Зов темной стороны

 

Москва. 2021 год.

Кот вернулся рано, долго топал в прихожей на коврике, сбивая мокрый снег с рифленых подошв. Наконец прошел на кухню. Здесь давно уже ждали его появления Игорь и Яга. Бабка кашеварила, Игорь выжидал. Вид у бородача был голодный и терпеливый, хотя в глазах светилось нетерпение.

– Что за город такой, – недовольно проговорил Кот. – Зима к середине, а ни мороза, ни сухости. Слякоть одна. Да еще и грязная. Ни одного чистого сугроба, все в соли, гари. Бррр. Гадость какая.

Старуха оторвалась от плиты, посмотрела на оборотня. За несколько лет мог бы уже и привыкнуть к новому местному климату. Или просто поговорить охота напала. Хотя Кот, он и в человечьей личине кот. Чистюля. Ботинки чуть не вылизывает после каждого выхода, а с тем количеством дряни, что на улице цепляется и налипает на обувку и штаны, вполне можно раздражаться.

Игорь тоскливо посмотрел на застывшую старуху. Голодом заморить решила, не иначе. Повернулся к Коту.

– Чему сегодня его учил? – спросил у оборотня, лишь бы отвлечься от мыслей об обеде.

– Да ничему, – отозвался тот. – Не учу уже. Нечему. Тренирую только.

– И я тренирую, – отозвался Игорь.

– И как успехи? – полюбопытствовала старуха.

Игорь пожал плечами.

– Нормально. Только рефлексирует парень.

– В смысле, – заинтересовался Кот.

Игорь припомнил последний разговор с Олегом. Тот снова и снова возвращался к мысли, что его используют для чего-то, водят, как козла на поводке. Пересказывать сомнения парня не хотелось, да и не зачем.

– В прямом, – отозвался Игорь. – Думаю пора бы ему память вернуть.

– А ты не думай, – сердито огрызнулась Яга. – Не о том думаешь. На хрена ему та память, когда он нынешнюю уже потерял. Куда побежал после тренировки?

– К жене своей, в роддом, – подал голос оборотень. – А чего в этом такого?

– Ничего, – старуха подошла к столу, бросила подставку и грохнула по ней сковородкой. – Рано ему память возвращать.

– А по-моему Игорь прав, – не согласился Кот. – Самое время. Или ты до последнего дотянуть хочешь?

Старуха смолчала. Как объяснить двоим наставникам, что просто хочет подрастянуть Олегово счастье. Сейчас у него любимая жена, сын вот-вот родится и радости полные штаны, потому что впереди долгая жизнь и куча счастья. А открой память - сразу придет понимание того, насколько это счастье сиюминутно. На многое Милонег посмотрит иначе, чем Олег. Так зачем же торопиться с этим.

Хотя с другой стороны правы и бородатый, и оборотень. Нельзя дотягивать до последнего. Когда начнется прорыв, надо быть во всеоружии, а не начинать собираться с силами. И прорыва, чуяла она, ждать осталось недолго. Совсем чуть.

– Ладно, – сдалась она. – Будь по-вашему. Вот родит его Лада, вернется домой, тогда займусь его памятью. Сейчас ему все одно не до того. Да и для вас еще дело есть. Игорь.

– А? – оторвался бородатый от тарелки, в которую ссыпал чуть не половину содержимого сковороды, пока бабка с оборотнем разговоры вели.

– Ты можешь найти хорошего художника, который сможет сделать хороший макет.

Бородатый кивнул. Ответил не сразу, рот был набит, потому пришлось ждать, пока прожует.

– Могу конечно. Личных знакомств с художниками у меня правда нет, но... Яндекс – найдется все. Пару часов в интернете и будет вам гениальный художник.

– Тогда займись, – кивнула старуха и принялась накладывать оборотню.

Тот смотрел, как горячее перебирается из сковороды в тарелку, потом притормозил старуху жестом.

– А зачем нам художник? – спросил, не без удовольствия принюхиваясь к еде.

– Много будешь знать, плохо будешь спать, – буркнула Яга в обычной своей манере. – Одному память верни, другому все объясни. Может тебе еще смысл бытия рассказать?

Кот отмахнулся.

– Не надо. Смыслов я тебе и сам расскажу. Причем вагон и тележку. Я их много за свою жизнь выслушал. Каждый дурак норовит своим смыслом поделиться. Вроде как чего-то понял. А только те, которые в самом деле что-то поняли, молчали в тряпочку. Может оттого, что знать этот смысл людям заказано. А может просто нет таких слов, чтобы это объяснить.

– Философ, – хмыкнула Яга. – Ешь давай, пока не остыло.

В роддом Олега не пустили. Сперва ковырялись в списках, потом сообщили успокаивающее:

– Рожает жена твоя, парень.

От этого известия «парень» не успокоился, а напротив издергался до нельзя.

Домой он не поехал, а добрел до ближайшего кафе. Внутри было уютно и тепло, особенно это ощущалось на контрасте с уличной промозглой сыростью. Олег присел за столик у окна под тяжелой бордовой занавеской. Меню изучать не стал, заказал глинтвейн. Порция напитка ограничивалась почему-то ста граммами и он сразу попросил двойной.

В голове сверлила мысль «а вдруг что-то не так». Тут же возникал вопрос, а что собственно может быть не так. Но ответа на это у Олега не было, а беспокойства не уходило. Отступило оно после четвертой порции двойного глинтвейна. К тому времени он разошелся настолько, что оповестил о своей радости всех официантов и с каждым пытался дернуть глинтвейна.

Официантки смеялись и вежливо отказывались. Тогда Олег заказал бутылку шампанского и счет. Оплатив счет и прихватив бутылку, парень распрощался с уютным заведением и вернулся к роддому.

