Жаль, но с чувством юмора на «материке» недостаток явный. Жизненные наслоения при недостатке общения(!?) в урбанизированных поселениях обволакивают нас неким панцирем.

Как-то в отпуске с неделю живём в неком цивильном санатории сельского типа для городских. Сельчанам заведение без надобности: у них и так за огородом сосновый бор и речка через дорогу. Заезд, а равно отвальные в нашем заведении делались произвольно. Всех вышедших из автобуса обязательно и по расписанию встречают деревенские собаки. У них напрочь отсутствует кусательный рефлекс. Хотя горожане вряд ли об этом догадываются и на любое собачье «гав!» высоко подпрыгивают с крепко зажатыми в руках чемоданами и мажорным «а-яй!». А из чемоданов, господи боже мой! Чем только не пахнет!! Копчёности, окорока, курятина-гриль, колбаски по польски и… Ещё бы собаки не лаяли!

До парадных санатория не то чтобы далеко, но с поклажей – внушительно. У входной калитки собаки, отчаявшись в хлебосольстве приезжих и тявкнув по разу убегали в деревню. Там-то они брехали во всё горло, расписывая соседским шавкам городские вкусности, которые… И опять брехали.

Довелось встретить приезжих на завершающем этапе дозированной ходьбы: «Здравствуйте несчастные романтики сена и перегноя! Неужто сюда сами решились пожаловать? (Гости ставят чемоданы, желая услышать из первых уст самое сокровенное). Экие баулища накрутили! Однако на неделю запас. А там и до дому подадитесь… (недоумение на лицах). Вы вот что, извините, конечно, оголодали мы здесь. Пока у вас не раздербанили сумки во-он те отдыхающие, – дали бы мне чего, ломтик, с голодухи… А то мне не поспеть к раздаче… На лице изобразил скорбь кающейся Магдалины. Где-то поблизости от слёзных мешочков грозила выкатиться «скупая мужская».

Гости тут же начали в авральном режиме совещаться. Далее произошло следующее. «Тройка смелых», оставляет под охрану оставшемуся десятку свои снеди и одеяния на случай предсказанного нашествия, либо дождя. И решительно прошествовали к начальству. Нутром почувствовал: вполне разумно где-то на время укрыться. Главврач наш не держал на столе книги Ильфа и Петрова и моей репризы мог не оценить должным образом. И, указав на окна босса от джакузи и тайского массажа, благополучно отбыл до обеда на лоно, с надеждой на мирное возвращение.

В столовой за обедом все уже обсуждали «хохму» с гостями. У дверей стояла сама Главная медсестра, явно кого-то ожидая. Страшные подозрения уже рисовали меня, одиноко ожидающего городской автобус. Но, менее, чем через минуту я, переминаясь на кабинетном ковре, слушал мягкий голос шефа «Всея санатория» Ашота Мансуровича: «Это ви враль гостям, что здесь морят голодом? Идытэ и скажите сэгодня, сычас всэм, что у меня нэту голодных!»

Спешным порядком я пошёл и сказал, встав в дверном проёме в позу блудного сына: «Граждане отдыхающие аборигены и вновь прибывшие! Обращаюсь к вам, ибо грешен есмь! Отныне и до скончания заезда Ашот Мансурович пообещал всех кормить досыта… с сегодняшнего дня включительно!» Теперь уже весь зал грохнул от смеха. Главврач недоумевал. Видно у него на стезе юмора в каком-то поколении гены смеха были утеряны. Но мы живём и сегодня.

Но день без «хохмы» для меня не день. До завтрака слонялся по коридорам, вдыхая ароматную пыль с фикусов и читая призывы «Не есть сырые овощи» и информацию об изобретённых учёными принципиально новых контрацептивов «расширяющих, продллевающих и удлиняющих… эякуляцию, эрекцию и ещё что-то». Тут же были красочно оформленные противопожарные таблички-лейблы: «В случае пожара звонить – 8422-2 34–01». Сообщались ещё три номера. Узрев некую незавершённость в призыве звонить, добавил крупно: «Спросить Васю!» На последующих табличках перечень имён расширил соразмерно величине предполагаемой техногенной катастрофе. Первым рекомендацию «позвонить Васе» узрел в этот же день пожарный инспектор. Багровея от нанесённого унижения, произнёс: «Это как же, вроде как мне, что ли? С какой это стати вдруг мне?!» (Его звали Василий).

