Нет, сегодня Сергей не пошел к Кате. Доложил о результатах обхода подполковнику и направился домой.

Дома, поужинав и немного поговорив со стариками, сел за учебник. Листая страницы, невольно вспомнил свои первые книги, детство, школу, мать.

Образ матери представлялся смутно, расплывчато. Слишком много времени прошло с тех пор, как они расстались. Был тогда первый, самый страшный год войны. Невиданной силы ураганом шел он по земле. В-этом урагане гибли старые и малые. Куда-то унес он и его мать.

Это случилось зимой, кажется, в январе. Мать прибежала домой бледная, растрепанная, крикнула с порога:

- Собирайся, Сереженька. Поедем к бабушке!

- К какой? - не понимая еще опасности, спросил Сережа. У него было Две бабушки. Одна жила где-то в Сибири, другая - в Средней Азии.

- К бабушке Александре. Скорее, сыночек!

Он заторопился. К бабушке Александре - это в Среднюю Азию. Далеко. Где-то на краю света. Когда отец был дома, он всегда с увлечением рассказывал о сказочной Средней Азии. Она казалась маленькому Сереже страной из книги «Тысяча и одна ночь».

- Вот и все! - остановилась мать посреди комнаты с чемоданами.

Сережа тоже остановился. Он был в шубе, валенках, новой шапке, которую купил отец, как уходил на фронт, в шерстяных вязаных рукавичках.

Мать смотрела куда-то в угол комнаты, бледная, постаревшая. Сережа даже удивился - она стала похожа на бабушку Александру.

- Мы возвратимся, мама?

- Домой? - словно очнулась она. - Да, да, сыночек, обязательно возвратимся! Погостим немного у бабушки и возвратимся…

- Тогда уже война кончится. Правда, мама?

- Правда, правда… Пойдем.

- Мы возвратимся и встретим папу. Да?

- Встретим, Сереженька…

Мать шагнула к нему и вдруг, словно подкошенная, рухнула на пол. Мальчик подскочил к ней, схватил за голову еще не окрепшими ручонками и взглянул в лицо:

- Мамочка!

Она с трудом открыла глаза:

- Ничего, сыночек, ничего, маленький. Все будет хорошо. Бабушка так нас любит.

До вокзала шли пешком. Трамваи не ходили, потому что не работала электростанция. Автобусы почти все были направлены на фронт.

Мать несколько раз останавливалась, присаживалась на чемоданы и глядела в ту сторону, где остался дом. По ее щекам текли слезы. Она не вытирала их и повторяла беспрерывно:

- Ничего, сыночек, ничего. Все будет хорошо. Бабушка любит нас. Она очень нас любит.

Сережа не знал, почему плакала мать. Потом спустя несколько лет ему случайно стало известно, что в этот день мать получила с фронта похоронную. Не сказала она сыну об этой тяжелой утрате, не захотела бередить его душу.

Вокзал гудел разноголосо. Повсюду были люди. Они спешили куда-то, нагруженные узлами, чемоданами, кошелками. Все с каким-то непонятным для него испугом поглядывали вверх, где что-то надсадно гудело, будто небо раскалывалось на огромные куски.

Мать протискалась с Сережей к одинокому дереву, стоявшему недалеко от здания вокзала, сложила вещи в кучу.

- Посиди здесь. Я сейчас вернусь, - сказала она и ушла куда-то в толпу.

Гул вверху усилился. Из-за туч вынырнули самолеты и, развернувшись, пошли вниз.

Что было дальше - он смутно представлял. Все исчезло за клубами дыма и пламени, за страшными беспорядочными взрывами, длившимися, казалось, вечность. Даже теперь, через двадцать два года, он видит все это и слышит, и все еще ждет чего-то. Думается, вот-вот откроется дверь и войдет она, мать, его мать, и скажет ласково: «Сереженька, сыночек дорогой. Как же долго я тебя не видела!» Он знает, что этому никогда не бывать и все-таки верит в чудо. Верит, потому что не один он разыскивает ее. Помогает ему секретарь горкома Ядгаров. Давно помогает.

Впервые они встретились в сорок четвертом году. Тогда он, Сергей Голиков, и Лазиз Шаикрамов «гастролировали» по республике. Нравилась бездомным «бродягам» эта дорожная жизнь. Хотя, откровенно говоря, она почти никогда не приносила мальчишкам радости. Вечно нужно было думать о куске хлеба, о ночлеге, об одежде.