На этот раз его успокоили основательнее.

– Сын у тебя родился, парень, – поделилась все та же бабка в белом халате.

Но внутрь его снова не пустили. Во-первых, не положено, во-вторых, в таком виде – извините, отвалите. Вид и в самом деле был не шибко вменяемый. Четыре двойных глинтвейна сделали свое грязное дело и шандарахнули малопьющему Олегу столь крепко, что соображение отключилось окончательно и бесповоротно.

Потому он обошел здание роддома кругом, встал под окнами и принялся звать Люду. Доораться до любимой женщины не вышло, да и не могло выйти. Окна палаты, в которой она лежала, выходили аккурат на противоположную сторону. Зато на крики прибежал мент и, светанув корочкой, попросил документы. Олегов паспорт перекочевал из рук нарушителя в руки охранника правопорядка. Милиционер долго изучал давно уже не серпастый-молоткастый, но по-прежнему красный российский паспорт, пожурил:

– Нарушаем общественный покой, гражданин.

– У меня сын родился, – счастливо сообщил Олег, но тут же и пригорюнился. – А к жене не пускают.

Мент вернул документы:

– Но это не повод орать.

Олег пьяно покачнулся, с хлопком откупорил шампанское и посмотрел на милиционера.

– Зато это повод выпить!

Мент оказался с пониманием. А шампанского оказалось мало. После первой взяли вторую. Милиционер поинтересовался как звать Олегыча. Олег растекся в пьяной улыбке:

– Святосла-а-ав, – протянул с дебиловатым видом, только что слюни не пустил.

– За Святослава Олеговича, – провозгласил мент.

А потом шампанское кончилось, и они вдвоем звали Люду под окном с обратной стороны родильного дома.

За компьютером Игорь вопреки обещанию провел полдня. Художников в сети оказалось великое множество, но найти нужного получилось не так просто, как могло показаться на первый взгляд. Какие-то были откровенно бездарны, другие не оставляли никакой контактной информации. Третьи занимались чем угодно, но только не тем, что требовалось.

А требовалось, как объяснила все-таки старуха, создать макет Крымского моста и окрестностей.

– Причем масштаб макета должен выдержать ювелирную точность, – сделала упор Яга. – Никаких художественных вольностей. Чем ближе к оригиналу, тем лучше.

Игорь кивнул и снова погрузился в дебри интернета. Спустя несколько часов лозунг «yandex – найдется все» деформировался в устах бородатого в «НИХУyandex – ни хрена не найдется».

Однако художника Игорь все же откопал. С черно-белой фотографии смотрел молодой парень с ежиком светлых волос и вдумчивым взглядом. Если верить авторской страничке, парень назывался Вячеслав Алексеевич Доронин и делал этот художник все и в любых жанрах.

– Молодой слишком, – оценила фото старуха. – Справится ли?

– Ты на год рождения посмотри, – ткнул в экран Игорь. – Ему за сорок. Просто фотка, видимо, старая. Вон телефон, звони.

Старуха сморщилась, словно ей в глотку затолкали лимон.

– Вот еще. Сам и звони. Что надо ты знаешь, заплатим сколько попросит. Только чтоб не затягивал.

– Не затягивал это как?

– Недели в три уложится – хорошо, – пояснила старуха и вышла из комнаты.

Игорь потянулся за телефонной трубкой и набрал номер.

– Алло, Вячеслав?

В дверь звонили бесконечно долго и беспрерывно. Создалось впечатление, что у звонящего палец прилип к кнопке. Оборотня такая манера злила всегда, потому к двери шел с твердым намерением оторвать палец звонящему. Когда прошел через межквартирный холл и отпер дверь к лифтам всякие деструктивные желания отпали. На лице сама собой возникла улыбка.

По ту сторону двери стояли двое. Точнее сказать, не стояли, а держались на ногах. Олег качался и приваливался к милицейскому лейтенанту. Лейтенант отвечал взаимностью и так же клонился к Олегу. Впрочем, милиционер оказался покрепче. То ли выпил меньше, то ли закалка была. Но время от времени, когда конструкция из двух прислоненных друг к другу мужиков разваливалась, он не только умудрялся сохранить равновесие, но и каким-то чудом удерживал Олега.

– Тело доставлено, – еле ворочая языком проговорил милиционер. – Получите, распишитесь.

Олег качнулся вперед и Кот подался навстречу, подхватил. Парень повис так, словно еще секунду назад контролировал себя из последних сил, а теперь и последних не осталось.

– И что это значит? – спросил оборотень у милиционера, который прислонялся теперь в качестве подпорки к двери лифта.

Лейтенант встрепенулся, отклонился, пытаясь встать ровно, но не получилось. Чтоб не грохнуться милиционер снова привалился к лифтовым дверям.

– У нас сын родился, – пояснил он.

Оборотень весело покосился на Олега, перевел взгляд на лейтенанта. Уже все понял, но тянуло позабавиться еще немного.

– И кто из вас рожал? – спросил он сдерживая улыбку.

Милиционер сосредоточенно наморщил лоб, словно пытался вспомнить. Потом радостно ткнул пальцем в Олега.

– Он, – качнулся вслед за вытянутым пальцем лейтенант. – Точно он. Олег родил Святослава, Святослав родил... бррр... родил-ся!

Кот перестал сдерживаться, расхохотался в голос.

– Проходи, – кивнул на дверь. – Тебе тоже спать надо.

– Нииии! – неожиданно тонким голосом взвизгнул лейтенант и принял-таки вертикальное положение. – Меня еще ждут. Только не помню где, дома или в отделении.

