- Расскажи мне о себе, - попросил Лазиз. - О чем вы говорили с Якубом Панасовичем? Разговор с Абдурахмановым меня не интересует. Вчера вечером он такой нагоняй мне устроил, что вспомнить страшно. Его злит, что я не нашел преступников. Можно подумать, что мне это приятно… Ладно, молчу… Рассказывай!
- Собственно, мне нечего тебе рассказывать, - следя за тем, как Лазиз разламывал лепешку, произнес Сергей. - Ты уже все знаешь… Я часто вспоминаю время, когда Якуб Панасович стал начальником отделения уголовного розыска, - задумался участковый, - ты не позабыл, какой он был тогда? Неразговорчивый. Хмурый. Беспрерывно дымил трубкой. В отделе было тяжелое положение. Преступления совершались почти каждый день. Бывший начальник ОУР чуть не плакал. Я знаю, он делал все, чтобы ликвидировать преступность… Только, наверное, одного старания мало. Нужен еще талант.
- Талант и любовь к делу! - вставил Лазиз, стараясь угадать, куда клонил Сергей.
- Сейчас о нашем отделе заговорили, как о лучшем, - тем же тоном продолжал Сергей. - О нас написали в газете. Недавно хвалили на коллегии Министерства. Наверно, занесут на республиканскую Доску почета. Количество преступлений уменьшилось, раскрываемость уже увеличилась вдвое. Я верю, придет время, когда у нас не останется ни одного нераскрытого преступления. Мы поднимем все старые дела и исправим ошибки прежнего начальника уголовного розыска.
- Нам бы раскрыть магазинную кражу - уныло протянул младший лейтенант.
- Магазинную кражу раскроем вместе, это нетрудное дело… В последнее время повсюду, где бы о нас ни говорили, только и слышно имя подполковника Абдурахманова… «Благодаря его умелому руководству…», «В результате его замечательного организаторского таланта…», «Потому что он умеет подойти к каждому человеку…», «Ему не свойственно чувство высокомерия…» Честное слово, меня от этих слов тошнит. Все же это неправда! В том, что наш отдел вышел в передовые, заслуга не одного Абдурахманова, а всего коллектива!.. Хотя, Лазиз, мне кажется, что нас иногда незаслуженно хвалят.
- Ты это брось.
- Нет, Лазиз, я совершенно серьезно говорю. Ты смотри: факты аморальных проступков у нас имеются, нарушения служебной дисциплины имеются, извращения приказов и распоряжений Министерства имеются, нарушения соцзаконности имеются.
- Кто же виноват в этом?
- Рыба гниет с головы, - резко сказал Сергей.
- Я думаю, что некоторую долю вины ты и на себя возьмешь? - лукаво прищурился Лазиз. - Или ты настолько кристально чистый, что тебя не за что ругать? Кстати, ты так и не сказал мне, о чем говорил с тобой Якуб Панасович.
- Не хочется возвращаться, Лазиз, к этому… У меня нет слов, чтобы передать тебе все, что чувствовал я, когда он прочитал мне письма. Я и сейчас еще не в своей тарелке. Помнишь, я как-то ночью разыскивал автомашину, чтобы отвезти в родильный дом жену дружинника Зияева?
- Не забыл.
- Не понимаю, зачем люди клевещут друг на друга? Это я должен был написать письмо в больницу и рассказать о подлости Садыкова.
- Второе письмо от кого?
- От Сары Исааковны, лотошницы. Написала, что я взял под защиту Жана Мороза, который, якобы, пытался обворовать ее.
- Ты же его действительно взял под защиту. Я Мороза знаю. Мне кажется, что зря все-таки выгораживаешь его. Я бы на твоем месте не миндальничал с ним.
- Ты бы на моем месте поступил точно так же, как я, - попивая маленькими глотками горячий чай, уверенно сказал Сергей. - Мороз в сущности неплохой человек. Вся беда в том, что никто из нас ни разу не попытался по-настоящему помочь ему. Он вбил себе в башку, что никому не нужен, и делает, что хочет, даже не задумываясь, хорошо это или плохо.
- Что же ты намерен предпринять?
- Пока не знаю. Во всяком случае, так его не оставлю…
- О чем же вы еще говорили с Якубом Панасовичем? - не отступал младший лейтенант.
- Так, о разных пустяках, - не сразу отозвался Сергей.
- Ты еще не сказал о выпивке у Крупилина. Как к этому отнесся Якуб Панасович?