Ядгаров встретил друзей на базаре, в Янгиюле. Они как раз пытались взять «в долг» лепешку у одной торговки. Ох, как она кричала тогда I За версту было слышно.

В детской комнате, куда привел лейтенант друзей, было тепло и уютно. Сережа вспомнил родительский дом и впервые за свое бродяжничество, заплакал навзрыд.

- Сережа, что ты! - бросился к нему Ядгаров. - Ты же мужчина. Перестань плакать, слышишь?

Глядя на Сережку, и Лазиз зашмыгал носом. У него тоже никого не было. Отец погиб на фронте в начале войны, мать пропала без вести.

Ядгаров приподнялся и долго стоял посередине комнаты, погруженный в какие-то мысли.

Сережа и Лазиз сидели рядом. Они успокоились и следили за лейтенантом, все больше веря ему. Их уже не пугала его милицейская форма. Она даже показалась обоим красивой.

- Я, как вырасту, тоже стану милиционером, - неожиданно прошептал Лазиз.

Слышал это Ядгаров или нет? Он обернулся к ребятам почти тут же, и на его лице они увидели дружескую улыбку.

На другой день все трое оказались в детдоме.

- Теперь вы будете жить здесь, - сказал лейтенант. - Я буду заходить к вам. Хорошо?

- Хорошо, - ответили они в один голос.

- Вы только слушайтесь взрослых. Не хулиганьте.

- Не-ет…

Лейтенант помолчал с минуту, хмуря свой высокий с залысинами лоб, потом присел на корточки и взял Сережу за плечо:

- Ты хочешь увидеть свою маму?

Сережа припал к груди Ядгарова:

- Хочу, дяденька милиционер!

- Ты увидишь ее. Подожди немного. Мы поищем ее… Найдем.

Нет, не нашел лейтенант милиции Ядгаров мать Сережи. Наверно, погибла она на вокзале во время бомбежки. Может быть, погибла позже, разыскивая его, Сережу. Может быть, ушла на фронт и была убита, как и отец. Возможно, ее прах покоится теперь где-нибудь рядом с героями войны… Многое бы отдал Сергей, если бы узнал правду.

Айджамал застыла у порога с конвертом в руке.

- О, аллах, неужели ты так и не ложился спать? - встревоженно спросила она.

- Что вы, - соврал Сергей. - Спал, как убитый.

- Я уж думала, что не ложился, - облегченно вздохнула старушка. - Тут вот письмо тебе.

Сергей прочел обратный адрес.

- Это от Якуба Панасовича. - Он распечатал конверт и принялся читать.

«Здравствуй, Серега!

Что у вас нового? Все ли в порядке в отделе? Я приеду через месяц. Врачи не отпускают. Приписывают мне всякую чепуху.

Как ты? Продолжаешь ли учебу? Навел ли порядок на участке? Смотри, поддерживай старую гвардию. Если в чем-нибудь сомневаешься, поговори со старшими, обратись к Таджитдину Касымовичу. Он же твой «крестный».

Закончил ли дело Бахтиярова? Ты не сдавайся. Стой на прежней позиции: она правильная.

Лазиз писал, что подполковник вмешивает в дело Мороза. Хорошенько разберись, зря не давай в обиду человека… Эргаша и его дружков не упускай из виду: водка никогда к хорошему не приводит.

Извини, что я пишу о таких «пустяках». Привычка.

Заходи к моим. Не стесняйся. Аленка жалуется, говорит, что ты и носа не показываешь.

Автюхович.

PS (не могу обойтись без этой цивилизованной закорючки): Не обижаешь ли Катю? Смотри, приеду - уши оборву!»

Кончив читать, Сергей задумался.

- Кхм… кхе… - закашляла Айджамал-биби чтобы привлечь внимание Сергея. Ей не терпелось узнать, что писал секретарь партийной организации. Когда приедет домой?

- Вы. еще здесь?

- Да вот тут недоглядела: пыль на этажерке, хоть метлой мети, - сказала Айджамал-биби, пряча глаза.

- Якуб Панасович через месяц приедет.

- Сильно, выходит, болеет? Молодой такой…

- Сердце у него.

- С сердцем не шутят. У меня сестра от этого умерла… Что же он еще пишет?

- Чтобы работал получше. Советует, что делать. У меня же столько беспорядков на участке…

- Якуб Панасович плохому не научит. Ты прислушивайся к нему. Не сторонись его.

- Спасибо.

- Чай готов. Приходи, пить будем.

- Хорошо.