Милиционер задумался. Лицо было настолько сосредоточенным, что оборотню снова стало смешно.

– Вот будет номер, – со смешанным чувством выдал лейтенант. – Если я приду не туда.

Он снова задумался, натужившись словно на горшке сидел и потешно сморщив лоб, добавил:

– Хотя если я приду туда, куда надо, номер будет не меньший.

Лейтенант повернулся на каблуках, поднял палец. Рука болталась из стороны в сторону. Целился он долго, наконец замер и всем корпусом накренившись вперед ткнул кнопку вызова. Лифт не уезжал, потому двери открылись сразу. Тело в серой форме по стене перекатилось в кабинку.

– До свида... – сообщил лейтенант в закрывающиеся двери и лифт загудев отчалил вниз.

Олег, что казалось заснул на плече, всхрапнул словно конь, поднял голову и поглядел на оборотня.

– Ты зачем так нажрался, – беззлобно пожурил Кот.

– Зато у меня теперь есть слав Святосын, – невпопад выдал Олег.

Голова перевесила и он снова ткнулся носом в котовое плечо.

– Сын Святослав, – пробормотал вяло.

Кот угукнул, закрыл дверь и потащил тело в квартиру. Олег сперва пытался перебирать ногами, потом просто повис не в силах шевелиться. Интересно, как эта парочка вообще до сюда добралась от роддома. Это ж сколько ехать.

Старуха, что встретила в прихожей, глядя на бездыханное тело, испугалась:

– Чего с ним? Ему плохо?

– Ему хорошо, – усмехнулся Кот. – Вот завтра сутра будет плохо. Не веришь, можешь на кофейной гущи погадать, проверить. Только я тебе это без всяких гаданий гарантирую.

Старуха уже и сама все поняла, забурчала недовольно.

– Не ворчи, – посоветовал, подошедший сзади Игорь и повернулся к Коту: – Давай за руки, за ноги, и на диван.

Под недовольное бормотание бабки они подхватили парня и отволокли в комнату. Олег не сопротивлялся. Кажется, уже спал. На диван упал, как подпиленное дерево. Оборотень заботливо стянул ботинки, накрыл пледом.

– Сын у него родился, – сказал Яге с доброй радостью. – Святослав. А ты все ворчишь, лучше б порадовалась внуку.

– Внуку? – старуха опешила. Лицо дрогнуло, словно судорогой свело. Она поспешила отвернуться и с непонятной поспешностью ушла в кухню.

Игорь вышел следом. Кот подхватил Олеговы ботинки, погасил свет и, отнеся обувку в прихожую, прошел к сотоварищам в излюбленное место русской интеллигенции.

– Ну вот, – сообщил от дверей. – Сын у него родился. Теперь можешь память ему воскрешать.

– Когда? – дрогнула старуха.

– Завтра утром, как проснется, – на полном серьезе ответил Кот. – Чего тянуть? Тем более пока он похмельный это легче будет. Вспомни сколько проблем с Ладой его было. А он не девица, я его двумя пальцами не вырублю.

Игорь поерзал на табуретке, но все-таки решился, высказался:

– Если хотите моего мнения, то я согласен с Котом. Давно пора.

– Давно пора - давно пора. Заладили тоже, – огрызнулась старуха.

Отступать было некуда. Да и тянуть дальше опасно, она понимала это может даже лучше, чем два мужика вместе взятых, но...

– Ладно, – отмахнулась она. – Будь по-вашему. Пойду круг готовить.

– Прекрасно, – оборотень повернулся к Игорю. – А ты, если что, мне завтра поможешь.

– Только если после обеда, – виновато откликнулся бородатый. – Я в двенадцать с художником встречаюсь.

Пробуждение было мутным и неожиданным. Не в том плане, что проснулся неожиданно, а просто утро встретило массой сюрпризов. Первым оказался потолок. По нему Олег понял, что проснулся не дома.

Где я, пронеслось в голове, и тут же явился второй сюрприз. Голова разломилась болью на сотню болезненных осколков, а во рту обнаружилось нечто сродни засушенной на сорокаградусной жаре помойки.

Сын же родился, радостно подскочил Олег, припоминая вечер накануне, и тут же рухнул обратно на диван. Вечер помнил не только он, но и каждая клеточка отравленного алкоголем тела. Причем у тела воспоминания оказались не такими радужными.

Встать бы, да водички попить. Он снова попытался подняться, на этот раз медленно, осторожно. Но ничего не вышло. Перед глазами плыло, к горлу подкатывался комок, норовя показать то главное, что скрывается внутри.

Олег вернулся в горизонтальное положение и беспомощно застонал. Через секунду, словно только и ждал этого стона, в комнату вошел оборотень с бутылкой минеральной воды.

– Плохо? – спросил он заботливо подставляя минералку.

Олег вцепился в бутылку, присосался жадно. Кадык задергался вгоняя воду в засушенный организм.

– Как я у вас оказался? – спросил бледным подобием голоса.

– Тебя с милицией доставили, – улыбнулся Кот.

– Я что, был в милиции? – память словно отрезали. Последнее, что он смог вспомнить было кафе с глинтвейном и вторая попытка попасть в роддом, закончившаяся сообщением о рождении сына и воплями под окном.

– Можно и так сказать, – снова улыбнулся Кот. – Только милиции той сейчас наверное не лучше чем тебе.

Память, будто услышав кодовое слово, подкинула еще пару картинок вчерашнего вечера. Олег почувствовал, что краснеет и натянул плед по самый нос. Кот смотрел на него со смесью понимания, сочувствия и издевки.

Заглянула старуха. От вида парня на диване всплеснула руками:

– Бедненький, как же ему плохо-то. Сейчас отварчик сделаю.

