Провожаемые строгими глазами святых, изображенных на стенах массивных каменных ворот, Тася и Волошин прошли под сводами монастырской надвратной церкви и, остановившись, оглянулись… Стройная, парящая з небесной синеве одноглавая церковка напоминала Царевну-Лебедь, чудесную девушку из сказки Пушкина.

Тася сказала об этом Волошину. Тот быстро согласился, но не удержался от искушения пошутить.

- Этой девушке всего лишь 400 лет! Я уверен, что так же, как и Царевну-Лебедь, ее создал поэт, Настенька.

Да, поэт, - повторил он. - Но, обратите внимание, своим произведением он явно протестует против «загробных мух» и говорит лишь о вечной жизни.

Тася засмеялась.

- Как я довольна, что приехала сюда! Я вижу живые чудеса древнего зодчества! Это все создали талантливые русские люди.

Тася и Волошин шли по тенистым аллеям главного монастырского двора.

- Пойдемте на задний двор. Я хочу осмотреть ту церковушку, о которой нам вчера вечером рассказывал профессор Стрелецкий, - сказала Тася.

Дворов, в монастыре было пять, их отделяли друг от друга стены и ограды; вместе же обширностью своей территории они превосходили территорию московского Кремля и все были разные.

- Не понимаю, почему их пять? - спросила Тася.

- А я объясню вам, - сказал Волошин Он уже свыкся с ролью профессионального гида и, начитавшись в Вологде справочной литературы, охотно давал объяснения своей спутнице.

- Дело в том, что мы с вами находимся не только в бывшем монастыре, но и в бывшей крепости. Да. да! Это был крупный военный опорный пункт на севере Московской Руси Враги не могли углубиться на юг, миновав эту крепость. Здесь стоял сильный гарнизон, который мог мобилизовать население и ударить интервентам в тыл. Взять приступом эту крепость было невозможно… Вы обратили внимание, что стены крепости почти везде окружены озером? Они так же высоки и неприступны, как стены московского Кремля, а башни даже выше и шире в обхвате, нежели башни кремлевские…

Тася с уважением поглядела на могучие стены и башни монастыря.

- Теперь перейдем к вопросу, заданному мне одним из экскурсантов, - улыбнулся Волошин. - Зачем столько дворов? А затем, что если во время осады крепости враги ворвутся в какой-либо один монастырский двор, им придется штурмовать стены остальных дворов.

- Да, действительно… - с восхищением оглядывая внутренние стены, согласилась Тася.

- Прошу обратить внимание, товарищи экскурсанты, на расположение дворов, - с увлечением продолжал Волошин. - Ворвавшись в один двор, враги уже сами с трех сторон попадали в окружение защитников крепости и часто бывали так, биты, что старались уползти поскорее с завоеванной территории крепости.

- А монастырь этот действительно осаждали враги?- спросила Тася.

- Да! И неоднократно, уважаемые товарищи! Но каждый раз они бывали отброшены и развеяны. А вот и пятый двор.

Тася смотрела как зачарованная.

Перед нею раскрылся уголок неописуемой прелести: лужайку прорезал ручеек, а дальше, на зеленом холме, как горящая свеча, стояла пурпурная церковь, окруженная толпой берез. Перед церковью в немом ожидании застыл строгий белый павильон, прикрывший крохотную избушку Кирилла Белозерского, основателя монастыря. А над всем этим маленьким миром прошлого в синем небе сияло глазастое солнце и стояла какая-то особенная тишина…

Юноша и девушка приблизились к церкви Иоанна Предтечи, где вчера ночью они видели монастырского сторожа. Дверь была приоткрыта. Постояв минуту, Тася и Волошин вошли в церковь.

Маленькая и миниатюрная извне, она показалась им просторной внутри. Но насколько нарядным и радостным был ее внешний вид, настолько строгой и суровой она казалась внутри… Темные древние иконы, почерневшая позолота, меланхолический блеск бронзовых подсвечников, коричневый тон деревянного аналоя - все это ясно показывало, что создатели церкви обращаются к вошедшему на языке аскетизма и смирения.

В глубине виднелся небольшой алтарь. Маленькие оконца, похожие на бойницы, опускали на пол лучи солнца.

