Невеселы были размышленія нашего маленькаго друга: въ какой странѣ онъ очутился? Не погибнетъ ли онъ здѣсь съ голоду или онъ, какъ новый Робинзонъ, будетъ принужденъ устроить свою жизнь вдали отъ другихъ людей, одинъ, совершенно одинъ.

Робинзонъ могъ спасти послѣ кораблекрушенія оружіе, припасы, разныя орудія; онъ присталъ къ острову, гдѣ было много плодовъ. Ноно же до сихъ поръ не видалъ никого, кромѣ птицъ, жуковъ, пчелъ, цвѣтовъ, ничего, ничего съѣдобнаго. А изъ орудій и оружія у него былъ одинъ лишь перочинный ножичекъ, которымъ нельзя было ни срубить дерева, ни напилить досокъ, ничего нельзя было сдѣлать.

Погруженный въ свои думы, Ноно не замѣчалъ того, что происходило вокругъ него. Вдругъ громкое жужжаніе вывело его изъ задумчивости: надъ нимъ вилась маленькая пчелка, стараясь жужжаньемъ привлечь его вниманіе.

Къ удивленію Ноно, глухое и неясное жужжаніе пчелки мало-по-малу начало принимать форму рѣчи и становилось понятнымъ:

«…Не грусти, — слышалось ему, — мы тебя не оставимъ. Пойдемъ къ моимъ сестрамъ, я представлю тебя нашей матери, и мы утѣшимъ тебя».

Поднявъ голову, Ноно увидалъ спасенную имъ пчелку. Пчела звала его встать и итти за ней.

И Ноно пошелъ. Пчелка полетѣла къ большому дуплистому дереву. Но чѣмъ ближе подходилъ Ноно, тѣмъ болѣе измѣнялся видъ стараго ствола, какъ будто его заволакивало туманомъ, и вдругъ, когда Ноно былъ отъ него всего въ нѣсколькихъ шагахъ, онъ увидалъ передъ собой великолѣпный дворецъ съ широкой террасой, на которую вела лѣстница съ мраморными перилами.

Во дворцѣ суетилось множество озабоченныхъ пчелокъ. Однѣ изъ нихъ были заняты провѣтриваніемъ комнатъ дворца, другія размѣщали принесенную съ полей и луговъ добычу, третьи исправляли стѣны дворца или перестраивали его комнаты для какого-то новаго назначенія.

Но что было всего удивительнѣе, это то, что пчелы не были уже болѣе простыми насѣкомыми: по мѣрѣ того, какъ стволъ превращался въ дворецъ, пчелы росли и превращались мало-по-малу въ людей, но за спинами этихъ людей попрежнему оставались прозрачныя крылышки, и они свободно носились по воздуху.

Пчелка, за которой шелъ Ноно, также измѣнилась. Она летѣла, а Ноно вслѣдъ за ней подымался по ступенямъ большой лѣстницы. Во дворцѣ они оба остановились предъ феей, сидѣвшей на роскошномъ креслѣ. Вокругъ феи суетилась толпа пчелъ, — онѣ подкладывали ей подушки, на которыя бы она могла облокотиться, приносили изысканную благоухающую пищу, ароматное питье.

Лицо феи дышало кротостью. Она посмотрѣла привѣтливо на Ноно и сдѣлала ему знакъ приблизиться. Но Ноно не могъ двинуться съ мѣста отъ удивленія.

— Ты боишься меня, дитя мое? — сказала фея нѣжнымъ голосомъ.

Въ семьѣ своей Ноно слыхалъ, что короли и королевы, императоры и императрицы сдѣланы изъ того же самаго тѣста, что и простые смертные, и отъ простыхъ смертныхъ отличаются лишь по платью. Но въ школѣ ему столько наговорили о ихъ удивительныхъ подвигахъ, о ихъ могуществѣ, о томъ, что они вершатъ судьбы народовъ, что Ноно все-таки вообразилъ, что они — существа высшія, необычайныя. А такъ какъ онъ слыхалъ, что у пчелъ есть царица, то онъ ни минуты не усомнился, что онъ предъ лицомъ этой высокой особы.

— О, нѣтъ! сударыня… царица… — поспѣшилъ отвѣтить Ноно.

— Кто тебѣ сказалъ, что я царица? — сказала фея, улыбаясь.

— О, это сейчасъ видно, — отвѣтилъ мальчикъ. И ему сдѣлалось не такъ страшно.

— А! Но почему же это видно?

