное предсказание, только наиболее вероятный вариант.

Симон помялся, косясь на Рике, но кивнул.

Лив принялась аккуратно тасовать колоду, приговаривая: – Смотрю перспективу развития романтических отношений Эрики и Симона, покажите мне, как будут развиваться отношения этой пары…

Она быстро выложила карты на стол, перевернула их, и сразу посмотрела на Симона.

– Ты ничего не хочешь сказать Рике?

– Да н-нет, – выдавил он. – А что?

Лив сгребла карты, перемешала их и разложила снова, теперь уже по-другому. Рике показалось, что на столе лежат те же самые карты, что и в предыдущем раскладе, только в иных комбинациях.

– Те же арканы. – Лив многозначительно постучала по пронзённому тремя мечами сердцу на одной из карт. – Скажи честно, ты морочишь девочке голову?

Симон вскочил.

– Никому я не морочу! – его голос звучал излишне громко.

– Спокойно. Сядь, – велела Лив. – Тогда почему не говоришь, что у тебя есть другая?

– Чтоо? – Рике хотела еще что-то сказать, но от изумления потеряла дар речи. Какая другая?

Она протянула Симону руку, но парень отбежал к двери.

– Ведьма! – крикнул он, тыча в Лив пальцем. – Не верь ей, она врёт! – и выбежал на улицу.

Рике кинулась за ним, но Симона и след простыл.

– Что за хрень? – в ярости она ворвалась обратно в салон. Бред! Абсурд! Только что все было в порядке, и вдруг!.. Это Лив, она все испортила!

Но Лив была абсолютно спокойна.

– Угомонись, – она обняла Рике, и девочка почувствовала, как нервная дрожь утихает. – Он тебя обманывает. Все понятно уже по его реакции. Лучше узнавать о таких вещах сразу, потом было бы гораздо больнее.

Глаза Рике моментально налились слезами.

– Держи, – Лив протянула ей бумажное полотенце. – Сейчас я сделаю нам кофе.

 

2

Магрит открыла дверь своим ключом. Жёлтый дом выглядел заброшенным, окна – пустыми и тусклыми. Не зря Хозяин заколачивал их фанерой – с улицы здание выглядело абсолютно нежилым.

– Гудрун? – внутри тоже было тихо. На пыльном полу у двери валялся молоток, стояла картонная коробочка с гвоздями. Несколько россыпью разбросаны рядом. Магрит наклонилась собрать их.

Наверху зашаркали шаги.

– Не трогай, – проскрипела Гудрун, перегнувшись через перила второго этажа. Свет из распахнутой позади неё двери разгонял полумрак холла. Пылинки лениво кружились в его лучах.

– Я хотела отнести в подвал, – сказала Магрит, взвешивая в руке молоток. Его тяжесть дарила приятную уверенность.

– Не трогай! – рассердилась старуха. – Хозяин сам уберёт, если надо. Он иногда любит постучать молотком, вспомнить добрые времена, хе-хе. Положи, и поднимайся ко мне.

Магрит выпустила молоток, и он упал на дощатый пол с глухим звуком.

Гудрун оборудовала себе на втором этаже жилую комнату. Недавно она переехала сюда окончательно. Откуда?.. Магрит сообразила, что понятия не имеет, где старуха жила раньше.

Это, наверно, было единственное помещение, где осталось незаколоченное окно. Оно выходило прямо на глухую стену соседнего дома. На маленькой электрической плитке стоял чайник, рядом сиротливо жалась немытая чашка.

По допотопному, ещё с кинескопом, чёрному «JVC» в углу шли новости.

– Смотри-ка, – ткнула пальцем Гудрун.

Показывали репортаж о митинге у стен Илы, тюрьмы строгого режима в окрестностях Осло. Митингующие, среди которых было немало «синих курток», требовали освобождения массового убийцы Варга Рейвига. Мелькали «волчьи» шевроны.

– Сво-бо-ду! Сво-бо-ду! – скандировала толпа. – Рей-виг ге-рой! Сво-бо-ду!

Полиция предпочитала не вмешиваться, наблюдая со стороны.

– Скоро, скоро, – проскрипела Гудрун, усаживаясь на кресло у стола, поставленного под окном. Магрит обратила внимание, что на нем лежала пухлая тетрадь в кожаной обложке. Таких сейчас уже не купишь. Дневник?.. – Скоро всё вернется на круги своя. И отделим мы зёрна от плевел. Да, Магрит?

По ТВ ведущая уже переключилась на другую тему. Магрит села на продавленный диван и прислушалась: «… политика нулевой толерантности к мигрантам, связанным с калифатом. В ближайшее время городские власти предполагают депортировать…». Она довольно улыбнулась. Это её планы и идеи. Её, а не мерзкой старушенции напротив.

– Что улыбаешься? – раздраженно каркнула Гудрун. – Слушай внимательно. Я спрашиваю, сколько ты ещё собираешься прятать мать в доме? Не пора ли уже решить проблему?

– А какое у нас есть решение? – прикинулась овечкой Магрит.

– Не слышала про ритуал отбора Силы? Не смеши. Уж с чёрным искусством ты знакома не хуже меня, девочка. Так что не морочь мне голову.

– Предлагаешь мне убить собственную мать? – возмущение играть почти не пришлось. – Что дальше? Пожирание младенцев?

– Понадобится, и младенцев будете есть. – Гудрун прищурилась. – Уже совсем близко время, когда Хозяин выйдет на сцену. Надо её подготовить к триумфальному возвращению. А твоя мать – сильная ведьма. Ежели она освободится от морока, то будет биться с тобой не на жизнь, а на смерть. Не играла бы ты с огнём. Один раз застала её врасплох – во второй раз может не повезти. А заберешь её Силу – станешь самой могущественной. Не только в Тролльхавене, во всём Норвеге. Да что там, думаю, и во всей Европе! После меня, конечно.

– Послушай, Гудрун, – сказала Магрит примирительно. – Есть вероятность, что она нам ещё пригодится. Мало ли что. Давай поговорим об этом после, когда Повелитель вернётся к активной жизни. Тогда и будет видно.

– Вам бы всё проволочки. – Старуха поджала губы. – Тянете кота за хвост, ничего не можете решить. Все ваши беды отсюда. Смотри, придут осси, и дотянетесь. Ладно уж, подождём немного. А что там с девчонкой? – сменила она тему.

– Лунд слегла с болезнью, и они сейчас совсем не общаются, – Магрит надеялась, что облегчение при уходе со щекотливой темы устранения матери не слишком сквозит в её тоне. – Девчонку я решила пока тоже не трогать. Не время привлекать внимание. А то найдётся дотошный дурак, начнет копать… Нам сейчас это ни к чему.

– Ни к чемю-ю, – передразнила Гудрун. – Играете в свои игры… Чует моё сердце, придется мне самой заниматься и девкой, и твоей мамашей. Заберу у них всё, будешь потом локти кусать. Кстати, почему это полиция шастает по Краю?

Магрит наморщила лоб.

– По Краю?

– Да, деточка, по Краю! Тебе, может, из мэрии плохо видно, а мне от двери – очень хорошо! Какие-то придурки вызвали на днях полицию, приезжали судмедэксперты. В новостях молчат, но Хозяин недоволен. Что там такое? Ты представляешь, что будет, если в одном из домов спадет защитный морок, и наткнутся на кости?

После пятого января трупы находили до сих пор – в лесах вокруг Тролльхавена, в подвалах домов, в одиноко стоящих хютте в окрестностях. Да и ферма Торссона у всех на слуху. Полиция уже перестала ставить в известность мэра о каждом случае обнаружения человеческих останков. Надо будет сделать внушение этому комиссару, как его…

– Я разберусь, – сказала Магрит.

Старуха осклабилась.

– Разберись уж, пожалуйста. Надоела суета вокруг этого района.

Она тяжело поднялась из кресла.

– Ладно, ты мне больше сегодня не нужна. Можешь идти.

– Хозяин? – осторожно спросила Магрит.

– Набирается сил. Спит. Иди, сказала, – и Гудрун махнула рукой в сторону двери.

– Запри за собой! – услышала Магрит, выходя. Старая ведьма не преминула показать напоследок, кто здесь главный.

 

3

Рабби Лева Симон застал в мастерской. Его неподвижная согбенная фигура казалась изваянием среди столов и немытых окон.

Ученики уже ушли, гончарные круги остановились, засохшие куски глины свалили в ящик.

– Симон? – старик колюче посмотрел из-под кустистых бровей. – Давно тебя не видно.

– Простите, рабби, – парень рефлекторно поправил вязаную кипу на макушке. – Семейные проблемы.

– Да? И что же за такие проблемы, ради которых стоило бросать учёбу, юноша? – Рабби показал на стул рядом с ним, и Симон присел.

– Я как раз хотел спросить вашего совета…

Старик выжидающе молчал.

– Не знаю, как сказать… В общем, я встречаюсь с девушкой, она старше… Но есть ещё другая, она мне нравится больше, и с ней почему-то ничего не получается. Вот в последний раз мы с ней гуляли, и она затащила меня к гадалке…

– Шо ви говорите, – перебил Симона учитель. – Девицы, поди, норвежки? А вовсе не пристойные дщери семени Авраамового?

– Ну да, так получилось…

– И ты, мало того, что гуляешь с гойками, мне подсказывает мой разум – обманывая их обеих, еще и ходишь по гадалкам?

– Рабби, говорю же, так получилось. Одна из них тоже вроде учится на ведьму, она показывала такие…

– Какие «такие»? – заверещал рабби Лев. Он вскочил, потрясая сморщенными кулачками. – Ты когда Пятикнижие открывал в последний раз, юноша? На бар-мицву?

Симон встал и виновато потупился.

– «Ворожеи не оставляй в живых», помнишь такое? Сейчас не те времена, чтобы побивать колдуний камнями, да и мы не в той стране. Но осквернять себя гаданием! Плотской связью с ведьмой!

– Связи не было… – влез Симон.

– Молчи, несчастный! Я буду говорить с твоим отцом! Тебя запустили! Знаешь ли ты, как погиб мой учитель, рабби Йегуда, и те, кто учился у него вместе со мной? А? Молчишь? А ведь нас выдала одна из таких ведьм, только чтоб им не было неудобств! Мы бежали из Герресборга, и спаслись бы, но! Ведьмы погубили невинных детей, лишь бы не терять комфорта. И твоя гойка погубит всё, что тебе дорого, если сейчас же не одумаешься.

Рабби подошел к гончарному кругу и стукнул по нему кулаком.

– Когда Морские Псы проиграли войну, сколько нас осталось? Двое! Рабби Йегуда умер у меня на руках на ступенях приюта, Лазарь в пятьдесят пятом уехал в Атлантис. И всё! Нельзя доверять ведьме, даже если она симпатичная девушка! Особенно, если симпатичная девушка!

Он остановился отдышаться. Лёгкие старика сипели так, что Симону было слышно с двух метров.

– Чему я вас тут учу? Лепить горшки и глиняных болванов? Подумай сам, мальчик. – Рабби поманил Симона пальцем. – Веками мы были гонимы и угнетаемы. Какой был выход, если мы хотели выжить? Знать и уметь то, чего не умели другие. Потому-то нас ненавидели и боялись, поэтому главарь Морских Псов проклятый Хитлер хотел извести еддеев всех до единого.

Старик схватил руку Симона и приложил к сухому куску глины в ящике.

– Как Иегова создал человека из праха земного, так и я учу вас вдыхать жизнь в мёртвую материю. Во всё, мальчик мой, во всё! В золото и драгоценности, в деньги и ценные бумаги, в судебные дела и акты законов. Книги, фильмы, картины, изобретения, открытия, приборы, механизмы – ты всё сможешь оживить с помощью своих рук и нескольких значков на клочке бумаги. От ювелирного и банковского дел до науки и искусства – всё будет тебе подвластно. Металл и кожа, бумага и плёнка начнут дышать и двигаться, повинуясь твой воле. Я уж не говорю о медицине – если станешь врачом, тебя будут называть не иначе, как «волшебник»…

Рабби вздохнул и спрятал руки в карманы старого пиджака. Симон еще подержался за глину, чувствуя, как тепло его ладони нагревает растрескавшуюся поверхность.

– Или же ты можешь растерять этот дар. Растратить, позволить его украсть. Украсть чужой женщине, которой только это от тебя и надо. Поразмысли над моими словами. Я дал совет, теперь решай – будешь ли ты ему следовать. Ещё вопросы?

Парень покачал головой.

– Тогда ступай, юноша. Ступай и не греши.

…На звук хлопнувшей двери навстречу Симону из гостиной вышел отец.

– Звонил рабби Лев. Я в курсе твоих похождений, и что ты пропускал занятия – тоже. Будешь отрицать?

– Нет, – глухо ответил Симон. – Не буду.

– В последнее время в Норвеге назревают перемены, которые мне не нравятся. – На звук их голосов вышла Ракель, и стала рядом с мужем, строго глядя на сына. – Не нравятся нам с мамой. Здесь стало опасно жить. Поэтому мы приняли решение о переезде в Атлантис.

– В Атлантис? – горло у Симона вдруг пересохло. – И скоро?

– Два-три месяца. Мне надо свернуть дела и перевести активы. И рабби настаивал, что до переезда ты должен сдать дипломную работу.

– Зачем? – горько крикнул парень. – Зачем ему моя работа?

– Не глупи, – назидательно поднял палец отец. – На этом ты всю жизнь сможешь жить безбедно.

– Деньги, деньги, одни деньги! – Симон рванулся в комнату, хлопнув дверью.

– Ну вот, опять, – сказала Ракель. Отец в ответ развёл руками.

Во второй декаде февраля в новостях сообщили о воссоединении всего Балтланда с Речью Посполитой. Ирма заявилась домой навеселе с бутылкой вина.

– За Великий Поланд! – провозгласила мачеха тост, наливая себе бокал. – Что, смотришь? – подмигнула она Рике. – Смотри, смотри.

Она покружилась по кухне, напевая.

– Увольняюсь! – заявила вдруг Ирма после пары минут тишины. – Надоел фитнес-центр хуже горькой редьки. Пашем за двоих, благодаря твоим родственничкам-осси. Посетителей мало, платят копейки. Меня зовут в одну организацию, денег там больше, и работа гора-а-аздо интересней! Знаешь куда? – Она наклонилась к Рике, пахнув на нее винным перегаром. – Не зна-а-аешь! А пойду я к «Лесным Волкам»… Вот. Похожа на Красную Шапочку? – И пьяно расхохоталась. – У них есть в штате должности с зарплатой, а я хороший администратор, ла-ла-ла… Перееду жить в Атлантис, страну счастья и мечты!.. Пускай сгинет грязный Остланд, там кругом одни скоты…

На день рождения Рике, как и договаривались, Ирма ушла вместе с Улле к подруге. Ларс не позвонил – видимо, опять не было связи. До шести вечера Рике сидела у торта, с замиранием сердца прислушиваясь к шагам на улице. В дверь так никто и не постучал. Она зажгла свечки, посидела, разглядывая их, и с силой задула. Потом схватила торт и сунула его в холодильник. Несколько упавших свечек остались лежать на полу.

Подарок отца – оплаченную годовую подписку на три крупнейших электронных библиотеки она так и не активировала. Подаренный на Рождество ПокетБук валялся на столе, потихоньку зарастая пылью.

 

4

По выходным у ворот толпились родственники мобилизованных «ведьм», каждый раз полные самых дурных предчувствий. Фауль распорядился засыпать гравием площадку, где приезжающие на свидание могли оставить свою телегу, коня, велосипед, или – очень редко – автомобиль. Встречи проходили в специальном помещении на территории поселения, под надзором охраны. Убедившись, что их жёны, матери, дочери или сёстры живы и здоровы, родня растворялась в тенях лесной дороги до следующих субботы-воскресенья.

Однако через некоторое время эта активность начала сходить на нет. Женщин хорошо кормили, условия проживания были получше, чем у многих из них в родном доме, о жестоком обращении даже речи не шло. Теперь люди успокоились и приходили реже, да и той тревоги, которая поначалу читалась на их лицах, уже не замечалось. Два младенца, мальчик и девочка, которые подпали под «мобилизацию» с матерями, росли крепкими и здоровыми. За ними присматривал штатный врач айнзацкоманды, а в здании медицинского пункта в поселении всегда дежурил фельдшер.

Разрешалось писать и получать письма. Интендант, который ездил два раза в неделю на рынок в Тролльхавен, бросал их там в ящик на почте. В последнее время комендант Фауль стал отпускать вместе с ним Бирге Бё, чтобы она лично выбирала продукты для его стола.

Обермайору было не очень понятно, по каким критериям Ленц относил мобилизованных к «ведьмам». Даже тех, кто летом плясал нагишом у костра. Никаким колдовством в поселении и не пахло, это были просто мающиеся от безделья бабы, скучающие по своим семьям.

Через месяц в домики провели электричество, через два – построили сауну, и женщины, до этого мывшиеся в тазах в своих хютте, грея воду на кухне, выстроились в очередь к ней с полотенцами и сменным бельём. Жизнь налаживалась.

Приезд «этнографов» прошел без помпы. В начале зимы на территории поселения появились офицеры в чёрных парадных шинелях с серебряными петлицами. Судя по всему, парадку у них носили постоянно. На праздничном обеде в честь прибытия группы оберфюрера фон Кляйна комендант Фауль обратил внимание – нагрудные знаки эсэсманов украшала руна «Одал». Это означало, что ученые по совместительству являлись чиновниками Главного управления по делам расы и поселений Охранных отрядов Рейха.

Фон Кляйн, худой высокий старик с абсолютно лысой головой, удовлетворенно кивал.

– Мои поздравления, штурмбанфюрер, – обратился он к Ленцу надтреснутым голосом. – Вы тут хорошо устроились.

По прусскому обычаю, в глазу фон Кляйна красовался монокль. По мнению Фауля, которое он благоразумно держал при себе, монокль придавал руководителю «ученых-этнографов» довольно зловещий вид.

– Благодарю вас, профессор, – склонил голову Ленц. – Я стараюсь создать все условия для нашей плодотворной работы во благо Рейха.

Они с фон Кляйном сидели во главе стола друг напротив друга. Из управления поселения присутствовал только обермайор Фауль, и два младших чина были с Ленцем – начальник охраны и старший офицер службы снабжения. Остальные – девять человек в чёрной форме с собачьей головой в петлицах приехали с фон Кляйном. Все в высоких чинах, сухопарые, с суровыми лицами. Каждый раз, когда колючий взгляд одного из «этнографов» останавливался на нем, коменданту хотелось поёжиться.

– За здоровье фюрера! Прозит! – провозгласил первый тост оберфюрер. За фюрера полагалось пить стоя. Все вскочили, загрохотав отодвигаемыми стульями. Фауль понял, что приказы теперь отдает не только Ленц – придется прогибаться и перед «профессором» с моноклем в страшноватом глазу.

Пили мало, зато ели весьма обильно. Худоба не мешала аппетиту фон Кляйна, как и его подчиненных. Бирге в красивом национальном костюме сбилась с ног, меняя тарелки перед гостями. На кухню сновала и девчонка Гудрун, по случаю торжественной встречи важных лиц наряженная матерью в свое самое нарядное платье кремового цвета. Смотрелось оно, впрочем, на взгляд Фауля, довольно убого.

– Завтра после обеда мы приступаем к работе, комендант, – неожиданно произнес фон Кляйн, вперив тяжелый взгляд в переносицу Фауля. – Будьте добры, подготовьте контингент. Объясните женщинам важность сотрудничества с властями. И, – он повысил голос, – недопустимость сокрытия любой информации! Для лиц, уличенных во лжи, будет назначаться суровое взыскание. Вам понятно?

– Яволь, герр оберфюрер! – побледневший комендант вскочил, снова загремев стулом.

– Только сделайте это помягче, – сухая рука профессора сжалась в кулак. – Подумайте, как. Надеюсь, мне не надо вас учить.

На следующий день после завтрака женщинам объявили сбор в комендатуре, в зале для собраний. Имелся, конечно, и плац, но строить на нем контингент не рекомендовал Фаулю сам Ленц – все-таки они придерживались «мягкого режима». Ночью выпал небольшой снежок, и сейчас он поскрипывал под ногами идущих из столовой подопечных обермайора.

Стол коменданта находился на возвышении в конце зала. Со своего места Фауль рассматривал входящих, сверяясь со списком с фотографиями: вот ковыляет мамаша Турхиль-Луиза Сивертсен, самая старая из всего контингента. Крючковатый нос и подбородок с бородавкой торчат вперед, придавая ей сходство со страшной колдуньей из Пряничного домика. Женщины выбрали её старостой поселения. Вот Марет Лисе Каролине Касперсен, самая молоденькая. Хорошенькая. Эх, руки никак не дойдут. Вот Хеге Бротен с младенцем, а за ней вторая кормящая мать… Где-то сзади пристроились Бирге и настороженная Гудрун.

Неопределённость всегда бесила Сюльвестра Фауля. Пройдоха Ленц подкинул ему задачку. Вот простые крестьянские бабы – ну, пусть не все, есть несколько городских, двое даже из хороших семей. Но: сидят-то они под замком, за колючей проволокой, с охраной-эсэсманами. Значит – заключенные? Э, нет. С этими женщинами, дорогой друг Фауль, вы должны вести себя вежливо и корректно, они очень ценны для Дойчланда и всего германского мира. Тогда они – особый резерв командования. Но почему их охраняют солдаты на вышках с пулемётами, часовые с собаками? И какая его роль в этом спектакле?

Когда все расселись на простых деревянных скамьях со спинкой, таких, как стоят в церквях, комендант пригладил белёсые волосы и придал лицу значительное выражение.

– Майне дамен, – начал он на дойчевский манер. – Сегодня знаменательный день! В Тролльхавен прибыла делегация видных германских ученых под руководством профессора фон Кляйна. Господа ученые будут собирать народные сказания, обычаи и обряды по всему региону. Они оказали великую честь рейхскомиссариату Норвег, начав с нашего скромного поселения.

– Вам, может, и оказали, – прошамкала мамаша Сивертсен. – А нас бы лучше домой отпустили.

– Вы все знаете, что собраны здесь исключительно для вашей безопасности, – любезно ответил комендант, и немного помолчал. Новых реплик из зала не последовало. – Как только бандиты, прячущиеся в лесах, будут уничтожены, всех вас сразу препроводят к вашим семьям.

Кто-то в зале хмыкнул, но обермайор не стал акцентировать на этом внимание. У многих из мобилизованных женщин могли быть родственники, ушедшие в партизаны.

– Господа учёные также желают знать, есть ли у кого-либо из вас секреты, или рецепты по поддержанию, сохранению здоровья? Они могли достаться вам от предков, бережно хранивших их веками. Вот, например, солдат на поле боя. Целая дивизия сынов Норвега сейчас в рядах вермахта и Охранных отрядов сдерживает красную заразу на востоке. В парня попала пуля. Он в лесу, или поле, санитаров нет, перевязать нечем, идет бой, рядом только верные боевые товарищи. Госпиталь далеко. Но молодой боец знает выход. Он читает старинный наговор, и останавливает кровь. Срывает несколько травинок, и его умирающий друг возвращается в строй. Сколько жизней можете спасти вы – простые матери и жёны!

– На днях, – продолжил он, сделав глоток воды, – мне пришлось увидеть этих недочеловеков, осси, которые попали в плен. Существа, не могу подобрать другого слова. Они совершенно потеряли человеческий облик, бросались на охрану, полностью озверели. К сожалению, пришлось их уничтожить. Представьте, что будет, если орды Стальнина хлынут в Норвег, в Европу?

– Нехрен в Остланд было лезть, тогда и спасать бы никого не пришлось, – вполголоса пробормотала мамаша Сивертсен. Фауль сделал вид, что не заметил крамольных речей старосты. Остальные женщины равнодушно смотрели то на него, то в окно, то на соседок.

– Помощь такого рода будет щедро вознаграждена! – привёл еще один довод комендант. – Подумайте вот о чем: Рейх тратит на ваше содержание значительные средства! Пока вы здесь в безопасности, мужчины Европы плечом к плечу борются с угрозой с востока. Хотите ли вы им помочь? Сотрудничайте с властями – и Рейх поможет вам, каждой лично.

Бабка Сивертсен опять хотела что-то сказать, но встретилась с обермайором взглядом, и захлопнула свой щербатый рот.

– У меня всё, – подытожил майор. – Не разочаруйте господ ученых, дамы. Вы свободны.

Дни потекли так же, как и до приезда эсэсманов-этнографов. Люди фон Кляйна чем-то занимались с мобилизованными на территории лагеря, в специальных домах, иногда вывозили их к горе, в расположение айнзацкоманды. Ленц не распространялся о своей работе, и Фауль предусмотрительно не лез с расспросами.

Однажды Бирге уехала в город на рынок, обермайор просматривал у себя в кабинете отчёт интендантской службы, как вдруг с кухни раздался приглушенный грохот. Он не спеша поднялся, расправил китель, и прошел туда.

Гудрун стояла на табурете, прижав руки ко рту. На полу под ней валялись жестяные банки с крупами и макаронами. От падения с полки крышки открылись или послетали, содержимое вперемешку разлетелось по полу. Сушеные горох и фасоль, рис и спагетти валялись повсюду. Увидев хозяина дома, девочка втянула голову в плечи.

Фауль подавил рефлекторное желание бросить в глупую девку чем-нибудь тяжёлым, а потом добавить ногами.

– Собери всё это, – спокойно сказал обермайор. – Перебери и разложи по банкам.

Он повернулся и пошел обратно в кабинет. Не хватало еще ронять достоинство.

Фауль несколько раз прислушивался. Раздался подозрительный свист, потом ещё один. Наконец он снова последовал в кухню.

Гудрун прохлаждалась, сидя на стуле, а рассыпанные припасы сортировали по банкам… КРЫСЫ!

– Ааааа!!! – заорал комендант, побагровев и топая ногами. Грызуны кинулись врассыпную, а мерзавка девчонка вскочила и замахала руками.

– Герр комендант, умоляю, не надо кричать!.. – Она скривилась, готовая зареветь.

– Это что?!! – гаркнул Фауль, уже немного тише.

– Они чистенькие, они бы все собрали, умоляю вас! Ими можно управлять, это совсем просто, я вас научу! – девчонка смотрела жалобно и заламывала руки.

– Как управлять?

Гудрун издала несколько тонких свистов в разной тональности.

– Вот, этому легко научиться!

– Ненавижу паразитов! Говоришь, легко? Хм…

 

1

Девчонки из HOS J04 шутили, смеялись, натягивали шорты и футболки, а Рике уже направилась в зал – ещё раз осмотреться на старом новом месте. Прошлое поджидало на выходе из раздевалки.

– Оо, розовая маечка! – Грете (белый верх, красный низ, синий номер 22 на груди) пощупала ткань Рикиной футболки. Розовую майку полевого вратаря Рике надела поверх своей синей. – Надо было всё розовое надеть, чтоб такая совсем девочка-девочка. Тогда точно пожалеют. Хеллоу, китти!

Кирстен, прислонившаяся к стене, хихикнула.

– У тебя так и нет месячных, Эрика? – спросила она невинным голоском. – Команда знает, что за них играет ребёнок?

Рике смерила взглядом бывших подруг. Обе, похоже, в приподнятом настроении. Ей остро захотелось сказать или сделать им что-нибудь обидное.

– Помнишь, как на прошлом чемпионате мира наши Остланд порвали? – лениво процедила Грете. – Вот так мы вас сегодня порвём.

Проходящий мимо Торир остановился рядом с ними.

– Общаешься с одноклассницами? – он улыбнулся Рике, показав белые зубы. – Не задерживайся, пожалуйста, нам ещё нужно обсудить стратегию.

– Да я уже иду, – буркнула она. Веснушки на её покрасневших щеках и носу вспыхнули чёрными точками.

Девочка обогнула «подруг» вслед за тренером HOS, и пошла к выходу в зал, не оглядываясь.

Спиной Рике чувствовала ухмылки Грете и Кирс.

Неделю назад ее подозвала Нора Хансен – их физрук и тренер школьных команд по гандболу.

– Слушай, тут такое дело… Тебя довольно долго не было, и я пока взяла на замену в команду Инге из твоего класса. Девочки проголосовали за неё. Она неплохо играет, и…

Её выкинули даже из гандбольной команды! У Рике защипало в глазах. Мир стал сплошным предательством. Она отвернулась от госпожи Хансен и зло шмыгнула носом.

– Ты не расстраивайся, – Мячик погладила ее по плечу. – Ситуацию твою я знаю. А форму терять нельзя. Хочешь поиграть с J04 из Хеллиг-Олав-Сколе? Они тоже в нашем спортобъединении, я знаю их тренера.

Физручка заглянула ей в лицо и заговорила быстрее, увидев у Рике в глазах холодное отчаяние.

– Он там как раз подбирал игрока на замену одной девочки. Не сдавайся, покажи, на что способна. У них сильная команда. Я позвоню ему прямо сейчас, ок?

Рике кивнула через секунду, но предательская слезинка всё равно сорвалась с ресниц.

Уже на следующий день она поехала знакомиться с новой командой. Тренер – Торир Норд – представил её.

– Коллеги, знакомьтесь, это Эрика. Она поиграет с нами какое-то время. Говорят, что Эрика достойно бьётся в нападении.

– Ну вот и посмотрим, – сказала красивая Сильвие-Мари, и девчонки засмеялись.

– Ты что такая грустная? – спросила похожая на валькирию Агнес, капитан команды. Ростом она была даже повыше Рике. – Тоска прям у тебя на лице. Случилось чего?

– Да не, – мотнула головой девочка.

– Тогда пошли, форму выберем тебе. У нас несколько комплектов осталось, чтоб твоим родителям не тратиться.

Форма HOS была синего цвета с красной каймой, и белой короной на майках. Рике ткнула пальцем в комплект с номером 13, как раз по её размеру. Остальные были уже на девушек со сформировавшейся женственностью, а не на швабру.

– Не суеверная? – хмыкнул Торир в черную бородку. – Это радует. Пусть тринадцать будет твой счастливый номер.

Приняли её хорошо, и сыгрались быстро.

Тренировки были через день – вторник-четверг-суббота, плюс игры. В первые выходные играли товарищеский матч с командой Спарбу – небольшой деревни близ Тролльхавена. Рике сделала пять результативных передач, и забила четыре мяча. В итоге – выиграли 17–13. После матча каждая из коллег по команде пожала ей руку, обняла, или похлопала по плечу. Сильвие-Мари чмокнула в щеку.

