После перерыва первому слово дали участковому уполномоченному Сабирову.
«Поделится опытом работы или сразу же набросится на меня и Лазиза?» - подумал Сергей.
У Сабирова был спокойный звонкий голос:
- Товарищи, я очень рад, что мы сегодня собрались поговорить по душам о самом ответственном деле - ликвидации преступности и нарушении общественного порядка. Правильно сказал Султан Абдурахманович: такое задание народа по плечу только сильным и смелым. Тот, в ком слабоваты нервы, кто не чист на руку, не имеет права находиться с нами в одних рядах. Я пока не буду говорить о проступке товарища Шаикрамова и о преступлении, совершенном на участке коммуниста Голикова. Скажу о бывшем работнику отдела капитане милиции Дымове. Вы, по-видимому, все знаете, какое позорное пятно наложил на наш коллектив этот человек.
Сотрудники недоуменно посмотрели друг на друга. Никто не знал, что натворил старший оперуполномоченный ОБХСС капитан Дымов. Он уволился из органов месяца полтора назад и уехал вместе с семьей куда-то на Дальний Восток.
- То, что сделал Дымов, несовместимо с нашей социалистической моралью, - все громче читал Сабиров конспект своего выступления. - Он отказался от выполнения важного государственного задания… Нет, таким людям не место в органах. Руководство отдела правильно поступило, удовлетворив просьбу Дымова… Я слышал, что он до милиции работал в газете, вот и пусть теперь пишет мемуары. Это как раз для него. В газетчиков не стреляют, они не сидят в засадах по нескольку дней, ожидая встречи с преступником.
- Что же он натворил? - поинтересовался Ядгаров.
- Я уже сказал: не выполнил важное государственное задание, - оторвался от конспекта Сабиров.
- Какое?
- Я не знаю, можно ли обо всем говорить на открытом собрании?
Абдурахманов повернулся к Ядгарову и что-то быстро зашептал на ухо. Сабиров, словно этого только и ждал, начал читать еще громче, теперь уже не поднимая головы и ни на кого не глядя. Не называя фамилии, он хвалил начальника отдела за слаженность в работе коллектива, за то, что раскрыты все преступления, за умение подойти к каждому человеку и принципиальность в решении спорных вопросов.
Слушая Сабирова, Сергей все больше недоумевал. Ему казалось, что перед выступлением участковый показывал доклад Абдурахманову.
- Послушай, не связано ли увольнение капитана с «делом» Бахтиярова? - наклонился к Сергею Лазиз. Очевидно, ему также не давал покоя «дымовский» вопрос.
- При чем здесь «дело» Бахтиярова? - пожал плечами Сергей.
- После меня он собирал дополнительные факты.
- Что ты говоришь?!
Коснувшись далее «беспрецедентного случая» пьянства Шаикрамова и Абдулина в отделе, Сабиров, наконец, обрушился на Голикова.
- Я не могу выразить словами всего, что пережил, когда узнал о трагической смерти Василия Войтюка, - сказал он, закашляв в кулак. - Это было для меня, тяжелым ударом не только потому, что я любил его, как брата, но еще потому, что он был одним из лучших дружинников города… Я присоединяюсь к докладчику и со всей ответственностью заявляю: в этой драме виноват лишь участковый уполномоченный Голиков! Он, как и Дымов, поставил себя вне коллектива. Для него, видимо, не существует ничего, кроме собственных интересов» Таким людям не место в органах. Сорную траву с поля вон!
Сергей вздрогнул… Он не ожидал такого даже от Сабирова. Не мало горя обрушилось на него за эти дни. Ему до сих пор не дает покоя смерть Василия. Особенно тяжело становится когда встретится кто-нибудь из его родных или близких…
- Слово имеет товарищ Шаикрамов! - объявил Автюхович.
Сергей шепнул:
- Ни пуха, ни пера!
- К черту, - поднялся Лазиз.
Сотрудники насторожились - все знали неугомонный характер оперуполномоченного и ждали его выступления с нескрываемым интересом.
