Часть третья
Тьма отступила от него довольно скоро. А он-то уже губы раскатал, что умер. Мучения продолжались, а если быть еще ближе к истине, то они только начинались.
Он приоткрыл глаза и тут же потерял сознание, а может пришел в сознание. Начался кошмар. Наверно он засыпал и просыпался, а может терял и вновь обретал сознание. И там и тут над ним мелькали какие-то лица, приближался и отдалялся гул голосов.
Лица, голоса, боль. Боль ноющая, боль во всем теле. Затем вспышка боли, и снова лица и гомон, но уже другие. И боль такая же ноющая и снова вспышка боли. Невыносимо. И снова, и снова, и снова…
Он думал, что попал в ад и так будет продолжаться вечно, но все имеет свой конец. Судьба сжалилась над ним, и он снова погрузился в спасательную тьму.
Когда он пришел в себя, он понял, что чувствует себя гораздо лучше. Боль чуть отпустила и было совершенно ясно, что он жив. Вот только непонятно спит он или нет.
Он открыл глаза. Да, он спит. Это не отель и даже не современная больница. Он попытался повернуться, но у него ничего не вышло. Во-первых было больно, а во-вторых неудобно, он весь был опутан бинтами. Он повернул только голову. На душе полегчало, перед ним сидел Виктор и улыбался самой искренней улыбкой, на которую только способен человек.
— Витя, — захрипел Сергей. Голос его звучал так будто он не разговаривал несколько дней, но так оно наверно и было.
— Ну что, прочухался?
— Вить, а мы где?
— Прочухался, — довольно протянул Виктор. — Мы в госпитале. С тобой все в порядке теперь. Доктор сказал, что ты будешь жить, теперь я это и сам вижу. Я же тебе говорил, что все будет в порядке. Ну вот, а теперь спи.
И Сергей закрыл глаза и послушно заснул.
Только засыпая он вдруг подумал, что вот теперь, когда все хорошо, он заснет и не проснется. Точно теперь он умрет! Но он не успел испугаться…
… Он проснулся. Комнату заливал солнечный свет. «Мороз и солнце, день чудесный,» — мелькнуло в мозгу. Сергей оглядел комнату и понял, что находится в номере Кати и лежит на той самой кровати, на которой совсем недавно лежал его лучший друг. Виктор теперь сидел в кресле рядом, голова его упала на грудь и он мерно похрапывал.
Сергей закрыл глаза и задумался. Он жив и все хорошо. Он на несколько мгновений испытал полнейший покой.
Божественное чувство, но все хорошее быстро кончается. А что дальше?
Сны ведь не кончились. Что-то внутри Сергея сжалось и отвратительно защекотало. Виктор всхрапнул немного громче, чем раньше и зашевелился. Сергей открыл глаза.
— О, ты проснулся? — услышал Сергей его заспанный голос. — Тогда быстро к делу.
Сергей повернул голову к Виктору:
— Холодный ты делец, сукин сын, — выдавил Сергей. — хоть бы поинтересовался как я себя чувствую.
— Я уже поинтересовался, — Виктор улыбнулся, потянулся, зевнул и пристально посмотрел на Сергея. Взгляд его стал серьезным, каким-то тяжелым, чугунным что ли, и он снова заговорил тихо и быстро. — Слушай, Серега, слушай и запоминай, повторять не буду. У нас тут кое-что произошло и мы кое-что приврали.
Понимаешь, скрыть от полиции твое состояние не вышло, ты ведь, как это… э-э-э… — Виктор замялся.
— Давай, — поторопил Сергей. — не тяни кота за яйца. Что еще?
— Ты, хм, — Виктор стряхнул с себя оторопь легко и непринужденно, как вы стряхнули бы пылинку с костюма.
— Ты помнишь, где ты стоял перед тем как заснуть? Ты стоял у окна, окно было открыто, ты заснул и упал там, где стоял. А теперь вопрос на сообразительность, угадай, с какой стороны окна ты приземлился?
— О, Б-боже, — Сергей представил себе всю картину произошедшего со стороны, ему стало плохо.
— Вот-вот, но ты не волнуйся, у тебя наверно есть ангел хранитель, потому что ты не очень сильно поломался. И скажи спасибо Катюхе, это она тебя собрала с асфальта и склеила. Другого врача в гостинице не оказалось, а со стороны полиция никого не пустила бы кроме своих, а они все загружены срочной работой. Сам понимаешь гепешникам все о тебе известно. А теперь запоминай хорошо, потому что наши показания должны сходиться. Значит так: ты заснул на ходу, потому что очень устал, ты не спал несколько дней, ну скажем, ты был занят работой, ты ведь ученый, а значит вопросов не будет. Дальше, сюда ты зашел в поисках своего брата, то есть меня, а я сюда пришел к своей гм… невесте. Ты стоял у окна, никто тебя не трогал, ты просто заснул и вывалился. Несчастный случай, понимаешь?
— Понимаю, но ведь так все и было.
— Да, так, но только без снов, аномалий, этой войны и прочей пурги. Сам понимаешь про это никто знать не должен и про мое ранение тоже.
— Я что же дурак?
— Не знаю, — ехидно заметил Виктор. — И еще, ты ничего не знаешь, ты заснул и вывалился. Пойми, то что ты сам похож на отбивную это никого не удивляет, а вот откуда взялась колото-резанная рана на твоем теле никто понять не может. И ты этого тоже не знаешь, наверняка за что-то зацепился пока падал.
— Мог бы мне этого не говорить, — обиделся Сергей. — Что я идиот? Ничего не понимаю?
Сергей спохватился, но поздно и он приготовился выслушать от Виктора, что сей факт (на счет идиотизма) еще мало изучен, и лично Виктор этого вслух не говорил, но если Сергей так настаивает… Но Виктор сказал совершенно серьезно:
— То, что ты вывалился из окна для тебя было новостью. Я рассказал тебе об этом и ты мягко говоря растерялся.
Если бы я тебе в тот момент задал вопрос, на который ты не знаешь ответа или знаешь, но не хочешь говорить, что бы ты ответил? Где гарантия, что ты не натрепал бы черти чего, о чем потом пожалел бы?
Сергей замолк и задумался. Виктор довольно ухмыльнулся, без стеснения оценив свои способности убеждения на десять баллов по пятибалльной системе.
— Ты прав, извини, — буркнул Сергей и Виктор улыбнулся еще шире.
— Ладно лежи, а я пойду свистну нашего дорогого старшего следователя. Я ведь здесь не просто так сижу, я, милорд, караулю ваше пробуждение.
Виктор поднялся и вышел. Через пять минут дверь распахнулась и впустила целую кавалькаду. Первым влетел полный энергии Ян, за ним пытающийся чуть приостановить первого Виктор, который понимал, что останавливать Яна, все равно что пытаться собой преградить дорогу бронепоезду и потому улыбающийся, и наконец несколько растерянная хозяйка номера. Вся процессия выглядела настолько комично, что Сергей с трудом сдержал улыбку.
— Друг Волков, я рад…
— Просто Сергей, — разрешил Сергей.
— Друг Сергей, я рад, что вы поправляетесь.
— Я тоже, как ни странно это звучит, — улыбнулся все-таки Сергей.
— У меня к вам несколько вопросов.
— Я готов на них ответить.
— Скажите пожалуйста…
И началось. Ян спрашивал, Сергей отвечал. Иногда он отвечал правду, иногда полу-правду. Некоторые вопросы были вполне понятны, другие, вроде: «скольким метрам равны три этажа этого здания?» — несколько смущали Сергея, а иногда просто ставили в тупик. Наконец допрос закончился. Ян оказался обвешан лапшой и был явно не удовлетворен ответами. Пылу в нем поубавилось, а на лице крупными буквами можно было прочесть: «Я разочарован». Он поднялся, извинился, попрощался и пошел к выходу. У двери он немного помедлил, помялся в нерешительности и выжал из себя:
— Сергей, скажите, а вы… как бы это…
А вас ночные кошмары не мучат? Что вам снилось, когда вы заснули в последний раз?
Сергей закрыл глаза, чувствуя, что краснеет.
— Ничего мне не снилось, — пробормотал он себе под нос.
— Ну извините. Еще раз извините, до свидания.
Хлопнула дверь, а потом раздался голос Виктора настолько ядовитый, что пушкинский анчар загнулся бы от первых же слов.
— А мальчика-то кошмарики по ночам тоже терзают.
Сергей открыл глаза. Виктор занял свое место в кресле и с непонятной улыбкой смотрел на дверь.
— Только вот не пойму я, Витя, чему ты радуешься.
— Тому, что гепешники тоже страдают.
— Подумаешь, они тоже люди. Вот если бы тот хорь мучился, которого… который покончил жизнь самоубийством, я бы порадовался, а тут… Жалко парня.
— А ему тебя нет.
— А ты откуда знаешь?
— Мальчики, только не ссорьтесь, — вклинилась в разговор Катя.
Виктор приклеил парадную улыбку и нежно попросил ее сходить узнать у полиции может ли Сергей переселиться в свой номер.
— …а на обратном пути закажи этому сердобольному пожрать.
Катя встала и безропотно пошла к двери.
Виктор проводил ее ласковым любящим взглядом и, когда дверь за ней захлопнулась, повернулся к Сергею.
— Ну чего его жалеть?
— Витя, он же как мы. С ним можно договориться, объяснить ему, что трупы в гостинице это результат ночных кошмаров, что никто в этих смертях не виноват.
— Ну кто-то в них все равно виноват, и твой Ян это прекрасно знает. И как получаются эти трупы он тоже знает, но если предположить, что твоя версия верна и свалить все на него. Пусть у него голова болит?
— Нет, Витя, пусть заберет отсюда своих ребят и оставит людей в покое, и пусть обратится в высшие инстанции, может что-то изменится. Он же реальная власть, он же выше нас с тобой.
— Серега, — Виктор усмехнулся. — детский сад! Как можно быть таким наивным? Да он все это знает без тебя и гораздо лучше тебя. И что с того? Он молчал, молчит и молчать будет.
— Почему?
— Почему? — переспросил Виктор. — Да потому, что ты сам сказал: он такой же человек, как и мы. Ему, как и нам не нужны неприятности. Ты говоришь, что он власть? Ха-ха три раза. Он такая же власть как мы с тобой, он такой же, как мы, ты сам сказал. Он не власть даже для жулья и уголовников, для отлова которых создана галактическая полиция, потому что ловит он не жуликов, а честных людей, которые переходят дорогу на красный свет, а настоящее ворье ловят другие, ребята покруче. Он не власть, он на самой низкой ступеньке, чуть выше нас с тобой: вора и ученого, хотя какой ты ученый, так колесико в махине современной науки. А теперь эта власть даже ниже меня, потому что власть в нашем обществе принадлежит тому, у кого есть деньги, у кого их много, а у меня их теперь предостаточно.
Сергей слушал эту тираду в мрачном молчании. Он был не согласен с Виктором, а вернее не хотел с ним соглашаться. Он видел этот мир всегда несколько иначе, чем Виктор, мир этот казался ему розовым, безоблачным. Видимо, подумал он, каждый смотрит на окружающее со своей колокольни. И все-таки он не хотел соглашаться с Виктором, но аргументов в свою пользу найти не смог и потому только выдавил:
— Как это грубо.
— Да, грубо. Грубо, грязно и некрасиво, но это так.
Сергей смолчал, а Виктор продолжил:
— И если ты скажешь этому следователю, что ты, как и он, боишься спать по ночам, что у тебя те же проблемы, то в лучшем случае он тебе посочувствует, а ты ему, вы выпьете и поплачетесь друг другу в жилетку. Это в лучшем случае, если он окажется человеком, а если он такой же скот, как его предшественник, то ты запросто можешь оказаться в психушке.
— Но он же тоже…
— Ну и что?
На этом разговор окончился, потому что дверь распахнулась и вошла Катерина, но у Сергея остался неприятный осадок.
Он очень скоро переселился обратно в свой номер, но Виктора от этого реже видеть не стал.
Заходила к нему и Катя, и полиция, и конечно Марина. Все утешали, ободряли, а полиция еще и расспрашивала. Ободрения ему были уже не нужны, он и сам чувствовал, что идет на поправку, а от расспросов начинала болеть голова и в глубине души зарождалась ярость. Так что визиты эти его не очень трогали.
Он чувствовал себя прекрасно и, что самое главное, ему снова хотелось жить. Он перестал хоронить себя заживо. От этого на душе становилось легко и приятно.
Когда он засыпал, он оказывался в госпитале, и рядом снова сидел Виктор, и они снова говорили о чем-то.
А потом появлялась молоденькая медсестра очень приятного вида, и Виктор начинал к ней клеиться, а потом, когда она выходила из палаты, если конечно раньше не выходил Сергей, он непременно говорил Виктору:
— Витя, кончай свои кобелиные штучки.
На что Виктор с неизменной улыбкой отвечал:
— Так это ж во сне. Ты себя контролируешь, когда спишь?
Потом он просыпался, лежал у себя в номере на кровати и все повторялось заново: Виктор, Катя, Марина, полиция. Так шло время. Он почти поправился. Он уже ходил и чувствовал себя, как раньше, будто ничего и не произошло, но врачи почему-то держали в постели. Шло время.
В то утро он проснулся разбитым и разозленным, правда непонятно почему. Все вроде бы было как всегда и во сне и на яву. Во сне его выписали из госпиталя, и они с Виктором со дня на день должны были вновь отправиться на фронт. Это его не огорчало, но когда он проснулся, то чувствовал себя препаршиво.
Он лежал на кровати и курил. Привычку эту он подцепил месяца три назад. Когда Виктор в первый раз увидел его с сигаретой, он наиграно выпучил глаза и с испугом в голосе сказал:
— Сережа, ты же не ку!..
— Как видишь, уже ку, — мрачно отозвался Сергей.
— Ну тогда дай закурить, — улыбнулся Виктор.
Сергей вспомнил эту сцену, а потом ту, другую, еще более раннюю в вагоне поезда:
— Браток, закурить есть?
— Я не ку…
А потом воспоминания нахлынули и покатились тяжкой волной, и на душе стало совсем мерзко. Из меланхолии его выдернул стук в дверь. Не открою, подумал Сергей, ну кто это может быть? Полиция? Ну ее на хер. Виктор? Зайдет попозже, не развалится.
Стук возобновился с нарастающей настойчивостью. Может это Катя? Да, было бы совестно ей не открыть после всего того, что она для него сделала, но лучше так, чем сорвать на ней зло. И все-таки не хорошо, ведь он жив только благодаря ей.
Да, нет! Не Катя это! Катя тактична, чего это ей стучать если не открывают? А ведь стучат уже третий раз. Но кто это тогда? Может Марина?
— Встань, открой и посмотри, болван, — пробурчал он себе под нос.
В дверь постучали в четвертый раз. Он поднялся с кровати, потопал к двери. Вот всегда так, подумал Сергей, решишь не открывать, а потом открываешь, а надо быть твердым до конца.
Он открыл дверь, на пороге стоял жизнерадостный железный болван и помигивал лампочкой. Сергей чертыхнулся, решил, что больше в жизни на настойчивый стук дверь не откроет.