– Я тебя скоро полюблю, – призналась она. – Ты наше самое ценное приобретение.

Кристина и Агнес, стоящие рядом, присвистнули, и все захохотали.

В классе Рике держалась отстранённо, и её никто больше не пытался доставать.

В следующий вторник Торир не стал шутить перед тренировкой, как обычно, а похлопал в ладоши, привлекая внимание.

– Начинаем подготовку к турниру района, – объявил он. – Теперь вы в два раза энергичнее, в три раза быстрее и в пять раз эффективнее! Выйдем в финал – сыграем за Кубок города!

– А с кем первая игра? – спросила темноволосая, худенькая Хайди.

– Кстати! Рике будет интересно. Встречаемся с Брюгге-Хавн-Сколе, твоей бывшей командой, в зале BHS. Расскажешь нам о сильных и слабых сторонах BHS J04?

У неё внутри всё будто оборвалось, но Рике постаралась не подать виду.

Судьи приняли во внимание, что она ранее играла за Брюгге-Хавн, и допустили её с условием провести первый тайм на скамейке запасных или же сыграть за полевого вратаря.

– Думаю, тебе надо играть, – сказал Торир. – Это важно – посмотреть в лицо своим страхам. – Он поднял вверх майку полевого вратаря с дырками для номера на спине и груди, и помахал ей.

Розовый цвет майки живо напомнил Рике об Илзе. О том, как Селин тогда выгнала её из дома матери. Илзе любит розовый цвет. Сколько она уже не была у неё?

– Давай, Рике, – хлопнула в ладоши Тильда, штатный вратарь команды. – Постоишь тайм на воротах, а потом назабиваешь им по самое не хочу.

«Если я сыграю в розовом и мы выиграем, Илзе пойдет на поправку», загадала Рике.

– Отлично, – сказала она. Девчонки заулюлюкали, а некоторые особенно впечатлительные даже запрыгали.

… По результатам жеребьёвки HOS выбрали свою половину поля, а BHS достался мяч. Бывшая команда Рике сразу пошла в атаку. Когда перед девочкой на линии ворот вдруг возникла яростная Грете с мячом, та растерялась, и пропустила гол.

Свистки судей, крики болельщиков с трибун, сигналы Торира – всё слилось для Рике в один непрерывный гул. Вон стоит госпожа Хансен, делая вид, что не замечает её. Инге забивает ей гол. Бело-красная форма команды. Её прошлой команды. Кирс, улыбается извиняющеся и в то же время будто презрительно – и Грете забивает снова.

– Ничего, бывает, – бросает Агнес.

Отец говорил Рике, что у неё крестьянское лицо (в этом нет ничего плохого, в нашем роду не было кролей), но всегда добавлял, что от мамы ей досталась какая-то аристократичность, отпечаток породы, которую не вытравили даже семьдесят лет красного режима в Остланде.

– Самые красивые девушки – норвежки и осси, – шутил Ларс. – Поэтому я и женился на твоей маме.

– Держи ворота! – кричит Тильда.

Рике представляет себе, как она выглядит сейчас – растерянная пятнадцатилетняя простушка, и ни капли аристократичности. Жалеть её точно не будут. Она пропускает ещё несколько мячей, и Торир берет тайм-аут. Счет 7–12 не в их пользу. Минута.

– Нам надо собраться, – говорит он. – Давайте поддержим Эрику, ей сейчас тяжело. Эрика, послушай. Ты не предаёшь свою команду. Это они не поддержали тебя, когда проголосовали за твою замену. Соберись.

– Вперёд! – кричат все они, собрав руки в центр круга, и резко вскидывают их вверх. В старой команде Рике вместе с девочками кричала «Давай к победе!».

До конца тайма она даже ловит несколько мячей.

В перерыве Рике ждала упрёков, обвинений. Но девочки лишь молча хлопали её по плечу, не было даже косых взглядов. Торир подошел к ней вместе с Агнес.

– Собралась на скамейку запасных? – спросила капитан. Девочка понуро кивнула.

– А я говорю, что ты играешь, – с нажимом сказал тренер. – Для Норы Хансен это важно. Прекрати казнить себя, и подумай – почему. Не прячься за спинами девушек, как испуганная кошка. Кошки – одиночки, а ты в команде. Ты отлично играла в прошлом матче, и отлично сыграешь в этом. Через семь минут – в игру.

Я не кошка, подумала Рике. А кто?

Она вспомнила, как толкнула камень тогда, в лесу. Если так толкнуть мяч, то он полетит, куда надо. Мяч гораздо легче камня. Только вот… Только это будет неправильно.

А волчица? Как она тогда рыла землю под камнем, спасая щенков? Если не кошка, то, может, я… Волчица?

Стыдиться, кроме своей команды, ей сегодня было некого. Отец в море, Ирма на работе, друзей и знакомых в зале нет. Трибуны заполняли родственники и группы поддержки обеих команд, их одноклассники, болельщики спортобъединения и просто любопытствующие. Класса девчонок из HOS Рике не знала, а родной класс не желал знать её саму.

Прозвучал свисток судьи, и девочки поспешили на площадку.

Рике встала на место левого полусреднего и огляделась. Агнес подмигнула, серьёзная Тильда в воротах кивнула. Кристина, занявшая место левого углового, слегка сжала ей предплечье, а Сильвие-Мари, сидевшая этот тайм на скамейке запасных, послала воздушный поцелуй. Торир показал «ОК».

Но команда BHS Рике совсем не боялась. Грете ухмылялась, Инге сделала вид, что сплёвывает, а Кирс смотрела снисходительно-безразлично.

Игра началась, и Рике стала двигаться по площадке.

Она никогда не заблуждалась насчет своей внешности. Острые черты лица, плоская грудь – худосочный долговязый подросток. Мослы торчат, суповой набор, да и только. Совсем не златовласая красавица с идеальной фигурой и ямочками на щеках из скандинавских инстаграмов. Разве так выглядят волки?

Но зрители с трибун видели другое. Нескладёху, которая так плохо сыграла за вратаря, словно подменили. Ушла угловатость движений, исчезла девочка-подросток. Теперь по площадке скользила сильная, уверенная девушка.

Я в лесу, сказала она себе. Среди бело-красных бегающих деревьев, загоняю со своей синей стаей маленького круглого оленя. В тех воротах он станет нашей добычей.

Обида, злость, чувство вины – всё исчезло. Разве волки злятся на еду?

Молния из мышц и сухожилий – вот чем она стала. Если она проиграет, Илзе умрёт. Если она выиграет, её стая будет довольна. На пятой минуте тайма с линии свободного броска Рике вбила уже третий мяч в ворота BHS J04.

Бело-красные деревья суетились, но не успевали за ней. Один раз перед Рике снова возникла Грете – решительная и злая. Но низкий, почти беззвучный рык, вырвавшийся из груди девушки, испугал бывшую подругу так, что она теперь старалась держаться подальше. Доре, с которой Рике в очередной раз прорвала линию обороны противника, показалось, что в её серых глазах появился странный желтоватый оттенок. Светлые пряди прилипли ко лбу, тяжёлый хвост волос колотил по спине, пятна пота расплылись под мышками. Она была неудержима. Даже веснушки, рассыпанные по носу и щекам, прибавляли её виду воинственности.

Зал наконец-то разглядел надпись на майке Рике.

– Тьоре! Тьоре! – скандировала трибуна болельщиков Хиллиг-Олав-Сколе.

– Э-ри-ка! Э-ри-ка! – вдруг прозвучало с другой стороны зала.

Она кинула туда быстрый взгляд. Магнус и Эйнар махали руками в её поддержку.

Мяч – передача – бросок – подача – бросок – ворота. Прыжок – перебежка – защита ворот – поднырнуть – увернуться. Грубая игра соперниц – угловой – пас – бросок – гол. Грете сбила с ног Агнес – пенальти—гол. Мяч—бег—пас—гол. Свисток судьи. Табло. 27–19. Победа.

Все кинулись обниматься. Девушки хохотали, хлопали друг друга по спинам, и больше всего доставалось Рике.

– Ты была как ветер! – крикнула Агнес. – Ну, Тьоре, не знала, что ты так играешь!

А я раньше так и не играла, думала она, и устало улыбалась в ответ.

Пошли навстречу команде Брюгге-Хавн, хлопая друг друга по ладони. Рике соперницы пропускали, словно прокажённую.

– Предательница! – прошипела Грете.

– Не думай, в сборную всё рано не попадешь, – протянула Инге противным голоском. Рике вдруг встретилась глазами с госпожой Хансен. Та, незаметно для своей команды, быстро улыбнулась ей и показала большой палец.

Я что-то должна была понять, вспомнила Рике. Что-то важное.

Она догнала Грете, и схватила её за руку. Та дёрнулась, как ужаленная, и Рике увидела, что отчаянная, безбашенная Грете – испугалась.

– У вас не выйдет, – сказала Рике.

– Пусти меня! Чего не выйдет?

Растоптать меня.

– Ничего у вас не выйдет, – ответила она.

 

2

Тормунд спешил навстречу Рике по улице. Уже издалека она видела, как широко парень улыбается, несмотря на чуть ли не валящий с ног ветер.

– Ай, прекрати! – вскрикнула она, когда младший Торссон схватил её руку и сжал, не рассчитав силу. Он охнул и тут же начал растирать ей кисть, продолжая улыбаться.

– Всё, деда выпустили, – рассказывал счастливый Тормунд через несколько минут, когда они устроились в кафе, том самом, где и познакомились. На столе опять были вафли и сироп. Правда, на этот раз – кленовый. – Улик против него нет. На останках есть посторонняя ДНК, с нашей не совпадает. Да и на маньяка дед не тянет, и алиби железное. Это ж надо было кататься по ночам, жертв выискивать! А у нас все машины под окном, так просто не поедешь никуда.

– Как он? – спросила Рике. Вредный патер Торссон не очень-то ей нравился, но хорошо, что он не виноват, и его отпустили.

– Злой, как чёрт. Клянёт всех, на чем свет стоит. Смягчился только когда увидел, что на ферме все нормально, – парень засмеялся. – А самое главное знаешь? ДНК с останков на поле совпала с той, что нашли на Краю! Значит, это дело рук одних и тех же преступников. И не моего деда – точно. И ты тут помогла мне, как никто! Круто, а?

– Но это же значит, что маньяк, или маньяки все еще на свободе? – спросила Рике, не разделяя воодушевления собеседника.

– Знаешь, я думаю, это те шариане. Может, не только с лесопилки. Им многое сходило с рук. Правда, почти всех их поубивали при зачистке города, так что сейчас трудно будет докопаться, кто виноват. Но исчезновения людей прекратились, и это к лучшему.

– Ну да, – задумчиво сказала Рике. – А они правда прекратились?

– В новостях об этом больше не говорят, значит – да.

– Ну ладно. В любом случае, я рада за вас.

– А ты чего сама такая грустная? Чернявый твой не обижает? Я теперь тебе должен, если что – только скажи.

– Да нет, с мачехой нелады дома, – здесь Рике почти не соврала. – С Симоном всё в порядке, – а тут почувствовала, как щёки её краснеют. Но Тормунд списал это на горячие вафли и кофе.

– Нужна будет помощь – звони в любое время. Помогу, чем смогу.

– Спасибо, – ответила Рике. Если что, помощь Тормунда ей не помешает, это точно. – Буду иметь в виду.

Преодолевая ветер, они шли от Пристани по Фортунен к Хоконсгатен, когда с прилегающей улицы наперерез им хлынула шумная толпа. Ребята остановились переждать плотный поток людей. Многие были в синих куртках с «волчьими» шевронами.

– Это что за шествие, не знаешь? – спросила Рике.

– Скоро же выборы в стортинг. «Лесные Волки» хотят набрать достаточно голосов. Это их первая компания, вот они и вывели на улицы своих сторонников.

– Но ведь «Волки» – только подразделение синих курток?

– Не-ет, Рике. «Волки» уже политическая сила. Есть у них вполне здравые предложения. Вот молодёжь за ними и тянется. Я тоже думаю к ним податься. Только не нравятся они деду что-то, больно, говорит, от них идейками фюрера попахивает.

Дома Ирма сидела в гостиной, смотря ТВ. Она глянула на Рике, и снова отвернулась к телевизору.

– …возлагать всю вину на шариан, – говорил ведущий. – Комиссар Лекке высказал обоснованные сомнения на этот счёт, так как доказано, что в мигрантской среде тоже имели место случаи исчезновения людей, в том числе и несовершеннолетних. Поэтому руководство полиции считает преждевременным…

Выборы в субботу прошли тихо. Единственной скандальной новостью стала победа «Лесных Волков», забравших почти половину мест в парламенте. Другие партии принялись образовывать коалиции и блоки против новичков – в общем, всё, как обычно.

Первой инициативой победителей стало ужесточение закона об иммиграции в Норвег. «Волки» объявили, что будет пересмотрена и политика по отношению к мигрантам, уже «сидящим на шее у государства». Осталась почти незамеченной новость, что дело Варга «Волчары» Рейвига отправлено на пересмотр.

… Симон вошел в опорный пункт, убедившись, что там одна Ингрид.

Девушка обрадовалась:

– Ты где пропадал? Заходи! Кофе будешь?

– Нет, я быстро. По делу.

– По делу – хорошо, это правильно. У нас тоже скоро дело намечается – «Волчару» Рейвига будут освобождать. Поедешь со мной его встречать?

– Вот я как раз поэтому. Я не смогу. Мы скоро уезжаем.

– Да? И куда собрались?

– Родители хотят перебираться в Атлантис. Там родня, у отца связи.

– Блин, Симон, тебе скоро семнадцать. Тебе родители что, до сих пор указывают, что делать? Слушаешься мамочку?

– Не говори так, Ингрид. Это моя семья. Мы должны держаться друг друга.

– Я говорю, что хочу, и буду говорить! – разозлилась девушка. – Если ты такой тюфяк, езжай! Мне казалось, что ты похож на мужчину, но я, видимо, ошиблась.

Симон поднялся со стула и пошёл к двери.

– Стой! – рявкнула Ингрид. Она тоже встала и уперлась руками в стол. Вид у неё был грозный. – Ты куда это? Раз уж уезжаешь, оставляй имущество!

– Какое имущество?

– Куртку! Куртку снимай! Или ты решил прихватить её, как сувенир?

– Ингрид, но там же ветрище такой, и дождь! Как я пойду домой?

– Я сказала, вешай на крючок! Вызовешь себе такси, слюнтяй!

Она подскочила к Симону и вырвала у него из рук синюю куртку с «волчьим» шевроном, которую парень уже начал снимать.

– Маменькин сынок! – выплюнула она ему в лицо, и вытолкала за дверь.

 

3

< Мррр! >

< О, боже. Ну что за привычка будить людей? Что вам днем не мррркается? Почему нужно обязательно прийти в три ночи? >

< А вам почему днём не спится? Взяли привычку спать по ночам! А приличные кошки вообще спят тогда, когда им удобно. Вне зависимости от времени суток >.

< Ладно, проехали, – ворчливо подумала Рике. – Знаешь, наверно, что на Краю нашли останки нескольких человек? Говорят, это дело рук бандитов, которые пытались захватить город. Может, и ваш суперкрыс был из них? >

< Нет, – в мыслях Тёплой Пыли мелькнула нотка раздражения. – С ним ничего не случилось. Он набирается сил, и скоро его уже будет не остановить. У нас остается всё меньше времени >.

< Я понимаю. Но не знаю, что мне делать. Я не знаю, где и кого нужно искать >.

< Существо умеет наводить морок. Прятать себя и свое логово от чужих глаз. Поэтому так просто его не найти >.

< Вот как! Откуда ты знаешь? А, да, «кошки знают», – язвительно подумала Рике. – Только что же раньше не сказали? >

< Раньше не знали! Ты будешь слушать? >

< Ладно, давай >.

< Завтра позвони человеку, который работает с твоим отцом. Его жена сидит на рыбном рынке >.

< Это кому? – Рике призадумалась. – Дэн Линьчжоу, что ли? >

< Да, человеку с узкими глазами >.

< И что? Зачем я ему буду звонить? >

< Позвони. Кошки знают. Я пошла >.

С кошачьим воспитанием Рике познакомилась уже давно, поэтому просто повернулась на другой бок и уснула, благо с утра намечалась суббота.

– Алло? – вопреки ожиданиям, трубку взял не Линьчжоу. Судя по приятному девичьему голоску, это была Мэй, его дочь.

– Здравствуйте, – промямлила Рике. – А господин Дэн дома?

– О, привет! Папы нет, он вышел ненадолго, и забыл телефон. А что ты хотела?

– Да так, узнать кое-что…

– Ааа! Когда вернется «Морская Борзая», угадала? Скучаешь по папе? Я бы тоже скучала, не представляю себе, если бы он уплыл так надолго!.. Папа скоро придёт и перезвонит. Или, хочешь, заходи в гости, тут же недалеко. Я сделала пирожки с рисом и сёмгой, пальчики оближешь! – засмеялась Мэй. – Вкууусные! Приходи, угощу, пока горячие!..

А действительно, подумала Рике, что дома сидеть? Пойду.

Она накинула дождевик поверх куртки и побежала к Мэй, шлёпая сапогами по лужам. Ну хоть ветер с утра поутих.

Линьчжоу еще не пришел, и Мэй усадила Рике за стол. Пирожки оказались и правда объеденье, и девушки выпили ещё по две кружки ароматного жасминового чая. Привыкшей к кофе Рике чай казался подкрашенной водицей, но всё равно было очень вкусно.

– Хорошо, что пришла, – Мэй довольно потянулась. – Папу можем не ждать, открою тебе секрет сама, только – тсс! – она приложила палец к губам. – Корабль твоего папы приплывает через три дня! Круто? У них были проблемы со связью, поэтому он не звонил. Но, думаю, Ирма уже знает, просто хотела сделать тебе сюрприз!

– Судно приходит в порт, – машинально поправила её Рике.

Да уж, Ирма сюрприз хотела сделать, зло подумала она. Хотела, точно.

– Что?

– Не корабль приплывает, а судно приходит.

– А, поняла! – улыбнулась девушка. – А ты чего такая притихшая? Когда мы познакомились, ты вроде повеселее была. Проблемы в школе? Или скучаешь по папе?

Чего тут секретничать.

– День рождения мой был недавно, – призналась Рике. – Я человека ждала. И вот так получилось… Короче, он… – В голосе зазвенели непрошенные слёзы.

– Ооо, – расстроилась Мэй, обошла стол и обняла Рике. Та прижалась к её плечу, хлюпая носом.

– Подожди здесь, – сказала Мэй. Она сходила в гостиную и принесла деревянную раму, на которую была натянута белая ткань. Повернула её лицевой стороной к Рике.

– Помню, она тебе понравилась в прошлый раз, – сказала Мэй. – Дарю! С днем рождения!

Это была «Когда женщины стали ангелами». Фигурка Ву Лилан, стоящей на коленях среди холмов, поднимающиеся за её спиной саженцы, постепенно превращающиеся в густой лес на горизонте.

– Но как? – поразилась Рике. – Она же дорога тебе и, наверно, денег хороших стоит…

– Дорогая? Не смеши! – фыркнула Мэй. – Приходи как-нибудь, научу такие рисовать. А то, что дорога мне – это да, и поэтому я дарю её тебе. Не вздумай отказываться!

Слезы Рике высохли быстрее, чем за минуту – от счастья. Кстати пришедший Линьчжоу погрузил картину в машину, и они с Мэй довезли Рике до дома. Там она затащила полотно себе в комнату, сняла с гвоздя карту звёздного неба и пристроила картину. Получилось шикарно.

…«Морская борзая» вошла в порт Тролльхавена без помпы, хотя встречающих собралось прилично. Обросший бородой Ларс схватил в охапку сына, прижал свободной рукой своих женщин, расцеловал от души, разглядывая – неужели правда все живы, здоровы? Вот же повезло! От него крепко пахло морем и табаком – на судне курили почти все.

Праздничный ужин прошел весело, отец много шутил, рассказывал о своих морских приключениях, и Рике почти поверила, что всё стало, как прежде. По такому поводу ей даже разрешили не идти завтра в школу. Ночью она почти час слушала скрип родительской кровати и стоны Ирмы, которых не заглушали никакие закрытые двери, потом схватила со стола наушники и заткнула ими уши.

Утром Ирма уехала вместе с Улле, а отец поднялся к ней в спальню, и присел на кровать.

– Ну и натерпелись вы тут страхов, – сказал он. – Прости, дочь, что не мог быть рядом с вами. Мне так жаль.

– Мне тоже, – пискнула Рике, прижавшись щекой к его ладони. – Хельга…

Ларс помрачнел – Ирма вчера сказала ему про Хельгу.

– Я попробую что-то узнать. Должны остаться хотя бы образцы ДНК неопознанных жертв, можно сличить их с твоей…

Он погладил дочь по волосам.

– Запомни: пираты всегда проигрывают. Они могут вывесить чёрный флаг, но это ненадолго. Надо ещё разбираться, откуда их столько взялось, и кто достал им оружие…

– Но полиция же разбирается, – сказала Рике.

– Полиция… Ну и я кое-что проверю.

– Пап, – она повернулась в постели поудобнее, – а почему оккупантов-дойчей у нас называют Морские Псы? В других странах их же как-то по-другому зовут.

– Морские – потому что напали с моря, подло, вероломно. И вели себя хуже злых собак на чужой земле. Потому и псы. А зовут их и правда по-другому – нацисты. А у нас прижилось «Морские Псы». Ну да, у них вроде было подразделение с таким названием, действовало как раз неподалёку. Ммм, сейчас не вспомню… Ну да неважно.

– Я тут ещё хотела сказать, – как Рике не тяжело было выдавить это из себя, она смогла: – Ирма встречалась с другим мужчиной, пока тебя не было. И вела себя… некрасиво.

Ларс вздохнул.

– Знаю. Она сама рассказала. Ты не сердись на неё, дочь. Ирму тоже можно понять. Представь, каково ей – в чужой стране, одной, с двумя детьми на руках, без поддержки… Я её не виню. Помнишь, как нам было тяжело, когда погибла мама? Как это подкосило бабушку, а потом и дедушка ушёл к ней? Он же сам был из приюта, родных никого, а маму твою они очень полюбили. Я ведь тогда совсем сдал, тебя могли забрать и передать в приёмную семью. Но появилась Ирма, и у нас наладилось. И сейчас наладится. Она, конечно, злилась на меня. Нельзя было так надолго вас оставлять одних.

– Ты же больше не оставишь? – Рике заглянула ему в глаза. – Я тоже злилась.

– Вот тебе крест! – и Ларс размашисто перекрестился. Рике знала, что этой клятве он научился от мамы Кати. Так делали в Остланде. Она посмотрела на стол, где молодая мама смеялась вместе с ними в объектив камеры, в туче морских брызг.

– А где альбомы с фотографиями? Дедушка Арне, бабушка? Я тут хотела посмотреть, и не нашла.

– Ирма куда-то убрала. Ты у неё не спрашивала?

– Да не, потом забегалась и забыла…

– Ну а как в школе у тебя дела? А Илзе твоя, забавная бабулька, она как?

– В школе… Пап, представляешь, я по обмену попала играть в чужую команду! И мы нашу BHS обыграли, вот смеху было. Правда, девчонки на меня обиделись. Некоторые. А Илзе, она заболела. К ней сейчас дочь приехала, ухаживать. Говорит, покой нужен. Ну, я и не хожу пока. Слушай, вот еще хотела спросить, так магия все-таки есть или нет? А то тогда в машине Ирма влезла…

– Не ходишь? Заболела. – Ларс нахмурился. – Печально. Хорошая женщина, в больнице очень за тебя переживала. А магия – ну какая магия, Ри? Опять книжек начиталась? – и он ткнул её пальцем в рёбра через одеяло. Рике с удовольствием захохотала, извиваясь.

– Вот и Селин, дочь Илзе, так сказала! Какая магия, говорит, глупости! А так хочется, чтоб она была! Ха-ха-ха!

– Давай вставай умываться, – сказал Ларс, поднимаясь. – Пора завтракать, хохотушка.

Вечером, когда все сидели за ужином, Рике осторожно заглянула в голову Ирмы – так, как она заглядывала к Валиду-Валету. Альбомы с фотографиями, да… Но они были лишь предлогом.

Когда она грохнулась со стула, все повскакивали, и даже Улле протянул ей руку.

– Осторожней! – воскликнула Ирма. – Разве можно качаться на стуле?

Однако причиной падения было вовсе не баловство. Рике отпрянула от липкой чёрной паутины. Когда смотрела Ирму, она окунулась в эту гадость лицом – так ей показалось. И хоть над головой Ирмы было всё в порядке, черные конусы и струи исчезли, да и сама мачеха казалась оживленной и веселой, Рике это очень не нравилось.

Жутко хотелось рассказать отцу. Но как? Что она сможет ему показать, доказать? Чего доброго, решит, что дочь съехала с катушек, или того хуже – мстит Ирме за прошлые обиды. Вот этого Рике уже совсем не хотелось.

 

4

В сентябре сорок третьего на территории посёлка рабочие споро соорудили небольшой барак за двумя рядами колючей проволоки, соединенный проходом с основной территорией.

Ленц завел привычку вваливаться к Фаулю без стука, как к себе. Так заявился и в этот раз.

– Дружище Сюльвестр! – крикнул он. – Ты дома?

Фауль вышел из кабинета.

– У меня небольшой сюрприз. – Штурмбанфюрер хлопнул коменданта по плечу, но глаза его глядели серьёзно. – Появится новый контингент. Пражские еддеи. Пять лет умудрялись прятаться, но мы их всё-таки поймали. Старый дед и девять мальчишек, от одиннадцати до четырнадцати лет.

– А почему к нам? Есть же Аушвиц, Треблинка…

– А к нам потому, что это особенные еддейчики. Они умеют делать гойлемов.

– Это что за гадость?

– Гадость, не то слово. Такие глиняные куклы, но живые. Ну, привезут их сегодня – сам увидишь. Фон Кляйн очень хочет ими заняться.

Глава «этнографов» уже несколько месяцев увозил женщин из посёлка к себе в лабораторию, в городок айнзацкоманды. Некоторые возвращались в тот же день, других не было неделями. Исследовательская работа, господа. Вернувшиеся предпочитали помалкивать, что там с ними делали. Некоторые не возвращались вовсе – говорили, что их отпустили домой за сотрудничество.

– Кстати, ты не переживай. – Эсэсман прошелся туда-сюда перед Фаулем. – Еддеи – не твоя забота. Ими полностью займется айнзацкоманда. Охрана, кормёжка. И вот что – любые контакты с контингентом запрещены. Разговоры, тем более передача им еды или каких-то предметов караются заключением в карцер.

– У нас есть карцер? – удивился обермайор.

– Мои люди уже занимаются. Так что, герр комендант, идите и доведите вашим подопечным эту важную информацию.

Фауль щёлкнул каблуками, надел фуражку и вышел в дверь, Ленц – за ним. Собрав женщин в зале комендатуры, он пересказал слова эсэсмана, добавив жути. Штурмбанфюрер, наблюдавший за собранием от дверей, холодно усмехнулся и вышел.

– Пойдём-ка, посвистим, – комендант догнал Гудрун, которая медленно шла к дому, и ухватил её за рукав. – Пока мать в городе.

Он спал с Бирге с первой недели её работы. Связь они не афишировали, коменданту не хотелось, чтоб болтали, что он жарит экономку. Она приходила, когда дочь уже спала, а посреди ночи женщина поднималась – шла обратно в комнату к Гудрун. Но и про занятия Фауля с её дочерью она не знала.

Успехи в командовании грызунами давались трудно. Он научился нескольким простым свистам, но когда пытался исполнить что-то посложнее, крысы путались, суетились. Черно-серое мельтешение бесило обермайора, он в конце концов начинал топтать паразитов ногами, и крысы разбегались. Гудрун успокаивала герра коменданта, делала ему кофе, говорила, что поначалу всегда так, но уже скоро…

Под вечер в ворота въехал грузовик. Из него высыпали эсэсманы в чёрных мундирах охраны, затем на землю стали выпрыгивать еддеи. Старик и девять мальчишек – один другого костлявее. Тонкие шеи торчали из кургузых пиджачков, ставшие короткими засаленные брючки болтались над щиколотками. На ногах драные штиблеты или тряпье. Охрана погнала их к бараку прикладами, овчарки рвались с поводков. Фауль наблюдал за спектаклем с крыльца. Ему нисколько не было жаль недочеловеков – в Норвеге своих уничтожили еще в сороковом-сорок первом, после воссоединения с Рейхом, и он даже участвовал в их поимке. Работа есть работа. Идущий за процессией Ленц поманил обермайора за собой.

Жидов загнали в барак, Ленц с Фаулем зашли следом. Уже темнело, и штурмбанфюрер светил в лица заключенным фонариком.

Старик и мальчишки сбились в кучку у дощатых нар, сжимая в руках жалкие узелки. Ни света, ни белья, разумеется, не было. В углу стояла железная печка и валялся скудный запас дров – по ночам прохладно. Заключенные сутулились, втягивая головы в плечи, прятали глаза. Ленц подошел к старику и наотмашь ударил того по лицу. Несмотря на удар, жид шагнул вперед, стараясь спрятать за спиной мальчишек.

– Слушай меня внимательно, – раздельно произнес штурмбанфюрер. – Условия в бараке зависят от вашего желания помогать Рейху. Будете хорошо сотрудничать, дам лампу и дрова. Будете плохо… Ну, ты сам знаешь.

– Да, герр штурмбанфюрер, – хрипло сказал старик. Его голова мелко тряслась.

– Образцовый порядок, – бросил Ленц и пошел к выходу.

– Видите, Фауль, каковы мерзавцы, – сказал он, стягивая перчатки.

– Никакого снисхождения к врагам Рейха, – поддакнул комендант.

В жизни барака Фауль не участвовал. На следующий день старого жида и двух мальчишек забрал фон Кляйн. Вечером, выпрыгивая из грузовика, старик упал, а пацанов солдаты просто кулями перевалили через борт. Выбежавшие из барака маленькие жиды втащили их внутрь. На второй день процедура повторилась, только детей взяли других. И на третий…

– Дерьмо, – выругался Ленц через неделю. – Дерьмо эти их гойлемы.

Фауль выжидательно молчал.

