ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

КНЯЗЬ ДЖЕЙК БЕЛЬСКИЙ

Кортец! Вряд ли это была его настоящая фамилия. Хотя он и уверял всех своих знакомых, что предком его был сам «великий конквистадор», но темно-бурая кожа лица, косматые черные брови, разросшиеся чуть не до самых корней волос, мясистые губы под горбатым носом - все это заставляло искать родину Педро Хорхе Кортеца где-то в Малой Азии. Однако вот уже двадцать пять лет мсье Кортец числится подданным Французской республики, и вопрос о его национальности, в сущности, не играет никакой роли.

Сегодня мсье Кортец проснулся в 8.30, то есть на полчаса раньше, чем всегда, и, быть может, поэтому был не в духе. Сидя с задранным кверху намыленным подбородком перед трюмо, он хмуро слушал конфиденциальное журчанье увивавшегося вокруг него парикмахера Этьена.

В течение того получаса, который требовался для удаления черной, как левантийская ночь, и жесткой, как колючая проволока, растительности на мясистых щеках мсье Кортеца, молодой брадобрей умел выложить сотни секретов, сплетен, слухов и анекдотов.

Этьен уже добился, как выражаются докладчики, «определенных успехов»: тщательно выскобленные щеки стали голубыми, а хмурое сопенье взыскательного клиента прекратилось. Как раз в этот момент в дверь кто-то тихо постучал.

- Алло! - недовольно проворчал мсье Кортец, различив легкие шаги горничной Мадлен.

Этьен стрельнул в Мадлен восхищенными глазами, но та даже не повела в его сторону своими длиннейшими ресничными протезами.

Педро Хорхе Кортец увидел в зеркале позади себя огненного цвета губы Мадлен.

- Мсье, - шевельнув ресницами, но чуть двинув губами, сказала Мадлен, - вас хочет видеть какой-то американец.

Кортец вопросительно воззрился на отражение Мадлен в зеркале. Горничная знала, что в таких случаях он не задает вопросов, - нужно отвечать без них.

- Молодой. Хорошо одет. Нечисто говорит по-французски. Фамилии не назвал, - короткими фразами прочирикала Мадлен.

Кортец внимательно посмотрел на ее кукольное лицо и спросил:

- Сколько он вам дал?

Мадлен скорчила гримаску:

- О-о! Совсем немного, мсье. Доллар…

Этьен сокрушенно вздохнул: он не мало перебрил американцев, но ни один не дал ему целого доллара.

- Пусть подождет, - без раздумья изрек Кортец. - Завтрак подадите сюда.

Послышалось шуршанье шелковой юбки, и Мадлен исчезла за дверью.

Этьен снял повязку. Зашипел пульверизатор. Вслед за тем Кортец встал, в три четверти повернул к зеркалу лицо и полюбовался работой Этьена.

- Доллар… - сказал он. - Не так уж много…

- Солидный посетитель дал бы горничной десять, - зажурчал Этьен, обмахивая клиента щеточкой.

- Если человек чего-нибудь стоит, он вообще не дает горничной чаевых!.. - неожиданно резюмировал Кортец. - Халат!

Он отвел руки назад, и тотчас же Этьен облек его грузную фигуру в халат, на оранжевом шелке которого летали колибри и секретничали молоденькие китаянки, вышитые золотом и серебром.

Получив свой гонорар, парикмахер исчез. Вместо него с подносом в руках появилась Мадлен. Она ловко опустила поднос на круглый столик и подкатила его к креслу Кортеца.

Вино, маринованный лучок, сардины и розовые креветки в масле… Конечно, это еще не завтрак, а лишь прелюдия к нему. Мсье Кортец любил, чтобы еда на круглом столике сменялась, как сцены в опере, где все более или менее известно и все-таки неожиданно. Он налил в бокал терпкое рубиновое вино, понюхал его и, прикрыв свои тяжелые веки, отпил глоток… Затем послышалось блаженное мурлыканье. Мсье Кортец выбрал сардинку и произнес многозначительно:

- Экстра!

Но Мадлен не уходила за следующим подносом. Ее пригвождал к месту доллар, полученный от посетителя.

- Ну? - спросил Кортец.

- Он ждет, мсье.

- А-а! Зовите…

Через две минуты в кабинет бесшумно, словно призрак, проскользнул светловолосый, редковолосый и весьма бледнолицый молодой человек в недорогом костюме цвета небесной лазури и с узким галстуком, похожим на шкурку, сброшенную ящерицей.

- Здравствуйте, сэр, - сказал он по-русски, предварительно натянув приятную улыбку на свое бледное лицо. - Если я не ошибаюсь, вы хорошо говорите по-русски, сэр?

Кортец недружелюбно и невнимательно оглядел гостя.

- Да! - ответил он сквозь зубы. - Вы не ошибаетесь…

- Меня зовут Джейк Бельский, - вкрадчиво произнес гость и заморгал веками, подкрашенными зеленкой, словно просигналил что-то по азбуке Морзе.

Кортец удивленно уставился на него:

- Джейк Бельский?…

- Так точно, сэр. Я родился во Франции, но вырос в Америке. Там меня все называли Джейком. Я вчера только приехал в Париж из Чикаго.

Молодой посетитель говорил по-русски без акцента, но все же с некоторым усилием. Видимо, ему не часто доводилось говорить на родном языке. Просигнализировав веками то, чего не договорил, он вынул из кармана и поднес Кортецу письмо.

- Вот здесь вам обо мне пишет мистер Сэмюэль Грегг. Он сказал, что вы, сэр, хорошо знаете его…

Кортец взял письмо и кивнул Джейку на кресло.

Вошла Мадлен с подносом, на котором дымилось жаркое с бобами. Распечатывая письмо, Кортец следил за приближающимся подносом. Его крупный нос, как флюгер, покорный ветру, невольно поворачивался в сторону жареного мяса.

- Жиго! - произнес Кортец вдохновенно и добавил: - Экстра!

Но тут же вспомнил о письме.

- Сэмюэль Грегг! «Опять Онегин стал на пути моем!» - довольно фальшиво пропел он. - Что ему от меня нужно?

Письмо было короткое и без единого знака препинания:

«Старик Хорхе перестань обижаться на нас и попробуй еще раз съездить в Россию как наш представитель там можно сделать один бизнес который стоит тысячи коптских евангелий тебе все расскажет этот юнец он русский князь но это ничего не значит он знает секрет одного дела на котором можно хорошо заработать я финансирую новую русскую операцию 15 % от чистой прибыли тебя наверное устроят

СГ»

Кортец недовольным взглядом окинул гостя. Как многие восточные люди, он был суеверен: русский князь, да еще с утра - это плохая примета! Неожиданное обращение Сэмюэля Грегга также озадачило его. Крупный воротила международного антикварного треста, Грегг когда-то с помощью Кортеца и присосавшихся к советским культурным учреждениям деляг переправил на запад немало ценных произведений искусства и редких рукописей. Но антикварный трест бесцеремонно отрекся от Кортеца, когда тот проиграл авантюрное дело с покупкой в СССР так называемого «коптского евангелия»…

Однако аромат аппетитного жиго сгладил дурное впечатление от письма Грегга. Кортец вооружился вилкой и ножом и проворчал:

- Я вас слушаю…

Русский князь выпрямился в своем кресле, как заглавная буква, и тотчас же перешел со своей азбуки Морзе на обыкновенную, хотя и несколько витиеватую речь:

- Я слыхал, сэр, что в свое время вы занимались очень полезным делом, способствуя обмену культурными ценностями между западными музеями и музеями Советского Союза, вернее - России, которая когда-то была родиной моих отцов…

Кортец покатал во рту кусочек мяса и промычал неопределенно:

- Угу!..

- Это обстоятельство и привело меня сюда, сэр, - продолжал гость. - Мистер Грегг посоветовал мне обратиться именно к вам с моим предложением, которое, в случае его осуществления, даст цивилизованному миру культурные ценности огромного значения. Лица же, осуществившие мое предложение, смогут получить не только моральное удовлетворение, но и вознаградят себя очень значительными суммами…

Не отрываясь от жиго и отдавая дань терпкому ароматному вину, Кортец поглядывал на своего гостя уже насмешливо.

- Вы можете не продолжать, мистер Бельский, - произнес он презрительно. - От эмигрантов, бежавших когда-то из России, я вволю наслушался таких предложений.

Джейк Бельский встал с кресла. Он был встревожен.

- О нет, сэр… - начал было он.

Но Кортец перебил его бесцеремонно:

- Не «нет», а «да», сэр… Где-то в России ваш отец или дед оставили замурованными в стене или в обивке одного из двенадцати старинных кресел бриллианты, либо еще какие-то ценности. У вас есть точный адрес, пользуясь которым мы с вами, попав в Россию, легко извлечем ваши бриллианты. Затем мы вернемся домой, и трест Сэмюэля Грегга обеспечит нам роскошную жизнь и зажиточную старость. Правильно?…

- Да… В основе моего предложения лежит ценный клад и фамильное предание о нем, - сказал гость и послал в эфир своими зелеными веками нечто среднее между сигналом бедствия и просьбой о внимании.

Кортец засмеялся скрипучим смехом и хлебнул еще глоток вина. Настроен он был уже не так агрессивно, и это ободряло гостя. Джейк Бельский попытался было продолжать, но появившаяся в воздухе над круглым столиком вилка заставила его умолкнуть.

- Прежде всего, - нетерпеливо произнес Кортец, - должен сообщить вам, молодой человек, а через вас и мистеру Греггу, что по советским законам все, оставленное эмигрантами в России, уже много лет назад объявлено государственным достоянием. У меня с русскими уже произошло однажды недоразумение… С меня хватит…

Педро Хорхе Кортец говорил по-русски отлично, лишь с небольшим восточным акцентом. Сказанное им было почти отказом, но молодой человек хорошо помнил ту аттестацию, которую дал «потомку великого конквистадора» мистер Сэмюэль Грегг, и потому, поборов чувство тревоги, выжидал возможности высказаться до конца. Такая возможность представилась сразу же, как только хозяин обратил внимание на ароматнейшую подливку к жиго и бобам.

- Мистер Сэмюэль Грегг отлично знаком с советскими законами. Я также познакомился с ними, - вкрадчиво сказал молодой человек. - Но все дело в том, сэр, что ни я, ни вы и ни трест, который мы будем представлять, - никто и не намерен их нарушать!

- Ах, вот как? Интересно…

- Ценности, о которых идет речь, - продолжал гость, - четыреста лет назад были ввезены в Россию одной коронованной особой нерусского происхождения и никогда России не принадлежали. Это легко смогут доказать наши юристы.

- О ла-ла! - с ироническим пафосом воскликнул Кортец, отрываясь от своей тарелки. - Я не собираюсь сражаться за попранные права коронованных особ нерусского происхождения.

- Вы будете сражаться за свой гонорар, сэр! - твердо произнес молодой гость.

Кортец внимательно взглянул на Джейка Бельского. Тот уже перестал моргать и смотрел на него уверенным и даже весьма решительным взглядом.

- И вы тоже?

- И я тоже.

- Сколько же вам дает этот старый чикагский гангстер?

- Десять процентов, сэр.

- Гм… Это не мало. - И, усмехнувшись, добавил неопределенно: - Но я чувствую, что вы хотите рассказать мне какую-то средневековую легенду с почтенным возрастом?

- Вы правы, сэр, - не смутясь, ответил гость. - Но эта средневековая легенда сулит вполне современные и не ма-лень-кие день-ги.

Последние слова он подчеркнул, произнеся их по слогам.

Кортец молчал, сосредоточенно жуя и попивая вино. Он размышлял: этот американский потомок каких-то русских князей твердо уверен, что предлагает серьезный и крупный бизнес. Он явно подражает американским дельцам… Кортец все еще старался избавиться от него, однако начинал сознавать, что ценности, из-за которых мог бы возникнуть международный юридический спор, задели его любопытство. Да и участие в этом деле Сэмюэля Грегга смущало его. Старый кашалот Грегг не послал бы к нему этого юнца, если бы дело было нереальным.

- Ну что ж, выкладывайте вашу легенду… - проворчал Кортец, не глядя на своего посетителя. - Я выслушал их не менее тысячи. Прослушаю и тысяча первую.

Он вновь склонился над тарелкой: расправа с жиго и бобами близилась к концу.

Джейк Бельский сел в кресло, сузил свои кошачьи глаза и спросил тоном следователя:

- Вы слыхали что-нибудь о библиотеке Ивана Грозного и византийской царевны Зои, или, иначе, Софьи Палеолог?

Косматые брови Кортеца медленно поползли вверх.

- О-о! Это действительно средневековая легенда! Слыхал, конечно…

В кабинет вошла Мадлен и стала убирать посуду.

Джейк Бельский опасливо поглядел на нее и спросил:

- Ваша горничная понимает по-русски, сэр?

- Нет, - вытирая салфеткой лоснящиеся губы, ответил Кортец. - Но вы можете объясняться даже по-французски: она девушка практичная и сказок не любит.

- Отлично! - гость просигналил веками уходящей Мадлен что-то непонятное и продолжал: - Так вот. Библиотека Грозного, которую многие считали и считают мифической, действительно существовала и существует… Я - последний из рода князей Бельских, а один из моих предков, боярин Иван Дмитриевич Бельский, был личным другом царя Ивана Грозного…

Американский потомок московского боярина изъяснялся как профессиональный лектор. Следя в то же время за малоподвижной физиономией Кортеца, он старался уловить на ней хоть тень внимания, и изредка это ему удавалось.

Кортец вооружился зубочисткой и, казалось, весь ушел в работу по очистке своих неестественно белых и подозрительно ровных зубов.

Джейк Бельский продолжал:

- Боярин Бельский был свидетелем того, как Иван Грозный упрятал драгоценное собрание рукописей в один подземный тайник, и упрятал столь основательно, что их не мог найти никто, даже Петр Великий, потративший на поиски книжного клада немало труда…

Кортец отложил зубочистку и уставился пытливым взглядом на своего многоречивого гостя:

- Петр Великий! Иван Грозный!.. Откуда вы все это знаете? В Америке такими делами мало интересуются.

- Это верно, сэр, - быстро согласился Джейк Бельский. - Но мой отец, хотя и обеднел, однако был все же образованным человеком. И он хорошо знал историю нашего древнего рода.

Кортец посмотрел на часы.

- Продолжайте!

- Отец сказал мне, что, если бы библиотека Ивана Грозного была найдена, за нее можно было бы получить миллионы долларов.

Кортец не все знал о легендарном собрании рукописей, но допускал, что такая библиотека могла быть оценена в большую сумму, если бы действительно существовала и была найдена.

- Короче! - отрывисто сказал он. - Вы знаете, как найти эту библиотеку?

- Знаю, - не смутившись, ответил Джейк Бельский. - Боярин Иван Бельский в своем архиве оставил чертеж книжного тайника Грозного. Отец передал его мне и дал указания, как найти тайник.

Наступило молчание. Дело уже казалось интересным, но практическое чутье все еще предостерегало Кортеца: разве можно доверять этим древним чертежам? Очень уж это похоже на пиратский клад с «золотым жуком» или еще какой-нибудь чертовщиной.

- Что у вас еще есть, кроме чертежа и указаний вашего папы? - после короткого размышления спросил Кортец.

Только теперь он заметил, что Джейк Бельский держит в руке какую-то трубочку.

Молодой гость жестом фокусника развернул трубочку и поднес Кортецу небольшой лист пергамента.

- Это титульный лист очень ценной рукописи - антологии византийских поэтов пятого века, - пояснил он. - Единственный в мире экземпляр этой книги существовал в библиотеке царевны Зои, а затем попал в рук «боярина Ивана Бельского…

- Украден из царской библиотеки? - грубо спросил Кортец.

- Нет. Подарен царем боярину Бельскому, - сухо ответил молодой гость. - На обороте листа об этом есть запись.

Кортец с интересом разглядывал пергамент, в центре которого золотом и киноварью были изображены меч и сердце. Он хорошо разбирался во всем, что касалось изобразительного искусства, и, едва взглянув на эмблему, украшавшую пергаментный лист, сразу определил, что над нею поработал какой-то неизвестный, но талантливый художник древности. Бисерные строчки греческого письма сиянием окружали эмблему и, перейдя в крупный шрифт со сложными заглавными буквами, располагались у ее подножия.

Кортец повернул пергаментный лист. На его обороте он увидел затейливую вязь старинного русского письма.

- Разрешите, я прочту, - сказал Джейк Бельский и, не дожидаясь ответа, торжественно, как тропарь, пропел:

«Боярину князь Ивану Бельскому сию грецку книгу с виршами мирскими жалует из книжницы бабки своей, царевны морейской. Великий Государь Всея Руси Иван Васильевич, дабы он, боярин Бельской, грецку грамоту уразумел ради корысти государевой.

Иоанн.

Лета от сотворения мира 7.062-го маия в четверток 25 дня».

Под надписью был начертан тушью небольшой чертеж с крестиком в центре, а под ним Кортец вновь увидел греческую запись.

- Мой предок, боярин Бельский, выполнил царское повеление и овладел греческим языком, - пояснил Джейк Бельский, указывая пальцем на запись. - Здесь он нарисовал план тайника, где царь захоронил всю библиотеку, доставшуюся ему от бабки, царевны Зои…

- Тайники! Таинственные подземелья! Ваш предок, боярин Бельский, наверное, читал знаменитый французский детективный роман Дюшато «Замок змеи с перьями», - насмешливо сказал Кортец. - Но здесь только титульный лист… А сама книга где?

- Книга осталась в России у первой жены моего отца, княгини Евгении Бельской, урожденной баронессы Эжени де Мерод, - с большой готовностью пояснил Джейк Бельский. - Кроме греческой записи на обороте, здесь, на самом титуле, есть еще французская надпись, которая поможет нам отыскать всю библиотеку.

- Французская?… Но ведь Иван Грозный приказал боярину Бельскому овладеть только греческим языком! - удивленно произнес Кортец.

- Это запись другого Бельского. Она сделана в двадцатом веке.

Кортец еще раз внимательно осмотрел лист.

- Это древнегреческий язык… Я ничего в нем не понимаю. Но я не вижу здесь никакой французской надписи.

- Я свел ее из предосторожности, - тихо сказал Джейк Бельский. - Ее можно восстановить химическим путем, когда понадобится.

Кортец положил пергамент на стол:

- Значит, ваш отец научил вас, как найти византийскую библиотеку?

Джейк Бельский с минуту помолчал - он почувствовал язвительность в тоне вопроса.

- Думаю, что да, сэр, - сказал он, усиленно работая зелеными веками.

- А как вывезти ее из России - этому он не научил вас? - спросил Кортец, насмешливо глядя на респектабельного юношу, вежливо и вполне серьезно предлагавшего ему включиться в совершенно необычайную авантюру.

После небольшой паузы Джейк Бельский ответил, вопросительно глядя на Кортеца:

- Я полагал, сэр, что этому научите меня вы… Меня в этом уверил мистер Сэмюэль Грегг.

- Мистер Сэмюэль Грегг? О да! Он уверен, что в России ничего не изменилось и что библиотеку Грозного так же легко сейчас вывезти, как я когда-то вывез оттуда «коптское евангелие»…

Молодой гость молчал.

Наступила пауза. Молчание длилось минуты две. Наконец Кортец отодвинул от себя пергаментную трубку и сказал решительным тоном:

- Рукописи - это уже не моя специальность. Сейчас я лишь организатор выставок произведений живописи. Я частное лицо, меня интересует только живопись, и ни с какими трестами я не желаю себя связывать.

Джейк Бельский встревожился:

- Но совершенно необязательно быть специалистом, сэр! Я ведь тоже в этих рукописях ничего не понимаю. Нам надо только найти их и вывезти в Америку. А там уже специалисты треста разберутся.

- Вывезти в Америку мы ничего не сможем! - возразил Кортец.

- Ну что ж, вывезем во Францию, - быстро согласился Джейк Бельский.

- Это фантастика! - презрительно оттопырив губы, проворчал Кортец.

- Почему? - с недоумением спросил молодой гость.

- А потому, что мы не найдем этой мифической библиотеки! Это во-первых. Но если мы ее даже и найдем, если даже вывезем из России, что оч-чень нелегко, то мы совершим кражу! Нас арестуют если не в России, то здесь, во Франции! Этого потребует советское правительство, и французские власти не смогут не выполнить его требования. Ведь мы присвоим себе чужие ценности! Вы это понимаете?… А для подобных дел существует уголовный кодекс. Ваш мистер Сэмюэль Грегг очень хорошо с ним знаком.

Все это немногословный Кортец выпалил с большим азартом и почти залпом. Можно было подумать, что он старается напугать не столько Джейка Бельского, сколько самого себя.

- И еще одно! - все тем же сердитым тоном продолжал Кортец. - Вы слыхали что-нибудь о так называемых культурных связях между западными странами и Советской Россией? О них очень много сейчас говорят.

- Слышал, - выжидательно глядя на него, ответил американский гость.

- Мы с вами находимся в Париже. А многие французы очень хотят дружить с русскими. Затея мистера Грегга может здесь не понравиться! - строго сказал Кортец.

Джейк презрительно ухмыльнулся и пожал плечами:

- Я не француз. И вы также, сэр…

- Да, но я живу в Париже, черт возьми! - зарычал Кортец. - И я не намерен отсюда уезжать, если новая затея мистера Грегга провалится!

- Вам не нужно будет уезжать из Парижа, сэр. В случае неудачи я все беру на себя, - быстро и деловито пояснил гость. - Это также предусмотрено моим контрактом с фирмой мистера Грегга.

Кортец с минуту смотрел на Джейка Бельского с любопытством, наконец рассмеялся и сказал:

- Узнаю мистера Грегга! Он умеет извлекать прибыль даже из неудачи. Ваш провал может испортить отношения с русскими, и кое-кто в Штатах с радостью заплатит вам за два - три года тюрьмы.

При упоминании о тюрьме Джейк Бельский не побледнел и не покрылся холодным потом. Наоборот, он хитро заулыбался и сказал:

- Думаю, что до тюрьмы дело не дойдет, сэр… В России я намерен действовать осторожно. Вы же будете стоять в стороне от всего, что мне придется там проделать. Что касается французских властей, то и здесь все можно будет предусмотреть, чтобы застраховать себя от неприятностей.

- Как?! - свирепо вращая глазами, завопил Кортец. Предусмотрительность молодого авантюриста начинала бесить его.

- Не волнуйтесь, сэр. Это вредно, - тихо и вразумительно произнес гость. - Мой отец сообщил мне, что здесь, во Франции, и в Италии живут потомки Фомы Палеолога, отца царевны Зои. Они являются прямыми наследниками московской царицы Софьи Палеолог, ибо в России после смерти детей и внуков Ивана Грозного ее потомков не осталось…

- Кто живет во Франции? - быстро спросил Кортец.

- Мадам де Брентан, дочь князя Джованни Ласкариса Палеолога, - помедлив немного, ответил Джейк Бельский.

«Специалист по живописи» усмехнулся:

- Я вижу, ваш папа очень хотел пойти дальше боярина Ивана Бельского и заполучил не одну только антологию византийских поэтов.

- Да, он всю жизнь лелеял эту мечту, - подтвердил Джейк Бельский. - Но отец меньше всего думал о деньгах. Он хотел лишь отомстить своему брату, князю Платону, отбившему у него жену, красавицу Эжени де Мерод… Эту историю я расскажу вам в другой раз.

Кортец внимательно поглядел на русско-американского князя и подумал уже без всякой неприязни к нему: «Гм… А он, кажется, неглуп, этот желторотый Джейк. Сэмюэль Грегг недаром поставил на него…»

- Ладно! - наконец вымолвил он. - Я ничего вам и мистеру Греггу не обещаю. Но, не разглашая ваших замыслов, я наведу кое-какие справки, прощупаю кое-где почву и только после этого дам окончательный ответ. - Кивнув на трубку пергамента, он добавил: - Оставьте этот архаизм у меня. Если вы, конечно, мне доверяете. Я покажу его одному толковому человеку. Он хорошо знает византийскую литературу и многое другое.

- Конечно, сэр! - с величайшей готовностью воскликнул Джейк Бельский. - Пожалуйста, оставьте у себя этот пергамент! Отец сказал, что он принесет счастье тому, кто сумеет присоединить этот титульный лист к книге, от которой он отделен.

Гость встал, понимая, что аудиенция окончена. Кортец нажал кнопку звонка:

- Приходите завтра.

- С удовольствием, сэр.

- Не «сэр», а «мсье», - снисходительно поправил его Кортец. - Этого обращения во Франции многие не любят. Да и не только во Франции.

- Понимаю, мсье…

Зашуршала шелковая юбка. Вошедшая Мадлен сразу же поняла, что молодой американец не напрасно истратил на нее доллар.

- Мадлен! Князь Джейк Бельский будет у меня завтра в десять утра, - напыщенно произнес Кортец. - Просите его прямо в кабинет.

Мадлен грациозно сделала перед князем Джейком Бельским книксен.

 

В КАФЕ «ГУИНПЛЕН»

В тот же день Педро Хорхе Кортец посетил кафе «Гуинплен». Он давно здесь не был, но завсегдатаи кафе сразу узнали его. Это были «маршаны» - перекупщики картин, небогатые антиквары; художники - молодые и уже много лет «подающие надежды»; натурщицы; любители картин и редкостей. В кафе, как всегда, было шумно, но шум усилился, когда в дверях показалась массивная фигура Кортеца. Среди посетителей было немало тех, на ком мсье Кортец иногда неплохо зарабатывал, и тех, кто заработал (но не очень много) с его помощью. Послышались возгласы:

- Ого! Дон Педро собственной персоной!

- Великий конквистадор из Стамбула!

- Салют, мсье Кортец! Присаживайтесь…

Отвечая на приветствия и помахивая волосатой рукой, на пальцах которой сверкали камни перстней, мсье Кортец внимательно искал среди завсегдатаев кафе того, кто был ему нужен.

- Он кого-то ищет… - сказала маленькая натурщица с большим черепаховым гребнем в золотой копне волос.

- Да, и уж, наверно, не тебя, - ответил ей молодой весьма кудлатый художник со старинным жабо вместо воротничка и с большой пиратской серьгой в левом ухе.

- Кто-то сегодня заработает, - меланхолично произнес старый «маршан», провожая Кортеца кислым взглядом. - Это ловкач!..

К Кортецу подошел буфетчик, круглоголовый человек в белом переднике:

- Мсье Кортец, вы кого-то ищете?

- Да, мсье Птибо, - рассеянно ответил Кортец. - Мне нужен профессор Бибевуа.

- Он уединился. Что-то пишет в бильярдной.

- Мерси… - Кортец хотел пройти в бильярдную, но, словно вспомнив о чем-то, спросил: - Он должен вам, мсье Птибо?

Буфетчик развел руками:

- Как всегда, мсье Кортец.

- Много?

- Неделю уже не платит. Три тысячи франков. При нынешнем курсе это, конечно, не так уж много, но…

- О, да-да! Узнаю профессора! - Кортец похлопал буфетчика по плечу. - Не унывайте, мсье Птибо. Может быть, мне удастся это дело уладить.

Он прошел в соседнее помещение. Здесь стояла относительная тишина, слышно было лишь, как белые шары на зеленых лужайках бильярдных столов, сталкиваясь, стреляли, словно пистолеты в тире. Время от времени маркер торжественно возглашал:

- Карамболь, мсье Роже! Тридцать два!

- Карамболь, мсье Капо! Шестнадцать!

- Удар не засчитан.

В углу, подле стойки с киями, у подоконника, примостился на вертящемся стуле пожилой человек, облаченный в невероятно потертую визитку. Худобой своей, чахлым лицом, острой бородкой и похожими на пики усами он напоминал Дон-Кихота, а длинными руками и большими оттопыренными ушами - орангутанга. Его стриженый и угловатый череп посеребрила седина.

Человек быстро писал: перо его авторучки стремительно скользило по бумаге, а исписанные листы он небрежно отодвигал в сторону. Это и был Леон Бибевуа, которого все знакомые называли «профессором», хотя еще десять лет назад он был изгнан из последней гимназии за пристрастие к крепким напиткам и нигде не преподавал.

Кортец хорошо знал этого странного человека, обладавшего энциклопедическими познаниями и феноменальной памятью, неудачника, пьяницу, но в свое время очень неплохого педагога. Бибевуа великолепно изучил историю человечества и историю всех видов искусства. Не глядя на подпись, он мог безошибочно назвать автора картины (если тот был, конечно, известен), и для этого ему даже не надо было видеть картину раньше. Он знал также все, что касалось мировой литературы и в особенности литературы древней. Кроме того, Бибевуа в совершенстве владел языками, на которых уже давно никто не говорил: латынью, древнегреческим и санскритом.

Кортец часто пользовался консультацией Бибевуа и, не взирая на странности «профессора», с уважением относился к нему. Сейчас он видел, что Бибевуа увлечен какой-то работой. Обычно высокомерный и бесцеремонный с бедняками, Кортец все же не решался окликнуть его.

- Мсье Кортец! - не оборачиваясь, сиплым голосом сказал Бибевуа. - Вы хотите помешать мне работать?

Кортец догадался: Бибевуа увидел его отражение в темном стекле окна.

- О нет, профессор! Я подожду…

- Вам придется ждать еще час. Я пишу статью за одного идиота, облеченного ученой степенью бакалавра.

- Это интересно. Какая тема?

- Палеографическое исследование эволюции заглавных букв в минускульном письме девятого века.

- О ла-ла! - с уважением воскликнул Кортец. - Что же это за письмо? Кто его автор?

- Вы невежда, мсье Кортец! - просипел Бибевуа, не переставая строчить свою статью. - Это не чье-либо личное письмо, а тип латинского рукописного письма. Выражаясь современным языком, это шрифт, которым написано большинство рукописей латинских классиков.

- Понимаю, профессор. Я пришел не вовремя, но, кажется, кстати. У меня та же тема, - стараясь говорить возможно мягче, сказал Кортец.

- Тоже статья?

- Нет, консультация… Со мной древняя рукопись.

Бибевуа перестал писать и быстро повернулся на своем кресле:

- Покажите.

Кортец передал ему свернутый трубкой пергаментный лист. Сейчас этот лист был прикреплен к ватманской бумаге, и оборотная сторона его оказалась закрытой. Бибевуа поправил очки и впился своими пронзительными глазами в пергамент. Через минуту он поднял голову и молча посмотрел на Кортеца.

- Подделка? - тихо спросил Бибевуа.

Кортец развел руками:

- Не знаю. Это вы должны мне сказать.

Бибевуа вскочил, подбежал к настольной лампе и сунул свой острый нос в самый пергамент. Затем, суетливо пошарив по карманам, он извлек лупу и снова припал к листу.

Кортец медленно подошел к нему.

Бибевуа долго разглядывал лист в лупу. Он был явно взволнован.

- Невероятно! - наконец воскликнул он. - Подлинник!.. Вы знаете, что это?

Кортец неопределенно шевельнул своими мохнатыми бровями:

- Приблизительно…

- Это первая страница книги, которую считают погибшей. Вместе с другими сокровищами византийской столицы она была вывезена в Рим из Константинополя в середине пятнадцатого века. Дальнейшая судьба ее неизвестна! - патетически произнес Бибевуа. - Этому пергаменту цены нет. Как он к вам’попал?

- Я вам потом расскажу, профессор, - уклончиво ответил Кортец. - А что здесь написано?

- Извольте! Вот точный перевод. Киклос. Антология византийских поэтов. Эпиграммы элегические, сатирические и любовные, собранные Агафием, юристом и поэтом.

- Интересно… - задумчиво произнес Кортец.

- Какая прелесть! - с восхищением сказал Бибевуа, разглядывая эмблему древнего титульного листа. - Но где же вся книга?

- У меня есть надежда, что с помощью титульного листа я найду всю книгу! - многозначительно произнес Кортец и взял из рук «профессора» пергаментный лист, когда тот пытался отодрать его от ватманского листа.

- Вы хорошо заработаете, если найдете ее. За такую книгу богатые коллекционеры дадут много денег, - сказал Бибевуа.

- Примерно?

- Оценщиком меня возьмете? - хитро подмигнув, спросил Бибевуа.

- Возьму.

- Смотрите! Без обмана… Эта книга должна стоить не меньше ста тысяч долларов. Мой гонорар скромный - два процента…

Кортец похлопал Бибевуа по спине:

- Я люблю вас, профессор. И потому я готов уже сейчас внести часть вашего гонорара.

Бибевуа оживился:

- О, это было бы неплохо!

Кортец подошел к двери и позвал:

- Мсье Птибо!..

Буфетчик не заставил себя ждать.

- Профессор должен вам три тысячи франков?

- Совершенно верно, мсье.

Кортец вынул бумажник и отсчитал несколько кредиток.

- Вы больше не должны господину Птибо, - весело сказал он, обращаясь к Бибе-вуа.

- Виват дону Педро Кортецу!.. - воскликнул Бибевуа. - Надеюсь, вы теперь не сомневаетесь в моей кредитоспособности, мсье Птибо?

- Сегодня нет, а завтра опять буду сомневаться, - с юмором, но и с жалостью ответил Птибо.

- В таком случае, приготовьте мне стакан коньяку, - вежливо попросил Бибевуа. - Я подойду к вашей стойке, как только закончу статью.

Кортец вынул из бумажника еще одну кредитку и подал Птибо.

- Я очень обязан профессору и не хочу, чтобы он сегодня был перед вами в долгу, - сказал он и, пожав руку Бибевуа, направился к выходу.

В общем зале Кортец подошел к группе художников, сидевших за маленьким столиком. Здесь шла оживленная, прерываемая смехом беседа, но, как только Кортец приблизился, все умолкли.

- Садитесь, маэстро! - предложил художник с пиратской серьгой.

- Нет, я только на минуту, - сказал Кортец. - Но я вам помешал, господа? Вы о чем-то говорили…

Он еще издали услыхал свое имя и понял, что разговор шел о нем.