— Чего тебе? — недовольно спросил Сергей.
— Вам письмо.
Робот протянул конверт, поклонился и пошел куда-то по коридору. Сергей взял конверт, закрыл дверь и вернулся на кровать. Он глянул на письмо. Оно могло быть только от нее. Светка, подруга детства жившая с ним и его родителями в соседнем доме, не признавала компьютера и писала письма старым способом. Он рассмотрел конверт, ну точно! Сергей растянулся на кровати и распотрошил конверт, предвкушая удовольствие. На листе бумаги было красивыми печатными буквами написано:
«Сережа, сегодня умерла Наталья Сергеевна…»
Дальше шли подробности о том, что Светка зашла к ним домой и обнаружила спящую, как она подумала в начале, Наталью Сергеевну, а потом выяснилось, что она не спит а мертва. А еще позже приехал доктор и сказал, что это голодная смерть. Но он уже не видел того, что там написано. Строчки поплыли перед глазами, в ушах зашумело, а в голове, как молотком, долбило: Сережа, сегодня умерла Наталья Сергеевна. Умерла Наталья Сергеевна. Умерла мама.
Умерла мама! Умерла мама!!! Умерла… умерла. Умерла! Умерла!!!
Умерла… НЕТ! НЕ-ЕТ!!! Он кажется крикнул в голос, но не обратил на это внимания. Он не хотел верить. Он не мог верить, но больше ничего не оставалось, потому что внутри сидело чувство потери, опустошенности.
Ему захотелось бежать, кричать и выть.
Потом, через вечность, которую он провел лежа на кровати и глядя в потолок, это прошло. Прошло все, осталась только пустота. Больше ничего не хотелось: ни бежать, ни кричать, ни выть, ни валяться на кровати — ничего. А самое главное не хотелось жить!
Он встал, положил письмо на тумбочку и вышел на балкон. На балконе было свежо, дул легкий ветерок, но он ничего не чувствовал. Он подошел к загородке и посмотрел вниз. Где-то далеко внизу была земля. Такая твердая, подумал он. Ничего, это будет быстро и не больно, больно было раньше.
Вдруг вспомнились дурацкие философствования на тему: что есть самоубийство? Слабый поступок сильного человека, или сильный поступок слабого? Глупость. Белиберда!
Может еще глупый поступок умного, или умный поступок глупого? Смелый трусливого, или трусливый смелого? А может это трезвый поступок пьяного, или пьяный поступок трезвого? Хм, средний поступок среднего человека? Нет! Чушь собачья! Бред. Самоубийство это последний рывок отчаявшегося человека, это против основного инстинкта — инстинкта самосохранения, но это как рефлекс. Это никакой поступок никакого человека. Уже не человека, потому что он был уже не человек. Он был человеком раньше и может быть будет им после, но не сейчас. Хотя нет он никогда уже не будет человеком!
Он решительно перекинул ногу через перила…
А жаль…
Он перелез через перила, еще держась за них, глянул вниз. Хотя не очень-то и жаль, ведь он сможет ощутить чувство свободного полета, как в детстве во сне.
Чувствуя, что в нем снова что-то шевельнулось, какие-то чувства, он злясь на себя еще раз глянул вниз, решительно отпустил перила и шагнул в никуда.
Стоя на балконе он не слышал, как барабанили в дверь, как потом эта дверь поддалась грубой силе, влетела в комнату, а вместе с ней вломился Виктор. Он ничего этого не слышал и не видел, он только почувствовал, уже падая вниз, как что-то дернуло его, останавливая падение, и потянуло вверх больно врезаясь в шею.
Виктор, уперевшись одной рукой в перила, другой тянул его вверх, обратно на балкон. Сергей сначала висел, ничего не соображая, потом чисто рефлекторно, чтобы его не удушили, вывернулся и схватился за руку, которая держала его за шиворот.
Виктор схватил его второй рукой, уперся животом в перила и потянул, перехватывая вцепившееся в его руку тело.
Сергей увидел лицо Виктора перекосившееся от напряжения, с дергающейся в нервном тике щекой и вздувшимися на лбу венами. Он так и видел эти вены какое-то время, потом в глазах просветлело, и он увидел, что лежит на кровати, а перед ним в кресле возле бара сидит Виктор. В руке Виктора был крепко зажат стакан, рука его мелко тряслась, и содержимое стакана расплескалось до половины, пока он донес стакан до рта.
Сергей поднялся с кровати:
— Витя, зачем?..
Виктор встал с кресла, поставил уже пустой стакан на стойку бара. Рука его сжалась в кулак, мелкое ровное подрагивание сменилось на резкие нервные рывки. Кулак дернулся вверх и вперед. Не смотря на все предшествующие события и потраченные силы, удар получился на славу. Сергей отлетел и грохнулся обратно на кровать. Виктор дрожащей рукой потер другую и сел в кресло:
— Зачем? Сука ты!
— Витя, я… — Сергей сидел на кровати и тер челюсть, удар несколько привел его в чувства.
— Пошел ты знаешь куда, — перебил Виктор. — О чем ты думал, урод убогий? Да замолчи не поясняй! Ты вот о ней подумал? — Виктор ткнул пальцем в фотографию Марины, которая стояла в рамке на тумбочке у кровати.
В глазах Сергея метнулся целый букет чувств, такой, что Виктор, видя успех своих речей, продолжил:
— А мать свою ты вспомнил? — и увидел, как Сергей сразу сник.
Он поднялся с кровати, взял с тумбочки письмо и протянул Виктору, а сам подошел к бару, где его уже ждал знакомый стакан. Сергей поднял его, посмотрел на него с разных сторон и вылил его содержимое, но не в рот, а на пол, затем разжал пальцы.
Стакан грохнулся на пол, разлетелся на мелкие кусочки. Сергей глянул на блестящие осколки, усмехнулся своим мыслям, потом взял сигарету и поперся на балкон. Виктор дернулся было следом.
— Сиди ты! — бросил Сергей на ходу. — Я только покурю, — и видя, что Виктор еще стоит, думая идти за ним или нет, добавил. — да не прыгну я вниз, я уже прыгнул.
Виктор посмотрел ему в след, опустился в кресло. В глаза ему кинулись холодно поблескивающие осколки стакана и письмо, которое он все еще сжимал в руке. Да он уже прыгнул, подумал Виктор, он пересилил законы природы, пересилил закон самосохранения.
Он прыгнул, пролетел все эти этажи. Он прыгнул и теперь лежит разбитый, посверкивая осколками. Может быть еще не поздно собрать эти осколки и склеить? Конечно не получится так, как было раньше, но лучше так, чем сопьется или повесится. Да, самое время склеивать, и кто теперь это сделает лучше него?
Однако решить это одно, а сделать — совсем другое дело. И вникнув во все подробности, Виктор не нашел ничего лучше, как натрескаться вместе с Сергеем водкой. От водки облегчение не пришло, но зато на утро пришло похмелье. Они, как две серо-зеленые тени, спустились в ресторан и заказали завтрак, но есть его не стали, а только выпили по две чашки остывшего кофе и молча сидели теперь над третьими. Виктор видел и ощущал боль друга, как свою, но помочь не мог. Просто не знал как и чем помочь.
Сергей долго сидел погрузившись в свои страдания, бездумно блуждая взглядом по полутемному залу ресторана.
Наконец его взгляд остановился на Викторе, сначала бездумно, потом сосредоточился, затем в глазах появилась мысль. Сергей казалось понял состояние друга, но молчал. Молчал долго, потом наконец выдавил, чтобы хоть что-то сказать:
— Витя, а чего ты вообще ко мне пришел?
— Когда? — Виктор выглядел непривычно мрачным и хмурым.
— Когда я… гм, в самый неподходящий момент.
— Ну извини, — Виктор казалось ошарашен.
— А что мне было делать, когда в мой номер (тоже кстати в самый неподходящий момент, ведь я там был не один и мы с ней не водку трескали) влетает твоя Марина, бледная как смерть, и начинает кричать, что у тебя неприятности, и что из-за них ты решил сигануть с балкона, а тридцать пятый этаж это тебе не третий, — Виктор обиженно посмотрел на Сергея. — Ты чего, Серый? — забеспокоился Виктор.
Сергей не знал «что он», но у него что-то нехорошо защекотало внутри и видок был такой, что если бы увидел себя со стороны, то обязательно задал тот же вопрос, что и Виктор: «Чего это ты?»
— Витя, — по слогам проговорил Сергей. — я ее уже два дня не видел.
— Ну и что? — упрямо повторил Виктор. — она забегает и говорит, что вы мол сидели, а тебе письмо принесли, а в письме про то, что какая-то Наталья Сергеевна умерла, а ты… То есть как два дня?
— А вот так, — Сергей издал какой-то ненормальный истерический смешок. — вчера ее у меня не было и позавчера она ко мне не заходила. Сегодня я ее тоже не видел, так что уже третий день, а вчера было два дня.
— Что за бред? Но ведь она сама сказала, что…
— Я не знаю, что она тебе сказала, но факт остается фактом.
Сергей почувствовал, что он начинает сходить с ума. А может он наоборот прозревает? Начинает прозревать. В памяти пошли всплывать какие-то неясные оговорки, которые временами проскакивали у Марины, потом мелькнуло еще одно воспоминание и еще одно из последних, причем очень четко и ясно.
— Она много чего говорит, — пробормотал Сергей и, посмотрев на ошалевшего Виктора, добавил. — Витя, ты помнишь тот день, когда мы вчетвером бежали по лесу и наткнулись на врага, а потом ты их увел и запутал?
— Помню, но…
— Мы тогда бежали долго, а потом переночевали в лесу, ожидая тебя, и ты пришел только на другой день.
А что ты делал днем между теми двумя снами? Ведь там был день. Ведь не мог же ты проспать двое суток.
— Не помню, — буркнул Виктор.
— Вспомни.
— Это что, так важно?
— Это очень важно, жизненно важно. От этого может зависеть судьба земного населения.
— Ну ладно, — пробормотал Виктор потупясь, будто признаваясь в какой-то постыдной слабости. — в номере я весь день просидел.
— Что?
— Ну да, — пробормотал Виктор еще больше смущаясь, что было не в его характере. — сидел в номере и боялся выйти, а вдруг увижу твой труп? Так переживал за тебя, как ты там без меня в лесу, а выйти и зайти к тебе боялся, вдруг тебя уже нет.
Сергей расчувствовался от этого признания, но быстро пришел в себя, вспомнив про цель своих расспросов, задал следующий вопрос.
— А с Мариной ты не говорил?
— Да нет же говорю, никуда я не ходил.
— Ну может она к тебе заходила?
— И ко мне никто не заходил, и ни с кем я в тот день не встречался и не общался. Сидел пиво хлестал и в игрушку компьютерную резался — все пытался ни о чем не думать. А что?
— Я тоже дергался из-за тебя, а она ко мне зашла и сказала, что ты жив.
— Ну и что?
— Она знала, что ты жив.
— Откуда?
— Не знаю, но думаю на эту тему.
— Да брось, просто утешала тебя и все.
— Нет, она знала, — упрямо повторил Сергей.
Виктор хмуро посмотрел на друга. Чего это он? Явно нервное расстройство. Оно и понятно — мать умерла.
Виктор был уже не рад, что разговорил Сергея, но вдруг вспомнил начало беседы и, ничего еще не поняв, вздрогнул. В горле пересохло, он спросил:
— К чему ты клонишь?
Сергей не ответил, но на лице его сменилось и смешалось несколько выражений: боль, тоска, озлобленность, ярость, снова грусть смешанная с какой-то теплотой и снова гнев — потом лицо его очистилось от эмоций и он взял себя в руки. Виктор почувствовал стальную непоколебимую решительность, которая исходила от Сергея. Он и не думал, что этот человек может излучать столько внутренней силы.
Сергей резко поднялся и развернулся, собираясь идти.
— Ты куда? — остановил его голос Виктора: спокойный, ровный, без эмоций — обычный.
— Выяснить кое-что.
— Я с тобой, погоди. — Виктор поднялся из-за стола и сделал шаг.
— Нет, — голос Сергея прозвучал негромко, но властно, с металлом в голосе.
Виктор остановился и внешне не проявил никаких эмоций, хотя в голове стучалась и билась, словно птица в клетке, одна и та же мысль. Господи, неужели он на столько не разбирается в людях, ведь казалось, что знает Сергея, как свои пять пальцев. А Сергей стоял в двух шагах от него и думал о том, что не может быть чтобы он так изменился за последние месяцы.
— Витя, ты меня здесь подожди, ладно, — проговорил он вдруг извиняющимся тоном.
— Ладно, — выдохнул Виктор с непонятным Сергею облегчением и опустился обратно за столик. — Жду.
— Жди меня, и я вернусь, — бросил Сергей, развернулся и пошел. Куда? Виктору оставалось только догадываться.
Сергей преодолел несколько этажей огромного здания гостиницы, прошел твердым уверенным шагом по коридору и уткнулся в малоизученную дверь. Нет с человеком, что жил за этой дверью он общался довольно часто, но он предпочитал принимать гостей, а не ходить в гости, а с женщинами общался только на своей территории. Ну на крайняк на нейтральной. Теперь обстоятельства вынуждали его идти против принципа и он без стука вошел в дверь и перешагнул порог.
В комнате было пусто, но в ванной шумела вода и оттуда доносился мелодичный напевающий что-то голос. Сергей посмотрел на часы и вспомнил, что сейчас только девять утра. Желание ввалиться в ванную и устроить разборку на месте поутихло и он приземлился в кресло. А куда спешить? Теперь спешить некуда, теперь она никуда не денется. И он расслабился, отдаваясь на волю воображения, которое живо рисовало варианты сцены, которая произойдет в этой комнате в ближайшем будущем. Забегая вперед можно сказать, что все вышло совсем не так, как представлялось. Что ж, так всегда бывает.
Она никуда не делась. Напевая и вытирая голову, зарывшись лицом в полотенце, она вышла из ванной минут через пятнадцать после того, как в ее номер зашел Сергей. Сергея она не видела, и это разозлило его, хотя он уже держал себя в руках.
— Привет, — сказал Сергей холодно.
Напевание оборвалось, и Марина дернулась, услышав знакомый голос. Из дебрей полотенца появилось еще не накрашенное, но такое же милое личико, на нем засветилась улыбка.
— Привет. Ты вошел, а я не слышала.
Голос ее звучал как всегда нежно и ласково, в груди у Сергея что-то екнуло. Именно этой ласки ему и не хватало. Но он воскресил в памяти все события этого утра и снова похолодел. Она смотрело на его злое угрюмое лицо и улыбка ее растворилась в испуге.
— Сережа, что случилось?
Сергей нервно хохотнул.
— Случилось? Да случилось и многое.
Например погибла моя мать, но тебя ведь это не волнует.
— Сережа я не…
— Что ты не? Не знала? Не ври! Ты все знала.
— Сережа…
— Ты знала все. Ты всегда знала все. А я-то дурак обрадовался, что ты тоже знаешь про эти сны, про кошмарные сны, которые теперь уже реальнее, чем моя жизнь. Думал хорошо, что не надо тебе объяснять, что не примешь за маразматика. А потом огорчался, что ты мучаешься от тех же кошмаров, переживал за тебя.
