-Халид! Просыпайся!

Халид промычал что-то нечленораздельное и перевернулся на живот.

— Проснись, я сказала! — От пронзительного голоса свербило в ушах.

Балансируя между явью и сном, Халид был застигнут жутким кошмаром. Его милая юная жена каким-то непостижимым образом превратилась в его сварливую матушку. И еще хуже — постель вдруг стала твердой, как пол.

— Проснись, ты! — Михрима пнула ногой обнаженное тело сына.

Халид рывком приподнялся и огляделся, не понимая, в чем дело. Он вспомнил, как накануне они с женой занимались любовью. Слава аллаху, ему только приснилось, что жена его стала такой же злобной, как его матушка.

— Почему ты спишь на полу? — спросила Михрима.

— Ты разбудила меня только для того, чтобы это спросить? — вопросом на вопрос ответил Халид и тут же осознал, что гол, как Адам, а его мужское естество победоносно торчит.

Скрывая под грубостью свою растерянность, он рявкнул:

— Чего тебе надо?

Михрима усмехнулась. Ей нравилось ставить людей — даже собственного сына — в неудобное положение.

— Где твоя супруга?

Халид понял, что мать задает вопрос неспроста. Ей известно что-то такое, что он еще не знает.

— Если это игра в угадайку, то я сдаюсь. Где она?

— Непобедимый и наводящий ужас Пес Султана неспособен углядеть за своей юной женушкой, — издевалась Михрима.

— Я не в настроении выслушивать твои злобные выпады. Говори то, что хотела сказать, и уходи!

— Маленькая дикарка уже привила тебе свои дурные манеры, — усмехнулась Михрима.

— Мать, прекрати! — В голосе Халида звучало грозное предупреждение.

— Твоя жена в паре с твоей сестричкой по пути в конюшню. Я пыталась их задержать, но они не послушались меня.

Несмотря на наготу, Халид мгновенно выпрямился во весь рост. Он торопливо натянул шаровары, сунул ноги в сапоги, схватил рубаху и был таков.

— Если твоя жена была бы там, где ей следует быть, твой петушок давно бы отдыхал в покое, — проговорила Михрима, поспешая шага на два позади сына.

Халид вспыхнул до корней волос.

— О аллах! Огради меня от злобных глупых старух! — бормотал он на ходу, а Михрима, несмотря на возраст и притворные немочи, не отставала, наступая ему на пятки. Она никак не хотела упустить зрелище, когда ее сын примется наконец учить уму-разуму английскую гадюку. Сейчас, наверное, он изобьет ее до полусмерти.

— Эстер! — громовым голосом позвал Халид, вышагивая вдоль стойл.

Эстер и Тинна разом обернулись. Улыбки на их лицах померкли, как только они разглядели выражение лица обладателя конюшен. Но Эстер увидела кое-что еще. За спиной Халида маячила Михрима, которая так и светилась торжеством. Лучший вид обороны — атака, и Эстер очертя голову рванулась в бой.

— Все, что наговорила твоя мать, — сплошная ложь, — заявила Эстер.

Халид схватил жену за плечо и встряхнул так, что она чуть не откусила себе язык.

— Я не разрешал тебе ездить верхом! Куда ты собралась?

После встряски Эстер с трудом привела мозги в прежний боевой порядок.

— Никуда, мой господин!

— Тогда зачем ты здесь?

— Я привела твою сестру познакомиться с моей подружкой — черной кобылкой.

— Ты лжешь!

— Она говорит правду, — вмешалась Тинна. — Я заверила ее, что ты не будешь сердиться.

— Тебя никто не спрашивает! — огрызнулся Халид, но тон его смягчился, когда он обратился к жене: — Верховая езда неподходящее занятие для женщины, — начал он, но сбился в смущении, когда в его памяти всплыли некоторые события прошлой ночи.

— А мне казалось, что женщина может стать лихой наездницей в определенных обстоятельствах, — с невинным видом заявила Эстер. — Кстати, ты не запрещал мне навещать мою спутницу в скитаниях по караванным дорогам.

— Да, я не возражаю, но только с подобающим эскортом. Моя сестра вряд ли подходит на эту роль. А что совсем плохо — лицо твое открыто. Когда ты наконец усвоишь, что жена принца должна носить чадру?

Эстер тотчас потянулась за своим покровом.

— Клянусь, господин, из спальни я выходила под чадрой, а ты…

Опасаясь, что Эстер скажет лишнее, Халид нежно прикрыл ладонью ее рот и произнес со значением:

— Ты была мне очень нужна утром.

— Зачем?

— Чтобы утихомирить его петушка! — ответила за сына Михрима.

Эстер залилась краской. Халид погладил ее побагровевшую щечку.

— Какого петушка? — осведомилась Тинна.

— Не твоего ума дело, — зашипела на нее мать. Эстер отбросила от своего лица руку Халида.

— Я не шлюха, чтобы быть твоей подстилкой, как только тебе захочется облегчиться.

