В Приморский, что на Камчатке, прибыли хмурым вечерним автобусом на остановку улицы Мира. Я с чемоданами, жена с ещё малолетним сыном: «Ой, да господи, куда ж ты нас завёз?!» Хотя «малолетнему» было в общем-то по барабану и он лишь шмыгал носом. Туман становился гуще. 7 марта заканчивался в миноре: НИ ЕДИНОЙ ЗНАКОМОЙ ДУШИ. Мой, в общем-то дом, корабль-гидрограф «Чумикан», был в океане, в точке, прописанной ТАСС в центральных газетах. И всё-таки знал я один-одинёшенек адрес: жены моего замполита к. л-та Морковчина. Именно ей передал её супруг «последнее прости» перед очередным выходом в океан в виде получки, врученную моей милости в сутолоке аврала прямо на трапе: «Вот, передай! Да адрес не забудь!»

А за час до этого писарь в канцелярии вписал-таки втихаря в отпускной лист жену с сыном. «А не привезёшь семью, вообще на корабле будешь жить безвылазно» – так подсказали многоопытные семейные корабельные. Замполитовской жене (дай бог ей и мужу здоровья) я денежки тогда вручил. Да и адресок запомнил. С тем и покатил к себе в Сибирь в отпуск. А возвратились в Приморский уже втроём. «Лет на пять, а там домой, науку двигать.» Знать бы тогда, что поглотит нас Камчатка со всеми потрохами на долгих 24 года.

А тогда мы шлёпали по мартовской снежной слякоти и глубоким лужам по сути в никуда. И тут я решился: «А знаете что, пошли-ка мы к Морковчиным! Это наш корабельный замполит. Хоть переночуем, а там видно будет!». Всё равно больше не к кому. Не ведал я тогда, что зайди мы практически В ЛЮБОЙ ДОМ и нас запросто приютили. Ведь приехали на Камчатку не на экскурсию, а ЖИТЬ. Мы тогда многого чего не знали. Ни о Камчатке, ни о её жителях, а тем более об истинном братстве живущих здесь. Не ведали, что начинают жить здесь практически все семейные в «чудильниках», особенно молодые мичмана и офицеры. Пройти горнило «чудильника» считалось святым делом.

Нина Сергеевна, супруга Морковчина будто заждалась нас: хлопотливо раздела и сразу за стол. И это при том, что видела нас впервые в жизни. Правда, пожив несколько среди северян, мы поступали так же, привечали гостей, будь-то даже глубокая ночь. А на следующий, уже праздничный день 8 Марта мы за обе щеки уплетали НАСТОЯЩИЙ камчатский рацион согласно наступившей дате: уху из кижуча, брусничные сок и наливку, красную икру ложкой, пелемени по-камчатски с медвежатинкой, маринованную чавычу и запивали чаем с вареньем из жимолости. А на завтра мы узнали, что в посёлке существует мощная организация «Женсовет». Её полномочия поистине безграничны. Уверен, если бы случилась конфронтация «ЖС» даже со Штабом флота, то последнему не сдобровать. Очень сильная, глубоко эшелонированная с необьятными связями вплоть до масонства и Папы Римского. Одним словом, я с семьёй был заселён в одночасье в чью-то полупустую квартиру. И лишь с приходом корабля мне дали «шикарный угол» в 12 кв.м. с вваренным ломом в отопительную трубу. Хотя о существовании оного я узнал после трёх лет мытарства от сырости и холода, чего на полуострове в избытке. А впрочем лом на 3/4 дюйма был вварен в ответ на чью-то бесчеловечность, но «месть» продействовала едва не десятилетия. На горе всех предшествующих «надцати» семей со дня постройки этого архитектурного чуда. Всех вселяли «максимум на полгода-год». Мы прожили в «чудильнике» почти 5 лет. Вот и пришлось-таки «вычислить» злополучный лом и заменить его трубой. Вот уж радости-то было! Угол высох как у меня, так и по всем этажам, что незамедлительно «устаканивалось» порознь и сообща с неделю, а то и месяц: «А нам-то дуракам и невдомёк. Раз круглое – значит труба! А она не греет, собака, и всё тут. Так что давай, за трубу по махонькой!». И это при том, что на шесть семей был ОДИН туалет. В нём вечно противно протекал бачок. Лилось при этом на голову и оголённый по случаю зад. Было и некое подобие душа, далеко не джакузи, но вечно заткнутого чьим-либо задом, а непосредственно слив-носком, сиречь забытым кем-то «карасём».