- Нет, отчего же! Я все могу повторить, - с независимым видом сказал художник с серьгой. - Я рассказывал им забавный анекдот о том, как вы, мсье Кортец, хотели выменять в ленинградском Эрмитаже ван-дейковского лорда Уортона на поддельного Гогена. Кортец саркастически улыбнулся:

- В Париже все идет в анекдот! А насчет поддельного Гогена вы присочинили, Прежан.

- Но он так смешно рассказывает! - с восторгом воскликнула маленькая натурщица с большим гребнем.

- А-а! Ну, тогда я его прощаю… - снисходительно произнес Кортец. - Кстати, вы очень нужны мне, Прежан. Вы можете мне уделить сейчас минут десять?

- С удовольствием, маэстро!

Кортец подмигнул маленькой натурщице и, взяв под руку молодого художника, направился с ним к свободному столику в дальний угол кафе.

- Садитесь, Прежан, - сказал он и грузно опустился на стул. - У меня к вам действительно есть дело. Но эти ваши анекдоты…

- Мсье, - смеясь, сказал Прежан, - это лишь безобидная болтовня! Никто в нее не верит.

Кортец сокрушенно покачал головой:

- Болтовня? Есть на Востоке умная пословица: «Будь осторожен, когда лжешь, но еще больше остерегайся, когда говоришь правду»…

- Прекрасная пословица! - воскликнул Прежан. - Завтра же ее будет знать весь Париж.

- Однако то, что я вам скажу, сейчас, должны знать только вы, Прежан, и я, - пристально глядя на него, произнес Кортец.

- Самый верный замок для тайны - это деньги, маэстро, - насмешливо ответил Прежан, играя сросшимися бровями и пощелкивая пальцем по своей серпообразной серьге

- Вы можете хорошо заработать, Прежан… - многозначительно сказал Кортец.

- Как?

- Слушайте… - И, оглянувшись, Кортец зашептал.

- Ого! Интересно… Опять Гоген? - воскликнул Прежан.

- Нет. Это совсем другое дело… Вы у меня бывали. Помните те два пейзажа, что я привез из Москвы?

- Помню, маэстро. Но… - художник пожал плечами, - я ничего особенного в них не нахожу.

- Я тоже, Прежан. И все-таки я уверен, что если мы хорошо поищем, то можем найти не в них, а за ними что-нибудь очень интересное.

- Вот как? - с озадаченным видом произнес Прежан. - А что же именно вы хотите за ними найти?

- Боровиковского! Вы видели у меня два портрета его работы, которые я купил у князя Оболенского?

- Видел.

- Два московских пейзажа надо нанести на полотна Боровиковского так, чтобы была видна расчистка. Понимаете?

- Начинаю кое-что понимать, маэстро, - пристально глядя на своего собеседника, сказал Прежан.

- Я не сомневался, что вы меня поймете…

Кортец придвинулся поближе к молодому художнику и зашептал ему что-то прямо в ухо с пиратской серьгой.

 

«ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ»

Мать Джейка Бельского, Тереза Бодуэн, стала второй женой русского эмигранта князя Андрея Бельского, когда ей было 30 лет, а ее мужу 50. Она назвала сына Жаком в честь своего отца. Ее муж Андрей Бельский, когда-то был богат, но к моменту рождения Жака успел промотать свое состояние и вскоре уговорил жену переехать из Европы в Соединенные Штаты. Здесь его дальняя родственница, княгиня Александра Толстая, обещала ему «доходное место». В антисоветском кружке Толстой Андрею Бельскому предложили выступать на сборищах реакционных организаций и рассказывать об «издевательствах», которым он якобы подвергался со стороны большевиков в 1917 году. Но для подобных рассказов требовалось хотя бы небольшая доля воображения, которого князь Андрей Бельский был лишен, и поэтому вскоре ему пришлось прекратить свои выступления и устроиться клерком в контору налогового инспектора. Эта должность со временем перешла по наследству к его сыну, уже возмужавшему и превратившемуся из Жака в Джейка.

Молодой Бельский не был в восторге от своей профессии, тем более что от матери он унаследовал природную смекалку и производил впечатление неглупого молодого человека. Однако житейский опыт научил его понимать, что одним умом в Америке не добьешься хорошей жизни. Не поможет и образование. Его отец кончил Петербургский университет, но дальше клерка в Штатах не пошел, ибо был человеком чрезвычайно непрактичным. А в этом Джейк убедился, когда перед смертью отец рассказал ему о тайнике в каком-то монастыре, где в XVI веке, по его словам, была захоронена библиотека византийской царевны Зои. При этом старик передал сыну титульный лист от старинной книги (с планом тайника), которую царь Иван Грозный подарил своему другу, боярину Бельскому, одному из предков Джейка.

Оказывается, тайна ценнейшей коллекции была известна Андрею Бельскому много лет, но он не сумел воспользоваться ею.

Целых два года обдумывал Джейк Бельский, как заполучить собрание древних рукописей, стоивших немалых денег, и наконец пришел к мысли, что одному ему пробраться в Россию, отыскать там книжный клад и вывезти его за границу никак не удастся… Нужны помощники. Но кому можно доверить свою тайну в стране, где господствует закон джунглей и где сам Джейк чувствует себя лишь слабым тростником в джунглях? Даже с матерью не мог посоветоваться Джейк: отец запретил говорить с нею об этом.

«Она будет скулить, что ты погибнешь в России, и все испортит», - предупредил отец.

И все же Джейк рискнул поговорить кое с кем из русских эмигрантов. Он сказал, что хочет пробраться в Россию: там отец закопал в помещичьем саду фамильные драгоценности.

Один из друзей Керенского, барон Виттельсбах, свел Джейка с Сэмюэлем Греггом. Это был крупный акционер и фактический хозяин «Международного антикварного треста».

Располагая широко разветвленной агентурой, этот трест выискивал и скупал во всех странах произведения живописи, скульптуры, ценные рукописи и книги, личные вещи, принадлежавшие знаменитым людям (историческим лицам, спортсменам и артистам, дипломатам и «великим» преступникам). Покупая и перекупая подлинные ценности и ценности сомнительные, трест широко практиковал также и фабрикацию подделок самого различного рода. Не гнушался он и авантюрными махинациями. Одним из такого рода «подвигов» треста была мошенническая проделка с «коптским евангелием».

Агенты треста пронюхали, что в Ленинграде, в одном книгохранилище, находится древнее рукописное евангелие, написанное во II веке на языке египетских христиан (коптов). Первоначальным владельцем этой рукописной книги был знаменитый Афонский монастырь, а затем, в первой половине XIX века, монастырь подарил «коптское евангелие» русскому царю Николаю I. После революции ценная древняя книга стала достоянием советского народа. В 30-х годах, установив с игуменом Афонского монастыря контакт, антикварный трест поручил своему агенту Кортецу за любые деньги приобрести в Ленинграде «коптское евангелие». По оценке опытных антикваров, эта книга стоила сто пятьдесят тысяч долларов. Кортец предложил книгохранилищу триста тысяч долларов. Советские организации решили продать книгу, но едва она попала в руки треста, как афонский игумен с согласия Сэ-мюэля Грегга обратился в суд с просьбой вернуть монастырю «древнюю святыню», якобы похищенную коммунистами. Антикварный трест не возражал против иска монахов, но учинил иск советскому торгпредству на сумму в триста тысяч долларов.

Авантюра эта провалилась, ибо советские юристы предъявили дарственную запись, сделанную в свое время монастырем на имя царя Николая I. Коптская рукопись, таким образом, была не собственностью Афонского монастыря, а достоянием советского народа… Авантюристы остались в дураках, а «козлом отпущения» оказался Кортец. Грегг обвинил его в «медлительности и неловкости», в том, что «потомок великого конквистадора» не нашел в Ленинграде дороги к людям, которые заранее уничтожили бы дарственную запись Афонского монастыря.

Таков был антикварный трест, с главой которого, Сэмюэлем Греггом, и познакомился Джейк Бельский.

Гориллоподобный хрипун Грегг недолго разговаривал с Джейком. Он просмотрел его документы и пергаментный лист, затем молча написал записку Кортецу и чек на тысячу долларов.

- Немедленно отправляйтесь в Париж! - сказал он. - Найдете там Кортеца. Адрес вам дадут. Я финансирую всю эту операцию. Вы получите десять процентов от чистой выручки, Кортец - пятнадцать. От него зависит все… Гуд бай! Хеппи энд!.. Об остальном договоритесь с нашими юристами.

Обо всем этом Джейк вспомнил на другой день после визита к Кортецу, шагая по Рю-де-Орьянт к вилле «потомка великого конквистадора». Вспомнил он и о том, как вчера, уходя от Кортеца, сунул в цепкую руку Мадлен еще одну бумажку - на этот раз уже не долларовую, а пятидолларовую - и попросил Мадлен прийти вечером в любое время в кафе «Сурир». Ему пришлось прождать Мадлен долго, но она все же пришла и сразу стала болтать о своих поклонниках и подругах. Потом она выпила рюмку шартреза и выкурила сигарету.

О Кортеце Мадлен рассказала, что он пришел домой поздно и в хорошем настроении, а на ее вопрос, принимать ли завтра мсье Бельского, ответил: «Непременно!»

- Он добавил: «Не забудьте завтрак приготовить на двоих», - щебетала Мадлен. - Вы должны знать, что мсье Кортец угощает только того, кого считает полезным для себя человеком… Джейк, мне кажется, что с его помощью вы заработаете много денег. Я не первый день знакома с мсье Кортецом и научилась угадывать…

- Это будет зависеть только от него! - перебил ее Джейк, пожимая плечами.

О, вы, наверно, не забудете тогда скромную маленькую Мадлен, которая так старалась, чтобы мсье Кортец вас принял! - воскликнула Мадлен и бросила на Джейка из-под своих фантастических ресниц один из тех взглядов, которые считала «обжигающими».

Джейк сообразил, что неплохо было бы вообще иметь Мадлен союзницей при осуществлении «монастырской операции» (так он мысленно зашифровал свой план). Он не сомневался, что в холостяцком доме Кортеца Мадлен не ограничивается ролью горничной. И потому, быстро достав из жилетного кармана изящный янтарный мундштучок (подарок отца), он преподнес его Мадлен.

- В том, что я ваш друг до гробовой доски, вы можете не сомневаться, Мадлен, - сказал он с той искренностью, с какой умел разве только чихать. - А пока примите этот небольшой сувенир… Сейчас среди чикагских девушек в большой моде именно такие мундштучки.

- Какая прелесть!.. - запела Мадлен и от полноты чувств перешла на «ты». - Ты всегда будешь делать мне подарки, Джейк?

- Вечно, Мадлен! - воскликнул он. - А ты будешь мне рассказывать, что думает обо мне мсье Кортец? Это очень важно для нас с тобой.

- О, это нетрудно, милый! - ответила Мадлен. - Я умею с ним разговаривать… Но ты действуй смелее. Иначе с ним нельзя. Только, пожалуйста, не моргай так часто глазами. Кортец говорит, что у тебя плохо пришиты веки.

Они расстались большими друзьями.

…Вспоминая о Мадлен, Джейк тем временем поравнялся уже с густо заросшей плющом двухэтажной виллой Кортеца, построенной в старинном стиле.

Калитка. Клумбы. Стриженые кустики. Посыпанная гравием дорожка. Крыльцо с гранитными ступеньками… Звонок. Тишина… Быстрые, легкие шаги за дверью, и вновь неописуемые ресницы.

- Это ты? - зачирикала Мадлен, открыв дверь. - Входи! Мсье Кортец ждет тебя… Я узнала еще кое-что. Вчера он был у какой-то важной дамы, с которой говорил о твоем деле. Он называет ее «старой хрычовкой».

«Мадам Брентан!» - сразу догадался Джейк.

- И что же? - спросил он.

- Это все, милый. Но настроение у него все то же. Я угощу тебя чудесным рагу. Иди… Стой!.. Дай я поправлю галстук. Тебе надо его переменить, он похож на гадюку. Вот так…

Она скрылась за дверью кабинета, и Джейк услышал ее тонкий голосок:

- Князь Джейк Бельский, мсье!

- Просите! - сырым голосом ответил Кортец.

Войдя в кабинет, Джейк сразу же почувствовал, что Кортец сегодня действительно настроен более благожелательно, нежели вчера. Протянув Джейку свою огромную волосатую длань, он пригласил гостя на диван, сел рядом и сказал:

- Душа моя! Я не умею долго притворяться. И потому скажу вам сразу, что ваше предложение меня заинтересовало. Оно необычно. А я люблю заниматься необычными делами. Это моя слабость… Но даже необычное дело должно быть все же делом, а не спортом. Вы меня понимаете?

- Вполне, мсье, - тихо произнес Джейк, стараясь вовсе не моргать.

- Должен сообщить вам, мой друг, - продолжал Кортец велеречиво, - что вчера же я показал ваш пергамент одному многознающему человеку. Он сказал мне почти то же, что и вы. Я навел справки о византийской библиотеке и узнал то же, что и от вас, с той лишь разницей, что, кроме вас, кажется, никто не знает точного адреса этой библиотеки… Я побывал у мадам де Брентан и узнал от нее то же, что узнали от нее вы.

- Я хотел вчера рассказать вам о своем визите к ней, - поспешно вставил Джейк.

- Это ничего мне не дало бы, душа моя. Мне надо было увидеть ее лично. Успех нашего дела во многом зависит от этой старой хрычовки, - как бы думая вслух, произнес Кортец. - Очень хорошо, что вы ей ничего не сказали.

- Она ничего не должна знать! - сухо и резко сказал Джейк. - Все надо сделать с нею, но без нее.

- Вот именно! - воскликнул Кортец. - С нею, но без нее…

Чуть стукнув, вошла Мадлен:

- Прикажете подавать завтрак, мсье?

Кортец оживился:

- Давайте, Мадлен!

Он встал с дивана и, как Мефистофель плащом, взмахнул полой своего живописного халата.

- Но одной, самой главной справки по вашему делу я пока еще не получил, - сказал Кортец, медленно шагая по кабинету и искоса поглядывая на Джейка. - Получение этой справки потребует времени.

Джейк вскочил и с готовностью произнес:

- Может быть, я смогу вам помочь, мсье?

Кортец поднял унизанную перстнями руку:

- Нет, нет! Такую справку я могу получить только от людей, которых хорошо знаю.

Джейк понял:

- Вы мне не верите?

- Я верю только в то, что после понедельника бывает вторник, мой друг. - И, пг» и-стально поглядев на Джейка, спросил: - Вы, конечно, хотите поехать со мной в Россию?

- Без меня вы там ничего не найдете, мсье, - вежливо, но твердо сказал Джейк.

- Вот, вот! - воскликнул Кортец. - А я, мой друг, жил в Соединенных Штатах и знаю, что там могут иногда придумать, чтобы заслать в Россию необходимого для Пентагона человека.

Джейк взволновался не на шутку:

- Значит, вы думаете, что я шпион?

Кортец снисходительно улыбнулся:

- О нет! Если бы я так думал, я не стал бы с вами разговаривать. Мне моя шкура пока еще не надоела.

Джейк был сбит с толку. Он даже забыл, что у него «плохо пришиты веки», и сигналил вовсю.

- Я вас не понимаю, мсье. Так в чем же дело?

Вошла Мадлен с подносом. Заменив круглый столик другим, более просторным, она расставляла на нем тарелки и украдкой поглядывала на своего нового друга. Не понимая, о чем ее хозяин беседует с Джейком (они говорили по-русски), Мадлен видела тревогу на лице молодого гостя. А так как, кроме накладных ресниц и огненных губ, она обладала еще и простым, добрым сердцем, то, забыв о «будущих подарках», посылала Джейку самые выразительные взгляды, которыми старалась ободрить его.

- Стол накрыт, мсье! - сказала она.

Кортец похлопал Джейка по плечу и подвел к столу:

- Не унывайте, душа моя! Я только хотел быть с вами откровенным. У меня принцип - ни в коем случае не связываться ни с какой разведкой. Но мне кажется, что чутье меня не обманет: вы не похожи на шпиона.

Он взглянул на стол, накрытый Мадлен, и увидел на нем, кроме тарелок и закуски, узкую вазочку с тремя пунцовыми тюльпанами:

- О ла-ла! Вы в этом доме, кажется, понравились не только мне.

Но, обратив свой взор на закуски и пузатенькую бутылочку шамбертэна, тотчас же забыл о тюльпанах.

- М-м… Недурно! Это то, что в рекламном деле называется «экстра».

Кроме тюльпанов и шамбертэна, стол украшала горка паштета из дичи с орехами, нарезанная тончайшими лепестками колбаса салями и пахучий салат из сельдерея.

- Прошу, ваше сиятельство! - церемонно сказал Кортец по-французски и широким жестом указал на стул. - Не зная, что вы любите, я решил положиться на свой вкус.

- И на мой, мсье! - добавила Мадлен, посылая Джейку сияющий взгляд.

- Да, я советовался с Мадлен, - сознался Кортец. - Она была бы неплохой хозяйкой, но…

Он не докончил, встретив ее пристальный взгляд.

- Благодарю вас, мадемуазель, - сказал Джейк и сел за стол.

Мадлен собралась уходить, но ее остановил Кортец:

- Как там у Барб? Все сделано, как я велел?

- Рагу изумительное, мсье! - с напускным восторгом пропела Мадлен.

- А подливка?…

- Сливки, вино, коринфский изюм и корица, мсье. Все так, как вы любите.

От предвкушаемого удовольствия Кортец раздул ноздри:

- Люблю поесть, друг мой! Гублю себя! Врачи запретили… Но не могу! В жратве я романтик… А относительно Пентагона и прочего вы не думайте. Если даже вы шпион, я не стану доносить на вас русским, - мне на них наплевать. Но выгоню вас обязательно. Если же вы честный жулик, помогу, ибо ваша затея мне нравится. В таких делах я тоже романтик.

- Мистер Грегг сказал: «Педро Кортец умеет увлекаться и не теряет при этом головы», - льстиво произнес Джейк.

- Старый плут! Он меня хорошо знает! - воскликнул Кортец, наливая в рюмки вино.

- Я никогда и ничего не пью, мсье. Но с вами выпью с удовольствием.

- За Ивана Грозного и за его библиотеку! - смеясь, воскликнул Кортец и понюхал вино. - Экстра!

Они выпили и закусили ломтиками салями.

- Возьмите паштету, Джейк, - предложил Кортец. - Он сделан по моему «сценарию». И вообще во мне погиб величайший в мире кулинар. Да-да!

Однако блаженное состояние, в которое погружались за столом все сто двадцать кило мсье Кортеца, не лишало его способности мыслить практически.

- Итак, вы уверены, что найдете легендарную византийскую библиотеку? - неожиданно спросил он.

- Я в этом не сомневаюсь, мсье…

- Я понимаю, что это ваша семейная тайна, и не прошу указать точные координаты древнего тайника, Джейк. Но я пальцем не шевельну, если не буду знать, что это дело верное… Попробуйте салат. Это чисто французское блюдо.

Джейк потянулся к салату.

- Благодарю, мсье… Я тоже не пустился бы в столь далекий и рискованный путь, если бы не считал это дело верным, - сказал он совершенно спокойно. Его тревожили только сомнения Кортеца, а в остальном он был уверен.

- Я вам уже сказал - ваше предложение мне нравится. Но я все же вынужден повторить свой вчерашний вопрос, - жуя, сказал Кортец. - Что у вас есть? Титульный лист старинной книги и план тайника на нем?… Но почему вы решили, что это план именно того тайника, где захоронена книжная коллекция Ивана Грозного?

Джейк положил вилку, поморгал ровно столько, сколько ему было нужно, и сказал, глядя в сторону:

- Я могу заверить вас, мсье, что знаю, где находится книжный тайник Ивана Грозного. Но я получил строгую инструкцию от мистера Сэмюэля Грегга никому не открывать координат тайника, до тех пор пока не прибуду в Москву.

Кортец засмеялся недобрым смехом:

- Вот это конспирация! Значит, вы хотите, чтобы я отправился в Россию с завязанными глазами?

- Вы все узнаете, как только мы с вами попадем наконец в Москву, - тихо ответил Джейк.

- Ага! Теперь моя очередь задать вам ваш же вопрос, - хмуро глядя на Джейка, оказал Кортец: - Значит, вы мне не верите?…

- Я вам верю, мсье. Но я связан условиями…

- Мистер Грегг знает, где находится тайник?

- Нет.

- А вы читали когда-нибудь русские материалы, касающиеся библиотеки Грозного?

- Да, - безмятежно и вежливо ответил Джейк.

- Что вы читали?

- Труды русских археологических съездов; книгу профессора Белокурова, статьи профессоров Соболевского, Кобеко, Забелина и, наконец, недавно опубликованную в русском журнале «Наука и жизнь» статью профессора Игнатия Стрелецкого, - залпом выпалил Джейк, торжественно и независимо глядя на Кортеца.

Тот присвистнул:

- Ого! Солидная эрудиция… И все же не все верят, что библиотека Грозного существовала. Многие считают, что это миф, легенда… Вам об этом известно?

Джейк Бельский, стиснув зубы, насмешливо посмотрел на Кортеца:

- Мне наплевать на всю эту болтовню, мсье. У меня в руках документ, которому я верю больше, чем всем ученым сорокам…

Кортец с минуту пристально глядел в кошачьи глаза молодого авантюриста.

- Я восстановил на вашем пергаменте записи, сведенные вами, и прочел их, - наконец сказал он.

Джейк внезапно преобразился. Презрительно оглядев Кортеца, он резко выкрикнул:

- Прочли? И ни черта в них не поняли! Не так ли, мсье Кортец?

- Да, именно так, мистер Бельский, - произнес Кортец, ошеломленный его тоном.

- И никогда не поймете, пока я не приведу вас к тому месту и не скажу: «Вот здесь!» Однако вы еще не вступили в дело, а уже хитрите.

- Я не хитрю! Я хотел проверить, не морочит ли меня ваш бандит Грегг! - сердито взревел Кортец. - Вы не знаете, какую штуку он со мной уже сыграл!

- Знаю. «Коптское евангелие»!.. Но здесь вы имеете дело со мной, а не с ним, - все еще не смягчая резкого тона, сказал Джейк.

- А почему я должен вам верить больше, чем Греггу?

Джейк подошел к дивану и, усевшись, сказал спокойно:

- Садитесь!.. Я вам сейчас расшифрую французскую надпись на пергаментном листе. Но знайте, мсье Кортец, если вы захотите устранить из этого дела меня, я провалю вас. И, кроме того, я найду вас даже в Антарктике, даже на втором спутнике Земли…

Он не кончил. Кортец уже хохотал во все горло, взявшись за живот, как пузатый запорожец на картине Репина:

- Вы молодец, Джейк! Вы мне нравитесь! Ха-ха-ха!..

Он уселся рядом с Джейком и сказал деловым тоном:

- Ну, хватит болтать! Выкладывайте ваши боярские секреты… А насчет устранения запомните: из этого дела я кое-кого устраню, но только не вас…

Джейк немного поморгал, полез во внутренний карман и достал какой-то листок.

- Я переписал французскую надпись на титуле пергамента, а потом стер ее. Вот точная копия надписи, - сказал он и протянул листок Кортецу.

Кортец прочел:

«Эжени! Вы взглянули в глаза древней мудрости. Она здесь, где мы с Вами стоим. Она сокрыта рядом с прахом святого Кирилла. Четыреста лет она хранится в земле. Но я подниму ее из гроба. Записи моего предка помогут мне. Эта мудрость даст Вам вечную молодость. Вы много лет будете такой же прекрасной, как сейчас. Все в вашей власти, Эжени. Вечно Ваш!.. Платон Бельский».

- Я не умею разгадывать ребусы, мой дорогой, - пожав плечами, сказал Кортец и вернул листок Джейку. - «Древняя мудрость», «прах святого Кирилла», «вечная молодость»… Что все это значит? И кто это написал?

- Видите ли, мсье… - на минуту задумавшись, сказал Джейк. - Мой предок боярин Иван Дмитриевич Бельский чем-то провинился перед царем, и Грозный сослал его в древний монастырь на далеком севере России. Там он умер и там был похоронен. Умирая, он просил положить в его гроб книгу, подаренную ему Грозным. Это была византийская антология Агафия, титульный лист которой я принес вам, мсье.

- Тысяча и одна ночь! - воскликнул Кортец.

- Что-то вроде этого, мсье, - вежливо согласился Джейк. - Монахи неохотно положили в гроб опального боярина книгу со светскими эпиграммами, тем более что некоторые из них были совсем нескромными…

- А, черт! Я с удовольствием почитал бы их! - прервал Кортец.

- Боярин Бельский был погребен в том же монастыре, в гробнице, где уже покоились останки- других Бельских, сосланных в этот монастырь в разные годы… Там, в гробу боярина, книга Агафия пролежала сотни лет, пока наконец один из Бельских, князь Платон, брат моего отца, однажды не вздумал навестить могилы своих предков.

- Сентиментальность?

- Нет, это был очень странный человек, мсье… У нас из родя в род передавалась легенда, что византийская царевна Зоя привезла вместе со своими книгами какой-то древний индийский свиток, на котором был начертан рецепт снадобья, возвращающего молодость и продлевающего жизнь на многие десятки лет…

- Я так и знал, что без чертовщины здесь не обойдется! - скептически поджав губы, произнес Кортец.

- В русском народе греческая царевна слыла колдуньей, - насмешливо сообщил Джейк.

- Что ж, это пикантно. Я знаю, что она к тому же была очень мила, - мечтательно сказал Кортец и начертал в воздухе пальцем какую-то округлую линию.

- Мой дед любил князя Платона и посоветовал ему порыться в монастырской гробнице Бельских.

- Интересно!.. - воскликнул Кортец. - А знаете, душа моя, вы ведь не в ту сторону поехали.

- То есть как это? - не понял Джейк.

- Вам надо было написать увлекательный сценарий для кинофильма в трех сериях и отвезти в Голливуд. Миллионов вы не заработали бы на нем, но сотню тысяч отхватили бы наверняка. Я знаю! Промышлял когда-то… Но к делу: что же нашел в таинственной гробнице ваш дядя?

- Он нашел там антологию Агафия. Титульный лист ее с планом тайника, где захоронены книги царевны Зои и Ивана Грозного, и с шифрованной надписью. Вы уже видели.

- Ага! Вот почему я ни черта не понял! - воскликнул Кортец. - А у вас есть ключ к этому шифру?

- Мой отец расшифровал запись боярина Бельского.

- А князь Платон?

- Он тоже расшифровал…

- Вот как? Продолжайте… Кстати, как попала книга Агафия к вашему отцу?

Джейк плутовато улыбнулся:

- Чтобы узнать это, вам, мсье, придется выслушать любовную историю, которую вчера я обещал вам рассказать.

- Декамерон! День четвертый, новелла шестая! - тоном конферансье пророкотал Кортец. - Андреола любит Габриотто…

- Вы угадали, мсье. Жена моего отца, прекрасная Эжени, полюбила князя Платона. Он был старше ее на двадцать лет и боготворил ее… Объяснились они, как это потом выяснилось, в том самом монастыре, где нашел византийскую книгу мой дядюшка. Здесь князь Платон подарил своей возлюбленной самое дорогое, что у него было - византийскую книгу, - и сделал на ее титульном листе надпись по-французски… Вы ее видели, мсье.

- Да, да! Что-то насчет святого отшельника и вечной молодости! - сказал Кортец.

- Князь Платон бредил тогда таинственным индийским рецептом вечной молодости.

- Зачем же он отдал книгу, где был план тайника и шифрованное указание, как найти библиотеку Зои и Грозного? - с недоумением глядя на своего гостя, спросил Кортец.

- Я полагаю, что эта парочка не собиралась разлучаться, мсье, - размышляя вслух, ответил Джейк. - У него ли была книга или у нее, от этого ничего не менялось. Возможно, что они вдвоем хотели искать целебный рецепт…

Кортец с минуту подумал.

- Чем же, все-таки, окончились поиски вашего дяди в монастыре? - деловым тоном спросил он.

- Ничем, мсье, - уверенно ответил Джейк. - Они прекратились после революции. А кроме того, лист из книги Агафия со всеми записями попал в руки мужа очаровательной Эжени и был потом вывезен из России.

- Что же сталось с князем Платоном? - анкетным тоном спросил Кортец.

- После революции он пропал без вести где-то в глухой российской провинции. Скорее всего, попал в сумасшедший дом, мсье. Отец был уверен, что у его брата в голове каких-то винтиков не хватало.

- А Эжени?

- По имеющимся у меня сведениям, она проживала в Москве до 1925 года. Есть адрес… Все это мы уточним в Москве, мсье.

Джейк умолк и, стараясь не моргать, выжидательно глядел на Кортеца. Он был похож сейчас на тихого, благонравного школьника, который отлично ответил урок и ждет либо пятерки, либо еще более каверзных вопросов.

Учитель, то есть Кортец, внимательно посмотрел на него:

- Но главного вы мне все же не сказали. Где находится тайник с библиотекой Грозного?

Джейк усмехнулся, и это была усмешка школьника; который оказался умнее учителя.

- Вы плохо читали французскую надпись, мсье, - снисходительным тоном сказал он. - Даже не прибегая к шифровке боярина Бельского, по одному имени святого, упомянутого в надписи князя Платона, можно установить местонахождение тайника.

Кортец взял со стола пергаментный лист и углубился в изучение французской надписи.

- «…в обители святого Кирилла…» - вслух, прочел он. - Где это?

- В любом справочном киоске Москвы вам дадут точный адрес этой «обители», мсье, - уклончиво ответил Джейк.

- Вы не человек, а уж, - хмуро сказал Кортец.

«А вы удав!» - хотел ответить Джейк, но передумал и сказал:

- Я вырос в Америке, мсье.

- Это сразу видно. Но не в этом дело, а в том, что ваш дядюшка, сумасшедший он или нет, раньше нас с вами узнал адрес тайника. Не так ли?

- Так, мсье. Но одного адреса, видимо, мало. Надо иметь еще план, вот этот чертеж… А чертеж выскользнул из рук князя Платона как раз в тот момент, когда он собирался запустить руки в подземелья монастыря… Потом - революция, пришлось скрываться…

- А дальше? - допытывался Кортец.

- Дальше?… Если бы он хоть что-то нашел, это было бы таким научным открытием, которое не ускользнуло бы от взоров ученых, мсье. Не забывайте, что о библиотеке Грозного идут споры уже более сотни лет и ищут ее столько же…

Джейк говорил с пафосом. Кортец опасливо поглядел на него: «Черт его знает! А не психопат ли он, как и его дядя?…»

Но, уловив наблюдающий взгляд Джейка, искоса брошенный в его сторону, «потомок великого конквистадора» успокоился: «Нет, это стопроцентный американский пройдоха!»

 

ДРЕВНЕГРЕЧЕСКАЯ КНИГА НА КУЗНЕЦКОМ МОСТУ

О московских улицах написано немало книг и очерков. И мы ничего не откроем читателю, ’Напомнив, что некоторые московские улицы по сей день именуются «валами», хотя никаких «валов» на них уже сотни лет нет, а различные «ворота» давным-давно превратились в обыкновенные площади. К таким же «филологическим» памятникам старины можно отнести и Кузнецкий мост - маленькую, узкую московскую улицу, расположенную в самом центре столицы. Здесь когда-то через речку Неглинку был переброшен мост и проживали кузнецы. А сейчас Кузнецкий мост «заселен» главным образом магазинами. Особенно много здесь и на крохотном проезде МХАТа (продолжении Кузнецкого моста), книжных магазинов. Здесь торгуют книгами с лотков, а совсем недавно торговали даже с рук. Еще в 1956 году на Кузнецком мосту, подле большого магазина подписных изданий, как войско Самозванца у стен Лавры, стояла толпа любителей книг, и ловкие спекулянты в этой толпе втридорога перепродавали «дефицитные» книги, а заядлые книжники обменивались «новинками».

Но что творилось на Кузнецком мосту по воскресеньям!. Книжное «чрево Парижа» в центре Москвы! В огромной толпе, запрудившей оба тротуара между Петровкой и Пушкинской улицами, можно было найти все: «Приключения Рокамболя», «Фацетии» Поджо Браччиолини с «номерными вставками» и без таковых, романы обоих Дюма (отца и сына); стихи Есенина и Гумилева, антологию японской поэзии, книги Бальзака. Гоголя, Мопассана, Чехова, Драйзера, Диккенса и даже Поля-де-Кока, сочинения Конан-Дойля и его бесчисленных эпигонов.

Как на традиционные охотничьи рынки, сюда, на Кузнецкий мост, по воскресеньям съезжались и сходились любители книг. Здесь, в разношерстной толпе, вы могли встретить знакомого, которого не видели несколько лет. Здесь бывали люди самых разнообразных профессий: электрики и кондитеры, стоматологи и парикмахеры, пивовары и сталевары, инженеры и рабочие, писатели и журналисты, владельцы мощных книжных коллекций и люди. только еще начавшие обзаводиться библиотекой. У многих из них дома па книжных шкафах и Над тяжелыми полками висели надписи:

«Дом без книги - это - тело без души… О, прохожий: не лишай души мое тело…»

Цицерон

«Отруби себе руку, если она отдаст из дому книгу»…

Мой папа

«Не прикасаться!.. Грозит смертью!..» (Нарисован череп и кости).

Главэнергосбыт

Большинство завсегдатаев книжной толкучки в будни заняты и потому не могут посещать магазины, где ценные книги появляются и исчезают со скоростью падающих звезд. Таких обычно выручают дублеты книг, накопленных еще в эпоху Сойкина и Сытина папашами и дедушками. За «Петербургские трущобы» Крестовского, романы Генриха Сенкевича, рассказы Брет-Гарта и тому подобные «книжные россыпи» они могут получить здесь любую «упавшую звезду».

Вместе с книжными монополистами сюда приходила и молодежь: студенты, ученики ремесленных училищ, старшие школьники. Тут же ныряли и какие-то подозрительные личности, которые, наметив подходящего клиента, непременно брали его за пуговицу, отводили в сторонку и вполголоса предлагали приобрести какую-либо «падающую звезду», пригревшуюся у них за пазухой.

Были среди этих типов и своего рода «профессора», повидавшие книг не меньше, чем любой квалифицированный букинист. Услыхав имя Стефана Цвейга, например, и название «Книги о вкусной, здоровой пище», они тотчас же безапелляционно определяли:

- Эквивалент!..