Пожар от испытываемого ею стыда все ярче разгорался на щеках Эстер. Как он мог упоминать об этом — их сугубо личном — в присутствии своей матери?

— Где Омар? — рявкнул Халид, взбешенный тем, что мать стала свидетельницей его размолвки с женой. — Если б этот лентяй исправно выполнял свою работу, подобного казуса не возникло бы.

— Не вмешивай сюда Омара, — посоветовала Эстер.

Превозмогая желание удушить любимую жену тут же на месте, Халид в уме просчитал до десяти. Последнее время он что-то слишком часто прибегал к этому методу подавления вспышек гнева. Вступать с женой в спор было бесполезно, особенно на глазах Михримы. Вот когда они останутся наедине с Эстер, он выставит ей ультиматум. В который уже раз.

— Вернемся в спальню и позавтракаем, — предложил Халид, надеясь заключить перемирие. — Там мы все спокойно обсудим.

— Я уже ела, — сообщила Эстер, пряча лицо под чадрой. Но ее упрямый носик все-таки торчал наружу.

— Тогда ты составишь мне компанию, — сурово сказал Халид.

Ее обидело то, что он распоряжается ею при матери.

— Хорошо, — произнесла, вернее прошипела, Эстер. Вот когда они останутся наедине с Халидом, она выставит ему ультиматум. В который уже раз.

Пройдя мимо него с гордо вскинутой головой, Эстер проследовала к выходу из конюшни. Халид не мог оторвать взгляда от ее покачивающихся бедер. Михрима и Тинна замыкали процессию. Резкий смех Михримы, возникший неизвестно по какому поводу, одинаково раздражал и принца и принцессу.

— Мама, пожалуйста… — умоляла Тинна.

— Не смей указывать матери, что ей делать, — оборвала ее Михрима и добавила во всеуслышание: — Это создание исключительно плохо влияет на тебя.

От дома к ним спешила испуганная служанка.

— Омар не может выполнять свои обязанности сегодня. Бедняга лежит при смерти.

Откинув чадру, Эстер устремилась в крохотную комнатку евнуха. За ней последовали остальные. В комнатке стало тесно.

На Омара было страшно смотреть. Лицо его отекло, глаза превратились в узкие щелочки, красная сыпь покрывала его лицо, шею, руки.

— Чума! — вскричала Михрима и заслонила собой дочь.

Ничуть не испуганная, Эстер приблизилась к больному и склонилась над ним. После внимательного осмотра она уверенно заявила:

— У Омара обыкновенная крапивница, которая не заразна и не смертельна.

— Откуда ты знаешь?

— Мой брат мучился точно так же, наевшись как-то ягод.

Далеко не убежденный ее заключением, Халид обратился к евнуху:

— Ты ел ягоды?

— Нет, яичные белки… — простонал евнух еле слышно.

Халид медленно повернулся к жене. Ярость, клокотавшая в нем, отразилась на его лице.

— Клянусь, я ничего не знала, — лепетала Эстер, отступая от возникшего перед нею зверя в образе человеческом.

— Я предупреждал, что брезговать тем, что посылает нам аллах, — большой грех.

Он протянул к ней руку, Эстер увернулась и, взвизгнув от ужаса, выскочила из комнаты. Халид устремился в погоню.

— Стой! — крикнул он.

Она не подчинилась.

Огибая угол, Эстер врезалась со всей силы в Абдуллу. Словно мячик отлетела она от могучего воина и распласталась на каменном полу. Халид склонился над ней.

— Ты сильно ударилась?

— Почему эта чертова скала всегда попадается у меня на пути?

С помощью Халида она встала на ноги. Тут только Халид заметил, что вместе с Абдуллой явился посланец султана. Он вручил принцу свиток.

Халид пробежал глазами сообщение и тотчас обратился в хищника, готового к прыжку.

— На Мурада вновь совершено покушение, — коротко бросил он.

Михрима как раз вовремя очутилась поблизости, чтобы расслышать его слова. Она не преминула ехидно заметить:

— Если бы ты искал убийцу не между ног своей дикарки, а там, где он действительно устроил свое логово, то жизнь твоего кузена была бы вне опасности.

Понимая, что на этот раз мать права, Халид сурово глянул на Эстер. Он не знал, как ему быть. С одной стороны, он должен был немедленно прибыть в Топкапи, но с болезнью Омара принц лишился единственного слуги, кто хоть как-то мог проследить за Эстер. Хотя Халид был убежден, что она больше не сбежит, неугомонный характер мог ввергнуть его жену в очередные неприятности.

— Почему ты на меня так смотришь? — воскликнула Эстер. — Не я покушалась на твоего кузена и не я отравила Омара.

— Езжай в Топкапи, сынок, — сказала Михрима примирительно, догадываясь о мучившей его дилемме. — Я возьму Тинну и эту с собой на базар. Она еще ни разу ведь там не бывала.

