…Друзья сидели в хижине и, обливаясь потом, учили команды из капитанского блокнота. Термометр показывал около тридцати, — и даже пролившийся около полудня дождь не принес прохлады. Все время хотелось пить. По совету Хваленского лейтенанты налегали на зеленый чай без сахара. Действительно, помогал он получше, чем холодная вода.

Со стороны аэродрома доносился шум реактивного двигателя — капитан облетывал собранный накануне МиГ.

— Билядь, — с грустью в голосе сказал Ашот, заложив руки за голову и глядя в потолок. — Я сюда летать ехал, а не это чик-чирик учить…

— Не будешь чирикать — не будешь летать, — заметил Володя, которому, как и Ашоту, вовсе не улыбалось целыми днями зубрить команды на чужом языке, но летать хотелось зверски. За тем ведь и ехал. И ладно бы надо было просто заучить эти фразы… нет, все оказалось куда сложнее! Говоря по-вьетнамски, следовало обращать внимание на тон, с которым произносилось слово. Сказанное с разной интонацией и ударением, оно могло иметь совершенно разные значения при похожем звучании. Беглый разговор и вправду слегка походил на птичье пение. Володю выручал музыкальный слух. У Васи с этим было значительно хуже, а уж про Ашота и говорить не приходилось — гордому джигиту язык почти не давался. Однако деваться было некуда — Хваленский ясно сказал, что никто не поднимется в воздух, пока не сдаст ему зачет по командам.

— Ежу понятно, — с грустью проговорил Ашот и, сев на матрасе по-турецки, забормотал:

— «Да» — ванг, «нет» — хонг… «хорошо» — тот, «плохо» — хау… Ванг, тот…

Вася и Володя, шевеля губами, сопели над своими тетрадками, куда накануне старательно переписывали из блокнота нужные слова и фразы. Ашот немного поглазел на муху, сидевшую на потолке; потом ему это наскучило, и он, чертыхнувшись, опять вернулся к фразам:

— «Взлететь» — бай лен, «приземлиться» — ха хуонг дат…

Так проходил день за днем. Капитан появлялся утром и вечером, а остальное время пропадал на аэродроме, где следил за работой техников, собиравших новенькие МиГи. Когда очередной самолет был готов, Хваленский лично поднимался на нем в небо, чтобы проверить, как ведет себя в полете истребитель, и как работают все его системы. Если все было в норме — самолет после приземления увозился вьетнамцами в подземный ангар. Если что-то требовалось довести до ума — техники сразу приступали к работе, а потом, когда замечания иссякали, вьетнамцы ставили МиГ на хранение до лучших времен. Таковые, по расчетам капитана, должны были настать уже через два месяца — к этому времени он рассчитывал подготовить первых вьетнамских летчиков для «Балалаек».

До того полк должен был летать на старых добрых МиГ-17, прозванных за камуфляжную окраску «Змеями». На фоне земли такую машину было сложнее заметить, чем обычный неокрашенный самолет, сверкающий на солнце алюминием, — и прозвище быстро прикипело к этим тупоносым самолетам. Хотя «семнадцатые» и уступали американским самолетам в скорости почти вдвое, да и ракет не несли, но были опасными противниками — их пушки наносили сильнейшие повреждения. Даже «Фантом» был обречен, если пилот оказавшегося у него в хвосте МиГа успевал прицелиться и дать очередь. Американские штурмовики обычно летали на небольших высотах, да еще на дозвуковых скоростях, — и потому МиГи могли догнать их. Конечно, они и сами несли потери в боях с истребителями, сопровождавшими ударные машины, — но все-таки они были не так велики, как американские.

Остроносый, стремительный МиГ-21 должен был стать еще более серьезным соперником американцев, так как скорость его была почти равной их скорости — две с лишним тысячи километров в час. Плюс необычайная для столь скоростной машины маневренность. Плюс ракеты, которых не было у «семнадцатого»… Плюс пушка… Плюс локатор, которого не было на МиГ-17… При умелом использовании летчиками всех этих плюсов победа над американскими самолетами была почти гарантированной. Но самолетов было еще маловато, да и подготовленных пилотов не хватало, — и потому основным «солдатом» оставался МиГ-17. Однако уже за первый год боевого применения «Балалаек» вьетнамцы добились неплохих результатов: на один потерянный МиГ-21 порой приходилось три сбитых американца. И если с потерями от зенитного огня янки уже смирились, то успехи вьетнамских летчиков их разозлили не на шутку.