Были и такие, кто жил здесь и поболее нашего – лет до семи. Но жили, между прочим, неплохо, между семьями, конечно. Можно было, не вставая с постели осведомиться у соседа за стенкой через розеточное отверстие: нет ли «чего» от головной боли или «шильца» (спирта) без отдачи.

Вот уже минуло по нескольку десятков лет, а тогдашние общения не прерываются, без оглядки на звания, должности и годы. Общаются и наши дети, выросшие в общих, вечно шумных и необустроенных коридорах и загромождённых кухнях. Мы были молоды, а по сему детворы и пелёнок в коридоре более, чем достаточно. Это решало проблему «с кем оставить ребёнка, чтобы сходить в кино»: достаточно выставить его в коридор и сказать об этом любой мамаше на кухне. А грудничка в коляске снабдить бутылочкой с молоком. И это при том, что у всех были дети по одному и более.

Так и повелось, что принцип взращивания ребятни стал изумительно прост. Главное – довести до кондиции хотя бы ползания. А далее на выучку и вырост выставляешь в общую кучу в коридор. Если свои родители заняты работой, либо службой, то обиходят и накормят дитятко соседские мамаши, изредка – папаши.

А коли доведётся, что твой черёд, то уж расстараешься вволю, не чураясь. Недостатка в провизии не было: открывай любой холодильник на кухне и отоваривайся. Случалось, выйдя с утречка в туалет, можешь поздороваться с подвыпившей компанией, мирно жующих твою колбасу. Не скаредничай, ибо это могут оказаться закадычные дружбаны твоего соседа, отошедшего ко сну, либо на работу.

Междусобойных драк не случалось отродясь. Хотя «имели место» женские дрязги, перераставшие в косвенное участие мужчин. Как то: имел неосторожность назвать соседку скупой и вполне склонной за пятак в церкви пукнуть. В итоге получил скалкой вдоль скальпа. Скальп при этом надорвался, полилась кровушка. Скорая была рядом за углом, там и зашили. Мужики возмутились зело и потребовали сатисфакции в виде трёх, нет-четырёх бутылок водки «для обчества» и успокоения «тяжелораненого». И уничтожения искового заявления в суд, которое заставили(якобы) написать опера, «иначе не остановят кровь». Водку распили тут же, понуждая Генку(её мужа) «сходить ещё, пока сочится кровь.»

Общественные места (коридор, гальюн, душ и кухня с подсобкой) убирали по очереди. Недоразумения возникали, когда какая-либо дама выбрасывала использоанные по акаянному случаю пакеты в общее ведро в туалете. Спор разрешал тот же Генка (у него был график «критических дней», пока в памяти). Он же и ржал громче всех, когда грозился пресловутый график вывесить на всеобщее обозрение на кухне. Повторы допускали только новенькие, не знавшие Генкиного «указа» дамочки. За что заносились в «график» на весь период проживания. При этом дамочки, искренне веря своим мужьям и подсознательно себе, что заселили их «временно». Ну не чудильник ли? Праздники отмечали неизменно и дружно вместе на кухне (дети либо ползали под столом, чаще носились по коридору). Скажу лишь, что о жизни в «чудильнике» северян можно рассказывать бесконечно. Ибо каждый прожитый в нём день по содержательности без натяжки можно зачесть за неделю.

А по сему мы наш «чудильник» несём потом через всю жизнь: люби людей и жить будет проще тебе и рядом живущим. Ну а дети… они же с нас пример берут. А хоромы, какие бы ни были, а людей сближают по-настоящему редко. Именно поэтому прожитые в «чудильнике» годы помнятся как самые весёлые и незабвенные изо всей морской житухи.