Это означало, что произведения замечательного австрийского писателя и поваренная книга котируются на Кузнецком мосту как издания редкие и равноценные. А вот книги Тургенева, например, по сравнению с сочинениями какого-нибудь нового автора, выпускающего каждую субботу по толстому роману о шпионах, оказывались здесь «неэквивалентными»: за том плодовитого автора полагалось отдать вместе с Тургеневым еще и подписку на Шиллера. Разумеется, это говорило только о вкусах некоторых посетителей толкучки и ни о чем больше.

Среди книжных ловкачей были и очень оригинальные экземпляры: перепродав сотни книг, они умудрялись ни в одну из них не заглянуть. На толкучке такие обычно «шли на таран» и по причине острой малограмотности отчаянно перевирали названия книг и фамилии авторов. Они путали Стендаля с Далем, а Куприна с Купером. Один из них даже получил здесь кличку «Фенимор Куприн» за то, что однажды, предлагая кому-то сильно потрепанную книгу, рекламировал ее так:

- Это же «Яма», знаменитый роман Фенимора Куприна… - и, понизив голос, добавлял многозначительно: - Запрещенный…

На груди у Фенимора Куприна хранилось удостоверение о нетрудоспособности по причине психической неуравновешенности, а на животе, за поясом, всегда согревалось несколько «запрещенных» романов, которые, кстати, никто и никогда не запрещал…

Низко надвинув шляпу и прикрыв зоркие глаза очками-консервами, он, как человек-невидимка, скользил в толпе и время от времени приговаривал сиплым баском:

- Меняю «Деньги» на деньги… - и пояснял: - «Деньги» - это знаменитый роман. Автор Эмиль Золь…

Милицию на книжной толкучке беспокоили не столько Фениморы Куприны, сколько то, что троллейбусы и автомашины с трудом пробивались сквозь толпу. Аккуратно являясь на Кузнецкий мост, милиционеры вежливо просили «пройти» и «не нарушать». Солидные книжные магнаты, приехавшие «а собственных «Победах», кряхтя от неудовольствия, «проходили», но продолжали «нарушать», а Фениморы Куприны при виде милиционеров быстро ныряли в подъезды, где и завершали свои коммерческие операции.

Так продолжалось двадцать лет, пока наконец книжная толкучка не стала темой для эстрадных юмористов, смешивших публику анекдотами о «Дюме с камелиями».

Однако вовсе не до смеху было начальнику отделения милиции, на территории которого стихийно возникла и благополучно процветала книжная толкучка.

На первых порах начальник отделения решил выловить Фениморов Куприных. Тщательно ознакомившись с характеристиками комсомольцев своего района, он однажды пригласил в большой зал ЦДРИ юношей, которые собирали книги. Здесь начальник отделения побеседовал с молодежью об общих задачах борьбы с хулиганами и хищниками, а затем неожиданно спросил:

- Кто из вас по воскресеньям бывает на Кузнецком мосту, на книжной толкучке? Прошу поднять руки.

Последовала пауза. Комсомольцы переглянулись. Некоторые из них все же нерешительно подняли руки. Таких оказалось одиннадцать человек. Этого было вполне достаточно.

- Попрошу товарищей, поднявших руки, задержаться в клубе на несколько минут, - сказал начальник отделения и добавил: - А остальных благодарю за внимание. Собрание считаю закрытым…

С оставшимися книжниками-комсомольцами начальник отделения заговорил о книжной толкучке. К его удивлению, почти все комсомольцы явно погрустнели, узнав, что скоро «е смогут уже выменивать интересные книжки у таких же, как и сами они, бескорыстных любителей литературы. Но в то же время все согласились, что Фениморов Куприных надо «изъять из обращения» немедля.

И вот в одно приветливое летнее воскресное утро на Кузнецкий мост явились все одиннадцать книжников-бригадмильцев. Среди них был и техник Иван Волошин.

Иван Волошин и раньше встречал здесь Фенимора Куприна, видел, как тот менял «Деньги» на деньги. Но сегодня, встретив быстро промелькнувшие очки-консервы, он незаметно пошел за спекулянтом. На этот раз человек-невидимка торговал уже не «Деньгами», а где-то раздобытым романом с очень странным названием. Волошин слышал, как, подойдя к толстому мужчине в енотовой шубе и в купеческой шапке, Фенимор Куприн конфиденциально сообщил ему:

- «Блеск и нищета куртизанки Нана»! Знаменитый запрещенный роман…

Енотовый гражданин, видимо, не был новичком в книжных делах. Он пожал плечами и сказал оперным басом:

- Вы что-то путаете, милейший. «Блеск и нищета куртизанок» - это роман Бальзака. А «Нана» - роман Золя.

- Не волнуйтесь, гражданин, - с достоинством обнищавшего испанского гранда ответил Фенимор Куприн. - Я знаю, что «Нану» написал Эмиль Золь, а «Куртизанок» сочинил Бальзак. Но в этой запрещенной книге оба романа переплетены вместе. А рвать их мне невыгодно.

- Ах, вот оно что! - удивился толстяк. - Но откуда вы взяли, что романы Бальзака и Золя кто-то запрещал?

- Это как раз не важно, гражданин. Там есть все, что интересно мужчине, - не сдавался Фенимор Куприн. - Пальчики оближете!

Оперный бас хотел еще что-то возразить, но Фенимора Куприна уже кто-то тянул за рукав:

- Сколько?

- Полторы сосны.

- Бери третью половину.

- Хо-хо! Поищи, посвищи…

Иван Волошин стоял почти рядом со спекулянтом. Он уже хотел взять его за руку и пригласить в отделение милиции, как вдруг заметил, что с Фенимором Куприным произошло что-то странное: забыв о куртизанках и о своем покупателе, спекулянт застыл на месте, как охотничья собака, почуявшая дичь. Он даже снял очки-консервы и устремил пристальный взгляд вдаль.

Волошин проследил за его взглядом, но ничего особенного не заметил: книжники, подгоняемые милиционерами, перекочевывали с места на место, выкрикивая на ходу:

- Меняю «Голову профессора Доуэля» на «Всадника без головы»!

- Меняю «Тридцатилетнюю женщину» на «Куклу»!

- Нужны «Уголовники»! Даю «Шпионов»!

Но что же все-таки увидел в нестройных рядах охотников за книгами «орлиный глаз» Фенимора Куприна?…

Случайность привела в это воскресенье на Кузнецкий мост маленькую и круглую, как сказочный колобок, старушку в рыжем летнем пальто - Клавдию Антиподау Куликову…

Нужно сказать, что Клавдия Антиповна, хотя и собралась продать кое-какие книги, но никакого представления о книжной толкучке на Кузнецком мосту не имела и попала сюда невзначай. Она уже давно решила избавиться от основательно запылившихся и за ненадобностью сваленных в углу ее комнатки томов. Но так как намеченные к продаже книжки были нерусскими, то кто-то из соседей посоветовал Клавдии Анти-повне отнести их в букинистический магазин Союза писателей на Кузнецком мосту, полагая, видимо, что именно писатели, люди культурные, наверняка читают и по-французски и по-всякому. И вот Клавдия Антиповна пришла в книжную лавку.

Просмотрев изящные, но основательно поблекшие от времени «дидоновские» томики Ламартика, Верлена, де Лакло и других авторов, товаровед магазина объявил:

- Иностранных книг не берем.

Однако, взяв в руки последнюю книгу, извлеченную Клавдией Антиповной из ее вместительной кошелки, он задумался. Книга была необычная. Толстая и увесистая, с плотными, явно не бумажными пожелтевшими листами, она не имела верхней обложки и титульного листа, и тем не менее опытный товаровед сразу понял, что перед ним какая-то старинная рукописная книга.

«Пергамент… Язык древнегреческий. Гм…» И он посоветовал старушке пойти в Государственную библиотеку имени Ленина.

- Там есть ученые люди, мамаша, - вежливо сказал он. - Они разберутся, что это за книга. Может, она очень ценная. Тогда вам за нее заплатят приличную сумму.

Старушка смутилась:

- Ох, сыночек, да я и дороги туда не найду. К вам еле добралась.

- А мы вам поможем, мамаша. Я напишу записку к заведующему рукописным фондом, расскажу, как туда пройти… А французские книги сдайте, по дороге, в букинистический магазин, что недалеко от телеграфа, на улице Горького…

Клавдия Антиповна отправилась в путь, но, пройдя лишь квартала два, наткнулась на серьезное препятствие: тротуар был забит густой толпой. Бедная старушка едва пробивалась сквозь скопище книжных болельщиков. А тут еще какие-то мужчины, старые и молодые, стали пугать ее страшными вопросами:

- Шпионов нет ли, мамаша?

Клавдия Антиповна в ужасе крестилась:

- Что ты, сыночек? Какие-такие шпиены?

Но вот к ней подошла девушка в зеленом шелковом плаще.

- Это они про книжки спрашивают, бабушка, - смеясь, пояснила она. - Книжки у вас есть?

Старушка подозрительно огляделась:

- А зачем им мои книжки?

- Купить хотят, бабушка. Здесь книжный рынок.

Клавдия Антиповна подумала и сказала:

- Книжки есть. Да я их в магазин несу и в библиотеку.

Обступившие старушку книжники зарычали, как целый хор «варяжских гостей».

- Успеешь в магазин, бабка! Ты их нам покажи…

Старушка была очень удивлена:

- Да как же это? Прямо на улице?

Девушка улыбнулась и хотела уже отойти, но вдруг услыхала:

- Да и не русские они. Французские книжки.

Книжников будто струей из шланга обдало, они сразу же утеряли всякий интерес к старухе и к ее кошелке. Но девушка, наоборот, вернулись и спросила:

- А какие у вас французские книжки? Я читаю по-французски.

- Да не знаю, доченька. Я в них ничего не понимаю. Книжки ведь не мои, чужие.

И как раз в эту минуту перед Клавдией Антиповной возник Фенимор Куприн. Нужно сказать, что женщинам всего мира Фенимор Куприн предпочитал именно таких старушек, в кошелках которых иной раз можно было откопать старинные романчики, за которые даже букинисты выводят на накладных трехзначные цифры…

Фенимора Куприна несколько смутило, что книжники отхлынули от старушки, хотя вблизи не было ни одного милиционера.

- Ой, какие интересные книги! Продайте их мне, бабушка! - услышал он восклицание девушки и понял, что пикировать надо немедленно.

Сняв очки-консервы, он строго спросил:

- Это на каком же законном основании вы, гражданочка, покупаете книги в неуказанном месте?

Девушка оторопела и положила книги обратно.

- Я только хотела спросить, - испуганно пролепетала она. - Здесь французские книжки, а я…

Брови у Фенимора Куприна полезли вверх.

- Французские? - разочарованно спросил он. - Ну, тогда конечно. Этот товар никому не нужен.

- Да нет уж! - решительно заявила Клавдия Антиповна, запахивая кошелку. - Я в магазин пойду, как мне велено. А вот эту старинную книгу в библиотеку снесу. Мне за нее много денег дадут.

Фенимор Куприн весь превратился в слух:

- Это что ж за книга такая? Про любовь или, обратно, приключения?

- Да уж и не знаю, гражданин хороший, какая она есть, - деловито и не без хвастовства ответила Клавдия Антиповна. - А только мне вот записку дали и сказали: «Несите, мол, Клавдия Антиповна, эту книгу поскореича в библиотеку, потому как она очень ценная и у меня денег не хватит, чтоб ее купить».

- Вот тебе и на! - радостно воскликнул Фенимор Куприн. - Да ведь это ко ме записка! Я и есть главный начальник над всеми библиотеками.

Старушка и девушка - одна растерянно, другая с удивлением - глядели на «главного начальника над всеми библиотеками».

- Ну, вам прямо повезло, мамаша, что вы меня повстречали! - с довольным видом продолжал Фенимор Куприн. - Ведь сегодня воскресенье, а мы по воскресеньям не торгуем, то есть… отдыхаем вообще… А что у вас за книга такая, разрешите глянуть?

Старушка торопливо порылась в кошелке и вытащила толстую старинную книгу без верхней крышки.

Фенимор Куприн недоверчиво повертел ее в руках:

- Тоже нерусская! Гм… И в плохом состоянии…

Девушка стояла тут же. Подошел и Волошин. Через плечо Фенимора Куприна он старался разглядеть книгу, но не менее интересно было ему посмотреть, что будет делать дальше жулик.

- Это моей бывшей барыни книга, Евгении Феликсовны. Она сказывала, что книге этой больше тысячи лет! - многозначительно произнесла Клавдия Антиповна.

- Это конечно, - глубокомысленно изрек Фенимор Куприн, уже уяснивший, что старинную книгу надо отнять у старушки во что бы то ни стало. - Да-а… - продолжал он. - В старые времена люди были очень некультурные. С книгами обращаться не умели. И вот, пожалуйста… - обращаясь к девушке, презрительно продолжал Фенимор Куприн. - Переплет начисто отчекрыжили, а в титульный лист небось селедку завернули. Эпоха древняя, народ все несознательный. А теперь куда она годится? Сколько за нее, к примеру, взять можно? Слезы!.. Правильно я говорю, барышня?

Девушка уже заметила наблюдавшего за Фенимором Куприным юношу в голубой тенниске, его насмешливый взгляд, устремленный на болтливого жулика. Ей стало смешно, и она прыснула в кулак. Но юноша строго посмотрел на нее и приложил палец к губам.

- Книга без переплета - это все равно что невеста, стриженная под бокс, мамаша, - резюмировал Фенимор Куприн. - Но поскольку вас ко мне послал с запиской мой друг и товарищ, то извольте, я могу купить ее у вас, только по номиналу, то есть по государственной цене…

Он перевернул книгу, но, к своему удивлению, не увидел на плотной коже обложки никакой цены.

- Гм… Номинал не обозначен. В общем, я, как опытный товаровед, могу оценить ее в двенадцать рублей и тридцать восемь копеек. Получайте деньги, мамаша, и поспешите в молочную за сливочным маслом…

Фенимор Куприн сунул книгу за пазуху и полез в карман за деньгами.

Старуха растерянно поглядела на девушку, потом на Фенимора Куприна.

Девушке очень хотелось вмешаться и прекратить наглую комедию, которую разыгрывал у нее на глазах явный жулик. В этот момент сзади к Фенимору Куприну подошел Волошин и протянул ему свою бригадмиль-скую книжку.

- А такую книжку вы когда-нибудь читали, гражданин? - спросил он.

Фенимор Куприн, видимо, уже не раз «читал» такие книжки.

- В чем дело?! - завопил он. - Я честно покупаю у гражданки ее книгу!

Волошин взял его за руку:

- Пройдемте в отделение…

Но Фенимор Куприн быстро и крепко ударил его по руке и метнулся в сторону. Волошин бросился за ним и на ходу засвистел в милицейский свисток. Однако Фенимор Куприн знал, как нужно в толпе уходить от милиции: он нагнулся и стал петлять под ногами у книжников, будто что-то искал. Его никто не задерживал. Так он добрался до ближайшего подъезда и юркнул в него.

Кто-то кивнул Волошину на подъезд. Он ворвался туда, но услыхал лишь, как гудит лифт. Лифтера не было, и ключ, очевидно, торчал в дверце. Фенимор Куприн был уже где-то на верхнем этаже.

Увидев двух вбежавших в подъезд милиционеров, Волошин быстро обрисовал им наружность убежавшего жулика и одного милиционера послал во двор.

- Он может выбраться через какую-нибудь квартиру и черный ход, - сказал Волошин.

В этот момент где-то наверху послышались голоса и хлопнула дверь.

- Так и есть…

Волошин попросил второго милиционера остаться внизу, а сам помчался вверх по лестнице, отмахивая по две - три ступеньки. На верхней площадке он увидел пустую кабину лифта с неприкрытой дверью. Фенимор Куприн исчез…

«Значит, через верхнюю квартиру перемахнул во двор, - подумал Волошин. - Но через какую? Тут их три». ’ Он, не раздумывая, позвонил в первую к угадал. Дверь открылась, и на пороге появился солидный мужчина в пижаме.

- В чем дело? - раздраженно спросил он.

Волошин показал свою книжку и быстро объяснил:

- Скрылся жулик! Украл ценную книгу. К вам заходил?

Мужчина в недоумении оглянулся, за ним: стояли испуганные домочадцы.

- Опять двадцать пять! Только что один бригадмилец уже промчался через нашу квартиру в погоне за каким-то жуликом…

Волошин ворвался в переднюю:

- Простите, но я вынужден… Где он? Скорее!

- Пробежал на кухню, а потом на лестницу черного хода, - сказал мужчина в пижаме.

- Ход на чердак здесь?

- Забит.

- Благодарю!

Волошин выбежал из кухни и по черной лестнице помчался вниз. Уже добежав до второго этажа, он услыхал голос милиционера:

- Товарищ бригадмилец, здесь он! Задержан!

Волошин увидел Фенимора Куприна.

- Книга! Где старинная книга?! - крикнул он и, не ожидая ответа, запустил руку за пазуху жулика.

Книга была там. Волошин вытащил ее.

- Вы не имеете права! Я купил ее! - заорал Фенимор Куприн. - Я буду жаловаться!

Уже спокойно Волошин сказал милиционеру:

- Доставьте его в отделение, товарищ старшина. А я найду старуху, у которой он выудил эту книгу.

Он побежал к воротам. Толпы книжников, как кучевые облака, все еще блуждали по тротуарам: ни милицейские свистки, ни погоня за жуликом не могли их рассеять. Волошин пробрался на то место, где он оставил старуху и девушку в зеленом плаще, но ни той, ни другой не нашел. Несколько раз он прошел вверх по обоим тротуарам, зорко поглядывая по сторонам. Старуха и девушка исчезли бесследно…

Волошин решил отправиться в отделение. К своему удивлению, он нашел там, кроме Фенимора Куприна, и девушку, которая хотела купить у старухи французские книги.

- Наконец-то! - обрадованно воскликнула она. - А я пришла как свидетельница… Этого жулика надо хорошенько проучить!

- А старушка где? - спросил Волошин.

- Видали?! Потерпевшая даже не явилась! А меня приволокли, как каторжника! Безобразие! - завопил Фенимор Куприн.

- Гражданин Феклин, помолчите! - спокойно приказал дежурный.

- Я не знаю, где она сейчас, - стала объяснять Волошину девушка. - Ее буквально за руку уволокли в сторону, когда началась кутерьма с этим жуликом. Я только слышала, как какой-то тип крикнул ей: «Уходи, бабка! Его поймают, тебя по судам затаскают!» - и потащил старуху в толпу. Как хорошо, что вы спасли эту книгу! Ее непременно нужно сдать в Ленинскую библиотеку.

- Книгу нельзя никуда сдавать, гражданка, - официальным тоном произнес дежурный, оторвавшись на минуту от акта, который он составлял. - Это - вещественное доказательство.

- Ничего, сдадим потом, - успокоил девушку Волошин. - Но как нам найти старушку? Ведь она - потерпевшая, она владелица книги!

Девушка пожала плечами:

- Не знаю…

Дежурный по отделению записал ее показания. При этом выяснилось, что девушку зовут Тася (Анастасия), а фамилия ее Березкина и что она студентка французского отделения Института иностранных языков.

Волошин и Тася вместе вышли из отделения милиции и пошли к площади Свердлова. По дороге они говорили о книгах, о шахматах, о боксе. Со смехом и возмущением Тася вспоминала, как Фенимор Куприн на ее глазах «покупал» у старухи древнюю книгу. Ей было жалко бедную старушку.

- Давайте найдем ее! - предложила Тася.

- Что ж, попробуем, - охотно согласился ее спутник. - В конце концов, это по моей вине старуха лишилась своей книги.

 

ПОЧЕМУ ВЗВОЛНОВАЛСЯ ПРОФЕССОР СТРЕЛЕЦКИЙ

Прошла неделя после происшествия на книжной толкучке, а новый знакомый позвонил Тасе Березкиной всего лишь один раз. Он рассказал ей, что обошел все московские букинистические магазины, торгующие иностранными книгами. Он надеялся, что старушка с кошелкой все же снесла свои французские книжки букинистам и по накладной можно было бы узнать ее фамилию и адрес. Но никто не приносил в магазины книг, названия которых Тася ему сказала. Ничего не знали о старушке и в книжной лавке писателей.

- Бедняга! - воскликнула Тася. - Вы, наверно, замучились? Все магазины обошли!

- Нет, не очень замучился, - беспечным тоном ответил он. - В Москве всего лишь… два букинистических магазина покупают и продают безыдейную иностранную литературу.

У него были лукавые глаза. Тася не видела их, но подумала, что они сейчас такие.

Он пригласил ее в кино, но Тася отказалась: приближалась сессия в институте.

Отойдя от телефона, она села на диван и задумалась над книгой. Вспомнила шапку каштановых волос, четкий профиль с несколько длинноватым, «гоголевским» носом, смеющиеся карие глаза…

«Любит книги, увлекается боксом и шахматами… Бригадмилец! Занятный парень!.»

Тася улыбнулась и углубилась в историю французской литературы.

Через неделю Иван Волошин снова позвонил Тасе. В его тоне уже не было обычного спокойствия и шутливости:

- Нам необходимо встретиться немедленно! - торопливо сказал он. - Чрезвычайное происшествие с нашей древней «библией»…

- Что случилось? - с тревогой спросила Тася.

- Нас обоих хочет видеть профессор Игнатий Яковлевич Стрелецкий. Он знаток древней литературы.

Тася догадалась, что старинная книга уже попала в руки ученых.

- Хорошо. Когда мы должны к нему явиться? - спросила она.

- Сегодня, в любое время. Он ждет нас… Они условились встретиться в Александровском саду, что у Кремля, через полчаса.

Тася пришла почти вовремя, опоздав всего лишь… на двадцать минут. Волошин мрачно буркнул:

- Привет! - и приказал: - Идемте!

- В отделение? - смеясь, спросила Тася.

- Я по дороге расскажу, что знаю. Профессор живет недалеко, на Волхонке.

У Волошина был озабоченный вид. Он шагал так, что Тася едва поспевала за ним.

- Дело о попытке гражданина Феклина мошенническим путем присвоить книгу, принадлежащую неизвестной гражданке, приостановлено из-за отсутствия потерпевшей, - стал он объяснять Тасе, подражая языку милицейских протоколов. - Но по ходу следствия вещественное доказательство, то есть старинная книга, было передано на экспертизу профессору Стрелецкому. Этот ученый установил, что книга имеет большое… ну, как бы это сказать… культурное значение, как памятник древней литературы.

- Да, но мы с вами тут при чем? - спросила Тася. - Если книга ценная, пускай ее отдадут в Ленинку, и все…

- Нет, не все. Мы с вами только звено в цепи. Профессор хочет найти без вести пропавшую старушку. И мы должны ему помочь… Шире шаг, Настенька!

- Я не Настенька, а Тася, - поправила девушка.

- Жалко! Настенька - хорошее русское имя.

Они прошли кремлевским сквером и, минуя Каменный мост, через старинный Лебяжий переулок вышли на Волхонку.

- Здесь! - внезапно остановившись, сказал Волошин и указал на высокий дом.

Им открыла маленькая пожилая женщина в белом пуховом платке, накинутом на плечи. Внимательно посмотрев на Волошина и Тасю, она сказала:

- А-а! Игнатий Яковлевич вас ждет. Он в кабинете…

Волошин постучал в дверь кабинета. Кто-то за дверью высоким фальцетом прокричал:

- Да, да!

Они вошли в большую высокую комнату, всю уставленную книжными шкафами и шестиярусными книжными полками. Кроме книг, здесь был лишь письменный стол и кожаные кресла. Но и они, то есть стол и кресла, также были завалены книгами: старыми, пожелтевшими, в кожаных переплетах с медными пряжками; книгами новыми, еще пахнущими типографской краской; книжонками миниатюрными, могущими укрыться в рукаве; книжками среднего формата и огромными, как надгробные плиты, инкунабулами. Это была скорее библиотека, чем кабинет… Здесь собраны были тысячи книг. Одни из них чинно стояли на полках, другие лежали вповалку, сваленные на креслах, третьи монбланами высились на письменном столе, а некоторые просто стопками стояли на паркетном полу, подле полок. Видимо, у хозяина этой библиотеки хватало времени лишь на то, чтобы снять с полки, просмотреть или найти нужную книгу, но водворить ее на место он уже не успевал.

Но где же он? Где хозяин этой библиотеки?

- Я здесь! Здесь, молодые люди! Сейчас я к вам сойду! - пропищал кто-то тоненьким голоском над ними.

Только тут Волошин и Тася обратили внимание на высокую стремянку у самой двери. На верхней широкой ступеньке с книгами на коленях сидел человек в больших стариковских очках. Это и был профессор Стрелецкий, археолог, арабист и автор многих трудов по древнерусской литературе. Ему недавно исполнилось семьдесят лет, но он весь светился, блестел, и движения его были, порывисты, быстры. Вот и сейчас он не сошел, а сбежал с лестницы.

Своей белой вздыбленной шевелюрой, пышными приглаженными усами, бритым лицом и острыми, наблюдательными глазами профессор походил на какого-то композитора, которого Тася видела на фотографии в журнале. Не какого именно, она никак не могла припомнить.

Стрелецкий сунул Тасе и Волошину свою узкую, сухую руку и сам сказал:

- Бригадмилец Иван Волошин и студентка Анастасия Березкина?… Очень приятно!

- Бригадмилец - это моя побочная профессия, - сказал Волошин.

- Знаю, знаю! - воскликнул профессор. - Вы техник-электрик и большой любитель книг. Все знаю!.. А вы - будущий исследователь французской литературы. Правильно?

И он повел своих гостей к письменному столу:

- Садитесь!

Гости недоверчиво поглядели на кресла, до верха спинок заваленные книгами, и остались стоять.

- Ах, книги!.. - воскликнул Стрелецкий и беспомощно оглянулся. - Маша! Мария Михайловна! - позвал он.

В дверь заглянула жена Стрелецкого.

- Там кто-нибудь есть? Принесите стулья.

Профессорша сокрушенно поглядела на книги в креслах и ушла.

- Вы знаете, зачем я позвал вас, друзья мои?… - начал профессор, остановившись перед Тасей.

- Нет, я не знаю, - тихо сказала она.

- Мы немного догадываемся, - поправил ее Волошин.

Женщина в фартуке внесла стулья. Тася и Волошин сели, а Стрелецкий, заложив большие пальцы в карманы жилета, засеменил, почти забегал перед ними, то удаляясь к двери, то возвращаясь вновь.

«Григ!.. Эдвард Григ! Вот на кого похож лицом этот седой старик», - вспомнила Тася.

- Произошло совершенно необыкновенное, невероятное событие! - говорил Стрелецкий, путешествуя по кабинету и почти распевая тонким, дребезжащим взволнованным голосочком какую-то лекцию, мало похожую на простую беседу. - Вы невольно приоткрыли завесу над тайной, которая вот уже много лет волнует целые поколения ученых…

Волошин и Тася переглянулись.

- Да, да, друзья мои! Не удивляйтесь.

Стрелецкий схватил со стола и поднял над своей головой старинную толстую книгу, которую Тася сразу узнала.

- Эта книга не что иное, как антология византийских поэтов пятого века. Составителем ее был один из интереснейших представителей византийской культуры - Агафий, ученый и поэт…

Тася уже с интересом смотрела на старинную книгу. Полистав ее и полюбовавшись, Стрелецкий вновь засеменил по кабинету, потом положил книгу на стол и продолжал:

- Она сама является большой ценностью… Но… - Стрелецкий умолк, остановился перед Тасей и посмотрел на нее гипнотическим взглядом. - Но… - еще раз многозначительно повторил профессор, - сейчас нас интересует уже вопрос, откуда она взялась, как вынырнула из тьмы веков, где была погребена сотни лет?

Тася и Волошин переглянулись, они ничего не поняли. Стрелецкий, как ни был он взволнован, все же заметил это.

- Бедные мои воробышки! - воскликнул он сокрушенно. - Вы ничего не понимаете! Вы уже с опаской поглядываете на старого профессора и думаете: «А не спятил ли старичок с ума?»

- Что вы! Мы очень заинтересованы… - сказала Тася и посмотрела на Волошина. - Правда?

- Истинная правда! - подтвердил он. - Я жду, что вы, профессор, расскажете нам какую-то чертовски интересную историю.

- Да, да! Да, друзья мои, я расскажу вам совершенно удивительную историю библиотеки Ивана Грозного…

Профессор Стрелецкий остановился посреди комнаты и умолк. История, которую он собирался рассказать своим молодым гостям, была столь необычайна, что надо было подумать, с чего начать и как ее изложить.

- Вы, очевидно, знаете, - сказал наконец Стрелецкий, - что царь Иван Четвертый был культурнейшим человеком своей эпохи: он много знал, много читал и писал. Одна только его переписка-полемика с князем Курбским дает представление об Иване Васильевиче как о крупном русском государственном деятеле, как о просвещенном, талантливом писателе-публицисте своего времени… К сожалению, до нас дошли лишь отдельные документы из архива Грозного. Весь же архив вместе с богатейшей по тем временам библиотекой Грозного до сих пор еще не найден…

- Не найден?! - с волнением переспросила Тася.

- Нет, милая девушка, не найден… - тряхнув своей львиной гривой, ответил профессор. - Особенно приходится пожалеть, что не найдена библиотека Ивана Васильевича. Известно, что это было редчайшее в мире собрание древних рукописных книг и свитков, европейских книжных уникумов и «раритетов». Креме книг и свитков греческих, иудейских, индийских, там были собраны и - древнерусские рукописные и первопечатные книги, напечатанные еще до Ивана Федорова. Вполне возможно, что в библиотеке Грозного сохранился и подлинник «Слова о полку Игореве» - замечательного памятника нашей литературы.

Волошин весь превратился во внимание. Тася слушала Стрелецкого с горящими глазами, ее щеки даже зарумянились от волнения.

- Но начало этой замечательной сокровищницы древней культуры было положено не самим Иваном Васильевичем, а его бабкой, византийской царевной Зоей Палеолог, получившей в Риме униатское имя Зоя-Софья и ставшей второй женой деда Ивана Грозного, великого князя московского Ивана Третьего.

Профессор Стрелецкий подошел к книжной полке, протянул руку и вытащил какую-то книжку, на черном переплете которой с обеих сторон были изображены золотые короны, окруженные белыми цветками, похожими на ромашки.

- Это одна из пяти книг современного большого исторического романа, в котором описаны события, происходившие в Московской Руси во второй половине пятнадцатого века, - сказал Стрелецкий, листая книгу с таким видом, будто он не решил еще, цитировать ему ее или нет. - Автор попытался воспроизвести в ней портрет Зои-Софьи Палеолог, этой весьма своеобразной личности.

Иван Волошин пригляделся к переплету и сказал:

- Я читал это сочинение, профессор. Каюсь, все не одолел, но про царевну Зою прочел.

- Ах, вот как! - воскликнул Стрелецкий, испытующе глядя на Волошина.

- Про Зою я запомнил только то, что она беспрестанно, чуть ли не сорок лет, говорила про себя: «царевна провослявна», «царевна маля-маля разумей русски», что она была диверсанткой и папской шпионкой в Москве, что отравила своего пасынка и что кто-то в книге назвал ее «гнидой»…

Тася испуганно глядела на Волошина. Она не знала, понравится ли такая характеристика царевны Зои профессору Стрелецкому. Но тот весело смеялся и с дружелюбным юмором поглядывал на молодого техника.

- К сожалению, это так, друг мой, - сказал он. - Автор романа почему-то не взлюбил царевну Зою, он обрисовал ее зловредной дурочкой и даже не постеснялся чужими устами прилепить ей обидный ярлык «гнида». А между тем она не была ни дурочкой, ни агентом папы римского. Она, так же как и ее супруг Иван Третий, хотела укрепления централизованной царской власти в Москве; она путем всяческих интриг, вплоть до отравления пасынка, расчищала путь к царствованию своему сыну Василию, который в глазах всего мира явился бы прямым наследником не только русского престола, но и престола Византии и Морей, захваченных в те годы турками. Зоя-Софья, несомненно, считала, что придет время, когда русские воины во главе с полувизантийским царем освободят от турецкого ига балканских славян и близких им по религии греков. Вот почему она настояла, чтобы российским государственным гербом стал герб Византии - двуглавый орел…

Стрелецкий уже заволновался, зажегся. Он бегал по комнате, размахивая книгой с ромашками:

- Этот герб был потом опозорен тупыми русскими самодержцами. Но ведь на знаменах Суворова, на знаменах русских полков, разгромивших турецких захватчиков в Болгарии, в Молдавии, на Кавказе, был именно этот герб!.. Как же можно называть «гнидой» женщину, искренне любившую свою родину; женщину, желавшую, чтобы сын ее или внук освободили дорогую ее сердцу Византию и родину ее отца - балканскую Мо-рею?… Нас хотят уверить, что она была папской шпионкой в Москве. Но почему же вся ее деятельность была направлена на возвышение Москвы, а не Рима? Почему даже сам этот автор пишет об унижениях, которые терпела Зоя в Риме?

Пылающими глазами профессор смотрел на Волошина, будто именно он был автором книги с ромашками. Профессор ждал ответа, и Волошин, подумав минуту, сказал:

- Но ведь это очень талантливый автор, профессор. Я съязвит по его адресу, но я знаю, что его книги читают с большим интересом, особенно молодежь А про Зою я читал, что ее действительно не любил народ, ее называли «чумой», «ведьмой»…

- …и чернокнижницей, - подсказал Стрелецкий. - И это потому, что она действительно привезла с собой «колдовские» книги. Отсюда, очевидно, и худая слава Зои-Софьи… А что пишет об этих книгах ваш любимый автор, молодой человек?

Стрелецкий быстро полистал книгу:

- Вот послушайте! «…голова у Ивана Васильевича кружилась, и, хмелея, он слышал, как кругом все чаше кричали: «Горько! Горько!» Иван Васильевич всякий раз в ответ на это по-пьяному размашисто обнимал царевну и целовал в уста, чуя, как она упирается в него излишне полной, но по-девичьи упругой грудью и целует все горячей и горячей…» Книга четвертая, глава двенадцатая, страница двести восемьдесят седьмая.