И снова исчезла.

– Когда на ноги встать сможешь, скажи, – предупредил оборотень и вышел следом.

На ноги он смог встать только к полудню. Дополз до ванны, намочил лицо холодной водой. Затем завернул на кухню. Хотелось кофе, но при одном запахе готовящейся еды вылетел и вернулся в комнату. Голова кружилась и он снова прилег на диванчик.

– Дядь Кость, – позвал жалобно. – Я могу встать, но не могу стоять.

Вячеслав Алексеевич на свою фотографию не походил вовсе. Во-первых, был он совсем не юношей, во-вторых, растительность на голове и лице в отличие от фотографии претерпела весьма резкие изменения. На лице появились бакенбарды и бородка ниточкой от нижней губы до подбородка. К этому весьма странному сочетанию добавился гладко выбритый череп. Волос на голове осталось только длинная прядь на затылке, сплетенная в тоненькую косичку. Все вместе смотрелось умопомрачительно.

Встреча была назначена в кафе. Художник сидел за столиком, изящно закинув ногу на ногу, и с чувством пил чай из пиалы. То, что перед ним личность творческая, Игорь отметил еще от входа.

– Вячеслав, – присел он за столик. – Меня зовут Игорь, это я вам звонил.

– Очень приятно, – отозвался художник и опустив пиалу, выставил вперед руку.

Игорь протянул руку в ответ. Рукопожатие художника оказалось достаточно крепким. От тонких музыкальных пальцев бородатый не ждал такой силы.

С не меньшим интересом бородатый отметил, что собеседник источал странный аромат. Смесь легкого, как от ландыша в лесу, тонкого запаха европейского парфюма и азиатского ни с чем несравнимого духа гашиша. Причем пыльцой пахло не так, как будто ее курили, а так, словно кусочек спрессованного яда долго мяли в пальцах.

Игорь подозвал официанта и заказал кофе и виски, решив, что сто грамм буржуйского напитка не помешают. Художник следил за его манипуляциями спокойно, так же размеренно поинтересовался, снова подхватив пиалу.

– Так что за работа вам требуется? Насколько я понял это макет.

– Да, – кивнул Игорь. – Совершенно верно. На нем должны быть отображены Крымский мост, кусок Москва-реки с набережной в обе стороны от моста и кусок Крымского вала, так же в обе стороны от моста. Масштаб должен быть выдержан идеально.

– Ну, это не проблема, – пиала опустела и Доронин подхватив чайничек, плеснул добавки. Не до краев, на половину пиалы. – А какого размера должен быть готовый макет?

Подошла официантка. Игорь отстранился, давая возможность составить на стол кофе и виски. Посмотрел на горячий капучино, передумал и пододвинул к себе стакан, пригубил. Сорокаградусное пойло приятно обожгло гортань, поддразнило вкусовые пупырышки.

– Я думаю это должен быть круг метра два в диаметре.

– Круглый макет? – заинтересовался Доронин. – Забавно. А дома можно воспроизвести таким образом, что если смотреть на макет сверху, то фрагмент города будет выглядеть обнаженной женщиной. Правда для этого придется поиграть с высотой домов.

– Боюсь вы не поняли, – покачал головой Игорь. – Макет должен досконально соответствовать реальности.

– Ну это же скучно, – расстроился художник.

– Такой заказ.

– И что, совсем никакой самодеятельности? Ну можно же там памятнику Петра сиськи приделать, например.

От этой мысли глаза Доронина вспыхнули новым азартом. Мысль о Петре с сиськами явно заимела развитие в голове художника, но выдать новые идеи он не успел.

– Боюсь, что нет, – зарубил всякие идеи на корню Игорь. – Нужно жесткое соответствие реальной действительности.

Художник с тоской вздохнул и сделал глоток чая.

– Ну, хорошо, – согласился он. – Но это будет вам стоить приличных денег.

– Об этом можете не волноваться, – улыбнулся Игорь. – Главное чтобы работа была выполнена четко и в срок.

– А какие сроки?

– Две недели. Максимум три.

– Три недели, максимум месяц и вы получите свой макет. По рукам?

Игорь замешкался. Старуха будет ворчать, бурчать и полоскать мозги за такую отсрочку. С другой стороны, пошла она к черту. Если что-то не нравится, могла бы сама договориться. А раз послала договариваться Игоря, то ему и решать.

– Хорошо, – кивнул бородатый. – По рукам.

Дядя Костя постучался часа в два. Вежливо так постучал, словно не у себя дома был, а к Олегу в гости зашел. Когда заговорил, голос его однако прозвучал довольно твердо.

– Вставай, – распорядился Кот.

Олег послушно поднялся с дивана. Голова была тяжелой, но больше не кружилась. Думал, что дядя Костя отведет на кухню и заставит, наконец, что-то съесть, вопреки нежеланию смотреть на еду. Но в коридоре тот повернул в другую сторону.

По ту сторону коридорчика была вторая комната и прихожая. Неужто на улицу потянет, с трубой бегать? От этой мысли стало жутко. Но и на улицу никто не собирался. Дядя Костя подтолкнул к двери во вторую комнату.

Олег вошел ничего не понимая и застыл. Привычный ковер с пола был убран, стоял свернутым в трубку в углу. А на полу был нарисован круг. Круг был не просто обведенной линией, а состоял из странной рунической вязи. Символы чернели, как собравшиеся вкруг паучки. В стороне от круга сидела на полу старуха с закрытыми глазами.

Зрелище было жутковатым. Олег попятился, но сзади приперли, подтолкнули вперед.

– Раздевайся, – жестко, как никогда еще с ним не говорил, произнес дядя Костя.

