Гроб с телом Василия несли на руках. Он плыл над головами горожан, стоявших вдоль дороги, над цветущей зеленью газонов, тянувшихся почти беспрерывно от дома Войтюков до кладбища, над журчащими, переполненными водой, арыками.

Впереди гроба несли венки от самых различных предприятий и учреждений, от родных и друзей. Венков было много и, казалось, что это расцвела вся земля, провожавшая в путь одного из своих лучших сыновей.

Позади росла с каждой минутой колонна. Люди всех возрастов и профессий примыкали к ней, не спрашивая, как обычно бывает в таких случаях: «Кого хоронят?:*. Все знали, кто находился в длинном, обитом красным материалом, гробу. Весть о гибели дружинника Василия Войтюка вчера с быстротой молнии облетела весь город.

Пелагея Федоровна, Рийя и еще несколько человек ехали на машине, следовавшей за гробом.

Пелагея Федоровна не могла идти, хотя все время порывалась встать в колонну и шагать за гробом рядом с людьми. Ей все еще не верилось в то, что произошло. Она вставала на колени и, подаваясь вперед, смотрела на качающееся в гробу лицо сына и ждала с нетерпением, когда он откроет глаза и улыбнется ей или скажет: «Что это ты, мама, запечалилась? Ну-ка выше голову!» Конечно же, она сразу поднимет голову и крикнет всем, кто теперь шел за ним: «Люди добрые! Смотрите, сын мой жив!..» Потом поклонится до земли и пригласит всех на именины. Сегодня же ему исполнилось двадцать шесть лет.

Нет, не открывал глаз Василий! Не улыбался матери, как прежде!.. Люди, может вы были виноваты в том, что он сейчас лежал в гробу? Почему вы не пришли к нему на помощь? Неужели вам была не дорога его жизнь?

Пелагея Федоровна подняла голову и, увидев вокруг людское море, отогнала от себя только что волновавшие мысли. Не могли не любить ее Василия в Янгишахаре!. Если бы не любили, не шли бы теперь малые и старые за ним, комкая в руках головные уборы.

Рийя плакала. Слезы почти беспрерывно текли из ее опухших покрасневших глаз. Она сидела рядом с Пелагеей Федоровной и так же смотрела на гроб, не веря в смерть мужа. Из ее головы почему-то не выходили стихи, которые она читала позавчера вечером, когда возвратилась с Василием из штаба дружины.

Кто написал эти стихи? Для кого? Неужели специально для Рийи? У нее же не было еще никакого сына!

Она пыталась что-то вспомнить. Что-то отвлекало ее от неподвижного, вытянувшегося в гробу, Василия, уводило куда-то в другой мир, который тревожно бился где-то совсем рядом.

У нее же будет ребенок! Как она позабыла об этом? Как жаль, что Василий уже никогда-никогда не увидит его. Он вырастет большой и спросит: «Мама, а где папа?» Она расскажет ему все-все, ничего не скроет от него, ни одной мелочи.

Гроб с телом Василия занесли на кладбище Сергей, Якуб Панасович, Таджитдин Касымович и Абдулла. Они осторожно поставили его под двумя молоденькими чинарами, застывшими у свежей глубокой ямы.

К гробу, поддерживаемые женщинами, подошли Пелагея Федоровна и Рийя. Пелагея Федоровна склонилась над трупом Василия, Рийя выпрямилась и замерла, словно прислушивалась к разноголосому шуму толпы, заполнявшей кладбище. Не изменила она позы и тогда, когда был открыт траурный митинг.

…Сергей выступил после Таджитдина Касымовича и Кати.

У него было бледное тревожное лицо. Он не спускал глаз о Василия и говорил тихо, о трудом шевеля запекшимися губами. Если бы его спросили в это время, как он здесь оказался, ему бы стоило больших трудов ответить на этот вопрос. В его голове со вчерашнего дня беспрерывно звучало только одно слово: «Опоздал!» Что бы он ни делал, где бы ни был, с кем бы ни говорил, оно заглушало все и доводило его до отчаяния.

Василий не опоздал, когда он, участковый Голиков, очутился лицом к лицу с четырьмя вооруженными преступниками. Василий протянул ему, Голикову, руку помощи, когда он не мог разобраться в собственных чувствах. Василий всегда был рядом в самые трудные минуты. Он не считался ни с чем и часто рисковал, защищая жизнь других.

Каким же подлецом оказался он, Сергей Голиков! Он не сумел вовремя остановить руку убийцы! У него не хватило смелости отказаться писать никому не нужный отчет для Абдурахманова! Как же он теперь будет смотреть в глаза окружающим? Простят ли его когда-нибудь Рийя и Пелагея Федоровна? Простит ли он когда-нибудь себя за смерть своего лучшего друга? Сумеет ли вынести все это?

Сергей стоял у ямы и, глядя на Василия, говорил, словно разговаривал с ним, стараясь заглушить все возрастающий шум в голове: «Опоздал! Опоздал!

Опоздал! Опоздал!»

- Прощай, Василий! Ты уже никогда никого не увидишь и не услышишь. Убили мы тебя, знали, что Депринцев может совершить преступление, но боялись привлечь его к уголовной ответственности. Не находили состава преступления.

Сергей умолк, словно задохнулся, не в силах избавиться от предательского комка, застрявшего в горле, затем быстро отстегнул от кителя медаль «За охрану общественного порядка», которую дали ему за десятилетнюю безупречную службу в милиции и, сойдя с трибуны, положил ее в гроб.

- Прими, Василий, от всего сердца, - еле слышно проговорил он. - Мы никогда не забудем тебя. О жене и матери не беспокойся… Прощай!

Как только Сергей поднялся, как к гробу из толпы протискался невысокий седой старик и, перекрестившись, положил на грудь Василия георгиевский крест.

- Спи, сынок, - поцеловал старик покойника.

Потом к гробу подошел мужчина средних лет со шрамом на щеке, отстегнул от костюма Красную Звезду, положил ее рядом с георгиевским крестом.

Пелагея Федоровна, видя это, не выдержала и заголосила громко, обхватив гроб ослабевшими руками. К ней присоединились Людмила Кузьминична и еще какая-то сухонькая старушка. Только Рийя по-прежнему стояла неподвижно. Ее полураскрытые губы были искусаны до крови, в глазах застыл немой беспокойный упрек. Не шелохнулась она и тогда, когда два дружинника взяли крышку и заколотили гроб. Не подала она признаков жизни и во время прощальных пистолетных залпов, раздававшихся в стороне несколько минут. Лишь когда взяли гроб и подняли над ямой, она заметалась, как раненая птица, попавшая в клетку, бросилась к гробу с криком:

- Васенька! Ва-а-ася!! Да куда же ты?!

Опустились руки у дружинников, отступили от ямы

люди, взглянув в это время на Рийю. Кажется, подменили в одну секунду человека. Не стало прежней красавицы Рийи с золотыми волосами. Рыдала над гробом седая старуха, обезумевшая от горя, одетая в Рийину одежду. Старалась она окровавленными пальцами открыть крышку гроба и не могла никак это сделать. Только билась грудью о дерево да повторяла беспрерывно, точно успокаиваясь, все тише и тише:

- Васенька!! Васенька! Васенька…