Халид поклонился, как положено, матери, затем обратился к жене со словами:

— Слушайся мою мать во всем. Ты поняла? Эстер перевела взгляд со свекрови на мужа, который выглядел явно озабоченным.

— Поняла, не тревожься обо мне. Халид отдал распоряжение Абдулле:

— Принеси кошелек с золотом из моей спальни. Посещение базара без денег — пустая трата времени.

Эстер поблагодарила мужа признательной улыбкой. У нее никогда раньше не было на руках своих денег. Очевидно, муж вспомнил об этом и решил сделать ей приятное.

— Отдай кошелек мне, — потребовала Михрима у вернувшегося с деньгами Абдуллы. — Эта их потеряет.

— Моя жена будет держать при себе свое золото и "потратит его по своему усмотрению, — сказал Халид, протягивая кошелек Эстер.

Пару часов спустя трое занавешенных носилок, которые несли рабы Михримы, а охраняли восемь конных телохранителей, остановились на узкой многолюдной улочке неподалеку от базара. Облаченные в яркие кафтаны и цветные шаровары, кутаясь в шелковые плащи с тонкой меховой опушкой, из затемненных носилок явились на свет Михрима и Тинна. Эстер предпочла же темные тона. Из-под черной плотной чадры не проглядывали даже ее глаза. Кошелек с золотыми монетами она сжимала в руке так, как будто это была корона Англии.

Михрима заставила Эстер надеть фериду — тяжелый черный покров. Жаркие дебаты возникли по этому поводу, и Михрима праздновала победу. Никто уже не сможет заглянуть в глаза жены ее сына. Кроме того, черный саван не позволит «этой» даже поглазеть на какого-нибудь мужчину. А если она все-таки позволит себе нарушить этикет, то об этом никто не догадается.

— Я чувствую себя покойником, вышедшим из гроба, — сетовала Эстер. — Я все же не могу взять в толк, почему надо скрывать лицо.

— Обычай требует, чтобы ты носила фериду, — сказала Михрима. О аллах, вознагради ее за терпение. У Михримы уже голова пошла кругом от бесконечных возражений и нытья невестки.

— Глупый обычай, если вы хотите знать, — послышалось бормотание под чадрой.

— А тебя никто об этом не спрашивает, — злорадствовала Михрима.

Эстер притворилась, что ничего не видит под плотным покрывалом, и нарочно столкнулась со свекровью. Тинна хихикнула. На какой-то момент молодое поколение объединилось против представительницы старого. Для Эстер это был отрадный факт.

— Почему ни Тинна, ни ты не напялили эту противную… как ее?

— Фериду, — подсказала Тинна.

— Может, займемся покупками? — спросила Михрима. — Или ты намерена и дальше препираться? Эстер сдалась.

— Давайте смотреть и покупать. — В ней проснулся зуд, свойственный всем женщинам при виде лавок, полных товаров.

В окружении телохранителей Михрима повела свой маленький отряд на штурм богатств восточного базара.

При первом же взгляде на торговую площадь у Эстер перехватило дыхание. Пестрота зрелища и какофония звуков ошеломили ее. Сотни людей, разнообразно одетых, говорили одновременно, и чаще всего на разных языках. За исключением закутанных в белое и в черное женщин, все остальное на этом базаре переливалось всеми цветами радуги. Ведя замкнутую жизнь, Эстер никогда прежде не наблюдала такого скопления людей. Сама мысль о том, что ей надо вступить в этот людской водоворот, привела ее в ужас.

Заметив растерянность невестки, Михрима злорадно усмехнулась. Жестом она приказала Тинне держаться плотнее к чужестранке, а сама заняла точно такую же позицию с другого бока. Халид никогда не простит даже собственную мать, если с его женой что-то случится или она затеряется в толпе.

Хоть и небольшие, но все-таки некие преимущества у этой троицы были. Рыночный сброд спешил убраться с их пути, завидев знаки султанской семьи на плащах телохранителей. Добропорядочные же торговцы и покупатели степенно сторонились, а потом долго смотрели вслед процессии.

Чужестранка из далеких краев, спарившаяся с Султанским Псом, стала вмиг главной достопримечательностью всего базара. Степной пожар не мог сравниться по быстроте, с какой разнесся из конца в конец по площади и лабиринту прилегающих улочек слух о ее появлении на базаре. Сотни глаз сверлили ее плотный покров. Теперь уже Эстер была рада тому, что никто не видит ее лица.

— Почему все смотрят на нас? — шепотом спросила она у Михримы.

— Им любопытно.

— Что?

— Какая ты есть.

— Откуда они узнали про меня?

— Как же ты неразумна! — Михрима даже ощутила некую жалость к невежественной девчонке.

— Просвети меня.

— Иностранка вдруг стала женой принца, одного из самых влиятельных и самых жестоких вельмож империи. Разве простой люд в Англии не пялит глаза на своих принцев и принцесс?

— Наверное, но я точно не знаю.

— А почему? — поинтересовалась Тинна.

— Я никогда не была в Лондоне. Это столица, где королева держит двор, — призналась Эстер.