Он отложил книгу, уже спокойно зашагал по кабинету и заговорил:

- Я не хочу отрицать того, что автор в своем романе сообщил читателю много интересных и ценных сведений. Но вот с «цареградской царевной» ему не повезло. Он рассказал нам все, что касалось ее наружности, даже «упругую грудь» не забыл, но ни словом не упомянул о больших культурных ценностях, привезенных ею в Москву; о богатейшем собрании манускриптов древнего мира, служивших украшением книгохранилища византийских царей и константинопольских патриархов до нашествия турок… Нигде ни единым словом этот автор не упоминает, как тревожилась византийская царевна о величайших ценностях древней культуры, как вызвала из Италии зодчего Аристотеля Фиоравенти, для того чтобы обнести Кремль вместо деревянных стен каменными высокими крепостными стенами, а под ним создать целый подземный город с тайниками, потайными ходами и лестницами. В одном из этих подземных тайников Зоя и захоронила свои книжные сокровища. Теперь она была спокойна: ни набеги татар, ни постоянные пожары в деревянной Москве не угрожали древним свиткам и книгам.

- Как это интересно! - воскликнула Тася. - А я ничего об этом никогда не слыхала.

- К сожалению, об этом мало кто знает, милая девушка. - добрым, отеческим тоном сказал Стрелецкий. - А те, кто знает, всегда торопятся объявить это легендой, «апокрифом». Вот, извольте…

Стрелецкий подбежал к полке и схватил пухлую книгу:

- Профессор Сергей Белокуров! Знаменитый библиофил!.. «К истории духовного просвещения в Московском государстве шестнадцатого - семнадцатого веков», тире, «Церковные или светские книги были в библиотеке московских государей шестнадцатого века». Вопросительный знак… Название косноязычное, но не в нем суть… Так вот, этот умник-профессор решил перевернуть вверх ногами всю литературу, относящуюся к библиотеке Ивана Грозного, и «доказать», что никакой библиотеки вообще не было, что Зоя-Софья ничего с собой не привезла и что все доказательства существования культурней сокровищницы русского народа- это либо «бред сумасшедших», либо «фальсификация истории»…

Тася уже с негодованием смотрела на книгу Белокурова. Ей так понравилась загадочная история библиотеки Грозного, что она готова была возненавидеть каждого, кто развенчал бы эту чудесную легенду,

Волошин же взял в руки книгу Белокурова и внимательно стал листать ее:

- Интересно!.. Надо бы почитать, Настенька.

- А я и читать ее не стану! - сердито сказала Тася.

- Правильно, Тасенька! - воскликнул Стрелецкий. - Это желчный, реакционный писака, не любивший русский народ… Вы, юноша, лучше вот это почитайте! - И он указал на какую-то старинную книгу. - Это один из сборников летописей Троице-Сергиевской лавры… - Он быстро раскрыл книгу на нужной ему странице. - Вот… «При державе великого князя Василия Ивановича… это отец Грозного… повелением его прислан из грек монах Максим Грек… Бе же сей Максим велми хитр еллинскому, римскому и словенскому писанию… На Москве егда же узре у великого князя в царской книгохранительнице книг много и удивися и поведа великому князю, яко ни в греческой земле, ни где он толико множество книг не сподобился ведети…»

Стрелецкий отложил книгу. Его взгляд горел.

- Так гласит древняя летопись… А профессор Белокуров с кислым видом покопался в писаниях Максима Грека и объявил: «Да… действительно, переводил для великого князя какие-то книжонки, а фактической справки по вопросу о библиотеке не представил…»

Тася была возмущена до глубины души:

- Не понимаю, почему же у нас печатают такую чушь?!

Волошин пододвинул к ней книгу Белокурова и, ехидно улыбаясь, указал на год издания: «1899»…

Девушка покраснела и отвернулась.

- Но в фальсификаторы попал не только древний летописец, - продолжал Стрелецкий, - а и очень честный профессор Юрьевского университета Дабелов. Он в 1820 году случайно в городе Пернове нашел часть списка библиотеки Грозного. Этот список, по свидетельству ливониа Ниенштедта, составил пастор Веттерман в Москве в шестнадцатом веке… Но профессор Белокуров объявил этот список «подделкой»… Прошло почти сто лет, и вот после долгих и упорных поисков я нашел подлинник перновского списка…

Тася смотрела на профессора со страхом и восхищением. Она чувствовала, что начинает любить этого старика. Даже спокойный, уравновешенный Волошин сейчас залюбовался его гневным и страстным лицом.

«Хорош старичок! Сурикова бы сюда или Репина», - подумал он.

- Кто же, в таком случае, фальсификатор, друзья мои? - спросил Стрелецкий. - Белокуров умер. Мертвые сраму не имут… Но его ученики остались. Кто они?… Слепые кроты или жабы, равнодушные ко всему истинному! Они объявили меня сумасшедшим. Они травят меня… Но не в этом дело. Простите, я отвлекся…

Стрелецкий подошел к письменному столу, взял какую-то пожелтевшую тетрадь и сказал торжественно:

- Вот неполная копия чернового веттермановского списка книг и свитков, входивших в библиотеку Грозного… Вот здесь значится антология византийской поэзии «Кик-лос», составленная Агафием. Это и есть та самая пергаментная книга, которую вы спасли на Кузнецком мосту. А против нее стоит пометка: «дарена…» - и далее неразборчивое слово. То ли эту книгу кто-то подарил Грозному, то ли он кому-то подарил ее и таким образом она дошла до нас…

Стрелецкий взял книгу со стола и показал ее Тасе и Волошину:

- Теперь вы понимаете, друзья, почему я так заволновался, когда от следователя ко мне на экспертизу попала эта книга?… Нам нужно во что бы то ни стало найти старушку, принесшую ее в букинистический магазин! - раздельно и четко произнес Стрелецкий. - Что вы знаете о ней?

- Ничего, - ответил Волошин.

- Ничего, - подтвердила Тася.

- Но как же все-таки ее можно найти? - с надеждой поглядывая на Тасю и Волошина, спросил Стрелецкий.

- Объявление в газете? - неуверенно спросила Тася.

- Нет! - решительно возразил Волошин. - Такие старушки не читают объявлений… - И, встав с места, уверенно сказал: - Мы подумаем, профессор…

Стрелецкий проводил их до выхода.

- Я очень надеюсь на вас, - проговорил он, и голос его дрогнул. - Я сорок лет ищу эту библиотеку, и до меня ее искали многие русские ученые. Помните это, друзья мои!

Волошин и Тася молча вышли из высокого дома на тихую Волхонку. Волошин взял Тасю под руку и вновь провел за ограду кремлевского сквера.

Высоко в темном небе, на плывущих молочных облаках, парила огненная кремлевская звезда. Как маленькие круглые луны, сияли в сквере фонари.

Тася и Волошин сели на скамью у больших цветочных ваз.

От грота у кремлевской стены, где веселились и играли дети, долетали громкие голоса, а с другой стороны, у Манежа, тихо шелестели шины троллейбусов и автомашин, слышались сдержанные гудки. Там жила и дышала новая Москва.

Первой заговорила Тася:

- Подумать только! Вот здесь, где-то в земле, под Кремлем, сотни лет хранятся величайшие ценности человеческой культуры, а найти их до сих пор никто не мог… И вдруг? Кузнецкий мост, какая-то старушка с кошелкой, византийская книга… И вот мы с вами вовлечены в разгадку удивительной тайны.

- Да! Эту историю Вальтер Скотт, Стивенсон или Хаггард могли бы превратить в великолепный роман… - задумчиво произнес молодой бригадмилец и вдруг весело рассмеялся. - А профессор все-таки напрасно обидел автора исторического романа. Когда он читал нам, как царевна Зоя целовалась, я припомнил это место в романе и подумал: «Хороша девка! Идейная! И целоваться умела, и в книжках толк понимала. А насчет Белокурова…»

Тася строго посмотрела на него:

- Я вижу, что у вас веселое настроение.

Он удивился:

- А отчего же мне грустить?

- А хотя бы оттого, что вы, бригадмилец, какого-нибудь мелкого воришку сразу же умеете доставить в отделение, а вот старушку с кошелкой найти вряд ли сможете, даже если сегодня ночью всего Конан-Дойля или Честертона перечитаете.

Он усмехнулся:

- О-о! Вы, оказывается, девушка с характером!

- Да! - сердито сказала она. - И потому я уже думаю только об одном: как помочь профессору Стрелецкому найти исчезнувшую старушку. А вы думаете о том, как целовалась царевна Зоя…

- Ладно! Не будем ссориться… - примирительно сказал Волошин. - Завтра же я подам рапорт начальнику отделения, попрошу его, чтобы он побывал в Управлении милиции и привел в движение всех участковых уполномоченных и даже дворников.

- Делайте что хотите, но старуху надо найти.

- Постараемся! - весело сказал Волошин, явно любуясь горящими глазами Таси и ее похорошевшим от волнения лицом.

- Что вы на меня так смотрите? - смутившись, спросила она.

- Да так… ничего… царевна Настенька, - медленно сказал он с улыбкой.

- А вы Иванушка-дурачок!.. - со смехом ответила она и взяла его за руку: - Идемте!

Они встали и зашагали к выходу по аллее ночного и сказочно красивого кремлевского сквера.

 

«ЭКСЛИБРИС Е.Ф.БЕЛЬСКОЙ»

Тася сидела за письменным столом в глубоком раздумье. Она не переставала думать обо всем, что узнала вчера от Стрелецкого. Таинственный склеп с древними книгами вставал перед ее глазами так явственно, что она едва не плакала от волнения.

Тася не была красавицей, но не была и дурнушкой. Ее тонкий нос казался даже чересчур правильным, небольшие серые глаза с голубизной оттенялись темными ресницами - не длинными, но вразлет, стрелками. Строгая линия бровей, приближаясь к вискам, переходила в редкий пушок. Лицо ее казалось немного скуластым, но слабый румянец скрадывал эту особенность. Темно-каштановые волосы вились, и тяжелые локоны были небрежно отброшены назад.

Тася усиленно припоминала все, что относилось к старушке и ее книгам…

«…несите, говорит, Клавдия Антиповна, эту книгу поскореича в библиотеку, потому как она очень ценная книга…»- звучал в памяти голос старушки.

- Клавдия Антиповна!.. Но фамилия? Как ее фамилия?…

Ответа на этот вопрос не было. И тогда в напряженной памяти девушки всплыли другие слова старушки:

«Это моей бывшей барыни книги. Евгении Феликсовны…»

Но кто она, эта «барыня»?

Тася подбежала к телефону:

- Пятидесятое отделение?… Бригадмилец Иван Волошин не звонил еще?… Нет? Простите…

Она сердито швырнула трубку: «Безобразие! Я уверена, что он ничего не делает. «Хороша девка! Идейная! Целоваться умеет»… Это царевна Зоя - девка?… Бревно, вот он кто!.. И от такого типа зависит судьба драгоценной библиотеки Грозного!» - «Я сорок лет ищу ее», - вспомнила Тася слова Стрелецкого. Сколько надежды было в умных, ласковых глазах старика в ту минуту!

Тяжело вздохнув, она стала листать какую-то старую книжку, на титульном листе которой был отпечаток экслибриса: «Борис Перелешин».

Тася задумалась и наморщила лоб Она старалась что-то припомнить: «Экслибрис… Где? Чей? Когда я видела?… Экслибрис… Это значит - «из книг»…»

Тася отложила книгу, и внезапно перед ее умственным взором возникло маленькое изящное французское факсимиле, окруженное затейливой виньеткой.

«Принцесс Эжени Бельская», - прошептала Тася почти в испуге… Да, да! Именно такое факсимиле она видела на титульном листе дидоновского Ламартина! «Княгиня Евгения Бельская»!

Кем иным, как не бывшей барыней старушки могла быть эта «княгиня Бельская»?… «Евгения Феликсовна»! Ну конечно же, это она!

Тася вновь бросилась к телефону:

- Пятидесятое отделение?… Волошин звонил?… Нет? Скажите мне его адрес или служебный телефон!

Но дежурный спокойно и официально разъяснил ей:

- Адресов наших бригадмильцев мы посторонним лицам не сообщаем.

- Я не посторонняя! - быстро и взволнованно заговорила Тася. - Меня вместе с товаришем Волошиным следователь направил к эксперту по делу о древней книге…

Дежурный не понимал:

- По делу о книге? О какой книге?

- Это книга Агафия… Византийская.

- А что случилось с этой книгой?

Тася никак не могла объяснить дежурному сложную историю появления и спасения византийской антологии Агафия. Дежурный был «не в курсе дела», и разговор получался путаный.

- Ее пытались украсть, - пояснила Тася.

- Так-так. Понятно. Вы, значит, предупредили покушение? - с расстановкой спросил дежурный.

- Предупредила не я, а Волошин. Разве вы об этом не знаете?

- Нет… то есть, конечно, может быть, и слыхал. Но у нас каждый день столько происшествий… А вы, значит, эта самая Агафья Византийская и есть? Потерпевшая?…

- Нет, я свидетельница! - в отчаянии сказала Тася.

- Ага! Понятно…

Дежурный был озадачен и вместе с тем уже заинтересован.

- Как ваша фамилия? - спросил он.

- Березкина, Анастасия, студентка…

- Подождите минутку, не отходите от телефона

Наступило молчание, прерываемое гудящим, как далекий мотор, голосом:

- А я вам говорю, товарищ старшина, точно и определенно, что в трезвом виде я не имею привычки кидаться бутылками. И это может подтвердить моя фактическая жена… А что касается моей юридической жены, то это особа антисоветского происхождения.

Минуты через три вновь послышался голос дежурного:

- Гражданка Березкина! Начальник отделения просит вас позвонить бригадмильцу Волошину по телефону Е 8-16-32 и сообщить ему все, что вы хотите.

* * *

Волошин примчался на такси. Он был взволнован не меньше, чем Тася:

- Я ничего не понял по телефону. К тому же у нас там адский шум… Какая княгиня? В чем дело?

Тася рассказала ему, как она восстановила в памяти сперва имя и отчество старушки, а затем - ее бывшей барыни и, наконец, вспомнила, что видела на одной французской книге экслибрис княгини Евгении Бельской.

- Ого! Да вы молодец, Настенька! Это же подвиг!.. - восхищенно воскликнул Волошин. - Если мы найдем эту княгиню, я добьюсь ходатайства о награждении вас медалью…

- …«За спасение утопающих»! - со смехом закончила Тася.

- Совершенно верно, - сокрушенно сказал молодой бригадмилец. - Мы привели в действие могучую милицейскую машину, и нам угрожает опасность утонуть в многотысячных массах старушек, с которыми предстоит познакомиться.

- Ох, как жалко, что я поспешила! - с искренним сожалением воскликнула Тася.

* * *

По-видимому, даже зная имя, отчество и фамилию настоящей владелицы французских книг и антологии Агафия, не так-то легко было в многомиллионном людском море Москвы отыскать «княгиню Евгению Феликсовну Бельскую».

Волошин безмолвствовал весь следующий день и лишь вечером позвонил по телефону.

- Ну? Говорите скорее! - крикнула в трубку Тася.

- Следы княгини Евгении Бельской найдены, - спокойно сообщил Волошин. - Но они найдены не в адресном столе, а в отделе регистрации умерших бывшего Москворецкого загса…

- Она умерла? - холодея, спросила Тася.

- Да. В тысяча девятьсот двадцать пятом году. Там же, в загсе, я узнал ее последний адрес. Она жила на Малой Ордынке.

- Едемте сейчас же туда! - приказала Тася.

- Не могу, - устало сказал молодой бригадмилец. - Я уже две ночи не сплю из-за вашей старушки и ее бывшей барыни… Я валюсь с ног.

Но Тася была неумолима и безжалостна:

- Дайте мне адрес! Я поеду сама.

- Завтра… вместе… - успокоил ее Волошин.

- Вы хотите, чтоб я поседела за эту ночь?

Он рассмеялся:

- Седая девушка. И с таким темпераментом!.. Мне очень хочется посмотреть на вас сейчас, но все же я отложу это удовольствие до завтрашнего дня.

Она успокоилась. В ней проснулась благодарность к этому спокойному и энергичному парню. Улыбнувшись, Тася сказала:

- Простите. Я сумасшедшая…

- Вы такая, как надо.

- Идите спать… Ваня.

- Спокойной ночи, Настенька, - сказал он и повесил трубку.

 

В ДОМИКЕ НА ОРДЫНКЕ

В Замоскворечье на Ордынке, стоял маленький одноэтажный домик с палисадником под окнами. Позабытый жилуправлением, домик этот давно пришел в упадок, но тем не менее был густо населен. В то утро, когда Волошин и Тася приехали сюда, самая юная часть обитателей под присмотром старушек играла во дворе в «салки» или, в зависимости от настроения, пела, дралась, смеялась и плакала.

- Здесь… - сказал Волошин. - Сейчас мы выберем наиболее идейную старушку и учиним ей допрос.

Они прошли во двор и присели на скамью подле одной из старушек. Определив по типу лица, что старушка, скорее всего, татарка, Волошин вежливо произнес:

- Селям алейкум, апа!

Старушка не поняла и на чистейшем русском языке спросила, что ему нужно. Завязался оживленный разговор, к которому вскоре присоединились старушки всего двора. Однако Клавдии Антиповны среди них не было. Оказалось, что она действительно живет в этом дом «уже много лет, но служит через три дома отсюда «собачьей бонной», то есть выводит гулять принадлежащую какой-то тощей пожилой аспирантке болонку с претенциозной кличкой «мадам Бовари».

Оказалось также, что одна из старушек, живущая в этом доме с 1918 года, отлично помнит княгиню Евгению Феликсовну Бельскую.

- Не русская она была, француженка, что ли, и часто какие-то чудные слова говорила. Говорит, а сама смеется - забыла, мол. Только она редко смеялась. Как сейчас я ее вижу: тоненькая, будто колосок, бледная, и все кашляла. Глаза большущие и печальные - горе у нее какое-то на сердце лежало… Наша Антиповна любила ее, как за родной сестрой ухаживала, и все же померла она, касатка. Сказывала Антиповна, будто сохла ее барынька по каком-то князе или графе, а он, вишь, в уме повредился и без вести пропал…

Все это благодушная, круглолицая старушка излагала не торопясь, певучим голосом, будто сказку о спящей царевне рассказывала, а закончила свой рассказ неожиданным возгласом:

- Игорь! Брось палку, халюган! Вот скажу матери…

Игорь бросил палку и по просьбе своей бабушки охотно сбегал за Антипозной. Та вскоре пришла, неся на руках крохотную аспирантскую «мадам Бовари», покрытую кокетливой попонкой. Старушка узнала Та-сю и очень обрадовалась ей, а на сообщение Волошина, что старинная книга нашлась, лишь рукой махнула:

- Отдайте ее ученым людям, а то с нею только беды наживешь…

Они прошли в дом. Клавдия Антиповна ютилась в маленькой каморке, добрую половину которой занимал пузатый темно-красный комод. Над комодом в красивой золоченой раме висел среднего размера портрет молодой женщины, написанный гуашью.

- Она… - грустно глядя на портрет, сказала Клавдия Антиповна. - Ей тогда было двадцать лет.

Не отрывая глаз, Тася смотрела на портрет. Чуть удлиненное бледное лицо Евгении Бельской останавливало внимание своей неожиданной, необычной красотой. Его обрамляло облако темных волос. А на светлой блузке были выписаны кружева - тонкие, как снежинки.

Большие темные глаза смотрели на Тасю настороженно, тревожно.

- Какие у нее глаза! - тихо сказала Тася.

- Она всегда была как малый ребенок! - стала рассказывать Клавдия Антиповна и погладила «мадам Бовари», за что та немедленно лизнула ее руку. - А как назначили революцию, она даже обрадовалась и сказала мне: «Ну, слава богу, теперь я совсем уйду от князя Андрея, и мы с Платоном поженимся». Вот и «ушла»… на тот свет.

Тася попросила старушку немедленно рассказать ей и Волошину все, что та знала о Евгении Бельской.

Родители молоденькой девушки Эжени де Мерод, обнищавшие французские аристократы, в 1913 году выдали ее замуж за богатого русского князя Андрея Бельского, но, переехав в Россию, Эжени полюбила здесь своего деверя, брата мужа, князя Платона - человека красивого и умного, чего нельзя было сказать об Андрее Бельском Свою любовь Платон и Эжени скрывали недолго, скоро все обиаружилось. Но революция заставила Андрея Бельского бежать за границу, а князь Платон, скрыв свое происхождение, увез Эжени из Петрограда в Вологду. Как потом рассказывала Евгения Бельская Клавдии Антиповне, Платон Бельский в каком-то вологодском монастыре искал старинные книги. Он часто ездил в Вологду из Петербурга и однажды даже взял с собой свою возлюбленную…

Тут Волошин, внимательно слушавший старушку, спросил ее:

- Вы точно знаете, что он ездил в Вологду?

- В Вологду, сыночек, в Вологду, - подтвердила Клавдия Антиповна. - Они и меня в тот раз взяли, да только в городе оставили, а сами дальше поехали, пароходом, по рекам и озерам. Сказывают, там, в лесах да за семью озерами, обитель древняя стоит, святым Кириллом воздвигнутая. Вот в ту обитель и ездили князь Платон с Евгенией Феликсовной. Там он и книги старинные искал…

- А откуда у Евгении Феликсовны старинная книга взялась, та, что я у жулика отнял? - спросил Волошин.

- А ту книгу князь Платон своей дорогой кралечке еще в первую войну подарил и даже надпись сделал. А муженек возьми да и найди ту книгу. «Вот, говорит, какие надписи вам делают, мадам?» А Евгения Феликсовна рассердилась. «Убирайтесь, говорит, болван!» И вырвала у него книгу. Да только не всю. Верхняя-то крышка в руках у мужа осталась. И смех и грех!..

- Ну и что же? Нашел князь Платон старинные книги? - нетерпеливо спросила Тася.

- Не знаю, доченька, - ответила старушка и, пригорюнившись, продолжала: - Известно только мне, что ушел он из Вологды, да так и сгинул навеки…

- Почему ушел? - осведомился Волошин.

- Ссора между ими произошла. Евгения Феликсовна думала, что князь Платон не иначе как свихнулся, а старинные книги - это только блажь его. Она даже доктора позвала. А князь осерчал, пихнул доктора в грудку и пошел куда глаза глядят. Больше она, сердечная, его и не видела, хотя два года по всему вологодскому краю искала… А потом собрала пожитки, да и приехала ко мне. Я ей еще в Петербурге на прощанье московский адрес своей сестры дала.

Тася молчала. Ее глаза вновь остановились на прекрасном лице Эжени.

- А в каком монастыре искал старинные книги князь Платон? - спросил Волошин.

- Не знаю, сыночек. Да и сама-то Евгения Феликсовна его название навряд знала. Помню только, что там святой Кирилл с иноками жил в стародавние времена.

Тася оглянулась вокруг и спросила:

- Кроме книг, ничего после нее здесь не осталось?

- Ничегошеньки! Был веер красивый и платья, да я бедным девушкам из нашего дома раздала. А картину себе оставила, - сказала старушка, с жалостью глядя на портрет. - Как живая она в рамке сидит.

- Нет ли каких-нибудь писем к ней от князя Платона? - поинтересовался Волошин.

- Были, сыночек, были, - охотно ответила старушка. - Да не по-русски писаны. Я хранила их долго, а потом не знаю уж куда и сунула.

- Надо поискать эти письма, Клавдия Антиповна, - серьезно и просительно сказала Тася. - Один профессор видел вашу книгу и хочет сам старинные книги поискать. Может быть, письма князя Платона ему помогут…

Клавдия Антиповна сокрушенно покачала головой:

- Поискать можно. Да только бы ваш профессор тоже в уме не повредился, как князь Платон. Слыхала я, что колдовские они, эти книги…

Волошин улыбнулся и чуть было не сказал, что профессор уже сорок лет назад «повредился в уме» и упорно ищет «колдовские книги». Однако, взглянув на строгое, сосредоточенное лицо Таси, промолчал. С некоторых пор Волошин уже ловил себя на том, что побаивается своей чрезмерно серьезной, но экзальтированной подружки.

Уходя от Клавдии Антиповны, Тася и Волошин очень просили ее поискать письма, оставшиеся после Евгении Бельской, и старушка пообещала порыться в своем комоде.

- Да, кстати, - вспомнил Волошин. - Ваша книга будет передана в Ленинскую библиотеку, и вы, Клавдия Антиповна, получите за нее деньги.

Старушка махнула рукой:

- Бог с ними, с деньгами. Да и не моя та книга, сиротой она осталась. Значит, пускай ее и берет себе советская власть.

 

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ПИСЕМ ЕВГЕНИИ БЕЛЬСКОЙ

Рассказ Таси и Волошина о посещении Клавдии Антиповны Куликовой повергл старого профессора в изумление. Он твердо был убежден, что библиотеку Грозного следует искать под московским Кремлем. За много лет своих поисков он тщательно обследовал кремлевский подземный туннель со всеми его ответвлениями и открыл там целый город. Из записей Аристотеля Фиоровенти неутомимый ученый узнал, что тайник для книг царевны Зои итальянский зодчий соорудил на глубине десяти метров ниже основного туннеля, а доступ к нему находился в одном из боковых ходов и был тщательно замаскирован. Существовали предположения, что Грозный создал филиал своей библиотеки в Александровской слободе. Но Вологда?… Это была совершенно неожиданная версия!

В тот же день Стрелецкий пригласил своего старинного друга историка Ивана Александровича Федорова, хорошо знающего Вологду, и рассказал ему об антологии Агафия и о поисках Платоном Бельским библиотеки Грозного в каком-то вологодском монастыре.

Федоров нисколько не удивился этому сообщению. Известно было, что Иван Грозный в 60-х голах XVI века серьезно подумывал о перенесении русской столицы в Вологду. Этот старинный город, ровесник Москвы, занимал в то время выгодное географическое и стратегическое положение и имел большое торгово-экономическое значение. Он был недосягаем для крымцев, постоянно совершавших разорительные избеги на Москву, и, наконец (что было самым существенным для Грозного), в Вологде не было спесивых бояр, коварных его врагов, стремившихся раздробить Русь на мелкие удельные княжества.

Старый историк напомнил Стрелецкому, что Грозный построил в Вологде монументальный собор Софии, крепость на берегу Сухоны и начал строительство дворца для себя. На реке Вологде он стал строить суда, предназначенные для плавания из Белого моря в заморские страны. Что касается вологодских монастырей, то было известно, что Грозный придавал особенно большое значение одному из них, монастырю на Сиверском озере, рассматривая его как опорный военно-стратегический пункт. По сути дела, этот монастырь, расположенный в ста пятидесяти километрах севернее Вологды, был самой мошной русской крепостью на севере, и Грозный не раз навешал его.

Все сказанное историком Федоровым заинтересовало Стрелецкого. Он уже допускал мысль, что Грозный действительно мог перепрятать свою библиотеку, которой очень дорожил. И если это так, то вполне логично было предположить, что перенес он ее куда-то подальше от Москвы, на север, в какую-нибудь недоступную для врагов крепость… А о князьях Бельских Стрелецкий и без консультации с Федоровым все знал. В молодости Грозный дружил с Курбским, Мстиславским и Бельским, и вполне возможно, что именно последнему он и подарил одну из своих книг (ведь стоит же в «веттермановской описи против антологии Агафия пометка «дарена»…»). Что, если друг царя Бельский знал о перенесении библиотеки из кремлевского подземелья в какой-то монастырский тайник и оставил для своих потомков какие-нибудь записи о таком тайнике?

Стрелецкий еще не решался выступить с сообщением о находке византийской антологии и о «вологодской версии». Он хотел сам съездить в Вологду, проверить на месте все услышанное от Куликовой и только затем организовать туда серьезную экспедицию. У Таси скоро должны были наступить каникулы, а Волошин собирался в отпуск. Они попросили Стрелецкого взять их с собой, и профессор охотно согласился. Молодые люди нравились ему, и, кроме того, он был искренне благодарен им за помощь в поисках ценной древней библиотеки.

* * *

После первого своего визита к Куликовой Волошин ездил на Ордынку еще два раза, но Клавдия Антиповна заболела гриппом и поисками писем Евгении Бельской не занималась. Однако, когда он приехал в третий раз, старушка уже поправилась и нашла письма, но… отдала их «для профессора» какому-то «молодому человеку из музея», который был у нее на днях и также расспрашивал о княгине Евгении Бельской.

Кроме историка Федорова, Стрелецкий никому не рассказывал о византийской антологии и о том, что узнали его молодые друзья на Ордынке. С Федоровым же, с Тасей и Волошиным он твердо условился, что они пока не будут разглашать ни истории с антологией Агафия, ни сведений, добытых у Куликовой. Кто же еще мог узнать адрес Клавдии Антиповны и кому могли понадобиться письма Евгении Бельской?…

Стрелецкий позвонил в Управление музеями и спросил, не направляли ли оттуда кого-либо к гражданке Куликовой на Ордынку для получения корреспонденции, имеющей большое значение для его, Стрелецкого, научной работы. Из музейного управления ответили, что о гражданке Куликовой, проживающей на Ордынке, им ничего не известно.

С такими же вопросами старый профессор обратился в свой институт, в различные музеи и в другие научные учреждения. Отовсюду он слышал точно такие же ответы.

История с письмами Евгении Бельской становилась уже загадочной, и Иван Волошин решил заняться ею основательно. Он еще раз навестил Куликову и стал подробно расспрашивать ее о таинственном «молодом человеке из музея». Но старушка могла дать о нем лишь самые общие сведения:

- Молодой, щуплый, только чуть повыше вас будет. Волосики светлые, реденькие, глазками часто моргает и все кланяется. Говорит вежливо. Одет чисто и вообще, видать, из благородных… За письма очень благодарил и даже деньги хотел дать, да я не взяла. Разве можно? Грех какой!

- А про книжки Евгении Феликсовны он не расспрашивал? - спросил Волошин.

- Спрашивал. Ну, я ему, конечно, показала те французские, что продавать носила, и про старинную книгу рассказала.

- А он что?

- А он говорит: «Как же, как же! Профессор Стрелецкий любит такие старинные книги»… А потом на портрет поглядел. «Очень, говорит, красивая была дамочка» - и назвал ее девичью фамилию. Стало быть, знает…

- Девичью? - удивился Волошин.

- Да. Ведь у Евгении Феликсовны фамилия до замужества была не русская… Чудная такая… Я уж и позабыла, - сказала Клавдия Антиповна и пожала плечами. - И откуда только это все в музеях ваших узнали?…

Волошин задумался.

- Любопытно… - сказал он наконец. - Ну ладно. Наверно, найдутся письма Евгении Феликсовны. Поищем…

С Ордынки Волошин направился прямо в Управление милиции и попросил, чтобы его немедленно принял заместитель начальника Управления…

 

ЛЖЕДИМИТРИЙ И ИНОСТРАННЫЕ ГОСТИ

Лютецию Гавриловну Голдышкину все знакомые называли коротко «мадам». Она была мала ростом, но широка в поперечнике; не крепка умом, но крепка голосом. Ее биография отличалась колоритностью, но лучше всего мадам помнила те дни, когда перед самой революцией она вышла замуж за австрийского графа и русского полуфабриканта Фридриха Марию фон Эккель. По этой причине Лютеция Гавриловна до сих пор разговаривала с окружающими высокомерным и безапелляционным тоном. Так же она разговаривала и со своей восьмой дочерью, появившейся от пятого брака, - Лирикой Тараканцевой, урожденной Голдышклной.

Стоя на кухне и жаря котлеты, мадам грохотала трубным голосом - так, чтобы ее слышала толстая и ленивая Лирика, сидевшая в комнате.

- Это же просто кошмар! Люди имеют машину, дачу, прислугу, а я, графиня фон Эккель, должна для твоего Тараканцева жарить котлеты…

После ванны Лирика уже два часа сидела перед зеркалом, накручивая на голове какие-то замысловатые крендели.

- Можешь не жарить. Мы пообедаем в ресторане… - лениво отвечала она.

Мадам возмущалась:

- Какие богачи! Жалкие три тысчонки в месяц!.. Ты глупа, друг мой! С твоей внешностью можно найти мужа посолиднее, чем твой Лжедимитрий. Какие-то музеи, какие-то глупые картины… Что это может дать?

Надо пояснить, что речь шла о муже Лирики - Дмитрии Петровиче Тараканцеве. За некоторые особенности характера кто-то метко окрестил его «Лжедимитрием», и эта кличка утвердилась за ним даже в семье.

Разговор матери и дочери был прерван звонком телефона. Лирика сняла трубку и нараспев произнесла «алло», но с таким отчаянным английским акцентом, что у нее получилось: «Хельлоу!..»

Мадам прислушалась. По кокетливым интонациям она поняла, что дочь говорит с мужчиной.

- Дмитрия Петровича еще нет дома… А кто его спрашивает?… Знакомый? Из-за границы?… О-о! Я могу дать его служебный телефон… Ах, уже звонили? Да, он дико занят… К нам?… Пожалуйста, приезжайте.

- Кто это? - спросила Лютеция Гавриловна.

Лирика заметалась по комнате:

- Какой-то знакомый. Иностранец. Не может поймать Лжедимитрия. Хочет поговорить в домашней обстановке.

- Он едет к нам? - с ужасом спросила мадам.

- Да! И не один - их двое!

Лирика плюхнулась на диван и стала натягивать на свои огромные икры чулки-паутинку.

- Но я в ужасном виде! - застонала Лютеция Гавриловна.

- Надо убрать хотя бы одну комнату! - скомандовала Лирика. - А я начну искать Лжедимитрия. Ты знаешь, это не так просто.

