Проснувшись на другое утро, Ноно почувствовалъ, что онъ нѣсколько отдохнулъ, но все же члены его ныли и болѣли, и онъ охотно бы повалялся еще на свѣжей соломѣ. Но онъ думалъ, что, растягивая свое странствованіе, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ растягиваетъ и свою нужду и усталость. Ему казалось, что необходимо какъ можно скорѣй добраться до Монайи, что тамъ-то онъ сумѣетъ устроиться и найти работу по силамъ.

Ноно вышелъ изъ хлѣва и очутился на дворѣ. Всѣ мужчины уѣхали уже въ поле. Только молодая жена хозяйскаго сына оставалась дома и кормила куръ, утокъ, гусей и индѣекъ, которыя сбѣгались со всѣхъ сторонъ, кудахтали, гоготали и пищали вокругъ нея разными голосами.

Ноно пожелалъ женщинѣ добраго утра.

— А, это ты, мальчуганъ! Ты уходишь? — Она побѣжала въ домъ и вернулась съ двумя ломтями хлѣба, густо намазаннаго масломъ. — Возьми-ка, дорога тебѣ еще долгая, — сказала она. — Желаю тебѣ удачи, паренекъ!

И вотъ снова нашъ бѣдный другъ оказался на большой дорогѣ, грустный и одинокій. Но теперь онъ уже сталъ привыкать къ своей участи, и потому твердымъ шагомъ шелъ впередъ.

Ноно шелъ уже нѣсколько часовъ и порядкомъ проголодался. Онъ расположился въ тѣни большого дуба, невдалекѣ отъ дороги, и принялся за свои ломти хлѣба съ масломъ. Его мучила жажда, и онъ началъ искать глазами вокругъ себя, нѣтъ ли гдѣ ручейка, гдѣ бы онъ могъ напиться.

Вскорѣ онъ услыхалъ журчанье родника. Ноно припалъ къ водѣ и началъ жадно пить. Напившись, онъ пошелъ снова подъ дубъ, и вдругъ увидѣлъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ ручья покрытаго кровью крота.

Ноно взялъ его въ руки, отнесъ къ ручью, обмылъ его ранку отъ грязи и смылъ кровь, покрывавшую его нѣжную, бархатную шкурку. Оторвалъ полоску отъ своего носового платка и, перевязавъ кроту ранку, положилъ его у его норки. Кротъ сейчасъ же залѣзъ въ норку, съ трудомъ передвигая лапками.

Отдохнувши немного и покончивъ съ послѣднимъ своимъ ломтемъ хлѣба, Ноно снова двинулся въ путь. Но, несмотря на все стараніе, онъ не могъ добраться до Монайи и въ этотъ день. Ночь захватила его въ открытомъ полѣ, далеко отъ всякихъ деревень и фермъ, гдѣ бы онъ могъ попросить пріюта. Онъ рѣшился ночевать подъ хлѣбнымъ скирдомъ, замѣченнымъ имъ посреди одного изъ загороженныхъ полей, тянувшихся вдоль дороги.

Кто-то, должно быть, уже ночевалъ здѣсь раньше, потому что въ одномъ мѣстѣ снопы были раздвинуты, и между ними виднѣлось углубленіе, гдѣ можно било кое-какъ укрыться отъ ночной свѣжести. Ноно заползъ въ эту, будто нарочно для него приготовленную, спальню и уснулъ, истомленный, голодный, потому что двухъ ломтей хлѣба хватило ему лишь на утренній завтракъ, а больше ему ничего не удалось раздобыть.

Ночь выдалась холодная. Проснувшись по утру, Ноно почувствовалъ, что онъ совсѣмъ окоченѣлъ; къ тому же и голодъ мучилъ его. Ноно началъ вылущивать изъ колосьевъ зерна и ѣсть ихъ, но отъ этого голодъ не уменьшался. Горсть зеренъ Ноно положилъ себѣ въ карманъ на дорогу и снова пустился въ путь. Замѣтно было, что Монайя уже близко: на дорогѣ все больше и больше попадается путниковъ. То и дѣло Ноно обгоняли или попадались ему на встрѣчу тяжело нагруженныя телѣги, въ городъ везли муку, овощи и другіе припасы, изъ города телѣги возвращались пустыми, или же нагруженныя мебелью, машинами, тканями. Видно было, что въ Монайѣ идетъ бойкая торговля и работаетъ множество фабрикъ. По бокамъ дороги все чаще попадались строенія. Наконецъ дома пошли сплошной улицей. Это было предмѣстье Монайи.