С поля налетел горячий упругий ветер. Он с шумом ударился о берег реки, зашуршал газетами, разбросан-; ными на старом топчане, который стоял на краю площадки, обжег жаром Сергея и Лазиза. Откуда-то, должно быть с пасеки, белевшей спереди хлопкового поля, донесся приглушенный собачий лай. В воздухе, как марево, повисла негустая серая пелена не то из пыли, не то из мошкары, поднятой с земли ветром.
Неслышно вошел Юлдаш-ака с двумя арбузами и дыней. Сказав, что скоро будет готов плов, он взял ведро, стоявшее под топчаном, почерпнул из реки воду и, не торопясь, начал поливать площадку.
Ожидая ответа, Лазиз думал: «Сказать о том, как он уговаривал самовлюбленного Крупилина никому не сообщать обо всем, что произошло у него в магазине, или не сказать?»
- Так как же отнесся к твоему сообщению Якуб Панасович? Выпорол?
- Было…
- Бы-ло, - скопировал Лазиз Сергея. - Ты только что перечислял недостатки, которые имеются в нашем отделе, и правильно решил - виноват во многом начальник Отдела. Почему же ты не говоришь об этом открыто? Почему ты только со мной поделился своими мыслями?
Разве у нас нет хороших, честных людей, которые по-настоящему болеют за дело? О том, что тебя волнует, ты, в конце концов, мог написать в нашу газету! Я думаю, что это принесло Сыне мало пользы!
- Я понимаю…
- Что ты заладил одно и то же: понимаю да понимаю… Я уже тебе сказал: ничего ты не понимаешь!
Понимал бы - не сидел бы здесь и не ныл, как баба! Противно смотреть на тебя!
- Ну и не смотри!
- Обиделся? Хочешь, я тебе скажу, почему ты не говоришь открыто о недостатках начальника отдела? Ты боишься его! Да-да, не делай, пожалуйста, такие глаза! У кого душа не чиста, тот не очень-то лезет на рожон. Ты бы рад покритиковать Абдурахманова, да у тебя под ложечкой сосет. Своих грехов много. Как бы они не всплыли наружу.
- Фантазируешь!
- Между прочим, - не обратив внимания на реплику Сергея, возмущенно продолжал Лазиз, - ты теперь примиришься даже с клеветническими письмами, вот увидишь! Потому что не захочешь бороться с клеветниками. Духу у тебя не хватит. Как бы чего не вышло.
- Ну, знаешь!
- Да! Ты не захочешь бороться с клеветниками! Ты подумаешь: как бы чего не вышло! Не позабыл, чье это выражение? Ты не будешь поднимать шума потому, что тебя все время преследует собственный грех. Вот когда ты очистишься от него, тогда у тебя появятся прежние силы и ты станешь прямо глядеть в глаза людям. Тогда только на твоей стороне окажется правда! Согласен со мной?
- Не знаю…
- Хорошо… Узнаешь потом. Побудешь один, все обдумаешь, взвесишь, как говорят, и узнаешь… Ну не сердись, чего ты надулся! Мы же с тобой друзья!
- Правильно!
- Вообще-то, тяжело признавать свои ошибки, - чтобы как-то успокоить Сергея, снова начал Лазиз. - Однажды я совершил необдуманный поступок. Об этом как-то узнал Таджиддин Касымович. Он же, считай, наш «крестный». Помнишь случай в Янгиюле? Тогда он работал в милиции детским инспектором.
- Помню, - улыбнулся Сергей.
Когда кто-нибудь в разговоре произносил имя Ядга-рова, у Сергея всегда к сердцу подступала теплая волна. Он даже сейчас на минуту позабыл все, представив мужественное лицо первого секретаря горкома партии.
- Так вот, - продолжал Лазиз, - вызвал он меня и давай пропесочивать, да так, что я не знал, куда деваться. С тех пор, как вспомню этот случай, меня в дрожь бросает… Якуб Панаеович, между прочим, тоже не скупится на слова, когда кого-нибудь учит уму-разуму.
- Да-а…
- Ладно, не грусти. Все перемелется, мука будет. Мы еще повоюем! Повоюем, а?
Сергей не ответил - слез с топчана и, повернувшись лицом к реке, долго, не отрываясь, глядел на нее. Она бежала куда-то торопливо, неся на своих желтых волнах сорванные где-то наверху травы и цветы, и казалось, что стоит только закрыть глаза, как ее беспокойный, однообразный говор превратится в голос Лазиза и все повторится сначала - придется опять, хочешь ты этого или не хочешь, выслушивать горькую правду и делать вид, что ты не согласен, хотя где-то в глубине души ты оставался благодарен другу за все, что он тебе сказал. Ты давно все это понимал, но у тебя не было сил признаться самому себе в этом. Ты храбрился, прекрасно зная, что дело-то вовсе не в храбрости. Тебе нужен был друг, который бы внимательно выслушал тебя и посоветовал, что делать дальше…
Тяжело дыша, чайханщик внес блюдо с пловом. От плова шел резкий, дразнящий запах. Крупные зерна риса будто светились коричневым светом. С мясом, уложенным большими кусками по краям подноса, лежали тонкие красноватые нити моркови!