— Сережа…
— А еще я любил тебя. Я дурак, но я любил тебя, а ты… Ты… Ты, — он захлебнулся словами, которые не могли выразить эмоций и всхлипнул, а потом захохотал истерически и завсхлипывал, и забился в истерике.
Она вышла из комнаты и тут же вернулась со стаканом воды. Она подошла к нему, опустилась рядом с ним на колени и подняла на него взгляд полный мировой скорби.
— Да, Сережа, конечно ты прав, — она протянула ему стакан воды и положила руку на колено. Он принял воду, нервно дернул коленом, стряхивая ее руку, и начал давясь и всхлипывая пить. Руки тряслись, в горле стоял ком и старался не пропустить воду, и вода проливалась, и стекала по рукам и подбородку. Марина села на поручень кресла и стала поглаживать его, как ребенка, успокаивать.
— Да, конечно это я виновата, Сережа, только успокойся, — приговаривала она и от этого пропадали неизвестно куда так четко отточенные аргументы.
Постепенно вода кончилась, а вместе с ней пропали и всхлипы, и ярость, и жар гнева, и предвкушение расплаты. Не осталось ничего, только пустота и холод.
— Холодно, — всхлипнул он в последний раз и замер.
Ее пальцы, несущие успокоение, пробежались по его заледеневшим рукам. Она поднялась и отошла куда-то. Скрипнула дверь старинного шкафа (весь ее номер был обставлен в каком-то давно забытом стиле), прошлепали ее голые ноги по полу, и на Сергея обрушилась лавина мохнатого пледа. Он вздрогнул и съежился. Она заботливо укутала его, и он почувствовал тепло. Она снова села рядом. Он попробовал отстраниться, но кресло было маленьким и у него ничего не вышло.
— А теперь ты должен выговориться, только спокойно, без нервов, а потом я тебе кое-что расскажу.
Он открыл было рот, но вместо слов у него вырвался очередной всхлип и он замолк. Через какое-то время он сказал не поднимая головы:
— Ты всегда все знала заранее, — голос его звучал неестественно глухо и тихо. — Ты знала, что Виктор будет жить, а не погибнет там в лесу, уводя за собой немцев. Ты знала, что умерла моя мама, и что я получил письмо извещающее меня об этом, ты знала, что я не смогу пережить этого и попробую покончить с собой. Ты всегда все знала наперед. А теперь я спрошу тебя откуда ты все это знала? — он сделал драматическую паузу, только барабанной дроби не хватало. — А все очень просто. Ты работаешь в науке это раз. Ты работаешь в засекреченной лаборатории — два. Ты никогда не говорила над чем ты работаешь и у тебя есть на это право, ведь это секрет — три. Ты всегда все знала заранее, но об этом я уже говорил. Ты знаешь о моих снах и говоришь, что с тобой лично происходит тоже самое, хотя мне ты ни разу не «снилась». Теперь осталось добавить немного смекалки и мы придем к простому выводу, — он попытался сделать торжественный вид, но это у него не получилось и он закончил. — Современная наука дошла до того, что научилась влиять на сновидения масс, причем очень эффективно и ваша сверх секретная лаборатория экспериментирует на населении нашей планеты. Все просто — логика, дедуктивный метод, Шерлок Холмс и доктор Ватсон.
— Все?
— Все.
— А теперь послушай, что я тебе скажу. только не кипятись и не обижайся. Вся твоя дедукция — чушь собачья. Я правда не знаю, что подумала бы на твоем месте, но могу тебе сказать, что есть на самом деле.
— Ну соври еще что-нибудь, — вяло огрызнулся Сергей.
— Не надо, Сережа, я никогда не врала тебе. Кое-что не говорила — да, но врать не врала. Я не знаю эксперимент ли это или еще что-то, а если эксперимент, то чей. Я ничего не знаю о том, как это происходит и кто за этим стоит. Да, я работаю в секретной лаборатории, но занимаюсь я только лишь останками внеземной цивилизации, найденными в соседней системе. — Она говорила четко и уверенно, и Сергей хотел ей верить, но ведь его друг тоже говорил четко и уверенно, однако это не мешало ему врать как сивому мерину.
— Допустим я тебе поверил. Допустим. Но как тогда объяснить то, что ты всегда все знала заранее. А ведь ты знала, а не просто утешала меня говоря то, что я хотел слышать.
Она смотрела на него горько улыбаясь.
— А я и не говорю, что не знала. Я действительно знала, не все, как ты говоришь, но многое, — она вновь посмотрела на Сергея, тот хотел что-то сказать, но не смог, только на ничего не понимающем лице читался немой вопрос. — Очень просто, — улыбнулась она. — я видела во сне. Я говорила тебе, что тоже попала под влияние этой аномалии, или эксперимента, если тебе так больше нравится. Ну вот. Это все чистая правда, только я не сказала тебе еще одной вещи, — она замолчала, судорожно сглотнула застрявший в горле ком. — я… я вижу эти сны заранее. Я — ясновидящая, то есть нет, не так. Я вижу пророческие сны.
Сергей рассмеялся.
— Но это же абсурд. Это антинаучно!
— Твои ночные кошмары тоже антинаучны.
— Но этого не может быть.
— Того, что происходит с тобой тоже не может быть, того, что происходит с частью земного населения тоже не может быть, однако это происходит.
— Но…
— Что, не очень убедительно? Тебе нужны доказательства? Пожалуйста. Я знаю, что ты получил письмо, в котором говорилось о том как умерла твоя мать, вернее, какая-то Наталья Сергеевна, то что это твоя мама я узнала только что от тебя, а тогда для меня это была просто какая-то Наталья Сергеевна. Но для тебя она значила много, потому что тебя затрясло и ты упал ничком на кровать и уставился в потолок. Глаза твои застыли, а пальцы теребили измятое письмо. Ты лежал долго, потом ты встал, уронил письмо на тумбочку у кровати и пошел на балкон. Там ты перекинул ногу через перила, поколебался, потом перекинул другую ногу и опять постоял глядя вниз.
Ты смотрел вниз, казалось, очень долго, я пыталась кричать, но язык не повиновался, да и ты меня не услышал, ты отпустил перила и сделал шаг вперед… А потом я проснулась. Я ничего не могла сделать, но потом вспомнила дату, которая высвечивалась у тебя на будильнике.
Дата и время приснились мне вместе с твоим будильником, твоим номером и тобой самим. Зная когда и где это произойдет, я дождалась того дня и утром два дня назад зашла к Виктору и рассказала ему все. Ну не совсем все, но это не важно. Я знаю не только то, что произойдет во сне, но и то, что будет на яву, я знаю не все, но кое-какие глобальные события. Я знаю о чем вы разговаривали с Виктором меньше часа назад. Хочешь расскажу? Я могу пересказать ваш разговор слово в слово. Я знаю когда и как умру я сама, а также когда и как умрете вы с Виктором, вам отмерено больше чем мне.
Сергей слушал с нарастающим интересом.
Слушал и верил. Слова любимой женщины не вызывали теперь никаких сомнений, а она говорила и говорила, и он слушал и не понимал как он мог заподозрить ее в том, в чем заподозрил. Голос Марины стих.
Молчали оба. Потом он распрямился в кресле и притянул к себе полуобнаженную Марину. Она замерзла и была теперь холодной, будто отдала ему все свое тепло, кожа ее покрылась мурашками. Еще бы, подумал он, в комнате не жарко, и это ему в рубашке, свитере и под пледом, а она в чем мать родила. Он встал, посадил ее на свое место и укутал пледом.
— Прости меня, Мариночка. Я виноват.
Она не ответила, и Сергей пошел к бару и заказал горячий кофе. Одну чашку он взял себе, вторую отнес Марине.
Спустя два часа он выходил из ее номера. В дверях он остановился и, посмотрев на Марину, потупился.
— Маришка, я хотел спросить еще одну вещь.
— Спрашивай.
— Я хотел просить тебя.
— Ну что такое? — улыбнулась она.
Он подошел к ней, обнял ее и сказал:
— Расскажи мне про мою смерть.
Она передернулась и отстранилась.
— Марина…
— Нет, — еще никогда он не слышал чтобы ее голос звучал так резко.
— Но почему?
— Ты не знаешь, что это такое. Ты счастлив в своем неведении. Слава богу, что ты не знаешь как, где, когда и от чего умрешь ты сам и близкие тебе люди. Слава богу, что человеку не дано этого знать. Ты не можешь представить себе, что это такое, знать и ничего не мочь изменить.
— Но я же жив только благодаря тебе.
— Нет. Я тоже так думала и, когда подумала об этом, решила, что мой дар или моя беда — благо, но это не так. Теперь я знаю, теперь… И зная я ничего не могу изменить ни для тебя, ни для Виктора, ни для себя. Я ни для кого ничего не могу сделать. Это страшно. Это мучит меня в сотни раз больше, чем сами сны. И от этого нельзя, никуда нельзя деться ни на минуту, ни на секунду, ни на миг.
— Поделись со мной этим.
— Зачем? Мне от этого легче не станет, а тебе… Для тебя это будет лишняя нестерпимая боль.
— Расскажи мне все про меня, хотя бы про меня. Это моя жизнь, моя смерть и я имею право знать.
— Ну хорошо. Ты будешь жить долго и счастливо и умрешь в роскоши богатстве и любви. Ты умрешь любимым, уважаемым и знаменитым, но к тому времени жизнь наскучит тебе. Твои похороны будут национальным праздником и все будут плакать по тебе от младенца, до старика. Ты останешься в памяти людей на века.
— А ты?
Она промолчала. Сергей поднял на нее глаза, а она свои опустила, стараясь не встретиться с ним взглядом.
— Ты меня обманываешь.
Она не ответила.
— Ты меня обманываешь, — тупо повторил он.
— Да, — тихо согласилась она.
— Почему?
— Потому, что я тебя люблю.
— Ты меня обманываешь, — снова повторил он.
— Иди, Сережа, тебя Виктор ждет.
Извелся, ведь тебя уже три часа нет. Иди.
Сергей попытался поцеловать ее, но она увернулась. Тогда он развернулся и вышел. Когда дверь за ним наконец захлопнулась, Марина дала волю слезам, давно подступавшим, пощипывавшим глаза и давящим горло.
Сергей спустился вниз, в ресторан. Виктора уже не было, за их столиком сидел какой-то мужик лет шестидесяти. Сергей чертыхнулся и пошел по заученной наизусть траектории. В поисках друга он зашел к Кате, к самому Виктору, к одному их общему знакомому и наконец пришел к себе в номер.
Виктор развалился в его любимом кресле и спал. Рядом с ним стоял стакан и тарелка из-под огурцов. В тарелке, в натекшем с огурцов рассоле плавали два окурка, третий, уже потухший, торчал у Виктора в зубах. Сергей грубо толкнул его, потеребил за плечо. Виктор разомкнул слипшиеся веки, приоткрыл сонные глаза.
— Что?
— Курение в постели опасно для вашего здоровья, оно может привести к возгоранию. О пожаре звоните ноль один.
— Так я же не в постели, — пробормотал Виктор и выплюнул давно затухшего бычка. — И не курю, — добавил он уже своим обычным жизнерадостным тоном.
— Ну да, я вижу.
Виктор приподнялся, потянулся, поинтересовался:
— И как прошло разоблачение?
— Никак.
— А что она?
— Она такой же человек, как и мы, только еще несчастнее.
— А что ты тогда там столько времени делал?
— Не скромный вопрос.
— Да ладно строить из себя неизвестно что. Мы тут все свои, к тому же живые люди. Отпялил ее, так и скажи.
— Ничего я ее не от… — разозлился Сергей. — И вообще…
— Да ладно, угомонись. Шутю я так.
— Глупо и грубо.
— По другому не умею.
— Пошляк и циник, да еще и врешь.
— А то, — лицо Виктора растянулось в широченной улыбке сытого кота. Ну ладно, может расскажешь, что вы там делали, о чем говорили и что ты узнал?
— Может и расскажу…
И он рассказал все, ну почти все. Во всяком случае все, о чем здесь было рассказано. Виктор слушал, кивал, мрачнел.
— Ну вот и все, — закончил Сергей. — только одно меня угнетает — она меня обманула.
Виктор фыркнул.
— А что?
— Да ничего. Ты меня извини, Серега, но ты идиот. Ну чего ты так таращишься? Твоя Марина умница. Она умна и мужественна. Она держит в себе ядерный заряд, говоря образно, и не дает ему взорваться и уничтожить всех вокруг. Она оберегает тебя от знания, которое невозможно пережить, а ты, чудак с четырнадцатой буквы алфавита, обижаешься как ребенок, которому не рассказали, что мама и папа будут делать после ужина. Ну на кой тебе знать, что будет?
— Надо. Это, Витенька, политика страуса.
Засунул голову в песок и ничего не видишь и не знаешь. Ну и пусть вокруг голод и разруха, пусть весь мир летит ко всем чертям, я не вижу, я не знаю — мне не страшно.
— Да это политика страуса, но иногда она очень даже хороша. И потом, не смотря на свою страусиную политику, страусы живы и до сих пор бегают по пескам, а не вымерли, как мамонты или динозавры.
— Но я хочу знать о себе все, — упрямо повторил Сергей, и в голосе его прозвучали какие-то бараньи нотки.
— Зачем? Чего интересного в том где, как и когда ты помрешь? Если уж на то пошло, то интереснее знать, что будет после.
Сергей усмехнулся.
— Нет, — строго сказал Виктор. — Я не о жизни после смерти, я не верю ни в бога, ни в загробный мир. Я говорю о том, что будет здесь после твоей смерти, здесь на земле, среди людей. Понимаешь?
— А ничего не будет. Все будут жить, как жили и все. Не смотря ни на что, жизнь продолжается. Уходят великие умы, великие мастера, и что? О них никто и не вспомнит, а о тебе поплачут два-три человека и тоже забудут.
— Нет, не скажи. Смотря как ты будешь жить. Надо делать все, чтобы о тебе помнили, и не только твои родные и друзья, но и твои потомки, и не только твои. Надо оставить после себя след в истории, память.
— Ну да, — хмыкнул Сергей. — Величайший вор и философ тридцатого века, жертва пьяной акушерки и не изученной аномалии известный, как Виктор, фамилия утеряна из-за конспирации.
— Ну тебя.
— Нет, Витя, мне до фонаря, что будет после моей смерти, меня тогда уже не будет. Мне интересно, что будет дальше, до того, как я сыграю в ящик. И мне не безразлично, как это произойдет.
Сергей умолк, Виктор окинул его взглядом, заметил скептически:
— Не пойму, что она в тебе нашла.
Другого такого болвана поискать надо.
Сергей надулся и решил обидеться.
С тех пор прошло полтора года. С Виктором он помирился быстро. Да собственно он всегда с ним быстро мирился. Шли дни и ночи. Сны по-прежнему преследовали его и не всегда они были безопасны. Но он уже успел привыкнуть и к холоду и сырости, и к жаре, и к голоду, и к тому, что не смотря на все вышеперечисленное он должен был он должен был защищать страну, которая осталась только в этих снах, но не стала от этого менее дорогой. И он защищал родину от государства, которое тысячу лет спустя стало неотделимой частью его родины, Евроазиатского союза планеты Земля. Он еще раз попал в госпиталь, но на этот раз с совсем легким ранением. Вот и все, что произошло с ним в той жизни, которая протекала, когда он засыпал.