Волошин взглянул на Тасю.

- Ну, как?

- Жутко… - поеживаясь, ответила девушка. Молча она озиралась по сторонам и вдруг взгляд ее ожил: она хотела разглядеть в полутьме художника, написавшего икону, скромного монаха, стоящего где-то позади своего складня…

- Это какой-то ученик Андрея Рублева! - взволнованно сказала Тася. - Это колыбель нашего русского изобразительного искусства!

- Может быть, - ответил Волошин. - Но для меня, Настенька, икона есть прежде всего икона, то есть монета религии. У нее две стороны. Об одной вы судите правильно. А вторая сторона ее та, что это все-таки мистика и метафизика. Это фетиш, которому поклонялись люди веками. Это агитпропаганда феодалов и князей церкви, подменивших живое слово христианского гуманизма сухой догмой и фетишизмом… «Смирение во имя бога и суровая постная жизнь на земле во имя прекрасной жизни на небе, после смерти!..» Вот что говорили народу своими иконами эти вдохновенные иконописцы. И говорили они порой так сильно, что народ, готовый взбунтоваться, смирялся, глядя на их иконы, и терпел вечный пост…

Тася задумчиво смотрела на складень.

- Вы со мной не согласны? - спросил Волошин.

- Нет, почему же?.. Согласна. Это тоже правда. Смотрите, какой здесь интересный пол!

Волошин стал разглядывать пол. Составленный из небольших разноцветных плит ярких и темных тонов, он являл собой замысловатый и в то же время вполне законченный орнамент. Простой домотканный ковер закрывал центральную часть орнамента и длинная дорожка от паперти до алтаря разрезала его надвое.

Волошин нагнулся, взялся за ковер и стал его скатывать.

- Что вы делаете? - с изумлением спросила Тася.

- Хочу посмотреть весь пол.

Скатав ковер. Волошин принялся за дорожку. Через три минуты мозаичный пол предстал перед Тасей во всем своем великолепии.

- Хорош? Неправда ли? - спросил Волошин.

- Очень! - с восторгом подтвердила Тася. - Если бы его можно было зарисовать…

- Рисовать я не умею, но…

Волошин осмотрелся и выбежал из церкви. Через минуту он вернулся со стремянкой и поставил ее поближе к центру, потом взобрался на нее и взял в руки висевший в футляре фотоаппарат. Тася поняла, что он хочет сфотографировать этот замечательный пол.

Щелкнув несколько раз затвором и осветив вспышками «Блица» церковь, Волошин слез с лестницы, отнес ее на место и вновь разостлал ковер и дорожку.

* * *

Целый день Тася и Волошин бродили по обширным монастырским дворам, опускались в страшную подземную монастырскую тюрьму, поднимались на крепостные стены.

Взявшись за руки, как школьники, они ходили и смотрели, смотрели и обменивались впечатлениями,вспоминали все, что они узнали в Вологде, об этом русском чуде, гордо стоящем над водой озера, о сказочном «граде Китеже», затерявшемся в северных лесах. Стоя на зеленом холмике пятого двора, Тася сияющим взором окинула монастырские строения, видневшиеся вдали: белые кельи и старинные палаты, трехэтажные стены с бойницами. Она прислушалась: вокруг стояла тишина, лишь издалека доносился сигнал одинокой машины, гудели шмели и шептались березы.

- Как странно! - сказала Тася. - Лишь три дня назад мы были в Москве, в самой пучине бурной современной жизни, и вот попали сразу в тринадцатый и четырнадцатый века, в феодализм,…

- Ваня! Вытаскивайте свою тетрадку и прочтите, что вы там еще записали в Вологде об этом монастыре?