– Что это? – на мгновение Олег забыл даже о похмелье. – Что это все значит?

– Все вопросы потом, – холодно сказал наставник. – Раздевайся.

Олег повернулся, попытался выйти, но тот заслонил дорогу.

– Раздевайся, – третий раз повторил Кот.

– Я не буду, пока не объясните, – резко ответил парень.

– Опять двадцать пять, – тяжело вздохнул оборотень. – Неужели так трудно сделать то, что говорят? И потом все станет понятно. Людку твою сколько раз просили, прежде чем заставили, теперь с тобой тоже самое...

Люда, метнулось в голове. Произнесенное имя перевернуло все вверх ногами. Мгновенно забылось похмелье. Возник страх. Что с ней сделали? И ярость. Сволочи, как посмели. Секта, пришло следом самое простое объяснение из тех, что подкидывает на все случаи жизни телевидение.

Олег рванул к выходу, туда, где за много километров была его женщина, с которой здесь посмели что-то сделать, но дорога оказалась перекрытой.

– Пусти, – сквозь зубы процедил Олег и ударил.

Бил он сильно, резко и неожиданно, как учили. Дядя Костя заметил удар слишком поздно. Увернуться не успел, но рука прошла вскользь. Наставник оказался за спиной, вывернул руку так, что затрещали напряженные мышцы.

Но Олег хорошо усвоил уроки. Дернулся куда надо, вывернулся и снова попытался ударить. Возникла короткая потасовка. Яга, что смотрела со стороны не успела понять толком что происходит, как Кот отлетел в сторону.

Олег ринулся к двери. Бежать! По дороге, на ходу, втиснулся в ботинки. Сзади дернули за плечо. Развернуло, он увидел сердитое лицо дяди Кости. Тело сработало само, на рефлексах. Они обменялись несколькими ударами, что в тесном коридоре было практически невозможно, и Олег саданул наставнику под дых. Кот хрюкнул и сложился пополам.

Парень рванул к двери, в которой скрежетал ключ. Отпереть не успел. Дверь распахнулась. На пороге стоял бородатый. Олег бросился к нему, как к последнему спасению.

– Игорь, они меня хотели...

В руке бородатого возник пистолет. Дуло смотрело Олегу в живот. В голове все перемешалось.

– Они хотят тебе добра, – тихо произнес бородач. – Делай то, что говорят и все будет хорошо.

– И ты с ними заодно, – в голосе Олега зазвучала безысходность и Игорю стало его жалко.

Он всего на мгновение поддался жалости, и тут же пожалел об этом. Ученик, словно зверь рванулся вперед, навалился, не давая возможности пошевелиться. Игорь почувствовал, как чужая рука вцепилась в глотку, перехватила дыхание. Он попытался отцепить сжавшиеся на горле пальцы парня, но его вдавило в дверь с такой силой, что руки поднять не мог. Единственная возможность спастись оставалась в том, чтобы выстрелить. Но стрелять в Олега Игорь не мог.

Все, подумал он, кранты. И тут хватка ослабла, давление уменьшилось. Олег кулем повалился на бок. Сзади стоял Кот. Одной рукой держался за живот, второй сжимал ножку от развалившейся табуретки, которой приложил ученика по голове.

– Это у него с похмелья силенок не было? – хрипло поинтересовался Игорь.

– Мы с тобой воспитали машину для убийства, – перехваченным голосом отозвался оборотень и откинул табуреточную ножку. – Хватай за ноги, поволокли, пока не очухался.

Сознание возвратилось мгновенно, примерно с той скоростью, с какой вспыхивает лампочка после нажатия на клавишу выключателя. Олег почувствовал, что лежит на холодном. Судя по ощущениям на полу. И, если верить тем же ощущениям, абсолютно голым.

Он открыл глаза. Старуха сидела все там же. Два предателя стояли у входа. Негодяи.

– Очнулся, – поспешно проговорил голос дяди Кости. – Начинай.

Олег вскочил на ноги, собираясь бросится к двери. Но тут заговорила старуха, и он понял, что бежать никуда не сможет. Старческий голос не говорил даже, а напевал, словно баюкал. Только ни один ребенок под такое гундосое, заунывное и пугающее пение не заснет. А если и заснет, то вырастет из него что-то такое же жуткое, как сама старуха.

Это была последняя мысль. А потом откуда-то издалека его будто позвали по имени.

– Милонег...

Имя было чужим, но при этом его. Он точно знал, что звали его, а не кого-то другого. А потом возник берег реки, по которому он бежал мальчишкой, и песчаный город, что растоптал пробегая. И глаза девчонки. Лада! Ее звали Лада, а не Люда. И зовут так до сих пор. Это настоящее ее имя.

Память возвращалась медленно. Слой за слоем. Он словно бы переживал заново всю прошлую жизнь.

Коваль-изобретатель. Радость от постижения ремесла и радость от изобретения, которое тащил князю. А в результате угодил в погреба. Сокамерник Муромец, что учил его кулачного бойца воинским хитростям.

А потом они вышли на свет. Понадобились князю, выпустил. И он бежал к Ладе своей, а прибежал к могиле ее. Не было больше Лады. И ничего больше не было. Только бой. Лязг мечей, свист стрел и кровь. Любовь и верность друзьям, ненависть и злость князю, что засунул в подвал. Из-за того ведь не оказался рядом, не смог уберечь Ее.

А потом была смерть... и снова бой. Бесконечный. Там на мосту, на черной земле у черной реки, под черным небом. И старуха. Яга.