— Разве ты не дочь дворянина? — спросила Михрима.

— Да, но я ни разу не выезжала из отцовского поместья.

— Держать тебя вдали от приличного общества было очень мудрым решением, — кивнула Михрима.

— Что ты хочешь этим сказать? — оскорбленная, Эстер повысила голос.

Михрима огляделась вокруг. Сотни ушей навострились, чтобы подслушать перепалку, возникшую между матерью Султанского Пса и его супругой.

— Что бы ты хотела купить прежде всего? — спросила Михрима, резко меняя тему. Эстер ненадолго задумалась.

— Я бы приобрела сначала саше, чтобы складывать туда свои покупки.

Михрима усмехнулась.

— Ты не так уж безмозгла, какой кажешься.

— Если ты, старая карга, еще раз…

— Помни, где мы находимся, дорогая, — предостерегла ее Михрима.

Эстер поглядела на жадно внимающую каждому их слову публику и покорилась. Она возьмет свое, когда они со свекровью останутся без свидетелей.

Их первая остановка была у лавки, где продавались саше. Сумки разных форм и размеров заполняли полки и прилавки. Тут были изделия на любой вкус и на любой кошелек — из кожи, из ткани, из всех материалов, какие только можно себе вообразить.

Эстер указала на черное кожаное саше, и продавец выложил его перед ней на прилавок. Сумка ей подходила, но, не имея понятия о здешних ценах, Эстер достала из кошелька несколько золотых монет и разложила их на ладони.

— Сколько ты хочешь за эту сумку? — спросила она.

Жадные пальцы торгаша готовы были сгрести все с ее ладони, но рука Михримы его опередила. Она накрыла ладонь невестки, загораживая золото от торговца.

— Этот шитый грубыми нитками кусок ослиной шкуры стоит две монеты. И то этого много.

— Две монеты! — вскричал торговец. — Чудесное изделие из мягкой кожи за две монеты! Где такое видано? Моя цена по меньшей мере десять монет.

— Десять! — тут уже возопила Михрима. — Ты бесстыжий старый мошенник!

— Десять монет, — настаивал торговец. — С десяти начнем торговаться, — добавил он, не желая терять покупательницу.

— С таким глупцом нечего торговаться, — проворчала Михрима и обратилась к Эстер: — Спрячь свои деньги, моя дорогая доченька. На базаре полным-полно порядочных торговцев, которые не заламывают такие безумные цены.

Эстер послушно ссыпала монеты обратно в кошелек. Троица собралась уходить.

— Подождите! — окликнул их торговец. Михрима оглянулась, окинула его ледяным взглядом.

— Для семейства принца Халида назначаю специальную скидку.

Его слова побудили Михриму задержаться в лавке. Потянув за собой Эстер и Тинну, она вернулась к прилавку. Торг уже пошел всерьез.

Вскоре Эстер приобрела черное кожаное саше всего лишь за четыре монеты. Заодно ее мнение о свекрови претерпело некоторые изменения. Явно, что у Михримы есть, чему поучиться.

Побродив еще немного в толпе, они решили отдохнуть и утолить жажду.

— Я хочу шербет из розовых лепестков, — сказала Тинна.

— А что ты предпочитаешь? — спросила Михрима у Эстер.

— Ничего.

— Разве тебя не мучает жажда? — удивилась Тинна.

— У меня предубеждение против шербета.

— Почему?

— Стоит мне попробовать шербет, как в нем обнаруживается какой-нибудь дурман.

Михрима усмехнулась под своей чадрой.

— Здешний продавец человек честный и ничего не подмешает в напиток.

— Я не доверяю никому.

— Тогда я закажу тебе лимонад.

— Могу я снять чадру, когда буду пить? — спросила Эстер.

— Просто подними нижний край чадры и просунь в щель чашу, — посоветовала Михрима.

Утолив жажду и слегка перекусив, они поблагодарили торговца, который отказался брать с них плату за угощение. Михрима возглавила шествие, и они пустились в дальнейшее странствие по базару.

Эстер остановилась у прилавка, за которым сидела одинокая старая женщина.

— Чем ты торгуешь? — спросила Эстер.

— Снадобьями, — ответила женщина. У нее был низкий голос и странный выговор. — Дай мою настойку своему супругу, и его инструмент не будет знать усталости.

В невинном неведении Эстер обратилась к свекрови за разъяснениями:

— Что это за инструмент?

— Мой сын не нуждается в твоей отраве, джоди! — ополчилась вдруг на женщину Михрима и оттеснила невестку подальше от прилавка. — Пойдем отсюда, моя дорогая.

— Что такое джоди? — Любопытство распирало Эстер.

— Ведьма, — пояснила Тинна.

Эстер оглянулась на старуху и на всякий случай осенила себя крестным знамением. Михрима тотчас шлепнула ее по руке.

— Никогда не делай этого на людях! Но было поздно. Многие уже уставились на Эстер и начали перешептываться. Слушок, подобно суховею в пустыне, пробежал по опаленному солнцем базару. «Султанский Пес осквернил себя браком с христианкой!»

