— Тащи, проходит.

— Да тащу я, тащу!

— Мать твою, кто ж так тащит? Ты чо, не завтракал? Ты…

Дальше грузчик выдал такую тираду хорошим грузчицким матком, что если б она здесь была приведена покраснела бы бумага.

Грузчиков сейчас было двое. То есть вобще-то их было четверо, но двое уже куда-то исчезли. Выглядело это очень невинно:

— Валентин Николаевич, я в ларек за сигаретами сбегаю?

И еще через пятнадцать минут:

— Валентин Николаевич, я сбегаю Митьку потороплю?

Теперь их не было, причем не было вот уже полчаса. Грузчиков осталось двое. Один, за сорок, постоянно матерился, другой, лет двадцати, всю эту матерщину выслушивал.

Валентину надоело наблюдать, как эти двое выгружают его мебель, особенно ему надоело звуковое оформление, под которое проходила разгрузка. Он оторвался от стены, на которую до того оперался, прошел мимо машины, забежал в подъезд. Лифт гудел, как зверь, но поднимал вверх довольно медленно. На то, чтобы с первого этажа подняться на семнадцатый, у Валентина ушло около минуты. Двери распахнулись и он вышел на родной теперь этаж.

Двери в межквартирный холл и в квартиру были распахнуты. Валентин прошел в квартиру, закричал с порога:

— Лена! Ленусик, ты тут?

Жена высунулась из кухни почти сразу:

— А, Валечка, иди сюда. Познакомься, это наши новые соседи.

Валентин прошел на кухню и обнаружил там огромного мужика с красной рожей и необъятную бабищу в цветастом халате.

— Здравствуйте, — поздоровался Валентин.

— Здорово! — забасил мужик, обхватывая его ладонь своей огромной потной ручищей. — Меня Борей звать.

— Валентин, очень приятно. Будем знакомы.

— Так за это дело надо… У?

— Чего? — не понял Валентин.

— Ну обмыть надо.

— А-а, так а мы еще только разгружаемся и…

— Так я же не сейчас предлагаю, что я не культурный с утра пить? Вечерком отметим.

— Хорошо, а сейчас я пойду, а то там грузчики без меня…

— Правильно, — забасил мужик. — беги. Грузчики это такое дело, тут без присмотра никак!

Валентин пожал лапу мужику, сказал «до свидания» его жене, подмигну Лене и побежал вниз.

Пришел он, как нельзя кстати. Грузчиков по-прежнему было двое и занимались они не своими прямыми обязанностями, а диспутом. Диспут на тему: куда пройти старушке, которая попросила их не материться на весь двор. Старушка уже побледнела и была готова хлопнуться в обморок.

Вечером они сидели в новой квартире за импровизированным столом. Кругом был бедлам, валялись еще не распакованные коробки, мебель была расставлена только в первом приближении, но гостей это кажется не смущало.

— Ты б хоть показал свои владения, сосед, — загрохотал после очередной рюмки Борис. — А то держишь на кухне, даже как-то неприятно.

— А эт-пожалуйста, — выдавил из себя захмелевший Валентин. — Леночка, может ты, как хозяйка, покажешь?

Лена поднялась, а за ней и остальные выползли из-за стола и пошли блуждать по квартире. Они осмотрели кухню, коридор, комнату, еще не приведенные в порядок.

— А вторая комната? — поинтересовался Борис. — квартира ведь двухкомнатная.

— Понимаешь, тут такое дело, — смутилась Лена. — ну в общем после коммуналки, мы еще ничем не обзавелись, а мебель из одной комнатушки по двум комнатам не расставить. Там ничего пока и нет.

— Ну раз такое дело, — добродушно загрохотал Борис. — могу вам диванчик отдать. Он правда не новый, но на первое время, так сказать.

— Боря, — чуть ли не впервые за вечер подала голос жена Бориса. — Это для дачи.