В начале января 1967 года американские летчики под руководством полковника Робина Олдса даже провели операцию по уничтожению «двадцать первых», применив старый как мир принцип троянского коня. Американцы обычно летали по одним и тем же маршрутам, редко меняя позывные, — и Олдс сыграл на этом. «Фантомы», увешанные ракетами «воздух-воздух», пошли по маршрутам штурмовиков, пользуясь их позывными. Когда «Балалайки» поднялись на перехват, уверенные, что опять идут бомбовозы, американцы встретили их огнем. Потеряв шесть машин за считанные секунды, вьетнамцы на несколько месяцев перестали использовать «двадцать первые». И лишь в марте-апреле начали вновь вводить их в бой — но на этот раз очень осторожно, стремясь предотвратить потерю ценных машин.

Хваленского не раз посещала мысль самостоятельно опробовать МиГ-21 в бою, но он гнал ее прочь. Слишком многих капитан подставил бы, отправившись на перехват или свободную охоту, — а кому-то из соотечественников это могло бы стоить и жизни. И потому он ограничился тем, что приказал техникам подвешивать пушку к очередному облетываемому истребителю. МиГ-21ПФМ, который получали вьетнамцы, встроенного вооружения не имел, и потому скорострельная пушка при надобности подвешивалась под брюхом в специальном контейнере.

— А зачем вы летаете с оружием? — подозрительно спросил как-то вьетнамский замполит, въедливый до тошноты параноик.

— Мы сокращаем время подготовки самолета, — спокойно ответил капитан. — Истребители будут передаваться вам сразу с вооружением, в случае чего можно быстро подготовить их к вылету.

— И пушки заряжены?

— Когда в ангаре стоят — да.

Истине это слегка не соответствовало, — в ангаре как раз оружие держали разряженным. Но таких тонкостей замполит не знал, и потому успокоился:

— Ну ладно…

С тех пор на душе у Хваленского стало полегче.

…На седьмой день капитан устроил лейтенантам экзамен с пристрастием, и был приятно удивлен — все трое смогли выучить необходимые фразы. Даже Ашот отвечал без запинки, — правда, его акцент наверняка поставил бы на уши всю радиоразведку американцев, выйди он в эфир.

— Отлично. Сегодня дам каждому провозной полет, чтобы проверить вас, — а там посмотрим, — заключил Хваленский. — Кто полетит первым?

— Я, — хором сказали все трое. Капитан улыбнулся:

— Понятно… Первым полетит Маргелов, потом Газарян, третьим — Николаенко. Вопросы есть?

— Никак нет!

— Тогда в машину — и на аэродром.

…Было чертовски приятно снова оказаться в небе после стольких дней изматывающей рутины. Пока самолет набирал высоту, внизу виднелись ровные квадратики рисовых полей, небольшие аккуратные деревеньки, рощицы возле озер, извилистая ленточка реки… Потом МиГ врывался в облака, и за стеклом бурлила серо-белая хмарь. А спустя секунду-другую машина вдруг оказывалась в чистом небе, — и справа ослепительно вспыхивало солнце. Земли больше не было видно; куда ни кинь взгляд, — всюду лишь сплошное белоснежное поле от горизонта до горизонта. Тут и там над этой небесной равниной поднимались причудливые нагромождения облаков, напоминающие то горы и сказочные замки, то невиданных чудовищ, — и Хваленский то облетал их, то проносился прямо сквозь очередную призрачную скульптуру. Сердце лейтенанта, как и тогда, в училище, сладко замирало, когда самолет приближался к облаку — а вдруг не прорвется, застрянет в нем, как в сладкой вате? Но «спарка» упрямо пробивала себе дорогу сквозь тучи, и снова неподалеку сияло приветливое солнце.

— Бери управление! — раздался в наушниках старлея голос Хваленского. — Маневрируй, как в голову взбредет. Я хочу посмотреть, что ты умеешь. — Уступаю.

— Есть, принял!

Левой рукой Володя плотно обхватил РУД — рычаг управления двигателем, — правой же взялся за ручку управления самолетом, а ноги поставил на педали. Глубоко вздохнув, он улыбнулся сам себе и произнес:

— И р-раз! — и плавно, но быстро двинул ручку управления влево.

