-Доброе утро!

Услышав это веселое приветствие, Роберта не стала открывать глаза. Наоборот, в тщетной попытке избавиться от непрошеной гостьи она натянула одеяло на голову.

— Пора просыпаться, — настойчиво продолжала тетка. — Я принесла тебе завтрак.

Роберта перевернулась на спину и неохотно откинула одеяло с лица. Леди Келли присела на край кровати. Ослепительно яркий солнечный свет проникал через окно и заливал комнату.

Роберта застонала, как от боли, и снова закрыла глаза.

Господи боже, она не любила яркий утренний свет. Гораздо больше ей нравилась таинственная мрачная красота ночи.

— Давно пора вставать, — сказала леди Келли. — Скоро явится твой красавец маркиз.

— Скажите Генри, чтобы пришел попозднее, — ответила Роберта, лежа с закрытыми глазами.

— Я говорю о маркизе Инверэри, — сказала графиня.

Воспоминание о предыдущем вечере наконец проникло в полусонное сознание девушки и заставило ее разом проснуться. Она поднялась в постели и собралась было сбросить одеяло, но вдруг передумала и села, прислоняясь к изголовью.

— Кэмпбел заставил себя ждать целых десять лет, — сказала Роберта, глядя в озабоченное лицо тетки. — Значит, и сам может подождать часок или два. Как по-вашему?

— Торопиться во время еды, разумеется, вредно, — с заговорщицкой улыбкой согласилась леди Келли. Она поставила поднос с завтраком на колени племяннице. — Надо есть медленно и хорошенько все пережевывать.

Роберта оглядела обычный утренний завтрак: хлеб, ветчина, яйца вкрутую и яблочный сидр. И вдруг неожиданная волна тоски по дому захлестнула ее — так остро ей захотелось шотландского хайлендского завтрака. Ячменные лепешки, овсяная каша и молоко старой Мойры наверняка лучше подкрепили бы ее перед неизбежной стычкой с маркизом Инверэри.

— Вы когда-нибудь скучали по горам Уэльса? — спросила Роберта, подняв взгляд на тетку.

— Каждый день моей жизни, — призналась та. — В этом причина, что мы проводим там каждое лето, вместо того чтобы сопровождать королеву Елизавету в ее ежегодных поездках по стране.

— Я бы отдала свой зуб за кружку молока, приготовленного старой Мойрой, — с тоской в голосе сказала Роберта.

— А кто эта Мойра? — спросила графиня. — И что это за молоко?

— Мойра — полновластная хозяйка и правительница кухни замка Данридж, — ответила девушка. — А молоко состоит из яиц и сливок, взбитых с сахаром и виски.

— Я скажу Дженингсу, чтобы он дал повару распоряжения, — сказала графиня.

Роберта покачала головой:

— Спасибо, тетя Келли, но получится не то. — И, отбросив тоску по дому, спросила: — А как наша Красавица?

— Изабель еще в постели, — ответила тетка. — Твой брат танцевал с ней до рассвета.

Эта новость немного подняла настроение Роберты.

— А здорово было бы, если бы Даб женился на Изабель! Тогда самая лучшая подруга станет моей невесткой. А впрочем, нет, этого не надо. Ведь я остаюсь в Англии и, значит, никогда не увижу ее.

— Дай маркизу Инверэри шанс, — посоветовала графиня.

— Я знаю, что у вас есть дар предвидения, — сказала Роберта, коснувшись руки тетки. — Можете вы сказать мне, кто будет моим мужем?

— У тебя уже есть муж, — сказала леди Келли с улыбкой.

— Я имею в виду, с кем я проживу жизнь: с Генри или с Гордоном?

— С человеком, предназначенным тебе судьбой.

— Но кто же он? — в нетерпении вскричала Роберта. — Неужели вы не знаете?

Она уже готова была умолять графиню поделиться своим особым знанием, но та поспешно перевела разговор на другое, сказав:

— Я принесла тебе сегодня подарок.

Леди Келли опустила руку в карман и достала ожерелье из сверкающих драгоценных камней. Один из рядов, шире остальных, был украшен в середине звездным рубином, редким камнем с шестиконечной звездой внутри.

— Оно же по-королевски роскошное! — выдохнула Роберта, не в силах оторвать от него глаз.

Графиня улыбнулась и протянула племяннице свой подарок.

— Ожерелье — это большой круг, символ вечности, — держа его на весу, объясняла она. — Это талисман, отвращающий зло. Я собрала его сама из камней, которые, как гласит легенда, исполняют желания. Фиолетовый аметист отводит страхи и возвращает надежды, розовый кварц открывает сердце, чтобы привлечь любовь и счастье, переливчато-зеленый авантюрин успокаивает, красный сердолик поддерживает храбрость, а белый агат благотворит.

Надев ей ожерелье через голову, леди Келли добавила:

— А самая надежная защита — этот звездный рубин на твоей груди. В нем заключен оберегающий дух. Если его владельцу грозит опасность, рубин темнеет, становится цвета голубиной крови.

— Сама ваша забота делает это ожерелье бесценным, — сказала Роберта и погладила рубин. — Благодарю вас. Обещаю всегда хранить его.