— Мама, давай пойдем в ювелирный ряд, — попросила Тинна. — Пусть Эстер посмотрит, какие чудесные украшения продаются там.

— Я бы очень хотела посмотреть, — кивнула Эстер.

— А вы, девочки мои, не устали? — осведомилась Михрима, надеясь направить их путь к дому.

— Нет! — хором ответили Эстер и Тинна.

Собрав властным жестом несколько расслабившуюся охрану в плотное кольцо, Михрима, возглавлявшая маленькую группу, начала пробираться сквозь толпу в дальние ряды. Здесь при лавках располагались мастерские, где трудились золотых дел мастера.

Войдя в первую же лавку, Эстер застыла на месте, и ей уже расхотелось следовать дальше. Ее вниманием целиком завладело уникальное произведение ювелирного искусства, подвешенное на массивной золотой цепи под низким потолком.

Отлитая из золота фигурка странного существа искрилась сотнями крохотных бриллиантов, вкрапленных в металл, а два крупных, алого цвета камня, будто налитых кровью, заменяли глаза.

— Что это?

— Грифон, — ответил хозяин лавки. Заметив, что это слово ничего не говорит чужестранке, он пустился в объяснения: — Это мифологическое существо! Взгляните, у него голова, шея и крылья как у орла, а туловище, ноги и хвост — льва.

«Грифон! Птица и животное одновременно. Раздвоенность во всем, две сущности, совсем как у Халида», — подумала Эстер. Она не удержалась и потрогала фигурку пальчиком.

— Я хочу купить грифона.

— Это украшение слишком массивное и тяжелое для женщины. Оно больше подходит мужчине. Выбери себе что-нибудь другое, — посоветовала Михрима.

— Я покупаю грифона не для себя.

— Тогда для кого?

— Это будет мой свадебный подарок мужу. Реакция на ее слова была совсем не такой, какую ожидала Эстер. Тинна прыснула от смеха. Ювелир уставился на Эстер так, будто у нее выросла на плечах еще одна голова. У Михримы же чудовищное невежество невестки вызвало только снисходительную улыбку.

— Обязанность мужа угождать жене дарами, а жены — угождать мужу в благодарность за дары. Так у нас заведено. Супруг не примет от жены иных даров, кроме как забота, послушание и ласка; Когда требуется.

— Я хочу грифона! — настойчиво повторила Эстер. Выражение ослиного упрямства появилось на ее личике, и оно не красило ее, но, к счастью, под чадрой никто этого не заметил. — Мой муж сказал, что я могу покупать все, что мне понравится. Разве не так?

— Будь по-твоему, — сказала Михрима и кивнула продавцу, чтобы он завернул в бархат и цепь, и драгоценную фигурку.

Грифон в действительности стоил больше того, чем располагала Эстер. Однако, усмотрев в этой сделке возможность заслужить признательность родственников султана, хитрый торговец применил древнейший, но безотказный трюк.

Он собрал с ладони Эстер все выложенные ею монеты, но, взяв последнюю, услышал горестный вздох. Принцесса потратила все, что имела. И, разумеется, была огорчена.

— Давайте-ка, пересчитаем деньги еще раз, — сказал он. В конце концов ювелир вернул ей две монеты со словами: — Вы дали мне слишком много.

— Вы уверены? — спросила Эстер, отправляя на дно своей сумки вслед за упакованным грифоном выгаданные ею две золотые монетки.

— Уверен, принцесса, — улыбнулся ювелир. Михрима знала истинную цену украшения, но придержала язык. Если глупый человек готов торговать себе в убыток, это его личное дело.

— Не повернуть ли нам к дому? — спросила Эстер. — Я хочу поскорее вручить подарок Халиду.

— У тебя еще остались деньги, — сказала Михрима, — истрать их на себя. Купи лоскут шелка для платья или какую-нибудь безделушку.

— Нет, я сберегу это золото.

— Для чего? — удивилась Тинна.

— Сама не знаю, — пожала плечами Эстер. — Я никогда раньше не держала в руках деньги и хочу сохранить их на память.

— Важно то, что можно купить на золото, — сказала Михрима. — Само по себе золото бесполезно.

— И все-таки я сохраню эти монеты, — упорствовала Эстер.

Михрима неодобрительно покачала головой. Если красивая молодая супруга истратит все свои деньги, богатый любящий муж непременно расщедрится и даст ей еще. Таков порядок вещей. Очевидно, юной невестке еще многому предстоит поучиться. Михрима не желала, чтобы ее внуки заразились от матери странными европейскими идеями.

Когда они на обратном пути вновь окунулись в рыночную кутерьму, внезапный всплеск людских голосов привлек их внимание. Бесшабашный всадник в маске, рискуя своей головой, мчался по узкой, заполненной народом улице. Прохожие и зеваки с воплями шарахались от него. Несколько телохранителей из свиты Михримы бросились помогать увечным, старикам и ребятишкам.