- Сережа, давай к дастархану! - преувеличенно радостно сказал Лазиз. Он соскочил с места, зачем-то переложил подушки и снова сел, потирая руки.
- Мархамат, товарищ, мархамат, - видя, что Сергей не отрывает взгляда от реки, проговорил Юлдаш-ака. - Плов хорош, пока горяч. Остынет - потеряет вкус.
- Перестань дуться, - виновато попросил Лазиз, когда чайханщик вышел. - Сегодня я сказал тебе правду, завтра ты скажешь мне правду. Разве это плохо?
Плохо, если человек, прикидываясь другом, носит за пазухой камень!
- Пошел ты к черту, - беззлобно выругался Сергей. Он легко взобрался на топчан и несмело взглянул в глаза Лазизу. - Чего ты расфилософствовался? Думаешь, мне мало нотаций подполковника? Я сыт ими по горло!.. Подай помидор, единоличник!
Лазиз улыбнулся.
Ели молча. Каждый думал о своем. Сергей то и дело поднимал голову и смотрел перед собой, будто прислушивался к чему-то. Лазиз аккуратно собирал в щепоть плов и, поднося ко рту, сильно выпячивал масляные губы.
«Черт меня дернул зайти к Крупилину! - в бессчетный раз упрекнул себя Сергей. - Если бы я не выпил, не было бы сейчас столько неприятностей. Стыдно показаться людям на глаза… Что подумает Катя, когда ей станут известны мои похождения? Совсем перестанет любить?»
Он пугливо оглянулся, словно кто-то вот-вот должен был нанести удар в спину. Отчего ему показалось, что Катя перестанет его любить? Она теперь вовсе не любит его! К ней вернулся муж…
«Может, уехать из Янгишахара? Катя, по-видимому, будет рада: избавится от моей назойливой привязанности».
Внезапно из репродуктора послышалась песня:
Лазиз перестал есть - удивленно поднял голову, часто моргая длинными ресницами.
Перестали шуметь в чайхане.
«Сколько лет шли бы мы с тобой общей тропкой, Катя? - успокаиваясь, по-своему воспринял слова песни Сергей. - Как бы все было хорошо! Ты даже не представляешь!»
Если бы знала Катя о его мыслях, она бы, наверно, расплакалась от счастья! В тот день, когда они впервые почувствовали, что нужны друг другу, они произнесли эти же слова и с такой же убежденностью. Правда, тогда она еще не знала о возвращении Анатолия. Да хотя бы и знала, разве смогла бы устоять против чувств, которые, как вихрь, несли и несли ее к тому, кто разбудил в ней эти чувства.
Конечно, и у Сергея, и у Кати было еще все впереди^ Не могли они просто так отказаться от того, что уже пережили в тог дождливый вечер. Они не имели права уйти друг от друга, не разобравшись до конца в том, что произошло. Ни у него, ни у нее не было и тени сомнения в любви. Все, что случилось, зрело в обоих не один месяц, и не один надо месяц, чтобы все перечеркнуть и разойтись чужими.
- Послушай, Сережа, знаешь, кого я вчера встретил? - обратился Лазиз к Голикову, когда закончилась песня.
- Кого? - вяло отозвался Сергей.
В глубине души все еще звучали последние слова песни. И он повторил, как в бреду, эти слова, пробуждаясь от какого-то длительного страшного сна: «В нашей светлой любви все еще впереди!»
- Не угадаешь кого, - счастливо засмеялся Лазиз.
- Подозреваемого в магазинной краже, - процедил сквозь зубы Сергей.
- Дурак… Я видел Шазию!
- Впервые слышу это имя.
- Не городи чепухи, ты прекрасно знаешь, о ком я говорю!
- Да нет же!
- Если ты еще скажешь хоть одно слово…
- Я действительно не знаю никакой Шазии, Ты мне никогда ничего не говорил о ней.
- Серьезно? Это та девушка, которую приводили в отдел за оскорбление контролера… О, какие у нее глаза!.. Какие глаза!..
- Хватит, хватит, - замахал руками Сергей. - Можешь больше ничего не говорить. Ты влюбился в нее по уши.
- Ты угадал. Подскажи мне, пожалуйста, что я должен делать дальше?
- Жениться!