Некоторое время она сидела молча, словно обдумывая какую-то идею, пришедшую ей в голову. Наконец привычным движением провела пальцем по родинке на левой руке и спросила:

— Значит, что бы я ни пожелала, должно исполниться?

Леди Келли кивнула. Роберта закрыла глаза, коснулась рубина и прошептала:

— Пусть силы, обитающие в этом камне, сделают так, чтобы Генри и я…

— Нет! — воскликнула леди Келли, коснувшись руками племянницы и прервав заклинание.

Роберта от неожиданности открыла глаза и в изумлении уставилась на тетку.

— Вмешиваться в чужую судьбу нельзя, — объяснила леди Кслли. — Ты не можешь изменить то, что предрешено, ты должна просто принять это. Понимаешь?

Роберта отрицательно покачала головой. Она совсем не понимала, о чем толкует тетя.

— Попроси любви и счастья, — сказала ей графиня, — и только судьба решит, какой мужчина предназначен тебе.

— Кажется, я поняла, о чем вы говорите, — Роберта снова закрыла глаза и коснулась рубина. — При помощи власти, обитающей в этом чудесном камне, я хочу добиться настоящей любви и счастья с тем, кого судьба дает мне в мужья.

— Хорошо сказано. — Леди Келли поднялась и пересекла комнату, направляясь к двери. — Уже почти десять часов, — сказала она. — Не будем томить маркиза особенно долго, поскольку терпение, похоже, не является одной из его добродетелей.

Оставшись одна, Роберта снова погладила заветное ожерелье. Если ей будет грозить опасность, рубин потемнеет. Она решила не спускать с камня глаз, где бы Гордон Кэмпбел ни встретился ей на пути.

Невольно образ маркиза возник перед мысленным взором, и что-то похожее на улыбку тронуло уголки ее губ. Что ни говори, Кэмпбел был чрезвычайно привлекательным мужчиной. Его резкие, но красивые черты и выразительные чувственные губы заставляли сердце девушки биться сильнее. Пронзительные серые глаза тревожили и вызывали беспокойство. Казалось, они смотрят ей в самую душу и за всей ее внешней бравадой в глубине видят робость и неуверенность.

И тут Роберта вспомнила Генри Талбота. Но как ни пыталась, вызвать милый и приятный образ маркиза Ладлоу не смогла. Она почувствовала стыд и вину перед ним.

Почему ей так трудно представить себе его улыбающееся лицо? Ведь она любит его, разве не так?

Отогнав от себя эти запутанные, тревожные мысли, она поднялась с постели и принялась одеваться. Желая разочаровать маркиза Инверэри, она оделась так просто, как только было возможно: в шерстяную черную юбку, льняную белую блузу и старые башмаки. Но неожиданно этот строгий наряд только оттенил истинную красоту ее свежего молодого лица. На шею она надела подаренное ожерелье, и его звездный рубин заалел поверх блузы. Потом заплела черные как смоль волосы в одну толстую косу, перебросила через руку черный плащ и взяла перчатки для верховой езды.

Ровно в одиннадцать часов Роберта покинула спальню и не спеша двинулась по коридору. Хотя эта стратегия по приручению маркиза нравилась ей, она все же не осмелилась заставить его ждать более часа. Спустившись до конца лестницы, Роберта увидела дядиного дворецкого, открывавшего дверь, чтобы впустить гостя.

Одетый, словно сам сатана, с ног до головы в черное, решительной походкой в вестибюль вошел Гордон Кэмпбел. Неужели он только что явился?

— Ты опоздал! — крикнула Роберта.

С приветливой улыбкой маркиз поднял на нее взгляд, и она почувствовала, что тает. Его улыбка могла бы осветить целый дворец.

— Мне кажется, я как раз вовремя, — сказал Гордон, проходя через вестибюль.

— Ты же сказал, в десять часов, — напомнила ему Роберта несколько укоризненным тоном. — А сам пришел на час позже.

— Я имел в виду в десять часов, плюс еще час, который ты заставишь меня ждать.

Точность его расчетов удивила Роберту. Она откинула голову назад, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. Как он узнал о ее намерении?

— Я была давно готова и ждала целый час, — солгала она, стараясь заставить его оправдываться. — Я увидела в окно, как ты подходишь.

— В таком случае, извини за опоздание, — ответил Гордон, поднеся ее руку к губам. Потом ухмыльнулся и добавил: — Но неужели мать не научила тебя скромности? Леди никогда не должна признаваться, что с нетерпением ждала мужчину.

В замешательстве Роберта открыла уже рот, чтобы объяснить, что она вовсе не торопилась, но, к несчастью, Гордон оказался более искушен в словесной дуэли, язык и ум его были куда проворней.

— Закрой свой ротик, — смеясь, сказал он ей. — А то ты словно приглашаешь туда мой язык.

Не стоило так говорить с неискушенной девицей. Гордон понял это сразу, но слова уже слетели у него с губ.

— Иди ты к черту! — огрызнулась Роб и повернулась, намереваясь опять подняться в спальню.