Волошин покорно достал из-за пояса общую тетрадь и, развернув, стал читать, как псалтырь:

«Русский север среди своих исторических памятников насчитывает несколько монастырей, из которых наибольшее значение имеют монастыри-крепости, бывшие проводниками не только религии, но и московского влияния, проводниками идеи объединения вокруг Московского государства всей русской земли»…

- Нет! - прервала его Тася. - Вы мне это уже говорили… Найдите в своей тетрадке про монаха, который ушел из московского Симонова монастыря в четырнадцатом веке и поселился вот здесь, на этом холмике, в диких лесах…

- Святой Кирилл?-насмешливо спросил Волошин.- Настенька! Чего доброго, вы здесь молиться начнете…

- Ах, Ваня! - со вздохом сказала Тася. - Ну, зачем вы шутите? Я хочу понять этого человека. Кто он? Почему ушел из Москвы в глушь? Ведь он там архимандритом крупного монастыря был. Знать московская под благословение к нему подходила. В чем же дело?.. Что ему в этих диких северных дебрях понадобилось? Ответьте мне.

Волошин оглянулся, внимательно посмотрел на крохотную деревянную избушку отшельника, укрывшуюся под сенью берез и безмятежно стоящую здесь уже почти шестьсот лет…

- Церковники называют его святым… Ну, что ж, пусть называют. Это их личное дело… А я думаю, Настенька, что этот человек был мыслителем, философом. Вот я выписал в Вологде одно место из его философского трактата «О падающих звездах»… Послушайте, что написал этот умный русский человек шестьсот лет назад, сидя у лучинки вон в той крохотной избушке.

- Да, да! Читайте! - воскликнула Тася и затихла в ожидании.

«…Одни говорят, что это падают звезды, а другие, что это злые мытарства. Но это и не звезды и не мытарства, а отделение небесного огня, насколько нисходят они вниз, расплавляются и опять сливаются в воздухе. Поэтому никто не видел их на земле, ибо всегда они рассыпаются в воздухе»…

- Удивительно! Ведь это же учение о метеоритах, - тихо сказала Тася.

- Да… Он точно и ясно охарактеризовал небесное явление в те годы, когда никто не смел и не умел так думать. И при этом заметьте, Настенька, никакой мистики и метафизики. Это чистейший материализм.

- Но что заставило этого человека бежать сюда? - опросила Тася.

- Думаю что для подобных размышлений в те годы северные лесные дебри были самым подходящим местом,-ответил Волошин.

Тася и Волошин продолжали свою прогулку по древней русской крепости, любуясь этим изумительным памятником старины. На монастырских дворах попадались благоухающие заросли полыни и васильковые островки…

Совсем иначе воспринимали монастырскую обстановку Кортец и Джейк Бельский. Они приехали в монастырь на неделю раньше, чем Тася, Волошин и профессор Стрелецкий, и Джейк успел уже обнаружить ход в подземелье, в погребе под самой высокой крепостной башней-Кузнецкой. Но оказалось, что ход этот завален кирпичом и грунтом. Директор монастыря-музея Янышев объяснил «московскому» и парижскому гостям, что обвал произошел вследствие подкопа почти 350 лет назад во время осады монастырской крепости польскими и литовскими интервентами… Чтобы расчистить ход в подземелье, требовались большие земляные работы, но Джейк уже договорился с местным райисполкомом о рабочих, о транспорте. Расходы брал на себя «Музейный фонд», за представителя которого Джейк себя выдавал.

В данную минуту Кортец и Джейк также путешествовали по монастырю и обменивались такими мыслями:

- Как вы думаете, Джейк, во что обошлись расходы по сооружению всей этой махины? - спросил Кортец, охватывая широким жестом крепостные сооружения.

Джейк быстро извлек свою записную книжечку, в которой было все, вплоть до имени и отчества начальника речной пристани.

- Сию минуту, мсье… 45 тысяч рублей! В переводе на современные деньги это около 10 миллионов долларов.

- Я купил бы его, если бы он продавался и если бы не торчал в такой дали от Парижа. Я показывал бы его восторженным историкам и искусствоведам, - воодушевляясь, говорил Кортец, шагая вдоль могучей крепостной стены. - За большие деньги я пускал бы сюда отдыхать усталых богачей. Монастырь-санаторий для нервных, издерганных людей! Экстра!.. Л вон тот благоуханный дворик с полынью - это для влюбленных. Поцелуй в тишине и в зарослях такого дворика входит в сердце, как нож…

- А я сдавал бы этот монастырь в аренду Голливуду…-мечтательно произнес Джейк.