Так что в обед Ашот Мансурович угощал имярека у себя в кабинете котлетами по-киевски и блинчиками с икрой. В карман разгневанному Васе сунул объёмистый пузырёк. Надо полагать с медицинским спиртом. Мне же сделали «последнее китайское предупреждение» и пересадили с диеты за общий стол.

А чтобы крамола не рассеивалась по учреждению, то мою персону с пожитками отселили этажом выше в незаселенную палату. Там обвалилась штукатурка потолка. Тут же обосновали: «Соседям досаждает Ваш храп». Ах, какие неженки! Они издают чёрти какие звуки, сопровождая несносными запахами-сие приемлемо?! А я лишь всхрапнул… Но, действительно, будила меня неизменно дежурная сестра, почевавшая через две палаты от нас: «Ну, просто невыносимо!»

Ну и ладно. Обойдусь без созерцателей моего изгнания. Вот только бардак же здесь!» – Лишь на одной койке лежал скрученный матрас. Как видно – для меня. В почти обвалившемся с потолка углу валялись куски алебастра и чья-то каска. «Уж не убиенного ли ремонтника?» – Но трупного запаха не ощущалось. Выбрал почти целую тумбочку и подобрал ящик к ней. Цвета разные, зато комплект. Мебель присовокупил к кровати. Каску водрузил на вешалку. Явно недоставало экзотики в виде кадки с пальмой. Нечто раскидистое стояло явно не у места: напротив моей двери. Зато в палате она будет смотреться экстравагантно. Может и Ашот не осудит. Замысел тут же воплотил в реалии.

В дверь постучали: вошёл один из встречаемых мной.

– Здрасте! Я Эдик, меня Главная сестра послала, я тоже храплю. Где мне можно разместиться? – И переминается у порога.

– Привет, Эдик. Тебя-то за что? Меня за систематическую пьянку и домогательства к медперсоналу. Да и ночью я того… Вроде как бодрствую. Из горячей точки я, и, одним словом, за себя не особо ручаюсь. С часу на час ждут врача психоаналитика. Так что смотри, если тоже…храпишь. А койку занимай во-он в том углу! Он один свободен от обрушения. Каску только получи свою и страховку заполни. Это приказ Ашота. А то там тоже того и гляди саданёт чем тяжёлым. Спать главный приказал только в каске. Топай, а то до ужина не успеешь.

Через десять минут медсестра, за неимением лечащих врачей(отпуска), докладывала самому шефу: «Вот, ещё один с храпом из шестой. Ему каска нужна и страховая расписка»

– ???.

– Так Вы же приказали… А потом этот…из восьмой, он того?…Из горячей точки что ли и псих?

– Какой псых, какая каска?!! Это мнэ нужна каска и скоро мнэ психиатр понадобытса! Визови врача, надоели эти практыкантки! Всо, уйду на пэнсию, сыл моих нэт!

«Действительно, слишком много юмора – та же передозировка!»-Подумал я и пошёл позвонить по межгороду домой. Ещё вчера на кабельтрассе связи рылись воинские связисты. Обещали в скорости закончить. Даже телефон свой местный в кабинке записали. Поднял трубку: телефон исправен. Переговорил с женой. Ах, да! Ведь всё равно пора съезжать из ашотовых пенат! Чего бы такого на память оставить? Во!

Вновь снимаю трубку и набираю любезно предоставленный связистами номер. Сходу давлю на воинскую психику: «Дежурный, дежурный… какой дежурный! (ору) Представься по уставу!.. Твою в душу! Так-то! Оперативный гарнизона подполковник Ухнов (неразборчиво)! Командира роты связистов! Да! И бегом! Спите, понимаешь, на службе. Здравстауй, капитан! Доложи, что у тебя со связью на трассе у кардиоцентра! Ну и что? А результат?! Немедленно взвод своих архаровцев туда! И чтобы связь у меня через час была! В душу, ухо и по спине! Доложишь!» С тем самодовольно повесил трубку. И минут через десять через открытые ворота медицинского рая влетел на бешеной скорости БМП. На его броне примостились с десяток, а то и более связистов с лопатами, ломами и прочими причендалами вплоть до гранатомёта.

Чуть позже встретились у Ашота Мансуровича в присутствии дежурной медсестры с кислородной подушкой (я не заказывал) и валерьянкой. Разговор был хотя и душевный, но короткий: «Паслюшай, я тебя как брата прошу: ехай домой! Я тебе свой БМВ дам и водителя! А? Хочешь, я тебе настоящего саперави из моих погребов в Казбеги налью… Дэньги дам! Толко уезжай!» От вина и БМВ мне, «как брату» отказываться было нельзя: кровная обида визави! А так что: я – пожалуйста!