Увы, она была права: Лжедимитрия Петровича Тараканцева не легко было найти в бурных волнах деловой Москвы, хотя он присутствовал всюду, где только можно было присутствовать, и даже там, где ему вполне можно было не присутствовать. По должности он был начальником Музейного фонда, но, будучи одновременно «творческим работником» - живописцем весьма оригинального жанра «научной эксцентрики», - Тараканцев являлся:

а) членом бюро комиссии (или секции?) научной эксцентрики;

б) членом секции (или комиссии?) реставраторов и копиистов;

в) членом многих жюри;

г) членом редколлегии всех изданий его комиссии, а также секций и подсекций.

Математики назвали бы его «многочленом».

Он был не столь трудолюбив, сколь расторопен, и умудрялся не пропустить ни одного заседания, совещания, обсуждения, а на большие собрания прибегал всегда первым, садился в первом ряду (если не в президиуме) и слово всегда брал первым… В общем, Дмитрий Петрович Тараканцев несомненно был чрезвычайно деловым человеком. В этом всех убеждала его сверхъестественная активность. В этом, между прочим, не сомневался и агент антикварного треста Педро Хорхе Кортец, познакомившийся с Тараканцевым еще в 30-х годах нашего столетия.

Как известно, в те годы в СССР происходили великие исторические события: советское крестьянство вступило на путь массовой коллективизации. В эти же годы рождалась наша индустрия. На предприятиях появились передовики производства, и впервые в своей истории человечество на практике узнало, что такое социалистическое соревнование. Но обыватели упорно называли эту эпоху «эпохой Торгсина». Действительно, золотые и серебряные побрякушки в те годы, попадая в каналы Торгсина, превращались в станки и машины, необходимые нашей стране. Но было и так, что некоторые, не в меру ретивые, «торгсиновцы» умудрялись под шумок превращать в триеры и сноповязалки картины больших мастеров, ценную скульптуру, редкие книги и прекрасные ювелирные изделия из частных коллекций. Агенты антикварного треста рыскали по Москве и Ленинграду в поисках ценной добычи… Рыскал в то время по нашей земле и Педро Кортец. Здесь он и познакомился с молодым «художником-эксцентриком» Д.П.Тараканцевым, который уже тогда являлся членом всех комиссий-подкомиссий, секций-подсекций, и в том числе - членом экспертной комиссии, решавшей судьбу произведений искусства, предназначенных «на экспорт».

Нужно отдать Тараканцеву должное: в своих решениях он был до обморока осторожен, и Кортец не мог бы похвастать, что с помощью Тараканцева он выудил хоть одну ценную картину. Но опытный авантюрист, близко познакомившись с ним, понял, что чрезмерную осторожность Тараканцева порождали не патриотизм и не любовь к ценностям родной культуры, а всего лишь трусость. По мнению Кортеца, Тараканцев много мог бы сделать для него (и с большой выгодой для себя!), если бы не был столь труслив… Эту черту «непременного члена всех комиссий» Кортец хорошо запомнил.

Проживая в Париже, он следил за судьбой некоторых своих советских «знакомых», а ныне, отправляясь в Москву, решил, что вирусоподобный активист Тараканцев обязательно поможет ему и Джейку найти, а затем и вывезти ценнейшую коллекцию Грозного. Поможет именно потому, что зоологически труслив…

* * *

Как раз в тот момент, когда Лирика по телефону «поймала» наконец Лжедимитрия на каком-то музейном совещании, безголосый звонок три раза кашлянул в передней ее квартиры.

Лютеция Гавриловна с густо напудренным пароходным рулем, заменявшим ей нос, набросила на свои богатырские плечи тюлевую накидку цвета ше-муа (подарок графа Фридриха Марии!) и пошла открывать дверь. На пороге стояли двое мужчин в светлых костюмах: один объемистый, смуглый, восточного типа; другой - высокий, худощавый, бледнолицый.

- Прошу прощения, мадам, - с легким акцентом сказал по-русски пожилой. - Здесь квартира Дмитрия Петровича Тараканцева?

Лютецию Гавриловну трясло от волнения: перед нею стояли, с нею разговаривали живые иностранцы! Может быть, они прямо из Парижа приехали? Может быть, вот этот молодой - граф или виконт?…

- Да, - внезапно осипнув и потеряв свой роскошный бас, произнесла Лютеция Гавриловна. Она распахнула дверь и прохрипела сразу на трех языках: - Силь ву плэ! Битте! Плииз!..

Кортец протиснулся в дверь, поцеловал пахнущую детским мылом генеральскую длань Лютеции и отрекомендовался:

- Педро Хорхе Кортец! А это мой молодой друг, Жак Бодуэн.

Джейк Бельский приложился к руке Лютеции и, поморгав, сказал:

- Я счастлив с вами познакомиться, мадам…

- Моя дочь, Лирика Аполлоновна, супруга Лже… супруга Дмитрия Петровича. - овладев своим фельдфебельским голосом, сказала мадам и ввела гостей в наспех убранную комнату.

На Лирику страшно было смотреть. Ее почти не имеющая точных очертаний фигура была облачена в шелковое платье цвета багрового и тревожного, как пожар. Парижская горничная Кортеца Мадлен со своими ресницами и огненными губами могла бы показаться рядом с ней простой пастушкой. Рыжие и жесткие космы Лирики были взвихрены и торчали, как наэлектризованные; натертые ладошками щеки пылали; подведенные глаза метали молнии, а высокоподтянутый бюст колыхался и наступал, как девятый вал на картине Айвазовского. Она была, пожалуй, похожа на жену подлинного Лжедимитрия - Марину Мнишек, которую после расправы с самозванцем изрядно потрепала толпа восставших.

Через несколько минут все освоились и завязался «светский разговор». Гости учтиво восхищались красивыми домами новой, социалистической Москвы, а хозяев больше интересовал старый, капиталистический Париж.

- Правда ли, мсье Кортец, что в Париже американские офицеры среди бела дня похищают девушек? - спросила Лирика.

- Увы, это так, мадам, - с грустью ответил «потомок великого конквистадора». - Но только не всех похищают, а… некоторых. И не днем, а ночью.

Мадам уже поставила на стол кофе, булочки, масло, зернистую икру…

В глазах Кортеца при виде икры появился плотоядный огонек.

- Икра! Зернистая!.. Жак, вы когда-нибудь видели живую сказку? - спросил он.

- Нет, - чистосердечно сознался Джейк.

В этот момент в передней щелкнул замок, и в квартиру ворвался Тараканцев. Он именно ворвался, а не вошел. Сообщение жены о том, что к нему в дом направляются какие-то иностранцы, всполошило Лжедимитрия так сильно, что он первый раз в жизни дезертировал с совещания…

Тараканцев бросил шляпу и, протирая окуляры, оправленные золотом, вошел в комнату.

Гости встали.

- Мсье Кортец и мсье Бодуэн!.. - торжественно представила гостей Лирика. - Они ждут тебя, Дмитрий.

Иностранцы поклонились и пожали руку сильно встревоженному хозяину.

- Очень приятно… очень приятно… - забормотал Лжедимитрий, обшаривая неожиданных гостей своими бегающими, рысьими глазами. - Прошу садиться… Чем обязан, господа?

Кортец засмеялся:

- Нет, я вижу, что вы меня не узнаете, товарищ Тараканцев, - сказал он и печально покачал головой. - Да и как узнать! Двадцать лет не видались… Я постарел, растолстел. А вы все такой же. И бородка та же, и золотые очки…

- Позвольте! - наморщив лоб, сказал Тараканцев. - Кортец? Агент антикварного треста?!

- Увы, это я, Дмитрий Петрович… Торгсин. Кое-какие картины… Коптское евангелие…

- Как же, конечно, помню! - без всякого восторга произнес Тараканцев. - Педро Хорхе Кортец?

- Совершенно верно! У вас феноменальная память на имена… А это мой юный друг, такой же вольный турист, как и я, Жак Бодуэн.

Джейк поклонился.

- Очень приятно, - сказал замороженным голосом Тараканцев. - Я могу быть вам чем-нибудь полезен, господа?

- Мне очень неприятно вас беспокоить, Дмитрий Петрович, - сладко начал Кортец, - но мой друг, Жак Бодуэн, сын состоятельных родителей, изучает древнее восточное искусство. Ему нужно побывать в некоторых ваших музеях…

У Тараканцева отлегло, он успокоился и с любопытством посмотрел на «Жака Бодуэна». Тот заискивающе моргал и глядел на Лжедимитрия с детской просительной улыбкой.

- Конечно! Пожалуйста! Для туристов у нас везде открыты двери, - сказал Тараканцев в, подтверждая свои слова жестом, широко развел руками.

- Пользуясь давним знакомством с вами, Дмитрий Петрович, я хотел просить вас, чтобы вы посоветовали, наметили мсье Бодуэну маршрут, - сказал Кортец и, оглянувшись на дам, добавил виноватым тоном: - Впрочем, боюсь, что это будет разговор скучный и утомительный для наших прекрасных Дам.

Практичная Лютеция Гавриловна сразу сообразила, что парижские гости явились не за музейными советами, а по какому-то более важному делу.

- Рика, дорогая! Я давно собираюсь показать тебе кружева, которые подарил мне граф Фридрих Мария… - нежно пробасила она и, взяв за руку свою недогадливую дочь, увлекла ее в соседнюю комнату.

 

ДВА НЕИЗВЕСТНЫХ ПОРТРЕТА

- Мы с вами, Дмитрий Петрович, беседуем уже полчаса и никак не можем договориться, - печально склонив голову набок, сказал Кортец.

Тараканцев нервно забарабанил пальцами по столу:

- И никогда не договоримся, господин Кортец. Я ничем не могу помочь вам. Никакие ваши гонорары мне не нужны. А раскопки производить в нашем монастыре вряд ли кто вам разрешит. Даже на концессионных началах.

Кортец остановился у подоконника и сосредоточил свое внимание на каком-то ядовито-зеленом кактусе, похожем на опухоль.

- Печально! - со вздохом сказал он, повернувшись к Тараканцеву. - У вас здесь действительно что-то произошло, что-то изменилось.

- Да, мсье Кортец, времена Торгсина канули в вечность, - ухмыльнувшись в бороду, ответил Тараканцев. - Сейчас мы ведем культурный обмен с заграницей, но не продадим уже ни одного ценного произведения искусства.

- Дух времени изменился, - не то спросил, не то констатировал Кортец.

- Совершенно верно…

- Но я не верю, чтобы изменились люди, которые с легким сердцем меняли шедевры искусства на крупорушки, многозначительно глядя на Тараканцева, пророкотал Кортец.

Лжедимитрий насторожился:

- Не знаю, кого вы имеете в виду. Я лично вам ни одного шедевра не продал.

- Дмитрий Петрович! - с подозрительной искренностью сказал Кортец, приблизившись к Тараканцеву. - Я тоже так думал. Но однажды… Это было совсем недавно, в Париже… Я убедился, что вы, может быть - сами того не зная, все же продали мне два шедевра, два неизвестных портрета кисти Боровиковского…

Тараканцев даже привстал от неожиданности:

- Что такое? Я вас не понимаю…

- Жак, душа моя! Объясните товарищу Тараканцеву то, чего он не понимает, - обратился Кортец к Джейку, тихонько сидевшему в стороне и безучастно разглядывавшему физиономию Тараканцева, тщательно упакованную в дьячковскую бородку.

- С удовольствием, мсье, - сказал Джейк и, вынув из большого конверта две цветные репродукции, положил их на стол перед встревоженным Тараканцевым.

- Это два пейзажа. Они были куплены мсье Кортецом в России и проданы мне. С помощью рентгена я убедился, что под верхним слоем находится еще одно изображение.

Джейк вынул из конверта новые репродукции и, как продавец перед покупателем, положил их перед Тараканцевым:

- А здесь уже запечатлен процесс расчистки. Вот лицо… рука… часть фона… вот подпись… У нас имеется заключение крупных художников, подтверждающих, что пейзажи были нанесены на портреты работы Боровиковского…

- …и проданы мне за гроши с разрешения эксперта Дмитрия Петровича Тараканцева, - продолжил Кортец, иронически глядя на помертвевшее лицо Лжедимитрия. - Прикажете показать купчую?…

Тараканцев, как две- свинцовые пули, вонзил свои глаза в холеную, самоуверенную морду Кортеца. С минуту он молчал, наконец хрипло пролаял:

- Жулики! Шантажисты! Я сейчас же позвоню в эмвэдэ!

Джейк деловито сложил в конверт репродукции и уселся на прежнее место все с тем же видом невинного дитяти.

Кортец покачал головой:

- Ругаться не надо, Дмитрий Петрович. Это ни к чему. А позвонить в эмвэдэ нужно. Пускай разберутся в этом темном деле…

Он подошел к телефону и снял трубку:

- Жак, номер телефона эмвэдэ?

Джейк уже листал свою записную книжку:

- Сию минуту, мсье…

Тараканцев подбежал и вырвал у Кортеца трубку:

- Ведите себя прилично! Вы в чужом доме!

Кортец развел руками:

- Но вы же сами хотели позвонить. Зачем медлить?…

Тараканцев зашагал по комнате. Его трясло, как в лихорадке. Тон Кортеца и его уверенность сбили несчастного Лжедимитрия с толку. Шутка ли сказать! Он за гроши продал ловкому агенту два ценнейших шедевра русского искусства!.. И кто поверит, будто он, Тараканцев, не знал, что именно находится под жалкой мазней, под двумя посредственными пейзажами?

Подставив под люстру волосатые пальцы, Кортец любовался игрой камней на своих перстнях. Джейк своими зелеными веками посылал в потолок непонятные сигналы.

Молчание длилось минуты две. Слышны были лишь подавленные вздохи Лирики за стеной и взволнованное сопение Лютеции Гавриловны, прильнувшей ухом к двери.

- Где оба полотна? - спросил наконец Тараканцев.

- В гостинице, мсье, - подавшись вперед, вежливо сообщил - Джейк.

- Милости просим завтра утром к нам! - сказал Кортец. - Прихватите с собой профессора Кончаковского. Он большой специалист по Боровиковскому.

- Ни в какие гостиницы я не поеду! - хмуро проворчал Тараканцев. - Приезжайте сюда завтра вечером сами. Я и без Кончаковского во всем разберусь…

- Очень хорошо! - с нескрываемым удовольствием согласился Кортец. Он заранее был уверен, что Кончаковского Тараканцев в это дело не впутает.

Тараканцев сел и задумался.

Кортец подсел к нему и постарался говорить как можно задушевнее:

- Дмитрий Петрович, душа моя! Не сердитесь. Конечно, вы тут ни при чем. Кто-то во время революции замазал Боровиковского, чтоб не реквизировали. Вот и все. Я обещаю вам, что, как только мы с Жаком вернемся из монастыря, оба полотна будут ваши. Вы можете их сжечь или преподнести как открытие и прославиться…

- Что вы будете искать в этом монастыре? - угрюмо глядя на Кортеца, спросил Тараканцев.

- Там погребен боярин Бельский, друг Ивана Грозного. У Жака есть сведения, что в гроб Бельского положена одна интересная древняя рукопись.

- Византийская антология Агафия пятого века, - с большой готовностью пояснил Джейк. - Ко мне попал от одного из эмигрантов ее титульный лист…

Он извлек из внутреннего кармана и передал Тараканцеву свернутый в трубку и заправленный в ватманскую бумагу пергамент. Тот долго и внимательно разглядывал его, а возвращая, сказал:

- Не думаю, чтобы вы что-либо там нашли. Все ценное вывезено. Остальное учтено и хранится в местном музее.

Кортец засмеялся и легонько хлопнул Тараканцева по плечу.

- Наша жизнь осмыслена только в том случае, если мы ежедневно отправляемся на охоту за счастьем, Дмитрий Петрович, - произнес он философски. - Почему бы нам, скромным туристам, не поохотиться за счастьем на севере России, в романтическом древнем монастыре?

- Я уже сказал: вам никто не разрешит заниматься там раскопками! - холодно молвил Тараканцев.

- Мне - нет, а вот этому юноше разрешат, - кивнул на Джейка Кортец.

- Почему вы так думаете? - насмешливо поглядев на Джейка, спросил хозяин дома.

- Жак, продемонстрируйте товарищу Тараканцеву свои документы! - коротко приказал Кортец.

Джейк встал, быстро извлек из кармана бумажник и протянул Тараканцеву какой-то документ. Тот развернул, прочел и ахнул: он держал в руках командировочное удостоверение на бланке своего учреждения, с печатью и за своей подписью. Да, это была его собственная подпись: мелкая, замысловатая, с хитрыми закорючками. В удостоверении сказано было, что научный сотрудник Георгий Иванович Богемский направляется для исследовательской работы туда-то и туда-то…

Тараканцев поправил очки и внимательно поглядел на Джейка: «Диверсант? Шпион? А что, если его сцапают?… Нет, чепуха!.. Легко можно будет установить, что удостоверение сфабриковано».

Он вернул документ и, криво усмехнувшись, сказал:

- Сразу видно, что вы «сын состоятельных родителей».

Джейк промолчал и сел на свое место. Но Кортец весело рассмеялся:

- Его родители были совсем бездетны, Дмитрий Петрович. Пусть им легко будет на том свете…

Тараканцев встал:

- Итак, завтра в это же время я жду вас, - холодно произнес он.

Не рассчитывая на рукопожатие, Кортец поклонился с сияющим лицом:

- Непременно, душа моя! Только я не смогу приехать. Приедет Жак и привезет пока одно полотно. А потом можно будет посмотреть и второй шедевр…

В комнату ввалилась Лютеция Гавриловна, за нею неуверенно вошла Лирика.

- Как?! Вы уже уходите? - оживленно спросила мадам.

- К сожалению, нам пора, - сказал Кортец и приложился к мощной руке Лютеции.

То же самое проделал Джейк.

- Ваш муж стал бы великим человеком, мадам, если бы в Советском Союзе ценили истинный ум, - льстивым тоном произнес Кортец и поцеловал руку Лирике.

Тараканцев остался в комнате, так и не решив, нужно ли ему провожать гостей или нет…

- Ум! Великим человеком стал бы! - зарычала Лютеция, когда за Кортецом и Джейком захлопнулась дверь. - Ему люди предлагают выгодное дело, суют деньги, а он из себя святого корчит…

- Лютеция Гавриловна! - истерически завизжал Тараканцев. - Извольте замолчать!

- Мама, отстань, пожалуйста! - окрысилась Лирика.

- Я замолчу! - грозно сказала мадам. - Но теперь и вы, Лжедимитрий Петрович, будете молчать, как жареный судак. Эти господа вас так зажмут в кулак, что вы и не пикнете…

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПРОГУЛКИ ПО МОНАСТЫРЮ

Провожаемые строгими глазами святых, изображенных на стенах массивных каменных ворот, Тася и Волошин прошли под сводами монастырской надвратной церкви и, остановившись, оглянулись… Стройная, парящая з небесной синеве одноглавая церковка напоминала Царевну-Лебедь, чудесную девушку из сказки Пушкина.

Тася сказала об этом Волошину. Тот быстро согласился, но не удержался от искушения пошутить.

- Этой девушке всего лишь 400 лет! Я уверен, что так же, как и Царевну-Лебедь, ее создал поэт, Настенька.

Да, поэт, - повторил он. - Но, обратите внимание, своим произведением он явно протестует против «загробных мух» и говорит лишь о вечной жизни.

Тася засмеялась.

- Как я довольна, что приехала сюда! Я вижу живые чудеса древнего зодчества! Это все создали талантливые русские люди.

Тася и Волошин шли по тенистым аллеям главного монастырского двора.

- Пойдемте на задний двор. Я хочу осмотреть ту церковушку, о которой нам вчера вечером рассказывал профессор Стрелецкий, - сказала Тася.

Дворов, в монастыре было пять, их отделяли друг от друга стены и ограды; вместе же обширностью своей территории они превосходили территорию московского Кремля и все были разные.

- Не понимаю, почему их пять? - спросила Тася.

- А я объясню вам, - сказал Волошин Он уже свыкся с ролью профессионального гида и, начитавшись в Вологде справочной литературы, охотно давал объяснения своей спутнице.

- Дело в том, что мы с вами находимся не только в бывшем монастыре, но и в бывшей крепости. Да. да! Это был крупный военный опорный пункт на севере Московской Руси Враги не могли углубиться на юг, миновав эту крепость. Здесь стоял сильный гарнизон, который мог мобилизовать население и ударить интервентам в тыл. Взять приступом эту крепость было невозможно… Вы обратили внимание, что стены крепости почти везде окружены озером? Они так же высоки и неприступны, как стены московского Кремля, а башни даже выше и шире в обхвате, нежели башни кремлевские…

Тася с уважением поглядела на могучие стены и башни монастыря.

- Теперь перейдем к вопросу, заданному мне одним из экскурсантов, - улыбнулся Волошин. - Зачем столько дворов? А затем, что если во время осады крепости враги ворвутся в какой-либо один монастырский двор, им придется штурмовать стены остальных дворов.

- Да, действительно… - с восхищением оглядывая внутренние стены, согласилась Тася.

- Прошу обратить внимание, товарищи экскурсанты, на расположение дворов, - с увлечением продолжал Волошин. - Ворвавшись в один двор, враги уже сами с трех сторон попадали в окружение защитников крепости и часто бывали так, биты, что старались уползти поскорее с завоеванной территории крепости.

- А монастырь этот действительно осаждали враги?- спросила Тася.

- Да! И неоднократно, уважаемые товарищи! Но каждый раз они бывали отброшены и развеяны. А вот и пятый двор.

Тася смотрела как зачарованная.

Перед нею раскрылся уголок неописуемой прелести: лужайку прорезал ручеек, а дальше, на зеленом холме, как горящая свеча, стояла пурпурная церковь, окруженная толпой берез. Перед церковью в немом ожидании застыл строгий белый павильон, прикрывший крохотную избушку Кирилла Белозерского, основателя монастыря. А над всем этим маленьким миром прошлого в синем небе сияло глазастое солнце и стояла какая-то особенная тишина…

Юноша и девушка приблизились к церкви Иоанна Предтечи, где вчера ночью они видели монастырского сторожа. Дверь была приоткрыта. Постояв минуту, Тася и Волошин вошли в церковь.

Маленькая и миниатюрная извне, она показалась им просторной внутри. Но насколько нарядным и радостным был ее внешний вид, настолько строгой и суровой она казалась внутри… Темные древние иконы, почерневшая позолота, меланхолический блеск бронзовых подсвечников, коричневый тон деревянного аналоя - все это ясно показывало, что создатели церкви обращаются к вошедшему на языке аскетизма и смирения.

В глубине виднелся небольшой алтарь. Маленькие оконца, похожие на бойницы, опускали на пол лучи солнца.

Волошин взглянул на Тасю.

- Ну, как?

- Жутко… - поеживаясь, ответила девушка. Молча она озиралась по сторонам и вдруг взгляд ее ожил: она хотела разглядеть в полутьме художника, написавшего икону, скромного монаха, стоящего где-то позади своего складня…

- Это какой-то ученик Андрея Рублева! - взволнованно сказала Тася. - Это колыбель нашего русского изобразительного искусства!

- Может быть, - ответил Волошин. - Но для меня, Настенька, икона есть прежде всего икона, то есть монета религии. У нее две стороны. Об одной вы судите правильно. А вторая сторона ее та, что это все-таки мистика и метафизика. Это фетиш, которому поклонялись люди веками. Это агитпропаганда феодалов и князей церкви, подменивших живое слово христианского гуманизма сухой догмой и фетишизмом… «Смирение во имя бога и суровая постная жизнь на земле во имя прекрасной жизни на небе, после смерти!..» Вот что говорили народу своими иконами эти вдохновенные иконописцы. И говорили они порой так сильно, что народ, готовый взбунтоваться, смирялся, глядя на их иконы, и терпел вечный пост…

Тася задумчиво смотрела на складень.

- Вы со мной не согласны? - спросил Волошин.

- Нет, почему же?.. Согласна. Это тоже правда. Смотрите, какой здесь интересный пол!

Волошин стал разглядывать пол. Составленный из небольших разноцветных плит ярких и темных тонов, он являл собой замысловатый и в то же время вполне законченный орнамент. Простой домотканный ковер закрывал центральную часть орнамента и длинная дорожка от паперти до алтаря разрезала его надвое.

Волошин нагнулся, взялся за ковер и стал его скатывать.

- Что вы делаете? - с изумлением спросила Тася.

- Хочу посмотреть весь пол.

Скатав ковер. Волошин принялся за дорожку. Через три минуты мозаичный пол предстал перед Тасей во всем своем великолепии.

- Хорош? Неправда ли? - спросил Волошин.

- Очень! - с восторгом подтвердила Тася. - Если бы его можно было зарисовать…

- Рисовать я не умею, но…

Волошин осмотрелся и выбежал из церкви. Через минуту он вернулся со стремянкой и поставил ее поближе к центру, потом взобрался на нее и взял в руки висевший в футляре фотоаппарат. Тася поняла, что он хочет сфотографировать этот замечательный пол.

Щелкнув несколько раз затвором и осветив вспышками «Блица» церковь, Волошин слез с лестницы, отнес ее на место и вновь разостлал ковер и дорожку.

* * *

Целый день Тася и Волошин бродили по обширным монастырским дворам, опускались в страшную подземную монастырскую тюрьму, поднимались на крепостные стены.

Взявшись за руки, как школьники, они ходили и смотрели, смотрели и обменивались впечатлениями,вспоминали все, что они узнали в Вологде, об этом русском чуде, гордо стоящем над водой озера, о сказочном «граде Китеже», затерявшемся в северных лесах. Стоя на зеленом холмике пятого двора, Тася сияющим взором окинула монастырские строения, видневшиеся вдали: белые кельи и старинные палаты, трехэтажные стены с бойницами. Она прислушалась: вокруг стояла тишина, лишь издалека доносился сигнал одинокой машины, гудели шмели и шептались березы.

- Как странно! - сказала Тася. - Лишь три дня назад мы были в Москве, в самой пучине бурной современной жизни, и вот попали сразу в тринадцатый и четырнадцатый века, в феодализм,…

- Ваня! Вытаскивайте свою тетрадку и прочтите, что вы там еще записали в Вологде об этом монастыре?

Волошин покорно достал из-за пояса общую тетрадь и, развернув, стал читать, как псалтырь:

«Русский север среди своих исторических памятников насчитывает несколько монастырей, из которых наибольшее значение имеют монастыри-крепости, бывшие проводниками не только религии, но и московского влияния, проводниками идеи объединения вокруг Московского государства всей русской земли»…

- Нет! - прервала его Тася. - Вы мне это уже говорили… Найдите в своей тетрадке про монаха, который ушел из московского Симонова монастыря в четырнадцатом веке и поселился вот здесь, на этом холмике, в диких лесах…

- Святой Кирилл?-насмешливо спросил Волошин.- Настенька! Чего доброго, вы здесь молиться начнете…

- Ах, Ваня! - со вздохом сказала Тася. - Ну, зачем вы шутите? Я хочу понять этого человека. Кто он? Почему ушел из Москвы в глушь? Ведь он там архимандритом крупного монастыря был. Знать московская под благословение к нему подходила. В чем же дело?.. Что ему в этих диких северных дебрях понадобилось? Ответьте мне.

Волошин оглянулся, внимательно посмотрел на крохотную деревянную избушку отшельника, укрывшуюся под сенью берез и безмятежно стоящую здесь уже почти шестьсот лет…

- Церковники называют его святым… Ну, что ж, пусть называют. Это их личное дело… А я думаю, Настенька, что этот человек был мыслителем, философом. Вот я выписал в Вологде одно место из его философского трактата «О падающих звездах»… Послушайте, что написал этот умный русский человек шестьсот лет назад, сидя у лучинки вон в той крохотной избушке.

- Да, да! Читайте! - воскликнула Тася и затихла в ожидании.

«…Одни говорят, что это падают звезды, а другие, что это злые мытарства. Но это и не звезды и не мытарства, а отделение небесного огня, насколько нисходят они вниз, расплавляются и опять сливаются в воздухе. Поэтому никто не видел их на земле, ибо всегда они рассыпаются в воздухе»…

- Удивительно! Ведь это же учение о метеоритах, - тихо сказала Тася.

- Да… Он точно и ясно охарактеризовал небесное явление в те годы, когда никто не смел и не умел так думать. И при этом заметьте, Настенька, никакой мистики и метафизики. Это чистейший материализм.

- Но что заставило этого человека бежать сюда? - опросила Тася.

- Думаю что для подобных размышлений в те годы северные лесные дебри были самым подходящим местом,-ответил Волошин.

Тася и Волошин продолжали свою прогулку по древней русской крепости, любуясь этим изумительным памятником старины. На монастырских дворах попадались благоухающие заросли полыни и васильковые островки…

Совсем иначе воспринимали монастырскую обстановку Кортец и Джейк Бельский. Они приехали в монастырь на неделю раньше, чем Тася, Волошин и профессор Стрелецкий, и Джейк успел уже обнаружить ход в подземелье, в погребе под самой высокой крепостной башней-Кузнецкой. Но оказалось, что ход этот завален кирпичом и грунтом. Директор монастыря-музея Янышев объяснил «московскому» и парижскому гостям, что обвал произошел вследствие подкопа почти 350 лет назад во время осады монастырской крепости польскими и литовскими интервентами… Чтобы расчистить ход в подземелье, требовались большие земляные работы, но Джейк уже договорился с местным райисполкомом о рабочих, о транспорте. Расходы брал на себя «Музейный фонд», за представителя которого Джейк себя выдавал.

В данную минуту Кортец и Джейк также путешествовали по монастырю и обменивались такими мыслями:

- Как вы думаете, Джейк, во что обошлись расходы по сооружению всей этой махины? - спросил Кортец, охватывая широким жестом крепостные сооружения.

Джейк быстро извлек свою записную книжечку, в которой было все, вплоть до имени и отчества начальника речной пристани.

- Сию минуту, мсье… 45 тысяч рублей! В переводе на современные деньги это около 10 миллионов долларов.

- Я купил бы его, если бы он продавался и если бы не торчал в такой дали от Парижа. Я показывал бы его восторженным историкам и искусствоведам, - воодушевляясь, говорил Кортец, шагая вдоль могучей крепостной стены. - За большие деньги я пускал бы сюда отдыхать усталых богачей. Монастырь-санаторий для нервных, издерганных людей! Экстра!.. Л вон тот благоуханный дворик с полынью - это для влюбленных. Поцелуй в тишине и в зарослях такого дворика входит в сердце, как нож…

- А я сдавал бы этот монастырь в аренду Голливуду…-мечтательно произнес Джейк.

- Правильно! - крикнул Кортец и, вздохнув, добавил: - Странно! Советская Россия -это страна, где нельзя безнаказанно быть дураком. Такое впечатление выносят все здравомыслящие иностранные гости. И все-таки чем, если не глупостью, можно назвать то, что такое доходное сооружение прозябает и пустует где-то в глуши?

- А пот Ивану Грозному как раз это и правилось, мсье, - ответил Джейк.

- Ну, у него были спои соображения. Кстати, видимо, тоже не лишенные материальной основы - рассудительным тоном сказал Кортец. - Кто-кто, а он, наверное, знал, что его книжечки стоят десятки миллионов долларов.

Кортец и Джейк, не спеша, шагали по узкой зеленой полоске земли, отделявшей Сиверское озеро от стен и башен монастыря. Здесь так же. как и во всем монастыре, стояла вековая тишина, лишь робкие волны сели тихий разговор на пологом берегу озера…

Джейк оглянулся. За ним по пятам шел мрачный монастырский сторож дед Антон. Его мучила одышка, но он шел, сопя и тяжко ступая по пушистой траве своими огромными сапогами. Связка больших ключей болталась у него на канатном поясе.

- Зачем вы взяли его с собой, мсье Кортец?- кинув недовольный взгляд на старика, спросил Джейк по-французски.

- У него все монастырские ключи, товарищ Богемский. Это здешний апостол Петр, - посмеиваясь, ответил Кортец.

- Вы забыли, что я сотрудник «Музейного фонда», мсье. Я отберу у него все ключи и пошлю его к черту,- холодно сказал Джейк.

- Это будет ваш второй глупый поступок, товарищ Богемский, - продолжая путь и не оглядываясь, произнес Кортец.

Джейк посмотрел на него удивленно:

- А какой был первый?

- Письма на Ордынке. Они ничего нам не дали, но, наверное, уже пустили по нашему следу какого-нибудь сыщика.

- Чепуха!

- Дай бог, товарищ Богемский, чтоб это оказалось чепухой. С этим конвоиром мы не привлекаем ничьего внимания, понятно?

Кортец подошел к воде. Озеро, потревоженное легким ветерком, поблескивало мелкой сверкающей рябью и торопилось к монастырю, как толпа паломников, но на берегу путь ему преграждали гладко отшлифованные многопудовые валуны.

- Спросите его, откуда эти камни? - обратился к Джейку Кортец.

Джейк пожал плечами: вопрос казался ему праздным. Но все же ом перевел его, безразлично глядя в тусклые блуждающие глаза старика.

- Оттуда… - кивнул на высокие крепостные стены монастыря старик и добавил, с усилием выговаривая каждое слово:- Монахи бросали их на головы непрошенным иностранным гостям…

- Ого! - не дождавшись перевода, весело воскликнул по-французски Кортец. - Вы чувствуете, товарищ Богемский, какой камень бросил в мой иностранный огород этот мельник из оперы «Русалка»?

Старик внимательно смотрел на Кортеца из-под своих седых нависших бровей:

- Что сказал этот господин? - спросил он, переводя взгляд на Джейка.

- Он говорит, что вы похожи на мельника из оперы «Русалка», - с презрением и насмешкой глядя на него, ответил Джейк.

Старик заквохтал, как глухарь на току. Он смеялся и тряс лохматой головой.

- Какой я мельник? Я ворон здешних мест! - сердито сказал он, внезапно оборвав смех.

Джейк и Кортец переглянулись.

- Любопытно… - после долгой паузы произнес по-французски Кортец и зорко поглядел на старого сторожа. - Этот столетний пень, оказывается, кое-что смыслит в операх и даже умеет острить.

Джейк теперь уже настороженно и подозрительно поглядывал на старика, но тот не обращал ни на него, ни на Кортеца никакого внимания. Усевшись на один из валунов и сняв свой рыжий сапог, он с сопеньем перематывал бурую, вонючую портянку.