Бочка! Линия горизонта бешено вращается по кругу. Раз, два, три. Хватит, теперь мертвая петля! Прибавить обороты, ручку плавно на себя, — и машина задирает нос в холодную синеву, словно пытаясь подняться еще выше, прямо в космос… Еще мгновение — и вот уже облака оказываются над головой, а небо под ногами. А потом вниз, словно с горки, — и небо с землей снова меняются местами… Еще бочка, потом боевой разворот, потом вираж и штопор… Перегрузки то вжимают в кресло, то стараются выбросить из него, туго натягивая привязные ремни. Кровь то приливает к голове, — и тогда темнеет в глазах, а к горлу подкатывает тошнота, — то вдруг устремляется в ноги при резком взятии ручки на себя. Еще бочка, еще петля, штопор, полет на спине! «Как мало надо для счастья…» — вспоминал Володя слова своего инструктора, учившего его летать. «Достаточно иметь крылья».

— Противник сзади-сверху! — вдруг крикнул Хваленский, когда Володя выровнял машину после очередной петли. Лейтенант почувствовал, как холодеет в груди — «спарка» была не вооружена, хотя теоретически могла нести ракеты. Если их подловят американцы — останется только удирать от янки, ожидая помощи. И все же он, не раздумывая, бросил машину влево и, крутя головой, попытался увидеть неведомого противника, заходящего ему в хвост.

Там было пусто. Не веря своим глазам, лейтенант переложил ручку вправо, и пока самолет выполнял крутой вираж, снова посмотрел назад. Опять ничего.

— Сзади чисто, — неуверенно доложил он.

— Все верно, — спокойно отозвался Хваленский. — Там ничего нет. Я проверял, как ты себя ведешь при опасности. Пора приземляться, беру управление.

— Понял, уступаю, — ответил старлей, с сожалением кладя руки на колени.

«Спарка» продолжала полет, но вел ее теперь Хваленский. Ручка управления между ног Володи, соединенная с такой же ручкой в кабине капитана, двигалась теперь словно бы сама по себе.

Пробив облака, капитан зашел на посадку. Володя, воспользовавшись моментом, попытался рассмотреть с высоты лагерь и проложенную к подземным ангарам потайную рулежку, но, сколько ни вглядывался, так и не смог их заметить. Маскировка у вьетнамцев действительно была на высоте. Аэродром выглядел абсолютно негодным к использованию — сверху ясно были видны лишь разрушения. Единственное, что было нетронутым — вышка КДП, да радар неподалеку.

Полоса уже набегала под колеса МиГа стремительной светло-серой лентой, как вдруг старлей явственно увидел на бетоне впереди несколько темных пятен. Воображение тотчас услужливо нарисовало глубокие воронки, проделанные бомбами, а потом Володя в деталях представил себе, как сейчас его машина попадет колесом в одну из них, — и взорвется вместе с ним и с капитаном. В горле у него мгновенно пересохло, и он, нашаривая между ног рукоятки катапульты, заорал:

— Бля, командир, внизу воронки, уходи!

— Не ссы, это обманки, — неожиданно спокойно ответил Хваленский. В следующий момент колеса самолета, слегка взвизгнув, коснулись полосы, и МиГ как ни в чем не бывало прокатился прямо по пятну. С немалым облегчением лейтенант понял, что все в порядке. Он перевел дух и попытался расслабиться, но мышцы от смертельного ужаса свело так сильно, что удалось ему это далеко не сразу.

— Жив? — спросил Хваленский, когда они заруливали на стоянку.

— Жив… — пробормотал Володя. — Я думал, ща вдребезги…

— Ага. На настоящие здорово похожи. Вьетнамцы так янки-разведчиков дурят… Полоса как будто раздолбана — значит, непригодная. А это краской нарисовано или еще как-нибудь сделано…

— Понятно…

— Все, приехали, — Хваленский выключил двигатель, и лейтенант вдруг ощутил, как стало жарко в тесной кабине. Открыв фонарь, он стащил с себя кислородную маску, перебросил ее через борт и, глотнув показавшегося необычайно вкусным воздуха, стал торопливо расстегивать привязные ремни. Подкатил заправщик. Пока летчики выбирались из кабины по приставленным стремянкам, техники принялись заправлять почти опустевшие баки спарки.

— Летаешь ты хорошо, — сказал Хваленский, когда они отошли от самолета. — Завтра слетаем на ознакомление с районом, а пока учи карты. Потом уже начнем тренировать вьетнамцев.

— Есть, товарищ капитан, — ответил Володя.

Капитан вытер со лба пот.

— Зови Газаряна.

— Есть… — кивнул Володя. Но Ашота искать не пришлось — он уже спешил к самолету.

Старлей попросил у одного из техников фляжку и выпил почти половину воды.

Она тоже была необыкновенно вкусной.