Краем глаза Эстер заметила, что другой человек в маске проник сквозь поредевшее кольцо растерянных охранников. Он устремился туда, где стояла Михрима, и, когда был от нее уже в нескольких шагах, что-то блеснуло на солнце в его руке.

— Нет! — воскликнула Эстер и оттолкнула свекровь в сторону.

Она постаралась рукой отвести смертельный удар и частично приняла его на себя. Острие кинжала пронзило насквозь ее ладонь.

Неудачливый убийца обратился в бегство, но ближайший охранник догнал его и рассек ятаганом.

— Глупец! — крикнула Михрима. — Мертвые молчат. Как мы теперь узнаем, кто его послал?

Тинна, глядя на окровавленную руку Эстер, громко рыдала. Михрима пошлепала ее по щекам, останавливая истерику, затем опустилась на колени возле сидящей на земле невестки. Эстер левой рукой прижимала к себе сумку с драгоценной покупкой, в правой торчал устрашающего вида кинжал.

— Я не хочу умирать… — говорила Эстер слабеющим от приступов жгучей боли голоском.

— Ты не умрешь, — заверила ее Михрима. Она сняла с невестки яшмак и перевязала им раненую руку. — Лежи спокойно, мы скоро доставим тебя домой.

Появились рабы с носилками. Эстер осторожно подняли и положили на подушки. Михрима сначала проверила, удобно ли устроена невестка, потом забралась в носилки сама.

Весь путь до дому свекровь бережно опекала Эстер, оберегая ее от тряски и толчков.

Халид и Абдулла въехали во двор как раз в тот момент, когда туда втянулся кортеж Михримы. Откликнувшись на зов охранников, Халид птицей слетел с коня и подбежал к носилкам.

Как только мать приступила к рассказу о том, что произошло на базаре, Халид поспешно снял покровы с лица своей жены и вгляделся с жалостью в столь дорогие ему черты. Сердце его обливалось кровью при виде ее страданий.

Он отнес жену на руках в спальню и уложил на кровать.

Как же ему поступить? Выдернуть самому застрявший в ладони кинжал или дождаться прихода врача?

Боль стала невыносимой, и Эстер решилась открыть глаза и бросить взгляд на свою руку.

— О боже! — прошептала она и потеряла сознание.

— Слава аллаху, она в обмороке! — сказал Халид матери. — Крепче держи ее руку.

Михриму не нужно было обучать, что и как делать в подобных случаях. Она намертво вцепилась в руку невестки, в то время как Халид осторожно извлекал кинжал. Из сквозной раны обильно хлынула кровь. Халид перевязал руку жены полоской тонкого полотна, но на белой ткани сразу же проступило алое пятно, и с каждой секундой оно увеличивалось в размерах. Где же этот проклятый мавр-лекарь?

— Она остановила удар, предназначенный мне, — сказала Михрима. После того как непосредственная опасность миновала, к ней пришел страх. Она трепетала при мысли, что безжалостная сталь могла вонзиться в ее тело.

Халид промолчал. Он мысленно клял себя самыми последними словами. Никак нельзя было разрешать женщинам посещение базара, когда Форжер рыскает по Стамбулу.

Дверь распахнулась, и запыхавшийся лекарь вбежал в комнату. Он промыл рану, наложил швы, прикрыл повязкой с целебной мазью.

— Рука принцессы скоро заживет, — заверил Халида мавр. — Шрамы останутся, но будут почти незаметны.

Халид выслушал лекаря, кивнул и покинул спальню.

Ему нужно было опросить свидетелей и узнать все подробности неудавшегося покушения.

Прежде чем расстаться с пациенткой, мавр передал Михриме пакетик со снадобьем.

— Когда принцесса очнется, дайте ей этот болеутоляющий порошок.

Михрима несла в одиночестве караульную службу возле постели невестки. Маленькая дикарка сегодня спасла ей жизнь. К тому же, очевидно, она искренне полюбила ее меченного уродливым шрамом сурового сына. Вероятно, Эстер смогла увидеть в нем то, что другим было недоступно.

— Я не умру? — шепотом спросила Эстер после нескольких минут забытья, которые Михриме показались часами.

— Конечно, нет. Лекарь зашил твою рану. Он сказал, что ты скоро поправишься, а на память останутся лишь крохотные шрамы.

Лицо Эстер исказилось в страдальческой гримасе. Михрима поспешила к двери и приказала дежурившей там рабыне принести кубок с шербетом.

— Где Халид? — спросила Эстер.

— Пытается ухватиться за кончик оборванной нити, хотя это бесполезно. Убийца мертв, а те, кто нас охранял, — тупые ротозеи. Я восхищаюсь твоей храбростью, ты спасла мне жизнь!

— Если бы я сознавала, что убийца покушается на тебя, я бы не стала ему мешать, — неожиданно для себя самой выпалила Эстер.

— То, что ты сказала, — неправда, — покачала головой Михрима. — Ты нарочно чернишь себя.