- М-да… странный старик, - тихо сказал Джейк.

- Думаю, что не всегда он носил портянки, - резюмировал Кортец и прибавил не совсем уверенно:-Как по-вашему, товарищ Богемский, не понимает ли он наших с вами разговоров?

Джейк еще раз внимательно поглядел на старика и ответил Кортецу на этот раз по-английски:

- А черт его знает! Надо проверить.

- Продолжайте говорить по-французски и не обращайте на него внимания, - также по-английски предложил Кортец и тут же перешел на французский: - Итак, товарищ Богемский, вам довелось вчера услышать здесь, в монастыре, интересную лекцию профессора Стрелецкого о поездке Ивана Грозного в Сиверский монастырь в 1557 году?

- О! Да, мсье!.. -с большой готовностью согласился Джейк. - Профессор Стрелецкий очень живо описывал своим молодым друзьям визит Грозного в этот монастырь.

- А зачем приезжал сюда царь Иван Грозный? - с наигранным любопытством спросил Кортец, искоса наблюдая за сторожем.

- Он привез сюда и запрятал в монастыре какие-то книги, мсье…

Тем временем дед Антон уже переобул один сапог и готовился привести в порядок вторую портянку. Но валун, на котором он сидел, видимо, показался ему неудобным. Он встал и, выбрав другой камень, круглый, как исполинский череп, пристроился поближе к Джейку.

- Профессор собирается здесь искать книжный клад Грозного? - спросил Кортец.

- Да, мсье… - ответил Джейк. - Несмотря на свой почтенный возраст, это очень энергичный ученый.

- Прошу вас, товарищ Богемский, спросите старика, слыхал ли он что-нибудь о посещении Грозным Сиверского монастыря и о книжном кладе? - попросил Кортец.

Джейк обратился к сторожу и перевел ему вопрос Кортеца.

Старик посопел еще с минуту и, глядя куда-то в сторону, сказал:

- Всякое говорят… Старые люди сказывали… был тут клад да вывезли его потом…

Кортец и Джейк переглянулись:

- Кто вывез? - живо спросил Джейк.

Старик подумал, пошевелил своими мохнатыми бровями и, остановив на Джейке свой поминутно ускользающий взгляд, вымолвил как бы в раздумье:

- Царь Борис вывез… Годунов… Сказывают, был тот царь человек умный… начитанный… и тайну про монастырский клад знал…

- От кого знал? - уже с беспокойством продолжал Джейк.

- А это… вам надо бы… у него спросить.. - глухо сказал старик, отводя взгляд в сторону.

- Что вы думаете об этой версии? - спросил Кортец, обращаясь к Джейку по-английски и забывая при этом, что он, иностранный турист, русского языка до сих пор не должен был понимать.

- Чепуха! - воскликнул Джейк также по-английски и быстро встал с травы - Старик повторяет какую-то болтовню. А кроме того, он по-моему ненормальный.

- Ну, это не ваша идея, - насмешливо сказал Кортец. - Старик сам объявил себя «вороном здешних мест»…

Неожиданно Кортец и Джейк вновь услыхали глухариное клохтанье. Они с удивлением поглядели на старика. Содрогаясь и покачиваясь на своем валуне, он смеялся и показывал скрюченным пальцем на озеро:

- Рыбешка., глупая выплеснулась, а баклан ее и хватил на лету… Хе-хе-хе!…

 

ИВАН И АНАСТАСИЯ

Солнце уже ушло из монастыря и собиралось заночевать где-то за дальней гладью Сиверского озера, но еще багровые лучи струились из-за зубчатых стен к дремлющих сторожевых вышек, похожих на дозорных старинного московского войска…

Профессор Стрелецкий выбрал гладкий камешек на темно-зеленой лужайке между двумя церковушками, присел на него, прислушался к тишине и подумал:

«Эта тишина когда-то ушла отсюда на картины Нестерова с ясноглазыми лесными строками и вот сейчас вернулась вновь»…

Рядом со Стрелецким стояли Тася и Волошин. Они тоже слушали эту чарующую тишину, вдыхали сладкие и горькие запахи трав, следили за меркнущим заревом заката. Но они не видели того, что видел здесь, на этом холме, старый профессор.

Стрелецким прервал молчание и заговорил тихо и торжественно, как сказитель древних былин:

Стрелецкий умолк и молча смотрел на церковь Иоанна Предтечи, высившуюся на холме среди юных радостных берез.

- Вот здесь, в этой церкви четыреста лет назад стоял гробик первого сына царя Ивана Васильевича, младенца Дмитрия, умершего в пути, когда молодой Грозный с царицей Анастасией предприняли путешествие из Москвы на Далекий Север в обитель Кирилла Белозерского… Я прочел вам сейчас (правда, не совсем точно) отрывок из старинной былины «Кириллов езд», которую нашел в пыльных архивах монастыря. Неизвестный автор в этой былине подробно описывает путешествие Ивана Васильевича и его молодой жены Анастасии Романовны…

Тася вздрогнула и широко открытыми глазами смотрела на Волошина:

«Анастасия?.. Это мое имя! Как странно. Какое совпадение!»

И в далеком прошлом Тася увидела себя и Волошина…

А профессор Стрелецкий рассказывал:

- Это было четыре века назад, на закате солнца… Множество цветных парусов еще трепетали на расписных барках флотилии, бросившей якоря у стен Сиверского монастыря. Самая большая барка с царским шатром на палубе пристала к берегу и по широкой сходне ее, покрытой ковром, сошел молодой Грозный. Большие карие глаза его смотрели строго, даже сурово… К толстому игумену Иван подошел под благословение быстро и деловито. Затем поднял голову и, с трудом разжав губы, вымолвил:

- Горе у меня, отче…

Игумен прислушался к рыданиям Анастасьи, доносившимся из царского шатра на барке, и ответил, тяжко вздохнув:

- Гонцы донесли печальную весть, государь… Молиться надо. Господь тебя, как Иова, испытывает…

- Воля божья… - угрюмо сказал Иван и, размышляя вслух, закончил: - Княгиня Ефросинья и враги мои, небось, рады будут… Нет у меня наследника!.. Братца моего двоюродного, дурачка Володимера, на великокняжий престол протчат. А землю русскую по уделам разворуют…

Он скрипнул зубами и, не обращаясь ни к кому, но оборотясь каменным лицом в ту сторону, откуда прибыли его барки, хрипло крикнул:

- Ан, нет! Не бывать тому!.. А старую суку Ефросинью я сюда, в Горицкую обитель, пошлю да в келью под замок посажу!

Игумен молчал.

- Перенеси, отче, новопреставленного младенца Дмитрия во храм Иоанна Предтечи и сегодня же отпевание учини, - приказал молодой царь и пошел к монастырской стене, за которой уже были возведены для него и для свиты деревянные хоромы.

Профессор Стрелецкий привстал и показал на трехъярусную стену, за которой плескались воды озера:

- Вот здесь стояли те хоромы и сюда же с барки царской были перенесены кованые сундуки с ценной кладью. А ведал захоронением тех сундуков друг и наперсник царя боярин князь Иван Дмитриевич Бельской, человек ловкий и сметливый… О том повествует старинная былина…

Как сквозь сон, слышала Тася тихий голос Стрелецкого:

И вновь Тася погрузилась в видения прошлого. Она ясно видела озабоченное лицо молодого царя и тоскующие, заплаканные глаза Анастасии Романовны.

А тихий вечер окутывал тенью эту тоскующую пару вот здесь, на холмике… И горькой полынью пахло тогда так же, как пахнет сейчас… Нет лишь скорбного пения монахов.

А Волошин видел другого царя Ивана. И этот другой Иван ходил с игуменом по монастырю, все оглядывал хозяйским взглядом, все примечал:

- А почему у тебя, отче, над могилами сосланных бояр Воротынских да Шереметьевых великие храмы стоят? - спрашивал Иван.

- Доброхотными даяниями вдов боярских сооружены, государь, - елейным голосом отвечал игумен.

- Ишь ты! - уже сердито гремел молодой царь. - Даяниями вдов!.. А над могилкой Кирилла, премудрого старца, коий обитель сию основал, ветхая часовенка стоит? Гоже ли так, отче?..

- Не гоже, государь, - соглашался игумен. - Воздвигнем храм великий.

- То-то! - и, уже меняя разговор, Иван приказывал. - А ту кладь, что Бельским в погреба монастырские захоронена будет, береги, отче, как свою голову. Она у тебя одна и клад тот у меня один. Вник?..

- Вник, государь.

- Здесь у вас нет бояр, ворогов моих, обитель сия не горит и дикий татарин в ваши леса не заходит…

Неожиданно воображаемая экскурсия Волошина в прошлое и повествование профессора Стрелецкого были прерваны вежливым покашливанием. Волошин оглянулся и в наступающих сумерках разглядел позади себя две фигуры. В одной из них он узнал художника Еланского, два дня назад прибывшего из Вологды, а в другой - музейного научного сотрудника Богемского, ежедневно слоняющегося по монастырю вместе с толстым французским туристом, похожим на турка…

Покашливал Богемский. Затем вкрадчиво он спросил:

- Прошу прощения, профессор… Вы так увлекательно описываете посещение этого монастыря молодым Грозным, что я невольно заслушался, но…

- Что «но»? - спросил Стрелецкий.

- Вы столь уверенно говорите о каком-то кладе, захороненном здесь в монастыре Грозным… Есть ли у вас доказательства, подтверждающие правдоподобие этой версии?

- Да, - нетерпеливо ответил Стрелецкий. Он был раздосадован, что этот прилизанный музейный чиновник прервал его рассказ. - У меня есть неопровержимые доказательства, подтверждающие правдивость этой версии.

- Вы имеете в виду стихи, которые вы здесь цитировали? - с нескрываемой насмешкой спросил Джейк Бельский.

- Нет! Не только эти стихи… В архиве монастыря я нашел указания о кладе Грозного и о тайнике, где был захоронен этот клад.

- О! Это великое открытие, профессор! -с деланным энтузиазмом воскликнул Джейк. - Вы непременно должны сообщить об этом нашему управлению. Я помогу вам…

- Против помощи я не возражаю, - согласился Стрелецкий. - Но доклад о своих изысканиях сделаю в Академии и доложу своему научному обществу…

- Да, да! Конечно… Простите, что я вас прервал. Продолжайте. Вы так увлекательно рассказываете.

Но вдохновение уже покинуло старого профессора. Он еще сказал несколько незначительных слов и поежился:

- Становится прохладно…

- Да, Игнатий Яковлевич! - воскликнула Тася.- Вам надо отправиться в гостиницу. Разрешите, мы вас с Ваней проводим…

Втроем они направились к выходу из монастыря и по дороге профессор еще долго рассказывал своим молодым друзьям о приезде Грозного в этот монастырь в 1557 году.

* * *

В тот вечер слишком много впечатлений теснили и распирали грудь Таси. Она не могла лечь спать и, проводив Стрелецкого, пригласила Волошина погулять с нею в аллеях березовой рощи, именуемой в Сиверске «Парком культуры и отдыха».

В этом парке не играл духовой оркестр, его заменяло радио. Сейчас оно услаждало слух влюбленных парочек, гуляющих в тенистых аллеях. Но Тася ничего не слышала; крепко сжимая руку Волошина, она говорила:

- … и вдруг мне показалось, что это уже не я, Анастасия Березкина, студентка московского института, а другая Анастасия, та, что приехала на барке из далекой Москвы в этот монастырь… Вы меня понимаете, Ваня?

Волошину страшно захотелось сказать: Понимаю,

Настенька… Вы почувствовали себя уже не комсомолкой, а царицей». Но вдруг он увидел совсем близко серые глаза девушки, даже в темноте он разглядел в них неподдельное горе и промолчал.

- Я еще… совсем девчонка… - тихо сказала Тася. - Но вдруг я почувствовала, что у меня умер ребенок… Такого отчаяния я никогда не испытывала!

- Вы очень впечатлительны, Настенька, - сказал Волошин. - Так нельзя…

Тася смотрела на сумрачные громады монастырских стен, смутно видневшиеся за деревьями.

- Меня тянет к той церкви, где стоял гробик с мертвым младенцем… Сходим туда еще раз, Ваня, - попросила она вдруг.

Он удивился:

- Что вы, Настенька!.. Ночь…

- Ну и что же? Вы боитесь?

- Да нет… Но там нечего делать сейчас, - нерешительно ответил он.

- Ну, тогда оставайтесь, а я одна пойду, - сказала Тася и высвободила свою руку.

Но Волошин удержал ее:

- Подождите… Я тоже иду. Но ворота в монастыре уже заперты!

- А мы пойдем в обход, со стороны озера.

- Вы хотите сказать «вплавь»?

- Нет, в брод… Там возле башни мелко.

Он покачал головой.

- Да, теперь я вижу, что вы действительно девчонка.

- Ну, идемте же… - нетерпеливо потащила она его к выходу.

- А вы не боитесь встретиться там с чем-нибудь страшным? - спросил он.

- С чем?.. - с тревогой и затаенной надеждой спросила Тася.

- С привидением, например…

- Нет, это не страшно. Я сама сейчас привидение, - ответила она и повела своего спутника к мрачному и по-ночному таинственному монастырю.

Они добрались до Кузнецкой башни, от которой крепостная стена поворачивала к югу. Здесь плескалась вода озера. Тася хотела снять свои белые туфли, чтобы полезть в воду, но Волошин остановил ее:

- Не надо… Я перенесу вас.

Она покорно позволила взять себя на руки и обняла его рукой за шею…

Руки были сильные, но держали они ее так бережно, будто ласкали и баюкали, как маленького ребенка… Тася невольно прильнула к Ивану. В темноте слышалось журчанье воды, потревоженной его шагами…

Наконец, он ступил на береговую полоску земли и остановился. Ноша была легкая и теплая. Маленькая рука крепко обнимала шею. Ему очень не хотелось опускать на землю эту милую и странную девушку. Он спросил:

- Ну?.. Пойдем ножками?.. Или останемся у дяди на ручках?

Она засмеялась:

- У дяди на ручках хорошо, но дядя устал.

В ответ на это он понес ее дальше.

Тася прислушалась к его ровному дыханию, увидела молодое смуглое лицо снизу и осмотрелась вокруг. Ей вновь показалось, что это уже однажды было много-много лет назад, вот этот самый юноша держал ее на руках, нес ее от озера к монастырю:

- Ваня!-тихо позвала она.

- Да, Настенька…

- Я хочу вам что-то сказать… Но… вы не сочтете меня сумасшедшей?

- А я давно считаю вас сумасшедшей, - с искренним юмором признался он.

- Ну, тогда все равно. Я скажу вам… Мне кажется, что вы уже носили меня на руках здесь, в этом монастыре… Это было много лет назад. И тогда вы назывались Ваней, а я Анастасией…

- Я читал о мистическом перевоплощении душ влюбленных, Настенька, - сказал он.

Она вздохнула и, .помолчав, сказала:

- Мне нравится, что я Анастасия, а вы Иван. Я вижу в этом особый смысл. Мне нравится этот монастырь, а вы ходите здесь как турист, а иногда - как профессиональный экскурсовод. Я люблю профессора Стрелецкого и верю ему, а вы считаете его сумасшедшим, фанатиком. Меня и его сюда привела красивая мечта о книжном кладе, а вас только голое любопытство…

Он смотрел перед собой, стараясь разглядеть ее лицо. Волошин любил это лицо в минуты вот такого волнения.

- Тася!.. - тихо сказал он.

- Я Настенька, а не Тася! - нетерпеливо перебила его она.

- Да, да! Вы Настенька, - поспешно согласился он. - Мне очень нравится ваше увлечение. И Стрелецкий мне очень нравится, и мне страшно хочется, чтобы он нашел эту чудесную библиотеку, наперекор всем скептикам, которые, кстати сказать, очень веско доказывают, что библиотека - миф, легенда…

Тася вздохнула:

- Теперь я сама пойду, пустите…

Они подошли к темному холму, загадочному, как древний курган, и остановились перед ним в молчании.

- Обойдем вокруг, - тихо сказала Тася.

- Обойдем…

- Мне здесь ночью нравится больше, чем днем. А вам?

- Да… Здесь хорошо.

Неожиданно в тишине они услыхали шаги. Тася и Волошин оглянулись.

Шаги замерли.

- Там в церкви кто-то ходит, - шепотом произнесла Тася и прижалась к своему спутнику.

Волошин прислушался. Шаги вновь послышались совсем близко.

- Кто-то ходит в церкви.

- Уйдемте, мне страшно… - зашептала испуганная девушка и еще теснее прижалась к нему.

Он обнял ее и успокоил.

- Не бойтесь. Я ведь с вами… Но кто бы это мог быть? Да, шаги слышатся именно там, в церкви.

Он отстранился от нее и сказал шепотом:

- Отойдите. Настенька, вот к тем двум березкам. У вас светлое платье и возле них вас не видно будет. А я пойду посмотрю, кто там ходит…

Но только отошла Тася в сторону, а Волошин сделал два шага, как вдруг скрипнула массивная дубовая дверь церкви, окованная железом, и из нее медленно выползла какая-то неуклюжая серая фигура…

Волошин лег на траву. Он не мог разглядеть странного ночного посетителя древней церковушки, но подойти и узнать, кто это, он также не решался. Чутьем Волошин угадывал, что за этим ночным визитом незнакомца в темную церковь что-то кроется.

Человек в сером загромыхал тяжелым замком на дверях и, посапывая, неторопливо направился в ту сторону, где, распластавшись в траве, залег Волошин. Не дойдя двух шагов, он повернул и направился в обход церкви. Волошин услыхал тяжелое дыхание и позвякивание связки ключей. Он узнал незнакомца. Это был старый монастырский сторож, дед Антон. Волошин не раз видел этого высокого, согбенного старика, облаченного в длинную холщовую рубаху, лохматого, хмурого, немногословного.

В том, что монастырский сторож бродит по ночам по монастырю и заходит даже в церкви, ничего удивительного не было. Но Волошину показалось непонятным, почему старик, выйдя из церкви, которая стояла на заднем дворе монастыря и за которой была лишь крепостная стена, пошел не в центр монастыря, а направился на его задворки. Волошин быстро встал, подбежал к Тасе и успокоил взволнованную девушку.

- Эго сторож, дед Антон… Вы постойте здесь, а то он вас заметит. А я схожу и посмотрю, куда он побрел.

- Мне страшно здесь… - прошептала Тася.

- Ну, идемте со мной Только вы останетесь за углом церкви, а я за ним послежу.

Они пошли по траве, стараясь ступать неслышно. Тася приникла к углу церкви, а Волошин обогнул стену и стал тихонько пробираться вперед, раздвигая густые заросли полыни. Старика нигде не было, не слышно было и шагов его, лишь глухой шум железного засова, кем-то быстро задвинутого вблизи, услыхал молодой разведчик. Но что это за засов? Где он?

Волошин огляделся вокруг и ничего, кроме маленькой церкви и часовни позади нее, не увидел.

«В часовню вошел? Но ведь там под нею какая-то гробница, склеп, мертвецы… Что ему понадобилось в этой гробнице?»… - размышлял Волошин, медленно приближаясь к часовне.

Он приник ухом к облупленной штукатурке часовни, но ни единого шороха, ни звука не услыхал: старая усыпальница была так же мертва, как и захороненные в ней ссыльные бояре.

Волошин подошел к двери часовни и дернул ее, но она не подалась: было ясно, что дверь заперта изнутри и что запереть ее мог только дед Антон, который свернул за угол церкви и исчез бесследно.

- Ваня! - услыхал Волошин и, уже не таясь, направился к Тасе. - Где вы? Я уже стала бояться за вас. Ну, что там?

- Исчез… Заперся в гробнице.

- Ночью? В гробнице? - испуганно спросила Тася.- Но там же покойники?

- Очевидно, старичок считает их самой подходящей для себя компанией, - пошутил Волошин,

- Уйдемте отсюда, - тихо сказала Тася. - Мое волнение уже улеглось и мне просто жутко здесь.

- Даже со мной?

- Идемте…

Она взяла его за руку и пошла вперед.

- А по озеру опять на ручках? - спросил он.

- Хорошо… - Она помолчала. - Вам это понравилось?

- Очень! - с жаром воскликнул он. - Давайте сейчас

- Нет… потом… Но что ему понадобилось ночью там в гробнице? - Задумчиво спросила Тася.

 

МОНАСТЫРСКИЙ СТОРОЖ

Джейк Бельский уже обратил внимание на странное поведение монастырского сторожа, деда Антона. Последний разговор с ним на берегу озера укрепил в Джейке уверенность, что старик этот что-то знает о книжном кладе Грозного. Прежде чем поговорить с ним решительно, он стал собирать сведения о старом стороже и с разрешения директора музея Янышева получил доступ к личным делам сотрудников музея.

Послушав рассказ Стрелецкого о посещении Грозным этого монастыря, Джейк вечером направился в канцелярию музея. Ключ от комнаты отдела кадров он получил от директора…

…Джейк сидел за чьим-то письменным столом и внимательно просматривал «личные дела» сотрудников музея. Особенно внимательно изучал он одну пожелтевшую от времени справку. Пристроившись поближе к свету и вынув из кармана лупу, Джейк пристально разглядывал эту бумажку. То, что он обнаружил, так удивило его, что он даже присвистнул.

Внимательно осмотрев справку, Джейк, наконец, отошел от лампочки. Он собирался водворить справку в скоросшиватель, но, подумав, аккуратненько сложил ее и сунул в свой бумажник.

- Вот это открытие!-тихо произнес он и задумался. - А впрочем, может быть, это и к лучшему…

Уложив папки с «личными делами» на прежнее место, Джейк погасил огонь и отправился в гостиницу.

Кортец в своем номере уже поджидал его. Расставив на столе банки со шпротами, с зернистой икрой, тонко нарезанную буженину и ломтики лимбургского сыра, он осторожно вытаскивал пробку из бутылки с массандровским портвейном.

- Ага! Товарищ Богемский! Вы пришли вовремя! - воскликнул он по-французски, потирая руки от удовольствия и с вожделением глядя на стол. - Не кажется ли вам, душа моя, что этот стол сервирован не хуже, чем мой круглый столик в Париже?

- Да, мсье, - вежливо согласился Джейк. - Здесь не хватает только одного…

- Чего? - тревожно спросил Кортец.

- Не «чего», а «кого», мсье… Мадлен!

- Мадлен! - задумчиво произнес Кортец, но быстро спохватился. - Эй, эй, товарищ Богемский! Это что за намеки?

Он уселся за стол и приглашающим жестом указал на стул.

- Садитесь и выкладывайте, мистер Шерлок Холмс, что обнаружили вы в конторской келье этой Пармской обители?

- Я сделал сенсационное открытие, мсье Кортец. - спокойно сказал Джейк, не садясь и беря в руки полотенце и мыло.

Кортец посмотрел на него с любопытством.

- Какое?

- Сейчас я помою руки и расскажу вам все, мсье.

- Держу пари, что вы открыли какую-то тайну! - воскликнул Кортец, - Это написано на вашем мраморном челе.

- Да, мсье, вы угадали…

Кортец усмехнулся.

- Арабы говорят: «Если ты хранишь тайну, она твоя пленница, если ты не хранишь ее, ты ее пленник.

- Сейчас я умоюсь, мсье, и мы вместе с вами станем пленниками одной любопытнейшей тайны,-сказал Джейк н вышел из комнаты.

Через пятнадцать минут он уже сидел с Кортецом за столом.

- Итак, какую тайну открыли вы, душа моя?-спросил Кортец, любовно разглядывая фужер с пламенным и ароматным вином.

Джейк равнодушно взглянул на фужер и сказал так, будто сообщил название налитого вина:

- Я узнал, что дед Антон, древний сторож Сиверского монастыря, не кто иной, как… мой родной дядя.

Кортец поставил фужер и оторопело поглядел на своего молодого соратника:

- Простите… Я вас не понял, Джейк. Повторите…

- Разбираясь в документах сотрудников музея, - тоном участника делового совещания объяснил Джейк,- я нашел вот эту справку…

Он вынул из бумажника пожелтевшую бумажку и передал ее Кортецу.

- Как видите, мсье, эта справка выдана более тридцати лет назад каким-то вологодским домкомом гражданину Белову Антону Николаевичу. По этой справке нынешний сторож «дед Антон» был когда-то принят в монастырь-музей на работу,-пояснил Джейк.

- Ну и что же? - с Недоумением разглядывая справку, спросил Кортец.

Джейк подал ему лупу.

- Рассмотрите внимательно имя и фамилию.

Кортец прищурил один глаз и с минуту глядел на справку через лупу. Наконец, поднял глаза на Джейка и сказал:

- Подчистка…

- Да… Имя «Антон» явно переделано и скорее всего из «Платона», а фамилия «Белов» здесь была длиннее, думаю, что - «Бельский». Отчество то же, что и у моего отца, - «Николаевич»…

Кортец привстал. Он не лишен был способности удивляться, но в эту минуту его состояние скорее напоминал^ столбняк, чем удивление.

- Князь Платон Бельский? Тот самый?

- Думаю, что тот самый,-спокойно ответил Джейк. - Вам дать воды, мсье?..

- А вам?

Джейк взял фужер с вином и сказал с улыбкой:

- А я, пожалуй, выпью от радости, что нашел родного дядю.

Кортец заговорил нетерпеливо:

- Перестаньте играть комедию, Джейк. Этот оперный князь-мельник меня серьезно всполошил.

- А меня нет, - холодно ответил Джейк. - Я убежден, что это именно он, соперник моего отца, и такой же охотник за книжным кладом, как и мы. Если это так, значит мы с вами, мсье, приехали туда, куда надо.

- Но он уже, наверное, пошарил тут до нас. В его распоряжении было тридцать лет! - раздраженный спокойствием Джейка, проворчал Кортец.

- Он мог шарить здесь сто лет, мсье, и ничего не найти. Потому что план тайника был в руках у моего отца, а не у него.

- Вот как?! - насмешливо воскликнул Кортец. - А вы не забыли, что он про Годунова сказал?

- Я расшифровал это так: он слыхал все наши разговоры по-французски, он знает, зачем мы приехали сюда, и хочет нас выпроводить. Князь Платон, видимо, не потерял надежды найти здесь тайник Ивана Грозного…

Кортец в раздумье зашагал по комнате. Остановившись у окна, он долго, но невнимательно смотрел на высокую крепостную стену монастыря, уходившую вдаль из-за березовой рощи сиверского «Парка культуры и отдыха».

- Это опасный человек, Джейк, - заговорил он, наконец.- Такой же опасный, как и профессор Стрелецкий… Я думаю, что мы должны установить с ним контакт, а затем как-то избавиться от него.

- А заодно и от Стрелецкого… - подсказал Джейк.

- Джейк! - строго сказал Кортец. - У вас часто появляются дельные мысли, очень дельные… Но если бы вы могли не делиться ими со мной… Вспомните ваше обещание в Париже! Я хочу оставаться в стороне от некоторых ваших весьма необходимых мероприятий. Вам 25 лет, а мне как раз наоборот - 52, и даже один год тюрьмы для меня будет моим последним годом…

Джейк осклабился и смотрел на него с уничтожающей иронией:

- Я все помню, мсье… Я помню свое обещание. Я помню даже то, что вы получаете от треста пятнадцать процентов, а я только десять… Но я аристократ и свое обещание сдержу.

- О кей!.. Да благословит вас аллах и святая дева!- сказал Кортец и молитвенно воздел очи к потолку.

* * *

А утром на другой день Тася пришла в комнату Волошина на первом этаже Дома колхозника и застала его разглядывающим какой-то фотоснимок. Тася подошла к нему и стала смотреть через плечо.

- М-да… Полное разочарование,-сказал Волошин.- Красочная мозаика стала серой, и вся прелесть этого удивительного церковного пола поблекла.

- Профессор говорит, что мозаику сделали по указанию Грозного, после первого его приезда в монастырь,- с сожалением произнесла Тася.-Как жалко!

- Напрасно я не прихватил с собой цветную пленку… А остальные снимки хороши. Посмотрите, Настенька, на эту башню над озером: ни дать, ни взять - богатырь стоит, как вечный страж в дозоре.

- Правда! - восхищенно воскликнула Тася. - А вы заметили, Ваня, что на многих старинных русских церквах все купола разные?

- Заметил. Ну, что ж, это хорошо. Нет однообразия. Народ большой, натура неуемная и искусство такое же.

- А на вологодской Софье купола симметричные, один большой в центре, а четыре поменьше по углам… Когда смотришь прямо, видишь одну большую главу в центре и две малые по бокам. Я смотрела и все припоминала, где я их уже видела?

- Ну и что же? Припомнили? - с интересом спросил Волошин.

- Припомнила, Ваня: Третьяковская галерея. Васнецов. «Три богатыря». В центре Илья Муромец, а по бокам - Алеша Попович и Добрыня Никитич… Ну, вот! Вы опять смеетесь…

- Да нет же, Настенька! Умница вы моя! - воскликнул Волошин. - Это здорово подмечено. Конечно, Васнецов это знал. Так вот с какой натуры он своих богатырей писал? Ох, и хитрый колдун!

- Вы говорили, что я сумасшедшая, а теперь говорите, что я умница, - лукаво поглядывая на Волошина, сказала Тася.

- Я и сейчас тоже говорю: вы умница, но…

- С придурью?

- Нет, с… ну, с сумасшедшинкой, что ли.

- А вам такие не нравятся? - кокетливо спросила Тася.

- Нравятся?.. Это не то слово, Настенька, - сказал Волошин и протянул к Тасе руку, но она увернулась, засмеялась и отбежала к окну.

- Какой чудесный день сегодня, Ваня! - вдруг Тася что-то вспомнила. - А что, если я попрошу этого художника… Как его?.. Еланский, что ли? Попрошу зарисовать мозаичный пол в красках.

Волошин нахмурился и подошел к ней.

- Ни в коем случае не делайте этого.

- Почему?

- Я не люблю его.

- Напрасно. Он делает чудесные зарисовки.

- Я ему голову оторву! - свирепо крикнул Волошин.

- За что, Ваня! - насмешливо глядя на него, спросила Тася.

- Это подозрительный тип… - угрюмо сказал Волошин. - Приехал, шныряет тут по всему монастырю, во все сует свой нос… Куда ни повернись, он уж тут как тут и все в блокнотике малюет. Проныра! Не люблю таких…

- Но он для того и приехал из Вологды, чтоб все увидеть и зарисовать.

- Из Вологды ли? - многозначительно спросил Волошин. - А не из Москвы ли? И вообще, Настенька, он внушает мне подозрение. Не он ли у Клавдии Антиповны на Ордынке побывал и письма Евгении Бельской прикарманил?

- Что вы?! - в ужасе воскликнула Тася. - Почему вы так решили?

- Имею основания… - с таинственным видом сообщил Волошин и тихо добавил: - Но вас я прошу об этом пока ни слова. Не общайтесь с ним…

Тася согласно закивала головой:

- Да, да! Конечно!.. А с виду он такой симпатичный.

- Настоящий жулик всегда бывает с виду симпатичный, - с апломбом изрек Волошин. Желая переменить разговор, он отошел от окна и снова обратился к снимку мозаичного пола. - Сплошная серятина…

- А если покрасить? - нерешительно спросила Тася.

- Ну, нет! Будет не то… А ведь как интересно расположены цветные плитки. Тут целый узор.

Тася заглянула в снимок:

- Цветные плитки мозаики, став серыми, образовали единую извивающуюся линию.

- Верно… - согласился Волошин. - Смотрите, вот она начинается здесь у притвора подле огромного ромба, похожего своими очертаниями на Кузнецкую башню, а дальше вьется… Здесь в середине кружок, за ним снова витками идет линия. А вот тут ее конец помечен крестиком. Интересно!

Тася задумчиво глядела в окно.

- Я не понимаю, почему тотчас же после своего посещения монастыря Грозный велел в этой церкви настлать такой причудливый пол?

- Наверное, в память об умершем маленьком сыне,- неуверенно произнес Волошин.

- А в каком месте он велел тайник для книг вырыть?-спросила Тася.

- Профессор Стрелецкий уверен, что тайник должен находиться где-то между Кузнецкой башней и церковью Иоанна Предтечи. А почему вы об этом спрашиваете, Настенька?

Тася молча взяла в руки снимок и стала пристально разглядывать ромбовидную серую плитку, от которой на снимке, извиваясь, тянулась сплошная линия с крестиком на конце. Ромбовидная плитка действительно своими очертаниями напоминала Кузнецкую башню.

- Неужели… - тихо произнесла Тася.

- Что с вами? - спросил Волошин.

Тася положила снимок:

- Нет… Это мне показалось.

- Что вам показалось?

- Нет, нет! Не скажу. - Она засмеялась. - Вы опять будете называть меня сумасшедшей…

* * *

Позавтракав, молодые друзья вновь отправились в монастырь. Но как только они вошли на главный двор, Волошин схватил Тасю за руку:

- Стоп! - строго сказал он. - Нам, кажется, не бесполезно будет понаблюдать за «умельцем живописных дел».

- За кем? - недоуменно глядя вперед, спросила Тася.

- За художником Еланским…

- Неужели вы серьезно думаете, что он украл письма Евгении Бельской? - спросила Тася.

- Не знаю, он или нет, но, я повторяю, мне его поведение кажется подозрительным…

Волошин взял Тасю за руку:

- Давайте обойдем конторские кельи, выйдем к березовой аллее и тихонько подберемся к этому «художнику».

Они быстро прошли по березовой аллее, добрались до церкви Иоанна Предтечи и тихонько выглянули из-за ее угла… Еланского не было на холмике, где он часто сидел. Там подле заброшенной гробницы стоял лишь его одинокий мольберт.

- Гм… куда же он делся? - рассуждал Волошин, уже выйдя на самый холмик и оглядываясь вокруг.

- Смотрите! - воскликнула Тася и указала пальцем на второй ярус крепостной стены, где мелькнула какая-то фигура.

- Он! - сказал Волошин.

Еланский исчез в проломе так же быстро, как и появился.

- Что он там ищет? - злыми глазами обшаривая стену, спросил Волошин. - Настенька, вы по-пластунски умеете ползать?