Да, она вернула его в этот мир. Она сделала его Олегом. А настоящий Олег умер при рождении. И душа маленькая, беспомощная понеслась куда-то. В обмен на его возвращение. По покону. В свет ли, во тьму ли.

Знание накатилось жестокой волной. Понимания нескольких реальностей наслоились одно на другое. И тогда он закричал. Громко, пронзительно.

Обнаженное тело парня зависло в воздухе, в мерцающем свете, что сферой окутал со всех сторон. Игорь смотрел с удивлением и интересом. По лицу Олега пробежала судорога.

– Вспоминает, – тихо проговорил Кот. – Приготовься к тому, что Олега больше не будет. Будет Милонег.

Тело изогнулось, вздрогнуло.

– Ему больно? – спросил Игорь.

– А тебе не больно было бы? Вот если б тебе сейчас взяли и в голове дверь открыли, а за ней другой мир и другой ты. И все другое. Нескольких тебя и несколько миров надо в одно целое уложить, – оборотень серьезно поглядел на Игоря, сказал, словно знал на своем опыте. – Память это боль. Всегда.

Старуха замолчала, но глаз не открыла. Сидела молча с закрытыми глазами и покачивалась из стороны в сторону.

Олег дернулся, словно подстреленный зверь и заорал. Громко и болезненно. Игорь вздрогнул, шагнул было к кругу, но оборотень остановил, легонько качнул головой, не стоит мол. Бородатый отвернулся и вышел. Смотреть больше не хотелось.

Вскоре свечение растаяло, а тело опустилось на пол, свернулось в комок боли. Старуха перестала качаться, поднялась на ноги.

– Помоги ему, зверь, когда в себя придет. Я устала.

Кот не ответил. Уже через несколько секунд остался в комнате наедине с Олегом-Милонегом. Ждал. Когда тот наконец поднял голову и посмотрел новыми глазами, оборотень опустил взгляд.

– Теперь понял? – спросил тихо.

– Понял, – глухо отозвался Милонег. – Могли бы и помягче то же самое объяснить.

– Главное, чтоб подоходчивей, – фыркнул Кот. – А помягче мог бы ты. У меня брюха запасного нет, чтоб по этому с такой дури лупили.

– Сам напросился, – проворчал Милонег, поднимаясь.

Похмелье держалось какими-то ошметками. Такими же обрывками застряло и моральное похмелье. Но что-то изменилось, встало на свои места. То, чего не понимал Олег многие месяцы, стало ясно Милонегу.

Парень сделал шаг к оборотню, обнял. Ладонь с силой хлопнула по плечу.

– Ну, здравствуй, Кот. Что ж ты врал, что тебя дядей Костей зовут, скотина хвостатая.

Оно пришло ночью. Кажется, во сне. Лада не помнила, не могла вспомнить с чего это началось. Просто в какой-то момент все стало темнеть, черным навалилось со всех сторон, затмило последние кусочки того, что она уже не помнила.

– Здравствуй девица, здравствуй красавица, – нарочито мягким голосом донеслось из темноты. – Не соскучилась ли ты по мне? Я уж и заждался.

- Кто здесь? – не то подумала, не то сказала Лада. Даже если не сказала, то тьма услышала и мысль.

– Это я, твой кредитор. Мы с тобой поменялись, помнишь? Я тебе счастье с твоим Милонегом, а ты мне себя со всеми потрохами. Счастье получила?

Спорить было глупо. Получила.

– Вот и я говорю. Пора долг отдавать.

– Рано, – первый раз кажется вслух произнесла Лада. – Дай хоть жизнь прожить.

– А кто говорил о жизни? Говорили о счастье.

– Знаешь что, – разозлилась вдруг Лада. – Это все равно, что пожелать много золота и умереть на плахе от золотого топора. Кого-нибудь другого так проводи. Меня не обманешь.

Голос расхохотался. Тьма словно бы надавила, пощекотала.

– Я и не стану тебя обманывать, – отозвалась тьма со всех сторон, как будто один голос записали на пленку и прокрутили одновременно через сотню динамиков. – Вот еще. Обманывать интересно тех, кто норовит меня обмануть. С плутовством играть в обман одно удовольствие. А вы никогда никого не обманете. Такие как ты и твой Милонег обманывать не умеют. Зато самообман – ваш конек.

Лада вздрогнула.

– А я вот постою в сторонке и полюбуюсь, – сообщил голос уже тихо. – Посмотрю как вы сами себя загонять будете. Жизнь прожить хочешь? А что для тебя жизнь?

– Милонег, – шелохнулись губы, произнося имя.

Тьма снова затряслась от смеха. От этого гогота хотелось спрятаться, и Лада укрылась с головой одеялом. Но и здесь светлей не стало. И той защищенности, что чувствовала в детстве, залезая в теплые уютные пододеяльные дебри, не ощутила.

– Живи, – голос закрался и сюда, шепнул в самое ухо. – Только жизнь ваша короткой будет.

И голос растаял, тьма отступила. Но от последней фразы сделалось настолько жутко, что она вскрикнула и подскочила.

Больничная палата была все той же. И не так темно в ней было, как могло показаться. В окно тыкались черные голые ветви, чуть в стороне неярко светил фонарь. По палате расползались длинные, корявые тени.

Сердце продолжало бешено колотиться. Ей показалось даже, что этим стуком перебудит всю больницу. Но слышен он был только ей. Даже вскрик был легким и тихим настолько, что никто не проснулся. Лишь с соседней койки приподнялась сонная голова.

– Чего кричишь? Врача позвать?

– Нет, – резко замотала головой Лада. – Просто кошмар приснился.