- Хороший вопрос задал Таджитдин Касымович начальнику отдела, - начал Шаикрамов. - Действительно, почему товарищ Абдурахманов ни слова не сказал о недостатках, которые имеются в отделе? Почему он остановился только на «грехах» участкового уполномоченного Голикова да на проступке, который совершил я? Разве другие без черных пятен? Плохо, Султан Абдурахманович, - повернулся Лазиз к подполковнику, - вы сделали, что не рассказали собранию о том, что еще лихорадит отдел.
- Вот вы и расскажите, - нервно бросил подполковник.
- Расскажу, - ответил Лазиз. - Во-первых, я против наказания старшего лейтенанта Голикова. Наказывать надо не его, а вас, товарищ подполковник. Да-да, вас, и я доложу собранию, почему это нужно сделать… Во-вторых, я хочу поговорить о самом распространенном зле - о пьянстве.
Среди сотрудников, как порыв ветра, прошел шепот. Чувствовалось, что не все одобряли последнее решение Лазиза. Особенно засуетились Карим Сабиров и Теша Балтабаев. Они с нескрываемой враждой глядели на оперуполномоченного.
- Не знаю, известно ли руководству отдела о том, что милиционеры Зимин и Бекмуратов почти каждый день напиваются до бесчувствия, - выждав с Полминуты, Лазиз продолжал. - Дело дошло до того, что Бекмуратов вчера появился на улице пьяный в форме. На него нельзя было смотреть без отвращения. Вечно ходит выпивши также Балтабаев. Не может обойтись без «белой головки» и участковый уполномоченный Сабиров. Почему с этими людьми не проводится никакой работы? Они же подрывают авторитет милиции и сами стоят на грани тяжких проступков. От Зимина, например, собирается уходить жена. Вот он сидит здесь, спросите его… В последнее время начал злоупотреблять выпивкой начальник отдела…
- Это ложь! - воскликнул Абдурахманов.
- Нет, не ложь, - Лазиз рассказал о многочисленных случаях коллективных попоек подполковника со своими подхалимами. - Виноват в этом в первую очередь товарищ Автюхович. Он распустил партийные вожжи! Я не знаю, почему это произошло. Может быть, потому, что он непьющий?
Сотрудники засмеялись. Натянуто улыбнулся и Якуб Панасович. Сергей подумал: «Молодец! Молодец! Давай, говори все!»
Ядгаров что-то записал у себя в блокноте. Лазиз уже говорил о причинах гибели дружинника Войтюка.
- Нет, товарищи, - продолжал Шаикрамов, - не Голиков виноват в том, что Рийя Тамсааре осталась вдовой. Виноват в этой трагедии начальник отдела!
- Позвольте! - воскликнул Абдурахманов.
- Мы вам пока слова не давали, товарищ подполковник, - Лазиз побледнел. - Я заявляю, что вы виноваты в убийстве Василия Войтюка еще потому, что вы первый запретили Голикову арестовать Депринцева. Вспомните, что вы приказали Голикову буквально за час до убийства? Вспомните, как вы и прокурор отказались выдать постановление на арест убийцы. Вас поддержал участковый уполномоченный Сабиров. Так могут поступать только те, в ком нечиста совесть!
- Как ты смеешь? - соскочил с места Абдурахманов.
Лазиз подождал, пока утихнет шум в зале, и продолжал снова:
- Теперь, пользуясь тем, что на собрании присутствует товарищ Ядгаров, я хочу несколько слов сказать о «деле». Подполковник, характеризуя старшего лейтенанта Голикова, сообщил, что он нарушил соцзаконность, допрашивая Бахтиярова и Карпову. Я снова категорически заявляю: не Голиков нарушил соцзаконность, а опять же подполковник Абдурахманов. Правда, он все сделал довольно скрыто, и тот, кто будет проверять, очевидно, не сразу распутает клубок преступных махинаций!
- Это же черт знает что такое! - закричал Абдурахманов.
Ядгаров сурово взглянул на него:
- Не горячись.