- Это как? - тревожно спросила Тася.

- На животе…

- У…умею.

Волошин заговорил шепотом:

- Ложитесь на живот и ползите сквозь эти джунгли…- он кивнул на заросли полыни и репейника…- прямо к башне. Когда доползете, через пролом в башне по каменной лесенке вскарабкайтесь наверх, на второй ярус стены, и очень тихо идите мне навстречу. Я тем временем проползу вон до того «каменного мешка». Понятно?

- Понятно.

- Вперед!-скомандовал Волошин и, бросившись плашмя на траву, как змея, вполз в густую чащу полыни и репейника.

Тася с сожалением посмотрела на свое новое красивое платье и нерешительно оглянулась. Ей очень не хотелось порвать платье, расцарапать о колючки руки и лицо Неожиданно ей пришла в голову простая мысль: если вернуться назад и быстро обогнуть холм, то с успехом можно незаметно добраться до башни и не «по-пластунски».

Так она и сделала, и уже через две минуты достигла башни. Быстро и бесшумно вскарабкавшись по ее внутренней лестнице на кровлю первого яруса крепостной стены, она пошла по настилу над казематами и вскоре увидела Волошина. Он сидел на корточках и оглядывался по сторонам. Завидев Тасю, шагающую к нему осторожно на носках, он приложил палец к губам.

Внезапно Тася услыхала глухие голоса, доносившиеся снизу. Волошин уже приник ухом к щели в настиле и махнул рукой, жестом приказывая Тасе лечь рядом и слушать. Позабыв о своем новом платье, Тася легла и прислушалась. Внизу говорили по-французски…

* * *

Да, в полуразрушенном «каменном мешке» крепостной стены, действительно, говорили по-французски. Там находились: Кортец, Джейк и монастырский сторож дед Антон.

Кортец то и дело беспокойно выглядывал из полуразрушенного «каменного мешка» во двор, а Джейк, вплотную подойдя к старику, говорил ему не громко, но внушительно, как гипнотизер:

- Нам все известно, князь. Вы не тот, за кого себя выдаете. Подделанная вами справка уличает вас полностью. Мы также знаем, что именно привязывает вас к этому монастырю уже много лет. Вы ищете здесь библиотеку Грозного…

Старик громко сопел и понуро глядел на груду кирпичей у себя под ногами.

Джейк кивнул на Кортеца.

- Этот господин прибыл сюда из Парижа по тому же делу. Он представитель крупнейшей американской антикварной фирмы. Ему надо помочь. Если вы что знаете о книжном тайнике - расскажите… Вы получите деньги, уедете отсюда и спокойно проживете еще много лет.

Старик молчал.

Кортец напряженно вглядывался в его непроницаемое лицо. «Потомку великого конквистадора» казалось, что Джейк ошибся, что старик сейчас пожмет плечами и скажет:

- Не пойму я, барин, по какому это вы со мной лопочете…

Но старик выпрямился, сурово посмотрел на Джейка и заговорил на чистейшем французском языке:

- Да… вы не ошиблись… Я князь Платон Бельский… Я не знаю, кто вы, молодой человек… но я слышал… все ваши разговоры… Думаю, что и вы… не тот, за кого себя… выдаете…

- Это не имеет значения, князь, - быстро ответил Джейк.

- Вы хотите найти… книги царевны Зои и Ивана Грозного? Напрасный труд… Я искал их здесь больше тридцати лет… и нашел…

Последнее слово старик не сказал, а прошептал, но этот звенящий шепот, как порыв ветра, можно было услышать и на берегу озера.

Кортец подошел к нему и вытаращенными глазами молча смотрел в немигающие, сурово устремленные вперед глаза старика:

- Вы… нашли?

- Нашел!-твердо, как последнее слово клятвы вымолвил старик и тотчас же заговорил сам с собой, торопливо, то пришептывая, то крича: - Нашел пустой тайник! Совсем пустой! Грабители растаскали древнюю библиотеку… Но они далеко не унесли ее…

- Да? А где она? - спросил завороженный его рассказом Кортец.

Старик молчал, будто припоминая давний сон. Он беззвучно перебирал губами и глядел в треснувший, грозно нависший над ним потолок.

- Да говори ты, старый пень! - грубо рявкнул Кортец.

- Спокойно, мсье, - сказал Джейк. - Продолжайте свой рассказ, князь…

- Они… рассовали древние книги… по всему монастырю… Я долго, десять лет собирал их… Я собрал и вновь захоронил их… Теперь уже никто… не найдет эти книги… - глухо сказал старик. - Никто!

Кортец и Джейк напряженно смотрели на старого сторожа. Он молчал.

Кортец хотел что-то сказать, но Джейк властным жестом остановил его.

- Князь Платон… - заговорил он тихо и вкрадчиво, так, как говорил когда-то в кабинете Кортеца.-Доверьтесь нам. Мы люди вашего круга. Мы поможем вам увезти отсюда всю древнюю библиотеку. Вы поедете в Париж вместе с мсье Кортецом…

Старик перевел глаза на смиренную физиономию Джейка. Он будто вернулся на землю из какого-то глухого подземелья и еще не мог понять, чего хочет от него этот прилизанный чистенький юноша.

- В Париж? - спросил он и внезапно рассмеялся своим глухариным клокочущим смехом. - Нет, господа, мне ваш Париж не нужен… Мне нужно только одно… отыскать среди древних книг… индийский свиток с чудодейственным рецептом… Он вернет мне силы, память, вернет жизнь.

- Мы поможем вам найти индийский рецепт, - проникновенно зашептав Джейк. - У этого господина есть знакомые профессора, знающие все индийские наречия.

- Нет! - крикнул старик. - Родной брат украл у меня план тайника! Больше я никому не верю! Я не отдам вам древние книги… Я нашел их!.. Я спас их от гибели! Я!.: Один я! Они мои! И больше ничьи!

Джейк обменялся быстрым взглядом с Кортецом и, отбросив вкрадчивый тон, заговорил уже с угрозой:

- А если мы расскажем, кто вы такой? Если докажем, что вы присвоили себе ценности, принадлежащие советской власти?

- Да, да! - подтвердил Кортец, глядя пылающими глазами на старика. - Вы знаете, что с вами сделают коммунисты?

Старик поглядел на Кортеца, затем на Джейка и ответил внятно и спокойно:

- Знаю. Они отнимут у меня мои сокровища, а меня посадят в тюрьму, как вора…

- Вот именно! - воскликнул Кортец. - Вы, оказывается, умный человек, князь!

- О, да! - со смехом воскликнул старик. - Я умный человек, мсье… И потому я знаю… что вы ничего и никому про меня не расскажете… Вы сами в моих руках, господа…

Он хитро прищурился, и Кортец с Джейком вновь услыхали глухариное клохтанье.

- Знаете что? - неожиданно оборвав смех, резко сказал старик. - Убирайтесь вы оба… туда, откуда пожаловали… пока я первый не заговорил… Вот вам, господа ответ князя Платона Бельского…

Он грубо оттолкнул сперва Джейка, затем Кортеца и неуклюже полез в пролом…

Джейк выхватил нож, но Кортец схватил его за руку!

- Джейк! Опомнитесь! Вы не в Чикаго!..

- Проклятая старая развалина! - побледнев от бешенства, прошипел Джейк и запрятал нож. Его «азбука Морзе» после долгого перерыва работала полным ходом…

- Нам надо хорошо подумать, - сказал Кортец. - Идемте, Джейк…

* * *

- Что он сказал? - шепотом спросил Волошин.

- «Нам надо хорошо подумать. Идемте, Джейк»…- перевела Тася последнюю французскую фразу, произнесенную в «каменном мешке».

- Значит, «товарища Богемского» зовут Джейком?- сказал Волошин. - Ого-го! Это любопытно.

Тася и Волошин полежали еще минуты две на настиле, пока не затихли шаги Кортеца и Джейка.

- А теперь надо бежать немедленно в милицию, - решительно сказал Волошин, помогая Тасе встать и отряхивая ее платье от пыли.

- А это не обязательно, товарищ Волошин!-произнес кто-то почти рядом с ним.

Тася и Волошин удивленно оглянулись и увидели, что из расселины соседнего каземата выбирается весь испачканный пылью художник Еланский.

Выкарабкавшись из «каменного мешка», соседнего с тем, в котором только что происходил столь серьезный разговор иностранных авантюристов с князем-сторожем, Еланский отряхнул пыль и повторил:

- В милицию вам, товарищ Волошин, еще один раз обращаться не обязательно.

Волошин смотрел на Еланского взглядом Фауста, впервые увидевшего Мефистофеля.

- Вы еще в Москве обратились в милицию по поводу исчезновения писем Евгении Бельской. Этого вполне достаточно, - добавил Еланский и вынул из кармана какую-то бумажку. - Вот ваше заявление в уголовный розыск. Бонжур, камрад Березкина! - обратился он к Тасе. - Компренэ ву франсэ?

- Вуй… - растерянно ответила Тася.

- Трэ бьен! -с отличным французским прононсом воскликнул Еланский. - Значит, вы все слыхали и все поняли?

- Позвольте, - настороженно глядя на него, воскликнул Волошин. - Кто вы такой?

- Ах, да! Я забыл представиться. - Еланский вынул из кармана удостоверение и протянул Волошину. - Я работник государственной безопасности, майор Руднев… Ваше заявление через уголовный розыск попало к нам.

Волошин и Тася переглянулись.

- Вы прибыли по моему заявлению и ничего мне не сказали? - сконфуженно и даже с обидой произнес Волошин.

Руднев усмехнулся:

- Не обижайтесь. Так надо было.

Столь внезапно превратившийся в майора госбезопасности «художник» быстро и лаконично изложил перед комсомольцами свой план действий. Он считал, что спугивать непрошенных гостей раньше времени не следует. Руднев не сомневался, что Кортец и Джейк все же рано или поздно узнают, куда князь-сторож зарыл найденную им библиотеку Грозного.

- Пускай поработают на нас, раз уж приехали сюда, - заключил он.

Отныне Тася должна была внимательно наблюдать за Платоном Бельским, а Руднев и Волошин - за обоими туристами. Начальник сиверского районного управления милиции, оказывается, был информирован о миссии майора Руднева и готовился оказать ему поддержку в любой момент. Однако до поры, до времени в монастыре не должен был появляться никто из представителей милиции, кроме «художника Еланского».

Профессора решили не тревожить.

Но как ни предусмотрителен был Руднев, он не учел, что события в монастыре могут развернуться гораздо быстрее, чем он предполагал.

Выбравшись из «каменного мешка», авантюристы буквально на ходу, еще не дойдя до церкви Иоанна Предтечи, выработали план действия, и Джейк с быстротой тренированного спринтера пустился вдогонку за сторожем. Он догнал старика у ворот, ведущих на главный двор, пошел рядом с ним и быстро зашептал ему что-то на ухо. Платон Бельский шел, угрюмо глядя себе под ноги. Казалось, он больше слушает, как позвякивают ключи на ею поясе, чем вникает в проникновенный шепот Джейка. Внезапно он остановился и удивленно поглядел на своего назойливого спутника:

- Профессор? - глухо переспросил он. - Вздор! Он ничего не найдет.

- Нет, найдет!.. - твердо сказал Джейк. - Но если на нас вы можете донести и нас можете устранить, то на профессора вы не донесете. А он не успокоится, пока не перевернет весь монастырь. Поймите вы это, князь! Вот кто ваш главный враг, а не мы. Мы друзья, мы только можем помочь вам…

- Чем? - с недоверием глядя на Джейка, спросил старик.

Джейк оглянулся и, не видя вокруг себя никого, кроме приближающегося Кортеца, продолжал:

- Мы поможем вам устранить этого опасного профессора раз и навсегда.

- Убить? - тихо спросил старик.

- Зачем? - с деланным ужасом воскликнул Джейк.- Несчастный случай… Виновных нет, но зато нет и профессора.

Старик слушал уже внимательно, хмуро посапывая и пряча глаза в седых кустах бровей.

* * *

В тот же день вечером Волошин и Еланский, забравшись в церковь Иоанна Предтечи на холмике против Кузнецкой башни и вооружившись биноклями, наблюдали за странным поведением Джейка, который через башню проник во второй ярус крепостной стены. Этот ярус был сооружен на высоте от 6 до 8 1/2 метров. Он, как бесконечный балкон, опоясывал все крепостные стены монастыря и обращен был на монастырский двор огромными окнами без рам и стекол…

Джейк шел вдоль стены, время от времени выглядывая в окна.

Неожиданно остановившись и выглянув, Джейк стал внимательно осматривать окно, затем потрогал его подоконники и тотчас же пошел обратно к башне.

- Это еще что за манипуляции? - удивленно произнес Руднев.

- Я тоже ничего не понимаю, товарищ майор,-пожав плечами, сказал Волошин. - Колдует. Он что-то задумал.

- Не иначе.

Когда Джейк спустился вниз и, пройдя мимо церкви Иоанна Предтечи, скрылся в воротах главного монастырского двора, Руднев и Волошин вышли из своего убежища и поднялись на второй ярус стены, туда, где только что «колдовал» Джейк. Они внимательно осмотрели все стены и подоконники второго яруса. Волошин считал:

- Первое! Второе!.. Десятое!.. Вот здесь он остановился.

Руднев тщательно оглядел десятое окно.

- Смотрите, товарищ майор! Отметка мелом… - указал Волошин на один из бурых кирпичей «подоконника».

- Да, крестик! - внимательно разглядывая небольшую меловую отметку, произнес Руднев. Он огляделся вокруг. - Гм… Что бы это означало?

 

«ВНИМАНИЕ, СТАРИК!»

Рудневу не спалось в ту ночь. Он долго ходил по шаткому полу комнаты «Дома колхозника» и, по своему обыкновению, мысленно вел разговор с постоянным своим собеседником, каким являлся он сам. При этом своего собеседника Руднев называл «стариком», хотя тому (то есть самому Рудневу) было всего 30 лет.

- Итак, старик, заграничные гости что-то задумали… Не уломав князя-сторожа, Джейк Бельский, в скобках Богемский, помчался вслед за ним и уже на ходу продолжал урезонивать строптивого князя… Они могли о чем-то договориться… Как ты думаешь, старик?

- Могли… Вполне… - соглашался «собеседник». - А после этого Джейк стал карабкаться на крепостную стену и рисовать на ней крестики. Есть над чем подумать…

Руднев остановился и прислушался. В «Доме колхозника» все спали, тишину нарушал лишь богатырский храп какого-то человека, поселившегося выше этажом. Кортец и Джейк устроились на третьем этаже, как раз над комнатой Руднева. Майор взглянул на потолок

- Интересно, что они сейчас делают? Неужели спят?

- Вряд ли… - ответил «собеседник».

Руднев уже ранее приспособил платяной шкаф для подслушивания через потолок разговоров Кортеца и Джейка. Но секретные разговоры заграничные гости вели в «Доме колхозника» редко, видимо, опасаясь подслушивания. а если и вели, то лишь по-английски. познания же Руднева в «инглише» были весьма ограниченными.

Неожиданно вверху тихонько скрипнула дверь и послышались шаги, заглушаемые ковровой дорожкой в коридоре. Руднев прислушался.. Кто-то тихо спускался по лестнице, заскрипела ступенька, другая… Шаги замерли… Тишина… Глухой разговор… Легонько стукнула выходная дверь… Снова тишина…

- Вперед, старик! Быстро! - мысленно приказал себе Руднев. Схватив лишь шляпу, он неслышно выскользнул в коридор и быстро спустился вниз.

Дежурила молоденькая курносая Надя. Она с трудом оторвалась от потрепанной «Королевы Марго» и удивленно поглядела на Руднева:

- Вам что. товарищ художник?

- Хочу погулять, подышать воздухом, - быстро бросил Руднев и выскользнул в дверь

Надя неодобрительно покачала головой:

«И этот тоже! Дома, небось, жены ждут, а они тут но ночам «воздухом дышать» бегают…»

Руднев не был уверен, что вышедший ночью из «Дома колхозника» человек именно тот, кто его интересует, по, заметив вдали на полутемной пустынной улице фигуру неизвестного, он пошел за ним. стараясь при этом держаться на почтительном расстоянии. Неизвестный на минуту остановился на освещенном перекрестке и оглянулся Руднев приник к темному забору и замер в незнакомце он узнал Джейка…

С минуту постояв и оглядевшись. Джейк стал пересекать улицу; он направлялся к монастырской стене.

Руднев чуть подождал, затем перебежал улицу в темном месте и последовал за Джейком.

- Внимание, старик! Внимание!.. - мысленно произнес он.

Джейк крадучись продвигался вдоль серой громады крепостной стены. Так он дошел до могучей Кузнецкой башни, стоявшей прямо в воде. Здесь на берегу озера Джейк на минуту остановился, оглянулся и, не заметив Руднева, припавшего к траве, быстро вошел в воду.

«В брод!» - подумал Руднев. Он приподнял голову и стал следить за смутной фигурой Джейка, осторожно продвигавшейся по тусклой глади воды. - «Охотничьи сапоги надел, что ли?»

- Ну что ж, старик, полезем и мы в воду, хотя охотничьими сапогами мы и не запаслись.

Руднев подполз к воде, как только Джейк вышел на сухое место у крепостной стены. Но в воду ему лезть было рано: Джейк направился не к маленьким воротцам, ведущим на задний двор монастыря, а медленно продвигался вдоль берега озера, нагибаясь время от времени и тщательно разглядывая валуны у воды. Некоторые из них он толкал ногой, а иные даже пробовал поднять.

Руднев, приникнув к холодной стене башни, внимательно наблюдал за ним. Поведение Джейка казалось ему загадочным, он никак не мог понять, зачем понадобились молодому авантюристу эти упражнения по подъему тяжестей.

Наконец, Джейк нашел нужный ему валун, взгромоздил его к себе на плечо и направился к маленьким воротцам в задней стене монастыря.

Майор быстро вошел в прохладную воду. Через минуту Джейк с камнем исчез в воротцах, а еще через минуту Руднев уже осторожно заглядывал в те же воротца. Он не сомневался, что столь тяжелую и неудобную ношу Джейк на своем плече далеко не унесет и - не ошибся: Джейк уже сбросил с плеча валун и отдыхал, сидя на нем.

Руднев усмехнулся и подумал:

«М-да… С непривычки оно, конечно, трудно. Мешок надо бы прихватить, раз уж вам, мистер Джейк, понадобилось таскать такие увесистые камешки».

Джейк с трудом поднял камень и понес его вдоль крепостной стены к Кузнецкой башне.

Прикрытия здесь никакого не было, и Рудневу пришлось поползти, припадая к траве.

Джейк дотащил свою ношу до входа в башню и швырнул на траву. Руднев расслышал, как он чертыхнулся, потряхивая занемевшими руками.

Было ясно, что Джейк будет отдыхать после полукилометрового перехода с валуном не меньше четверти часа. Но Руднев ошибся: Джейк нырнул в башню и вскоре вернулся оттуда за своей ношей.

- Итак, он собирается тащить этот камешек в башню. Зачем?.. Как ты думаешь, старик?

Но «старик» в эту минуту мог только спрашивать. Отвечать он пока не решался.

Когда Джейк перешагнул порог входа в башню, Руднев вскочил и, мягко ступая по траве, быстро пошел к башне.

Приблизился… Прислушался… Отчаянно сопя, Джейк взбирался со своим грузом наверх…

Руднев тихонько проскользнул в башню и медленно поднялся по каменным ступенькам ее внутренней лестницы. Дойдя до выхода на второй ярус крепостной степы, майор выглянул и в серой мути светлой северной ночи разглядел огромный валун на пыльном настиле степы. Он все еще не мог разгадать замысла Джейка и с нетерпением ждал, что будет дальше делать заграничный гость.

Притаившись в башне, он видел, как вернулся Джейк, как кряхтя, с натугой, он поднял тяжелый валун и снова понес его. Джейк остановился возле десятого оконного проема, обращенного во двор монастыря и, собрав все свои силы, поднял валун на широкий кирпичный подоконник. Затем, оглядевшись по сторонам и убедившись, что он здесь на стене один, Джейк стал тщательно отряхивать свой пиджак и брюки от пыли и грязи. Приведя одежду в порядок, он пошевелил валун, чтобы убедиться, что тот стоит прочно, и, полюбовавшись им с минуту, направился обратно к башне

Руднев сразу сообразил, что Джейк может дойти до башни и спуститься вниз гораздо раньше, чем он, Руднев, сбежит по лестнице и успеет где-то на обширном заднем монастырском дворе найти падежное прикрытие. Да и бежать в темноте по ступенькам нельзя было, Джейк услышал бы топот бегущего… Оставался один путь к отступлению, - на крышу третьего яруса. Так он и сделал, метнувшись наверх по каменным ступенькам внутри башенной витой лестницы.

Джейк спустился вниз. Выглянув из-за края стены, Руднев увидел, как он вышел из башни и пошел к тем же маленьким воротцам в задней крепостной стене, через которые вошел в монастырь. Следить далее за ним не было смысла.

Теперь надо было сходить к валуну, взгроможденному на край стены, осмотреть его и понять, наконец, что задумал этот лунатик с зелеными веками.

* * *

Утром Волошин вместе с неутомимым майором вновь проник в церковь Иоанна Предтечи. Они устроились у высоких узких окон, и Руднев направил бинокль на второй ярус крепостной стены.

- Ну, товарищ Волошин, что вы видите на подоконнике десятого окна? - спросил Руднев.

Волошин отрегулировал бинокль и, с минуту поглядев, ответил:

- Что-то бурое, круглое. Котел, что ли?

- Нет, это не котел. Это огромный валун, камень с берега озера. В нем не меньше двух пудов…

- Как он туда попал?

Руднев отнял от глаз бинокль и засмеялся:

- С помощью «товарища Джейка Богемского». Ему, наверное, никогда в жизни не приходилось так поработать, как в эту ночь. На второй ярус стены он тащил этот камешек часа полтора и был так увлечен, что не заметил, как я за ним наблюдал.

- Зачем же он его туда взгромоздил? - недоуменно глядя на Руднева, спросил Волошин.

- Очевидно, для того же, для чего 350 лет назад эти камни таскали на крепостную стену монастыря монахи и народные ополченцы, - ответил Руднев.

- Он хочет сбросить этот камень? - догадался Волошин и вновь прильнул к биноклю. - Но на чью же голову?

Руднев усмехнулся:

- Ну, это чересчур примитивно - «на голову». Мы не ливонцы и не польская шляхта.. Я осмотрел там все и понял, что если этот камень столкнуть вниз с высоты семи метров, он упадет как раз на настил «каменного мешка», в котором происходил исторический разговор между князем-сторожем и нашими «туристами». А под настилом провисли и держатся на честном слове кирпичные своды весом, этак, в две с лишним тонны… Вы меня поняли?

- Обвал?! - глядя на Руднева, широко раскрытыми глазами воскликнул Волошин.

- Да! Несчастный случай… Кто-то погиб, а виновных нет.

- А кто этот «кто-то»?

Майор засмеялся.

- Вот этого я не спросил у «товарища Богемского». Он так был занят работой, что мне не хотелось его отрывать. Но, думаю, мы скоро все узнаем.

- Они подозревают кого-то из нас, - глядя в бинокль сказал Волошин. - Этот камень предназначен для моей или вашей головы…

- Поживем, увидим, товарищ Волошин. А пока берите вот этот пистолет, отправляйтесь на второй ярус стены, запрячьтесь там где-нибудь поближе к камню и задержите всякого, кто к нему приблизится.

Волошин взял тяжелый пистолет «ТТ» и сказал по-военному:

- Есть, товарищ майор! Всякий, кто приблизится к камню, будет задержан.

Руднев уже отошел от Волошина, но тот неожиданно окликнул его:

- Товарищ майор! Я должен сделать одно сообщение…

- Какое?

- Я как-то сделал снимок мозаичного пола в этой церкви. Краски не вышли, но зато обозначилась одна сплошная, очень закрученная линия… Моя подруга Тася сегодня поделилась со мной интересной догадкой. Она подумала, а не является ли рисунок мозаики планом подземного хода под этой церковью?

- Интересно! - сказал Руднев. - Надо проверить. Но сейчас на очереди не это, а вон тот камень на стене. Не спускайте с него глаз.

- Слушаю, товарищ майор! - ответил Волошин и направился к стене.

 

«СДАЙТЕ ОРУЖИЕ»

Руднев взял альбом для зарисовок и направился к «каменному мешку». Он вошел в каземат и долго разглядывал грозно нависшие над его головой своды.

Покачав головой, Руднев выбрался из каменной ловушки и пошел на главный двор. Здесь у газона, против группы храмов, он увидел Кортеца и Джейка «Потомок великого конквистадора» фотографировал храмы Джейк рассеянно за ним наблюдал, время от времени поглядывая на здание конторы музея. Он, видимо, кого-то ждал.

Руднев приблизился к ним и стал внимательно разглядывать храм.

- Красивый собор! - сказал он, обращаясь к Джейку

- Да… - рассеянно ответил тот. - Мы его тщательно охраняем.

- Его в пятнадцатом веке построил русский зодчий Прохор Ростовский, - любуясь величественным храмом, сказал Руднев. - Я хочу зарисовать его купола.

- Пожалуйста, - безразлично ответил Джейк и вновь поглядел на дверь конторы.

Неожиданно оттуда вышла Тася. Она огляделась и, увидев Руднева, направилась к нему. Она торопилась и явно была чем-то взволнована. Подойдя к Рудневу, Тася сказала:

- Товарищ Еланский! Вас просит директор музея.

Руднев захлопнул альбом и зашагал к конторе. Тася пошла рядом с ним и тихо заговорила:

- Только что я слыхала, как сторож предложил профессору Стрелецкому осмотреть один никому не известный ход в подземелье у Кузнецкой башни. Он сказал профессору, что ход этот ведет в подземный тайник, сооруженный еще при Иване Грозном. - Тася понизила голос до шепота. - Неужели он решил открыть свою тайну?

Не глядя на нее, Руднев, также тихо ответил:

- Не отходите от профессора ни на шаг… Скорее всего, на него готовится покушение. В крепостной стене есть ловушка. Там засел Волошин.

В это время из конторы вышел угрюмый сторож, а затем появился профессор Стрелецкий. Завидев Тасю, он помахал ей рукой и крикнул:

- Я скоро вернусь, Тасенька!

- Идите с ним… - приказал Руднев. - Как только он войдет в каземат в крепостной стене, сейчас же тащите его обратно…

Тася ничего не поняла, но объясняться было уже некогда Она подбежала к профессору и пошла рядом с ним. Руднев видел, как Стрелецкий остановился и что-то сказал сторожу. Тот безразлично поглядел на Тасю и, пожав плечами, побрел к крепостной стене.

Руднев оглянулся: Кортец как ни в чем не бывало фотографировал церкви, а Джейк, не обращая внимания на Стрелецкого и сторожа, давал Кортецу объяснения.

- Любопытно… - тихо сказал Руднев и, войдя в сени конторы, через щелку продолжал наблюдать за Кортецом и Джейком.

Через пять минут он вышел из сеней и вновь направился к ним.

- У мсье хороший вкус, - сказал он. - Если он не возражает, я буду зарисовывать все, что он фотографирует.

Джейк перевел Кортецу слова «художника».

- О! Манифик! Силь ву пле, маэстро! - оживленно воскликнул Кортец.

- Обратили ли вы внимание, мсье, что все купола вой того храма разные? - вежливо спросил «художник».

Джейк перевел.

- Меня восхищает эта ассиметрия! - довольно искренне воскликнул Кортец. - Она роднит русское искусство с искусством варваров восьмого - девятого веков. Я видел во Франции их капеллы.

- Я предпочитаю самобытное искусство варваров геометрической пропорции готики, - ответил Руднев, быстро набрасывая контур шишковатого купола церкви.

Джейк заглянул в его альбом:

- Вы хорошо рисуете.

- Я любитель, - скромно ответил Руднев.

Делая зарисовки, он внимательно наблюдал за Кортецом и Джейком. Последний, видимо, и не думал следовать за сторожем и профессором, но время от времени он все же беспокойно поглядывал в ту сторону, куда сторож увел Стрелецкого. Кортец, казалось, целиком был поглощен фотографированием.

Прошло минут двадцать. Неожиданно в воротах показалась Тася. Она подбежала прямо к Рудневу и, отозвав его в сторону, сообщила:

- Сторож привел нас с профессором в ту каменную дыру, где эти… (она кивнула на Джейка и Кортеца) объяснялись тогда со стариком. Он велел нам ждать, а сам куда-то исчез… Я сказала профессору, что это ловушка, и чуть не силой вытащила его из каземата.

- А сторож где? - быстро спросил Руднев.

- Волошин его задержал где-то наверху, на стене, - с волнением и недоумением продолжала Тася.

- Ну? И где он теперь? - нетерпеливо спросил Руднев

Джейк и Кортец без всякого стеснения подошли к Рудневу.

- Там что-нибудь случилось, девушка? - спросил Джейк.

Но Тася ответила не на его вопрос, а на вопрос Руднева.

- Сторож вбежал в заброшенную усыпальницу князей Бельских, заперся на железный засов и не выходит.

- Мне нужно перезарядить кассеты, господин Богемский, - сказал Кортец и, круто повернувшись, направился к надвратной церкви.

Джейк последовал за ним.

- Скажите Волошину, пусть не отходит от усыпальницы ни на шаг. Бегите! - бросил Руднев Тасе и быстрыми шагами догнал Кортеца и Джейка.

- Минутку, господа! - сказал он.

Заграничные гости остановились и тревожно переглянулись.

- Только что у крепостной стены было произведено покушение на жизнь профессора Стрелецкого, - продолжал Руднев, строго глядя на Джейка.

- Нам до этого нет дела, товарищ художник, - сердито ответил Джейк. - Обратитесь в милицию

- Милиция уже здесь, - сказал Руднев и показал Джейку свою книжку. - Я майор госбезопасности Руднев. Прибыл из Москвы для наблюдения за вами.

Джейк быстро оглянулся по сторонам. Руднев уловил его мысль.

- Монастырь оцеплен плотным кольцом милиции, «товарищ Богемский». Но вчера ночью, когда вы так трудолюбиво возились с. камнем, я был здесь один… А теперь предъявите ваше командировочное удостоверение.

Кортец с разочарованным видом смотрел на пышный куст сирени; Джейк нехотя подал Рудневу свое удостоверение и, растерянно моргнув зелеными веками, сказал:

- Здесь какое-то недоразумение, товарищ майор.

Руднев внимательно осмотрел документ и сказал:

- Хорошо сделано… - он сличил подпись с каким-то заявлением. - И подпись Тараканцева нормальная…

Джейк молчал.

- Сдайте оружие, господа, - строгим тоном предложил Руднев и добавил, насмешливо глядя на Кортеца,- Думаю, что вы меня понимаете и без переводчика, мсье

Кортец. До появления в этом монастыре вы неплохо владели русским языком.

- Я владею многими языками, господин майор,- сказал по-русски Кортец. - Но я всегда выбираю тот, какой мне более нужен Однако, может быть, вы все же объясните ваше поведение?

- Ваш спутник организовал покушение на профессора Стрелецкого. У меня есть доказательства. А вы шантажировали гражданина Тараканцева, - ответил Руднев.

- Чепуха!-с оскорбленным видом воскликнул Кортец, но тем не менее сунул руку в карман и протянул Рудневу крохотный ножичек-несесер в замшевом футляре.

- Вот все мое оружие. Я никогда не ношу при себе много металла.

- Оставьте это у себя, - сказал Руднев и пристально взглянул на Джейка. Тот стоял не шевелясь и угрюмо смотрел в землю.

- Мистер Джейк Бельский! - окликнул его Руднев. - Вы слыхали мое приказание?

Джейк медленно достал из карманов большой складной нож и браунинг и подал их Рудневу.

- Это все?

Кортец усмехнулся и процедил сквозь зубы:

- У него есть еще водородная бомба, но он забыл ее дома.

- Я думаю, что мистер Бельский и от водородной бомбы скоро избавится, - с иронической улыбкой сказал Руднев и добавил: - Я прошу вас, господа, пройти со мной в районное управление милиции.

- А потом? - с тревогой спросил Кортец.

- А потом вам, господин Кортец, надо будет немедленно вернуться в Москву самостоятельно, а с мистером Джейком мы поедем вместе…

Они направились к выходу из монастыря. К Кортецу уже вернулось ровное настроение: «Что ж, - рассуждал он, - с охоты за сокровищами Ивана Грозного я возвращаюсь с пустым ягдташем. Но скоро я, несомненно, вновь буду в Париже… Это лишь очередная неудача, вроде истории с «коптским евангелием».

 

ТАЙНИК В ГРОБНИЦЕ

Позади церкви Иоанна Предтечи было царство дремучих трав: полыни, репейника, одичалой конопли. В этих зарослях мог скрыться стоящий во весь рост человек… Вот здесь, позади церкви, среди пахучих трав, в тени кудрявых деревьев, в вековечной тишине и стояла заброшенная усыпальница князей Бельских, та самая, куда уже однажды ночью на глазах у Волошина скрылся старый монастырский сторож. Над глубоким склепом ее возвышалась небольшая часовня. Возможно, что вид этой часовни когда-то был привлекательным, но годы сделали свое дело: зеленая крыша ее стала бурой и провалилась в некоторых местах, штукатурка стен и маленьких колонн облупилась, а железные решетки замысловатого рисунка на окнах и двери заржавели…

Русские старинные зодчие не уделяли столько внимания гробницам и мавзолеям, сколько уделяли надгробным сооружениям зодчие и ваятели Ренессанса. Усыпальница князей Бельских служила тому ярким доказательством. Она была очень скромна и очень печальна. Как впавшая в нищету старенькая барыня, стояла она на задворках древнего монастыря, дивясь невиданному скоплению людей вокруг себя. А люди эти уже два часа заглядывали в ее окна, окликали скрывшегося в гробнице Платона Бельского и много говорили. Здесь были: Волошин и Тася, профессор Стрелецкий, директор монастыря-музея Янышев и несколько милиционеров. Трое первых были очень взволнованы необычайными событиями и оживленно обсуждали все, что случилось в монастыре в тот день.