– Ни хрена не умеют. Тупые глиняные болваны. – Штурмбанфюрер прошел в столовую коменданта и уселся, не снимая фуражки. – Скажи Бирге, пусть сварит кофе.

Обермайор только глянул, и понимающая экономка исчезла на кухне.

– Была мысль делать из них солдат, но толку мало. Приказов не понимают, только могут шагать туда-сюда. Максимум, если кто-то к нему подойдет, ударит лапой. Даже заслон из них не получится.

Бирге принесла две чашки кофе и бесшумно поставила их на стол. Ленц проводил её тяжелым взглядом, стягивая перчатки. Фауль впервые видел его в плохом настроении.

– Ведьмы эти, дуры. Тоже лишь единичные слабые результаты. – Он аккуратно отхлебнул горячий напиток. – Такие дела, Сюльве. Будем хреново работать, отправят на фронт. А уж я в Остланде насмотрелся. – Штурмбанфюрер зло засмеялся. – Нужен результат…

Еддеев больше не трогали. Днем они выползали из барака. Дети бродили вокруг, стараясь найти веточки для печки. Два раза в день их кормили жидкой баландой из картофельной ботвы. Комендант порой задумчиво разглядывал недочеловеков из окна.

Через несколько дней в дверь Фауля громко постучали. Он вскочил с кресла, где читал утреннюю газету.

– Что такое?

На пороге мялся испуганный интендант.

– Герр обермайор, посмотрите, пожалуйста, сами!

Фауль бросился за ним.

После неудачи с гойлемами кормёжку жителей барака возложили на интендантскую службу поселка. Обермайору порой казалось, что интендант – старший квартирмейстер бывшей королевской армии из местных кладет жидам в баланду больше, чем положено, но закрывал на это глаза.

– Что там? Что случилось? – Они уже почти добежали до барака.

– Я приступил к раздаче, – пыхтя, тараторил интендант. – Сначала всё было нормально, но потом я почуял неладное. А теперь – смотрите!

У входа в барак толкались дети с мисками в руках. Старик упал и лежал поперек двери, шевеля ногами, но остальные не пытались помочь. Они старались перешагнуть через него, мешая друг другу.

Обермайор схватил одного из детей за плечо. На него глянуло лицо мальчишки, и вдруг на миг проступила страшная глиняная морда с дырками вместо глаз.

Комендант опрометью бросился звонить Ленцу.

Примчалась куча народу во главе с фон Кляйном и Ленцем.

– Фердаммтэ шайзе! – заорал штурмбанфюрер. – Как это случилось?

– Не могу знать! – вытянулся Фауль. – За барак отвечает ваша охрана!

Теперь наваждение уже развеивалось, и под личинами еддеев все яснее проступали фигуры гойлемов. Ленц подскочил к ближайшему, выхватил из кобуры «люгер» и в ярости выпустил всю обойму. Глиняный болван от выстрелов разлетелся на мелкие куски. Внутри он оказался полым.

– Комендант! – крикнул Ленц. – Разбить всех бешиссен уродов!

Обермайор заозирался в поисках инструмента. Услужливый интендант примчался с молотком. Фауль взмахнул рукой и приступил. Эсэсманы молча смотрели, как он крушит гойлемов. Когда запыхавшийся и красный обермайор добивал последнего, подошедший фон Кляйн схватил его за плечо. Кости словно сдавило тисками.

– Это ваш просчёт, герр Фауль, – проскрипел он. – Ваша неудача, ясно? Вы несёте всю полноту ответственности!

Наконец комендант понял, в чем его роль в спектакле с посёлком. Успехи – заслуга фон Кляйна и Ленца, все неприятности на совести одного человека – коменданта. Ленц выбрал его, как козла отпущения. Он взглянул на штурмбанфюрера – тот с деланным сочувствием качал головой.

– Найти! – рявкнул фон Кляйн. – Сегодня же!

– Прочесать лес! – гаркнул Ленц начальнику охраны. – С собаками! И ферму обыскать!

Эсэсманы повернулись, и направились к воротам.

Фауль постоял, глядя им вслед, и побрел к дому.

– Гудрун, – прорычал он. Бирге опять была в городе – теперь она каталась с солдатом на мотоцикле с коляской. Интендант выезжал дважды в неделю, а свежие продукты на стол коменданту требовались каждый день.

Испуганная девчонка выглянула из комнаты. У Фауля мелькнула было мысль… Но нет, он дождется Бирге и устроит ей жару у себя в кабинете.

– Занимаемся! – и Гудрун послушно просеменила на кухню.

«Растопчу, – подумал обермайор. – Затопчу этих крыс».

Он засвистел, и из щелей показались усатые мордочки. Комендант выводил трели, пока грызуны не собрались в центре. Тогда он бросился на них, топча сапогами. Кровь и куски мяса полетели по всему полу. Паразиты, выйдя из-под гипноза, метались по кухне.

– Не надо! – Гудрун, плача, толкнула его в грудь. В минуты ярости Фауля лучше было не трогать. Он схватил девчонку за горло.

– Убью, тварь! – прорычал сквозь зубы.

– Герр Фауль, – пискнула Гудрун.

– Что? – заорал он прямо в ее расширенные глаза. Девка точно решила, что ей конец. – Страшно? Сейчас будет еще страшнее! И очень больно!!!

Фауль сжал пальцы на тонкой шее. Девчонка обмочилась – резкий запах ударил обермайору в нос. С пережатым горлом она могла только хрипеть.

– Не надо!.. Я… я… я знаю, где прячут дракона!

– Что? – комендант не поверил своим ушам. – Ты не врёшь мне?

– Нет, – Гудрун затрепыхалась. – Мама рассказывала, я правда знаю. Это древнее предание ведьм, про Зверя. Только не говорите ей, она меня убьёт!..

– Карту нарисовать сможешь? – Фауль разжал руку, и девчонка шлёпнулась на пол.

– Да, да, я сейчас! – она убежала в комнату, и через пять минут обермайор разглядывал листок бумаги со старательно выписанными названиями и отметками.

– Ты только что предала свою мать, – холодно сказал он. – Теперь ты в моей власти. Навсегда. Поняла? И вымой тут всё.

Гудрун кивнула, растирая шею. В её глазах стояли слёзы.

 

1

– Комиссар? Добрый день. Говорите.

Гнусавый голос Лекке в трубке Магрит слушала с нарастающим раздражением. Через минуту она перебила его:

– Исчезновения продолжаются? Да что вы говорите? Не вы ли заявляли, что предыдущий начальник полиции замалчивал преступления, а теперь всё наладится? Сейчас вы начальник полиции – раскройте мне это дело! Мигранты заявляют о пропажах подростков? Те, которые два месяца назад сами готовы были убивать людей? Почему вы думаете, что дети могли погибнуть? А почему бы им не убежать в леса, к их бородатым родственникам? Ах, слишком холодно? Ну так ищите активнее!

Она перевела дух.

– Комиссар, я понимаю, вы человек новый, и пока только осваиваетесь. Но давайте осваиваться побыстрее! Почему освободили патера Торссона? Следствие не нашло против него улик? Но как можно выпустить единственного подозреваемого? Ах да, найдены свежие останки на Краю, когда Торссон уже сидел в камере. Но почему вы думаете, что у него нет сообщников? Семью проверили?

Магрит с кислой миной выслушала ответ полицейского.

– Хорошо. Давайте поступим так: предавать огласке новые факты исчезновений мы пока не будем – ни к чему сеять панику. Тем более что всё шито белыми нитками. Работайте, даю пять дней. У вас своё начальство в Осло? Ладно, свяжусь с Осло, у меня есть хорошие друзья в столичном управлении. Но этим городом руковожу я, и я хочу вашего сотрудничества с мэрией. Предоставьте результат через пять дней, иначе я позабочусь о том, чтобы один начальник уехал руководить полицией в самую захудалую северную деревню. До свидания.

Она нажала на «отбой» и положила сотовый на стол. Потом ткнула кнопку селектора.

– Фрита? Зайди ко мне.

Девушка вошла через минуту.

– Привет.

– Привет. Садись. Я говорила с Лекке. Этот болван роет носом землю, да не в том направлении. Я подумываю выдавить его из города, тогда мы сможем посадить на его место лояльного человека, из «Волков». Но пока путь ковыряется. Его заявления в поддержку мигрантов не прибавляют ему популярности. Что у тебя?

Фрита слабо улыбнулась.

– Лунд плоха и не выходит из дома. Девочка у неё больше не бывает – думаю, дело в Селин, приемной дочери Лунд. Она приехала ухаживать за матерью.

– Хорошо. А что у этой Тьоре?

– В школе класс настроен против неё, за небольшим исключением. Близкий круг общения она потеряла. На личном фронте катастрофа – с мальчиком они, видимо, расстались. В семье тоже не всё гладко – мачеха у неё темпераментная особа. Отец недавно вернулся из плавания, но больше пропадает на работе, чем проводит время с близкими. При этом Эрика не сдаётся, активно играет в команде HOS, заметны лишь небольшие признаки депрессии.

– Испытания закаляют характер? – подмигнула Магрит. – Девчонка молодец. А Гудрун ныла, что её надо убрать. Ревнует к молодости и красоте, старая карга. А ведь эта девица – наш кадровый резерв. Если направлять в нужное русло, лет через десять получим злющую мотивированную ведьму, а? Вообще-то все сильные лидеры росли с лишениями и в условиях стресса. Если не вспоминать лидера Дойчланда, то наш Рейвиг – хороший тому пример. Рос без матери, был гоним, а потом устроил такую акцию, стал символом национального сопротивления.

– А правда, – задумчиво сказала Фрита, – ведь контролируемое сиротство дает массу преимуществ. Мы можем готовить лояльных граждан, не испорченных взглядами их родителей и прочего окружения. Можно контролировать уровень стресса и интеллектуальной нагрузки, чтоб они вырастали закалёнными, готовыми к трудностям, и задавали поменьше вопросов… Почему мы этого не делаем?

Магрит рассмеялась.

– Ну ты даешь! А чем же, по-твоему, занимается Барневарн?

Ее собеседница захлопала глазами. Магрит продолжила:

– У дойчей Рейха была отличная программа «Лебенсборн», вот только она канула в лету вместе с Рейхом. Помнишь Анни-Фрид из «АББА»? Она как раз продукт такого контролируемого сиротства. Как ты думаешь, то, что сейчас она аристократка, гражданка Островов и обладает наибольшим богатством из всех участников группы – совпадение? Вот и я не думаю. Девчонка начала с минуса, и сама вышла в огромные плюсы неслучайно. К счастью, многие наработки по программе сохранились. Сейчас мы реализуем один интересный проект, Скулгольм… Хм. Ладно, – прервала она саму себя, – об этом потом. Какие новости по реабилитации наших героев?

– Да, как раз хотела сказать, – Фрита сцепила пальцы на столе в замок. – Через неделю планируем в Герресборге открыть бюст обермайора Фауля на месте лагеря. Как отважному борцу с красной угрозой и хранителю норвегских традиций.

– Отлично. Полагаю, это может спровоцировать новый виток напряжённости?

– Как Минимум Торссону и его пастве точно не понравится. Возможны мемориальные акции «Лесных Волков» у памятника, а это будет подогревать ситуацию с мигрантами – они там как раз поблизости.

Магрит хлопнула в ладоши.

– То, что надо. Держим население в тонусе, чтоб не расслаблялось. Хорошо бы продавить еще проект памятной стелы Фаулю в городе. Только перед этим мы объявим, что «герой войны» «случайно» найден пребывающим в коме. Раздуем ажиотаж. Представь – сам Фауль, да ещё и живой!

– А когда будем выводить его на люди?

– К семнадцатому мая, конечно. День Конституции – лучшего момента не придумать. Живой герой! Рейвиг к этому времени уже должен оказаться на свободе. Тогда мы полностью сместим общественное мнение на нашу сторону. Партия будет разыграна, как по нотам. Кстати, слышала, как Хозяин разорялся про новый Норденштерн? Мол, после победы мы построим на Краю столицу Северного Рейха, и всё такое?

Фрита кивнула.

– Дурь, конечно. Странно, как этот район вообще до сих пор не сполз в воду. Строить там точно ничего нельзя.

– Фриточка, наш Хозяин Сюльвестр Фауль – ископаемое. Опасное, злое, кровожадное. Он застрял в прошлом веке. Пока у него есть рычаги влияния, мы подчиняемся. Да и он нам полезен. Но скоро он выполнит свою задачу – помочь полностью поменять нашу недееспособную власть. И тогда спасибо, до свидания. Ты думаешь, мне нужна в мэрии психованная старая Гудрун? Да она тут натворит таких дел! Так что семнадцатое мая – осталось меньше двух месяцев, ещё немного времени, и гуд бай.

– Но как же с ним справиться? – обмирая, спросила Фрита. – Одна Гудрун нас раздавит, как котят.

– А мы и не будем пачкать руки, – ответила ее начальница с ноткой самодовольства. – Зря я, по-твоему, берегла девчонку? Справится – хорошо, нет – придумаем что-нибудь ещё. Но есть у меня сильное предчувствие, – она наклонилась к Фрите через стол, – что наша маленькая Тьоре всё сделает за нас.

 

2

Рике поклялась бы, что никакого Билла на тротуаре ещё десять секунд назад не было. Она вышла из трама, перешла улицу, глянула в телефон – а долговязый Билл уже стоял на пути. «Значит, Лута не дома», мелькнула мысль.

– Привет, – глаза он опять прятал под зеркальными очками, но развязная улыбочка была всё та же. Рике вспомнила, что Билл, по словам Луты, ненадолго уезжал. Значит, уже вернулся.

Ничего не говоря, она попыталась обойти его, но мужчина шагнул туда же и загородил ей проход. Рике остановилась.

– Что такое? – казалось, Билл и правда не понимает, в чем дело. – Ты обиделась тогда, на вечеринке? Я и сам не понял, почему твоя мамаша взбрыкнула…

– Она мне не мамаша. Пропустите, пожалуйста.

– А, ну тогда понятно. «Не мамаша» взревновала. – Билл глумливо хихикнул. – С удовольствием пропущу, только ты всё-таки скажи: неужели не хочешь слетать в Эйнджелс-Сити? Город ангелов как раз для такого ангелочка. Ведь ты же вроде была не против, а?

– Слушайте, перестаньте меня преследовать, – рассердилась Рике. – Я вызову полицию.

– Хех, «преследовать, в полицию», – передразнил ее Билл. – Ты же сама клеилась, все видели. Чего ради строить из себя недотрогу, беби? Напрасно ты отказываешься, ещё ни одна девочка не пожалела, что со мной отдохнула, – и он осклабился, показывая, какой смысл вложен в слово «отдохнула».

Стоя почти прямо перед Биллом, Рике не видела, что происходит у него за спиной. Да и подошел отец почти бесшумно – лишь скрипнул камешек на асфальте, но увлечённый беседой Билл не обратил на это внимания.

Ладонь Ларса легла на его плечо неожиданно и для него, и для Рике. Билл дёрнулся, но Ларс держал крепко. Девочка отскочила еще на пару шагов. «Сколько отец слышал?», подумала она.

– Я слышал достаточно, – будто отвечая на её вопрос, сказал Ларс. – Вот этот хлыщ, получается, к тебе домогался? Да, дочь?

– Да, пап. И сейчас пытался, – сказала Рике, с вызовом глядя на бойфренда Луты. Тот вскинул руки:

– Эй, эй, все нормально, мужик! Я её не трогал, Лута может подтвердить!

– Говорят, ты куратор фонда Клушей? – медленно сказал Ларс. – Обтяпываешь, значит, их делишки? Ну-ка, сними очки, хочу посмотреть тебе в глаза.

Билл ещё раз дёрнулся, протянул длинную руку и снял очки. Сетка красных прожилок в белках прямо-таки бросалась в глаза.

– Ты её отец? – пробормотал он. Самоуверенность исчезла вместе со снятыми очками. – Слушай, я же ничего…

– Трогал? – Ларс посмотрел на дочь. – Он тебя трогал?

– Лапал, – помедлив, сказала Рике. – И пытался свалить на меня, что это я к нему лезла.

Сзади раздался шорох колёс подъезжающей машины. Она остановилась у тротуара, урчащий двигатель затих.

– Девочки нравятся? – спросил Ларс, презрительно разглядывая Билла. – Молоденькие? А может, и маленькие? – и свободной рукой врезал ему в живот. Воздух с хрипом вырвался у Билла изо рта, и он повалился прямо на беленький штакетник. Заборчик затрещал.

Хлопнула дверца машины.

– Что вы делаете! Ненормальный! – оттолкнув Рике, Лута кинулась к неловко поднимающемуся Биллу. – Я звоню в полицию!

Отец подошел к Рике и обнял её за плечи.

– Звоните, куда хотите, Лута. Но если этот тип еще раз приблизится к моей дочери, я сломаю ему руки, а потом ноги. Пойдем, Ри.

– Я тебя запомнил, – криво улыбаясь, сказал Билл. Одной рукой он держался за живот, а другой опирался на Луту. Та гневно смотрела на Рике и ее отца.

– Я тебя тоже, – ответил Ларс. – Не надо ходить по краю, парень. Не ровен час, сорвёшься.

Они с Рике вошли в дом. Девочка посмотрела в окно – Лута с Биллом тоже скрылись из виду.

– Каков мерзавец, – сказал отец. – Думает, его атлантисский паспорт дает гарантию безнаказанности. Если появится на горизонте, сразу мне сигнализируй, поняла?

Рике вздохнула.

– Ага…

– Слушай, а у тебя же был мальчик. Этот, как его…Симон?

– Был, – снова вздохнула дочь. – Да сплыл.

– А что? Не сошлись характерами?

– Да нет. Скорее, это он хорошо сходится характерами. Со всякими… – Рике горько усмехнулась. – Пап, вот Ирма говорила, что на еддея нельзя положиться. И потом мне ещё несколько человек сказали. Неужели это правда? Разве может зависеть от национальности, кому можно верить, а кому нельзя?

– Нет, конечно, – решительно ответил Ларс. – Так недолго докатиться до нацизма, Ри. Морские Псы вон объявляли одни народы полноценными, а другие – нет. Ты знаешь, чем это кончилось. А еддеи, на мой взгляд – один из величайших народов мира. Везде были гонимы, их преследовали, унижали, истребляли. Воссоздать свое государство они смогли лишь недавно, и с тех пор чуть ли не без перерыва воевали, защищая себя. При этом дали миру невообразимое количество учёных, разных деятелей культуры, музыкантов, художников. Не суди о целом народе по одному ветреному мальчишке.

– Может, он и не ветреный, – жалобно спросила Рике. – Может, он запутался? А, пап? И все ещё сложится?

Ларс подошел и прижал её голову к груди.

– Дай-то Бог. Сейчас непростое время, еддеев опять норовят притеснять – теперь уже наши гости-шариане. Не хотелось бы, чтоб повторялись старые глупости. И гадости. Может, и Симон твой опомнится. Эх, нам бы тоже не помешало немного встряхнуться время от времени. А то заглохнем в своем благополучии, как в болоте.

Он отстранил Рике от себя и посмотрел в глаза:

– Давай-ка обедать. А то потом ещё за Улле нужно съездить – Ирма сегодня задержится.

 

3

– Ты зачем трогал Билла? – мачеха перешла в наступление с порога. – Он что тебе сделал?

– Ирма, он приставал к нашей дочери! Пусть скажет спасибо, что я ему не сломал ничего!

Ирма мельком глянула на бледную Рике. В руках мачеха держала белый конверт.

– Ещё непонятно, кто к кому приставал! Ты понимаешь, что Лута может раздуть? У нас в «Лесных Волках» все только об этом и говорят!

– О-о-о! – Ларс схватился за голову. – А им-то какое дело?

– Какое? Ты напал на гражданина Атлантиса! Их войска помогают нам сдерживать террор осси! Билл представляет фонд семьи Клуш – могущественную организацию. Хочешь стать изгоем в собственном городе?

– Ладно! – Ларс встал с софы. – А ты в курсе, что перед нападениями на наши города от имени фонда Клушей в порты Норвега пришли несколько грузовых судов? Их никто не досматривал, по просьбе Госдепа СГА! А что было в этих контейнерах? Где «чёрные» взяли столько оружия?

– Не смей клеветать на Атлантис! – взвизгнула Ирма. – Они спасли Европу! В то время как ты болтался в океане со своими китами, а нас тут убивали террористы!

– Спасли? – насмешливо спросил Ларс, и принялся расхаживать по комнате. – Скорее, создали повод для своего присутствия и усиления в Европе, напугали жителей, и лишний раз измазали грязью Остланд. Я, кстати, уже говорил Рике, что больше не оставлю вас в такое время, да и совсем не с китами мы болтались в океане!

– А с кем же?

– Ирма, ты правда не понимаешь? Не понимаешь, что нас толкают к войне? К безумию, как в хитлеровском Дойчланде, к охоте на ведьм? К поискам внешних и внутренних врагов? Нагнетание истерии приводит только к одному. И я стараюсь не допустить этой войны, – я и мои друзья! «Морская борзая» отслеживала маршруты подлодок в Северной Атлантике. Мы не хотим больше быть пешками в чужих играх.

– Подлодок? – прищурилась Ирма. – То есть под-вод-ных ло-док? И чьих же? Неужели твоих любимых осси?

– И их тоже, – спокойно сказал Ларс. – Но гораздо большую активность проявляют лодки Оборонного блока – СГА и Островов.

– Господи, Ларс, только не говори, что ты шпионишь для Остланда, – Ирма картинно прижала руку ко рту. – Я думала, что вытерплю всё, но это предел. Предел терпения. В доме одни красные!

– Не Остланд нагнетает ситуацию, – Ларс попытался обнять Ирму, но она оттолкнула его. Руки её комкали конверт, но она, похоже, этого не замечала.

– Осси не делали нам ничего плохого, – влезла Рике. – Даже освободили Финнмарк в конце войны!

– Европу освободили СГА и Острова, – презрительно бросила мачеха. – А ты не лезла бы во взрослые разговоры. Иди лучше посмотри, как там Улле!

– Ирма, – нахмурился Ларс, – я хочу, чтоб ты говорила с Рике спокойнее. Она не заслужила такого отношения.

– А я, значит, заслужила! – взорвалась мачеха. – Я всё делаю не так! А главная в доме – Рике! Овца, такая же, как ее тюфяк-папаша! Целуйтесь тут сами со своими осси, я убираюсь отсюда! Вот, держи!

Она швырнула Ларсу мятый конверт, оттолкнула с дороги Рике и побежала по лестнице на второй этаж:

– Улле, малыш, мы уходим!

– Ну и куда ты пойдёшь? – Ларс вздохнул и сел обратно на софу, пытаясь разгладить… письмо? – Есть мысли?

– К Андерсу! – крикнула Ирма сверху. – Он меня давно звал!

Ларс кивнул сам себе.

– Понятно. Хорошо. Хочешь идти – иди. Но Улафа оставь дома.

– Почему это? – растрёпанная Ирма возникла на площадке второго этажа.

– Потому что здесь его дом. Подумай, долго ли ты будешь нужна Андерсу с ребёнком? С таким сложным малышом, как Улле? Я погорячился. Здесь ведь и твой дом. И всегда был. Надо ли уходить?

– Ну уж нет! – Ирма с остервенением запихивала в сумку вещи. – Здесь делать нечего. Тут просто рассадник красной заразы. Я не дам испортить мне сына!

– Завтра домой к Андерсу приедет Барневарн и изымет Улафа, – спокойно сказал Ларс. – Обещаю. И привезет его сюда, потому что тут его дом.

Ирма сверкнула глазами, отпихнула сумку с вещами Улле и ринулась вниз по лестнице.

– Ну хорошо! – прошипела она. – Мы еще посмотрим, кому что присудят!

Мачеха Рике схватила с вешалки свою синюю куртку с «волчьим» шевроном, и выскочила за дверь, постаравшись хлопнуть ей посильнее.

Рике посмотрела на отца, тот развел руками.

– Такая жизнь, – сказал Ларс.

– Фу, как банально, – наморщилась Рике. – Что это у тебя?

– Жизнь и есть банальность. – Отец вчитался в написанные от руки строчки. – Боги Асгарда, кажется, это от Хельги!

Он торопливо вскрыл конверт. Письмо было на осском, но Ларс неплохо знал язык.

– Пишет, что ей пришлось уехать, потому что она опасалась за свою жизнь… Не сообщила вам, не хотела в это втягивать… Её чуть ли не обвинили в причастности к теракту пятого января. Вернулась в Остланд. Вот тебе и на, – Ларс покачал головой.

– Фууух! – Рике даже не подозревала, каким камнем лежала на душе тревога за Хельгу, пока он не исчез. – Жива. Как хорошо!..

– Хоть тут хорошо, – вздохнул отец. – Сходи, глянь, как там Улле, а я поищу контакты наших родственников в Остланде, да запишу Хельгин адрес.

– Зачем? – удивилась Рике.

– Мало ли. Вдруг пригодятся. Хельга пишет, что всегда готова принять нас, если что. Вдруг в гости решим съездить. И надо мне сходить к Линьчжоу. Пора вступать в «синие куртки».

– Ого, – только и сказала Рике.

 

4

Поисковые отряды вернулись ни с чем. Следы беглецов вели до лесного ручья, и там терялись.

Злой Ленц наорал на начальника охраны, потом на Фауля.

– Надо проверить ваших баб на предмет помощи жидам, – рявкнул он. – Ну-ка, поговорите со старостой – есть ли подозрительные среди контингента?

Комендант понимал, на что он намекает. Мол, пристрелим нескольких ведьм, потом выгоним тебя со службы. Далеко ты не уедешь – родственники ведьм не дадут. От былой дружбы со штурмбанфюрером не осталось и следа.

Обермайор поначалу недоумевал, почему эсэсманы так злятся из-за побега этих несчастных. Ведь Ленц сам сказал, что толку от них нет. Но скоро сообразил: во-первых, их бесит сам факт, что кто-то от них смог сбежать. Во-вторых, неизвестно, куда доберутся еддеи и что расскажут. В-третьих: показательно, что фон Кляйн счел гойлемов бесполезными, а они, оказывается, ещё как полезны. Интересно, сколько часов они морочили головы интенданту и охране, пока не «вышли из строя»? И последнее: гойлемы – понятно, но сам факт побега – как? Как они смогли пройти мимо охраны?

Он постучал в дверь хютте Турхиль-Луизы Сивертсен. Вежливое обращение пока ещё никто не отменял. Дверь отворилась, словно его ждали. Мамаша сидела за шитьём, крепкие заскорузлые пальцы делали стежок за стежком.

– Герр комендант, – три других женщины, жившие в хижине, присели в книксене. Мамаша откусила нитку и взглянула на Фауля.

– Добрый вечер, дамы. Если он добрый. Вы все знаете, что случилось.

– Чёрные грозятся устроить нам порку, – прошамкала Сивертсен.

– Совершенно верно. Мне нужно…

– Не нужно, – вдруг ясным голосом сказала мамаша и посмотрела на обермайора молодыми глазами. – Мы с девочками посидели тут днём. Морок, они, значит, навели на охрану – так и ушли. Старый, конечно, навёл. И хоть жаль детей, но у нас самих дети. Так что не нужно никого пороть. Мы знаем, где они.

Фауль так и сел на кровать.

– На ферме наверху есть схрон. Хороший, надёжный, собаки не найдут. В большом амбаре, у задней стенки. Они пока там сидят. И ещё – беглецов хозяин прятал, остальная семья не знает. Скажи чёрным, пусть их не трогают.

Комендант выскочил из хютте, забыв попрощаться. Говорить Ленцу, кого ему трогать? Ага, а Ленц тогда потрогает его. Эсэсманы толпились у ворот, залезая в грузовики – собирались в расположение команды.

– Герр штурмбанфюрер! – заорал Фауль. – Я знаю, где они!

Машины взревели. Вскоре на ферме затрещали выстрелы, там забегали фигурки. Через двадцать минут её постройки вспыхнули весёлым ярким пламенем.

Потом автоколонна прокатила мимо поселка к айнзацкоманде, не останавливаясь. Повеселевший Ленц помахал Фаулю из окна своего «хорьха».

Самый младший сын фермера Торссона, Сигур, как раз спускался с верхних лугов, когда на ферме начали стрелять. Он выхватил из-за плеча винтовку, и побежал. Когда парень оказался на ферме, постройки уже догорали. По очереди он находил среди пепла обгорелые тела сестры, матери, отца, двух братьев. Отец сжимал ружьё – видно, пытался защитить семью. В бешенстве Сигур вскинул к плечу винтовку, целясь в светящиеся окна дома коменданта в посёлке внизу. Но кто убил всех? Придурок комендант и его бабы? Нет. Это эсэсманы.

Он нашел лопату и взялся за дело. В каменистой почве работа шла тяжело, но к рассвету Сигур похоронил всю семью.

Мы прогоним эту мразь, пообещал он себе. Я вернусь и отстрою ферму.

Парень закинул винтовку за спину и, не оглядываясь, зашагал к лесу.

Бирге этой ночью показалась Фаулю ещё красивее и страстней, чем обычно, хотя он точно знал, что такого просто не может быть. Уже в который раз коменданта посетило подозрение – уж не околдовывает ли она его? А потом и жениться заставит. Но крамольные мысли быстро покинули его голову, и он закрыл глаза в наслаждении.

Утром весёлый Ленц привез старика и четверых мальчишек. Их выкинули у дверей барака, и они лежали, не шевелясь.

– Ну что, мой дорогой Фауль, – штурмбанфюрер вытащил из портфеля бутылку аквавита – самого лучшего. – Вы полностью себя реабилитировали, герр комендант. Я так и указал в рапорте командованию. Первое: мы с вами провели блестящую операцию, спровоцировав заключенных на побег, чтобы вынудить их раскрыть секрет морока, который они тщательно скрывали. Сегодня ночью мы узнали всё. Это целая технология! Второе: параллельно мы выявили тайных пособников партизан, которые проживали у нас под носом! Злодеи уничтожены при попытке напасть на офицера. И третье: за такую операцию полагается хорошая премия! Это надо отметить! – и он откупорил бутылку.

Комендант сделал знак выглядывающей из кухни Бирге накрывать на стол.

– Сюльве, – доверительно сказал Ленц, который уже снова предложил называть его Герхардтом, – у тебя же скопилось жалованье. Ещёи премия будет. Купи себе, наконец, автомобиль! Езди по-человечески. А то мотаешься на мотоцикле, как разведка на Восточном фронте!.. Ей-богу, жалко смотреть.