- Да, клубок преступных махинаций, - повторил Лазиз. - Дело Бахтиярова ясно, как дважды два. Голиков и дружинники Войтюк и Тамсааре помогли мне найти улики, которые неопровержимо доказывали виновность Бахтиярова и Карповой. Однако подполковник все время старался доказать, что преступление совершил Мороз. Видя, что я не «клюю на удочку», он воспользовался моим промахом, отстранил меня от работы и передал дело в прокуратуру. Я уверен, что там есть у него надежные друзья, потому что они сделали то, чего не сделал я: арестовали Мороза в день похорон Василия Войтюка!
В зале поднялся шум. Раздались возгласы:
- Неправда, товарищ Шаикрамов!
- Я хорошо знаю Мороза, он не мог совершить преступления!
- Надо создать комиссию и проверить заявление оперуполномоченного!
- Неужели подполковник мог пойти на это?!
Якуб Панасович застучал карандашом по графину. Сергей с нескрываемой гордостью смотрел на Лазиза: «Молодец! Расскажи еще про Сабирова и Бахтиярова»,
- Разрешите, товарищи, задать вам еще один вопрос, - поднял Лазиз руку. - Почему вы голосовали за то, чтобы в президиум был избран участковый уполномоченный Сабиров? Он же не достоин такой, высокой чести! Это у него пасется подполковник со своим ординарцем. Они ежедневно устраивают пьянки, обирая базаркомов и чайханщиков, заведующих магазинами и продавцов… Подожди, подожди, товарищ Сабиров, ты уже выступал. - жестом предупредил его Лазиз. - Мне еще надо рассказать о себе, о своих грехах.
- Грехи у вас все-таки имеются? - поинтересовался Ядгаров.
- Трудно быть человеку без грехов, особенно тогда, когда его окружают неисправимые грешники. Собственно, мой грех всем известен. Я действительно поступил как мальчишка, угостив Абдулина спиртом.
- Признал вину, гляди ты! - усмехнулся Сабиров.
- В заключение мне хочется сказать, что коммунисты Абдурахманов и Сабиров, на мой взгляд, не имеют права носить в карманах партийные билеты.
В зале повисла напряженная тишина. Лазиз сошел с трибуны и неторопливо направился на место.
Сковывающее оцепление нарушил Ядгаров:
- Товарищ Шаикрамов, каково ваше мнение о Голикове?
- Голиков - мой друг, - поднялся Лазиз. - О нем у меня самое лучшее мнение. Думаю, что ему надо объявить выговор. В следующий раз будет действовать более решительно…
В зале снова воцарилась тишина. Правда, не надолго. Ее будто расколол на мелкие кусочки громовой голос Кости Дриголы.
- Ось, бисов сын, нехай зъедять його мухи!.. Дозвольте, товарищ капитан? - шофер встал и, не дожидаясь разрешения Автюховича, направился к президиуму.
Якубу Панасовичу пришлось объявить:
- Слово имеет товарищ Дригола!
- То дюже гарно сказав товарищ Шаикрамов, - заговорил Костя по-украински. - Як же: всэ, шо вин тут видповидав, було на самом дили. Я дам письменне подтзержденья, колы цэ для кого-нэбудь будэ потрибно. Щэ я могу подтвердить, шо Абдурахманов який дэнь возыть до дому разную базарную снидь. Разумиится, ни за гроши с своего кармана!
- Как вам не стыдно так бессовестно врать? - сверкнул на Дриголу недобрым взглядом подполковник.
- Разве я вру? - перешел шофер на русский язык. - Я говорю только, что знаю. Я сам возил к вам продукты… Черт меня попутал, что ли, возил, и все. Думал, что начальству все дозволено, - признался он.
После него слово взял Сергей.
Он хотел начать свое выступление с убийства Василия, но когда встал на трибуну, заговорил о том, что давно волновало Лазиза, о чем теперь хотели поговорить многие сотрудники. Особенно подробно остановился он на возмутительном факте, происшедшем с Толстовой Марией Ивановной. Почему, спрашивал он, руководители отдела поступили так безжалостно с больной женщиной? Почему не прописали к ней родного сына? Они бы не нарушили букву закона, сделав это, подчеркнул он. Наоборот, внесли бы в него существенную поправку.