Мягко, но уверенно Гордон схватил ее за локоть и остановил.

— Извини, пожалуйста, — сказал он.

По его тону было ясно, что он сказал это искренне. Роберта посмотрела на него, не зная, вернуться к себе или все же остаться. Не сказав больше ни слова, Гордон взял у нее плащ и накинул ей на плечи.

— Пусти, я сама, — запротестовала она, отталкивая его руки, когда он начал застегивать плащ.

Гордон с минуту смотрел на нее, потом протянул правую руку и мягко обхватил ее подбородок. И терпеливо ждал, пока она поднимет на него свои обольстительные изумрудные глаза.

— Дай мне шанс, ангел, — сказал он. — Пожалуйста.

Это еще одно «пожалуйста» обезоружило Роберту. Она расслабилась, и выражение лица ее смягчилось. С едва заметной улыбкой, тронувшей ее губы, она произнесла:

— Должно быть, я многим обязана тебе за то, что ты убил когда-то чудовище под моей кроватью.

— Выручить прекрасную даму из беды — уже награда, — сказал Гордон с ответной, немыслимо обаятельной улыбкой.

Роберта почувствовала вдруг, что вся заливается краской от этого простенького комплимента. Когда же он предложил ей руку, она, поколебавшись на мгновение, приняла ее.

— Один шанс, милорд, еще не означает, что победа за вами, — предупредила она, хотя улыбка все еще играла на ее губах.

— Вы неправильно употребляете слова, миледи, — упрекнул ее Гордон, ведя из дома во двор. — Победа бывает в битве, в сражении, я же преследую более благородные цели.

Роберта склонила голову:

— Согласна, я ошиблась, милорд.

— Я восхищен вами, — сказал Гордон. — Умение признавать свою неправоту — редкое и ценное качество.

— А сами вы им не обладаете?

— Боюсь, что нет, — сказал Гордон. Его чистосердечное признание заставило Роберту рассмеяться, и звонкий, мелодичный звук этого смеха напомнил ему ангелоподобную девочку, на которой он женился десять лет назад.

— Я поеду по-мужски, а не в дамском седле? — воскликнула Роберта, увидев коня, которого он оседлал для нее. — Знаешь, я уже год не чувствовала под собой коня.

Черт побери, подумал Гордон, ощутив, как возбуждение всколыхнулось в нем. Неужели эта девушка не понимает, как двусмысленно звучат ее слова? Была ли она в восемнадцать лет действительно столь наивной или просто дразнит его так же умело, как Лавиния?

Взяв ее за талию, он помог ей подняться в седло. Рука его нечаянно скользнула по ее левой ноге, и он ощутил под подолом какой-то твердый предмет.

Он приподнял край ее юбки и увидел прикрепленный к подвязке короткий кинжал в ножнах с изображением чертополоха . «Последнее средство» хайлендца, как они называли это оружие в родном краю. Искусным ударом такого кинжала можно было сразить наповал медведя.

— На всякий случай, — сказала Роберта, ничуть не смутившись.

— Я свой ношу за голенищем сапога, — ответил Гордон. — Однако, — иронически продолжал он, — хоть ты и усвоила манеры английской леди, привычки выдают жительницу Хайленда.

— Старые привычки умирают с трудом, — ответила Роберта. — И тем не менее я добьюсь расторжения брака.

— Только не бейся об заклад на все семейное состояние, — ответил Гордон, пришпорив своего коня.

— Что это значит?

Он обратил к ней торжествующую улыбку:

— Это значит, что у меня еще впереди три месяца, чтобы заставить тебя передумать.

Начало зимы было очень мягким. Утро выглядело так, словно приближалась Пасха, а не Новый год. Небо было ярко-синим, и под слепящим солнцем снег, выпавший двумя днями раньше, быстро таял. Этот по-весеннему теплый день убаюкивал и пробуждал ложные надежды, суровая зима казалась еще очень далекой, как Новый Свет за морями.

Повернув лошадей на северо-восток, Гордон и Роберта поехали неторопливым шагом вдоль берега Темзы на северо-восток, к центру Лондона.

— Неужели мой приезд в Англию сильно обеспокоил тебя? — спросил Гордон. — Ты выглядишь так, словно не смыкала глаз всю ночь.

— Я спала как убитая, — солгала Роберта, бросив на него взгляд из-под густых ресниц. Признаться, что его приезд так всполошил ее, значило доставить ему удовольствие, а этого она вовсе не хотела.

— Неужели? А почему у тебя темные круги под глазами?

— Для красоты.

— Понятно… А знаешь, здесь должны быть отличные лавки, — заметил Гордон. — Возможно, я и куплю тебе ту давно обещанную куклу.

Роберта повернула голову я смерила его ледяным взглядом.

— Ты опоздал на десять лет.

— Лучше поздно, чем никогда, — сказал он, сияя ослепительной улыбкой, как солнце в зимний день.

— Забудьте о ней, милорд. — Роберта сосредоточила свой взгляд на дороге впереди, словно это была самая интересная вещь на свете.

— Но я хочу исправиться.

— В этом нет необходимости.