А что, это мысль, подумал Фауль. Приеду в город, остановлюсь у ресторана. Со мной красавица Бирге в роскошной шубке, в бриллиантах…

– Дорогой мой, – сказал обермайор под конец первой бутылки (Ленц притянул его к себе и расцеловал), дорогой мой Герхард, сегодня я узнал удивительный секрет…

– Ик, – сказал захмелевший Ленц. Он совсем не удивился.

Фауль встал и принес из кабинета сборник норвегской поэзии начала века. Он нашел страницу 74, ткнул пальцем, и сказал:

– Здесь.

Ленц слегка заплетающимся языком (вторая бутылка, как-никак) стал читать:

– Это что? – засмеялся он. – Ты решил приобщить меня к стихам?

– Я и сам думал, что это лишь красивая легенда, – сказал обермайор, встал и закрыл двери столовой. Потом он вытащил из кармана мундира сложенный вчетверо листок с картой. – Ты не поверишь.

– Откуда у тебя это? – уже несколько минут внезапно протрезвевший Ленц разглядывал листок со значками, бормоча: «Километров двести пятьдесят отсюда по прямой… Горы Оппланна, думаю…».

Комендант кивнул на дверь:

– Вытряс из девчонки. Ей рассказывала мать, и она клянется, что Бирге убьёт её, если узнает, что проболталась.

– И что же рассказывала мать?

– Что тысячу лет назад могущественный колдун не стал убивать последнего дракона, а усыпил мёртвым сном в его пещере. Дракон спал бы вечно, пока колдун его не разбудит. Был организован тайный орден воинов, которые стерегли пещеру. Потом колдун то ли умер, то ли его убили. А зверюгу стерегут до сих пор. Всё.

– Раз стерегут – значит, кто-то может разбудить, так? – Ленц хмыкнул. – А девчонка не врёт?

Фауль пожал плечами, и Ленц поднялся.

– А вот мы сейчас и узнаем. Придётся забрать их с собой.

– И оставить меня без экономки?

– Если история подтвердится, девчонку я тебе верну. Бирге поедет с нами искать дракона. А если не подтвердится – верну Бирге. А за девчонку тогда не обессудь, ибо врать нехорошо. Скажи им, пожалуйста, чтобы собирались.

Ленц укатил с матерью и дочерью Бё, а обермайор мерил шагами кабинет. Наконец он нацепил фуражку, сунул за ремень портупеи молоток и направился к еддейскому бараку.

Часовой взглянул вопросительно.

– Приказ штурмбанфюрера Ленца, – буркнул Фауль. – Надо задать пару вопросов, чтоб ему не мотаться.

Часовой посмотрел на молоток, но коменданта пропустил.

Старик уже очухался и затащил мальчишек в барак. Он как раз укладывал последнего на нары. Один из пацанов поживее уже возился у печки, увидел Фауля, вскочил и сдавленно крикнул:

– Рабби Йегуда!

Старикан обернулся.

– Остальные где? – спросил обермайор. Детей было лишь четверо из семи.

– Остались там, герр комендант.

– Ладно. Расскажи, как ты наводишь морок, еддей, – Фауль крепко взял за плечо мальчика у печки.

Старик молча смотрел на него.

Обермайор вытащил молоток.

– Сейчас я размозжу голову этому, а потом и остальным. Лучше рассказывай.

И тогда рабби Йегуда заговорил.

Вечером унтер на мотоцикле привёз бледную Гудрун.

– А мама вернётся? – робко спросила она Фауля.

– Мама будет искать дракона. Знаешь, кого за это благодарить? Себя! – палец коменданта уперся ей в грудь. – Теперь ты моя экономка. Зато мы сможем заниматься с крысами в любое время.

Девчонка всхлипнула.

– Не реветь! – прикрикнул комендант. – У моей экономки всегда хорошее настроение! Умойся и иди к себе. Утром чтобы завтрак был вовремя!

Ночью уже который раз выли волки, не давая спать. В объятиях Бирге обермайор их не слышал, но сейчас он снова беспокойно ворочался всю ночь.

С рассветом приехал Ленц. Фауль только намылил помазком щеки для бритья, и пришлось быстро смывать пену. Но Ленцу было не до того. Он возбужденно потирал руки.

– Сюльвестр, дружище, это может стать нашей самой большой удачей! Дракон – это же вундерваффе, чудо-оружие. В общем, мы едем все. Остаётся только начальник охраны Трауб с ротой, и шифровальщики для связи с Рейхом. Контингент весь будет на тебе. Если дело выгорит, я тебя не забуду, мой друг. Вот, держи, здесь твоё жалование с премией. – Он отдал обермайору холщовую сумку защитного цвета и протянул руку для прощания.

– Герхардт, друг. Позволь одну небольшую просьбу?

Штурмбанфюрер вопросительно наклонил голову.

– Тут неподалеку постоянно воют волки. Прикажи Траубу, пусть солдаты с собаками переловят или перестреляют их. Получится?

– А, – ухмыльнулся Ленц. – В посёлке есть одна из этих, знаешь, что «бегают с волками». Только мы её так и не вычислили, – пользы особой от неё даже в перспективе не вижу. Ладно, прикажу. Не скучай, я вернусь.

Он вытянул руку в салюте:

– Хайл Фюрер!

– Зиг хайл! – гаркнул Фауль.

Через час по дороге потянулись грузовики и легковые автомобили с айнзацкомандой. Обермайор и не знал, что у них столько техники. Впереди ехала тяжелая бронемашина ADGZ, в середине ещё одна, за ней ЗСУ «38», а замыкал колонну танк Pz. Kpfw IV, «четвёрка». В первый раз обермайор видел на солдатах и офицерах в машинах полевую серо-зелёную форму.

Тихая Гудрун накрыла на стол. После завтрака комендант подсчитал наличные средства. Он никогда не видел вживую столько рейхсмарок. Вместе с интендантом они сели на мотоцикл, и к обеду Фауль вернулся в посёлок на новеньком черном «опеле».

После обеда Трауб повел роту в лес. Собаки вскрыли место лёжки волков, и с полчаса оттуда раздавалась стрельба. На грузовике привели и бросили у ворот семь волков – облезлых, кожа да кости.

– Из таких ни чучело набить, ни шкуру выделать, – сказал Трауб. До войны он был заядлый охотник. Ведьмы ходили к воротам смотреть.

Вечером, во время ужина, повесилась одна из женщин, у которой был маленький ребенок. Ханна Рисвик, из крестьян.

– Всю её стаю перебили, – сказал кто-то из женщин, когда выносили тело. Двухлетний мальчик с плачем цеплялся за руку матери. Фауль приказал интенданту сообщить семье, и уже на следующий день приехавшие на подводе родственники забрали и тело, и ребёнка.

Гудрун ходила пришибленная, и если не было работы по дому, безвылазно сидела в своей комнате. Часто шли октябрьские дожди.

Однажды после завтрака Фауль увидел, что за последнее время девушка похорошела. Исчезли прыщи, волосы налились силой, начала оформляться фигура.

– Вот что, – сказал он. – Собирайся. Поедем в город, купим тебе обновок. Вот твоё жалование, как экономки. А не хватит – я добавлю.

От Ленца не было никаких вестей, хотя по дороге время от времени проносилась машина с курьером к связистам айнзацкоманды под горой. Так наступила зима.

Однажды вечером, когда Фауль с повзрослевшей Гудрун играли в карты в столовой, распахнулась дверь, и ввалился Ленц в серой, засыпанной снегом шинели.

Фауль вскочил.

– Дружище, – крикнул Ленц, мельком взглянув на Гудрун, – встречай гостя!

Он прошагал прямо к коменданту и шепнул:

– Видел когда-нибудь чешую дракона?

Обермайор взглянул в его ладонь. На чёрной коже перчатки лежала очень тонкая круглая пластина размером с талер. Пластина была золотой.

 

1

Кроме Симона в мастерской рабби Лева сегодня трудились всего два ученика: мальчишки лет восьми-девяти. Они сидели в дальнем углу помещения, тихонько шушукаясь. Их гончарные круги время от времени поскрипывали. А больше ничего не нарушало тишину, и Симон провел последний час почти в дремотном оцепенении. Руки привычно мяли и формовали податливую глину, и одна за другой появлялись новые детали дипломного гойлема. В общем-то, лоток для обжига был уже полон, и работа близилась к завершению.

Рабби ворвался неожиданно. Обычно спокойный, даже невозмутимый старик, которого Симон привык видеть из раза в раз, исчез, сменившись совсем другим человеком. Учитель размахивал руками и хватал ртом воздух, глаза его сверкали лихорадочным блеском.

– Включи! – хрипло крикнул он Симону, показывая пальцем на ТВ-панель в мастерской. Парень быстро вытер руку, и щёлкнул пультом, валявшимся неподалёку.

Рабби уселся на табурет, пытаясь отдышаться.

– Там собираются этого выпускать, убийцу!.. – прохрипел он.

Шли новости. На экране симпатичная ведущая, кажется – Лайнен, вроде её ещё недавно повысили, радостно частила в микрофон:

– …процесс реабилитации истинных патриотов отечества, таких, как Варг Рейвиг. К ним, несомненно, относится и обермайор Фауль, в годы войны руководивший программой по изучению и сбережению этнического наследия нашего фюльке. Двадцатого апреля в местечке Герресборг запланировано торжественное открытие бюста Сюльвестра Фауля, а ко дню Конституции городские власти планируют установить памятную стелу в Тролльхавене. И вот сенсационная новость: как нам сегодня стало известно, обермайор Фауль, оболганный врагами и одно время даже разыскивавшийся, как преступник, вовсе и не думал скрываться от правосудия. Получив тяжелую травму в последние дни войны, он впал в кому и все время пребывал в Тролльхавене, в доме своих преданных друзей. Конечно, требуется еще генетическая экспертиза, доказывающая, что это именно Сюльвестр Фауль, но у нас нет никаких сомнений…

На экране возникли две фотографии: чёрно-белая, с офицером в форме Рейха, и современная, изображающая очень старого человека на больничной койке, в переплетении трубок, окруженного медицинскими приборами.

– Этот! – тонко, по-птичьи, воскликнул рабби Лев. – Фауль!

Старик схватился за сердце и начал крениться набок. Симон кинулся к рабби.

– Звоните в скорую! – крикнул он испуганным малышам.

 

2

Отец пришел с работы в синей куртке. Рике обратила внимание, что на рукаве у него вместо модных у молодёжи шевронов с разными символами оказался пришит лишь норвегский флажок. По дороге Ларс забрал Улле из садика.

– Перебесится и вернётся, – сказал отец про Ирму за ужином. – Каждый может сорваться. Наша задача сейчас – быть мудрыми и спокойными. Правильно, дочь?

Рике кивнула, хотя и не была уверена, хочет ли она возвращения мачехи.

– Чёрт-те что творится, – продолжал тем временем Ларс. – Из тюрем взялись выпускать всех подряд!.. В порту народ перессорился, кто говорит, что «волки» спасают страну, другие считают, что они заигрались в опасные игры. Все уже сами волками смотрят. Подозревают друг друга, чуть ли не предателей ищут.

– А ты как думаешь, пап?

– Если те, кто затеял это дело, не понимают, что натворили, то они идиоты, Ри. А если понимают – то уже преступники. Ведь они стравливают людей между собой, дочь, а такие вещи бесследно не проходят.

– Пап, слушай, – наконец, решилась Рике. – Помнишь, когда Улле потерялся? Хочу рассказать кое-что. Что мне помогло его найти.

– Ну, – промычал отец, жуя.

– Я когда его собралась искать, на телефоне высветился маршрут. Я по нему его и нашла.

– Подожди, – Ларс взял со стола сотовый дочери. – У тебя на телефоне? Как в навигаторе?

– Ну да.

– Ничего себе! Ты хоть понимаешь, что Улле тогда не случайно потерялся? Кто-то подстроил эту ситуацию! – Ларс потыкал пальцем в экран, и положил трубку Рике обратно. – Ты почему же молчала?

– Пап, ну, я думала, что вдруг это магия. Может, госпожа Лунд помогает. Помнишь, ещё у тебя спрашивала про колдовство?

– Постой, постой! – Ларс хлопнул ладонью по столу. – Ведь ты нашла Улафа во дворе этой Илзе? Почему я сразу не сообразил?

– Вот, я и думала, что это знак!..

– Какой знак, дочь? Чем эта женщина тебе запудрила мозги? Тут есть только один верный знак – надо звонить в полицию!..

– Подожди, – вскочила Рике. – Она же очень больна! Зачем полиция? Ты что?

– Хм, – поостыл Ларс. – Ну да. Мне она показалась хорошей женщиной. Но это же всё объясняет. Она заболела, в голове у неё помутилось – вот и пыталась тебя втянуть во что-то. Хорошо хоть вы не успели влезть в реальные неприятности. Нет, Ри, тут надо разобраться. Давай сегодня не будем пороть горячку, а завтра я приду пораньше, и мы к ней вместе сходим. Вопрос нешуточный.

У Рике немного отлегло от сердца.

– Давай. Кстати, помнишь, ты говорил, что Ирма куда-то убрала старые фотоальбомы? Поищем их сейчас?

– Легко. Кажется, я даже знаю, где они.

После ужина отец залез на табурет, и зашарил по антресолям у входной двери.

– Вот они, все здесь, – он торжествующе сгрузил на руки дочери с десяток разнокалиберных альбомов. – Можем сейчас как раз сесть и посмотреть.

Разглядывая фотки с дедом и бабушкой, Рике вновь ощутила тягостное чувство внизу живота – словно внутри ворочался плотный противный комок. Господи, что же это такое-то?

 

3

Всё изменилось, и совсем не так, как представлял себе Валид.

В своих мечтах он становился всесильным хозяином целого района, а то и всего города. Чёрная повязка на лбу и борода, как символ власти, подкрепленные висящим на груди автоматом. Множество преданных последователей, готовых повиноваться каждому его приказу. Любые женщины на выбор – как и положено крупному полевому командиру.

И, конечно, он смог бы взрывать дома – где и когда захотел.

Но бездарные глупцы все испортили. Напали, когда у движения не было ещё достаточно сил: ни поддержки, ни одобрения они не получили.

Теперь Валид, который был ни сном, ни духом к бездарной акции боевиков, прячется в подвале у соседей, потому что отец решил, будто его причислят к сочувствующим калифату. А ведь и правда могут. В «Макрональдсе» люди видели, как он разговаривал с боевиками. И вместе с имамом его видели…

Лучшим выходом было бы уехать в Сведен, где позиции шариан, наоборот, стали сильнее после терактов – местные мигранты сами вычислили и повязали «чёрных», не дав им развязать бойню и настроить против себя население. Валид предлагал отцу такой вариант, но старый осторожный араб рассудил иначе:

– Давайте не будем суетиться и переждем эти времена спокойно. А ты, сын, пока укроешься у наших друзей.

Укрыться было правильным решением – например, Валид точно знал, что братья Олафсены вступили в «Лесные Волки», и не сомневался, что при первой встрече бывшие дружки сдадут его в полицию.

Валид залез на стул и тоскливо посмотрел сквозь давно немытое подвальное оконце на свой дом на той стороне улицы. Приятели разбежались, попрятались, как крысы. А он сидит под домом у друзей отца, босна Имрана и его жены Дужицы, бежавших из Сребнии в девяностых. Сидит, будто он сам калиф крыс.

Дверь их дома открылась, и на улицу выскочила Фарида. Родители сказали ей, что старший брат уехал учиться в Сведен, и Фарида уже нарисовала ему две смешных открытки со смайликами и сердечками. Имран принес их вчера вечером, вместе с ужином.

– Ничего, – сказал хозяин дома, глядя, как вздыхает Валид над тарелкой. – Зато ты в безопасности. Подожди пару месяцев – всё уляжется, и спокойно объявишься. В Сребнии во время войны люди годами прятались, так что ты ещё в выигрышном положении.

Валид опять посмотрел в оконце. Фарида стукала резиновым мячиком о мокрый после дождя тротуар, только брызги летели. Со стороны дома Имрана подъехала и припарковалась белая «ауди», закрыв Валиду обзор. Кто-то вылез, перешёл улицу, вернулся, сел в машину. «Ауди» уехала. Фариды перед домом уже не было.

 

4

– Представляешь, лежит такая туша серого цвета, размером с небольшую скалу, – оживлённо рассказывал Ленц после четвёртой рюмки прекрасного киршвассера, который он привез с собой. – Абсолютно сливается со скалой. За тыщу лет оброс налётом, чуть ли не мхом. Холодный, как камень. Не дышит.

Фауль вертел в руках золотой кругляш. Ленц подарил ему чешуйку дракона «на память о нашей дружбе». Пластинка была очень лёгкой, но в ней чувствовалась стальная крепость.

– Мы сначала побаивались его трогать. Но потом осмелели. Его можно двигать, катать, ворочать. Зверю все равно. Вот. А на полу пещеры, под ногами что-то позвякивает. Оказывается, с него всё время чешуя потихоньку отслаивается, а новая нарастает. Фон Кляйн поднял одну чешуйку, потер рукавом: смотрите! А она золотая, Сюльве. Майн Готт! Получается, если зверюгу почистить – он золотом будет гореть! Но мы, конечно, не стали пока.

– Сколько ж он весит? – спросил обермайор, подливая в рюмки. Ленц определенно знал толк в напитках. Крепостью киршвассер не уступал шнапсу или аквавиту, а на вкус был, как вишнёвая вода.

– Тонн двенадцать, по нашим прикидкам. Бирге сказала, он еще детёныш, лет сто ему было, когда уснул. – При упоминании Бирге штурмбанфюрер взглянул наверх, где сидела заплаканная Гудрун.

Они оба, конечно, опешили, когда Ленц ввалился в дверь, как обычно, без стука. Но, как только эсэсман принялся раздеваться, отряхивая снег, девчонка бочком подобралась к нему и тоненьким голоском поинтересовалась:

– Герр Ленц, а мама приедет?

Штурмбанфюрер вздохнул:

– Боюсь, вы не скоро увидитесь, девочка. Она в группе по изучению животного. Порой подкидывает нам сведения. Но из неё приходится всё прямо клещами вытягивать, – он засмеялся, и посмотрел на Фауля, приглашая вместе повеселиться над удачной шуткой. Методы работы эсэсманов были хорошо известны.

– Герр комендант, я принесу на стол, а потом можно, поднимусь к себе? – в голосе Гудрун звенели слёзы.

– Да иди, – обермайор махнул рукой. – Я сам принесу.

– Жаль, Рождество позади, – сказал Ленц, вытаскивая из портфеля бутылки. Он впервые на памяти Фауля появился в серо-зелёной полевой форме. – Но мы всё равно хорошенько напьёмся, а Сюльвестр? Как в старые добрые времена. Помнишь первую ночь в Тролльхавене? Со злюкой фон Кляйном не повеселишься.

– А как справились с этими, из Ордена Дракона?

– О, – снова оживился задумавшийся Ленц, – это история была. Они окопались хорошо, сидят себе в горах, там целая деревня. Ведет туда одна узкая дорога, всё простреливается. Мы-то на рожон лезть не стали, послали вперед две роты ребят из норвегских эсэсманов, знаешь, этих, из «Народного единения». «За Фюрера, за Дойчланд, скорее на Восточный фронт, в нас горит германский дух!», – трубным голосом пропел штурмбанфюрер и снова засмеялся. Фауль тоже улыбнулся, только улыбка вышла кривоватой. Хорошо придумали – кинуть вперед необстрелянных пацанов.

– Тем более они к местным условиям лучше приспособлены, – продолжал Ленц, и принялся активно жестикулировать, изображая бой. – Мы тоже не дураки – заранее послали наверх горных егерей, они даже пушку с собой затянули. Ну вот, парни из «Норвега» ломанули вперед, стрельба, пальба, дым столбом, прошло полчаса – и тишина. Все полегли. Но наши егеря за это время огневые точки выявили, и давай из пушки по ним лупить. Вроде всё стихло. Тут наш танк вперёд двинул – бах, прилетает ему, подбили, хорошо, хоть экипаж выскочить успел. А дальше так – егеря ещё из пушки добавили, и сигнал дают: вперёд! Тут уже наши пошли, не эти сопляки, а в ответственный момент горные егеря обороняющимся на головы сверху посыпались. И знаешь, что самое интересное? В конце боя человек с десять этих защитничков в пещеру к зверю кинулись. Без оружия, только штыки в руках. Щекотать они его, что ли, пытались? – Ленц усмехнулся. – Разбудить его невозможно, а шкура такая, что не только штык – пуля не пробьёт. Последнего у самого дракона подстрелили, унтерштурмфюрер из «Норд» за это получит Железный крест, первой степени. Да, кстати!

Он взял портфель и вернулся к столу.

– Сначала к делу. Я прибыл в том числе и с инспекцией. У тебя всё нормально?

Обермайор рассказал про случай с повесившейся.

– В остальном порядок.

– Знаешь, – Ленц потер подбородок. – Я бы считал проект «Герресборг» провальным. Ничего особенного мы не добились с местными ведьмами. Выяснилось, что в подавляющем большинстве случаев всё зависит только от предрасположенности. Мороки – да, но с ведьмами они не связаны. Но! Дракон! Одно это достижение с лихвой искупает все остальные неудачи. В Берлине с большим интересом следят за нашей работой, сам фюрер получает еженедельную сводку. Поэтому, – он достал какие-то бумаги, – я подготовил представление тебя к Железному кресту второй степени, – эсэсман передал бумаги Фаулю, а сам наполнил рюмки.

Комендант благоговейно рассматривал представление. Определённо, оно открывало перспективы!

– И еще один приятный момент. Я выбил для тебя отличный дом, из построенных на Крае. Офицер рейхскомиссариата отозван в Рейх, а жильё пустует. Так пусть же там поселится мой друг Сюльвестр!

Обермайор оторопело смотрел на него. Ленц засмеялся, довольный произведённым эффектом:

– Прозит!

Выпили ещё.

Штурмбанфюрер показал из портфеля краешек чёрной кожаной папки

– А у меня новый проект. Информация из первых рук. – Он доверительно наклонился к Фаулю. – Оказывается, наши друзья румыны уже давным-давно знают секрет, как сделать человека бессмертным существом! Называется такая тварь «стригой». Многие румынские дворяне стали в свое время стригоями, чтобы продлить жизнь. Вот так фокус. А с союзниками – то есть нами, они делиться этой информацией не хотят! Но наши очень хорошие друзья мадьяры из Трансильвании нам всё рассказали. Фон Кляйн оправил меня с отрядом учёных проверить технологию, ведь лаборатория у нас только здесь.

– И как же сделать человека этим, как его, стри… – спросил уже изрядно захмелевший комендант.

– Стригоем. Не поверишь, – Ленц сделал страшные глаза, – кровью человеческих младенцев! Ха-ха-ха-ха!

Расстались далеко заполночь, ещё успев поорать и народных, и армейских песен. Обермайор рухнул на постель, не снимая сапог, а в стельку пьяный Ленц, подойдя к машине, уже выглядел предельно собранно. Он завёл мотор и укатил к горе.

Как обычно после пьянки с Ленцем, голова не болела. Утром Фауль развлекался постановкой мороков. То Гудрун не могла найти вход в столовую и, жалобно причитая, бродила вдоль гладкой с виду стены, то не могла найти уже самого Фауля, и бегала по дому с криками:

– Герр комендант, завтрак! Герр комендант! Да где же вы!

Потом Фауль тренировался с крысами. Грызуны по его приказу уже строились в каре и развёрнутую фалангу, рассыпались по углам и водили весёлые хороводы. С умением пришло понимание, что можно даже не свистеть – и они всё равно тебя будут слушаться. Девчонка, прижав руки ко рту, смотрела на забавы хозяина. Таких высот ей достичь не удалось.

Обермайор сам разрешил своей экономке есть за его столом, чтоб не принимать пищу в одиночестве. Гудрун развлекала его байками из сельской жизни, а как-то раз, забывшись, начала рассказывать о простом женском колдовстве. И вдруг испуганно посмотрела на Фауля. Тот кивнул – продолжай.

– Меня интересует, знаешь ли ты еще полезные секреты? – спросил он благосклонно.

Девчонка задумалась.

– Знаю, как забрать у ведьмы ее силу, – нерешительно сказала она. – Но вам это не пригодится.

– Почему же?

– Там страшное. Нормальные люди такого делать не будут.

– Ты говори, а я сам решу, страшное, или нет.

– Вот, значит, – запинаясь и смущаясь, сказала Гудрун, – чтобы забрать силу ведьмы, нужно её это… мм-мучительно убить. Связать руки и ноги, завязать глаза и рот, мм, чтоб она не сумела вас п-проклясть. И кровь, например, выпустить. Много маленьких порезов сделать. Или забить мм… до смерти, но не быстро, а чтоб подольше м-мучилась. Вот.

– Понятно, – комендант промокнул рот салфеткой. А ведь это и правда может оказаться полезным, подумал он.

Однажды вечером Фауль поднялся в её комнату. Как ни странно, после Бирге на женщин его больше не тянуло, а то недолго Гудрун носила бы свой цветочек. Что-то Бирге с ним сделала, ведьма. Девчонка писала при свете лампы. Увидев его, она быстро прикрыла свою писанину рукой.

– Так ты и писать умеешь? – удивился обермайор.

– А то, – насупилась она, – грамоте обучена.

– Дай сюда, – велел Фауль. Гудрун не посмела ослушаться хозяина.

Это был настоящий дневник. Она записывала, что делала днём, что произошло. Ну хоть у девчонки хватило благоразумия не писать о нём, или о приездах Ленца, например.

– Всё равно это лучше сжечь, – сказал комендант.

Гудрун мелко закивала.

– Я сожгу, – тихо сказала она. – Позвольте только ещё раз перечитать, чтоб запомнить.

– Хорошо. Потом сжечь обязательно.

– Как прикажете, герр Фауль.

– Пошли играть в карты.

– Одну минуточку, герр Фауль, я сейчас приду.

Где же девчонка берёт тетради для записей? – подумал он. Наверно, когда с интендантом в город мотается.

Наверху сердитая Гудрун спрятала тетрадку под матрас.

– Сожги! – пробормотала она. – Ага, щас!

Настал март. Снег, перемежавшийся дождём, сменился постоянными ливнями. Как-то Фауль взял свою экономку в Тролльхавен и купил ей у ювелира маленькие золотые серёжки и тонкую цепочку на шею. Девочка превращалась в девушку, становясь привлекательной. В тот вечер счастливая Гудрун летала по дому и словно светилась изнутри. Подбежав к коменданту, она чмокнула его в щеку, и умчалась, зардевшись.

За зиму у старого еддея умерли ещё мальчики, и он остался с двумя последними учениками. Они выводили старика во двор, когда светило редкое солнце.

Ведьмы настолько обжились, что пели по вечерам песни, отмечали праздники, украшая поселок, и пекли на кухне столовой вкуснейшую выпечку. Фауль даже отправил Гудрун учиться этому хитрому ремеслу. Родственники ко всем приходили исправно, принося домашнюю еду с окрестных ферм.

«Отпустил бы их Ленц, и дело с концом», порой думал обермайор. Но, видно, у эсэсмана на ведьм ещё были планы.

Когда стало потеплее, Фауль стал готовиться въехать в свой новый дом на Крае. Нужна была мебель, посуда, кухонная утварь, постельное бельё и полотенца, да мало ли что. Он велел Гудрун продумать список покупок.

Ленц заезжал редко, как правило – забирал одну из ведьм, и вечно был чем-то озабочен. Весёлые попойки сошли на нет.

Но в конце марта сорок четвертого в его обычной манере он завалился без стука, с порога заорав:

– Фауль! Сюльвестр! Где ты, чёрт тебя дери!

Обермайор выскочил из ватерклозета, куда только зашёл, подтягивая сползающие брюки.

– Ну и вид! – захохотал Ленц. – Сюльве, дружище, я уезжаю. Забираю у тебя Ину Фредриксен, ту, молоденькую. Едем далеко, поэтому вот расписка для родственников, – он вручил Фаулю бумагу. – Задание секретное, так что можешь пожелать мне лишь ни пуха, ни пера. – Он снова засмеялся, глядя на растерянного коменданта, сам же ответил:

– К чёрту!

Штурмбанфюрер вскинул руку в прощальном салюте, щёлкнул каблуками, и выбежал на улицу. Выглянув в дверь, комендант увидел лишь удаляющийся под холодным дождем «хорьх».

… Дракона грузили днём. С помощью сложной системы блоков Зверя извлекли из пещеры и уложили на платформу, сконструированную специально под его двенадцатитонную тушу. Там люди фон Кляйна сноровисто укутали его брезентом, затем рабочие айнзацкоманды сколотили боковые щиты и спрятали ценный груз под крышкой.

На всем протяжении пути до Бергена, куда транспортировали дракона, жителей выселили из пятикилометровой зоны вдоль дороги. Через каждые пятьдесят метров стоял часовой оцепления.

В Бергене ждал транспорт, замаскированный под холландский рыболовный корабль «Voorbode». На нем Зверя малым ходом, держась ввиду побережья, хотели доставить в Денмарк. В небе свирепствовала авиация Островов, поэтому такой план сочли наиболее целесообразным.

Любящий поболтать Ленц в пути разговорился с Иной Марией Фредриксен, которая, как выяснилось, неплохо знала немецкий.

– Что вы слышали о драконе, фройляйн?

В нескольких словах Ина Мария объяснила, что ничего.

– Странно. А фрау Бирге Бё указала на вас, как на необходимую ей помощницу. Ну да ладно. Знаете ли вы, в каком судьбоносном деле придется участвовать?

Девушка покачала головой.

– Как вы относитесь к фюреру?

Ина Мария захлопала в ладоши:

– Я обожаю фюрера, – защебетала она. – Он такой душка! Так любит детей и животных! Он принес нам свободу!

Ленц с подозрением покосился на неё.

– Ну, раз вы так его любите, значит, вам доставит удовольствие знать, что ваша миссия – сделать его непобедимым. Мы недавно выяснили, что детская кровь может продлить существование человека и сделать его… гм, сильнее. На Восточном фронте наши медики уже наладили бесперебойные поставки детской крови неполноценных народов для раненых солдат Рейха. Поскольку дракон, как выяснилось, тоже детёныш, молодая особь, учёные из Института крови в Вене взялись с его помощью сделать фюрера, без преувеличения, полубогом.