- Мне бы хотелось также продолжить разговор о Балтабаеве, - отыскал Сергей глазами ординарца Абдурахманова. - Шаикрамов не все сказал о нем… Я до сих пор не знаю, что делает в отделе этот человек. За что государство регулярно каждый месяц платит ему деньги? Может быть, за то, что он вечерами сопровождает по городу начальника отдела? Я надеюсь, что коммунист Абдурахманов в своем заключительном слове ответит нам на этот вопрос)
Подполковник бросил на Сергея открыто враждебный взгляд. Ядгаров заметил это и сказал с усмешкой:
- Ты не сердись, Султан Абдурахманович, Голиков говорит правду.
- Какая тут правда? - резко отозвался Абдурахманов. - Все они сегодня сговорились. Хотят с больной головы свалить на здоровую. Я не оставлю это так.
Сергей сделал вид, что не расслышал.
- Нам давно нужно было поговорить о работе отдела, и недостатков, которые имеются сейчас, было бы гораздо меньше. Все дело в том, что Абдурахманов потерял чувство меры, он злоупотребляет своей властью, отдел считает своей вотчиной. Это непартийное отношение к делу причина большинства наших бед.
…Выступали еще многие: начальник отделения паспортного стола, участковые оперуполномоченные, милиционеры, инспектор детской комнаты, ответственный дежурный.
После очередного перерыва слово попросил Ядгаров.
Говорил он негромко. Ему тяжело было смотреть на суровые лица сотрудников отдела. В тех недостатках, которые имелись, был виноват и он, секретарь горкома партии. Не сумел он поднять весь город против тех, кто вольно или невольно творил гнусные дела, отравляя подчас жизнь целым коллективам. Большое зло иногда приносила общему делу излишняя гуманность. Она еще глубоко сидела и в нем самом. Не мог не видеть он, например, того, что происходило в отделе милиции. Сотрудники приходили к нему с жалобами, да и Автюхович бил тревогу. Он же не принимал действенных мер ограничивался разговором с Абдурахмановым, веря его богатому жизненному опыту.
- Только тогда мы сможем добиться настоящего успеха, - развил дальше свою мысль Ядгаров, - когда не будем считаться ни с рангами, ни с приятельскими отношениями. К людям, совершившим уголовные преступления, мы должны принимать самые жестокие меры. Владимир Ильич рассматривал борьбу с антиобщественными явлениями как классовую по своему существу. Он называл воров, спекулянтов, хулиганов, пьяниц врагами Советской власти и ставил в один ряд с эксплуататорами… Почему же мы либеральничаем, сталкиваясь с теми, кто мешает нам строить коммунизм? - спросил Ядгаров, оглядев всех сотрудников. - Партия дала нам самое трудное и ответственное задание, и мы должны выполнить его. Надо сделать все, чтобы земля горела под ногами преступников и нарушителей общественного порядка, - у всех, кому не дороги наши идеалы. Я думаю, что каждый из нас сделает соответствующий вывод после собрания. Особенно необходимо пересмотреть свою работу руководителям отдела. Учтите это, - посмотрел он на Автюховича. К Абдурахманову он почему-то не обратился.
Подполковник от заключительного слова отказался. В заключении, принятом единогласно, были намечены конкретные задачи, направленные на устранение недостатков в работе отдела и усиление борьбы с антиобщественными элементами.
Разобраться в злоупотреблении властью начальника отдела, в работе участкового уполномоченного Сабирова и степени виновности Голикова поручили специальной комиссии, возглавляемой Автюховичем. В нее вошли сотрудники отдела и работники административного аппарата горкома партии.
Выводы местной комиссии, сделанные через две недели, подполковник отклонил и обжаловал в вышестоящей инстанции. Он сам поехал в Ташкент, надеясь на поддержку старого друга, работавшего в Министерстве охраны общественного порядка.
Упрямство пошло на упрямство. Ядгаров, убежденный в справедливости обвинений, предъявленных Абдурахманову, поехал в обком партии и добился включения в проверочную группу секретаря партийной комиссии при обкоме и одного из начальников отделов: дело было слишком серьезным, чтобы поступиться принципами законности.
Ташкентская группа работала три дня, а к исходу четвертого обязанности начальника отдела милиции были возложены на майора Автюховича, только что получившего новое звание.