Запершийся в гробнице сторож не откликался, и, устав его звать, караульные расспрашивали Янышева об усыпальнице князей Бельских.

Директор монастыря-музея до своего появления в Сиверске служил где-то управдомом, на занимаемую им должность он попал случайно и не скрывал своего удивления по поводу забот Советской власти о старинных церквах и «никому не нужных» крепостных сооружениях. Чувство тревоги за бесполезность своего дела никогда не покидало его,

- Гробница эта заприходована по нашим книгам и документам как сооружение, не имеющее исторической ценности, - пояснял он окружающим его московским гостям и милиционерам. - По этой причине ни в какие сметы по ремонту она не попадает. Однако по тем же документам значится, что в 1915 и 1916 годах приезжал сюда из Петербурга какой-то князь Бельский и занимался ремонтом и реконструкцией указанной гробницы. При этом земли в озеро было вывезено несметное количество…

Рассказ Янышева был прерван появлением Руднева и начальника сиверской милиции. Тася, Волошин и профессор засыпали майора вопросами. Руднев сообщил, что «мсье Кортец дал важные показания и, собрав свои вещи, уехал в Вологду, а мистер Джейк Бельский должен дождатся своего сообщника по покушению, Платона Бельского, и поедет в Москву вместе с ним, Рудневым».

- Да, кстати! - добавил Руднев. - Оказывается, мистер Джейк Бельский родной племянник князя Платона Бельского. Он американский подданный, сын белоэмигранта.

- Сколько их, куда их гонят! - насмешливо воскликнул Волошин. - Бельские лежат тут рядом в гробах; их потомок полез в гробницу, не дождавшись смерти, и, наконец, чтобы составить им компанию, еще один Бельский примчался специально из Америки.

- А что с князем-сторожем? - спросил Руднев. - Подает ли он хоть признаки жизни?

- Молчит. Не умер ли он от… инфаркта? - нерешительно сказала Тася. Невзирая на то, что Платон Бельский состоял в заговоре с Джейком, ей все же было жалко этого одинокого старика, которого любила когда-то прекрасная женщина.

- Ну, что ж, придется вскрыть дверь, - решил Руднев. Ах, да! Я забыл передать вам, профессор, один интересный экспонат, обнаруженный при обыске у Джейка Бельского. Не объясните ли вы нам, что эго такое?

Он вынул из кармана свернутый в трубку пергаментный лист, уже знакомый читателю, и передал Стрелецкому.

Янышев побежал за слесарем, а Стрелецкий, окруженный Тасей, Волошиным, Рудневым и представителями сиверской милиции, внимательно стал разглядывать в луну пергаментный лист: изображенную на нем эмблему, чертеж тайника, надписи.

Наконец, профессор поднял голову и обвел всех удивленным, недоумевающим взглядом-

- Поразительно! - воскликнул Стрелецкий. - Эго титульный лист антологии Агафия.

Он вновь стал разглядывать лист.

- Но как он к ним попал? - спросил Волошин.

- А разве вы не помните, что нам рассказывала старушка на Ордынке? - сказала Тася. - Вспомните, как муж Евгении Бельской хотел вырвать из рук своей жены византийскую книгу, но вырвал только титульный лист.

Стрелецкий наконец оторвался от пергаментного листа:

- Это невероятно! Здесь дарственная запись Ивана Грозного и нарисован чертеж… Это план тайника. Я был прав. Библиотека Грозного где-то здесь…

- Бот видите! - укоризненно глядя на Волошина, сказала Гася. - А вы, Ваня, не верили, вы говорили, что князь Платон сумасшедший и что он никакого тайника не нашел.

В это время дверь в гробницу уже была отперта. Тася и профессор бросились к открытой двери, но их остановил Руднев:

- Спокойно, товарищи! Мы ищем преступника, и здесь нужна осторожность… Сейчас сюда войдут только я и со мной двое милиционеров.

Руднев вошел в часовню За ним вошли милиционеры. Им сразу же пришлось спуститься вниз по ступенькам Просторное помещение усыпальницы князей Бельских напоминало погреб. На Руднева пахнуло холодом и сыростью. Его обступила темнота. Руднев пошарил по каменным стенам лучом фонаря. В склепе никого не было…

«Что за чертовщина?! Куда он мог деться? - размышлял Руднев. - Неужели здесь есть еще один выход?»

Руднев, а с ним и милиционеры тщательно обследовали все стены, пол, потолок: они осматривали, выстукивали, но нигде не было признаков пустоты. Наконец, майор обратил внимание на большую металлическую надгробную плиту, вделанную прямо в каменный пол.

Над плитой стоял массивный чугунный крест, а на самой плите выпуклыми старинными буквами была сделана длинная надпись, извещавшая, что под плитой покоятся гробы трех Бельских, в разное время сосланных в Сиверский монастырь: великим князем Василием, временщиком при малолетнем царе Иване - Шуйским и самим Грозным.

Руднев пригласил в усыпальницу Янышева, Волошина, начальника милиции; Тася и Стрелецкий вошли без приглашения. После небольшой консультации с директором, Руднев приказал милиционерам вооружиться ломами п приподнять надгробную плиту. Но, к общему удивлению, приподнять ее не удалось ни ломами, ни общими усилиями всех находившихся в гробнице… Лишь случайно Волошин обнаружил, что стоящий над плитой чугунный крест вращается. Поворачивая его в разные стороны, удалось приподнять плиту. Под плитой не оказалось никаких захоронений, но обнаружилась каменная лестница в десять ступенек. Руднев и Волошин спустились по ней и попали в какой-то темный туннель, также выложенный камнем.

Туннель оказался извилистым и длинным. Руднев и Волошин долго шли по темному туннелю, освещая свой путь электрическими фонарями. Наконец, впереди забрезжил свет и лазутчики увидели каменную лестницу, ведущую наверх. Приблизившись к ней, они услыхали голоса, а когда поднялись наверх, то оказались… в той самой гробнице, из которой начали свое подземное путешествие.

- Что за дьявол! - воскликнул с удивлением Руднев. - Мы вернулись туда же, откуда вошли в эту нору.

- Ваня! - с тревогой и радостью бросилась к Волошину Тася. - Вы целы и невредимы? А я так боялась…

- Ну, что там? - нетерпеливо спросил Стрелецкий.

- Это лабиринт! - удивленно оглядываясь, сказал Волошин. - Мы прошли под землей не меньше километра, а попали туда же, откуда ушли.

- Э, нет! Шалишь! - воскликнул Руднев. - Волошин! Пошли обратно… Только теперь надо смотреть внимательно. Там есть какая-то лазейка в сторону.

- Идемте! - решительно произнес Волошин и вновь двинулся к спуску в подземелье.

- Ваня! - окликнула его Тася. - Возьмите меня с собой… Я так боюсь…

- А коль боитесь, зачем же вам спускаться в это чертово подземелье? С вами там все может случиться, - насмешливо сказал Руднев.

- Я не за себя боюсь,-тихо произнесла Тася и поглядела на Волошина.

- Ах, вот оно что? - понимающе глядя то на нее, то на Волошина, сказал Руднев. - Товарищ Волошин, предлагаю вам остаться.

- Ни за что! - воскликнул Волошин и обратился к Тасе, стараясь убедить ее. - Вы не бойтесь за меня, Настенька. У нас фонари, мы вооружены, продвигаемся осторожно.

- Этот старик сумасшедший, - упрямо мотнув головой, ответила Тася. - Он там притаился где-то.

Кое-как общими усилиями Тасю удалось успокоить, и два лазутчика вновь скрылись в черном зеве могильного склепа.

Прошло 15 минут. Они не появились и никаких сигналов не подали. Прошло 20 и 30 минут… Ни звука.

Тася отошла от часовни, легла на траву и лежала так, глядя остановившимися глазами в небо. Ей казалось, что прошла уже вечность с тех пор, как Волошин опустился в подземелье. Неожиданно она услыхала голос Волошина:

- Настенька! Где вы?..

Она бросилась в часовню и увидела Руднева и испачканного, но живого и невредимого Волошина.

- Вы живы? А я уж все передумала..

- Опять то же, - с недоумением и досадой сказал Руднев - Кружили, кружили, ощупывали каждый метр этого проклятого подземного лабиринта, а он все-таки привел нас к гробнице.

- Загадочная история! - многозначительно промолвил Стрелецкий. - Но теперь я уже из сомневаюсь, что мы попали на верный путь. Где-то там, з туннеле, есть ход, который ведет в книжный тайник Грозного. Это несомненно.

- Тайник Грозного? Скажите, пожалуйста!-с беспокойством воскликнул Янышев.- А я тут, как дурак, рядом сижу и ничего не знаю. Какие-то подземелья, какие-то тайники… Что, если мое начальство узнает? Ведь это же скандал! Халатность пришьют!.. Ох, понаехали вы гут на мою голову.

Кто-то предложил больше не спускаться в подземелье. Если старик там притаился, он долго не выдержит: воздух в подземелье тяжелый, пищи и воды, наверное, нет, а если есть, то не так уж много…

- Он непременно выползет сам и мы его задержим, - резюмировал начальник милиции.

- Да ведь нам нужен не он, мой милейший! - воскликнул Стрелецкий.

- Как это «не он»? - удивился представитель милиции. - А кто же покушался на вашу жизнь?

- Да бог с нею, с моей жизнью, товарищ майор! - с досадой отмахнулся старый профессор. - Надо тайник найти. Тайник с библиотекой Грозного! Понимаете вы это?

- Как не понять? - пожав плечами ответил начальник районной милиции. - Библиотека это… что и говорить!

Тем временем наступил вечер, а за ним пришла и ночь. Монастырь был оцеплен плотным кольцом милиционеров. Усилены были посты на дорогах, они проверяли документы у всех пожилых мужчин. На речной пристани дежурили сотрудники розыска в штатской одежде.

Майор Руднев еще несколько раз спускался в подземелье, но безрезультатно. Основательно устав, он вошел в притвор церкви Иоанна Предтечи и решил соснуть там часок.

Профессор Стрелецкий также не ушел. Он устроился в том же притворе и попросил Волошина разбудить его, если произойдет что-либо новое.

Милиционеры, усевшись вокруг загадочной гробницы, вели тихие разговоры о привидениях, лунатиках и самоубийцах.

Тяжело вздыхал и бродил вокруг гробницы Янышев. Мысль о предстоящем взыскании не давала ему покоя.

Тесно придвинувшись друг к другу, сидели на паперти Тася и Волошин. Поеживаясь, Тася тихо говорила:

- Жутко и интересно… Чем все это кончится? А «товарищ Богемский»? Потомок князей Бельских! При был из Америки! Охота за кладом!.. Чудеса

- Да, конечно, - рассеянно слушая ее, отвечал Волошин. - Но все же куда делся старик? Ведь я там ощупывал каждый камешек и нигде ни одной щелки не нашел.. Очень хитрый лабиринт! Идешь будто все время прямо, и приходишь назад.

- Ваня! А вы помните, что я вам сказала про ваш снимок мозаичного пола? Может быть, это действительно план подземного хода? - спросила Тася.

- Да, да! - обрадованно воскликнул Волошин. - Я сегодня об этом сказал Рудневу. Но он велел мне дежурить у камня, некогда было разглядывать снимок.

- А снимок у меня. В сумочке. Давайте посмотрим,- предложила Тася.

- Давайте!

Тася вытащила из сумочки снимок и подала его Волошину. Тот зажег свой фонарь, и, склонившись над фотографией, они оба внимательно стали его разглядывать.

- Если это подземный туннель, то здесь он явно берет начало из Кузнецкой башни. Но в башне был обвал…

- А Янышев говорил, что в 1915 и 1916 году сюда приезжал какой-то князь Бельский и занимался реконструкцией гробницы своих предков, - напомнила Тася.- Помните, он сказал: «При этом земли в озеро было вывезено несметное количество».

- Правильно! - воскликнул Волошин. - Умница! А я и не обратил внимания.

- Наверное, это и был князь Платон. Убедившись, что ход в тайник через башню прегражден обвалом, он решил добраться до подземного туннеля через гробницу,- развивала свою мысль Тася.

- Вполне возможно! - согласился Волошин. - Тем более, что, роясь в своей фамильной гробнице, он не возбуждал ничьего подозрения.

Волошин вновь обратился к серой и извивающейся, как змея, линии на фотографии.

- Это своего рода чертеж, записанный Грозным на полу церкви. Такой чертеж не мог затеряться, а тайну его, видимо, знали немногие и при том самые верные люди… Но где же здесь путь к тайнику?

Он повернул чертеж так, что ромбовидная фигура была направлена к Кузнецкой башне.

- Здесь вход… Здесь обвал преградил путь.. - водя пальцем по снимку, рассуждал Волошин. - Значит, гробница должна находиться вот в этом месте…

Он пошарил по карману и авторучкой поставил на снимке крестик.

- Если князь Платон действительно решил сорок лет назад пробиваться к тайнику через гробницу, он должен был попасть в туннель вот где-то здесь…

Волошин вновь поставил крестик, на этот раз уже на самой извивающейся линии.

- Мы с Рудневым вошли в подземелье в этом месте и пошли прямо… Настенька, нет ли у вас карандашика?

Нате, - протянула девушка ему найденным в сумочке карандаш. Она была до крайности заинтересована и не отрываясь глядела на чертеж.

- Мы пошли сюда… Потом дальше, еще дальше, - Волошин вел карандашиком по снимку. - Ах, ты черт! Как хитро устроено! Нам казалось, что мы идем прямо, а на самом деле мы уже возвращались назад…

- А вот здесь линию вашего пути пересекает другая линия, - указала пальцем Тася.

- Ага! Так вот где надо сворачивать в сторону? Но где же он, этот переход? Мы ощупали там каждый сантиметр стены туннеля.

- Надо сосчитать шаги, а затем вычислить, на каком отрезке пути находится стык с другой линией, - подсказала Тася.

Волошин вскочил:

- Сейчас! Я лезу в туннель немедля.

- Что вы, Ваня?.. Один? - испуганно прошептала Тася. - Возьмите хоть меня.

- Нет, нет! Ни в коем случае!

- Я разбужу Руднева.

- Не надо… Я должен проверить. Я не люблю ложных тревог. Вы лишь постерегите у входа в склеп. Если что случится, я выстрелю, и вы позовете Руднева.

Она покорно поплелась за ним.

- Но первый спуск ничего не даст. Я только сосчитаю шаги, а потом мы высчитаем, где стык.

Он спустился в туннель и на этот раз вернулся очень быстро.

- Тысяча триста шесть шагов! - объявил он и припал к снимку.

С помощью нитки они определили, что стык находится где-то между 750-м и 800-м шагами… Волошин вновь спустился в склеп. Быстро отшагав 750 шагов, он стал продвигаться медленно, освещая каждый сантиметр стены, пола и свода и тщательно осматривая и выстукивая их. Неожиданно ему показалось, что пол в одном месте отозвался гулко. Он подпрыгнул и ясно почувствовал, что глина в этом месте насыпана на крышку какого-то люка.

«Значит главный туннель находится под этим туннелем? - подумал он и стал руками разгребать глину. Это было нелегкое занятие. Слой глины толщиной не менее 20 сантиметров покрывал дубовую крышку.

Волошин хотел было позвать кого-нибудь, но озорное желание самому все узнать удержало его. Сообразив, что проникнуть в нижний туннель можно лишь приподняв крышку с глиной, он понял, что надо искать кольца или ручки в этой крышке.

«Иначе как же ее приподнимают? - подумал он.- Надо чем-то потыкать глину».

Но ничего под руками не было, и он помчался по туннелю к гробнице.

Выпрыгнул он из склепа как только что воскресший покойник.

- Нашел! Настенька! Я нашел ход в другой туннель!

- Неужели? - обрадовалась Тася. - Я сейчас позову Руднева.

- Ни в коем случае… - сдавленным голосом сказал Волошин. - Я хочу проверить сам, один…

- Честолюбие? А я тут сижу и дрожу от страха за вас, - обиженно произнесла Тася.

- Ничего не бойтесь. Я сейчас… Мне нужна какая-нибудь штучка… Ага! Вот!

Он выдернул железный прут из полуразрушенного решетчатого окна часовни и, махнув рукой Тасе, спустился вниз.

…Протыкая глину подле самой стены, прут неожиданно уперся во что-то железное и соскользнул. Волошин лихорадочно стал совать прут в этом месте и, наконец, явственно услыхал лязг железа. Кстати, слой глины в этом месте был гораздо тоньше, чем над всей крышкой.

Покопавшись в глине, Волошин нащупал большое железное кольцо и потянул его. Но ему надо было стать так, чтобы не давить на крышку. После трех неудачных попыток он, наконец, поднял крышку и отбросил ее к противоположной стене.

Осветил открывшийся люк фонарем и увидел деревянную стремянку… Поколебавшись с минуту и взяв в руки пистолет «ТТ», переданный ему Рудневым еще днем, Волошин медленно опустился по стремянке вниз.

Нога ступила на земляной пол. Прислушался… Тихо. Оглянулся, посвечивая фонарем… Увидел темные стены низкого хода, выдолбленные в камне-песчанике. На минуту мелькнула зловещая мысль: «А вдруг князь тут притаился. Трахнет по голове топором, и стрельнуть не успеешь».

Но все же Волошин пошел вперед. Нагнув голову и вглядываясь в тьму, отодвинутую лучом фонаря лишь на несколько шагов, он осторожно брел по невысокому и узкому ходу. Каменный песчаник потемнел здесь от времени и копоти. Очевидно, этим путем не раз ходили с факелами, или свечами, сажа свисала на паутинках, как черный гарус. Воздух был затхлый, пахло плесенью и сырым камнем.

Ход шел вниз, внезапно он сворачивал в сторону, затем как бы делал скачок вверх, уходил еще раз, но уже в иную сторону, и дальше опять опускался вниз. Волошин поглядывал на фотоснимок. Теперь он не сомневался- это, действительно, был план; все извивы подземного хода, которым он сейчас шел, в точности повторялись на этом замысловатом рисунке линий. Вот сейчас план показывает, что ход возвращает его обратно. Правильно!

Волошин вгляделся в снимок. Скрещение! Дальше идти нужно назад, а затем свернуть влево.

Он остановился и осмотрелся. Неуютно здесь… Нужно окончательно выжить из ума, чтобы проводить дни и ночи в этой норе, как это делал князь Платон Бельский.

«Но как в такой сырости могли сохраниться свитки папируса и рукописные книги? - размышлял молодой разведчик. - Приходится только верить все той же легенде о книжном тайнике царевны Зои, будто строили его в пятнадцатом веке зодчие-итальянцы, которые знали какой-то «секрет», особый камень, не пропускающий влаги, и выкладывали им подземные помещения».

Размышляя таким образом, Волошин пробирался вперед почти ползком (ход стал очень узким и низким). При этом он не забывал поглядывать на план и держал наготове пистолет.

Волошин уже прошел триста шагов по линии, все время извивающейся, возвращающейся и пересекающей самое себя. Пока все шло благополучно. Очевидно, тайник находился в конце этого хода: вот здесь на плане он обозначен крестиком.

Вдруг Волошин остановился. Ему послышался какой-то шорох за спиной.

Он оглянулся.

Никого…

Прислушался… Шорох слышен явственно. Хотя, нет! Это не шорох. Это журчанье… Вода? Несомненно, это лепечет где-то близко подземный родник.

Волошин медленно побрел вперед, освещая фонарем и ощупывая ногой каждую пядь каменистого пола шахты. Внезапно он увидел перед собой две доски, сбитые вместе в виде мостков. Рокот воды здесь слышался отчетливо. Очевидно, вода течет под этими мостками. Вдруг Волошин остановился. Доски!.. Странно… Зачем тут доски? Впрочем, это можно объяснить. Рокот воды усыпляет удивление перед внезапно появившимися деревянными мостками. Потом эти мостки могут провалиться, и… непрошенный посетитель свалится в ловушку. Не иначе!

Волошин стоял и не решался ступить ногой на подозрительные мостки. Но другого пути не было: только вперед или назад.

Он попробовал поднять или оттащить мостки, но из этого ничего не вышло: мостки были крепко сколочены.

Волошин стал водить фонарем вдоль стен. В одном месте с самого пола большой камень отошел от стены. Волошин отвалил его. Образовалась дыра. Он осветил ее фонарем и увидел совсем узкий ход, даже не ход, а щель…

«Но как же поступает сам старик? Либо как-то переходит по этим мосткам, - размышлял Волошин, - либо?..»

Он еще раз внимательно осмотрел нору за отваленным камнем.

«Эх, была-не была! Полезу».

Волошин достал из кармана мелок и сделал на стене крупную надпись: «По мосткам не ходить! Опасно! Обход здесь!». Он нарисовал стрелу, окружил новый вход десятью меловыми плюсами и, вытянув вперед руки, полез.

Полз он минут пять. Останавливался, отдыхал, лежа животе, прислушивался и полз дальше. Но вот, наконец, рука с фонарем и голова его вынырнули в просторную шахту. Волошин выполз из норы и огляделся: недалеко от себя он увидел… все те же мостки. «Обошел западню!.. Ай да итальянец! Молодец, если это он придумал. А там, под мостками, наверное, колодец с гладкими стенами. Утонешь, как мышь…»

Волошин побрел дальше. Он сделал всего тридцать-сорок шагов, свернул вместе с ходом вправо и остановился, пораженный неожиданной и необычайной картиной.

В нескольких метрах от него, распахнув тяжелую дубовую дверь, стоял высокий, сгорбленный старик, седой, косматый, с клинообразной желтой бородой. Волошин узнал его. Это был князь Платон. Он смотрел дикими, немигающими глазами на пришельца. Непокрытая голова старика чуть тряслась. Худой, левой рукой он держался за косяк, в правой у него был топор…

Прошла минута молчания.

- Что надо? - спросил старик голосом резким, как скрежет ножа по тарелке.

- Вы убежали от меня, - оторопев, сказал Волошин.

- Что надо? - снова повторил старик.

- Книги, - сказал Волошин.

- Не отдам! - отрезал старик. Он дышал часто и голова его тряслась все сильнее.

- Успокойтесь. Давайте объяснимся! - уже спокойно и деловито предложил Волошии.

- Нет! - сердито каркнул старик.

- Обещаю вам, что вы до самой своей смерти будете хранителем книг, найденных вами, а ваше покушение вам простят.

- Уходите! - прохрипел старик.

Волошин нахмурился.

- Я не уйду..,.

- Никому не дам! - истерически взвизгнул старик. - Это мое! Я нашел… Мое!..

- Эти книги принадлежат народу! - строго сказал Волошин.

- Я не знаю никакого народа! Сгинь, сатана!.. - внезапно сорвав голос, просипел старик.

Волошин сделал шаг вперед, но старик молниеносно взмахнул рукой и швырнул топор.

Юноша едва успел нагнуться, над его головой пролетел топор… Затем дверь захлопнулась и загрохотал тяжелый засов.

Волошин бросился к двери, навалился: дверь стояла, как каменная. Он застучал:

- Откройте!

Ни слова… Слышно, как старик ходит за дверью, шуршит бумагой.

- Откройте! - приказал Волошин.

Ни слова.

Волошин нашел выемку в двери, вставил в нее железный прут одним концом, а другим упер его в каменистый грунт.

«Не уйдет!» - подумал он и, повернув, быстро направился обратно, за Рудневым.

…Тася сидела подле страшного склепа, поглотившего ее друга. Сидела уже час, а его все не было, и ни звука не доносилось из этого проклятого склепа.

Она еще не решалась взбудоражить всех, но отчаяние уже до краев переполнило ее сердце.

«Неужели с ним что-то случилось? Что, если этот страшный старик убил его? Подстерег и убил! А я сижу и жду!»

Она вскочила и опрометью бросилась к притвору церкви Иоанна Предтечи. Затормошила Руднева и, не в силах сдержаться, крикнула:

- Товарищ Руднев! Скорее! Он убил Ваню! Старик! Под землей! Убил!.. Вани нет уже час! Скорее!..

Руднев вскочил, как ошпаренный, вместе с ним вскочил и Стрелецкий. Прибежал испуганный Янышев.

- Кто убил? Кого убили? В чем дело?!

Уразумев, что произошло, Руднев взял с собой двух милиционеров и спустился в склеп. Он нашел ход в нижний туннель и понял, что Волошин сделал открытие.

Перед мостками остановились и уже стали разбирать надпись, как вдруг из бокового хода вынырнула лохматая голова Волошина.

- Вы живы?! - радостно воскликнул Руднев.

- Вполне, - весело ответил Волошин. - А вы явились кстати. Я нашел и тайник и старика. Он заперся. Нужно ломать дверь. Топор есть. Пошлите ребят за ломом…

Вскоре Руднев и Волошин, а с ними и один оставшийся милиционер уже стояли перед дверью. Волошин выдернул прут и крикнул:

- Выходите! Будем ломать дверь!

Молчание было ему ответом.

Волошин взмахнул топором и сразу понял, что эту дверь срубить будет не легко, но он рубил, рубил и рубил. Неожиданно они почуяли запах дыма, который пробивался сквозь щели в двери. Руднев и Волошин догадались, что старик решил сжечь библиотеку, но не отдать ее никому.

- Бегите! Поторопите там с ломом. Да захватите брезент или что-нибудь! Огонь накрыть! - приказал оставшемуся милиционеру Руднев.

Нагнувшись, тот быстро побежал по туннелю. Вскоре примчался его товарищ с ломом.

…Волошин вонзал топор в дубовую дверь, а Руднев старался просунуть в щель лом. Подземелье гудело от ударов топора и лома, летели щепки, из щелей валил дым. Волошин неистово работал топором, кромсал крепкое дерево, старался перерубить засов, на котором с той стороны была заперта дверь и боялся лишь одного, - что засов этот окажется металлическим.

- Если засов там железный, все пропало, - задыхаясь, сказал он Рудневу.

- Ничего, ничего! Руби, Ваня! Мне бы только в щель лом просунуть, - подбодрил его Руднев.

Наконец, Волошин добрался до засова и радостно крикнул:

- Деревянный! Наша взяла!

Он обрушил на засов всю силу своих ударов и перебил его.

Руднев рванул дверь. Едкий дым заволок их, как завеса.

Вбежав в помещение, Руднев стал шарить. Вдруг он услыхал голос Волошина:

- Старик готов! Он здесь! Лежит на полу…

- Тащите его наверх! - крикнул милиционеру Руднев.

- Надо спасать книги! - услыхал он слова Волошина и понял, что тот тушит огонь.

Волошин, действительно, боролся с огнем. Неожиданно он услыхал позади себя тревожный голос Таси:

Ваня! Где ты?

- Настенька! - откликнулся Волошин. - Горят книги Грозного! Тушить надо!..

- Там побежали за брезентом!-успокоившись, сказала Тася.

И, действительно, минуты через две в тайник вбежал милиционер, волоча за собой брезент из арсенала Янышева.

- Накрыть огонь брезентом! - весело скомандовал Руднев.

Пользуясь брезентом, Волошин, Руднев и милиционеры окончательно расправились с огнем. Тася тем временем не оставалась без дела: шаря руками по каменным полкам и по полу, она собирала в охапку полуобгоревшие и целые книги. Собрав, сколько могла донести, она пошла с ними по туннелю к выходу.

В подземелье трудно было дышать из-за дыма, но Руднев, Волошин, Тася и милиционеры все же дышали. Видимо, где-то здесь была тяга для притока свежего воздуха…

Погасив огонь, Руднев и Волошин стали собирать книги.

* * *

Уже занялась заря. Подле гробницы Тася и профессор Стрелецкий осматривали спасенные книги.

- Что это? - с тревогой и волнением говорил Стрелецкий, беря в руки одну за другой запыленные, полуобгоревшие книги.

- Это церковные книги, профессор, - сказала Тася.

- Да. Но это совсем не то…

Стрелецкий раскрыл какую-то книгу в картонном переплете и прочел вслух:

- Житие святого Ферапонта, можайского и лужецкого чудотворца… Эта книга напечатана в 1912 году в Московской синодальной типографии.

Тася тоже взяла в руки книгу, лежавшую на траве. Это был часослов, напечатанный типографским способом в 1909 году. Тася еще ничего не понимала, она механически раскрывала одну за другой спасенные книги и убеждалась, что она вытащила из подземного тайника обыкновенные церковные книги - псалтыри, часословы, молитвенники, «жития святых» - и что книги эти не древние, а современные, напечатанные в типографиях на бумаге, на русском и церковно-славянском языках.

- Этого не может быть! - воскликнул встревоженный профессор. - Эти книги туда попали случайно!

Давайте! Давайте, сюда! - крикнул он милиционерам, выносящим из гробницы книги. - Тасенька! Смотрите внимательно! Листайте каждую книгу…

Но Тася убеждалась, что все книги были такие же.

Из подземелья вышел Волошин и за ним Руднев.

Испачканных землей и копотью, с ожогами на руках и ногах, их трудно было узнать.

- Ваня! Вы обгорели! - крикнула Тася и бросилась к своему другу. - Скорее к врачу!

Но расторопный Янышев уже явился с бинтами и с какой-то мазью. Тася тотчас же превратилась в медсестру.

- Тебе больно? - с нежностью глядя на Волошина и накладывая повязку, спросила Тася, неожиданно для себя переходя «на ты» со своим другом.

- Да пет же, Настенька! Что вы? Что ты? Это пустяки! - смеясь ответил Волошин.

- Ну, как библиотека Грозного, камрад Березкина?- окликнул ее уже забинтованный Руднев.-Небось, не вся сгорела?

Тася не ответила и с тревогой поглядела на профессора Стрелецкого. Он стоял на коленях и внимательно просматривал спасенные книги.

Тася оставила Волошина и подошла к нему:

- Ну, что, Игнатий Яковлевич?

- Это не то, что мы искали. Безумный старик, найдя пустой тайник, решил, что его разграбили, и за много лет натаскал в подземелье все, что попадалось ему под руки. Не иначе! - ответил Стрелецкий.

- Значит, это не библиотека Грозного? - разочарованно спросила Тася.

- Нет, Тасенька… - ответил Стрелецкий. - Но мы потрудились недаром. Вот здесь я отобрал старинные греческие и славянские рукописные книги, которые когда-то хранились в монастыре. Они очень ценные. Их считали погибшими, а они - вот где.

Глаза у Таси ожили:

- Значит, что-то нашли все же?

- Нашли, Тасенька! Но самое ценное, что мы нашли, это рукопись Кирилла Белозерского «О падающих звездах»… Это вполне научное, вполне материалистическое объяснение небесных явлении, написанное умным русским человеком в XIV веке… Существовали только копии этого труда, а сейчас мы нашли подлинник. Это очень, очень ценная рукопись…

Тася взяла в руки пачку сшитых пергаментных листов и вдруг неожиданно из пачки выпал какой-то листок. Тася подобрала его, но прочесть убористо написанное старинным русским языком не смогла и подала Стрелецкому:

- Что это, профессор?

Стрелецкий взял в руки листок, поправил очки и сразу взглянул на подпись и дату

- Семь тысяч девяносто четвертый год? Годунов… Постойте!.. Где вы это нашли?

- Вот здесь, - испуганно ответила Тася. - В Кирилловой рукописи…

- Да ведь это же грамота Бориса Годунова о библиотеке Грозного! - взволнованно воскликнул Стрелецкий.

Его окружили, заговорили, забросали вопросами.

- Слушайте, друзья мои! В тайнике, который мы нашли, нет библиотеки Ивана Грозного. Но она не погибла! Она была здесь. Она существует! Из найденного нами тайника она вывезена 350 лет назад Борисом Годуновым. Вот его грамота! Это его подпись. Я ее знаю… Слушайте!

Все притихли.

- «По повелению великого государя всея Руси Федора Ивановича… - громко читал Стрелецкий - …яз вывез книги грецкие и иных языков захороненные в святой обители Кирилловой покойным государем Иваном Васильевичем, дабы купно соединить их в книгохранительнице государевой… Боярин Борис Годунов сын Федоров. Лета от сотворения мира 7.094-е… Маия 2-го в субботний день, в обители святого Кирилла».

- В р е ш ь! - хрипло крикнул кто-то. - Врешь, сукин сын!

Все оглянулись и увидели, что Платон Бельский, который до того лежал распростертый и бездыханный на траве, сидит, покачиваясь, упираясь руками в траву и дико ворочая налитыми кровью глазами. Он пытался встать, но не мог. Потрясая худым костлявым кулаком, старик вновь хрипло закаркал:

- Это подложная грамота! Ее воры положили! Сжечь ее надо бы… Да сдуру я сунул ее в свиток!

Он перевел дух и уже не закричал, а заговорил, как во сне, качаясь, припадая на руку и хватаясь на траву:

- Я нашел старинные книги… Их разворовали… Я много лет собирал… Я стаскивал их на прежнее место… тайное место… Я нашел их!.. Они мои!.. Только мои и ничьи больше!

Старик пополз к разбросанным, к таким же, как и сам он, истерзанным книгам; пополз на четвереньках, задыхаясь, плача, как ребенок:

- М о е!.. М о е!..

Неожиданно, уткнувшись лицом в траву и распластавшись, он затих.

Руднев подошел к нему, перевернул его на спину и, взяв руку, потрогал пульс:

- Умер… - сказал он и осторожно положил большую узловатую руку на траву.

Стрелецкий приблизился к мертвому старику. Сурово сдвинув брови, смотрел он в широко открытые, но уже потухшие глаза человека, который лишь вчера днем хотел убить его. Но даже на мертвом лице безумного старика лежала печать страсти и упрямого фанатизма.

- Ну, что ж, друзья мои! - сказал он. - Мы не нашли библиотеки Ивана Грозного, но мы не успокоимся, мы будем искать ее.

- И найдем! - закончила Тася. Поглядев на Волошина ясными глазами, она спросила. - Правда, Ваня?

- Правда, Настенька, - ответил тот. - Найдем…-или, наконец, узнаем, что же случилось с этой загадочной библиотекой.

- А на этот вопрос, юноша, нам дадут ответ только подземелья московского Кремля, - сказал Стрелецкий.