— А я говорю, есть.

Нет, право, спорить с ним было все равно, что с каменной стеной.

И вдруг Роберта вспомнила о своем рубине. Исподтишка бросив на Гордона взгляд, проверив, не наблюдает ли он за ней, она заглянула под свой плащ. К ее большому удивлению, рубин был таким же ярко-красным, как в тот момент, когда она его получила. Видимо, тут какая-то ошибка! Ведь она ехала рядом с человеком, который собирался сломать ей жизнь. Она опять, уже не таясь, взглянула на рубин, чтобы знать наверняка.

— Что ты делаешь? — удивленно спросил Гордон. — Проверяешь, на месте ли твои грудки?

Роберта не стала обижаться на его скабрезную шутку, а постаралась побольнее в ответ срезать его самого.

— Каждый в Хайленде знает, что Кэмпбелы рождаются разбойниками, — сказала она, подняв свои черные брови. — Я лишь хотела убедиться, что ты не украл их.

Гордон криво улыбнулся и возразил:

— Нет необходимости красть то, что и так мне принадлежит, ангел.

— Я тебе не принадлежу, — раздраженно бросила Роберта.

— Муж — господин и хозяин своей жены, — сказал Гордон. — И чем скорее ты усвоишь этот факт, тем счастливее будет наша супружеская жизнь.

— Мы с тобой не поддерживаем отношений мужа и жены, — напомнила ему Роберта. — Помнишь, ты поклялся, что будешь вести себя так, словно мы просто помолвлены в детстве.

— А ты обещала не демонстрировать враждебность.

— Я и не враждебна.

— А как же иначе назвать твое поведение в таком случае?

«В конце концов, он прав, — подумала Роберта. — Разве она может требовать, чтобы он сдержал слово, если сама — не держит свое?»

Она заставила себя приветливо улыбнуться.

— Будем считать это детскими обидами, — предложила она.

Гордон усмехнулся, заметив неожиданную перемену в ее поведении:

— Признаю свою ошибку, миледи. Детские обиды не имеют ничего общего с враждебностью.

— Боже правый, неужели мой слух не обманывает меня? — шутливо воскликнула Роберта. — Мне показалось, я слышу, будто ты признаешь себя неправым.

— Ты благотворно действуешь на меня, мой ангел, — подмигнул ей Гордон, — Я начинаю верить, что мы с тобой сойдемся характерами.

Роберта проигнорировала его слова. Тем более что они скакали уже вдоль Стрэнда, и лондонские достопримечательности обступали их со всех сторон.

— Это Ленокс-хаус, особняк графа Ленокса, — сказала Роберта, указав на один из дворцов, мимо которых они проезжали.

— Жилище деда нашего Якова, отца лорда Дарнлея.

— Ну да. Правда, я очень удивляюсь, как самому-то Дарнлею удалось произвести наследника .

— Что вы под этим имеете в виду, женушка? — спросил Гордон.

— Я не так наивна, дорогой маркиз, — бросила Роберта, обратив к нему многозначительную улыбку. — Говорят, Дарнлей предпочитал мальчиков.

— Король Яков уважает память отца, — строго сказал Гордон. — Так что не повторяй эти басни, если будешь сопровождать меня ко двору.

— Твой Яков — бессердечное отродье .

— Это королевское отродье всего на два года старше тебя, — строгим тоном напомнил ей он.

Неожиданно Роберта резко остановила коня. Когда маркиз придержал поводья позади нее, она понизила голос и сказала так, словно сообщала тайну:

— Знаешь, я видела ее прошлым летом.

— Кого?

— Королеву.

— Елизавету?

Роберта отрицательно покачала головой. Подъехав к нему так близко, что ее нога почти касалась его бедра, она оглянулась вокруг, чтобы убедиться, что никто из прохожих не слышит ее, и прошептала:

— Марию Стюарт .

Гордон удивленно поднял брови и кивнул, предлагая продолжить рассказ.

— В то время ее содержали в Чартлее, — объяснила Роберта. — Я была в графстве Шропшир с дядей Ричардом и уговорила его там остановиться. Мой дядя — весьма уважаемый человек в Англии, он пользуется широкими привилегиями и…

— И как она тебе показалась? — нетерпеливо прервал маркиз.

— Душераздирающее зрелище! — воскликнула Роберта. — Эта благородная леди казалась несчастной и одинокой на всем белом свете. Знаешь, он ведь предал ее.

— Кто он?

— Этот неблагодарный выродок, претендующий на шотландский трон.

— Ты осмеливаешься называть Якова VI выродком?

Роберта кивнула:

— Я бы и похуже его назвала, не будь я леди.

Первым побуждением Гордона было сделать ей строгий выговор за то, что она порочит короля. Но, вспомнив, что граф Басилдон велел ему всячески обхаживать свою племянницу, Гордон решил воззвать к ее разуму. Хотя он и сомневался, что логика его рассуждений подействует на красавицу, которая ехала рядом с ним.

— С чего ты решила, что Яков предал Марию? — спросил он.