Да, где-то через две недели после получения письма от Светки, он получил такое же письмо во сне. Ему сообщили во второй раз, как умерла его мама. Проснувшись, он поперся к Виктору и со словами: «А я свинья ей даже не написал ни разу,» — нажрался в лоскуты.
В его реальной жизни (хотя он уже сомневался какая жизнь наиболее реальна) тоже все текло более менее плавно. Боль, которую вызвала смерть матери поутихла и он снова почувствовал вкус к жизни. Он с удовольствием проводил время в компании Виктора с Катей. Он любил Марину, которая с каждым днем все реже улыбалась и все больше молчала, оставаясь наедине со своими мыслями. Что-то угнетало ее, но временами на какой-то короткий момент она становилась веселой и беззаботной, как бы на зло судьбе. А вечером, после бурного веселья, она зарывалась лицом в подушку, или утыкалась в его плечо и ревела.
Он еще пару раз пытался завести с ней разговор на угнетающую ее и волнующую его тему, но ничего не добился, кроме слез с ее стороны. И он прекратил попытки.
Кроме того он сдружился с Яном, тем самым старшим следователем, который пришел на смену застреленного.
Они очень мило общались, но их отношения не стали настолько близкими, чтобы посвятить другого в то, что оба одинаково мучатся засыпая.
Правда все это читалась в глазах и выражениях лиц, но в слух так никто ничего и не сказал.
Полиция по-прежнему из отеля не выезжала и никого не выпускала, хотя некоторые уже начинали возмущаться. За последние полтора года по неизвестным причинам погибло еще около восмидесяти жителей отеля.
В тот вечер они сидели в номере Сергея вчетвером: Виктор, Катя, Марина и сам Сергей. После крепких напитков перешли на крепкий кофе, то что кофе пьется на ночь никого не смущало. Они сидели и весело трепались, они были счастливы.
Потом Виктор и Катерина откланялись и ушли. Марина помогла ему привести номер в порядок и пошла на выход.
Он остановил ее, развернул и притянул к себе.
— Мариночка, останься а? — выдохнул он после долгого поцелуя.
Она улыбнулась и опустила глаза:
— Нет, Сережа, не сегодня.
Он игривым движением подхватил ключи от номера и пьяно подмигнул ей.
— Ну тогда я пойду с тобой.
— Нет, Сережа, не сегодня, — Повторила она и улыбнулась, но уже не счастливо, а вымученно.
— Ну, Мариночка, — заканючил он, а потом с наигранным страданием добавил. — Ну хорошо, иди, а завтра утром я к тебе нагряну.
Она рассмеялась.
— До свидания, любимая, до утра, — он попробовал поцеловать ее, но она увернулась и нарочито подставила щеку. Он чмокнул ее в подставленную щеку.
— До завтра.
— Прощай, Сережа, — она смотрела ему прямо в глаза долго и пристально, будто изучая бушующее в глубине этих глаз пламя жизни, потом ее взгляд нежно прошел по всем чертам и черточкам его лица и остановился на каждой в отдельности. Он в ответ ощупал ее взглядом и улыбнулся. Она тоже улыбнулась и шагнула в сторону двери, потом снова обернулась и окинула его взглядом: такого поддатого, веселого и счастливого, вышла. Дверь за ней захлопнулась.
Сергей прижался щекой к дверной обивке и прошептал:
— До завтра, любимая.
Ему никто не ответил, но он не обратил на это внимания. Он был по настоящему счастлив, впервые за очень долгое время. Под действием выпитого и простого человеческого счастья, понятного всем и каждому, ушли куда-то все горести и страхи, унесли с собой боль. Он был по настоящему счастлив.
Он поднял гудящую голову, оторвался от двери, которую подпирал и шатаясь дошел до кровати. Он завалился не раздеваясь и не включая света, единственное на что его хватило, так это скинуть один ботинок. Соприкоснулся с кроватью он уже почти спящим, а почувствовав под собой мякоть подушки и матраса, поверх которого лежало одеяло и покрывало, он расслабился и тут же заснул.
Если очень хорошо вечером, то будет очень плохо утром, это закон. Много хорошо, это тоже плохо.
Он поднял гудящую уже по-другому нежели вчера голову. Комната пошатнулась, а к горлу подпер неприятный комочек. Кроме того он почувствовал, что еще вчера отлично сидящая рубашка, сейчас неприятно жмет в вороте. Он дернул воротник рукой, тот не расстегнулся. Тогда он дернул сильнее. Пуговицы брызнули в сторону, с соответствующим звуком прокатились по полу. Рубашка испорчена, но жить стало чуть легче. Сергей чертыхнулся и полез рукой в тумбочку. Не вставая с кровати, он обследовал ящик тумбочки, но нашел лишь пустые упаковки от таблеток, которые там искал. Он отшвырнул тюбики и длинно трехэтажно выматерился, благо этому он уже научился.
Ну что ж, придется идти к Марине в таком виде и просить таблетку у нее. Собственно и просить не придется, она его увидит и сама отсыпет ему целую горсть, только б выглядел, как человек, а не как пропитая обезьяна.
Он поднялся с кровати. Оказалось, что когда он лежал и не двигался ему было значительно лучше. Сергей сделал несколько шагов, наткнулся на ботинок, сиротливо лежащий возле бара. Как он сюда попал? Сергей наклонился, к горлу подступила тошнота. Он поднял ботинок и резко, как ему показалось, выпрямился.
Ботинок он надевал стоя как цапля на одной ноге, вторую подогнув. Его шатало. Он поразился, как это цапля не падает. Ботинок наконец наделся, и он пошел к двери, шаркая и спотыкаясь о шнурки, которые поленился завязать.
В коридоре было как всегда прохладнее, чем в номере, и Сергей несколько пришел в себя. Он постоял, подышал и шаркающей походкой поперся к Марине.
Он без стука открыл дверь и шагнул в номер. Про похмелье он забыл сразу. Она лежала на полу в луже крови спиной вверх. В светлых волосах запекшиеся комочки крови и что-то большое темное чего там никогда не было и быть не должно.
Он не чувствуя под собой ног сделал несколько шагов, нагнулся и тронул ее за плечо. Она не шелохнулась.
Он осторожно сел рядом и аккуратно перевернул ее. Голова ее откинулась ему на руку, волосы рассыпались пышной волной. Сергей посмотрел ей в лицо. Она казалось просто заснула. Спокойное выражение лица, даже какое-то облегчение. Глаза закрыты, а чуть выше глаз и между ними аккуратная дырочка, да даже не дырочка, а…
Он зажмурился и запрокинул голову.
Хотелось заплакать, но чертовы слезы почему-то не текли. Он провел рукой по мертвой щеке, волосам. В горле родился и вылетел наружу нечеловеческий хрипяще-булькающий рык или стон. Звук разнесся по опустевшей вдруг комнате, отразился от стен и вернулся к нему, ударил в барабанные перепонки. Он дернулся. Он почувствовал полную пустоту и одиночество. Он понял, что потерял смысл жизни. Сергей снова попытался заплакать, но глаза высохли, и он взвыл. Он выл, хрипел и ревел, он гладил и тряс ее остывшее тело, как будто это могло воскресить ее.
Потом его пробрал мороз до самого костного мозга. Слез все еще не было, но вой и рык сменились всхлипами и его затрясло. Все его тело не напряженное и не расслабленное пришло в движение, потом он замерал, потом его тело опять сотрясала судорога. Наконец он всхлипнул в последний раз и застыл. Глаза его остановились, комната поплыла и потеряла очертания и…
Он увидел ее улыбающееся, чуть грустное лицо.
— Прощай, Сережа, — прошелестел ее голос в его голове.
И она чуть отдалилась, отодвинулась, окинула его взглядом и…
Он уткнулся в ее спящее вечным сном лицо с крохотным пятнышком на лбу. Он осторожно опустил ее на пол и снова хрипло булькающе взвыл. Протяжный вой повис под потолком и растворился в мякоти занавесок на окнах.
Почему же ты мне не сказала?
— Это я виноват, любимая, прости меня.
Прости, — прошелестел по комнате его хриплый шепот.
Он вдруг разозлился на себя, потом на тех кто виноват в этой смерти равно как и в тысячах других, хотя плохо себе представлял, кто в этом виновен, а потом его уже не злость, а ненависть распространилась на всех окружающих, на весь мир, на тех кто посмел выжить, когда ОНА умерла.
— Я отомщу, — проорал он уже во весь голос страшно и угрожающе. Этот вопль не простреленной на вылет, а изорванной в клочья души мог ужаснуть любого, но его никто не услышал кроме самого Сергея, а тому уже было все равно. Он жестоко оскалился своим мыслям, которые приобретали уже материальную оболочку и сделал шаг к двери, но остановился.
— Прости, любимая, — в глазах его мелькнул сумасшедший блеск. Раньше ему часто приходил в голову вопрос, что чувствует или о чем думает сумасшедший, теперь ему об этом не думалось у него были другие насущные проблемы. Сергей осторожно поднял на руки труп и пошел в ему одному известном направлении.
В дверях он столкнулся с взволнованным Виктором. Виктор расслабленно вздохнул, улыбнулся, но потом увидел его ношу и побледнел как мел.
— Сереж-жа, — пробормотал он.
Если бы Сергей был вменяем он может и удивился этому заикающемуся бормотанию, но он только бешено сверкнул глазами и прорычал:
— Убирайся!
— Сергей, я…
— Вон! Ненавижу! — и Сергей выдал жуткое ветвистое ругательство, которое не позволил бы себе никогда, даже в мыслях.
— Серега…
Сергей по-волчьи прорычал что-то нечленораздельное и дернул плечом, отпихнув Виктора с дороги. Трудно сказать откуда в нем взялась такая сила, а может Виктор просто не ожидал удара. Виктор отлетел, пытаясь удержать равновесие, но запутался в собственных ногах и рухнул, ударившись головой о стену. В голове загудело, перед глазами поплыло, и уже обмякшее тело Виктора сползло по стене на пол.
Сергей, казалось, не обратил на это никакого внимания и продолжил свой путь.
Следующее препятствие обезумевший Сергей встретил в лице молодого парня в форме ГП. Тот стоял у входа и следил за тем, чтобы никто не покинул гостиницы не законным путем.
Сергей шел напролом не замечая никого вокруг.
— Эй, парень, — окликнул его гепешник. — Парень, ты… — лицо гепешника удлинилось, когда он понял, что несет нарушитель.
Надо отдать должное гепешнику, он быстро совладал с собой и выхватил пистолет. Аккуратная лазерная игрушка со скрытой в ее утробе необыкновенной убойной силой посмотрела на Сергея.
— Руки за голову… Нет, положи ее! Руки за голову, лицом к стене и не шевелись, одно лишнее движение и ты труп!
Сергей остановился и тупо посмотрел на полицейского, тот сделал подбадривающее движение пистолетом, мол давай, продолжай в том же духе. Сергей осторожно опустился на одно колено, нежно опустил тело Марины на пол и осторожно поднялся, сделал шаг в сторону.
— Ну вот, — сказал довольный гепешник. — а теперь руки за голову, лицом к сте…
Резкий удар швырнул ничего не подозревающего полицейского на пол. Пистолет вывалился из его руки, он ухватился за разбитое лицо и попытался подняться. Сергей ударил его ногой в живот, пресекая попытку и довершил начатое резким ударом ноги чуть ниже пояса. Бедный парень скрючился и захрипел, пуская ртом кровавые пузыри.
Сергей с безразличным видом поднял с пола пистолет, сунул его в карман брюк, затем с нежностью и чрезмерной бережностью поднял тело Марины и покинул гостиницу.
Кто по мнению простого человека виноват во всех его бедах кроме него самого?
Сергей двинулся к древнему архитектурному ансамблю, где вот уже сотни лет обитало правительство.
Как Сергею удалось проникнуть на охраняемую территорию осталось загадкой. этого не знал никто и даже сам Сергей в последствии не мог вспомнить как ни старался.
Засекла его аппаратура в коридоре правительственного здания, но было уже поздно, он ввалился в зал заседания правительства. Семь человек, представляющие собой правительство Евроазиатского союза планеты Земля, а в данный момент представляющие собой довольно жалкое зрелище повернулись к двери, когда та захлопнулась за Сергеем.
— Как вы посмели? Кто вы? — воскликнул пожилой мужчина, театрально жестикулируя. Самой примечательной чертой его лица, которая бросилась в глаза Сергею была бородка. Бородка смешно подергивалась в такт словам, которые произносил старик.
— Волков Сергей Александрович. Две тысячи девятьсот восьмого года рождения. Родился такого-то числа такого-то месяца в такое-то время в двадцать девятом роддоме города… — голос был неприятно механическим, это компьютер наконец сопоставил хранящиеся в нем данные с данными полученными в коридоре.
— Родители: мать — Волкова Наталья Сергеевна. В девичестве…
— Заткнись, — прервал механические излияния старик со смешной бородкой.
Сергей не обратил на этот диалог, как и на адресованный ему ранее вопрос ни малейшего внимания, он ногой выдвинул из-за стола, за которым сидели семеро кресло и уложил в него Марину.
— Кто эта женщина? — спросил мужчина помоложе. У него было совершенно не примечательное лицо.
Сергей посмотрел на любимые черты.
Светлый локон свалился на лоб Марины и закрыл пулевое отверстие.
— Моя жена, — тихо ответил он.
— Что с ней? — почему-то тоже шепотом спросил мужчина.
— Спит, — Сергей сунул руку в карман и наткнулся на уютно устроившийся там пистолет. Лицо Сергея казалось озарилось изнутри, так как будто в его голове кто-то зажег лампочку.
Он плавным движением выхватил лазерный пистолетик и ткнул его в лицо мужчине, который приставал к нему с расспросами.
— Что в-вы делаете? — взвизгнул тот.
Сергей не слышал того, что ему говорят, а продолжал начатый монолог:
— А почему она спит, — голос Сергея был подобен раскату грома. — мы сейчас узнаем.
В зале установилась тишина, семеро замерли. Сергей оглядел их безумным взглядом, повел пистолетом из стороны в сторону. Пистолет пробежался хищным дулом по членам правительства, задержавшись хоть на секунду на каждом и вернулся к мужчине, который больше не пищал, а замер, застыл, окаменел, только глаза еще жили на его лице и в глазах этих были страх и мольба.
Сергей захохотал. Безумный смех разнесся по залу, отразился от стен гулким эхом, вернулся назад. Сергей вдруг резко перестал хохотать и забормотал под нос:
— Сейчас. Сейчас-сейчас. А то народ мрет, как мухи… по всей стране, а они странички из книжек в библиотеке дергают, секреты у них. Устроили тут тайны мадридского двора. Ну ничо. Ни-че-го! Будут вам секреты. Сейчас на себе попробуете, что это такое, когда боишься заснуть и не проснуться.
Рыхлая полная женщина с некрасивым лицом всхлипнула и осела в кресле.
— Чего это она? — удивился Сергей.