– Какая прелесть, – умилилась Ина Мария. – Вы представить себе не можете, как я этому рада!

На полпути к Бергену штурмбанфюрер повстречался с колонной и передал Ину Марию фон Кляйну. Перекинувшись с начальником парой слов, он укатил обратно в Герресборг, продолжать работу в лаборатории.

Девушку определили в офицерский автобус, где ехала Бирге. Днём колонна двигалась по дорогам, вечером останавливалась на ночлег. Как только женщины оказались в комнате одни, Ина Мария прошептала:

– Ты знаешь, как его разбудить?

– Нет, – шепнула уголком рта в ответ Бирге. – Зато я знаю, как сделать кое-что другое.

– А я зачем?

– Ты хорошенькая. Будешь отвлекать охрану.

При погрузке ночью в бергенском порту Бирге настояла, чтобы Зверя уложили на бок. Хоть он и спит, но переносить морскую качку так будет легче, объяснила она фон Кляйну. Дракона уложили на бок (показалось тёмно-красное брюхо), накрыв сверху палубой с каютами. Бирге и Ину сразу поселили на судне – как неоценимых помощниц в обращении с драконом.

Вход в трюм к зверю круглосуточно охраняли двое часовых.

Все работы проводились в обстановке строжайшей секретности.

Двадцатого апреля 1944-го года в 8:39 утра корабль «Voorbode», пришвартованный у набережной в центре Бергена, взорвался. Сила и мощь взрыва были таковы, что возникла волна под сотню метров, которая рухнула на город, словно океанское цунами. Она сметала всё. Несколько кораблей выбросило на берег. Вдоль зоны разрушений у порта возникли пожары. Десятки домов сгорели. Погибло почти двести человек, в том числе вся группа фон Кляйна, жившая в портовой гостинице. Тысячи пострадали.

Командование дойчей утверждало, что это диверсия Сопротивления.

Никто никогда не узнал, как утром, пока Ина Мария морочила головы часовым, Бирге посыпала кое-что в их эрзац-кофе. Опоив солдат, женщины спустились в трюм.

Внутри Бирге подняла штык, взятый у часового.

– Для тебя, Гудрун, – прошептала она. – Помни обо мне.

И вонзила острый металл спящему Зверю прямо в мягкое подбрюшье.

Туда, где живёт огонь.

 

1

Живот у Рике крутило и тянуло уже с утра, но она не стала отказываться идти с отцом к Илзе. А то получилось бы, что она типа спряталась, отправив папу решать проблемы за неё. И вообще.

Помня Ирмины наставления, она сунула в трусы прокладку – на всякий случай.

Чёрного «лексуса» Селин перед домом не оказалось, и Рике облегченно выдохнула. Может, уехала, а они тогда быстренько повидаются с Илзе, и уйдут, пока Селин ещё нет. Рике ждала, что дверь откроется перед ней, как обычно – но нет, пришлось звонить и с минуту топтаться на крыльце.

– Если Илзе лежит в постели, ей может быть трудно вставать, – сказала Рике отцу. – Я пойду загляну в окно, вдруг она спит, а мы названиваем.

– Давай, – кивнул Ларс, и тут дверь наконец распахнулась.

С порога на них удивлённо смотрел высокий темнокожий мужчина в джинсах и зелёной водолазке. Губы его разошлись в улыбке, открыв крупные белые зубы.

– Вы к маме? – спросил он. – Мы просто никого не ждали.

Рике мужчина сразу понравился, в отличие от вредной Селин.

– А вы Тур? – она протянула ладошку. – Я Эрика, а это мой папа. Мы с госпожой Лунд друзья.

– Ларс, – представился отец.

– Проходите, – Тур посторонился. – Мам, к нам гости! – крикнул он в коридор.

– А Селин уехала? – опасливо спросила Рике, разуваясь.

Тур засмеялся.

– Значит, это про тебя она говорила. Да, уехала, теперь я поживу здесь месяц-другой.

– А что говорила Селин? – Ларс повесил куртку на вешалку и ждал, когда его пригласят в дом.

– Да так, ерунду. Она не любит незнакомых людей, не обращайте внимания.

Тур прошел к гостиной, и показал рукой:

– Сюда.

Ларс с дочерью уселись на софу, а через полминуты вошла Илзе. На ней топорщился мохнатый розовый халат, и Рике показалось, что она стала меньше ростом, хотя выглядела госпожа Лунд довольно бодро.

– Гости! – всплеснула Илзе руками. – Здравствуйте! Тур, тащи кофейник и выпечку!

Ларс привстал, и легонько пожал ей морщинистую ладонь.

– Дайте я угадаю, господин Тьоре, – с места в карьер начала Илзе. – Вы смущены странными высказываниями Эрики, не так ли? Дочь вдруг заявляет, что якшается чуть ли не с нечистой силой, и вы переживаете за её психику. Поскольку инициатором, или как минимум, соучастником, этой суматохи оказалась я, то вы и наведались сегодня ко мне, чтобы разобраться? – она довольно засмеялась, глядя на растерянного Ларса.

Тур внёс и поставил на стол поднос с кофейником и разными вкусностями на маленьких тарелочках. Налив ароматный напиток в чашки, он пристроился рядом с креслом Илзе на стуле.

– Не совсем так, – Ларс быстро пришел в себя, и взял в руки чашку. – Кофе превосходный, – похвалил он. – Но всё же, некоторые сомнения у меня были.

– Помилуйте, Ларс, мы же взрослые люди, – Илзе подмигнула Рике. – Ваша дочь – прекрасная девушка, только порой излишне впечатлительная. Не скрою, я показывала ей некоторые медицинские и психологические приёмы, подходящие для её уровня, но исключительно, чтобы Эрика могла защитить себя. Время нынче неспокойное.

– Простите, Илзе, а где Арахис? – влезла Рике. – Что-то его не видно.

– А, так ты не знаешь, – улыбнулась женщина. – Он в начале весны каждый год улетает на Острова. В Империи у него куча родни. К маю вернется. Берите ещё крекеры, вот эти очень вкусные.

Рике потянулась, но взяла не печенье, а фотоальбом Илзе с журнального столика, уже несколько раз ею смотренный. Толстый том открылся посередине. Живот у Рике вдруг заныл с новой силой, словно кто-то пнул в пах. Она застонала, сложилась пополам и уронила альбом.

Отец обхватил её, не дав свалиться на пол, Тур уже трогал прохладной ладонью лоб, а Илзе, кудахча, совала стакан с водой.

– Позвольте, я врач, – сказал Тур Ларсу Тьоре. Он осторожно уложил Рике на софу. Илзе тут же присела рядом, легонько прощупывая живот.

– Выйдите, мальчики, – распорядилась она.

Ларс и Тур ушли на кухню. Отец побледнел и оглядывался, но Илзе ободряюще кивнула: мол, все будет в порядке.

– Что с циклом? – спросила она у Рике.

Девушка облизнула пересохшие губы.

– Пока не начался.

Наставница хмыкнула.

– Значит, вот-вот. Дома не скачи, ляг полежи. Больше пей воды. Пару дней может быть недомогание – отпросишься в школе. Если будут сильные боли, выпей обезболивающего. В принципе, всё. На, попей водички ещё. – Она протянула Рике стакан.

Заглянул Ларс:

– Дочь, ты как?

– Везите её домой, – скомандовала Илзе. – Женское недомогание, знаете ли.

– Недомогание?

– Эрика скоро станет девушкой, папаша, – разъяснила госпожа Лунд. – В больницу не надо, пусть просто отдохнет.

– Аа, – Ларс взъерошил волосы, ошалело глядя на Рике. – Извините, сразу не понял.

Илзе вышла их проводить.

– Займи себя чем-нибудь, – строго сказала она Рике. – Так легче перетерпишь. Поздняя менструация – как заржавевший кран, сначала может идти туго, но потом пробьёт.

Рике вздохнула.

– Я как раз порисовать хотела, но всё руки не доходили.

– Ну вот, теперь дойдут.

В доме Тур поднял с пола раскрытый фотоальбом. С чёрно-белого фото на него смотрели смеющиеся Морские Псы.

 

2

– Сколько это ещё будет продолжаться? – шепот Фриты заставил Магрит вздрогнуть.

– Тихо! – прошипела она.

Внизу скрипнула дверь – Гудрун вышла.

Женщины на цыпочках сбежали по лестнице.

Магрит выглянула в щель между листами фанеры, прибитыми к оконной раме. Белая «ауди» Гудрун зафырчала двигателем, и через несколько секунд тронулась от тротуара соседнего пустого дома.

– Что за вопросы? – зло повернулась Магрит к Фрите. Теперь можно было не шептаться. – Вроде всё обговорено. Ты сама хочешь таскать детей к Хозяину?

Фрита молча смотрела на неё.

– Вот и скажи спасибо, что этим занимается старуха, а не ты!

Голос Фриты зазвенел.

– Я так не выдержу!

– Ну, ну, спокойно, – Магрит обняла девушку. Фрита прижалась головой к её груди. – Скоро мы будем свободны. Семнадцатого мая Фауль «выйдет из комы», и у него появится куча других помощниц. Потерпи ещё немного, хорошо?

Фрита вздохнула и сильнее прижалась к Магрит.

– У меня, кстати, родственница погибла в Герресборге, – задумчиво сказала Магрит. – Двоюродная бабка.

– Ее убили? – Фрита посмотрела на начальницу блестящими глазами.

– Да вроде нет. Говорили, повесилась. Тяжело там было.

Магрит переступила ногами и раздраженно пнула лежащий на полу молоток. Звякнули рассыпанные гвозди.

– Валяется тут что попало!

… На следующий день Рике стало получше. Она выкинула очередную напитавшуюся прокладку, мельком представив, как шлёпнула бы её на стол перед мачехой, чтоб испортить ей аппетит. Такая маленькая месть за унижения. Хотя Ирму, пожалуй, так легко не проймёшь. На лоб надо прилеплять.

«Когда женщины стали ангелами» висела теперь в её комнате, и Рике каждый день разглядывала картину, замечая новые мелкие детали. Например, сначала она совсем не обратила внимания на траву, которую Мэй дала лишь намёком, но ведь, если всмотреться – кажется, что вокруг стоящей на коленях над саженцем женщины колышется ровный сине-зелёный ковёр.

Она нашла контакт новой подруги и ткнула кнопку вызова.

– Мэй, привет! Не отвлекаю? Ага. Слушай, подскажи, какие карандаши и фломастеры надо купить для рисования? – Рике с минуту послушала. – Поняла, спасибо. Можно, я сегодня вечером подойду, поучишь меня? А, ты занята в кошачьем приюте? Понятно. Лучше завтра? Отлично! Приду обязательно! Спасибо!

Рике выскочила из своей комнаты на лестницу:

– Улле, собираемся! Мы идем в магазин!

Небольшая лавка писчих принадлежностей и товаров для художников находилась совсем недалеко от их дома, на центральной Хокон-Атлантистен. Дождь перестал уже с вечера, и Рике бодро вышагивала за руку с непривычно активным братом. Улаф порывался то в одну, то в другую сторону. В конце концов Рике дёрнула его за руку.

– Так, братец-кролик-медвежонок! Мы сейчас зайдем в один магазин, а потом я куплю тебе чупик! Идёт? Веди себя хорошо десять минут, и будет вкусняшка!

Брат слегка успокоился.

Рике вошла вместе с ним в лавку. «Перо и Шпага», гордо извещала посетителей надпись на витрине. Шпагами, правда тут не торговали, но перьев было полно, каких хочешь – от обычных ручек до дорогущих «паркеров», а также красок, карандашей, холстов, подрамников и прочих нужных творческим людям вещей. Рике поставила брата рядом со стоящим у входа огромным старинным глобусом, и Улле тут же принялся легонько водить пальцем по контурам материков.

Продавщица в лавке – девушка в рваной коричневой футболке с многочисленными колечками в губах, бровях, носу и ушах окинула Рике тяжёлым из-за мрачного чёрного макияжа взглядом, и лениво выдула пузырь жвачки.

– Здравствуйте, – сказала Рике. Мне… вот, – и она отдала продавщице наскоро набросанный список.

– Привет, – протянула та. – Ага, мм, понятно. Щас… – и она исчезла в подсобке.

Рике побарабанила пальцами по стеклянному прилавку, разглядывая стеллажи с товаром.

– Арне! – раздалось на улице, словно каркнула ворона. – Арне!

Рике оглянулась на брата. Улле в магазине не было. Качнулась входная дверь. Ощущение острой опасности ударило девушку под дых.

Время стало ломано-механическим. Рике казалось, что она шагает медленно, словно робот. Переставляя тяжелые железные ноги, она выскочила из лавки. Руки двигались, как на шарнирах. По пустой Хокон-Атлантистен уезжала белая «ауди» с четырьмя соединёнными кольцами в эмблеме.

– Эй, ты куда? – крикнула продавщица, выходя из подсобки.

Мобильник в кармане завибрировал. Рике выдернула его. На экране светилась зелёная линия, наложенная на городские кварталы. Как тогда, в первый раз. «Быстрее на Тибанене», мигала подпись под картой. «Умные часы» на руке Улле не успели бы так быстро показать маршрут – значит, опять магия?

Ускоряясь, Рике кинулась к переходу через улицу – на остановку трама. Перед тем, как время снова ускорилось, мимо неё пронёсся скутер. На водителе был белый шлем, и только джинсы и свитер, без куртки. Он смотрел прямо перед собой, на белую машину, мчащуюся к мосту через фьорд. Чёрная щетина на лице принца из восточной сказки, большие красивые глаза, нахмуренные брови – Валид аль-Хаким преследовал тот же автомобиль, который был нужен Рике.

Сегодня, она это уже знала, их пути с Валетом снова пересекутся.

 

3

В таком хорошем настроении Гудрун не была уже много-много лет. Наверное, со своей второй ночи с Повелителем. Потом всё было только хуже и хуже. Но с недавних пор начало быстро налаживаться, а сегодня дела шли просто, как по маслу.

Девчонку, игравшую на улице с мячом, она заметила сразу. Поставила машину так, чтобы можно было запихнуть ребенка на заднее сиденье, подошла и придушила маленькую семитку двумя пальцами. Сунула её в машину, кинула на лицо шарфик, смоченный эфиром – пусть дышит, начнет приходить в себя, и снова вырубится.

На улице было пусто, никто даже не выглянул в окно. Выскочившего, когда её «ауди» уже тронулась, из подвала дома напротив юношу Гудрун не заметила. Валид, пометавшись секунды три, вскочил на бронзовую «ямаху» Дужицы, жены Имрана. Скутер, сделанный под ретро, резво газанул с тротуара. Валид на ходу застегнул ремешок белого шлема под подбородком – сейчас только не хватало, чтоб его остановила полиция. Он мчался за белой «ауди», но понемногу отставал.

А чудеса для Гудрун еще не кончились. На Хокон-Атлантистен, стоя на светофоре, старуха заметила, как из маленького магазинчика вышел мальчик с каштановыми волосами. Он повернулся в её сторону, и сердце Гудрун затрепыхалось в груди. Она узнала сына, хотя видела в последний раз, когда ему был год, зимой сорок седьмого. Хозяин не обманул! Он действительно может вернуть ей прошлое! Её молодость и силу! Забыв обо всём, старуха распахнула дверцу.

– Арне! – крикнула она хрипло, выскакивая на дорогу. – Арне, сынок!

Мальчик смотрел мимо неё, будто и не видел вовсе, но Гудрун это не остановило. Конечно, она так изменилась! Как же он узнает её через столько лет? Но ничего, Хозяин все поправит. Перебежав улицу, она схватила сына в охапку, и сунула его на пассажирское сиденье, наскоро пристегнув. Как раз загорелся зелёный, и Гудрун нажала на газ, спеша попасть «домой», в жёлтый двухэтажный коттедж, который теперь был её единственным убежищем и пристанищем.

Через полминуты, уже на красный свет, за ней пронесся Валид, которого и увидела выбежавшая на улицу Рике.

Гудрун остановилась прямо у дверей, наплевав на безопасность. Главное – Арне снова с ней. Хозяин вылечит его от апатии и грусти, что разлились в глазах мальчика, разрывая ей сердце. Она открыла дверь дома, потом вытянула сына из машины. Голова его безвольно болталась на шее, глаза невидяще уставились в одну точку. Скоты, что они с ним сделали? Ничего, ничего, главное спокойно. Старуха завела мальчика в прихожую, но вспомнила о лежащей на заднем сиденье девчонке. Негоже бросать её там, вдруг кто увидит. Тогда Повелитель останется без трапезы и будет очень недоволен.

– Стой здесь, я сейчас, – сказала она сыну.

Девчонка так и лежала с шарфом на лице. Гудрун цепко огляделась – вдалеке на скутере катил какой-то парень, курьер или развозчик пиццы. Она вытащила малявку, перехватила поперёк туловища и занесла в дом.

Следовало спустить девчонку в подвал – там её можно пристегнуть к кровати, и она уже никуда не денется. Но Арне в подвал тащить незачем. Гудрун оглянулась на входную дверь – надо закрыть, а то Арне может снова выйти на улицу. Он какой-то сам не свой. Старуха решилась – аккуратно положила девочку на пол, и вернулась к двери, нащупывая в кармане ключ. Но дверь вдруг распахнулась навстречу.

На пороге стоял давешний курьер в белом круглом шлеме. Глаза молодого человека сверкали, руки сжались в кулаки. Взгляд его остановился на лежащей без движения девочке.

– Что ты с ней сделала, тварь? – закричал он, бросаясь к Гудрун.

Она испуганно выставила руки. Горло само выплюнуло чёрное заклятие. Не было времени подготовиться, поэтому заклятье вышло слабым. Валида лишь отшвырнуло на метр, и он повалился на пол, не удержавшись на ногах.

– То же, что сделаю и с тобой, щенок! – прохрипела Гудрун, скрючив пальцы, словно когти для смертельного удара.

Рука Валида нашарила на полу деревянную рукоять. Не думая, он швырнул предмет в жуткую старуху. Молоток попал Гудрун прямо в лоб. Глаз её закатились, и она рухнула плашмя, с глухим стуком ударившись головой о пол.

Валид подхватил на руки Фариду, послушал – дышит! Спит, или без сознания. Мальчишка, показавшийся ему смутно знакомым, все это время спокойно стоял рядом, не делая попыток убежать, или хотя бы закричать. Творец всемогущий, да это же брат Тьоре! И почему он постоянно появляется в самых уродских ситуациях?

Решение Валид принял мгновенно – бросать тут мальчишку с безумной старухой нельзя. Может, он убил её молотком. Или нет. Проверять это не было никакого желания. Бабка точно ведьма – а вдруг очнётся?

– Пойдём, – он перехватил Фариду поудобнее, и поймал мальчика за руку, пока не появился кто-нибудь ещё. – Скорее.

Они выскочили на улицу. Скутер лежал прямо у дверей жёлтого дома. Валид представил, как повезет Фариду на нём. Первый же патруль остановит, сто процентов. Сунулся в «ауди» – двери не заперты. Ключ в замке зажигания. Отлично! На ней и поедем. Валид уложил Фариду на заднее сиденье, посадил мальчишку на переднее, пристегнул его, не зная, что повторяет почти зеркально все действия Гудрун с детьми, потом открыл багажник и кое-как запихнул туда скутер. Повернулся, и тут на него налетела разъяренная Рике.

– Где Улле? – взвизгнула она, вцепившись в свитер.

– Спокойно, – вполголоса проговорил Валид, схватив её за руки. Кисти у неё были тонкие, как палочки. – Он в машине. Всё в порядке.

Валид огляделся. Улица была пустынной, никто не бежал с криками, хвала Всевышнему.

Рике кинулась к передней двери, вытащила брата, увидела лежащую на заднем сиденье Фариду.

– Твою сестру тоже?.. – выдохнула она.

Кивнув, Валид обошел машину.

– Какая-то бешеная карга. Вот из этого дома. Валите отсюда, пока никого нет.

– А старуха?..

– Не знаю. – Валид сам не понял, что его дёрнуло за язык. – По-моему, я её убил. А если не убил, то мы сюда вернёмся. – Он кивнул Рике и сел в машину. Девушка наклонилась к приоткрытому окну.

– Все равно ты мне не друг, – сказала Рике негромко.

Валид промолчал. Он завел машину и, оглядываясь, сдал задним ходом.

Рике заторопилась вслед, на секунду оглянувшись на дом. Она уже столько раз проходила мимо – сначала с Илзе, потом одна, а ещё с Симоном и Тормундом. Ей показалось, что в окне второго этажа мелькнула тень.

– Пойдем скорее, – потянула Рике брата. – Тут остановка недалеко.

 

4

В сентябре сорок четвёртого проект «Герресборг» официально закрыли. Атлантисцы и островитяне высадились в Нормандии, осси наступали по всем фронтам, и любому думающему человеку становилось понятно, что конец войны не за горами. Ещё летом они с Ленцем выезжали в Тролльхавен, гуляли по набережной, ели мороженое с девушками (Фауль брал с собой Гудрун), фотографировались. Казалось – всё хорошо, союзников скоро сбросят в море, фронт развернётся на восток. Но двадцатого июля в Рейхе произошло покушение на фюрера, в котором были замешаны высшие чины вермахта. Тогда вот Фауль окончательно и распростился с мечтой завести себе латифундию на плодородных землях Краины.

Перед оставшимся в лагере контингентом (девять женщин) выступил Ленц, Фауль переводил. Штурмбанфюрер поблагодарил присутствующих за вклад в дело свободы (как он её понимал). Затем из кассы айнзацкоманды каждой была выдана круглая сумма. Комендант распорядился отвезти письма женщин в город на почту, и посоветовал не расходиться, а ждать родственников на месте. Ленц снял охрану и укатил к своей горе.

– Позаботься об этих, – шепнул он обермайору, кивнув на еддейский барак. – А мы завтра здесь всё очистим.

Фауль зашел в покосившееся дощатое строение. «Позаботиться» – значит, поступить на свое усмотрение, решил он.

Старик и два мальчика сидели на нарах. Дети глядели на коменданта со страхом, а рабби Йегуда – со спокойной обречённостью.

– Как вас зовут? – спросил Фауль мальчиков.

– Лазарь, – ответил старший.

– Лев.

– Собирайтесь, – приказал обермайор.

Он велел интенданту отвезти еддеев в Тролльхавен, детей сдать в приют. Старик пусть выкручивается сам.

– Мы переезжаем, – сказал он Гудрун. – Пакуй вещи.

Их новый дом на Крае, по адресу Адольф Хитлер штрассе, 21, уже худо-бедно обставили мебелью. Жить можно, подумал обермайор. Он подсчитал свои накопления – выходило вполне прилично.

Среди соседей, как ни странно, царило приподнятое настроение. Встреченная Фаулем на улице фрау Гевеке, жена местного гебитскомиссара увлечённо стала рассказывать ему о чудо-оружии, которое скоро остановит осси и союзников и повернет ход войны.

– Я так уповаю на гений фюрера! – патетически восклицала она чуть ли не после каждой фразы.

Приехал Ленц, в этот раз без спиртного, зато с Железным крестом за заслуги, который быстро приколол Фаулю на грудь. Он не стал делиться с обермайором, чем занимается, а вместо этого повез Фауля в ратушу. Там бывший комендант обнаружил, что только что, по протекции Ленца, назначен заместителем главы гражданской администрации по делам малых поселений.

– В вопросах малых поселений у герра обермайора огромный опыт, – веско сказал Ленц главе администрации. Пузатый бургомистр Анеке рявкнул:

– Хайл Фюрер!

Все трое вскинули руки под печальным взором Хитлера с огромного портрета.

– Зачем вы это делаете, Ленц? – спросил Фауль у машины. Штурмбанфюрер натягивал перчатки, собираясь сесть за руль.

– Я друзей не бросаю, Сюльве, – криво ухмыльнулся Ленц. – Жди, на днях заеду, посидим, поговорим. Работы, правда, до чёрта, но на один вечер она подождёт.

Какие «друзья» у штурмбанфюрера, Фауль помнил еще по лагерю. Козлы отпущения на случай неудач. И сейчас эсэсман собирался использовать его втёмную. Обермайор был в этом практически уверен.

Дома, пока Гудрун хлопотала на кухне, Фауль спустился в подвал. Постучал по стенам, посмотрел дверные косяки. Построено на совесть, уж строить-то дойчи из Рейха умеют. Они много чего умеют, эти бы умения да в мирное русло.

Ленц, хоть и обещал заехать, опять запропал.

В октябре, когда осси начали наступление на севере, фольксдойче тихо запаниковали. Кольцо вокруг Дойчланда сжималось, союзники бомбили Рейх ежедневно, не уедешь. Что делать – решительно непонятно. Каждый, как говорится, умирает в одиночку.

Как-то на Фискмаркете, рыбном рынке, местный дурачок стал прыгать вокруг Фауля с Гудрун. Обермайор, одетый в обычную серую форму, привлек его внимание, и придурок тыкал в него пальцем:

– Тебя повесят!.. Тебя повесят!..

Фауль задумался – а ведь повесят. Или расстреляют. Сотрудничество с Морскими Псами – раз. Предательство родины – два. Управление концлагерем – три. Чтоб повесить, им хватит и чего-нибудь одного. Никто даже слушать не будет, что его посёлок – совсем не концлагерь, а Морские Псы с ним или при нём никого и не убили даже. Кроме тех пленных в яме, конечно, но кто про них знает?

В ноябре осси неожиданно остановились, заняв только Финнмарк. Все вздохнули с облегчением, но Фауль прекрасно понимал, что осталось недолго, максимум – полгода.

На одном из хуторов он заказал у кузнеца хорошую кованую решётку. Ночью спустился в подвал, и вызвал крыс. Грызуны начали копать.

Решётку он установил на лестнице. Мороки работали хорошо, Гудрун, вызванная на проверку, не видела выкопанных крысами ям, а если наложить морок на решётку, спускалась в подвал, и поднималась наверх, искренне полагая, что там всего одна комната. Но чего-то не хватало.

Однажды вечером Фауль заперся в своем кабинете и вытащил список контингента Герресборга. Выписав один адрес, наутро он оделся в охотничий костюм, и до света укатил «по делам».

Турхиль-Луиза Сивертсен жила уединённо. Фауль бросил машину подальше, и притаился под низко нависавшей кровлей. Когда «староста» его бывшего контингента вышла кормить своих кур, он зажал бабке рот и нос тряпкой со слабым раствором хлороформа – купить его в аптеке не составило труда. Затащив в хижину, дождался, когда она очнётся.

Связанная по рукам и ногам, с завязанными глазами и ртом мамаша Сивертсен начала мычать и ворочаться где-то через час. Тогда Фауль вытащил из-за пояса молоток, и принялся охаживать им бабку, стараясь, чтобы проклятая старуха не сдохла раньше времени.

– Отдай мне свою силу! – орал он, ломая ей кости. Он, или она – вот как стоит вопрос. Лучше обермайор, чем старая ведьма, уговаривал себя Фауль. Работа есть работа. Нечего было пререкаться со мной на собраниях!

После всего он поджег её жалкий домишко, и вернулся в город к обеду. Никаких изменений Фауль не почувствовал.

Крысы рыли отлично, растаскивая землю по газонам, или бросая её в море. Как-то Фауль прогулялся вниз по улице до рыбацкого квартала.

– Неплохо, неплохо, – сказал он себе под нос, глядя на жёлтое здание бывшего детского приюта. – Здесь как раз никто не подумает.

Той же ночью крысы начали копать туннель. Фауль ездил и покупал по четыре мешка цемента в разных местах – никто не должен подумать, что он ведет масштабное строительство. Грызуны набирали в рот песок и цемент, смачивали их своей слюной (по всему подвалу Фауль предусмотрительно расставил ведра с водой) и сразу бетонировали коробку в новых помещениях.

Административная жизнь замерла: организации и учреждения находились в полупарализованном состоянии, в ожидании скорого неизбежного конца. Даже гестапо не подавало признаков жизни. Лишь жалованье платили исправно.

Январским утром обермайор поймал за руку Гудрун, стыдливо пытавшуюся проскочить в ватерклозет.

– Что там у тебя? Показывай! – потребовал он.

Девчонка показала, зажмурившись от стыда: ворох окровавленных тряпок.

– О, – сказал Фауль. – О.

И отпустил её.

Следующей ночью обермайору не спалось. Ну, спрячется он под домом. Допустим, его даже не найдут. Допустим, Гудрун будет снабжать его едой и всем необходимым. Как долго? Он повернулся на бок и оцепенел.

Возле постели в слабом лунном свете стояла мамаша Сивертсен, глядя с лютой злобой. Она протянула невероятно длинные костлявые руки, вцепившись ему в горло.

– Хррр, – захрипел Фауль, пытаясь освободиться от мёртвой хватки.

Жуткие ручищи проникли прямо внутрь его шеи – обермайор ощущал, что они сжимают чуть ли не трахею. Воздуха катастрофически не хватало, перед глазами потемнело.

И вдруг – всё исчезло.

Фауль вскочил, и забегал по комнате, задыхаясь.

– Ну что, старая ведьма, – прохрипел он в изнеможении, упершись руками в колени, – не взять тебе Фауля!

Утром обермайор помчался в городской Рейхсбанк.

– Поменяйте эти деньги на золото, – распорядился он, суя в окошечко толстые пачки купюр.

– Сожалею, герр Фауль, всё золото уже раскуплено.

Никакого сожаления крысиная морда кассира не выражала.

Ювелиры тоже попрятали всё до лучших времён.

Пришлось садиться на поезд до Осло. В банк он не пошёл – где Гудрун потом будет менять золотые рейхсмарки? Стараясь, не привлекать внимания, Фауль посетил с десяток ювелирных лавок, скупая ценности поменьше и полегче – такие потом можно будет продать без труда.

Он вернулся в Тролльхавен на следующий день. Глупая девчонка обрадовалась его возвращению, и Фауля это почему-то даже слегка растрогало.

Обермайор спускался в подвал, чтобы спрятать ценности, как вдруг понял, чего не хватает на решётке. Какие знаки и символы там нужно разместить, и в какой последовательности. Старая ведьма отдала ему свою силу.

– Слышите, крысы, я король! – закричал он в черный зёв туннеля. Зверьки сновали мимо, занятые работой. – Только вы усердно трудитесь, мои друзья! А остальные трусливо поджали хвосты и сидят по своим норам. Лишь Фауль не боится! Я король крыс! Король Тролльхавена!