- Тебе легко говорить, - вздохнул Лазиз, не уловив иронии в голосе Сергея. - У тебя все просто. Ты холост. Полюбишь и сыграешь свадьбу. У меня же есть дочь. Ей нужна мать. Понимаешь?
- Да…
Лазиз замялся:
- Она еще не знает, что я ее люблю.
- Ладно, любовные дела потом разрешим. У нас на горбу магазинная кража. Нас не погладят по головке, если мы не раскроем ее своевременно.
- Раскроем!
- У тебя все продумано?
- Все… Вообще-то, загадок много, - сник Лазиз. - Мне до сих пор не совсем понятно поведение Эргаша и его дружков.
- Что же тебя смущает?
- Подарок Равилю… Понимаешь, - закрутил пальцами в воздухе Лазиз, - мне кажется, что они все это выдумали.
- Зачем?
- Чтобы скрыть следы преступления.
- Ты думаешь, что они причастны к нему?
- Думаю… Беда в том, что у меня нет достаточных улик. Равиль и Жорка в ту ночь работали. Это подтвердили на заводе. Один же Эргаш не мог совершить такую кражу.
- Все может быть.
- Ерунда!
- Ты не искал мужчину, у которого ори купили одежду?
Лазиз посмотрел на Сергея, как на человека, свалившегося с Марса.
- Ничего ты, я вижу, не понимаешь в нашем деле… Никакого мужчины не было, заруби это у себя на носу!
Они выдумали его, чтобы выгородить главных преступников.
Сергей взял пиалу с чаем:
- Я тебе нужен?
- Нет. Справлюсь один. Занимайся своим делом. У тебя, судя по-всему, неспокойно на участке. Подполковник в последнее время говорит об этом на всех оперативных совещаниях.
- Как хочешь, - обиженно проговорил Сергей. На последние слова он не обратил внимания. Слишком много сегодня было сказано о его недостатках.
Лазиз вдруг смилостивился:
- Если уж тебе хочется показать свои криминалистические способности, то милости прошу, как говорится. Только ты, пожалуйста, действуй осторожно, не спугни преступников. Я тебя знаю, - прищурился он, - ты привык во всем полагаться на свою силу. В твоей работе это, конечно, неизбежно.
- Каждый кулик хвалит свое болото. - Сергей поставил пиалу на поднос.
- Не знаю, может быть, ты и прав… Однако я тебе сообщу, что самая тонкая, так сказать, филигранная работа, только у нас… Хорошо, хорошо, молчу. Делай, что хочешь. В конце концов, я от этого не пострадаю. Давай сразу договоримся так: ты действуешь сам по себе, я - сам по себе. Знаю знаю, что это неверно, - снова не дал говорить Сергею Лазиз, - однако я не могу поступить иначе, потому что не верю в твои криминалистические способности.
- Спасибо, - отвернулся Сергей.
- Не обижайся. Я хочу тебе добра. Ты куда сейчас?
- На участок.
- Вечером будешь в отделе?
- Да.
- Значит, еще встретимся… Прости, Сергей, кто такой Куни?
- Куни? - Сергей не дошел до двери - удивленно обернулся и внимательно посмотрел на Лазиза. - Какой Куни тебя интересует?
- Какой? Понимаешь…
Ему пришлось подробно рассказать о беседе с Эргашем Каримовым, который упомянул это имя.
Сергей осуждающе покачал головой:
- Эргаш Имел в виду психолога-экспериментатора Михаила Куни. У этого человека исключительная память. Он никогда не забывает то, что захочет запомнить. Для изучения иностранного языка ему требуется всего полтора месяца.
- Вот бы мне такую память! - с завистью произнес Лазиз.
- Зачем? Тебе же ничего не надо запоминать, - не без некоторого ехидства проговорил Сергей.
- Как это ничего? У меня столько дел! Ты знаешь, как мешает работе забывчивость?
- Пригласи на помощь Жорку.
- Я не шучу, Сергей.
- Скажи, какую книгу ты прочитал в этом месяце? - взглянул в глаза Лазиза Голиков.
- У меня не было времени, - признался оперуполномоченный.
- Ну а в том?
- Видишь ли…
- Вот поэтому у тебя и память плохая. Сегодня же сходи в библиотеку и возьми что-нибудь, - тоном приказа сказал Сергей. - Нельзя же так, Лазиз. Ты - офицер милиции! Тебе ежедневно приходится сталкиваться с людьми.
- Теперь ты меня учишь, - жалобно усмехнулся Шаикрамов. - Нет, я не обижаюсь, - быстро взял он Сергея под руку. - Констатирую данный факт… Жизнь- сложная штука!