— Потеряла сознание, — объяснил старик со смешной бородой.
— А-а-а, — протянул Сергей. — А чего так быстро?
Старик пожал плечами. Этот жест почему-то взбесил Сергея и пистолет уперся в голову с трясущейся бородкой. Кто-то вскрикнул. Сергей ухмыльнулся.
— Ты тут у нас самый главный? Вот и объясни, как это понимать.
Старик поник, потом набрал в легкие побольше воздуха и зашевелил бородкой:
— Ты, друг, спроси чего полегче. Я не знаю.
Сергей подошел ближе. Пистолет ткнулся в грудь старика, скользнул по горлу, приподнял бородку и дернулся кверху, уперся в лоб. Старик едва заметно вздрогнул.
— Ты не знаешь? Ты глава правительства, и не знаешь? Хрен ты старый, если не ты, то кто? — Лицо Сергея замерло и тут же на нем проступило понимание. — Так ты же совсем ничего не знаешь, сейчас я тебя просвящу.
Палец Сергея нарочито медленно приблизился к спусковому крючку и слегка надавил на него. Старик сидел спокойно, только слегка прикрыл глаза, но ни один мускул на лице его не дрогнул. Сергей еще чуть прижал курок, а потом резко опустил пистолет. По залу пронесся вздох облегчения, казалось даже стены громко выпустили воздух из своих каменных легких и только старик со смешной бородкой не шевельнулся. Он сидел спокойно и недвижно и в нем чувствовались сила и мудрость. «Памятник, монумент, каменное изваяние,» пронеслось в голове у Сергея.
— Ты не боишься? — удивился Сергей.
— А чего мне бояться? — вопросом на вопрос ответил старик.
— Ну как же? У меня пистолет и я могу выстрелить. Вон посмотри на них, — Сергей ткнул дулом в остальных членов правительства.
Старик повернул голову. Да, жалкое зрелище. Все шестеро сидят и трясутся, лица бледно-зеленые с подергивающимися щеками и веками, искаженные страхом. Этот, его правая рука, в которого пистолетом тыкали весь в испарине, хорошо хоть не обоссался, а толстуха как брякнулась, так и лежит недвижимо.
— Друг Волков…
— Не называть меня другом! — рявкнул Сергей. — Я тебе не друг. Развелось друзей, понимаешь ли, а на проверку, так каждый первый готов меня засадить в психушку, за решетку, а то и просто похоронить живьем. Засунуть в ящик и пустить в пояс астероидов.
— Откуда он знает? — воскликнул кто-то.
Старик вскинул руку и вновь наступила тишина.
— Ну хорошо, парень, — снова задергалась смешная бородка. Не хочешь быть другом, не надо, хотя если ты и сможешь найти здесь друга, то это я. Ты говорил, что я не понимаю тебя и не боюсь. Не боюсь — да, но знай, что никто не сможет тебя понять лучше меня.
— Ты самоуверен, — пистолет Сергея в который раз устремился в старческое лицо.
— Да убери ты пушку, — взорвался старик. — или пристрели, но только смерть меня не страшит. Я знаю, что такое бояться заснуть и не проснуться, более того я чувствую и понимаю твою боль. Это твоя жена или… или не жена, не важно… У меня сын также заснул. Ты знаешь, что такое потерять единственного сына? А мой сын… сынок… сынуля… он… — старик всхлипнул. — Так что стреляй.
Сергей стоял чернее тучи, на его лице наконец появилось осмысленное выражение. Рука с пистолетом опустилась вниз.
— Прости, — выдавил он. — я не знал и даже подумать не мог.
Взгляд Сергея упал на остальных шестерых, сжавшихся в углу в трясущуюся кучу. В глазах Сергея снова загорелся сумасшедший блеск.
— Тогда я постреляю этих отморозков, — хищное дуло взметнулось вверх и уставилось на кучку людей.
— Зачем? — старик поднял голову, глаза его были сухими, а голос звучал ровно и твердо. — Зачем тебе это надо? Что тебе это даст? Пойми ты наконец, что они может еще несчастнее тебя. Да, ты потерял близкого человека, ты можешь потерять и всех близких тебе людей, и сам можешь каждый миг погибнуть. Да, ты чувствуешь ни с чем не сравнимую боль, когда болит не тело, а душа, все это так. Но посмотри на них. Посмотри! А теперь на себя. Знаешь в чем разница? Ты живешь, а они существуют. Они только жрут и гадят. У них вся жизнь распланирована, разложена по полочкам. У них запланировано все. У них распланированы даже любовь и наука. Ты считаешь, что может быть запланированное счастье?
Сергей посмотрел на тело любимой женщины:
— Нет, — вырвалось у него, а старик продолжал, смешно потряхивая бородкой:
— Или ты думаешь, что может быть прогресс поставленный на конвейер? Развитие науки запрограммированное на сто лет вперед? Это же дурь, нужна идея, гениальная идея, а пока идеи нет это не развитие, а спланированное усовершенствование старого. Я не знаю откуда взялось это… ну эти сны, но я знаю только одно: кто бы и зачем это не устроил, это пойдет на пользу. Это глоток свежего воздуха, это заставляет людей жить. А эти… Да они даже не знают, что это такое, они не понимают и не способны понять.
Сергей опустил пистолет. За его спиной раздался щелчок и резкий голос произнес:
— Брось пистолет на пол, отпихни его ногой, а затем ложись на пол, руки за голову и не шевелись.
Сергей повернулся, старик поднял голову.
Оба увидели одно и тоже. За спиной Сергея вдоль стены стояло четыре десятка молодых парней в форме ГП с оружием в руках. В лицах парней чувствовалась решимость, пальцы на спусковых крючках, готовые в мгновение ока разрядить грозное оружие в Сергея. Сергей посмотрел на лица полные решимости и поднял руку с пистолетом на уровень груди.
— Не стрелять, — голос старика разнесся по залу тихий, но мощный и грозный. — Не стреляй, Сережа, прошу тебя, — добавил он так же тихо, но уже более ласково.
Это ласковое «Сережа», которое не могло прозвучать здесь в стенах этого зала по отношению к нему никогда, а в данной ситуации и подавно ударило по ушам, и рука Сергея дрогнула.
— Что вы такое говорите? — прокричал резкий напряженный голос с другой стороны, и рука Сергея снова напряглась.
— Я сказал не стрелять, — все также тихо сказал старик и в голосе его помимо мощи появилось раздражение.
— Но, друг президент…
— Не стрелять, — раздражение в голосе старика взяло верх.
Молодой парень в форме капитана галактической полиции сделал шаг вперед.
— Я капитан ГП, — произнес он и всем стало ясно, кто является обладателем резкого голоса. — а кто такой президент? Даже не рядовой. Во имя безопасности президента и его советников приказываю уничтожить террориста.
Сергей не стал дожидаться, когда его уничтожат. Палец его нажал на курок. Лазерный лучик вырвался на волю и разрезал тело капитана на две части. Он думал, что перед смертью успеет уложить еще кого-то.
— Не стрелять, — послышался сзади вопль полный отчаяния и злобы.
Что-то ударило по затылку, в глазах Сергея потемнело. Он чисто рефлекторно надавил на курок, хотя знал, что не попадает и лучик уйдет в потолок. Он почувствовал еще один удар. Это он упал и ударился о пол. Сквозь гул в голове и темные пятна перед глазами, услышал голоса, мелькнул старик потирающий левой рукой костяшки правой руки, потом почувствовал как его руки за спиной сцепили наручниками. При всем прогрессе ничего более простого и надежного, чем стальные браслеты не изобрели, метнулась в его гудящей голове судорожная мысль. А потом он почувствовал, как его приподняли и куда-то поволокли.
— Подождите в коридоре, — распорядился президент и парни в форме ГП выволокли из зала бесчувственное тело Сергея и останки своего командира.
Когда дверь за ними захлопнулась, старик плюхнулся в свое кресло и тяжело вздохнул. Полная женщина также резко, как и потеряла сознание, пришла в себя и с радостью и восторгом затараторила:
— Поздравляю вас, вы обезвредили террориста. Поздравляю, поздравляю.
Ее поддержали остальные.
— Поздравляю.
— Поздравляем!
— Какое мужество!
— Какое самообладание!!!
— А как вы его, а?
Старик с силой хлопнул рукой по поручню кресла, и поток восторженной лести прекратился.
— Что будем делать? — дернулась борода.
— Он слишком много знает, — подал голос мужчина с невыразительным лицом, которому Сергей угрожал пистолетом.
— Он слишком агрессивен. Он слишком опасен. Его надо уничтожить.
— Это жестоко, — перебила его полная женщина.
— Да, — поддержала ее другая значительно моложе и значительно симпатичнее. — Мы же не ГП, мы правительство. Мы должны быть более человечны, так что ни уничтожать, ни сажать его в тюрьму мы не должны, а вот с… психикой у этого парня явно нелады.
— Я предлагаю отправить его в лечебницу для душевно больных, поддержал ее мужчина средних лет.
— Я предлагаю не применять к этому парню никаких наказаний, — голос старика звучал тихо и твердо, вообще его голос не соответствовал его внешности, особенно смешно дергающейся козлиной бородке.
— Вы хорошо подумали, прежде чем сказать такое вслух? — подскочил мужчина, которого чуть не застрелил Сергей, правая рука президента. — Мы не можем оставить его живым, а о том, чтобы оставить его живым и на свободе…
— Выношу вопрос на голосование, — тихо сказал президент и в голосе его впервые появились просящие нотки. — Кто за то, чтобы оставить парня в покое?
Советники потупились.
— Кто против?
Шесть рук дружно устремились к потолку.
— Хорошо. Кто за то, чтобы отдать беднягу на растерзание гепешникам? Трое. Против? Трое и я, четверо. Все.
— Но…
— Никаких «но». Парень отправляется в клинику для душевно больных.
— Но есть же тюрьма. Кто за тюрьму?
Четверо. Против? Двое и вы. И того трое. Мы победили, друг президент, мы победили. Этот отброс отправляется в тюрьму.
— Этот парень должен быть свободен. Мы ничего не можем сделать для того, чтобы этот и тысячи других парней спали спокойно, так не будем же по крайней мере доставлять им еще больше горестей.
— Этот человек опасен.
— Этот человек отправляется в больницу.
Если я не могу сделать для него большего, так хоть уберегу его от тюрьмы и спасу его жизнь от захоронения заживо.
— Но мы…
— Я сказал, он отправляется в больницу! Все, вопрос закрыт.
Старик встал и вышел. В коридоре он склонился над телом Сергея, который еще не пришел в себя и прошептал:
— Прости, Сережа. Это все, что я смог для тебя сделать. Иначе они меня растерзают. Они боятся тебя. И меня теперь тоже.
Он поднялся и сухо бросил двум парням из ГП стоявшим рядом:
— Доставите его в больницу вот по этому адресу. Это клиника для душевно больных.
— Психушка что ли?
— Клиника для душевно больных, — спокойно повторил старик. — Врачу знаете что сказать. И еще, передайте начальнику охраны, чтобы ни одного человека из вашего подразделения я больше не видел. Мне не нужна охрана, которая не выполняет беспрекословно мои распоряжения. Да, и еще, зайдете в зал заседаний, там в кресле лежит женщина. Ее надо похоронить достойно, так как вы хоронили бы свою жену.
И он пошел по коридору, чувствуя, что зашел слишком далеко и переступил грань, через которую переступать не следовало.
В зале заседаний правительства осталось шесть человек: хмурых, напуганных, а потому молчаливых и злых.
— Он сошел с ума, — прошептал кто-то.
Мужчина чуть не застреленный Сергеем не расслышал, кто именно произнес эту фразу, но почувствовал, что он не один в этом зале думает о том, что президенту пора на покой.
— Я предлагаю, — сказал он пугаясь собственного голоса. — вынести на голосование вопрос о целесообразности пребывания нынешнего президента на занимаемом им посту.
— Иными словами, — прощебетала молодая женщина. — вы предлагаете сменить президента.
— Кто за, прошу поднять руки, — вместо ответа прошипел он сквозь зубы.
Люди боязливо задергали руками, соображая какую позицию занять.
— Раз, два, три…
— Нет, мне его жалко. Он сам подвержен этой аномалии, у него сын погиб. Надо понять состояние человека.
— Хорошо, — процедил он сквозь зубы. — Двое за, трое против, один воздержался. Ладно, пусть так. Скоро вы убедитесь, что он выжил из ума и ему здесь не место. Скоро, очень скоро, но будет поздно.
Скоро, подумал он, очень скоро он будет президентом, потому что старик долго не продержится, а он правая рука старика, да и из этих ни у кого не хватит смелости претендовать на президентское кресло.
Сергей провалялся в полубессознательном состоянии до самого вечера. Когда он пришел в себя уже смеркалось. Он долго пытался понять где он и что с ним произошло, а когда вспомнил и понял, пришел в ярость. Он оглядел комнату злым сумасшедшим взглядом. Мягкие стены спокойного светлого оттенка, скудная мебелишка, привинченная к полу, никаких предметов, которые можно было бы взять в руки и использовать для того, чтобы открыть или выломать дверь. Он дернулся было к окну, но стекло там было такое, что не разобьешь, даже если у тебя в руках лом.
Сергей запаниковал, задергался, а потом пришел в дикую ярость и кинулся на окно. От удара стекло загудело, но разбиться даже и не подумало. Сергей почувствовал злость, ярость и бессилие. Он снова кинулся на окно, больно ударился, взвыл и пошел кидаться на стены. Он бился о стены, окно и пол, он пинал их, он выл и орал, он страшно ругался и снова бил в стену. Это продолжалось не долго. Он с силой вломился плечом в дверь, отбежал чтобы ударить еще раз, но не успел. Дверь распахнулась и на него кинулись два огромных мужика в белых халатах. Обессиливший Сергей забился в могучих руках.
Перед ним промелькнул третий белый халат, что-то звякнуло, мелькнул шприц. Сергей отчаянно дернулся, но его с силой повалили, прижали к полу. Он почувствовал легкий укол, а потом в голове опять загудело, перед глазами закружились черные мушки. Они роились, увеличивались в размерах и наконец слились с гулом и друг с другом в черную гудящую пустоту. Сергей отключился. Сны не беспокоили его.
Он пришел в себя и открыл глаза. Он лежал на привинченной к полу кровати. Через бронированное стекло в комнату врывался яркий солнечный свет, отражался от светлых стен, и казалось, что сама комната создана из света.
Он огляделся, светло и чисто. Он сел на кровати и непонимающе заморгал. Голова его тоже очистилась.
Очистилась не только от страхов, боли и ненависти, но очистилась и от воспоминаний. Напрочь вылетели события последних дней. Он поднялся и поглядел по сторонам, осмотрел себя. На нем была больничная пижама, сам он находился в комнате с мягкими стенами и скудной мебелью привинченной к полу.
Солнце скрылось за облаками и в комнате стало сумеречно. Сергей передернулся, в голове промелькнуло смутное воспоминание, но он не успел за него ухватиться.