И он визгливо засмеялся, запрокинув голову к потолку.

 

1

Двадцать восьмого апреля глубокой ночью приехал Ленц.

– Кончено, Сюльве, – сказал он, пожимая Фаулю руку. – Берлин капитулирует со дня на день. Фюрер застрелился. Скоро и здесь всё посыплется. Надо собираться, в надежном месте близ Хёугланна нас ждёт лодка. Завтра в ночь выезжаем.

Только сейчас, в слабом свете сорокаваттной лампочки, Фауль увидел, сколько на самом деле эсэсману лет. Его лицо изрезали глубокие морщины, штурмбанфюрер был бледен, но собран и спокоен.

– Я переночую у тебя, – сказал он. Заспанная Гудрун быстро постелила в комнате для гостей.

Утром Ленц выглядел опять свежо и молодо, с аппетитом уплетал завтрак и смешил Гудрун шутками из своей жизни.

– Знаешь, что сказали французы, когда мы вошли в Париж? «Ой, вам столик на восемьдесят тысяч человек?». А знаешь, почему офицеры гестапо всегда ходят по трое? Один умеет читать, второй – писать, а третий следит за этими умниками! Ха-ха-ха!

Девчонка с опаской посмеивалась.

– Нам день езды, – шепнул Ленц Фаулю после завтрака. Собери с собой бумаги и документы, какие посчитаешь нужным, две смены белья, ценности. И отправь девчонку на рынок, пусть купит пожрать и спиртного. Сам не маячь, никто не должен думать, что ты уезжаешь.

«Зачем я ему нужен?», – гадал Фауль. – «Ведь не просто так».

День пролетел быстро. Играли в карты, слушали пластинки. Штурмбанфюрер болтал без умолку. Гудрун неуклюже танцевала с ним под Марлен Дитрих.

звучал грустноватый мотив «Lili Marlen».

Как стало темнеть, быстро собрались.

– Я примерно на день, – сказал Фауль экономке. – Завтра вернусь.

– Ну, с богом, как говорят в Остланде, – бросил штурмбанфюрер.

«Хорьх» эсэсмана, сияя фарами, пронесся через маленький сонный Тролльхавен, и выскочил на узкое шоссе. Ленц в отличном настроении насвистывал «Wenn die Soldaten».

– Есть хорошая новость, – со смешком сказал он. – Я выбил тебе в Берлине грандполковника. Они сейчас раздают звания направо и налево – труда не составило. Здесь это уже не играет роли, зато в Аргентине ты будешь звездой светских салонов. Грандполковник Сюльвестр Фауль! Я специально днём не говорил, думал, сделаю сюрприз в дороге, – он хохотнул. – Бумаги на заднем сиденье.

«Ещё один крючок, – думал новоиспечённый грандполковник. – Буду ширмой, за которой Ленц собрался обделывать делишки в Аргентине? Здесь я мог бы стать бургомистром. И даже премьер-министром! Пусть не сейчас, но время придёт. А там буду беглецом и преступником».

– А материал о стригоях, – помнишь, я рассказывал, – сделает нас очень небедными людьми, – и эсэсман победно ухмыльнулся.

Боже, как он бесит. Эти смешки, ухмылочки, похохатывания. А случись что – сразу покажет свой оскал.

– Останови, пожалуйста, Герхардт. Мне надо отлить.

Ленц стал притормаживать, выглядывая удобное место у дороги.

– Герхардт, ты представить себе не можешь, как я благодарен, – сказал Фауль. – Ты столько для меня сделал. И меня уже долгое время мучает вопрос – за что? Чем я удостоился твоей дружбы?

Эсэсман потер подбородок свободной рукой, выруливая к обочине.

– В Берлине у меня был двоюродный брат, Николас. Мы сблизились настолько, насколько могут быть близки два брата. Стали лучшими друзьями. Он погиб на востоке в сорок первом, под Москау. И когда я увидел тебя там, в Грини, я поразился: одно лицо! Голос, походка! Говорят, у каждого человека в мире существует двойник, но чтоб настолько буквально!..

Автомобиль остановился.

– Я быстро, – сказал Фауль.

– Можешь не спешить, – отозвался Ленц, и заглушил мотор.

Тёплая струя ударила в придорожные камни. Значит, вот что. У Ленца ни разу не было женщины – разве бы он не похвастался? Понятно, чем они там с братом занимались. А теперь хочет и меня втянуть, думал Фауль, застегивая пуговицы на брюках. Он отстегнул клапан кобуры и взвесил в руке свой «вальтер». Рукоять удобно легла в ладонь.

– Я надеюсь, что и в Аргентине наша дру… – продолжил Ленц прерванный разговор, заводя «Хорьх».

– Прости, Герхардт, – сказал Фауль и три раза выстрелил ему в грудь через открытую дверь.

Чёрные пятна крови на чёрной форме были совсем незаметны. Эсэсман что-то прохрипел и завалился головой на пассажирское сиденье. Щёгольская фуражка слетела и укатилась в кусты.

«Все началось в дороге, и кончилось в ней же». Фауль глянул на небо – чистый лик луны быстро затягивали тучи. Надо было спешить, чтоб успеть вернуться в город до дождя.

Он вытащил труп Ленца под мышки, и отволок его за скалу. Лаковые сапоги мертвеца прочертили в придорожном песке две борозды.

– Это мой шанс, а не твой, – бросил обермайор на прощанье.

Вытащив из бардачка фонарик, Фауль осветил документы в нескольких папках с заднего сиденья. Вот приказ о присвоении ему звания «грандполковник». Так, тут что-то про Аргентину. А вот мелькнуло слово «strigoi». Удовлетворённый увиденным, он развернул машину.

Подъехав к дому, Фауль быстро перетаскал в подвал папки, коробки и чемоданы. Потом отогнал «Хорьх» за рыбацкий квартал, и там столкнул его с деревянной пристани в глубокие воды фьорда. Начался дождь, светало. Он раскрыл широкий зонт, и зашагал домой, насвистывая «Wenn die Soldaten», мотив которой прицепился в дороге. Мелькнула мысль о том, что Ленц, непогребённый, сейчас мокнет за дорожной скалой, как дохлый бродячий пёс, но грандполковник (грандполковник!) отогнал её, как назойливую муху. Работа есть работа. На то они и Морские Псы, чтобы мокнуть, ха-ха!

– Гудрун! – постучал он в дверь её комнаты. – Вставай, пора завтракать!

– Вы так быстро? – удивилась она, кутаясь в халат.

– Дела закончились быстрее, чем я думал, – хохотнул Фауль и снова вспомнил о мёртвом эсэсмане.

Пока экономка собирала на стол, он принес две бутылки аквавита из запасов Ленца.

– Будем праздновать! Я теперь грандполковник!

Девчонка пыталась протестовать, но он усадил её за стол и налил рюмку.

– Ты уже достаточно взрослая! – рявкнул Фауль (ей недавно исполнилось пятнадцать). – Пей! Прозит!

Гудрун, как и следовало ожидать, быстро захмелела.

– Хочешь стать ведьмой? Настоящей? – вкрадчиво интересовался пьяный грандполковник. – Взять силу?

Гудрун, зажмурившись, отчаянно мотала головой.

– Ну как хочешь, – смеялся Фауль. – Заставлять тебя я не буду. Смотри сама.

Когда девчонка опьянела достаточно, он взвалил её себе на плечо и потащил наверх. Гудрун хихикала, и вяло отбивалась. Он взял её резко, и сначала ей не понравилось, но со временем девчонка вошла во вкус. Фауль обрёл ведьмину силу, и Бирге больше не имела над ним власти.

Первого мая, пока Гудрун еще спала, грандполковник засел за бумаги Ленца. Он внимательно изучал документы из папок, делая пометки. Затем написал длинное письмо Гудрун. На это ушел почти весь день. Мучимая похмельем девчонка ползала по дому, как улитка, слабо улыбаясь хозяину.

Вечером он снова пришел к ней, и пробыл до утра. В этот раз всё прошло гораздо лучше.

Второго Фауль надел охотничий костюм, сел в свой «опель», и выехал за город. Приходилось спешить – до времени, когда начнут вешать «предателей», оставались считанные дни. Он колесил по деревушкам и хуторам, высматривая одиноко играющих маленьких детей. После обеда вернулся на Край. Машину грандполковник загнал за дом, чтобы не вызывать ненужного любопытства соседей. Свою добычу – пятерых крепко усыплённых хлороформом мальчишек и девчонок, он спустил в подвальное окно. Малыши падали на стоящий внизу стол, как мешки с картошкой. Но Фауля совсем не заботило их здоровье.

Он спустился в подвал сам, и кропотливо нарисовал на полу все полагающиеся знаки. Но нужен был второй участник ритуала.

– Пей! – приказал он Гудрун, наливая полстакана шнапса. Глупая девчонка думала, что дело опять идет к постельным играм, и кокетливо хихикала. Фауль повел её в подвал.

Глаза девушки расширились от ужаса, когда она увидела пятерых спящих детей, уложенных в лучи пентаграммы.

– Герр Фауль!.. Хозяин!.. Что же это? – забормотала она, тщетно пытаясь высвободиться из железных пальцев грандполковника.

– Я ухожу, – холодно сказал он. – Стану стригоем, и буду спать много лет, пока не настанет время. Тогда ты разбудишь меня. Инструкции я оставил на столе в кабинете. А сейчас поможешь мне в ритуале.

Затуманенный рассудок Гудрун едва воспринимал то, что говорил ей хозяин.

– Нет… Я не могу…

– Выбирай, – сказал Фауль, вертя в руках острую бритву. – Ты можешь остаться здесь, на полу. Или остаться в живых. Они всё равно ничего не почувствуют.

Потом он читал заклинания на мрачном неизвестном Гудрун языке. По стенам подвала скакали страшные тени, и девушке казалось, что кто-то отвечал хозяину злым гортанным голосом. Бритва скользила в её мокрых от крови пальцах. Она оттаскивала мёртвых детей к стене.

– Ты разбудишь меня, и дам я тебе огромную силу! – рычал хозяин. Лицо его неуловимо менялось, от человеческого к звериному и обратно. – Ты будешь хозяйкой этого города!

Когда всё закончилось, Фауль снова овладел ею, со звериной яростью и чудовищной силой. Но Гудрун этого уже не почувствовала, потеряв сознание.

Она очнулась утром на полу первого этажа. Вся одежда и руки в крови, между ног нестерпимо болело. Решётка в подвал была плотно закрыта. Когда Гудрун взглянула туда ещё раз, решётки уже не было – там краснела свежая кирпичная кладка.

До вечера девушка стирала вещи и пыталась обработать раны. Хотела порвать письмо в кабинете Фауля, но страх перед хозяином взял верх, и она его всё же прочитала.

По радио сообщили о падении Берлина и образовании комитета свободного Норвега. Пять лет оккупации кончились. Морские Псы капитулировали повсюду. Через считанные дни они уберутся из Норвега! Позор предателям!

Пятого мая Гудрун почувствовала себя лучше, и решила пробираться в родную деревню. Но толпа, громившая особняки на Крае, её опередила.

– Вот еще одна псиная подстилка! – здоровенный рыбак вытащил Гудрун за волосы на улицу. – Где твой хозяин, шлюха?

В доме чем-то гремели и били стекла.

– Уехал, вместе с остальными, – лепетала она, но никто не слушал.

– Каково это, трахаться с псом? – заорал рыбак. – А ну, ребята, навались! – и начал расстегивать штаны, отпустив её.

Гудрун закричала, вскочила, взмахнула руками. Крепкие мужчины отлетели в стороны, словно отброшенные взрывной волной. Они поднимались на ноги, как после контузии, осоловело мотая головами.

– Ах ты, тварь! – крикнул один, опомнившись. В лицо Гудрун ударил камень, сломав нос. Она упала.

– Бей её! – орали кругом. Гудрун успела свернуться калачиком. Удары тяжелых сапог и башмаков сыпались по бокам, ногам и спине.

Потом женщины состригали с неё волосы тупыми ножницами, вместе с кусками кожи с головы. Слезы девушки мешались с кровью, но никому не было до этого дела.

– Дойчевская проститутка, – довольно приговаривала одна. Гудрун, несмотря на шок, узнала её – городская ведьма, сидевшая в лагере у Фауля. За всё время ей там не сделали ничего плохого.

Гудрун дали отлежаться в больнице ровно до того момента, как она сама смогла встать на ноги. Она прочитала в газете, что в округе находят трупы людей и животных. Полагают, что это дело рук обезумевшего дойча, называли и фамилию Фауля – видели, как он похищал одного из детей. Но он же спит под домом! Гудрун не хотелось быть повешенной за убийство детей, поэтому она молчала, как рыба. Упыря – так его назвал журналист, ловила полиция и отряды вновь образованной норвегской армии. Король вернулся в страну. Всеобщее ликование.

– Пять лет исправительного лагеря за сотрудничество с оккупантами, – стукнул молотком председатель трибунала.

– Но, господин судья, – попыталась сказать в свою защиту девушка, – я никак не сотрудничала…

– Ты спала с одним из них, – заорал судья, багровея. – Думала, мы не знаем? С Упырём спала, потаскуха!

Как её насиловали охранники в лагере, Гудрун не любила вспоминать. Насилие не прекратилось даже когда она была на последних месяцах беременности.

У нее забрали Арне, её мальчика, когда ему исполнился годик.

– Ребёнок будет расти в приюте, – заявила представительница опеки. – Ты не достойна иметь детей, ничтожная!

Пять лет она и ещё триста таких же несчастных грузили щебень в глухом местечке у карьера. Многие не выдержали. Но те, кто не умер, стали крепче. Свою силу, иногда просыпавшуюся в ней, она скрывала, как могла. Некоторые отметины от рыбацких сапог так и не сошли, оставшись уродливыми шрамами на теле.

Освободившись летом пятидесятого, Гудрун вернулась в Тролльхавен. Их с матерью дом в деревне давно заняла другая семья. Ей запрещено было учиться, ни на одну приличную работу «псиную подстилку» никто никогда бы не взял. С трудом удалось устроиться уборщицей – мыть туалеты в нескольких учреждениях. Все помнили, кто она. Любой мог оскорбить и даже пнуть.

– Знай свое место, – приговаривали со злорадством.

Она уехала искать сына. На некоторое время ей даже удалось устроиться работать на кухню в приют для «детей войны» в Сталхейме. Там Гудрун надеялась получить доступ к документам, или втереться в доверие к кому-нибудь из руководства. Но её быстро вычислили, и выгнали с позором. Она вернулась в Тролльхавен.

Гудрун узнала, где живет городская ведьма – та, которая стригла ей волосы. Она подстерегла её однажды вечером в переулке, и забила молотком, став Сильнее.

В конце семидесятых впервые, набравшись храбрости, Гудрун вернулась на Край. Район давно забросили, дома изгадили.

Морок прошел, и ржавая решётка в подвал стояла нараспашку. Гудрун спустилась, стараясь не наступить в кучи дерьма.

Письмо, бережно хранимое после весны сорок пятого, было при ней. Она проверила место, где спал Хозяин – там морок пока держался крепко. Тогда женщина забрала из тайника немного золота. Проданные украшения позволили наконец снять квартиру, и начать жить по-человечески. Золото со временем кончилось, но к драконьей чешуйке она так и не прикоснулась.

Сына своего Гудрун не нашла. Шли годы. Время от времени она вспоминала про дневник, и делала записи.

Однажды, смотря новости, она с удивлением увидела парад бывших Морских Псов в одной из маленьких балтийских стран. Морских Псов! И никто не протестовал, кроме осси. Говорили, что бывшие Псы сражались за родину против красного Остланда. Через несколько лет уже Остланд объявили агрессором, нападающим на соседние страны. Комментатор новостей прямо не говорил, но тут и там в его речи скользили намёки, что между нынешним Остландом и красной империей Стальнина нет никакой разницы.

Тогда Гудрун поняла, что время пришло.

 

2

Она сделала всё, как её учил Хозяин.

Отодвинула секцию стены, скрытую мороком. Убрала мелкоячеистую сетку, закрывавшую убежище от грызунов. Посветила туда фонариком. В бетонированной яме покоилось что-то, напоминающее бледную раздутую змею, свернувшуюся в кольцо. Это ничем не напоминало грандполковника, да и на человека тоже мало походило. Крысы, которых она наловила по соседним подвалам, пищали и скреблись в ведре. Гудрун высыпала их «змее».

Пару минут ничего не происходило. Крысы сновали в яме, обнюхивая «змею», пытались выбраться, но стенки были слишком высоки. И тут что-то выстрелило из-под бледного туловища – рука, или язык, Гудрун не разобрала. Испугавшись, она отскочила от края ямы.

Грызуны заметались в панике, их писк перерос почти что в плач. Потом всё заглушил хруст костей и страшный тихий рык.

В свете фонарика Фауль поднялся над краем бетонного схрона. Гудрун быстро перевела луч фонаря себе под ноги.

– Свет, – прохрипел Хозяин. – Выключи совсем.

Во мраке он подполз ближе, похожий на белого паука, и потрогал её за ногу.

– Моя девочка… Разбудила меня. Много прошло лет?

Пока Хозяин набирался сил, Гудрун таскала ему собак и кошек, пойманных на улицах города. Крыс Фауль ловил сам.

Через месяц он окреп достаточно, чтобы выбираться на улицу по ночам.

– Пора начинать. – На бледном лице в свете луны Гудрун видела только провалы глаз и чёрную яму рта. – Найди себе помощниц. Нужна свежая кровь. Вот, возьми, – он протянул ключи. – Ниже по улице, за оградой. Дом жёлтого цвета. Приведёшь их туда.

Свежая – значит, человеческая. Это Гудрун понимала.

Втереться к Ласточкам Фрейи оказалось проще простого. Сборище дур с раздутым самомнением. Пожалуй, чего-то стоили только Хозяйка и её дочь Магрит. Гудрун показала «ведьмам» пару трюков и её охотно приняли в ковен. Почти сразу она почувствовала затаённый страх Магрит – и первая жертва попала в сети Хозяина. Чтобы не бояться, Магрит была готова на всё. Помогла и её тяга к чёрному колдовству.

Гудрун перебралась в жёлтый дом. Фауль приходил по ночам через подвал. Сначала она ждала, что Хозяин будет владеть ей, как в те времена, но грандполковник предпочел молодую. Потом Магрит притащила Фриту, девицу еще моложе, у отца которой нашли рак. Гудрун сделала так, чтобы отец больше не болел, а Хозяин поставил раком саму Фриту.

Старухе не нравилось думать, что она Хозяину уже не пригодится. Всё больше ненавидя молодых шлюх, которых она сама подложила Фаулю в постель, Гудрун мечтала, как она замучает их до смерти, заберет молодость и красоту, когда Хозяин войдёт в силу и девки станут не нужны. Но мечтала про себя, не доверяя эти мысли даже дневнику.

На одном из собраний ковена она услышала имя Илзе Лунд.

– Это кто такая? – спросила она Магрит.

– Целительница местная, – ответила та. – Нам она ни к чему – старая, да и занята вечно, была на собраниях раза три всего, давно уже. Ещё говорят, у неё есть дар предсказания, но лично я не слышала, чтоб она чего-нибудь напророчила.

Гудрун узнала адрес этой Лунд и проследила за ней. Смешливая седая женщина в розовой куртке ничем не напомнила ей ту маленькую Илзе в приюте для «детей войны». Наверное, единственное существо, которое после истории с Упырём относилось к Гудрун хорошо, да и сама она испытывала к ней что-то вроде нежности. Но те времена давно прошли. Кажется, розовое любила её старшая сестра, как там: Мина? Мойра? Но тогда, в Сталхейме, Гудрун не нашла сына, и её выгнали, когда выяснили, кто она такая. Могла ли Лунд узнать её сейчас? Старуха сомневалась, но теперь старалась не попадаться ей на глаза.

Фрита с Магрит соблазнили еще двух дур россказнями о власти и могуществе, и Хозяин выпил их кровь. Теперь ему требовались всё более молодые экземпляры. От помощи Фриты пришлось вскоре отказаться – Магрит опасалась, что она сорвётся. Но ловить подростков им вполне удавалось и вдвоём. Пять лет лагеря в родной стране, которой она не сделала ничего плохого, и вся её последующая жизнь так озлобили Гудрун, что ей было абсолютно плевать, кто и в каких количествах умрёт. Подыхали враги и дети врагов.

Жаль, что ей не удалось скормить Хозяину ту девчонку, Тьоре. Когда они с Лунд припёрлись на собрание ковена, девица сразу показалась Гудрун опасной. В её лице чудилось что-то такое… Но не удалось. И это было первой ошибкой старухи.

А последней стала встреча с Улафом Тьоре, когда Гудрун приняла его за своего сына Арне.

 

3

Старуха лежала на полу, ноги её слегка подёргивались. Как у кошки, подумала Фрита. Когда той снится, что она гоняется за мышью.

– Тот тип, наверно, ей череп проломил, – сказала она Магрит. – Вызывай скорую.

Магрит спустилась вниз по лестнице, выглянула на улицу в приоткрытую дверь и захлопнула её.

– Иди в комнату! – рявкнула Фрите. – И жди там.

Девушка послушно вернулась в комнату и прикрыла за собой дверь.

Магрит посмотрела на валяющийся возле Гудрун молоток, вытащила из кармана носовой платок и обернула им рукоятку инструмента. Потом подняла его, перехватила поудобнее и два раза жестоко ударила старуху в висок.

– Да, комиссар!.. – услышала Фрита. – Возможны беспорядки в Рыбачьем квартале. Откуда знаю? У меня тоже есть источники!.. Люди видели, как молодой ближнестанец напал на пожилую женщину. Он бил её молотком, а потом засунул в машину и увёз. Да. Пришлите несколько патрульных. Я дам команду «синим курткам». Спасибо.

Магрит начала подниматься по лестнице, и её голос стал слышен лучше.

– Мадс? Привет. Слушай, надо два взвода «синих», а лучше – «волков», чтобы блокировать подходы к Рыбачьему кварталу. Пусть перекроют улицы и проверяют документы. Не местных – не пускать. Да, правильно. А «волков» ещё надо отправить в шарианские кварталы. Да. Пусть сегодня последят там за порядком. Активно, ага. Давай.

Она вошла в комнату к Фрите.

– Что Гудрун? – приподнялась девушка ей навстречу.

Магрит покачала телефон в руке.

– Умерла, – сказала она сухо. – Но это не главная наша проблема. Ты понимаешь, что она привела их всех прямо к нам?

– Кого – их?

– Шариан, кого же ещё. Ты видела рожу этого ублюдка? Гудрун притащилась сюда с детьми, а за ней ворвался он. Я вызвала самозащиту, а нам нужно валить из дома. Или ты собираешься ждать, пока все шариане Тролльхавена примчатся сюда искать своих пропавших детей?

– А Хозяин?

– Хозяин пусть… – начала Магрит и осеклась. Потому что дверь открылась и вошел Фауль.

Теперь он уже совсем не походил на ожившего мертвеца, каким в первый раз увидела его Фрита. Грандполковник (или обермайор, кто его разберёт) выглядел, как пожилой благообразный господин лет шестидесяти. Седые волосы, бородка, дорогой костюм. Так они и собирались предъявить его городу на День конституции. Вряд ли кто подумает, что столь приличный мужчина убил десятки детей.

– Добрый вечер, – сказал он. – Кто-нибудь объяснит мне, почему внизу лежит труп Гудрун?

Магрит сбивчиво заговорила. Фауль слушал, наклонив голову.

– Я понял, – прервал он её на середине предложения. – Гудрун всегда была глупой бабой. Идите за мной.

Они спустились вслед за Хозяином в холл.

Фауль потрогал шею старухи.

– Мертва, как дерево, – сказал он. – Вывезите её отсюда, и подальше. Выбросьте в лесу.

Он равнодушно перешагнул через труп и подошел к двери.

– Мальчишка угнал её машину? – Фауль надел плащ и шляпу. – Одна из вас остаётся здесь, другая идёт за машиной. Я пойду прогуляюсь. Подумайте, кто будет приводить ко мне детей с завтрашнего дня. Насчет недоброжелателей не беспокойтесь – на доме морок. Они его не найдут. И да, – он скрипуче засмеялся, – Я, пожалуй, прикажу моим слугам срыть этот кусок города. Слишком много воспоминаний.

Хозяин вышел на улицу. Дверь скрипнула, закрываясь.

– Ты видишь, как он её отблагодарил? – жарко зашептала Фрита на ухо Магрит. – И нам так же «спасибо» скажет! Убьёт, и всё! И у него есть ещё какие-то слуги, кроме нас!

Магрит сверкнула глазами.

– Ты сидишь здесь! – прошипела она. – Я иду за машиной. Поняла? И молчи, дура! Потерпеть всего месяц! Нет уже старухи. Всё нам достанется! Не знаю я насчет слуг, и знать не хочу!

Она схватила куртку с вешалки.

– Фрита, – сказала уже спокойней. – Потерпи чуть-чуть. Жди меня наверху. Всё будет хорошо. Свет не включай. Если кто появится – прячься. Никакой самодеятельности.

И она вышла вслед за Фаулем.

Фрита опустилась на ступеньки и заплакала. В сгущающихся сумерках труп старухи казался просто тёмной кучей на полу заброшенного дома.

– Магрит, не бросай меня, – проскулила Фрита. – Ну пожалуйста…

Но в темноте ей никто не ответил.

 

4

Клевать носом Улле начал еще в Тибанене, а возле дома ноги у брата совсем заплелись, и Рике подхватила его на руки.

Кто была та старуха? Она показалась ей знакомой – через стекло машины. Где-то она её уже видела. Почему она украла Улле? Это похитители детей?

Надо было бы вызвать полицию, чтобы арестовали бабку… но Валет сказал, что убил её. Пусть он и разбирается. Лишь одно Рике понимала чётко – уносить ноги оттуда нужно было как можно быстрее. Вдруг у старухи были сообщники?

Позвонить отцу? Она достала телефон. А что она скажет? Что проворонила брата, а потом молодой бандит убил его похитительницу? А она сбежала? Рике убрала сотовый обратно в карман. В этой жизни не осталось ясности. Город катится в пропасть. Боже, как всё было просто полгода назад!

Улаф посапывал на софе в гостиной. Сестра раздела мальчика, и отнесла наверх в кровать. Ну и натерпелся он сегодня! Но заметил ли хоть что-то?

Из кармана куртки Улле выпала иконка. Девочка подняла её и посмотрела на картонный лик Мадонны.

– Ты его защищай, – попросила она.

Всё испортилось, всё. А как исправить? Надо себя занять, тогда и плохих мыслей будет меньше. Рике посмотрела в окно. С фьорда неровными пластами на город наползал туман.

В лавке же ещё лежат её фломастеры. Сбегать быстренько? И бросить Улле одного?

Запру дверь, решила она. Я всего на десять минут. В доме он будет в безопасности.

Рике выскочила на улицу. У калитки стоял Симон со свёртком под мышкой. Ещё этого не хватало! Девушка замерла на крыльце – растрёпанная, в своей красной штормовке, с горящими глазами.

– Чего? – резко спросила она.

– Хотел извиниться, – печально сказал парень.

– Ты спал с другой? – с ходу спросила Рике. – Пока встречался со мной?

Симон смотрел себе под ноги.

– И кто она? Эта шлюха Ингрид? Она в армии со всем полком переспала!

– Рике, прости. Это неважно. Я пришел сказать, что уезжаю. Попрощаться и просить прощения. Знаю, что виноват. Но мы всё равно расстанемся навсегда.

– И куда ты переезжаешь?

– В Островную империю, с семьёй. Говорят, здесь стало совсем небезопасно.

Рике сбежала с крыльца, и толкнула Симона в грудь.

– Ну и убирайся на свои Острова! Трус! Вообще, пошёл вон!

Она повернулась и ринулась вниз по улице.

Симон подождал с минуту, глядя вслед. Туман быстро скрыл очертания девичьей фигуры. Потом развернул свёрток и поставил за забор небольшого гойлема. Засунул ему в рот бумажку.

– Охраняй свою госпожу, – приказал Симон глиняной кукле. Гойлем повернулся, словно раздумывая, и юркнул за сарай.

Туман густел.

В лавке Рике схватила фломастеры и побежала обратно. Повернув за угол, она увидела, как от их дома отъезжает белая машина. Ноги её чуть не отнялись, но она заставила себя бежать так быстро, как могла.

– Стой, гад! – орала она. – Стой!

Машина исчезла в проклятом тумане, едва она успела сделать два десятка шагов.

Боже, боже, боже, все блин боги Асгарда, смилуйтесь!

Она заскочила в дом. Дверь открыта. Она же заперла её, когда вышла. Или отвлёк долбаный Симон? Рике метнулась наверх прямо в сапогах, оставляя мокрые следы на полу. Улле нет, его умные часы на столе. Она сама сняла их, укладывая его спать.

Телефон! Экран, светись!

– Давай же, миленький! – умоляла она. – Покажи зелёную полосочку! Где Улаф?

Набрала отца. Надо всё рассказать, папа примчится на выручку.

– Абонент вне зоны действия сети, – противным голосом ответила дура из телефона.

Всё. Рике села на пол. Вода стекала с нее на ламинат. Всё. Соберись, чучело. Соберись.

Как тогда, на игре. Она сама справилась. И никакие дебильные деревья ей не помешали. Соберись. Кого позвать на помощь? Симон? Отпадает. Тормунд? Набрала его номер. Не берёт трубку. Отпадает. Посмотрела в окно на дом Луты. Отпадает. Полиция? Синие куртки Дэна? Можно. Но она не трусливая кошка. Она волчица.

Что взять с собой? Розовый слонёнок. Рюкзак. Слонёнка нет. Когда оторвался и потерялся? Неважно. Тролль-камень под кроватью. Пригодится.

Она спустилась вниз, взяла на кухне нож и вышла на улицу.

С ненавистью посмотрела в сторону Края:

– Я иду, – зло сказала она.

Никто не заметил, как через забор вслед за ней перескочил маленький глиняный человечек. Он быстро семенил за Рике, а туман хорошо скрывал его от взглядов прохожих.

Тибанен мчался по городу. Девушка в нетерпении отстукивала ногой минуты, что отделяли её от Церкви Святого Духа – ближайшей остановки к Краю.