— Да ну еще, — отмахнулся Борис. — Дача, дача. Только и слышишь от тебя, что дача. На даче и так борохла хватает, а тут… Давай, сосед, пошли мебеля таскать!

Валентин вышел вслед за Борисом в межквартирный холл.

И уже минут через пятнадцать, после осмотра достопримечательностей соседской квартиры, Валентин вместе с Борисом волок диван. Вернее волок диван Борис, а вместе с ним и Валентина, который только и умудрялся, что пальцы отдавливать в дверных проемах.

Потом долго обмывали диван, потом был какой-то провал в памяти, потом разошлись. Потом Валентин проснулся наутро с головной болью и мерзостным привкусом во рту.

Проснулся он на подаренном диване и диван ему сразу не понравился. Валентин чувствовал напряженные пружины дивана и какую-то сердитесь и обиженность. Ну вот, допился, уже диван сердитым и обиженным кажется. Или не кажется?

Валентин хотел встать, но от самого незначительного движения ему сделалось так дурно, что он без сил растекся по дивану и застонал.

На стон тут же прибежала Лена.

— Живой? — поинтересовалась она.

— Местами, — слабо отозвался Валентин.

— Погоди, — сказала жена со смесью жалости и раздражения в голосе. — Сейчас кефира принесу.

Кефир не оказал того чудодейственного влияния, какое ему приписывают и Валентин провалялся на диване до обеда. Единственная мысль, которая все это время не давала ему покоя, была о диване. Диван казался грубым, сердитым ворчуном, обиженным и потому ощетинившимся на него. Валентин не заметил, как начал говорить с диваном, просить его стать чуть помягче, но диван, как нарочно немилосердно всаживал ему в бока свои напряженные пружины.

Во время обеда Лена поинтересовалась:

— Ну, как спалось?

— Мерзко!

— Пить надо меньше.

— Да при чем тут пить? Диван омерзительный.

— Ну вот, люди нам диван подарили, а ему видишь ли он не нравится. Дареному коню в рот не заглядывают. Ну скажи ты мне на милость, чем тебе диван не угодил?!

— Сердитый он, — пробормотал Валентин.

Лена уронила вилку, смотрела на мужа ошарашено, потом во взгляде появилось беспокойство:

— Валь, может приляжешь, а?

— Спасибо, уже належался. И что ты на меня так смотришь?

— Ну…

— Может ты думаешь, что я уже допился до чертей? Так нет!

— Да ну! — не удержалась Лена. — А чего тогда у тебя с диваном?

— И вовсе не у меня. Не веришь — иди и посмотри.

— И посмотрю!

— И посмотри!

— Ну ладно!

Разъяренная Лена подскочила с табурета и побежала в комнату, Валентин поплелся за ней.

В комнате Лена долго смотрела на диван. Старенький, с обгрызенными собачьими зубами углами и непонятно-зеленой обивкой.

— Ну и чем он тебе не нравится?

— Не нравится и все! Драный и сердитый, — упрямо повторил Валентин.

Ему почему-то вспомнилось детство. Он с приятелем рылся у этого приятеля в ящике с игрушками и все время натыкался на мягкую обезьяну. У обезьяны была вырвана пуговица глаза и из «глазницы» торчал кусок ваты. Маленького Валю это зрелище приводило в ужас. Вата из драных углов дивана торчала точно так же.

Лена тяжело вздохнула, взяла иголку с ниткой и принялась за работу. В результате ее усилий вата, или чем там был набит этот диван, исчезла а на месте дыр появились косые уродливые шрамы. Диван от этого менее сердитым не стал, но Валентин побоялся упоминать об этом вслух, а то вдруг и вправду за сумасшедшего примут.

— Так тебя устроит? — отдуваясь спросила Лена.

— Вполне, — отозвался Валентин, хотя диван ему по-прежнему не нравился.

— Ну вот и славно. Ты бы помог мне с вещами разобраться, а то валяешься целый день, а работы непочатый край.