— Надеюсь, твои слова не означают, что ты теперь меня полюбила?

— Нет, но я узнала тебя получше.

— А как поживает Омар?

— Маленький евнух полностью выздоровеет к утру. Лекарь осмотрел его и дал лекарство.

Юная рабыня внесла кубок с шербетом и удалилась. Михрима добавила туда немного порошка, размешала пальцем и предложила напиток невестке. Эстер резко мотнула головой.

— Выпей шербет.

— А потом я засну?

— Да.

— Во сне я вижу кошмары.

— Какие?

— Они тебя не касаются. — Эстер была настороже и натянута как струна. — Лучше скажи, за что ты презираешь своего сына?

Михрима в крайнем изумлении уставилась на невестку и довольно долго хранила молчание.

— Несмотря на его прегрешения, я своего сына люблю, — наконец заявила она.

— Лгунам в вашей стране отрезают языки, — как бы между прочим заметила Эстер.

— Откуда ты взяла, что я не люблю своего единственного сына?

— Я слышала, как ты обвиняла его в гибели своих детей.

— Когда это было?

— Неважно, но я слышала это из твоих собственных уст.

— Временами горечь от утрат затуманивает мой мозг, и невольно обидные слова срываются с языка, — призналась Михрима. — Из-за своего уродства Халид должен быть готов к оскорбительным высказываниям в свой адрес, особенно со стороны женщин.

— О каком уродстве ты говоришь?

— О его шраме.

— Это не уродство. Это знак воинской доблести.

— Рада слышать это от тебя, — с сомнением в голосе произнесла Михрима. — Может быть, аллах и предназначил тебя, по мудрости своей, в жены моему сыну. Плохо лишь то, что он, всемогущий, ошибся немного и прислал дикарку.

Эстер оскорбилась, хотела вскочить и дать бой, но, пронзенная болью, вновь упала на подушки. Обида, беспомощность и боль — все вместе заставили ее горько заплакать на глазах у враждебно настроенной к ней свекрови.

Вошедшему в этот момент Халиду она пожаловалась:

— Твоя мать довела меня до слез. И рука болит нестерпимо.

Халид уже был готов обрушиться на мать.

— Я только хотела успокоить ее, — защищалась Михрима.

— Ты никого не способна успокоить. А все потому, что ты и есть воплощенное зло.

Оскорбленная до глубины души, Михрима направилась к двери, но с порога все же решилась дать совет:

— Если упрямая дура выпьет шербет, прописанный ей лекарем, то боль ее утихнет.

В ответ Эстер собралась с силами и крикнула:

— Ты зловредная, ядовитая ехидна, оставь меня без своих лживых советов!

— Я навещу тебя завтра утром, дорогая, — пообещала Михрима с улыбкой на устах.

— Чтобы убедиться, что я при смерти? — спросила Эстер.

— Разумеется, дорогая, — откликнулась свекровь уже из коридора.

— Обожди! — позвала ее Эстер. Михрима появилась в дверях спальни.

— Ты научишь меня, как дурачить торговцев? Михрима заметно смутилась.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Я хочу научиться обводить вокруг пальца торговцев, как это делала ты сегодня. Халид подавился смешком.

— Торговаться — это не значит дурачить, — попыталась поставить на место зарвавшуюся невестку Михрима. — Все продавцы к этому привыкли и именно этого ждут от покупателей.

— Сможешь научить меня? — настаивала Эстер. Михрима выдержала паузу, как бы раздумывая, потом сказала:

— С одним условием. Если ты выпьешь шербет.

— Хорошо. — Эстер пошла на мировую. Халид поднес жене кубок с шербетом. Эстер сделала маленький глоток.

— Все до дна, — строго сказала Михрима.

— Ведьма! — пробормотала Эстер, чем вызвала усмешку Халида.

Когда она проглотила последнюю каплю, Михрима, не скрывая своего торжества, удалилась.

Халид отставил пустой кубок и присел на краешек кровати.

— Ты страдаешь по моей вине. Я не должен был выпускать тебя из дома, когда Форжер бродит где-то поблизости.

— А какое отношение имеет к этому делу Хорек?

— Бьюсь об заклад, что именно он организовал покушение.

— Кинжал был нацелен на твою мать, а не на меня, — резонно заметила Эстер.

— Разве это так важно, на кого покушался убийца? — Вопрос Халида показался ей странным.

— У Форжера нет причины убивать твою мать. Я сомневаюсь, что он направлял руку убийцы.

— Кроме него, некому, — возразил Халид. — Он стоит за этими всеми покушениями.

— Для чего ему нужна смерть твоего кузена?

— Хорек ненавидит всех нас. Моя семья держит его в постоянном страхе.

— Но это не самая веская причина, чтобы лишать жизни твоих родственников. Чаще всего злоумышленником является тот, на кого люди и не подумают. Вполне возможно, что за всем стоит женщина.

Халид не смог сдержать улыбку.