Когда дорога поднялась на холмъ, Ноно увидалъ у своихъ ногъ раскинувшійся огромный городъ. Длинныя прямыя улицы тянулись вдаль и пересѣкались между собой. Дворцы и церкви высоко поднимались къ небу своими шпицами, колокольнями и золочеными куполами.

Ноно остановился. Городъ пугалъ его уже издали. Какая-то судьба ожидала его здѣсь? Онъ долго стоялъ въ раздумьи. Ему вспомнились всѣ его приключенія въ пути, его жизнь въ Автономіи, его товарищи, родители, которыхъ ему, быть-можетъ, больше не суждено увидѣть, и слезы навернулись у него на глазахъ. Ноно сталъ спускаться по дорогѣ къ городскимъ воротамъ.

Черезъ нѣсколько минутъ онъ всходилъ уже на подъемный мостъ, черезъ который попадали въ самый городъ, окруженный зубчатыми стѣнами, съ четырехугольными и круглыми башнями.

На верхушкѣ одной изъ башенъ развѣвалось знамя Плутуса — большой желтый флагъ, усѣянный красными пятнами; посрединѣ флага былъ вышитъ вампиръ съ распростертыми крыльями.

Стѣна города была отдѣлена отъ предмѣстій широкимъ рвомъ, полнымъ воды. Надъ подъемнымъ мостомъ высилась большая четырехугольная башня, на ней спрятаны были вооруженные люди, охранявшіе ворота. Тяжелая желѣзная рѣшетка, теперь поднятая кверху, готова была немедленно опуститься въ случаѣ тревоги.

Проходя по мосту, Ноно видѣлъ длинную вереницу нагруженныхъ всякими припасами телѣгъ, стоявшихъ передъ мостомъ. Вотъ стража остановила крестьянку, несущую корзины въ рукахъ. Стражники были люди, но головы ихъ удивительно напоминали головы хорьковъ, такъ что Ноно даже не могъ разобрать: человѣческія это головы или головы животныхъ.

Стражники стали шарить въ корзинахъ крестьянъ, гдѣ сидѣли куры, кролики и находились овощи. Перевернувши все сверху донизу, они что-то записали въ книжку, оторвали изъ нея половину странички и отдали ее крестьянкѣ, а она уплатила имъ нѣсколько монетъ и пошла дальше.

За нею стражники осмотрѣли какого-то путешественника, шедшаго съ чемоданомъ въ рукѣ. Два существа съ хорьковыми лицами заставили его открыть чемоданъ, выбросили все изъ него на землю, сбивши въ одну кучу чистое и грязное бѣлье, потомъ поставили на его чемоданъ значекъ и перешли къ слѣдующему путнику.

Другія существа, такъ же одѣтыя и съ такими же удивительными лицами, осматривали телѣги, пропускали ихъ дальше лишь послѣ тщательнаго осмотра. За пропускъ каждой телѣги они брали деньги.

У Ноно не было съ собой никакой поклажи, и онъ прошелъ безъ всякихъ препятствій, но его все же осмотрѣли и ощупали съ ногъ до головы, не прячетъ ли онъ чего подъ платьемъ.

На нѣкоторомъ разстояніи другъ отъ друга стояли на часахъ солдаты. Другіе солдаты, ожидавшіе своей очереди стать на часы, толпились у дверей караулки, куря, смѣясь и развлекаясь разными играми. Солдаты были разныхъ сортовъ. Стоявшіе на часахъ стражники были вооружены длинными пиками. Сабля на перевязи висѣла у нихъ на боку. Желѣзная броня покрывала ихъ грудь, каска съ перомъ осѣняла имъ голову. Это были, должно быть, старые вояки, — у нихъ были сѣдые усы.

Но замѣчательно, что у этихъ солдатъ, какъ и у тѣхъ, которые обыскивали прохожихъ, были тоже совсѣмъ особенныя физіономіи, — въ одно и то же время и человѣческая и звѣриная, то лица ихъ напоминали морду тигра, то лицо человѣка.

Другіе солдаты, помоложе, были вооружены самострѣлами; на нихъ были лишь плащи изъ буйволовой кожи, а на головѣ шапочки съ соколинымъ перомъ на боку. Ихъ лица выглядѣли не такъ свирѣпо. Они напоминали Ноно скорѣй бульдоговъ. Ноно нужно было спѣшить войти въ городъ, и онъ, какъ ни былъ пораженъ, не сталъ разсматривать всѣхъ этихъ странныхъ людей.