Да, пришла спасительная мысль. Это просто кошмар. Сон, не более. Если приходил в самом деле, подай голос, проявись. Подтверди, что это был ты. Но тьмы не было, и голоса не было. Не то ушел, не то не приходил вовсе. А может, затаился в сторонке, как и обещал, и наблюдал с улыбкой.

Милонег не появлялся больше недели. На тренировки не приходил, в дом не заходил, не звонил. И сам на звонки тоже не отвечал. Оборотень начал беспокоиться. Старуха хмурилась, но молчала. Когда Кот переживал в голос, лишь головой качала. «Все в порядке. Погоди, сам появится».

Так и случилось. Парень позвонил через неделю. Голос был почти веселым.

– Дядя Костя, – издевательски обратился к оборотню. – Заходите в гости. У меня жена из больницы выписалась. Сына покажу.

Кот пришел не один. С ним вместе увязалась и Яга и Игорь. В комнате все осталось по-прежнему, только появилась в углу детская кроватка. Лада была непривычно тихой, от старухи и оборотня держалась чуть в стороне, что не укрылось от взгляда «дяди Кости».

Святослав Олегович спал. Маленький, лысый, красный и орет все время, вспомнил Кот рассказанную Игорем шутку. Впрочем, как все дети. У оборотня мелкие щенки человеческие никогда никаких эмоций не вызывали. Слишком глупы и беспомощны. Старуха же наоборот оживилась при виде малыша до неузнаваемого состояния.

– Уй ти господи, – заверещала бабка. – Каков карапуз.

Карапуз поморщился во сне. Яга повернулась к Ладе и Милонегну, сказала строго:

– Чтоб как «мама» с «папой» выговаривать начнет, научили «баба» говорить.

– Ага, – не сдержался Кот. – У всех будут бабы, как бабы, а у Святослава Олеговича – баба Яга. Вот повезло мальчишке.

– Бабушка, – поморщился Игорь. – Чего ж сразу баба?

– «Бабушка» карапуз сразу не выговорит, – весело отозвался оборотень. – Потому баба.

– Молчал бы уже, – вступился за Ягу Милонег. – Дядя Костя.

Старуха хрипло рассмеялась.

Ладу нашла позже, на кухне. Оставила мужчин в комнате, сама выскочила вслед за девушкой. Прикрыла за собой дверь.

– Что с тобой, девонька? – тихо спросила с порога. – Вижу, что своя не своя, сторонишься. Случилось что?

Девушка отставила заварной чайник, посмотрела на старуху с сомнением, будто боролась сказать или нет.

– Рассказывай, – сухо распорядилась Яга.

– Он приходил.

– Кто? – насторожилась бабка.

– Тот, кого вслух поминать не хочу, тем более к ночи. Я еще в больнице лежала. Ночь была. Не знаю, взаправду ли. А то может приснилось.

Старуха села к столу. Девушку взглядом не отпускала ни на секунду, словно силилась понять Лада в ней живет сейчас, Люда, или вовсе ничего человеческого не осталось.

– Может и привиделось, – кивнула она. – О чем говорили?

– Он к себе звал, про долг напоминал. А я отказалась. Он и ушел, – честно рассказала Лада.

– Милонегу говорила? – прищурилась бабка.

Девушка покачала головой.

– Молодец, и не говори, – похвалила Яга. – Не зачем его терзать, все равно помочь не сможет. А этому, коли еще придет, говори, чтоб убирался. Покуда живешь, прав на тебя у него нет. И не верь ни единому его слову. Тьма это ложь. Под ее покровом все что угодно сделать можно и правды не докажешь и виноватого не найдешь. Пойдем, а то нас уже потеряли поди.

Милонег, которого взял с собой за компанию, ходил по квартире художника с распахнутым ртом. Сам же Игорь отнесся к картинам спокойнее. С творчеством художника Доронина успел познакомиться довольно плотно. Интернет помог. Чего ждать от автора знал, но когда увидел готовый макет немного ошалел. Художник сидел в кресле напротив прилипшего к макету Игоря и курил кальян.

Вячеслав Алексеевич превзошел самого себя. Город на макете выглядел в точности, как оригинал. По пропыленному садовому кольцу ехали машины, въезжали на мост и скатывались с него. Под мостом текла мутная, непрозрачная Москва-река. По ней мимо парка культуры тянулся старенький речной трамвайчик. По набережной и через мост шли люди. В большом количестве гуляли крохотные фигурки в самом парке аттракционов и в парке за Центральным Домом Художника.

Фасады зданий по другую сторону набережной пропылились и молчаливо, словно настоящие, возвышались памятуя о Москве советской, когда были они моложе, когда не развешивали по ним рекламу и чистили чаще и качественнее.

На дальнем краю макета посреди реки торчал странный, как и масса других памятников гигантомана Зураба, Петр в костюме первооткрывателя Америки. Художник оставил идею о прилепленных к памятнику грудях, просто скопировал в миниатюре. Копия получилась мастерской, Петр выглядел столь же нелепо, как в жизни.

– Вас устраивает? – Доронин выпустил густое облако ароматного дыма, на заказчика смотрел с интересом.

– Как вам это удалось? – восторженно пролепетал Игорь.

Последний раз такой трепет в душе возник, когда в далеком детстве у приятеля смотрел на немецкую железную дорогу. Папа соседского мальчишки мотался по загранкам и привозил такие запчасти для игрушки, каких московские коллекционеры детских фургончиков в глаза не видели. Играть в это чудо Игорю в четыре года казалось кощунством, потому он просто смотрел, как сосед укладывает рельсы, безжалостно тыкая их, пытаясь выстроить дорогу, и как гоняет по ним паровозики.

– Три дня гулял, три дня рисовал. Три недели ваял, – пожал плечами Доронин. – Ради вашего макета отложил все остальные проекты. Так вас устраивает результат?