— Потому что я вижу, какъ всѣ другія пчелы суетятся вокругъ васъ и служатъ вамъ; и еще по золотой коронѣ, которая на вашей головѣ.

— Дитя, — разсмѣялась фея, — ты принимаешь за корону мои волосы, что же касается пчелокъ, которыя суетятся вокругъ меня, то онѣ, — запомни это хорошенько, — не рабыни, не придворныя дамы, не служанки, а преданныя мои дочери. Это онѣ заботятся о своей матери. Онѣ всѣ любятъ меня, ихъ мать.

Ноно смутился; онъ, дѣйствительно, вспомнилъ, что провожавшая его пчелка говорила «наша мать», и онъ оглянулся на своего провожатаго. Пчелка стояла около него и полунасмѣшливо улыбалась. Ноно покраснѣлъ, какъ піонъ, и сказалъ въ свое оправданіе, что это его въ школѣ научили, что пчелами правитъ царица.

— Дитя мое, — сказала фея серьезно, — твой учитель, очевидно, говоритъ о томъ, чего не знаетъ. Люди, изучая жизнь нашихъ ульевъ, судили о нашихъ нравахъ по себѣ. Первый ученый, проникшій тайны нашей жизни, увидалъ, что пчелы особенно заботятся объ одной изъ пчелъ и стараются избавить ее отъ всякаго труда, отъ всякой усталости, и рѣшилъ, что эта пчела существо особенное, важное и такое же безполезное, какъ король у людей; что другія пчелы обязаны ей подчиняться, и что воля ея руководитъ всѣми работами въ ульѣ. Ученый и напечаталъ то, что выдумалъ. Это было слишкомъ похоже на то, что творится у васъ, и всѣ ему повѣрили. Люди, которымъ выгодно, чтобы вы, люди, подчинялись своимъ властямъ, учатъ васъ въ школахъ этой глупой выдумкѣ.

У насъ же идетъ совсѣмъ другая жизнь. Каждая изъ насъ дѣлаетъ то, на что она способна по своей природѣ, а царицы у насъ никакой нѣтъ. Однѣ изъ насъ дѣлаютъ медъ, другія заботятся о дѣтяхъ. Когда того требуютъ нужды улья, онѣ могутъ приняться и за другую работу, но безъ всякаго приказанія, а лишь потому, что сами чувствуютъ, что это нужно для общаго блага.

Что касается меня, то я не царица, а просто мать, обязанная класть яйца, изъ которыхъ выйдутъ новые работники для нашей общины, новыя матери для будущихъ поколѣній; и, если другія пчелы берегутъ и нѣжатъ меня, то это просто потому, что я совершаю трудъ, имъ недоступный, они не могутъ сами нести яичекъ, а я, занятая кладкой яицъ, не могу уже заняться какимъ-либо другимъ дѣломъ.

Ноно слушалъ, пораженный, этотъ урокъ по естественной исторіи.

— Но я задерживаю тебя своими разговорами, а твоя пріятельница напоминаетъ мнѣ, что ты страшно голоденъ, — да и у меня очень мало свободнаго времени, мнѣ ужъ пора приниматься за дѣло. Садись къ столу, посмотри, что мои дочери приготовили для тебя, и кушай на здоровье.

При этихъ словахъ Ноно почувствовалъ такой голодъ, что глазъ не могъ оторвать отъ стола, уставленнаго сотами меда, красиво разложенными на листьяхъ.

Не заставляя себя просить, Ноно сѣлъ за столъ и попробовалъ меду. Въ восковой чашѣ, нарочно слѣпленной для него пчелами, былъ налитъ сокъ цвѣтовъ. Ноно съ наслажденіемъ запивалъ чуднымъ сокомъ душистый, сладкій медъ. Онъ уже порядочно поѣлъ меду и выпилъ изъ чашечки цвѣточнаго сока; голодъ началъ проходить, и Ноно почувствовалъ, что медъ и сокъ цвѣтовъ слишкомъ сладки.

Пока Ноно ѣлъ, улей, пчелы — все незамѣтно исчезло, а вдали раздалось странное шуршаніе, — оно доносилось изъ лѣса. Тамъ что-то блестѣло и отливало золотомъ на солнцѣ, и это что-то приближалось къ Ноно. Больше мальчикъ ничего не могъ различить. Вотъ «блестящее» приближается, и, наконецъ, Ноно различилъ гулъ какихъ-то живыхъ существъ. Ноно вообразилъ, что къ нему приближается войско рыцарей. Онъ уже ясно различалъ воиновъ въ золотыхъ доспѣхахъ, въ каскахъ, украшенныхъ рогами и перьями, съ блестящими на солнцѣ изумрудными щитами. Онъ думалъ, что воины казались ему такими маленькими лишь потому, что были слишкомъ далеко.