Черт, да где он в конце концов? Что с ним и как он здесь оказался? И где люди? Даже спросить не у кого. Вот если бы здесь был Виктор… Память встрепенулась, и он как на яву увидел, как он отталкивает Виктора, как тот отлетает и ударяется о стену, и уже обмякший сползает на пол и замирает. Боже, да он чуть не убил его… А вдруг убил? Сергей сидел ошарашенный, как будто допился до беспамятства, а теперь сидит и слушает рассказ о том, что он натворил в нетрезвом виде и его трясет от того, что он узнает о себе.
А память все не унималась и судорожно демонстрировала ему события последних двадцати четырех часов. Перед глазами мелькали лица, сцены обрывки фраз. Гепешники, президент, советники президента и снова президент, и снова гепешники, а потом белые халаты, шприц…
Он не мог понять, что с ним произошло, как он мог все это сотворить, что его на это толкнуло, а потом он вспомнил причину… Нет он не стал кидаться на стены и дверь, он больше не орал, не матерился и не сыпал угрозами, у него не было желания убить кого-то или отомстить всему человечеству. У него не было сил на все это. В груди появилась тонкая, жгучая, ноющая боль.
Господи, как он устал от всего этого, как он устал жить. Он тяжело поднялся с кровати и забарабанил в дверь. Через минуту вломились мужики в белых халатах, схватили его.
— Стойте, — крикнул Сергей, или только подумал, что крикнул?
Мужики прижали его, снова, как и вчера вечером мелькнул третий белый халат.
— Стойте, — хотел крикнуть Сергей, но раздался только тихий, жалкий, хриплый полушепот полувсхлип.
— Стойте, — повторил он уже не надеясь, что его услышат, но его услышали.
Третий халат, лица которого Сергей разглядеть не мог замер:
— Так ты еще соображаешь, парень? — прогудел густой женский голос с удивлением.
— А что не должен? — поинтересовался Сергей. После вчерашнего общения с белыми халатами он не ждал, что ему ответят, и потому голос этот выдернул его из болота меланхолии, в которое он погружался, и вернул его к жизни.
— Хм… Отпустите его пока, — распорядился третий халат.
Хватка санитаров ослабла и Сергей зашевелился. Первым делом он поднял прижатую мощной ручищей к полу голову и посмотрел на того, с кем разговаривал. Это была женщина лет тридцати с копной огнено-рыжих волос, разбросанных по белоснежному халату, с милым пухлым личиком, усеянном веснушками. Фигура ее оставляла желать лучшего: она была не полная, а как бы это по литературней и чтобы никого не обидеть?.. О! Она была необъятной, как карта нашей родины, решил для себя Сергей.
Сергей поднялся, женщина скептически оглядела его:
— Ну и чего ты в дверь стучал?
— Вы доктор? — вместо ответа спросил Сергей.
— Нет. Сестра милосердия.
— А вы доктора не позовете?
— Почему не позову? Позову, — она еще раз окинула его взглядом.
— Ну?
— Что?
— Ну так может быть позовете доктора?
— Что прямо сейчас?
— Нет, через недельку, — разговор получался идиотский и Сергей разозлился, но тут вспомнил где находится и испугался, что его гнев не так истолкуют. — Конечно сейчас, — сказал он более мягко. — а когда еще?
Она усмехнулась и пошла к двери, но что-то вспомнила, остановилась и спросила:
— А чего ты стучал-то?
— Послушайте, у вас все дома?
Она пропустила реплику мимо ушей и сказала:
— Если что понадобится, нажми вон ту красную кнопку у двери, а стучать не надо.
— Мне нужен доктор.
— Сейчас.
Сергей не понял спрашивает она или констатирует факт и потому добавил на всякий случай:
— Сейчас же.
Дверь закрылась. Он просидел минут пятнадцать в тишине и мрачных мыслях и вернулся к тому, что к нему должен зайти врач. А может о нем забыли? Он подошел к двери, занес кулак для удара, но вспомнил и нажал на круглую красную кнопку. Через минуту дверь распахнулась и вошла медсестра. Одна. Сергею это порядком поднадоело и потому лицо ее не показалось ему таким милым, как в первый раз.
— Что тебе еще?
— Все тоже. Хочу поговорить с доктором.
— Сейчас он будет. Ты тут не один. Много вас развелось ненормальных.
— Я не сумасшедший.
— Все вы так говорите. Жди, если не сумасшедший должон понимать. Доктор один, а вас много.
Снова хлопнула дверь, и Сергей опять остался в одиночестве. Он просидел еще минут сорок, прежде чем за дверью что-то зашебуршилось и она открылась. На этот раз вошли двое.
Впереди шел размашистыми шагами мужчина лет пятидесяти. Слегка вытянутое его лицо еще больше вытягивала узкая седеющая бородка, густые кустистые брови разделяли лицо пополам, высокий лоб становился необъятным из-за больших залысин, а сверху располагались остатки когда-то густой черной шевелюры, теперь поредевшей и седой. Это была не благородная серебристая седина, а грязно-пепельная. Из-под мохнатых бровей на Сергея смотрели большие карие глаза, грустные, но добрые. Как у лошади, подумал Сергей.
За мужчиной семенила необъятная медсестра. Увидя ее Сергей удивился, как вообще мог найти в ней что-то милое. Мужчина оглядел Сергея.
— Ну-с, вы хотели меня видеть. Вот он я.
Чего изволите.
Сергей посмотрел на врача, перевел взгляд на медсестру и состроил недовольную гримасу.
— Выйдите, — обратился врач к сестре и, когда дверь за ней закрылась предложил. — Говорите, что хотели, если я чего-то не пойму, то переспрошу.
— Доктор, — вскрикнул Сергей, дернулся от своего крика и снизив голос до шепота продолжил. — Доктор, я не сумасшедший.
— Верю, я вам верю.
Сергей с надеждой уставился в добрые глаза и заговорил быстро, тихо и сбивчиво.
Через полтора часа доктор вышел из палаты, где сидел Сергей. Он шел по коридору нетвердой походкой и думал о новом пациенте и о только что состоявшейся беседе.
Он в норме, думал врач, с ним действительно все в порядке. Возможно врач подумал бы, что все обстоит как раз наоборот, но он был таким же «сумасшедшим» и знал, что это не сумасшествие. Аномалия — может быть, но не сумасшествие.
Несчастный парень. Жаль его, но он ничего не может для него сделать.
Врач резко распахнул дверь в конце коридора и вошел в кабинет. В углу сидели медсестра и два санитара.
Они развлекались тем, что разгадывали кроссворд, вписывая в качестве ответов на заумные вопросы нецензурную брань. Все трое жутко веселились тому, что получалось. «Боже, с кем приходится работать,» — пронеслось в голове врача. Медсестра оторвалась от увлекательного занятия и посмотрела на врача.
— Ну что с этим полоумным? — поинтересовалась она игривым тоном.
— Он абсолютно нормален. Он пережил стресс, у него была неадекватная реакция на пережитое… а может и нормальная, как знать? В общем сейчас он в норме.
— Ну так выписывайте его на хрен, — подал голос один из санитаров.
— Не могу, — голос врача дрогнул. — Вы знаете кто его сюда засунул?
— У? — сестра ткнула толстым пальцем в потолок.
— Угу, — угрюмо буркнул доктор. — и позаботьтесь о нем.
— Хорошо, — сестра говорила уже с пониманием. — Общая палата со стереовизором, прогулки, книги, фильмы.
— Да, но никаких звонков и связи со внешнем миром и никакого компьютера. Полная изоляция от внешнего мира. Если он… В общем если что случится, сами знаете…
Сергей сидел в своей палате. Теперь ему было разрешено выходить на прогулки и посещать общую палату со стереовизором. Он мог выходить, только смысла в этом не было. Он проговорил с врачом полтора часа, и врач понял его, и Сергей был благодарен. Но когда в ответ он постарался понять врача и это ему удалось, он понял, что застрял здесь на долго.
А может это и к лучшему. Снова в голове зароились тяжелые мысли, и снова он пришел к тому, что смертельно устал жить. Он лежал на жесткой неуютной койке и смотрел в потолок.
По потолку со скоростью уснувшей черепахи ползла тень, потом полыхнуло и стемнело. День уступил место ночи, а Сергей продолжал тупо смотреть в потолок. Темнота сгущалась, потом стала отступать, мебель в комнате заново стала принимать очертания, и только тогда Сергей закрыл глаза и забылся…
… Он проснулся у костра в лесу. Они сидели и тихо говорили, а он задремал, а теперь проснулся.
Он проснулся в другом мире и мир этот был опасен и страшен, но у него было одно серьезное преимущество. В этом мире он никогда не встречал Марины, в этом мире у него были другие заботы и сомнения, в этом мире он не так остро ощущал потерю. А еще в этом мире был Виктор, живой Виктор. Виктор сидел с другой стороны костра с забинтованной башкой и что-то весело рассказывал. Сквозь грубо намотанный бинт проступила кровь, но он был жив и почти здоров.
Сергей поднялся, обошел сидящих кругом и похлопал Виктора по плечу.
— А-а, Серега, а я думал ты спишь.
— Уже не сплю, — хмуро констатировал Сергей. — Что у тебя с головой?
— А ты не знаешь? — ухмыльнулся Виктор.
— В темноте на дерево напоролся. А у меня для тебя сюрприз.
— Потом, Витя. Отойдем, поговорить надо.
Виктор поднялся и они двинулись к деревьям.
— Ну что тебе надо так срочно? — спросил Виктор, когда они были на приличном расстоянии от костра и от людей.
— Витя, это ведь я тебя, да?
— Там ты, а тут на дерево напоролся.
— Врешь. Там и тут причина всегда одна, да и следствие почти одно и тоже.
— Вру, — спокойно согласился Виктор и закурил.
— Витя, я должен извиниться и объяснить.
— Не должен ты мне ничего объяснять я и так все знаю. И извиняться не должен. Интересно, чтобы я сделал на твоем месте.
— Откуда ты знаешь? — не понял Сергей.
— Очень просто. Сначала нашли меня с разбитой балдой, потом того парня, что на дверях дежурил. Слава богу, что я сразу сознание потерял, а то сунулся бы к тебе и лежал бы сейчас с тем парнем в больнице на соседних койках.
— Не может быть.
— Может-может. Ты его так отделал, будь здоров. Но он все-таки что-то просипел. Полиция бросилась сразу розыск организовывать, а тут я в себя пришел, ну они на меня и накинулись. Я естественно помалкиваю, да и не соображал еще особо, ты ведь меня хорошо приложил, а тут сообщения пошли одно за другим.
Сначала из центрального управления ГП, потом из службы охраны президента, потом от самого президента, а еще из психушки. Все естественно строго секретно, а мне наш старший следователь рассказал.
— Ян?
— Старший следователь. Так что все про твои выходки я знаю. И про…
— Не надо! — резко перебил Сергей.
— Не надо, — согласился Виктор. — А теперь пошли, у меня для тебя сюрприз.
Они вернулись к костру. Виктор усадил Сергея и растворился в темноте.
— Юрчик! Где ты, черт? Иди сюда, — послышался из темноты его голос.
Потом Виктор снова появился в поле зрения и рядом с ним шел худощавый седеющий мужичок. Мужик, как заметил Сергей, тащил гармошку. Они уселись с Виктором рядом, переглянулись.
— Юрчик, подыграй, — бросил Виктор.
Тот кого Виктор назвал Юрчиком растянул меха гармошки и заиграл, а Виктор запел:
— Мы так давно, мы так давно не отдыхали.
Нам было просто не до отдыха с тобой.
Мы пол Европы по-пластунски пропахали,
А завтра, завтра наконец последний бой…
Виктор пел, а Юрчик играл, и выходило у них четко и слаженно, так будто они работали вместе уже не первый раз.
Сергей слушал, как завороженный. Песня то текла над костром, то грохотала. Она брала за душу, и Сергей хотел подпеть, но не знал слов и не умел петь. Наконец песня смолкла.
— Под гитару было бы лучше, — заметил Юрчик.
— Чем богаты, тем и рады, дай инструмент, — Виктор обнял протянутую ему гармошку, растянул меха и пропел еще раз припев.
— Чья это песня, — спросил Сергей.
— А я откуда знаю? — бросил Виктор. — Скажи спасибо, что она есть.
— Откуда ты ее взял?
— Помнишь ты говорил, что похерили целый пласт культуры. Так вот его не похерили, а заныкали. Он спрятан где-то, теперь я это точно знаю, вот только не знаю где. Но он должен существовать в оригинале, должен! А эти крохи я выволок из компьютера.
— А я-то думал, что знаю компьютер как свои пять пальцев, — пробурчал Сергей.
— Мне просто немного повезло, вот и все, — утешил его Виктор. — Я нашел и вытащил их на свет божий, а потом выучил. Это было не трудно. Но есть еще. И где-то должны быть оригиналы. Представь: стихи, проза, картины, скульптура, музыка (уж если не записи живьем, то хотя бы ноты) — история человечества. Не могли же все это уничтожить оставив копии в компьютере. Не могли уничтожить великое, оставив жалкие копии! И я найду это. Если останусь жив, то обязательно найду и сделаю доступным каждому! А то, что ты слышал сейчас это всего лишь крупица, пылинка, капля в море.
Как это мало, но как это много! Я клянусь, что после войны верну людям их историю. Историю до истории просвещения, целиком, до капли!
— Виктор захлебнулся и смолк.
— Вот это речь, — прокомментировал Сергей. — как в дурной театральной постановке. Вот только не пойму зачем после войны, ведь война только во сне, а искать ты будешь в жизни.
— Точно, — загорелся Виктор. — как с утра проснусь, так и начну.
Сергей ухмыльнулся, хотел было сказать, что Виктор не только вор, но и маньяк, но передумал. Виктор тоже улыбнулся:
— Хотите еще?
Сидящие вокруг костра закивали, Виктор улыбнулся еще шире:
— Юрчик, давай!
И он запел. Он пел Высоцкого, он пел Окуджаву, он пел… Да какая разница, что он пел, ведь сам он не знал, чьи это песни. В компьютере, где он их нашел не было ни названий, ни имен и фамилий авторов, там были только цифры и буквы.
Но он найдет оригиналы, вот только жив останется и найдет.
Сергей слушал и хотел петь, но не мог.
Все внутри разрывалось на части и пело вместе с Виктором, и вырывалось наружу, и вырвалось наконец, Сергей не мог петь и просто мычал под музыку, мычал тихо, но от этого становилось легче.
Он не мог описать своих чувств, но ему хотелось, чтобы это продолжалось дольше, как можно дольше…
… Он проснулся от того, что солнце пробивалось сквозь стекло и ослепляло его. Сергей повернулся на бок и открыл глаза. Все тоже самое палата в клинике для душевно больных. Интересно, что лучше, эта палата, или камера в тюрьме? Лучше бы этому кошмару никогда не начинаться, решил он для себя, а теперь наверно лучше кладбище в поясе астероидов. Лучше всего сдохнуть. Он вспомнил сон, свои ощущения. А может лучше заснуть и не проснуться? Так и сидеть у костра под песни и жить чувствами тех, кто эти песни написал, и чтоб это продолжалось всегда. ВЕЧНО!
О вечности думать не хотелось и он вернулся к своей тоске. Да лучше всего умереть. Жить не хочется. Вот сейчас погрузиться во мрак небытия и все.