«Что я могу? – спросила она себя. – Сумасшедшая, которая думает, что разговаривает с кошками и видит духов. А это вообще правда?»

Мимо по улице пронеслись несколько машин. Сидящие в них люди – некоторые с бородами и все с чёрными волосами, отчаянно сигналили, крича из окон. Трам остановился на светофоре, а машины погнали дальше – на красный, неслыханно! Горожане прилипли к окнам Тибанена, на улице прохожие оглядывались. А машины ехали – ещё и ещё. Это же Валет сказал своим, где живут похитители детей, сообразила Рике. Надо скорее, они же всё там разнесут! А там Улле! Она притопнула ногой и трам поехал. Тибанен, всегда бывший таким быстрым, теперь, казалось Рике, еле тащился.

Она выскочила на остановке и побежала к Краю. Впереди вся улица была уже забита легковушками. Люди толпились около них и кричали, голоса сливались в нестройный хор. А ещё дальше в тумане виднелся кордон полиции – две машины поперек улицы, вокруг них фигуры в синих куртках.

Там же может быть папа! Рике ввинтилась в толпу шариан и машин, и принялась проталкиваться между ними, крича:

– Пустите! Там мой отец!

Чернобородые ближнестанцы недоуменно смотрели на нее, но в основном пропускали. Тех, кто не пускал, Рике пихала локтями. Пару раз она чувствительно получила в ответ по затылку. Плевать.

Оказавшись в первых рядах, она принялась искать среди синих курток знакомое лицо. Отца не было видно, но тут она заметила в глубине Ингрид Ольсен.

Сестру Кирс. Шлюху Ингрид.

– Ингрид, – отчаянно толкаясь, закричала Рике, – это я, Эрика! Тьоре!

Заполонившая всё мгла скрадывала звуки, превращая происходящее в сюр. Но Ингрид услышала.

– Давай сюда! – крикнула она. Синие куртки расступились. Рике увидела у них на рукавах «волчьи шевроны». У всех. Значит, это не синие куртки – самозащитники защищают закон, а «волки» устанавливают свои. Она поняла, что ошиблась.

Но делать уже было нечего.

– Я отца ищу, Ларса. Ты его не видела? У меня брат пропал!

– Неа, – ответила Ингрид и надула пузырь жвачки, совсем, как Кирс. Пузырь лопнул.

– А Дэна Линьчжоу? Бригадира «синих» в порту?

Ингрид покачала головой.

– Слушай, мы бы поискали твоего брата, но сейчас вся полиция и «волки» на ушах стоят. В городе беспорядки. Шариане взбунтовались. Видишь?

Она кивнула на прибывающее людское море. Черноволосые мужчины стояли стеной, потрясая кулаками.

– Отдайте наших детей! – слышалось отовсюду.

– А твой отец с Дэном сейчас, наверно, в шарианских кварталах. Там самый бунт.

Ингрид легонько толкнула её.

– Так что дуй-ка отсюда. Здесь небезопасно.

– А можно я там обойду? – Рике ткнула в сторону Края. – А то здесь уже не пролезу.

Ингрид подумала.

– Вообще-то есть приказ никого не пропускать в Рыбачий квартал. Но ты права, здесь уже не пройдёшь. Только смотри не попадись полиции, заберут в участок, слушать ничего не будут.

Рике кивнула.

– Спасибо.

– Давай, удачи. Пропустите её, ребята! – крикнула Ингрид своим. – Это наша, у неё там родня живет.

«Волки» расступились, и Рике вдруг оказалась на совершенно пустой улице. Заброшенные дома мрачно глазели из тумана тёмными окнами, а обитатели немногих жилых попрятались в свои норы. Только вдалеке, уже почти у самого Края крутились рабочие в спецовках.

Рике пошла быстрым шагом, высматривая памятный жёлтый особнячок по правой стороне. И тут её как по голове шарахнули. Дома не было! Он же был здесь, прямо сегодня, между вот этими, или вот за этим, или сразу за тем…

Объяснение было только одно. Дом спрятали. Как они это сделали, и кто «они», Рике не знала. От обиды слёзы брызнули из глаз. Где же искать Улле? Она глянула на экран мобильника, но никаких таинственных маршрутов там так и не появилось.

Рабочие окликнули её. И тут Рике увидела, что они делают. Через улицу ставили забор, такой же, как тот, что отгораживал город от Края. Высокий зелёный сетчатый забор. Конечно же, сплошной.

Рядом с рабочими, оказывается, был полицейский, и сейчас он направился к ней. Рике отступила за угол ближайшего дома, молясь, чтоб её не было видно. Сняла рюкзак, сунула туда руку и схватилась за тролль-камень.

Мелкими шажками вышла на улицу. Полицейский стоял прямо перед ней, метрах в двух и смотрел на кордон, за которым бушевало людское море. Смотрел сквозь неё. Кричали всё сильнее, и казалось, что скоро пойдут на штурм. А дома-то нет, подумала Рике.

И увидела дом сама. Магия ли тролль-камня позволяла ей теперь видеть его, или что другое, она не знала. Дом был прямо там, где ставили новый забор. Рабочие монтировали предпоследнюю секцию, а последняя уперлась бы прямо в жуткое здание, и отрезала от Рике его дверь.

Прижимаясь к стенам и крепко держась за тролль-камень, она со всей возможной скоростью семенила к новому заграждению, почти вровень с идущим рядом полицейским. Только теперь, впервые, она заметила табличку на стене одного из домов. Рюггвейен – Спинная улица. Видимо, если Рыбацкий квартал был спиной, то на Крае находилась жопа.

 

1

Рабочие уже взялись за последнюю секцию, когда Рике проскользнула мимо. Зелёная сетка уперлась в стену дома почти у её левого плеча. Теперь улица была полностью перекрыта, и все люди остались по ту сторону забора. Ладно, как выбираться, она решит потом.

Рике толкнула спиной дверь, та скрипнула, открываясь. Полицейский вздрогнул и вперился взглядом в место, где она стояла. Рике не знала, что он там видел – бетонную стенку, наверно. Успокоившись, он махнул рукой рабочим:

– Шевелитесь! Нам ещё соседнюю перекрывать.

Они пошли вверх по Рюггвейен, но свернули и скрылись за дверью заброшенного дома. Видимо, там был сквозной проход на параллельную улицу. Рике выдохнула, и повернулась.

Внутренность дома тонула во мраке. На полу, недалеко у входа громоздилась тёмная куча. Смутно доносился гул толпы. Прикрыв дверь, Рике шагнула вперед. Где же прячут Улле?

Закинув рюкзак за спину, она включила фонарик телефона. И тут же едва подавила непроизвольный крик. На полу лежала старуха – похоже, мёртвая. Как и говорил Валет. А кто тогда похитил брата? В доме темно и тихо. Она пошарила в рюкзаке и вытащила кухонный нож – какая-никакая, а защита.

Подсвечивая себе фонариком, осмотрелась. Слева и справа двери, обе закрыты. Дальше уходит вверх лестница на второй этаж. Впереди два проёма – один светлее, другой совсем тёмный. Наверно, спуск в подвал. Окна наглухо заколочены.

По широкой дуге Рике обошла старуху. Та лежала, будто спала – в спокойной позе, вытянув руки и ноги. Только под головой блестело небольшое пятно. О, Господи! Рике зажала себе рот рукой с телефоном. Это же Гудрун! Но, если это она, могут ли быть с ней связаны и другие ведьмы из ковена?

Отступая от мёртвого тела, Рике оступилась и едва не упала. Взмахнула руками, чуть не попав себе ножом в лицо, еле сохранила равновесие. Посветила назад. Да, тут лестница. Надо быть осторожнее, а то и убиться можно.

В луче фонарика двумя ступеньками ниже мелькнуло розовое. Рике присела. Закатившись в угол, лежал розовый слонёнок, маленькая мягкая игрушка. И потёртость на боку, как у её слоненка! А может, он и есть её?

Рике вспомнила, что Илзе говорила про знаки судьбы. Розовая игрушка на ступеньках звала вниз, в страшную и холодную тьму подвала.

Сунув слонёнка в карман, крепко сжимая в правой руке нож, она стала медленно спускаться по ступенькам.

Рике так и не заметила Фриту, которая всё это время стояла в тени на площадке второго этажа.

 

2

Лестница оказалась длинная.

В подвале было очень тихо, и Рике всё больше утверждалась в мысли, что она сглупила, сунувшись в этот дом одна. Старуха мертва, значит, брата она украсть не могла, и вообще. Пора убираться, учитывая, что наверху труп.

Рике осветила подвал. В центре – тщательно заправленная кровать, напротив входа столик и три стула. В углу отодвинутая ширма, хотя все стены глухие. Интересно, кто здесь спал. Гудрун?

Наверху скрипнула дверь и Рике замерла, сжимая нож. Фонарик она моментально выключила, и сунула телефон в карман.

– Девочки? – произнес смутно знакомый мужской голос. – Почему труп ещё здесь?

Послышались шаги.

– Мне показалось, или я видел свет внизу? – спросил мужчина. – А кем это тут пахнет? У нас что, гости?

Рике прижалась к стене, двигаясь от входа. Царила кромешная тьма, но ведь этот тип сейчас спустится сюда и включит свет. И что тогда? Бить его ножом? Получится, это она напала на человека. Нет, надо спрятаться и ждать, пока он уйдёт.

Шаги слышались уже на лестнице. Идущий спускался уверенно, словно хорошо знал дом. Или же видел в темноте.

Рике осторожно снова перевесила рюкзак вперёд и положила в него нож. Проклятое лезвие звякнуло о тролль-камень. Рике вцепилась в булыжник, и замерла не дыша.

– Добрый вечер, – сказал вошедший. Свет он не включил. – Знакомый запах. Это кто же у нас такая ароматная?

Волшебная каменюка, оказывается, «подсвечивала» тьму, когда её касались рукой. Рике очутилась словно в сером мареве, где чёрными тенями громоздились силуэты. Вот кровать, вон стол, а вот… вошедший.

Человек стоял в центре подвала. На нем вроде была шляпа, и… плащ? Рике могла судить только по силуэту. Но вот он обернулся, и она вздрогнула. На совершенно чёрном лице багровыми угольками светились глаза.

– Почему я тебя не вижу? – спросил он. – Я, знаешь ли, хорошо вижу в темноте. Но это неважно. Я знаю, почему ты пришла. Я учуял тебя.

Он снял шляпу с плащом и бросил их на кровать.

– Видишь ли, мне нужна помощница. Хорошая, верная. Сильная и умная. Старая моя помощница получила молотком в лоб и умерла, – он скрипуче засмеялся, и Рике опять подумала, что знает этот смех.

– Ты же пришла сюда не случайно? Не «просто так получилось»? Нет, ты ищешь здесь очень ценную вещь. Или человека. А на самом деле тебя вела моя воля.

Он щёлкнул пальцами и сел на стул.

– Но ты храбрая девочка: улица перекрыта бушующей толпой, а ты здесь. Ты умна: дом скрыт от глаз, а ты здесь. Ты находчива – никто из моих помощников не смог или не успел помешать тебе проникнуть в моё убежище. И, наконец, ты даже знаешь неизвестные мне секреты. Я делаю вывод, что ты честолюбива – обладая таким набором качеств просто нельзя быть серой мышью.

«Ошибаешься», подумала Рике.

– Меня зовут Сюльвестр Фауль, – сказал мужчина. – Ты видела меня в новостях?

Он помолчал, словно ждал ответа.

«Ага, щас», подумала Рике. Левая нога затекла и она осторожно сменила позу. Но взгляд глаз-углей Фауля сразу нашарил её. Он вскочил и начал медленно приближаться, уверенный, что девушка не видит его во тьме подвала. Не дыша, Рике сделала несколько шагов влево. Теперь она видела, что в глухой стене за ширмой есть скрытый проход. У этого мерзавца везде какие-то тайные лазы.

– Случилось так, что я знаю о вещах, которые позволят достигнуть любого могущества, – голос прозвучал совсем рядом, а растопыренные пальцы сомкнулись там, где она только что стояла. Поводив руками вокруг себя, он принялся ходить по подвалу. – Ты знала, что ещё есть спящие чудовища? – Фауль вытащил из кармана маленький кружок, и он сверкнул золотом даже в сплошном сером сумраке, окружавшем Рике. – Это настоящая чешуйка дракона.

Теперь она вспомнила. Вспомнила дедка на набережной. «Девочка, ты поможешь старому Сюльве?». Вспомнила сюжет новостей – про старика «в коме», «героя, боровшегося против красной угрозы». Ни в какой он не в коме. Всё враньё. Значит, никакой он не герой. Надо выбираться отсюда. Фауль как раз пошел от неё. Надо отвлечь его и выскочить на лестницу. Рике пошарила в кармане.

В ладонь легли две прохладные железячки. Это же свинцовые Луна и Башня! Надо же, до сих пор болтаются в кармане. Вот и пригодятся. Она примерилась и швырнула их в дальний от входа угол. Железки отчетливо звякнули.

Вопреки ожиданиям, Фауль не бросился туда. Он подскочил к лестнице, перекрыв выход.

– Хочешь поиграть? – голос его стал более скрипучим и неприятным. – Хорошо, давай поиграем. Но ты можешь пострадать. – И принялся срывать с себя одежду.

Рике в шоке смотрела, как он остался совсем голым. Глаза его стали светиться ярче, а серая кожа блестела в сумраке. Ноги неестественно выгнулись, Фауль опустился на четвереньки, и стал похож на огромного паука.

– Думала, я человек, девочка? – проскрипел он. – Ты ошиблась! Сейчас я буду двигаться так быстро, что ты уже не спрячешься! Не хотелось бы убивать тебя. Но сначала…

Он прыгнул к стене, и в подвале вспыхнул свет. Слабое сияние лампы так резануло Рике по глазам после почти полного мрака, что она практически ослепла. Этого она уже не могла вынести.

С визгом Рике кинулась в ту сторону, где был сумрачный проход в стене. Проход неизвестно куда.

– Харр! – крикнул паук-Фауль, и в этот миг с лестницы в него словно выстрелили снарядом. Это гойлем, притаившийся наверху, кинулся в бой за свою госпожу.

Фрита, спрятавшаяся в комнату, когда вошел Хозяин, только-только набралась смелости выглянуть послушать, что происходит. Но из подвала раздался такой яростный рёв, что она в ужасе забилась в угол, обхватив голову руками.

Рике мчалась по тёмному туннелю, а позади нее гойлем молотил Фауля короткими ручками и ножками, не давая тому подняться. Сбитый с ног паук ухитрился извернуться, и увидел, что на него напало.

– Проклятые еддеи! – неслось вслед Рике по туннелю. – Надо было извести их ещё в лагере! Грёбаная кукла! – Рёв перешел в визг, ввинчиваясь в уши на высокой ноте. – Получай!

Раздался звук бьющегося глиняного горшка.

– Получай!..

Уже в туннеле под ногами Рике слышалось глухое, пугающее похрустывание. Она стремглав влетела во второй подвал, оступилась, взмахнула руками, и рухнула в целую груду костей. В нос ударил нестерпимый смрад.

Небольшие оконца давали слабый свет, и Рике увидела, что кости громоздятся до самого потолка. Лезть в эти зловонные кучи? Паук поймает её и сожрёт прямо здесь. Прибавится ещё немного костей. Паника сменилась холодным отчаянием. Она нё умрет сегодня одна.

Рике вскочила, прижавшись к стене сбоку от входа. Достала нож и затаилась.

А в туннеле когти уже скрежетали по бетонным стенам. Это Хозяин догонял свою жертву.

Фауль влетел в костяной подвал и замер. Рике увидела его целиком на свету.

Паук, серый, осклизлый. В тёмных впадинах горели глаза-угли. На голове седела шевелюра, а между ног болтался внушительный член.

Она размахнулась и всадила ему в шею нож по самую рукоятку.

 

3

«Паук» дёрнулся и упал, извиваясь. Под ним хрустели кости. Рике как заворожённая смотрела на него. Фауль схватился за рукоятку ножа и выдернул его. Но кровь не хлынула. Выступило лишь несколько чёрных капель.

– Я накажу тебя, – прохрипел он.

Рике, опомнившись, бросилась обратно по туннелю. Сзади снова захрустели кости, а потом послышались шлепки ладоней и босых ступней по бетону.

– Кошки-мышки! – крикнул паук. – Ты мышка? Нет, ты трусливая кошка! А я… Я мышь, что пожрёт тебя! Крыса! Гигантская! Я король крыс! Стригой!

Он схватил Рике за дождевик, и она дико дёрнулась, выпроставшись из рукавов.

– Я король Тролльхавена! – проорал Фауль над самым её ухом. – Я пью кровь младенцев!

Она промчалась через освещённый подвал, попытавшись заскочить на лестницу. Но паук толкнул Рике в спину так, что она пролетела ещё метра три и врезалась в стену.

Силы, казалось, покинули её. Рике устало повернулась.

– Меня не убьёшь ножом, – почти весело сказал Фауль. Он стоял посреди помещения, в центре полустёршейся красной пентаграммы, разведя руки в стороны, как идиотский персонаж комикса. – Я же король! Всё подчиняется моей воле. Посмотри, что я могу. Слуги!

Из трещин в бетоне хлынули крысы. Они кружились под Фаулем серым ковром, забирались на кровать и стулья, пенились прибоем у ног Рике.

– Теперь я вижу тебя, – задумчиво сказал паук. – Помню тебя. Знаю тебя…

Он схватил крысу и с хрустом откусил ей голову.

– Я приказал моим слугам срыть Край. Эта куча хлама уже не нужна. Здесь слишком много старых тайн… Хочешь ли ты стать ещё одной кучкой костей в подвале?

И в этот миг дом начал рушиться.

Трещина пробежала прямо за Фаулем по полу и через стены, расколов подвал. Лестница разломилась вдоль пролёта. Одна часть дома медленно отделялась от другой. Казалось, она сползает в пропасть. Рике увидела, что земля под полом и за стенами подвала вся источена норами, как дырками в дуршлаге. Они шли так часто, что накладывались одна на другую.

Лицо Фауля стало удивленным.

– Ещё рано! – крикнул он. – Не сегодня!

Но живой ковёр из крысиных тел хлынул на него, увлекая в разлом, становящийся всё шире. Дом дрожал. С потолка сыпались песок и труха, летели обломки досок. Рике увидела, как отколовшаяся часть дома начинает сползать вправо, с грохотом обваливаясь. Крысы брызнули в стороны, а впереди всех по лестнице бежала самая здоровенная крыса. Серые грызуны предали Фауля. Им не нужен был чужой король.

Наверху Магрит схватила перепуганную Фриту за руку и потащила вниз по лестнице.

– Надо уходить! Я знаю дорогу!

– Там же девочка! – крикнула Фрита.

– Разберутся без нас! – заорала Магрит в ответ. – Она уже мертва!

Шум и треск стояли такие, что закладывало уши. Пол качало. Рике упала на рюкзак, и подползла к провалу. Мимо неё вниз рухнул кусок крыши, чуть не снеся макушку. Но нужно было убедиться, что Фауль упал. Она высунула голову за край.

В тот же миг бледная лапа с чёрными когтями чуть не схватила её за шею, оцарапав кожу и сорвав цепочку, что подарила Илзе. Фауль висел у самого края, на нем болтались десятки крыс, вгрызаясь в плоть, но паук был живёхонек. Рике отпрянула, вскочила, больно стукнувшись спиной о стену, и сунула руки в рюкзак. У неё осталось единственное оружие.

Паук выбрался из провала, стряхивая крыс. С отвращением швырнул в пролом цепочку Рике.

– Чтобы убить старину Сюльве, требуется средство посильнее, – сообщил он. Среди нарастающего грохота его хрип-скрип звучал тихо, но Рике отчётливо слышала каждое слово. Она смотрела на его лапы с чёрными ногтями, лапы-ветки, чёрные ветки, что тянулись из-под моста. Ветки, что забрали у неё маму. Это же дерево, поняла Рике внезапно.

Там стояло старое, гнилое и жестокое дерево, которое хотело ей зла. Убить её, или превратить в рабыню, неважно. Тогда, в матче с BHS целая куча деревьев не смогла ей помешать. Сможет ли одно?

– Я понял, когда ты была рядом, – скрипело дерево, скаля острые зубы. Клыки вампира. – Чую кровь. Родную кровь.

Быть вампиром не круто. Это жестокие твари, которые убивают людей без сожаления, или пользуются ими для своих ничтожных целей.

– Ты моя родная кровь… – скрипнуло дерево и потянулось чёрными, голыми, мёртвыми ветками.

«Приди», попросила она волчицу.

Слова старинного заклинания, идущие от самой земли, вновь легко слетали с губ.

И когда радужка её глаз на миг стала жёлто-серой, со свирепым нутряным рычанием Рике толкнула тролль-камень так же, как в зимнем лесу толкала огромный валун, с той же яростью, с которой вколачивала голы в ворота своей бывшей команды, и с отчаянием человека, у которого остался последний бросок.

Странный осколок магической эпохи, брошенный незнамо кем на берегу лесной речки и по случайности оказавшийся в руках Эрики Тьоре, тролль-камень пушечным ядром преодолел разделяющее их короткое расстояние и врезался в грудь Сюльвестра Фауля, грандполковника, круша рёбра, и что там у него ещё осталось.

Паука-стригоя бросило в разлом с такой силой, что его руки и ноги дёрнулись в сторону Рике. Старый вампир ударился о торчащие из стенки разлома доски и камни, и рухнул в пропасть.

В этот раз Рике не стала проверять, не ушибся ли он, и бросилась вверх по располовиненной лестнице, держась за стену. Всё вокруг ходило ходуном.

 

4

Когда дом треснул, дверь на улицу перекосило и заклинило. Рике зло пнула её и заметалась по первому этажу. Пол трясся под ногами, окна были заколочены. В воздухе клубилась пыль, скрипя на зубах. С одной стороны зиял провал, его ширина была уже метров пять, и неуклонно росла. Край, подрытый армией крыс, медленно сползал во фьорд.

Рике сунулась в обход расколотой стены, но тут же отказалась от этой затеи. Стена выдавалась в пропасть – несильно, но достаточно, чтоб помешать перелезть из дома на улицу. Небо расчистилось, туман исчез. В городе выли сирены, над фьордом кружил вертолёт. Уже совсем стемнело. Внизу, в проломе, в массе жидкой глины бурлили кирпичи, доски, обломки мебели и разный мусор, подсвеченные сиянием луны.

Оставалась бежать на второй этаж по частично обвалившейся деревянной лестнице. Цепляясь за перила, Рике принялась карабкаться туда.

От второго этажа тоже осталась половина. Дверь одной из комнат хлопала, словно на ветру, и Рике сразу увидела то, что было нужно – открытое окно. Прыгая через дыры в полу, она кинулась в комнату.

Здесь было совсем темно, лишь немного лунного света падало через оконный проём. Девушка влезла на стол, упершись рукой в обложку чего-то. Машинально Рике сунула эту… книгу? тетрадь? под свитер.

Раму окна перекосило и створки выдавило наружу. Стёкла полопались, и осыпались на улицу. Рике видела, как они блестят внизу. Крыша и стена наполовину обвалились, образовав внизу большую кучу мусора, и некоторые осколки стекла воткнулись в неё торчком. Приземлившись на них, запросто изрезать руки и ноги в лохмотья. Рике совсем не улыбалось прыгать в эту «яму с шипами».

К счастью, забор, что рабочие поставили через улицу, выгнуло в сторону города, и его край оказался почти под окном. Там оставалось ещё метра два мостовой до пролома, и Рике прикинула, что сможет съехать по забору вниз, пробежать дальше, и перебраться на безопасный участок Рюггвейен.

Она прыгнула из окна на зелёную сетку. Проволока больно впивалась в пальцы, но, перебирая руками, Рике быстро сползла на мостовую, и облегчённо обмякла. Полдела было сделано. Ноги дрожали, и она присела минутку передохнуть.

Землю снова тряхнуло. Рике подбросило, она больно ударилась копчиком о брусчатку. И тут толчки стали следовать один за другим. Господи, да это было настоящее землетрясение! Почти вся мостовая до забора вдруг обвалилась в пролом, и Рике вскочила, вцепившись в сетку. Между «её» небольшим куском мостовой и ещё неповреждённым участком Рюггвейен теперь зияла двухметровая дыра, перейти которую можно было лишь на цыпочках, прижавшись к ограждению. Она заглянула в провал.

Фауль выскочил из него, словно чёрт из адской коробки. Он схватил Рике за щиколотку, скрипуче смеясь.

– Дай руку, девочка! Дай мне долбаную руку!

Она снова упала на задницу, упираясь ногой в брусчатку – а паук тащил её к провалу. Фауль хохотал, и взбирался по ноге Рике всё выше. В груди у него зияла дыра, белые волосы облепили гладкий блестящий череп.

Рике попыталась отпихнуть паука рукой, но он тут же схватил её за запястье.

– Вот и всё! – прохрипел Фауль.

< Держись крепко! >, хрипловато рявкнул кто-то у Рике в самом мозгу. Она вскинула голову вверх.

Бьёт-В-Нос прыгнул с забора, целясь в глаза пауку. Когда десять с лишним килограмм рыжего веса рухнули на него с высоты трёх метров, в шее Фауля громко хрустнуло. Кот вцепился когтями, а Фауль отмахивался одной рукой, другой продолжая хвататься за Рике. Его когти прочертили четыре глубоких борозды по её коже, и сорвали мамин браслет. Белый и красный бисер мелкими брызгами полетел в провал.

Стригой вскочил на ноги. Голова его болталась, на ней висел кот, оба страшно завывали. Шаг назад – и они рухнули в пролом. Рике подползла к краю. Внизу уже ничего не было видно, лишь показалось – мелькнул рыжий хвост. С обеих сторон провала в бурлящую глину сыпалось все больше кусков зданий и комьев земли.

Тело сотрясали рыдания, но Рике их не замечала.

– Это моя воля, понял! – крикнула она вниз. – Моя! Это я тут королева! Эрика Тьоре, грёбаная королева ведьм!

Голос её сорвался.

– Котик! Кот! Бьёт-В-Нос, ну зачем?..

Рыдая, она снова поднялась на ноги. В кармане что-то мигало. Телефон? Но он же был в дождевике!

Светилась иконка. Как-то она попала в карман. Над головой снова начал сгущаться туман, и он будто сиял. Сияла и иконка – все ярче. В тумане начал проступать женский лик.

– Мама? – жалобно всхлипнула Рике. – Мамочка? Это ты?

Мощный удар сотряс забор. Иконка вылетела у неё из ладони, тут же исчезнув в месиве грязи и камней внизу. Из прорванного ограждения торчал старый зелёный пикап. Его фары едва горели, передние колёса крутились над проломом.

– Залезай быстрей, нна! – заорал Стиг из машины. – Щас тут всё рухнет!

И распахнул дверцу, совсем рядом с Рике.

– Давай!

Она прыгнула.

 

5

– Хорошо, что подсветила, – сказал Стиг, набирая скорость. Ошеломлённая девушка просто сидела в кабине пикапа, когда отец Тормунда задом выезжал из забора и разворачивался на Рюггвейен. – Если б не твой мощный фонарик, нна, я б тебя и не увидел.

– Это был не фонарик, – сказала Рике и икнула. – А кто вам подсказал, что я здесь?

– Дак Рыжий, – ухмыльнулся Стиг. От него за версту несло перегаром. – Иногда прям понимаю этого кота, нна. Ты его не видела, кстати?

Когда они отъезжали, разлом с грохотом сомкнулся, давя в кашу всё, что было внутри. Рике содрогнулась при воспоминании, и в этот момент пикап опасно вильнул, чуть не задев стену дома. Стиг перехватил руль, и выровнял машину, громко отрыгнув.

– Никогда не езди пьяной! – изрёк он, подняв палец. – А иначе жди беды!

– Почему вы все время пьёте? – спросила Рике.

Стиг махнул рукой, и машина опять вильнула.

– Старая история. Как-то сел я за руль выпимши, и натворил дел. Сбежал, да признаться побоялся. С тех пор вот… С работы вышибли, да и ну их. Ты, главное, сама не пей! – и он снова оглушительно отрыгнул.

Впереди в слабом свете фар показался полицейский кордон и люди в синих куртках.

– Вот и наши доблестные защитнички, нна!.. – Стиг открыл дверь и полез из кабины, и тут, к изумлению Рике, Тормунд в синей куртке ухватил его за шкирку.

– Куда ты по пьяни прёшься? – рявкнул он на отца. – В участок захотел?

Парень посмотрел в кабину и увидел Рике.

– Дак вот, – проблеял Стиг. – Девчушке надо было подсобить…

– Ты что тут делаешь? – уже спокойней сказал Тормунд.

Рике шмыгнула носом.

– Отвезёшь меня домой? – спросила она.

На рукаве младшего Торссона волка не было, и Рике почему-то это обрадовало. Тормунд связался по рации с синекурточниками в шарианском районе.

– Твой отец как раз домой поехал, – сказал он. – Глядишь, сейчас там и встретитесь.

Так и случилось. Пикап и «тойота» отца встали нос к носу у их калитки. Рике выскочила из кабины, и побежала навстречу Ларсу.

– Папа! – закричала она, и слёзы снова хлынули из глаз. – Улле!..

– Ты почему в свитере? Где куртка? – отец обнял её и махнул Тормунду: мол, спасибо. – Пошли-ка в дом. Почему трубку не берёшь?

– Папа, Улаф! Он!..

– Да знаю я! Скажи, что с тобой случилось? Ты где была?..

Ларс открыл дверь. В доме горел свет, и с дивана в гостиной им навстречу порывисто поднялась Ирма с размазанной под глазами тушью.

А на диване лежал Улле – живой и невредимый.

 

1

Рике проболела больше недели.

На второй день раны на руке и шее, оставленные когтями Фауля, почернели и распухли. Испугавшись сепсиса, медики перевезли её в клинику.

Илзе Лунд, откуда-то прослышав, что Рике в больнице, появилась в тот же вечер. Она втёрла в раны пахучую травяную смесь, и долго бормотала, дуя на Рикину руку. К утру воспаление прошло, и через пару дней от ран остались только тонкие, как ниточки, шрамы.

Когда поздним вечером Илзе собиралась уходить, Рике вспомнила:

– Подождите. Я там нашла… Тетрадь такую толстую, похожую на дневник. Дома её глянула, и спрятала под матрас.

– Может, надо было показать полиции? – спросила госпожа Лунд.