— Я случайно подслушала разговор дяди Ричарда с герцогом Робертом, — призналась девушка. — Полагая, что их никто не слышит в дядином кабинете, они упомянули, что Елизавета предлагала возвратить Марию в Шотландию. Но Яков не захотел.

Гордон с изумлением уставился на нее, пытаясь как-то осмыслить это более чем ошеломляющее известие. Хотя он сам принадлежал к окружению короля, но понимал, как жестоко и бессердечно поступает сын, отрекаясь от собственной матери. Тем более что эта женщина, божьей волей королева, находится в заключении в чужой стране.

— Трудно рассчитывать на то, что человек будет питать нежные чувства к женщине, которую почти не помнит и не знает, — наконец сказал он. В Эдинбурге он не хотел никаких неприятностей из-за этой девицы с ее болтовней. А высказывание таких крамольных мыслей могло дорого обойтись клану Кэмпбелов.

— Не знает, не помнит? — возразила Роберта. — Эта женщина выносила его в своем чреве и дала ему жизнь.

Не прибавив больше ни слова, она подстегнула коня, и они продолжали поездку вдоль берега реки по направлению к Чэринг-Кроссу, где свернули направо и въехали в центр Лондона. Здесь толпа горожан стала значительно гуще, и они вынуждены были двигаться осторожно по кривым и узким городским улицам.

— Ты проголодалась, дорогая? — спросил Гордон.

— Умираю с голоду, — призналась она. — Я не стала завтракать перед прогулкой.

— Так не терпелось встретиться со мной?

— Нет, я просто устала от пресной английской еды. В данный момент я просто умираю от желания выпить кружку молока старой Мойры.

Гордон одобрительно хмыкнул. Роберта поглядела на него из-под густых ресниц и тоже улыбнулась.

Разговор с кем-то, кто понимает твои желания и привычки, был для нее словно глоток свежего горного воздуха. В конце концов, этот маркиз был не так уж и плох. Плохо только то, что из-за него ей придется жить в Хайленде. Она скорее предпочла бы вечно питаться этой пресной пищей, чем жить среди людей, которые истово крестятся, когда она проходит мимо.

— Ты знаешь какую-нибудь приличную таверну, где мы можем поесть? — спросил Гордон, прервавеемысли.

— Да, и дядя Ричард рассказал мне интересную историю, связанную с ней.

Роберта двинулась через Чипсайд, потом, обогнув собор Святого Павла, они свернули на Фрайди-стрит и наконец остановили лошадей перед таверной «Королевский петух».

Просторный зал был на удивление уютным. Рядом с узкой лестницей, ведущей на второй этаж, потрескивал камин, а справа, на противоположном конце зала находилась стойка. В центре зала стояли столы и стулья.

Гордон провел Роберту к уединенному столику в углу рядом с камином. С изысканной вежливостью он помог ей сесть, а потом, сняв плащ, сел и сам.

— Так что это за история, связанная с таверной? — спросил он, придвинувшись так близко, что она уловила слабый запах горного вереска.

Под его чуть насмешливым взглядом Роберта слегка отодвинулась, словно избегая опасности, которую представляла его волнующая близость. Этот запах напомнил ей далекий дом, и все мысли ее перепугались.

— Что за сказки тут рассказывают? — спросил чей-то голос возле стола.

Роберта и Гордон разом подняли взгляд и увидели жену хозяина, симпатичную женщину средних лет. В глазах ее светились ум и приветливость.

— Робби, как приятно снова увидеть тебя, — воскликнула женщина. — Как твоя матушка? Все в порядке, а?

Роберта утвердительно кивнула:

— Родители здоровы, миссис Джеквес.

— Я же просила тебя называть меня Рэнди, — проворчала женщина. — Все мои друзья меня так зовут, а иначе я и не откликаюсь.

— Очень хорошо, Рэнди, — улыбнулась Роберта. — А теперь познакомься с Гордоном Кэмпбелом, моим другом из Шотландии.

— Рад с вами познакомиться, — сказал Гордон, слегка наклонив голову.

Она внимательно разглядывала его несколько мгновений.

— Ой, кажется, я уже видела ваше лицо, мы ведь знакомы?

Роберта рассмеялась.

— Гордон — сын Магнуса Кэмпбела. Ты помнишь лорда Магнуса?

— Ну еще бы! — рассмеялась Рэнди. — Господи, да я не мыла свою правую руку несколько лет после того, как этот негодник ее поцеловал… Погодите, я сейчас вернусь, — добавила она, услышав, что ее зовет муж.

— Что здесь происходит? — озадаченно спросил Гордон.

— Много лет назад мама убежала от моего отца, — принялась рассказывать Роберта. — По дороге в Англию она встретилась с твоим отцом, который проводил ее в Лондон, где она устроилась работать служанкой в этой самой таверне. Твоему отцу было дано поручение пригласить к шотландскому двору графа Ленокса и его сына лорда Дарнлея. В то время королева Мария искала себе второго мужа.

— Ого! А я об этом не знал, — сказал Гордон, явно заинтригованный тем, что услышал. — Какие же волнующие то были времена, когда на нашем острове одновременно правили две королевы-соперницы. — Он подмигнул ей и, понизив голос до шепота, добавил; — Видишь, какое наследство мы делим? Я бы хотел разделить с тобой гораздо большее.