Он закрыл глаза, но мрак не пришел.
Когда он открыл их снова пришло совсем другое, а именно огромная рыжая медсестра. Обычно в таких ситуациях Сергей нервно дергался от неожиданности и начинал орать на того, кто его напугал, но сейчас он даже не шелохнулся.
— Эй, ты, ты живой?
— К сожалению, — прошептал Сергей.
Говорить тоже не хотелось и он был способен только на шепот.
— Ну и хорошо, — облегченно вздохнула медсестра. — На-ка вот, поешь.
— Не хочу я ничего.
— Эй-ей, брось свою меланхолию. Сейчас поешь, а потом я тебя в общую палату отведу, стереовизор посмотришь.
Медсестра вышла и закрыла дверь. Сергей поднялся и чисто рефлекторно начал насыщаться.
Сестра вернулась через полчаса забрала поднос и отдала его санитару, а сама взяла Сергея за руку и поволокла в общую палату.
Для Виктора это утро началось еще хуже, чем позавчерашнее. Его разбудил не солнечный свет, а настойчивый стук в дверь. Виктор разлепил сомкнутые веки, потянулся, зевнул и усилием воли подбросил свое тело с кровати.
— Кого там несет, — буркнул он и распахнул дверь.
В комнату вошел старший следователь Ян Полыховски. Он высунул голову в коридор, воровато огляделся и никого не увидев закрыл за собой дверь.
— Чем обязан столь ранним визитом? — спросил Виктор.
— Хана тебе Витенька, — непонятно ответил Ян.
Виктор однако понял, что ничего хорошего эта фраза ему не предвещает, а потому подхватил одежду и дернулся к двери. Ян сделал всего одно неуловимое движение и оказался на пути Виктора с пистолетом в руке. Виктор резко остановился и на всякий случай поднял руки вверх. В голове судорожно метались мысли, как уйти живым, а поверх них долбилась самая настойчивая и самая дурацкая: «А еще в друзья набивался, а Серега дурак поверил».
— Стой дурень, — тихо рявкнул Ян. — Я друг, а там враги.
— Друзья друг на друга пистолеты не наводят.
— Сядь!
Виктор повиновался и опустился в кресло.
Ян убрал пистолет в карман.
— Он на предохранителе, — сообщил весело старший следователь. — а потом, как иначе тебя было остановить? А теперь к делу. Если ты в течении десяти минут не покинешь номер, то я буду вынужден тебя арестовать.
— Что? С чего вдруг?
— Да ладно, Витя, я ведь друг. Иначе арестовал бы тебя уже сейчас, а завтра в это же время ты бы летел в индивидуальной капсуле в пояс астероидов. Убийц полицейских казнят без суда, а ты еще и вор. То что это вы укокошили того хорька я вычислил довольно быстро, вот только не знаю кто из вас это сделал.
После позавчерашних серегиных похождений я грешным делом подумал, что это все-таки он, а сегодня я получил подробную информацию об одном субъекте, который имеет на своем счету кучу разных уголовно наказуемых злодеяний и живет сейчас в этой гостинице под именем Виктор Волков и теперь опять не уверен.
Виктор дернулся. Ян схватил его за плечо и резко надавил, посадил обратно в кресло.
— Сиди, дурень. Странно, мне казалось, что ты лучше умеешь держать себя в руках.
— Мне тоже так казалось, — пробурчал Виктор.
— К сожалению не могу оставить тебя без наказания за то, что вы укокошили сотрудника ГП, хотя и хотел бы.
Руку пожимать тоже не буду, хоть и обещал, но сейчас нет времени.
Через десять минут я обычно заканчиваю завтрак, тебе повезло, что сегодня я позавтракал раньше. После завтрака я прихожу в свой кабинет и натыкаюсь на распоряжение посадить тебя, тебе повезло, что я нашел это распоряжение на десять минут раньше и без свидетелей. Через несколько минут после того, как я найду это распоряжение в твой номер вломится человек сорок моих коллег с оружием в руках и задачей задержать опасного преступника, которым ты и являешься. Осталось минут шесть.
— Что мне делать?
— Бежать. И чем скорее, тем лучше.
— Легко сказать. А как я это сделаю ты подумал?
— Просто, очень просто. Спустишься вниз и выйдешь через дверь.
— А охрана?
— Я дам тебе пропуск.
Виктор, натягивающий в это время штаны, рассмеялся, запутался в штанинах и растянулся у ног старшего следователя.
— Идиот ты, хоть и полицейский, — сказал он поднимаясь, опершись на руку, протянутую Яном. — Знаешь, что с тобой сделают, когда узнают, что ты не только упустил опасного преступника, но и выпустил меня из гостиницы?
— Знаю. Выпрут из ГП.
— Это уж точно. Если я был бы просто хулиганом этим и ограничилось бы, но я вор. Ты знаешь, что рискуешь сам попасть под суд?
Старший следователь промолчал.
— Вот так-то, — подытожил Виктор, закончив одеваться.
— Но тогда я ничем не могу тебе помочь.
— Это спорный вопрос. Есть вариант — окно в твоем кабинете. Ты находишь свое сообщение, начинаешь оперативно реагировать, берешь своих архаровцев и дуешь ко мне наверх. Я в это время просачиваюсь в твой кабинет, он ведь у тебя на первом этаже? — Виктор сделал паузу, получил утвердительный кивок и продолжил. — Так вот, дверь кабинета ты прикроешь, но не запрешь, я войду, запру кабинет изнутри и вылезу в окно. Але-гоп, и можете ловить меня сколько хотите.
Ян секунду колебался, но думать было некогда.
— Хорошо. Пошли, — принял решение старший следователь. — а то времени не остается.
Они вышли в коридор. Виктор бросил последний взгляд на свой номер. Жалко уезжать, он уже привык к этой гостинице, стал считать ее своим домом, которого у него никогда до того не было.
— Пошли, Витя, пошли, — потянул за рукав Ян. — иначе будет поздно.
— Да-да, — прошептал Виктор. Что с ним творится он не понимал, ведь никогда не был таким сентиментальным. Он резво потрусил за Яном, который уже держал быстро приехавший лифт.
Вместе спустились вниз.
— Все, Витенька, бывай, — старший следователь протянул ему руку, и Виктор с жаром потряс ее.
— Все-все, иди.
— Иду, — выдавил Виктор и пошел, но сделав несколько шагов вернулся обратно, догнал гепешника, схватил за плечо, резким рывком остановил и развернул его.
— Слушай… — голос его звучал не насмешливо и не властно, как обычно, а тихо, срываясь и с заиканием.
— Спасибо тебе, что разглядел во мне человека и… и извини, что видел в тебе только гепешника.
— Да брось ты, — улыбнулся Ян. — просто я никогда не думал почему люди в нашем обществе совершают преступления, и на столько ли тяжки эти преступления на сколько сурово наказание за них, а тут задумался. И потом у нас сейчас появилась значительно большая проблема, чем поймать воришку…
— Но-но, — проговорил Виктор с чувством оскорбленного достоинства. — Я все-таки не супермаркет ограбил, а Центральный Банк Солнечной Системы.
— Один хрен. Ты пойми, я долго думал, разбирался и пришел к выводу, что люди мы там в этих снах, а тут мы не живем, существуем. Во сне мы боремся за жизнь, за свободу, за продолжение бытия, за идеи, а тут в этой жизни я… Слушай, а может эта жизнь — сон, а настоящая жизнь там во сне?
— Может быть…
— Жаль, что мы с тобой никогда не говорили раньше… — Ян взглянул на часы и прервал сам себя на полуслове. — Все, давай беги. Может поговорим еще как-нибудь, позже.
И они разошлись в разные стороны. Ян вошел в свой кабинет, а Виктор встал в стороне так, чтобы видеть двери кабинета, но чтобы не видели его. Ян пробыл в кабинете считанные секунды. Виктор только и успел затаиться в своем убежище, как дверь кабинета с грохотом распахнулась и затрещал сигнал тревоги.
Еще несколько секунд и по коридору прогрохотали несколько десятков форменных тяжелых ботинок гепешников. «Быстро сработано,» — подумал Виктор.
Еще несколько секунд и еще несколько десятков каблуков дружно протопали с другой стороны коридора. Теперь Виктор видел спины затянутые в ткань форменных курток. На пороге кабинета появился Ян. Теперь это был другой человек, не тот что две минуты назад. Лицо его напряглось, стало более мужественным, губы сложились в улыбку охотника, почуявшего скорую добычу, голос звучал трубно и властно.
— Мы должны задержать этого человека, — он ткнул рукой в дебри кабинета, где, как догадался Виктор, с экрана монитора на гепешников смотрело его, Виктора, собственное лицо.
Виктор вздрогнул, эта вполне безопасная фраза как-то неприятно и пугающе звучит, когда обращена к тебе самому, а не к кому-то постороннему.
— … номере, — донеслось до Виктора. — там мы его и захватим. Двадцать человек поднимаются туда по лестнице, этажи осматривать обязательно. Десять человек со мной на лифте.
Пятнадцать человек проверяют ресторан. Остальным укрепить охрану входов и выходов.
Интересно, подумал Виктор, скоро получится, что в гостинице гепешников больше, чем постояльцев.
— …выполнять! — прогремел голос Яна. — И помните он не должен уйти!!!
Виктор снова вздрогнул и съежился. А вдруг старший следователь передумает и сейчас его схватят? А ведь это верная смерть!
Но старший следователь больше ничего не сказал. Вместо этого по коридору пронесся грохот каблуков такой, как если бы по гостинице пробежало стадо бизонов. Топот притих в отдалении, что-то гаркнул незнакомый властный голос Яна, скрипнули двери лифта, а с другой стороны шум ушел вверх по лестнице. Виктор выждал еще немного и направился к двери, за которой было окно и свобода. До заветной двери оставалось несколько шагов, когда в конце коридора что-то грохнуло, а потом по огромному опустевшему коридору гулко отражаясь от стен пролетел удивленно-радостный вопль:
— Вот он! Все сюда, он здесь! Дер…
Виктор бросился на него. Голос гепешника прервался, он выхватил оружие и нажал на курок, но в цель не попал.
Виктор в последний момент кувырнулся, поднырнув под дуло. Лазерный лучик вырвался из пистолета и пронзил то место, где только что находился человек. Второй раз выстрелить гепешник не успел. Виктор резко выпрямился и саданул молодому полицейскому кулаком по лицу.
Чего-чего, а силенок у Виктора всегда хватало, а потому гепешник от удара отлетел к стене. Виктор не дал ему опомниться, схватил за грудки и с силой вломил его в стену. Раз, два, три. Все. Виктор отпустил гепешника, тот рухнул на пол, изо рта у него текла кровь.
Сзади уже слышался топот — вопли гепешника были услышаны. В конце коридора мелькнули фигуры.
Мысли судорожно скакали в голове. В кабинет он уже не успевает, назад нельзя. Остается вперед, на выход.
Пистолет Виктор брать не стал. Во-первых не успевал, а потом с пистолетом есть на что надеяться, с пистолетом расслабляешься, а когда его нет, то и надеешься только на себя. Он огромными прыжками мчался по коридору. Сзади бежало человек пять гепешников. Не стреляют, подумал Виктор, знают, что бежать мне некуда.
Коридор кончился и он выскочил в вестибюль. От входа на него посмотрели еще четверо парней в форме, просто повернули головы на шум, потом осознали происходящее и бросились за ним. Виктор не останавливаясь метнулся в сторону лифта, последней надежды, которая у него осталась. Лифт принял его в свои объятия, двери закрылись прямо перед носом у преследователей. Виктор услышал голоса, которые быстро уносились вниз, а точнее это он уносился вверх от них. Судя по тому, что он услышал две группы преследователей объединились в одну, потом снова разделились. Одна группа осталась у лифта, а вторая побежала обратно в сторону лестницы.
Лифт остановился, распахнул двери.
Виктор побежал по коридору, надеясь, что успеет скрыться прежде, чем его заметят.
— Мужики, он на третьем, — донеслось снизу.
Со стороны лестницы нарастал топот.
Виктор подбежал к знакомой двери и ввалившись в номер захлопнул дверь. Переведя дух он повернулся и наткнулся на ошарашенный взгляд Кати. Ничего не объясняя он поднес палец к губам, прося только об одном, о молчании.
За дверью топот сменился криками и хлопанием дверей. Виктор огляделся, подошел к окну, распахнул его и посмотрел вниз. Там свобода, там его уже не поймают. Прыгать вниз он однако не торопился.
— Что случилось? — тихо спросила Катя.
— Полиция объяснит, — бросил Виктор, посмотрел на Катю и уже мягче добавил. — Извини времени нет объяснять.
Он снова подошел к окну, смерил взглядом оконный проем по периметру, потом резким движением сорвал с окна занавески, связал их между собой. Получившийся канат он одним концом привязал к ручке окна, а другой конец кинул за окошко.
— Витя!
Виктор обернулся на оклик, в это время резко и настойчиво постучали в дверь. Виктор сел на подоконник, перекинул через него одну ногу, затем другую.
— Витя!!!
Он хотел что-то сказать, но стук возобновился в сопровождении злого голоса:
— Откройте, полиция. Если вы немедленно не откроете дверь мы будем вынуждены ее выломать!
Виктор спрыгнул с подоконника и исчез по ту сторону окна. Катерина подбежала к оконному проему, выглянула.
Виктор быстро спускался вниз, перебирая руками по канату из занавесок. Он долез до конца, держась за самый кончик посмотрел вниз.
От его ног до земли было еще метра три-четыри. Он выдохнул и отпустил канат, сгруппировавшись приземлился, поднялся.
— Витя!!! — услышал он сверху.
Виктор поднял голову вверх и увидел испуганное лицо Катерины. Темные волосы растрепались и развивались по ветру, а в глазах стояли страх и непонимание.
— Прости… Прощай, — голос Виктора звучал тихо и хрипло, но она услышала.
— Витя…
Виктор не обернулся, а прихрамывая побежал прочь.
Дверь номера дрогнула от сильного удара, рухнула выдирая из стены петли от второго еще более безжалостного. В комнату вломились незнакомые мужчины с оружием в руках, огромные и пугающие. Они бесцеремонно подбежали к распахнутому окну, жестко оттеснили Катерину в сторону.
— Вон он! — крикнул один и не прицеливаясь стал палить в окно по одинокой быстро удаляющейся фигурке. Остальные поддержали его.
— Что вы делаете? — Катя повисла на руке с пистолетом, в голосе звучал беспомощный ужас. — Вы же убьете человека.
— Он преступник, — гепешник стряхнул ее с руки и продолжил стрельбу.
Катерина дернулась обратно, но была откинута мощной рукой в сторону. Сил больше не было, она опустилась на пол в углу, по лицу катились слезы.
— Что вы делаете? Какой он преступник?
— Самый настоящий, опасный!
— Но он же человек… я люблю его… не надо, пожалуйста не надо. Ну перестаньте стрелять…
Она говорила еще и еще, но ее уже никто не слышал. Потом стрельба прекратилась также резко, как и началась.
— Черт. Ушел с-сука! — раздался грубый голос.
— Че стоите? Пошли! Бегом! Живо!!!