— В чем дело? Я сказала что-то смешное?

— Ты становишься очаровательной, когда, наморщив лобик, пытаешься рассуждать о причинах и мотивах преступления.

— Пытаюсь рассуждать? — обиделась Эстер. — К твоему сведению, женщины способны на то, что и мужчины, только это получается у них лучше.

— Женщины не убивают, — возразил Халид.

— Так ли? Если женщина может спасти чью-то жизнь, как я сделала это сегодня, то она также способна и отнять жизнь.

— Женщина способна на убийство только в случае, если ее ребенку грозит опасность…

Халид внезапно замолчал. По его губам скользнула злорадная усмешка, потом он наклонился к Эстер и со страстью поцеловал ее в сухие от жара губы.

— Это поощрение или наказание? И за что? — поинтересовалась Эстер.

— Существует женщина, ребенку которой Мурад мешает. Но разоблачить такой коварный заговор способен только острый ум, да и то не один. Мне надо посоветоваться.

— Я к твоим услугам, мой господин, — скромно сказала Эстер.

Халид уставился на нее непонимающим взглядом.

— Ты уже отблагодарил меня поцелуем за то, что я пробила дыру в скорлупе, где ютился твой мозг. Теперь он на свободе и может изобрести нечто полезное. В этом моя заслуга. Я готова сотрудничать с тобой и в дальнейшем.

Он нежным жестом поправил ей спутавшиеся волосы.

— Первым делом ты должна поправиться. Я сейчас уйду, а ты поспи.

Вдруг Эстер спохватилась:

— А где моя сумка?

— Зачем она тебе?

— Мне нужна сумка, — настаивала Эстер. Бормоча что-то нелестное о женской непоследовательности в поступках и желаниях, Халид отыскал сумку и отдал ей.

Эстер с тревогой заглянула в ее глубину, вздохнула с облегчением и извлекла на свет нечто, завернутое в черный бархат. Она протянула этот предмет Халиду.

— Открой.

Он распутал шелковые нити, стягивающие сверток, и взвесил на ладони тяжелого, завораживающего взгляд грифона. Камни, украшавшие его, засияли в солнечном луче. В одном все женщины были сходны — в любви к драгоценным камням.

— Грифон прекрасен. Но он слишком велик для такой малышки, как ты.

— Но не для тебя.

— Что это значит?

— Я купила его для тебя.

Эти слова, произнесенные с тихой нежностью, повергли Халида в изумление. Он никогда не получал и не ждал подарков от женщины, будь то даже его мать. Он долго смотрел на жену в полной растерянности, но в конце концов улыбка осветила его резкие черты мягким светом. Сейчас он напоминал мальчугана в рождественский вечер в далекой Англии.

— Я не знаю, что сказать, — произнес Халид, продевая голову через золотую цепь.

Грифон занял место на его груди и засверкал на фоне белой рубашки.

— Скажи спасибо, — попросила Эстер.

— Спасибо. Я буду всегда носить его возле сердца. — От нахлынувших чувств его голос изменился, стал глухим.

— И помнить обо мне, я надеюсь, — добавила Эстер.

— Да, конечно. А у нас есть с ним сходство? — попробовал пошутить Халид.

— Вы оба таинственные, сказочные существа. Грифон и ты.

Халид стянул сапоги и улегся рядом с женой на широкой кровати. Соблюдая все предосторожности, чтобы не причинить ей боль, он обнял ее и поцеловал. Однако Эстер нарушила все очарование момента, сладко зевнув при этом.

— Зевать, когда я целую тебя, значит, нанести мне страшное оскорбление, — пошутил он.

— А кто буквально силой вливал в меня эту отраву? — нашла чем защититься Эстер.

— Откуда мы знали, какая тебе нужна доза?

— Мудрый мужчина тем и мудр, что слушает свою жену.

Халид поцеловал ее в кончик носа.

— Спи, а я буду охранять твой сон. Она жалобно посмотрела на него.

— Рука так болит…

— Закрой глаза и спи. Лекарство скоро подействует. Эстер послушно смежила ресницы и вздохнула.

— А как быть со священником?

— Забудь про священника.

— У меня болит рука.

— Какая связь между священником и твоей рукой? Я что-то не пойму.

— Если ты повторишь брачную клятву перед священником, мне станет легче.

Халид не без усилий справился с подступившим приступом смеха.

Эстер уютно устроилась в его объятиях. Хорошо, когда есть кому позаботиться о тебе, пусть в чужой стране, населенной странными людьми, чьи обычаи ей чужды и непонятны.

Когда ее дыхание стало ровным, Халид коснулся легким поцелуем лба жены. Из-за своей беспечности он едва не потерял ее. Пока Форжер жив, он должен проявлять максимальную осторожность. Семью придется держать, несмотря на все протесты, взаперти в четырех стенах. А если, в крайнем случае, понадобится им показаться в Стамбуле, Халид сам будет охранять их. Трусливый Хорек не решится действовать, когда свирепый Пес Султана близко и начеку.