– Да, в общем-то, так и думала сделать. Но сначала хочу сама посмотреть. Знаете, меня смущают слова Фауля… Он такие гадости говорил, неужели это правда?

– Какие гадости? – заинтересовалась Илзе.

– Ой, – глаза у Рике сделались испуганными. – Ммм… Мысли вслух, не обращайте внимания.

– Хорошо, надумаешь – скажешь. Выздоравливай.

Той ночью ей приснился кошмар. Человек в чёрной форме, чем-то похожий на Фауля, бледный и страшный, стоял на коленях под скалой.

– Проклинаю, – хрипел он. – Тебя и твоё отродье. Будь проклят. В миг торжества умрёшь, и родная кровь погубит тебя! Проклинаю!..

Рике проснулась с криком.

Неужели это правда? Божечки, пожалуйста, нет!

Улле, как оказалось, выкрала Ирма. Рике не разглядела за туманом Ирмину машину, и помчалась к жёлтому дому. А Ирма привезла сына к Андерсу, и там у Улафа отказали ноги. Он совсем перестал ходить. Андерс заявил Ирме, что их отношения закончены, и мачеха снова отправилась домой, где и встретила муха и падчерицу. Ларс ходил с таким лицом, словно предвидел всё с самого начала.

В классе бледную после болезни Рике приняли без былой враждебности. Притворились, что её просто нет. Кирстен и Инге рассматривали на парте модный журнал. Крис Стар, снятый крупный планом, скалил со страницы клыки в роли вампира.

– Такой лапочка! – закатила глаза Инге.

– Идиотки! – рявкнула Рике. Она цапнула журнал и разорвала его на четыре части, швырнув в урну. – Вампиры никакие не лапочки! Это жестокие твари, которые убьют вас безо всякой жалости!

– Психованная, – пробормотала Инге, отодвигаясь подальше.

– Да ты вовсе не молчаливая кошка! – совсем, как тогда во сне, с весёлым удивлением сказал Эйнар Маркен.

– Да уж, кошки не всегда молчат! – поддержал его Магнус.

Рике свирепо зыркнула на них и уселась за парту.

В конце уроков Грете вызвали за дверь. Она забежала в класс, схватила рюкзак и снова выскочила. По щекам её текли слезы.

После занятий Рике вышла из класса последней. Грустная Кирстен сидела на подоконнике, ковыряя пальцем стекло.

– Что там у Грете? – спросила Рике, подсаживаясь.

– Отец избил маму, – тихо сказала Кирс. – Он в полиции, мама в больнице. Рике?

– Да?

– Принесешь книжку про Раксу-плаксу почитать?

– Конечно, – сказала она. – Конечно, принесу.

Дома Ирма массировала Улафу спину. С тех пор, как у мальчика отказали ноги, родители снова объездили все больницы, но помочь никто не смог. Ему приходилось делать массаж несколько раз в день, чтобы кровообращение оставалось в норме.

– Сейчас разомнёмся и гулять, – сказала Ирма, и вышла в коридор.

Рике присела на диван.

– Ну ты что, медвежонок? А? Братец-кролик?

Пальцы Улафа слабо шевелились. Сестра расфокусировала взгляд. На миг ей показалось, что из-под рук мальчика, подёргиваясь, струятся цветные линии. Но через секунду картинка размылась. И тут тренькнул телефон. Рике посмотрела на экран: неизвестный абонент. Виноватый смайлик. Треньк! Весёлый смайлик. Подпись «Всё хорошо!».

– Это ты? – Рике потрясла брата за плечо. – Ты мне шлёшь? Слышишь?

– Подъём! – деланно-весёлая Ирма вкатила детскую коляску, на которой возила сына ещё малышом, и принялась одевать Улле на улицу. Рике постояла немного, и пошла к себе.

Она ещё не могла видеть чёрного паука, что оплёл ноги брата своей гадкой паутиной. Паука, что жил над Ирминой головой. Улаф дергал чёрные нити, но ему самому не под силу было освободиться – паутина затягивалась тем туже, чем сильнее ты пытался её разорвать. И паук забирался всё выше. Никто не видел его, и Рике тоже. Пока.

Вечером позвонила Илзе.

– А у меня новость! – сообщила она. – Вернулась хозяйка Рисвик! И приглашает тебя вступить в ковен. Как смотришь на это?

– А что, по возрасту уже можно?

– Лунная кровь была – значит, можно.

– Тогда мне нужно с вами посоветоваться сначала. Только не по телефону. Хорошо?

– Конечно! Приходи завтра, в любое время.

– Спасибо.

Рике повертела трубку, и привычно потёрла то место на руке, где был мамин браслет. А можно ли вступать в ковен, если… Если… Если она правнучка Упыря?..

 

2

U-3000 пряталась под скальным козырьком в неприметном фьорде. Экипаж непрерывно нес боевое дежурство – капитан Дресслер не позволял расслабляться. Авиация союзников рыскала вдоль всего побережья.

– Война закончена для трусов в Берлине, – сказал он. – Мы продолжим дело фюрера, несмотря ни на что. Придёт время, и наше знамя взовьётся над миром.

Двух матросов, пытавшихся агитировать за сдачу в плен, капитан застрелил лично.

Восьмого мая команда тихо слушала радиосообщение о безоговорочной капитуляции вооружённых сил Рейха перед осси и союзниками. Капитан объявил трёхдневный траур.

Человек, которого они ждали, опаздывал почти на десять дней. Дресслер решил, что две недели будут крайней датой. После тринадцатого они безоговорочно снимались с якоря и уходили к Новому Дойчланду.

С суши к лодке вела сложная система скальных туннелей. Схему прохода знали только посвящённые – можно было не опасаться, что сюда забредёт случайный крестьянин.

Вахта матрос-ефрейтора Мельсбаха кончалась через сорок минут. Он помоется в душе, позавтракает на камбузе – и спать. Бездеятельное ожидание, да ещё вахты часовым выматывали хуже боя. Тем более, когда светит такое ласковое весеннее солнце и кончилась война.

Сверху посыпались камешки. Мельбах щелкнул затвором своей STG.

– Стой, кто идёт? – негромко спросил он. Если рявкнуть во всю силу, эхо от скалистых стен фьорда донесет крик до самого Бергена.

Человек, спускающийся по каменистому распадку, упираясь сапогами в скалу, был одет в чёрную офицерскую форму Морских Псов. Мельбах повидал мертвецов и утопленников, да и три года на войне заставили быть привычным ко всему. Поэтому вид офицера его не потряс. Ну, как… Хотя, потряс, конечно. Особенно эти жуткие глаза на… мёртвом лице.

– Чёрное солнце, – прохрипел пароль офицер. Последние метры до воды он сползал на груди, хватаясь руками. На полпути Пёс чем-то зацепился и, хрипя, принялся отстёгивать портупею.

– Замок Вевельсбург, – ответил матрос-ефрейтор, вспомнив отзыв.

– Зови капитана, – хрипло приказал гость, освободившись от препятствия. – И мостик мне сюда.

От устья распадка, где оказался эсэсман, до площадки часового действительно оставалось метров пять открытой воды.

Мельбах кинулся к люку. Дождались!

– Капитана наверх, – сказал он вахтенному. – Срочно.

Ходовую рубку U-3000 украшал белый круг с чёрной головой добермана, и Морской Пёс вперил в него тяжелый взгляд.

Капитан Дресслер с ходу распорядился подать гостю трап. Сильно хромая на одну ногу, правым плечом вперёд офицер проковылял на площадку.

– Чёрное солнце, – повторил он слова пароля.

– Замок Вевельсбург! Хайл Фюрер! – вскинул руку в салюте Дресслер.

– Обойдемся без церемоний, – голос эсэсмана, уже более похожий на человеческий, был холоден и сух. – Лодка готова?

– Так точно, – отрапортовал капитан.

– Тип XXI, как я понимаю? Новейшая? Значит, пересечём Атлантику без проблем?

– Мы не будем заходить в спанские порты? – нахмурился капитан. – А хватит ли припасов?

– Сколько людей в команде? – эсэсман замер так, как остановился – подав вперёд правое плечо, застывший, словно статуя. В руке он что-то сжимал. Вблизи Мельбах разглядел, что мундир офицера заскорузл от крови. На груди чернели три отверстия, в них набились пыль и сухие травинки.

– С вами – пятьдесят семь человек.

– Я уверяю, хватит, даже более чем, – осклабился Морской Пёс. От него пахнуло таким смрадом, что Мельбах непроизвольно отшатнулся. А на лице Дресслера – старого морского волка, многое повидавшего – возникло выражение, отдалённо напоминающее брезгливость.

– Мне говорили, что с вами будут бумаги…

– Все документы – здесь, – эсэсман ткнул пальцем в висок. – У меня прекрасная память.

– Почему вы так долго? И почему сверху, не по проходу? – капитан словно мучительно искал способ не брать жуткого офицера с собой.

– Были трудности, – злобно захрипел Морской Пес. – Полиция. Патрули. Ещё вопросы? Или вам продемонстрировать мою власть?

Дресслер отступил на шаг, примирительно подняв руки.

– Готовьте лодку к отплытию, – распорядился гость. – Команду по местам. Мне нужно ещё десять минут.

– Яволь, – козырнул Дресслер и скрылся в люке.

Жуткий офицер заковылял мимо Мельбаха, и вдруг остановился.

– Что, интересно? – он протянул матрос-ефрейтору кулак, на который тот всё поглядывал, и разжал его. На грязной ладони поблескивал золотой знак «За ранение».

– За полный отрыв яиц на Восточном фронте во славу нации и фюрера! – эсэсман скрипуче засмеялся, а Мельбах бочком отбежал от него подальше.

Офицер ковырялся под скалой, посыпая вокруг себя песком, потом затрясся и заскрипел на странном языке, стоя лицом на северо-восток. Мельбах не стал дожидаться, пока Пёс закончит, и нырнул внутрь подводного корабля. Внезапно у него возникла уверенность, что в металлическом чреве корпуса сейчас гораздо безопаснее, чем снаружи.

Меньше, чем через полчаса U-3000, новейшая лодка типа XXI, отчалила от скальной стенки, уйдя под зеркальную поверхность маленького фьорда. Ещё впереди было то время, когда победители растащат эти лодки по конструкторским бюро, и начнут строить на их основе свои подводные флоты. А сейчас последний из оставшихся в строю Кригсмарине кораблей нёс экипаж и единственного пассажира в Страну серебра, к берегам далёкой Аргентины.

 

3

Толстая тетрадь в кожаной обложке оказалась дневником Гудрун Бё.

Илзе последнее время чувствовала себя лучше – наступила ремиссия, и Тур уехал на три дня к сестре в Осло.

Рике и её наставница снова сидели в гостиной, попивая горячий кофе. Дневник лежал у Илзе на коленях, она осторожно листала пожелтевшие страницы.

– Да, – сказала она. – Я не узнала её постаревшую, а сейчас вспоминаю. Она работала одно время у нас, в приюте для «детей войны». Очень хорошая и приятная девушка. Была добра к нам. Но мне что-то приснилось плохое, и я начала её сторониться. А вскоре Гудрун выгнали, когда узнали, что она спала с Упырём и ищет сына в приютах.

Илзе поставила чашку на столик и с хрустом потянулась.

– А Упырём-то, получается, был не Фауль. Или не один он, уж точно. Смотри, – она провела пальцем по строчкам и Рике вытянула шею. – Здесь Гудрун пишет, что её Хозяин уснул второго мая. А странные убийства продолжались до десятого. Если выстроить линию, она пройдет от Тролльхавена на юго-запад к Хёугланну. И там обрывается у фьорда. Власти решили, что убийства с перегрызанием горла людям и животным были делом рук спятившего дойча, который затем утонул во фьорде. Тело преступника так и не нашли.

– Я его видела… – тихонько сказала Рике. – Во сне. Второго упыря.

– Ох ты ж, – удивилась Илзе. – И что он?

– Проклинал Фауля. Сказал, что его погубит родная кровь. Его там подводная лодка ждала во фьорде, по-моему. И вот, смотрите.

Рике взяла фотоальбом со старыми фотографиями и открыла на странице, где были офицеры-дойчи с девушками на набережной. Помешкала, встала и достала из куртки ещё одно фото. Приложила его к альбомному.

– Это Фауль, – сказала она. – А вот мой дедушка Арне. Я не могла понять, на кого похож Фауль, будто где-то его видела. А здесь, смотрите, Илзе – одно лицо. А вот тот, второй, из моего сна…

– Получается, твой дедушка – сын Гудрун и Фауля? – Илзе вздохнула.

– А я – его правнучка. Он тогда в подвале тоже кричал, что я его крови… Как же так, Илзе? Как может человек быть родственником этой твари?

Рике спрятала лицо в руках.

– Понимаю тебя, милая, – ласково сказала госпожа Лунд. – Но тут нет ничего страшного. Мне всю жизнь твердили, что я родственница тварей. Как видишь, справилась. И в тебе нет ни капельки от этих ожесточившихся людей… и нелюдей. Ты не несёшь ответственности за их преступления. И если поменьше распространяться, то и вовсе – никто никогда ни в чём не упрекнёт, хотя и упрекать-то не в чем, наоборот. Получилась так, что именно ты замкнула это страшное кольцо. И не поддалась на посулы Упыря – а избавила от него город и страну. Ты герой. Помни это.

– Я все ваши амулеты растеряла, – всхлипнула Рике. – Ничегошеньки не осталось. Иконку Улле, а может, она его хранила как-то… И мамин браслет даже…

– Зато ты нашла себя, – Илзе придвинулась и погладила Рике по волосам. – Обрела свою силу. Ведь что такое память, любовь, дружба? Это же волшебство. Просто оно настолько обыденно, что мы его привыкли не замечать.

Рике вытерла слёзы рукавом.

– Говорят, если уничтожить могущественного колдуна, к тебе переходит его сила, – сказала Илзе.

– Не надо мне никаких его сил, – буркнула Рике. – Ничего хорошего в них нет.

– И вот ещё положительный момент, – хмыкнула наставница. – Теперь знаю, кто наложил на тебя порчу, что я забрала, и смогу лучше ей противостоять. Да и Гудрун сгинула.

– А другие ведьмы? – спросила Рике. – Вы же говорили, что они тоже могут быть замешаны.

– Знаешь, теперь я думаю, что мы справимся. – Илзе хихикнула. – Есть ощущение, что без божественного покровительства тут не обошлось.

– И кто же нам покровительствует? – Рике взяла чашку с кофе и смотрела из-за неё на Илзе испуганными глазами.

– А в какой ковен ты собираешься вступать? Как он называется?

– Ласточки… Фрейи?

– То-то же. – Илзе кряхтя поднялась. – Пойдём-ка на кухню, перекусим. Проголодалась я.

В дверях она обернулась.

– И ещё: ты пробудила город от страшного сна, в который он неумолимо погружался. Это очень хорошо, хотя и далеко не всё. А сон разума рождает чудовищ, как известно.

– Где-то я уже это слышала, – с сомнением сказала Рике.

– Конечно, слышала, милая, – и Илзе звонко засмеялась, совсем, как прежде.

…Посвящение в ведьмы назначили на канун Бельтана, перед Вальпургиевой ночью.

За день до этого Хозяйка Рисвик из-за пошатнувшегося здоровья передала знак главенства в ковене – янтарное ожерелье – своей дочери. Никто не протестовал, и Магрит Рисвик, мэр Тролльхавена, стала еще и новой Хозяйкой Ласточек Фрейи.

В ковен принимали обнажённой – символическое подтверждение того, что ведьме нечего скрывать. Но в доме было прохладно, и для Рике сделали исключение. Астрид Рисвик вручила ей тёплую льняную рубашку до колен, хотя всю остальную одежду всё-таки пришлось снять.

Ведьмы столпились полукругом за пределами пентаграммы, в центре которой стояла Рике, а на лучах разместились Магрит, её мать, Илзе Лунд, Фрита, и Лив, как одна из наиболее знакомых с Рике ведьм.

Магрит смазала ей горло, запястья и ступни ног розовым маслом. Потом сняла с неё мерку верёвкой и завязала на ней узел.

– Посвящаешь ли ты себя Богине и Ремеслу, как и мы, твои сестры в Искусстве? – спросила она.

– Посвящаю, – ответила Рике. Она понимала, что это формальность, но всё равно было не по себе.

– Что ты можешь, ведьма?

Рике вспомнила кошек.

– Я могу слышать.

Духов, танцующих на сцене и клубящихся над ямой.

– Видеть.

И камни, что летели, словно снаряды, послушные её воле.

– И повелевать.

Хозяйка Магрит символически поцеловала девушку в лоб, ключицу, грудь, живот, колени и ступни. Вручила ей верёвку с узлом.

– Храни верность своим сестрам и Богине, как эту мерку. Добро пожаловать в ковен, новая Ласточка.

Женщины захлопали. Рике смущённо улыбалась. Она переоделась, и ведьмы устроили чаепитие со сладостями. Впрочем, пили не только чай – появились несколько бутылок вина.

– Тебе ещё рано, – подмигнула Рике Лив, – а мы через часик поедем за Герресборг, в холмы, праздновать Бельтан. Должны и парни подтянуться, будет весело. Но – только для совершеннолетних!

Она засмеялась и вновь наполнила бокалы.

Илзе и Рике шли домой по набережной фьорда пешком. Уже несколько дней стояла чудесная весенняя погода, и небо не хмурилось ни одной тучкой.

– Неужели кто-то из них был заодно с Гудрун? – прервала молчание Рике. – Пропала же Дагмар… Вдруг она что-то узнала?

– Кто знает, почему она пропала? Может, это исчезновение никак не связано с Гудрун. Может, я и ошибалась, – задумчиво ответила Илзе. – Может быть…

– Как вы думаете, Илзе, всё уже кончилось? Плохое?

Илзе долго молчала.

– Не хочу тебя пугать, милая, – проговорила она, – но надо быть готовой ко всему. Сдается мне, что некоторые вещи только начинаются…

– Смотрите! – вдруг крикнула Рике. – Арахис!

Ворон, громко каркая, кружил над кромкой прибоя, чуть ли не ныряя в волны. Вот он выхватил из воды что-то, ярко блеснувшее в закатных лучах солнца, и полетел к ним.

– Ты в этом году рано, – удивлённо сказала Илзе.

Но Арахис бочком обежал её по парапету и уронил в ладошку Рике то, что он держал в клюве.

– Ррике! – каркнул ворон. – Подарррок!

– Ух ты! – восхитилась девушка. В руке лежала тонкая круглая пластинка, отливающая золотом.

Илзе оглянулась по сторонам, и накрыла пластинку своей ладонью.

– Спрячь, – сказала она. – Пусть будет скрыта от глаз.

– Но что это? Неужели…

– Да, – ответила Илзе. – Это настоящее волшебство.

У себя за калиткой Рике чуть не споткнулась о Тёплую Пыль, сидевшую на дорожке.

– Ты чего тут? – удивилась она. – Меня ждёшь?

< Мое жильё сгинуло вместе с Краем, – меланхолично объяснила кошка. – Надо где-то перекантоваться >.

Она встала, и Рике увидела тугой шар живота.

– Ох, да у тебя котята будут! – поняла она. – Пойдем-ка сюда.

Девушка отвела Тёплую Пыль в сарай, соорудила ей гнездо из коробки и старого покрывала.

– Сейчас в магазин сбегаю, куплю корма и миску. Сиди тихо, если Ирма увидит – сразу в приют сдаст. На днях мы поедем в хютте, я тебя в багажнике провезу контрабандой.

Кошка согласно кивнула.

– Слушай, всё думаю, как Бьёт-В-Нос узнал, что я в жёлтом доме?

< Кошки знают >, с некоторым раздражением ответила Тёплая Пыль.

– Вы таким способом и Упыря вычислили?

Кошка в ответ только фыркнула. Хорошим воспитанием она никогда не страдала.

 

4

Первого мая Магрит и Фрита присутствовали на открытии памятной доски обермайору Фаулю на здании тюрьмы Ила, бывшей Грини. Улицы утреннего Осло после карнавала на Вальпургию пустовали, только городские службы занимались уборкой груд мусора – следствия народных гуляний.

Мэр Тролльхавена хотела взять на освещение события Луту Лайнен, свою любимую журналистку, но та оказалась не в состоянии. Её можно было понять – бойфренд Билл вдруг резко уехал в Атлантис, даже не попрощавшись. Лишь через два дня выяснилось, что в доме его норвегского партнера господина Осе полиция нашла детское порно, и Билла подозревали в причастности к его изготовлению. Сейчас, впрочем, это уже не было таким страшным преступлением, но Билл предпочел скрыться от шумихи на родине. Лута третий день заливала горе спиртным, взяв на работе недельный отпуск.

На мраморной доске выбили профиль героя и такие слова: «Здесь в 1942 году нёс службу Сюльвестр Фауль в звании штаб-ротмистра. Вечная память борцам за свободу норвегского народа!».

Потом они прошли в камеру Рейвига. Варг отсидел уже почти восемь лет из двадцатиоднолетнего срока, но заключение не сломило дух патриота.

Он салютовал им приветствием Морских Псов, вскинув руку со сжатым кулаком. Магрит поправила его:

– Теперь мы встречаем наших братьев так, – и она прижала правый кулак к левой груди. – Святое дело в наших сердцах!

– Тоже неплохо, – засмеялся Варг.

– Решение принято, – сказала Магрит, раскладывая бумаги на столе. – В стортинге теперь заседают не изменники, а патриоты Норвега. Завтра вы окажетесь на свободе. Нужна подпись вот здесь, и здесь.

Рейвиг расписался.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Ведь это вашими стараниями пересмотрен мой приговор.

– Не стоит, – отмахнулась Магрит. – У вас будет возможность выразить свою признательность позже. Сейчас же я задам необычный вопрос, Варг. Варг – значит «волк». Хотите стать настоящим волком? Свирепым зверем, внушающим ужас врагам?

– Я не совсем понял, – покачал головой Рейвиг. – Что вы имеете в виду?

– Сейчас поймёте, – сказала Магрит. – Фрита, давай покажем волчицу.

Девушка упала на четвереньки. Магрит провела рукой у неё над головой, Фрита оскалила зубы и вдруг зарычала. Звук был такой, словно она проталкивала комок мокроты через горло. Взгляд из осмысленного превратился в звериный. Она уставилась на Варга и подобралась, готовясь к прыжку.

– Сидеть, девочка, – Магрит потрепала её по загривку. – Видите?

Варг благоразумно спрятался за стулом, но теперь осмелел, подошел и погладил Фриту по голове. Та тихонько заворчала.

– Вы хотите превратить меня в такое?

– Конечно, нет, – засмеялась Магрит. – С вами я поработаю серьёзно. Вы сможете самостоятельно входить и выходить из состояния волка. И, конечно, будете гораздо сильнее и опасней, чем наша милая Фрита. Вставай! – скомандовала она девушке.

Та медленно поднялась.

– Видите, Варг, это совсем просто. Фрита хорошо служит мне, и у нее всё прекрасно. Правда?

Девушка кивнула, прочищая горло.

– А как вы это делаете? – поинтересовался Рейвиг.

– Это семейное. Женщины нашего рода могут превращать людей в волков – при желании. Ну, вам интересно?

– Это как минимум занимательно. Я подумаю, госпожа Рисвик.

– Вот и отлично. Что ж, господин Рейвиг, тогда надеюсь увидеть вас вскоре после освобождения.

– Всего доброго и спасибо! – крикнул Варг им вдогонку.

На следующее утро толпа в синих куртках и камуфляже с «волчьими» шевронами встречала Рейвига у ворот тюрьмы. Некоторые даже пришли с цветами.

– С возвращением! – раздавались крики. Варга подхватили на руки и принялись качать

К нему протиснулась Ингрид Ольсен – она приехала встречать Рейвига из Тролльхавена с внушительным отрядом единомышленников.

– Держи, Варг! – Ингрид протянула открытую бутылку темного эля «Негне Ё». Рейвиг осушил её одним глотком, и схватил вторую.

– Молодец девчонка! – он основательно приложился к бутылке, и потрепал Ингрид по щеке. – Хочешь провести со мной время?

– Спрашиваешь! Конечно, хочу!

– Тогда пошли! – Варг оглянулся на окружающих. – Вперёд! Берегись, Осло! Сегодня на улицах волки!

Толпа заревела, зарычала, заулюлюкала и засвистела. Плотный людской поток хлынул по шоссе к столице.

 

Ларс вытащил из хютте два пластиковых шезлонга, и сейчас они с Ирмой нежились в лучах ласкового майского солнца. Сегодня ощутимо пригревало – скоро, скоро придет быстротечное нордландское лето, похожее на сказочную весну.

Улаф сидел рядом с ними в туристическом раскладном креслице – взгляд устремлён в пространство, пальцы перебирают купленные недавно стеклянные шарики. За эти полгода брат вытянулся, ручки-спички превратились просто в худые. Рике было довольно стыдно, что ещё недавно она считала мальчика дебиловатым овощем. На днях родители собирались купить ему специальную коляску.

Плетёт свои нити, подумала она, глядя на его пальцы. Как знать, вдруг он не только их видит? А если ещё и может управлять? Дергать за ниточки. Рике вскочила с крыльца, на котором читала книжку, пораженная внезапной догадкой. Надо бы мне побольше выяснить об этом, пронеслась мысль.

От волнения Рике уже не сиделось на месте. Телефоны, навигаторы, видеокамеры, компьютеры, – что, если к ним всем тянутся незримые провода? И её брат…

Девочка пошла по дорожке, погруженная в раздумья. Вот и мостик, со страшным проёмом под ним. Давно она уже туда не заглядывала. Рике решительно слезла вниз.

– Эй, тролль! – крикнула она во влажную полутьму. – Вылезай, тварь! Ты меня больше не тронешь! Я тебя не боюсь!

Что-то вякнуло у неё за спиной. Рике чуть удар не хватил. Она подлетела на полметра, готовая к драке, и развернулась в прыжке.

Тёплая Пыль сидела на берегу ручья, обернув лапы хвостом – вся воплощённая элегантность.

– Что случилось? – невинно спросила кошка. – Решила прогуляться?

Тяжело дыша, Рике вылезла наверх.

– Не пугай меня больше так.

Кошка повела ухом:

– Ты правда думаешь, что твою маму убил глупый камень, который всю жизнь не вылезал из-под моста?

Девушка чуть не упала.

– Как!? Что ты сказала?! Ты откуда знаешь?

– Кошки знают, – назидательно ответила Тёплая Пыль.

– А кто же тогда её убил?

– Ну ты вообще… – Кошка повернулась и пошла к хижине. – Вообще… Вообще-то умная. И могла бы уже сама сообразить, что вас столкнул с дороги водитель грузовика. Пьяный водитель. Который потом себе места не находил, и окончательно спился. И поселился в глуши, рядом со своим отцом, потому, что ему было стыдно смотреть в глаза людям, которые не знали о его преступлении. И топил свою вину в вине. И жизнь ему скрашивал лишь один бестолковый рыжий кот…

– Я его знаю, этого человека, – потрясенно сказала Рике, идя вслед за Тёплой Пылью.

– И он давно уже наказал себя сам, – спокойно сказала кошка. – Так, как его никогда не наказало бы государство, или другие люди. – Она оглянулась на девочку. – Думаешь, троллю это надо? Что ты полжизни его ненавидишь? Он не знает, как перед тобой выслужиться. К волчице тебя кто привёл, как думаешь? Или Рике сама во сне пошла, откопала нору и вытащила волчат?

– Но Улле…

– Улле – само собой. А кто сказал твоему брату, где искать тролль-камень? А кто подсказал тебе тролль-слова? Слово «тролль» тебе ни о чём не говорит? Ничего не бывает «само».

Она улеглась рядом с котятами и принялась вылизывать одного из них.

Девочка постояла, глядя на эту картину.

– Рике, иди к нам, – крикнула Ирма с улыбкой.

– Сейчас, минуту! – отозвалась она. «Я не замечаю лицемерия. Просто делаю вид, что всё в порядке – и – хоп! – всё в порядке. Вот так фокус».

В доме пришлось порыться, но она отыскала старую Барби под разным хламом в чулане. Кошки лежали на том же месте и жмурились, довольные жизнью.

– Так, получается, он меня обманывал? – нерешительно спросила Рике.

Чёрная кошка приоткрыла один глаз:

– Горный, или пещерный тролль может убить человека. Но не от злости, а случайно – по глупости, от неуклюжести своей, или если его сильно испугать. А что может мелкий тролль из-под моста, который и с места-то не двигается никогда? Только шутки шутить – это у них единственное развлечение. То, что шутки у них часто злые, и всегда глупые – так это не от особой злобности, а от плохого чувства юмора.

– Я смотрю, кошки много чего знают…

Собеседница девочки недовольно дёрнула хвостом:

– Если бы ты двести лет сидела под мостом, у тебя бы тоже был отвратительный юмор.

Рике дошла до мостика и засунула голову в проём.

– Эй, Шутник! Куклу хочешь?

Секунд двадцать было тихо. Девочка уже собралась уходить, но тут раздался скрипучий голос. Тот самый, так хорошо знакомый ей по страшным снам.

– Что девочка хочет за куклу?

Рике отшатнулась, но взяла себя в руки.

– Ничего. Бери, она твоя.

Две паучьих лапки, как мокрые чёрные ветки медленно вытянулись из-под мостика, словно пробуя свет на ощупь. Рике осторожно положила в них Барби.

– Девочка хорошая.

Кто-то уже говорил ей подобное, не так давно, и таким же противным голосом.

– Играй, чучелко.

Рике вздохнула, и вернулась к хижине.

Котята уже затеяли возню на солнце – два чёрных и два рыжих малыша.

Один из котят сморщил мордочку и чихнул. Рике присела рядом с ними и подставила лицо солнечным лучам. Мать котят забралась ей на колени и замурлыкала. Кошки знают… На глаза навернулись слёзы. Что-то часто я реву в последнее время, сердито подумала Рике, быстро их смахнув. Ракса-плакса, победительница чудовищ.

Так странно – Бьёт-в-Нос пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти мою, пришла в голову мысль. А в это время Тёплая Пыль уже носила в себе его продолжение – этих смешных кошачьих деток. Человек, который отнял у меня самое дорогое, спас когда-то жизнь рыжему котёнку, а потом и мне. Жизнь порождает жизнь, несмотря ни на что.

Жизнь никогда не кончается.

Простое чудо.

Обыкновенное волшебство.