Роберта почувствовала, как горячая краска прилила к щекам. Его чувственный доверительный шепот вызвал у нее трепет. Девушка и не подозревала, что можно испытывать такие ощущения.

— Господи, он такой же красавчик, как и отец, — сказала миссис Джеквес, появившись у стола с тушеной говядиной и элем. — Подцепи его, если сможешь, Робби; с ним ты не замерзнешь в долгие зимние ночи.

Смущенной такими речами Роберте хотелось спрятаться под столом. Ошеломленное выражение лица и пунцовый румянец показывали, что она чувствует сейчас, и оба собеседника девушки усмехнулись, видя ее явное замешательство.

— Ты приехала с ним сюда посмотреть королевский зверинец? — спросила Рэнди.

Роберта в ответ только покачала головой, не в силах от смущения поднять глаза.

— Ужасное зрелище, — сказала Рэнди, подмигнув Гордону. — Львы у них так рычат, что мне хочется убежать и спрятаться кому-нибудь под крылышко. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

Как только хозяйка вернулась к своим обязанностям, Роберта принялась за еду. Но едва она потянулась за хлебом, как маркиз вдруг выбросил руку над столом и схватил ее за левое запястье. Роб оцепенела, жалея, что сняла перчатки. Она пугалась при мысли, что кто-то посторонний увидит ее дьявольское пятно.

— А ты все еще носишь мое обручальное колечко, — сказал Гордон, разглядывая кольцо на ее мизинце. И, приложившись поцелуем к ее родинке, прошептал: — «Ты, и никто другой».

Роберта вся похолодела при этих словах. Маркиз помнил надпись на кольце. Это не предвещало ничего хорошего для ее будущего с Генри Талботом.

— Нам надо обсудить один важный вопрос, — сказала она с нервной улыбкой, высвобождая руку и пряча ее в коленях.

— Не надо никаких обсуждений, ангел. Давай лучше поедим.

Роберта заколебалась. Она понимала, что своим отказом причинит боль маркизу, и не хотела заставлять его страдать. С другой стороны, сама она никогда не будет счастливой, живя вместе с ним в Хайленде — это ведь ясно как день. Приходилось выбирать: либо ему чуточку пострадать сейчас, либо ей бесконечно страдать всю жизнь.

— Генри Талбот… маркиз Ладлоу… и я любим друг друга, — выпалила Роберта. — И мы хотим пожениться.

— Этот английский маркиз тебе не пара, — сказал Гордон, его голос и выражение лица сделались холоднее, чем хайлендская стужа. — Ты уже получила себе мужа.

— Почему ты упрямишься? — вскричала Роберта, настроенная решительно, несмотря на его грозный вид. — В Шотландии наверняка полно женщин, которые были бы счастливы выйти за тебя.

— Больше, чем ты думаешь. Но ты моя, богом данная мне жена, и я хочу именно тебя, — сказал Гордон. — А что, у этого Талбота в обычае ухаживать за чужими женами?

Роб, стараясь не встречаться с ним взглядом, уставилась на свои руки, которые сцепила на коленях. Потом посмотрела на свой рубин, но цвет его оставался все таким же удивительно спокойным и ровным.

— А кто именно из этих хлыщей на вчерашнем балу был Генри Талбот? — спросил Гордон пренебрежительным тоном.

— Генри сейчас в Хэмптон-Корте, — ответила Роберта, призывая на помощь всю свою храбрость, чтобы встретиться с ним взглядом. — Можем мы разумно поговорить об этом?

— Если бы я не был разумным, ангел мой, я бы тотчас разделался с этим подлым англичанином. — Губы его растянулись в некое подобие улыбки. — Да и с тобой тоже — за такие дела.

Роберта нервно проглотила комок в горле и потупила взор. Хотя внешне ее лицо казалось спокойным, в мыслях она вся кипела от злости.

Еще чего! Какого черта этот неотесанный тип явился сюда, в Англию, чтобы угрожать здесь ей. Да как он осмелился?..

Гордон с грохотом поднялся со стула и бросил на стол несколько монет.

— Я достаточно покатался сегодня. Поехали домой.

В угрюмом молчании возвращались они той же дорогой по полным людей улицам Лондона. Профиль маркиза казался высеченным из камня и так пугал своей мрачностью Роберту, что она не осмеливалась заговорить. Она не доставит ему удовольствия, он не услышит, как голос ее дрожит, точно у малодушной девчонки.

И все же ей хотелось дать маркизу понять, что в ее отказе нет ничего личного, что дело здесь, в общем-то, даже не в нем. Ее собственные родственники сделали так, что она чувствовала себя отверженной на родине. Не могла она спокойно жить в Хайленде, счастлива она будет только здесь, в Англии. Но как сказать ему об этом, не обижая его и не унижаясь самой? Ей его жалость не нужна.