Огромные фигуры исчезли за дверью.
Комната опустела. Кроме Кати, которая сидела в углу и плакала, в комнате не осталось никого, только ветер. От окна до двери и обратно гулял ветер, пытаясь высушить слезы на ее щеках, но ничего не получалось, на месте высохших тут же появлялись новые.
Сергей вяло тянулся за рыжей медсестрой, которая бодрым голосом беспрестанно говорила что-то об общей палате, об удобствах, о тишине, даже сравнивала психушку с санаторием. Сергей не слушал, он думал о том, что не хочет общаться с людьми, у которых не все дома, не хочет вращаться в подобном обществе постепенно уподобляясь окружающим, не хочет сходить с ума. А что он хочет? Ну уж во всяком случае не существовать в этом непонятно жестоком мире да еще и с нарушенной психикой.
Медсестра остановилась перед огромной массивной дверью. Сергей с разгону налетел на нее, остановился, но даже не извинился. Интересно, что его ждет за этой дверью? Куча полоумных со стеклянными глазами, которые кидаются на стены и готовы растерзать каждого, кто им не понравится? Сергей нарисовал в своем воображении мерзкую мрачную картину, которая пугала и угнетала.
Дверь распахнулась перед ним, сестра отошла пропуская его вперед, и он шагнул через порог. Страшные опасения не оправдались. Общая палата оказалась большой светлой комнатой с мягкими стенами приятного зеленого оттенка. В одну из стен был вмонтирован огромный стереовизор, эта стена отделялась от комнаты толстым, как и в окнах стеклом. Сергей усмехнулся, все правильно, такой стереовизор слишком дорогое удовольствие, чтобы позволить кучке придурков разнести его на запчасти.
«Придурки», кстати, тоже оказались не такими, каких вообразил себе Сергей. Они не кидались на стены, не сверкали бешеными глазами, они тихо сидели по углам, как уродливые тени и даже не обратили внимания на вошедших.
— Ну вот, — сообщила сестра. — тут есть все: стереовизор, веселая компания. Что еще нужно?
Она посмотрела на Сергея. По его лицу можно было понять, что нужно еще очень многое не только принести сюда, но и убрать отсюда, чтобы здесь можно было спокойно существовать.
— Не переживай, они милые. Вот смотри.
С этими словами она поманила ближайшую тень. Человек подошел дергающейся походкой, заискивающе посмотрел на рыжую медсестру, на Сергея не обратил внимания.
— Ты мой дорогой, — сюсюкающим голосом запела сестра. — как твои дела?
Ненормальный посмотрел на нее пустыми глазами, лицо его перекосилось в жутком подобии улыбки, потом рот его раскрылся и он, пуская слюни, залопотал что-то невнятное. Сергей передернулся, медсестра улыбнулась в умилении:
— Ну разве он не милый?
Интересно кто из них более ненормальный, подумал Сергей, или это привыкание к среде? Она живет среди них, она к ним привыкла и даже питает к ним материнские чувства. Хотя как может нормальный человек умиляться этим слюнявым уродом?
— Ладно, располагайся, а я пошла, — сообщила сестра.
Сергей повернулся было к ней, но прежде чем успел что-то сказать, дверь закрылась. Он постоял с открытым ртом, придя в себя повернулся лицом к комнате и к психам. Тот, что стоял перед ним преобразился: пустоту в глазах сменили задорные искорки, перекошенное лицо разгладилось, слюнявые разводы вокруг рта исчезли. Кем бы ни был этот человек, ясно было только одно — психом он не был. Сергей стоял, как вкопанный. Человек, стоящий перед Сергеем улыбнулся еще шире и шагнул в к нему. Сергею стало страшно, он медленно отступил назад к двери. Лже сумасшедший сделал еще несколько шагов навстречу Сергею. Сергей засеменил отступая спиной и наконец уперся в дверь. Дальше отступать было некуда. Он хотел забарабанить в дверь, но вспомнил о последствиях и стал искать глазами красную кнопку.
Когда он нашел ее было уже поздно, еще несколько теней отделилось от стен и обступило его со всех сторон.
Это были обычные люди и они обычно улыбались, но в свете того, где это все происходило улыбки казались плотоядными, а, только что бывшее перекошенными, простые лица сводили с ума. Сергей задергался и вжался в дврь, в глазах его метался страх.
Люди, окружившие его, переглянулись.
Один из них перестал улыбаться и обратился к тому, который еще две минуты назад пускал слюни:
— Слушай, Анджело, а ты уверен, что он нормальный?
— Да брось ты, — ответил Анджело. — ты же сам видел.
— Ну и что? Мало ли, что я видел?
— Брось, — повторил Анджело еще резче. — Ты не бойся, парень мы тут нормальные ребята, хоть и заведение такое, — это было сказано уже Сергею.
— Угу, — тупо пробормотал Сергей.
— А ты сам как здесь… ты нормальный?
— Угу, — выдавил Сергей еще раз.
Тот, который обращался к Анджело облегченно вздохнул и отошел в сторону. Сергей после секундного колебания дернулся к красной кнопке.
— Держи его, — крикнул Анджело и сам бросился на Сергея.
Сергей еще пытался дотянуться до кнопки, но несколько пар рук схватили его, подняли вверх, оттащили в сторону, опустили и прижали к полу. Сергей хотел крикнуть, но огромная рука Анджело зажала рот и подавила зарождающийся вопль. Сергей дернулся, но здоровые, как оказалось, мужики держали крепко и он оставил попытки вырваться.
— Я же говорил, что он ненормальный.
— Да брось, — в третий раз сообщил Анджело, но уже без прежней уверенности.
Интересно, подумал Сергей, он кроме этой фразы может что-нибудь сказать? Он перестал извиваться в могучих руках, понимая, что изменить ничего не в силах, и замер. Мужики ослабили хватку.
— Увувы вуву, — попытался сказать Сергей, но Анджело крепко зажимал ладонью его рот и ничего не вышло.
— Чего? — не понял Анджело.
— Вуву увувы, пфсыть.
— Анджело, если ты не уберешь лапу, то хрен поймешь, что он лапочет, подсказал кто-то.
— А если уберу, то он начнет орать.
— Ну так заткнешь его снова.
Анджело недовольно посмотрел на советчика, потом бросил недоверчивый взгляд на Сергея и поинтересовался:
— А ты орать не будешь?
Сергей издал еще одно нечленораздельное мычание и попытался помотать головой, но голова была прижата к полу и зажата так, что никакого движения не получилось. Анджело, однако, руку отпустил, крика не последовало. Сергей облизал губы.
— Ну и чего ты хотел сказать?
— Я говорил: «руку убери»!
— А-а-а. А это с присвистом?
— Да так, — сказал Сергей и покраснел.
Анджело довольно заулыбался:
— А еще говорят, что матом ругаться нехорошо, — философски заметил он.
— Отпустите меня, — потребовал Сергей.
— Ну да, чтобы ты врача вызвал, натрепал ему черти чего, и нас по одиночкам распихали? Нет уж, дудки.
— Слушай, я ведь не ору, хотя могу?
— Ну?
— Отпусти меня, я не буду никого звать, — попросил Сергей и поспешно добавил. — Но только вы мне объясните, что все это значит.
— Не слишком ли много? Отпусти его, расскажи ему. А кто тебя знает, что ты еще выкинешь?
— Да ладно, Анджело, — высказался один из мужиков, который, как чувствовал Сергей по ослабевшей хватке был слабее остальных. — Сколько мы его так продержим, и что нам это даст?
Анджело засомневался, отпустил Сергея, встал и заходил туда-сюда, меряя шагами огромную комнату. Наконец он остановился:
— Хорошо, мы тебя отпустим и все объясним. Только ты должен пообещать, что не позовешь врача, и наш разговор останется между нами.
— Хорошо, я обещаю.
— Нет, Анджело, так не пойдет, — подал голос все тот же мужик. — А вдруг он нас обманет? Пусть поклянется.
— Ты слышал? — пробасил Анджело. — Поклянись.
— Чем?
— Ну не знаю чем… Чем-нибудь очень дорогим для тебя. Самым дорогим, Анджело осекся, посмотрев на Сергея.
Сергей вернулся в мыслях к тому, от чего под влиянием обстоятельств отошел. Лицо его посерело, глаза застыли.
Анджело еще раз посмотрел на Сергея и отдернулся, как будто его ударили.
— Я не могу дать такой клятвы, — выдавил Сергей сквозь зубы. — Мне нечем поклясться. Отец умер давно, еще пять лет назад, мамы нет уже полтора года, моя… — Сергей запнулся на секунду, потом продолжил. — моя жена погибла несколько дней назад, самого близкого друга я вижу только во сне и понятия не имею сколько это еще может продолжаться, быть может сегодня ночью я видел его в последний раз. Сам я здесь, так что не могу поклясться даже свободой.
Мне нечем клясться. Разве что своей жизнью, но теперь я не думаю, что это очень ценная штука, тем более не самое дорогое. У меня нет ничего дорогого кроме воспоминаний, а все воспоминания заканчиваются так, что жить не хочется.
Сергей замолчал и закрыл глаза. В наступившей тишине слышалось только напряженное посапывание мужиков, прижавших его к полу. Потом он услышал тихий голос Анджело, который на этот раз обращался не к нему:
— Отпустите его.
Сергей почувствовал как стальные тиски рук ослабили хватку, отпустили вовсе. Несколько секунд он лежал, как и прежде, прислушивался к ощущениям. Особенно остро чувствовались руки и ноги в тех местах, где их сжимали огромные лапы мужиков, тех самых мужиков, которые в первый момент показались забитыми тенями.
Мимикрия, мать ее за ногу!
Сергей перекатился на живот. Черт, а хорошо прижали, все руки и ноги в синяках будут, если еще не в синяках. Сергей приподнялся на руках над полом, мельком посмотрел на ноги людей, которые его окружали. Пятеро, а сколько еще сидят по углам? Он опустил глаза в пол и тяжело поднялся. Кряхтя распрямился, оглядел тех пятерых, что стояли рядом — все крепкие ребята, потом остановил взгляд на Анджело, тот стоял и также пристально смотрел на Сергея. Он был выше Сергея и шире в плечах, лицо его было все время напряжено, потому черты лица выглядели резковато, жестче, чем могли бы выглядеть. Что еще? Больничная пижама, копна взлохмаченных черных волос, глаза. Глаза Анджело блестели умом, но было в них что-то от глаз вороны, которые помимо ума сверкали злобой. Или злостью?
Жестокий человек, подумал Сергей, может не был жестоким, так его таким сделали. А чего удивляться, еще не известно какой у самого вид, может быть Анджело видит в нем тоже самое. В любом случае есть в этом Анджело что-то такое… Какое такое? А черт его знает, но с этим человеком стоит пообщаться.
— Сергей, — представился Сергей и протянул руку.
— Анджело, как ты наверно уже слышал.
Рука Сергея попала в стальные тиски.
Сергей не считал себя доходягой, но ощущение было такое, как будто его руку прокрутили через мясорубку. Потом он снова почувствовал кисть своей руки, которая безвольно зависла в воздухе на долю секунды, а после рука тряпкой вытянулась вдоль тела — церемония была закончена.
— Где это ты так мускулатурку поднакачал? — поинтересовался Сергей хрустя пальцами правой руки.
— А чем здесь еще заниматься? — вместо ответа спросил Анджело. Стереовизор осточертел, книжки я все перечитал, вот и остается мускулатурку качать. Мы все так, а иначе свихнешься.
— Анджело, — напомнил кто-то.
— Да, конечно. Слушай меня, Сергей, я расскажу тебе кое-что, а ты скажешь прав я или нет. Ты не сумасшедший…
— Нет, — перебил Сергей.
— Я вижу, — улыбнулся Анджело, улыбка у него была такая же жесткая и напряженная, как и он сам. — Тебе снятся сны, снятся уже много лет. Сначала они были обычными снами, — Сергей дернулся, он уже и забыл, что все это начиналось с обычных сновидений, не ночных кошмаров, а может несколько странных по содержанию, но мягких по сути снов. Анджело продолжал. — У этих снов была одна странность — они продолжали друг друга. Потом они становились все более реалистичными и наконец ты уже не мог понять где сон, а где реальная жизнь.
Сергей кивнул, не в силах сказать и слова. Анджело продолжил:
— Потом в этих снах началась война. Ты заметил странную вещь: человек, которого ты знал появлялся в твоем сне, погибал там, а потом ты просыпался и находил этого человека мертвым. Ты заметил еще одну вещь — дата дня, в котором ты живешь совпадает с датой дня, который тебе снится только с небольшой разницей ровно в тысячу лет. Ты задумываешься над этим, начинаешь докапываться до правды и оказываешься здесь. Так?
Значительно сложнее, подумал Сергей, но в общем верно.
— Практически, — сказал он вслух. — И ты не боишься рассказать об этом совершенно незнакомому человеку?
— А чего бояться, разве я уже не в психушке? Я псих. Какой с меня спрос? Что хочу, то и мелю — это все бред сумасшедшего.
— А откуда ты знаешь обо мне все то, что рассказал?
— Здесь все такие, — с горькой усмешкой сообщил Анджело.
— А эти тоже? — спросил Сергей, кивнув на забившиеся по углам тени.
— Эти? Х-ха! — Анджело двинулся к ближайшему серому человеку, сидящему в углу. — Хочешь фокус покажу? — спросил Анджело и не дожидаясь ответа схватил человека вжавшегося в стену за плечо и развернул к себе лицом.
Анджело снова изменился в мгновение ока.
Опять перекошенное лицо, опять слюни, только глаза теперь не пустые, а с бешеным блеском. Анджело жутко загримасничал, лицо его пришло в хаотичное движение, из горла вырвался дикий смех, сменился воем, плачем, какой-то совершенно невообразимой гаммой звуков. Псих, сидящий в углу, посерел еще сильнее, хотя сильнее уже казалось некуда, вжался в стену, что-то жалко залопотал. Анджело перестал гримасничать и вопить и тихо тоскливо заныл. Сумасшедший резко распрямился, вскочил и кинулся на Анджело. Анджело увернулся, и псих пролетев мимо грохнулся на пол, вскочил слепо ломанулся вперед и наткнувшись на стену стал бешено об нее колотиться, как бабочка летящая на свет и не замечая, что от освещенной комнаты ее отделяет окно, бьется о стекло.
Анджело снова выглядел, как нормальный человек. Он подошел к Сергею. Сергей стоял, как громом пораженный, не в силах выдавить ни слова.
— Вот так и живем. Качаем мускулатурку и косим под психов, чтобы не стать ими на самом деле.
— Ты, — выдавил Сергей. — как…
Н-нельзяже так изгаляться над человеком.
— Он уже не человек. А ты смотри и учись, что тебе надо изобразить. Чем быстрее ты поймешь, тем быстрее вживешься в образ.
Сергей смотрел на сумасшедшего, который больше не бесился, а тихо скулил в углу. Он услышал голос Анджело:
— Посмотри-посмотри. Ты должен стать таким, чтобы не свихнуться на самом деле.
Стать таким. Сергей посмотрел на жалкое нервно всхлипывающее существо в углу. Стать таким? Уж лучше сдохнуть.