– Более чем, – не в силах справиться с эмоцией затряс башкой Игорь. – Вот только...

Он посмотрел на крышу одного из домов, там, весело улыбаясь, раздвинула ноги нарисованная девка. Будто совращали и дразнила какие-то космические или кармические силы, глядящие из космоса.

– Я же просил без допущений.

Доронин азартно улыбнулся, глаза заблестели.

– Там нет никаких допущений. Залезьте на крышу и убедитесь. Она там уже есть.

Игорь поперхнулся. Безумству храбрых поем мы песню. В этой работе смысла не было никакого. Во всяком случае для заказчика. Зачем это понадобилось художнику одному аллаху ведомо. Сам Вячеслав Алексеевич ничего объяснять не собирался, задорно лыбился и пыхтел кальяном.

– Сумасшедший дом, – выдавил бородатый.

– Прекрасно, – довольно протянул художник. – Тогда осталось два вопроса. Расчет и доставка.

Игорь молча вытащил из кармана сверток, протянул Вячеславу Алексеевичу.

– Здесь вся сумма. Пересчитайте.

– Я вам верю, – улыбнулся тот. – Такие как вы не врут. Не умеют. Что с доставкой?

– Машина будет, адрес я укажу, вам надо будет только проконтролировать процесс и если что-то повредится, поправить на месте. Вас это не затруднит?

– Нисколько, – благожелательно пыхнул кальяном художник.

Свет отключили, когда была в душе. Не то электричество вырубилось, не то лампочка накрылась. Лада стояла в ванне, с намыленной головой, потому выяснять причины сразу не поскакала.

Пока поспешно смывала шампунь, темнота загустела до непроглядного состояния. Тогда только поняла, что что-то не так.

– Здравствуй девица-красавица, – донеслись из-под двери знакомые интонации.

– Уходи! – она отпрянула, прислонилась спиной к холодной кафельной стене.

Руки судорожно пытались прикрыть наготу, что рассмешило скрывающийся в темноте голос. Гость захихикал.

– Это ты здорово придумала. Я же говорил, что вы мастера во всем, что касается самообмана. Я, значит, к тебе не приходил, это просто ночные кошмарики.

Голос сново гаденько рассмеялся. Лада вжалась в стену, не зная куда деваться. Хотелось броситься вперед, распахнуть дверь и выскочить в свет. Но тьма была настолько густой, что ни двери, ни даже собственной руки видно не было. А может и не было здесь ничего кроме тьмы.

– Неужто ты думаешь, что тебе это просто так спустят с рук? – нейтральным тоном стороннего наблюдателя поинтересовался голос. – Однажды тебя позовут обратно и ты не сможешь противиться. Ты отдана тьме. Ты отдалась тьме.

– За то, чтобы быть светом, – возразила Лада. Голос дрожал.

– Так не бывает, – засмеялась темнота. – Свет в тебе конечно есть, но скоро весь выйдет. Это не твой свет. Ты тьма. Твоя душа во тьме. Помни про заклад.

– Какой заклад? – спросила, хотя прекрасно знала о чем речь.

– Напряги память, – посоветовал голос. – Это как денег в займы взять. Берут чужое и на время, а отдают свое и навсегда. Ты взяла то, чего не могла взять. Теперь придется отдать то, чего не могла отдать. Все честно, невозможное за невозможное.

Голос снова засмеялся. Смех несся со всех сторон, заставляя трястись поджилки. Не выдержав, она отдернула шторку. Бросив душ схватила ощупью полотенце, выскочила из ванны и дернула дверную ручку. Дверь оказалась на месте и отворилась легко.

Коридор встретил прохладой и светом. Она обернулась в темной ванной комнате никого не было. И смеха больше не было. А еще через секунду вновь зажглась лампочка.

Лада вздрогнула. Не привиделось.

Макет занял половину комнаты, чтобы поставить его нормально, пришлось разложить и сдвинуть пару столов. Кот разглядывал воссозданный фрагмент Москвы с интересом. Старуха с претензией. Впрочем, к чему придраться она не нашла.

Художник постарался на славу. Воспроизведено было все, от пыли на нижней части черных перил моста, до надписи из трех букв на вантах, созданную каким-то балбесом, которому по случайности в руки попал баллончик с краской. В жизни надпись была размашистой, на макете она уменьшилась до едва различимой, но тем не менее читалась.

– Хорошая работа, – подвел итог Кот.

– Гениальная, – поправил Игорь.

– Не плохая, – буркнула старуха.

Оборотень промолчал. Старуха вечно ворчит, бородатый так и не разучился восторгаться. Как до сих пор не повздорили, одним богам ведомо.

– А что за баба на крыше? Она там есть?

– Она там есть, – улыбнулся Игорь.

– Дикие люди, – проворчала бабка. – Ладно, накрыть его чем-то надо пока.

– А зачем это? – спросил Игорь.

– Чтоб не пылился, – как тупому объявила старуха.

– Да я не про это, – огорчился непонятливости бородатый. – Макет сам зачем?

– Вот здесь будет Калинов мост.

Старческий палец ткнулся в центр макета, где волнами вздымались и опускались ванты, серой паутинкой ребрились распорки. Шли люди, не касаясь покрытых дорожной пылью черных перил. Ехали машины. Казалось жизнь города застыла на секунду, как на фотографии. Вспышка, щелчок, снимок, а все остальное вновь начинает жить своей жизнью, катясь сквозь пространство и время.

– Когда? – насторожился оборотень. Взгляд мгновенно стал цепким, а голос серьезным.

– Теперь уже скоро, – вздохнула старуха. – Очень скоро.