Солнце уже клонилось к закату, и тени удлинились. Возле Чэринг-Кросса Гордон с Робертой свернули налево и поскакали по Стрэнду, самому аристократическому кварталу Лондона, мимо роскошных особняков, где жила английская знать.

Доехав до поворота, который вел к особняку Деверо, Роберта искоса бросила на маркиза взгляд, полный сожаления. Горькое отчуждение было спутником всей ее жизни, оно преследовало ее уже целых восемнадцать лет из-за суеверного страха и подозрений, которые ее «дьявольский цветок» вызывал в других. Сейчас она понимала, что, причиняя боль другим, и саму себя обрекаешь на угрызения совести. Сожалея о своей выходке, она решила поговорить с Гордоном еще раз, но уже более мягко.

Когда они въехали во двор дядиного дома, два грума бросились им навстречу, чтобы взять их лошадей. Гордон спешился и бросил поводья одному из них. Потом повернулся и, ни слова не говоря, снял ее с седла.

— Мне искренне жаль, что я оскорбила твой чувства или, может быть, задела тебя, — извинилась Роберта, решившая загладить свою вину.

Гордон посмотрел на нее долгим взглядом, и странное волнение сверкнуло в его серых глазах.

— Только мужчина, который любит тебя, мог бы переживать, услышав то, что ты ему объявила, — сказал он. — Но настоящая любовь, если таковая вообще существует, требует времени. А я еще почти не знаю тебя, милая.

— Тогда почему же ты сердишься? — спросила Роберта, странно недовольная тем, что совершенно ему безразлична.

— Ты моя жена, — ответил Гордон. — И никто не имеет права брать то, что мне принадлежит.

— Я принадлежу самой себе.

— Ты произнесла свою клятву перед богом и людьми, дорогая. И значит, не должна была водить за нос этого английского маркиза. Это нечестно.

Роберта открыла было рот, чтобы возразить, но он прижал палец к ее губам жестом, требующим молчания. Она уставилась на него, загипнотизированная силой его сурового взгляда, и забыла об эффекте, который ее собственный обезоруживающий взгляд производил в этот момент на него.

— Извини, что напугал тебя, — проговорил Гордон так тихо, что это прозвучало почти шепотом.

Роберта гордо выпрямилась, неспособная даже сейчас смирить свой гордый нрав.

— А я не боюсь, — сказала она. — Я вижу, что ты зол на меня, но не боюсь. Мне нечего бояться.

— А ты уверена?.. — Гордон медленно поднял брови и предупредил: — У меня ведь слово с делом не расходится, так что не заблуждайся на этот счет.

— Редкое качество, которым мало кто сейчас обладает, — примирительным тоном сказала она, намеренно уходя от любой зацепки, которая могла бы вызвать новый спор.

— Ну что ж, благодарю.

— Не хочешь ли войти в дом и выпить бокал вина? — пригласила она.

— Пожалуй, дорогая, — и Гордон ей улыбнулся. — Мне нравится быть в твоем обществе.

Эти небрежно сказанные слова мгновенно вызвали у нее уже знакомое теплое и щемящее чувство, которое тут же распространилось по всему телу, отчего колени ее ослабели. Боже правый, да она была просто безоружна перед ним, его действие на нее граничило с какой-то болезнью!

Роберта опустила взгляд на руку, которую он протянул ей в знак примирения, и вложила в нее свою руку.

В этот час большой зал был почти пуст. Только граф и графиня сидели в креслах перед камином.

Едва они вошли в зал, как граф Ричард поднялся и предложил Роберте сесть на его место. Словно тень, появился Дженингс и тут же ушел по знаку графа принести чего-нибудь освежающего.

— А я думала, девочки тоже будут здесь, — заметила Роберта, чувствуя себя ужасно неловко. Она любила Генри — брата своей тетки, а теперь в доме вместе с ней оказался муж.

— Девочки переутомились прошлой ночью, — сказала ей леди Келли. — Поэтому охотно отправились вздремнуть. Даже Блайт и Блис.

Роберта улыбнулась:

— А где Изабель?

— Уехала, — ответила графиня.

— Леди Дельфиния вызвала ее ко двору, — объяснил граф Ричард. — Записка пришла вскоре после того, как ты отправилась на прогулку.

— И я даже не смогла с ней попрощаться! — воскликнула Роберта.

Как всегда, когда бывала чем-то огорчена, Роберта принялась водить пальцем по своему родимому пятну. Потом обратила рассерженный взгляд на маркиза, который так не вовремя увез ее из дому. Если бы не он, она подольше побыла бы со своей подругой.

Маркиз не обратил внимания на ее укоризненный взгляд. Он не отрывал глаз от руки девушки, которой та яростно терла свой «дьявольский цветок».

Роберта терпеть не могла, когда кто-либо, кроме ее родных и домашних, видел этот знак. Она тут же натянула рукав, чтобы прикрыть родимое пятно. Когда же маркиз поднял на нее взгляд, она вспыхнула и в замешательстве отвела глаза.

— Даб поехал провожать Изабель в Хэмптон-Корт, — сказал граф Ричард, заметив эту немую сцену между ними.