Но когда «блестящее» приблизилось, Ноно долженъ былъ сознаться, что и на этотъ разъ онъ ошибся. Передъ нимъ были просто жуки бронзовки.

Приблизившись къ Ноно, они стали на заднія ножки, такъ что видно стало лишь ихъ черное брюшко.

Двенадцать жучковъ шли попарно и несли каждый на плечѣ по срѣзанной въ ближайшихъ кустахъ вѣточкѣ, такъ что у нихъ вышли носилки. На носилкахъ лежалъ большой листъ, края листа были собраны и сколоты колючками такъ, что изъ листа вышла корзиночка. Корзиночка была наполнена душистой и сочной лѣсной земляникой и малиной.

За носилками шла группа бронзовокъ. Дальше шли носильщики и опять бронзовки. Свободныя бронзовки смѣняли поочередно уставшихъ носильщиковъ.

Жучки торжественно приближались къ Ноно. А онъ сидѣлъ на старомъ пнѣ, въ который превратился его стулъ.

Когда шествіе подошло совсѣмъ близко, бронзовки выстроились въ полукругъ, носильщики встали нѣсколько впереди.

Одинъ изъ нихъ взобрался на колѣни къ Ноно, отвѣсилъ ему поклонъ, сталъ на переднія ножки и, поднявъ свое тѣльце кверху, сталъ задними ножками тереть свои надкрылья. Раздались странные звуки. Ноно они очень понравились, потому что онъ понималъ ихъ.

— Дитя, я тотъ, кому ты помогъ въ опасности. Самъ того не понимая, ты исполнилъ тотъ великій законъ, благодаря которому все живо въ мірѣ, — законъ единенія, законъ взаимопомощи. Въ природѣ всѣ существа помогаютъ другъ другу. Мы не можемъ, какъ пчелы, угостить тебя плодами нашего труда; но вотъ здѣсь собрали мы для тебя малину и землянику. Надѣюсь, онѣ тебѣ понравятся.

Онъ далъ знакъ, и носильщики сложили свои ноши у ногъ Ноно.

Я вижу, вы недовѣрчиво улыбаетесь, юные читатели. Вамъ смѣшно, что мой жучокъ, говоря благодарственную рѣчь, всталъ вверхъ ногами?

Но, милые мои, пчела-мать ужъ указала намъ, чтобы мы ни о чемъ не судили по себѣ. Очень можетъ быть, что если бъ люди, произносящіе благодарственныя, ученыя, политическія и другія рѣчи, стояли въ это время вверхъ ногами, — это было бы лучше: можетъ-быть, тогда въ ихъ головахъ оказалось бы больше разумныхъ, глубокихъ мыслей, а то теперь, должно быть, всѣ разумныя мысли, какъ наиболѣе тяжелыя, лежатъ въ ихъ ногахъ, а въ голову попадаютъ лишь самыя легковѣсныя, легкомысленныя.

При видѣ вкусныхъ ягодъ — слюнки потекли у Ноно.

— Госпожа бронзовка, вы и ваши товарки слишкомъ добры, — сказалъ онъ, — я съ большимъ удовольствіемъ съѣмъ вашу землянику. Она удивительно хороша. Но, право же, я не заслуживаю вашего подарка. Мнѣ совѣстно, что вы столько работали для меня!

— О! — возразила бронзовка, — твоя услуга невелика, если цѣнить услуги по тому, трудно ли было услужить. Но я тебѣ обязана жизнью, это для меня имѣетъ большую цѣну. Важно то, какъ оказана услуга. Въ нихъ цѣнится готовность, съ которой онѣ сдѣланы. Прими же эти плоды отъ чистаго сердца, какъ мы ихъ тебѣ предлагаемъ.

И бронзовка вмѣсто поклона пошевелила усиками, расправила крылышки и слетѣла съ колѣнъ Ноно.

— Въ такомъ случаѣ спасибо, — сказалъ Ноно. Онъ нагнулся, взялъ одну изъ корзиночекъ, быстро, въ два пріема, съѣлъ ягоды и принялся за вторую, а бронзовки улетѣли въ лѣсъ.

Ноно съ грустью посмотрѣлъ имъ вслѣдъ, ему казалось, что его покидаютъ его старые друзья.