— И Даб тоже? — откликнулась Роберта, сразу упав духом. Кто же тогда будет развлекать маркиза? Брат, по крайней мере, мог бы чем-то занять его, побыть с Генри, если тот приедет.

В этот момент в большой зал снова вошел Дженингс. Однако вместо подноса мажордом нес в руках запечатанный пергамент и букет цветов — одну-единственную изумительную по красоте орхидею посреди шести красных роз.

— Посыльный только что привез это для вас из Хэмптон-Корта, — объявил Дженингс, протягивая Роберте то и другое.

— Как мило, — Роберта вскрыла послание и прочла его. — Ну вот. Елизавета назначила Генри в этом году лордом-распорядителем рождественских увеселений, — расстроенным голосом сказала она. — Устройство новогодних празднеств не позволит ему вернуться домой.

Сообщив это, она взглянула на Гордона. Тот сидел с довольным видом, словно охотник перед добычей, попавшей в силки. Она быстро опустила глаза.

— Розы — символ любви, — сказал граф Ричард жене намеренно громким голосом. — А что означают орхидеи?

— На языке цветов, — ответил Гордон, прежде чем графиня успела заговорить, — мужчина, который дарит женщине единственную орхидею, имеет в виду соблазнить ее.

Уставившись на свои руки, сложенные на коленях, Роберта не смела поднять взгляд, хотя чувствовала, что маркиз внимательно смотрит на нее. Она уже понимала, какие чувства написаны на ее лице. Недвусмысленное послание Генри наверняка разозлило маркиза, и ей было не по себе.

— Поскольку Даб тебя покинул, оставайся с нами, поживи у нас, — предложил граф Ричард маркизу.

Роберта резко вскинула голову и с удивлением и испугом уставилась на дядю. Как мог такой близкий человек предать ее? Уже то, что маркиз остановился здесь же, неподалеку, смущало ее, но как сможет она жить с ним в одном доме? От этих мыслей мурашки побежали по коже.

— Да, пожалуйста, — присоединилась и леди Келли.

Гордон улыбнулся:

— Вы очень добры… Пойду распорядиться, чтобы принесли мои вещи. — И, не взглянув на Роберту, маркиз встал и вышел из зала.

— Как вы могли сделать такое? — воскликнула она, едва он переступил порог. — Теперь мне от него не отвязаться.

Граф Ричард недовольно нахмурил брови на дерзкую выходку племянницы, а потом намеренно спокойным голосом напомнил ей:

— Ты же обещала получше познакомиться с ним.

— Но есть же разница между тем, чтобы познакомиться поближе и жить под одной крышей, — запротестовала девушка. — Мне теперь ни минуты не удастся побыть одной.

— Маркизу Инверэри может быть одиноко в Англии. Здесь у него нет друзей, — сказал граф, — было бы просто стыдно оставить его одного в Дауджер-хаусе. Где твоя воспитанность и твое хайлендское гостеприимство?

— Гордон ведь не простой приезжий, — заспорила Роберта. — Он…

— Тем более! Он твой муж, — вмешалась графиня.

— Я не хочу его, — закричала Роберта, подавленная их логикой. — Нравится вам это или нет, но я намерена остаться в Англии и выйти замуж за человека, которого люблю.

— Ты хочешь остаться в Англии потому, что любишь Генри? — вкрадчивым голосом спросила графиня. — Или ты любишь Генри потому, что хочешь остаться в Англии?

Этот прямой вопрос едва не заставил Роберту вспылить. Но прежде чем она смогла ответить, в зал снова вернулся Дженингс.

— Маркиз Инверэри просил меня вручить вам вот это, — объявил дворецкий, протягивая ей букетик нежных фиалок. Потом повернулся к хозяйке и прошептал: — Мне кажется, он нарвал их в вашей оранжерее.

Леди Келли прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Потом движением руки и легким кивком отпустила мажордома.

— Ну поглядите, какие заурядные цветы он мне прислал, — недовольно заметила Роберта, словно это была достаточная причина, чтобы не оставлять его в особняке Деверо.

Леди Келли понимающе улыбнулась и сообщила:

— На языке цветов нежные фиалки означают «достоинство превыше красоты».

Такая сентиментальность маркиза Инверэри удивила Роберту. Он не казался Роберте человеком, который выше красоты ценил бы в женщине достоинство. Она посмотрела на цветы в своих руках и еще больше ожесточилась. Его нежное внимание было просто хитростью, уловкой, чтобы заставить ее поехать с ним в Хайленд, где она будет несчастна всю жизнь. Ей нужно не только расстроить планы Гордона Кэмпбела, но к тому же еще и поберечь свое сердце от этого заносчивого шотландца. В его серых глазах и неотразимой улыбке таилась опасность ее душевному покою.

Роберта вздохнула. А все-таки плохо, что Гордон Кэмпбел не был англичанином… Как плохо, что она навеки осуждена носить этот «чертов цветок»… И как плохо, что этот осторожно высказанный вопрос тетки создал ей еще одну проблему.

Так что же в самом деле у нее на первом месте? Она хочет остаться в Англии, потому что любит Генри? Или же она любит Генри потому, что хочет остаться в Англии?..