- Правильно! - крикнул Кортец и, вздохнув, добавил: - Странно! Советская Россия -это страна, где нельзя безнаказанно быть дураком. Такое впечатление выносят все здравомыслящие иностранные гости. И все-таки чем, если не глупостью, можно назвать то, что такое доходное сооружение прозябает и пустует где-то в глуши?

- А пот Ивану Грозному как раз это и правилось, мсье, - ответил Джейк.

- Ну, у него были спои соображения. Кстати, видимо, тоже не лишенные материальной основы - рассудительным тоном сказал Кортец. - Кто-кто, а он, наверное, знал, что его книжечки стоят десятки миллионов долларов.

Кортец и Джейк, не спеша, шагали по узкой зеленой полоске земли, отделявшей Сиверское озеро от стен и башен монастыря. Здесь так же. как и во всем монастыре, стояла вековая тишина, лишь робкие волны сели тихий разговор на пологом берегу озера…

Джейк оглянулся. За ним по пятам шел мрачный монастырский сторож дед Антон. Его мучила одышка, но он шел, сопя и тяжко ступая по пушистой траве своими огромными сапогами. Связка больших ключей болталась у него на канатном поясе.

- Зачем вы взяли его с собой, мсье Кортец?- кинув недовольный взгляд на старика, спросил Джейк по-французски.

- У него все монастырские ключи, товарищ Богемский. Это здешний апостол Петр, - посмеиваясь, ответил Кортец.

- Вы забыли, что я сотрудник «Музейного фонда», мсье. Я отберу у него все ключи и пошлю его к черту,- холодно сказал Джейк.

- Это будет ваш второй глупый поступок, товарищ Богемский, - продолжая путь и не оглядываясь, произнес Кортец.

Джейк посмотрел на него удивленно:

- А какой был первый?

- Письма на Ордынке. Они ничего нам не дали, но, наверное, уже пустили по нашему следу какого-нибудь сыщика.

- Чепуха!

- Дай бог, товарищ Богемский, чтоб это оказалось чепухой. С этим конвоиром мы не привлекаем ничьего внимания, понятно?

Кортец подошел к воде. Озеро, потревоженное легким ветерком, поблескивало мелкой сверкающей рябью и торопилось к монастырю, как толпа паломников, но на берегу путь ему преграждали гладко отшлифованные многопудовые валуны.

- Спросите его, откуда эти камни? - обратился к Джейку Кортец.

Джейк пожал плечами: вопрос казался ему праздным. Но все же ом перевел его, безразлично глядя в тусклые блуждающие глаза старика.

- Оттуда… - кивнул на высокие крепостные стены монастыря старик и добавил, с усилием выговаривая каждое слово:- Монахи бросали их на головы непрошенным иностранным гостям…

- Ого! - не дождавшись перевода, весело воскликнул по-французски Кортец. - Вы чувствуете, товарищ Богемский, какой камень бросил в мой иностранный огород этот мельник из оперы «Русалка»?

Старик внимательно смотрел на Кортеца из-под своих седых нависших бровей:

- Что сказал этот господин? - спросил он, переводя взгляд на Джейка.

- Он говорит, что вы похожи на мельника из оперы «Русалка», - с презрением и насмешкой глядя на него, ответил Джейк.

Старик заквохтал, как глухарь на току. Он смеялся и тряс лохматой головой.

- Какой я мельник? Я ворон здешних мест! - сердито сказал он, внезапно оборвав смех.

Джейк и Кортец переглянулись.

- Любопытно… - после долгой паузы произнес по-французски Кортец и зорко поглядел на старого сторожа. - Этот столетний пень, оказывается, кое-что смыслит в операх и даже умеет острить.

Джейк теперь уже настороженно и подозрительно поглядывал на старика, но тот не обращал ни на него, ни на Кортеца никакого внимания. Усевшись на один из валунов и сняв свой рыжий сапог, он с сопеньем перематывал бурую, вонючую портянку.

- М-да… странный старик, - тихо сказал Джейк.

- Думаю, что не всегда он носил портянки, - резюмировал Кортец и прибавил не совсем уверенно:-Как по-вашему, товарищ Богемский, не понимает ли он наших с вами разговоров?

Джейк еще раз внимательно поглядел на старика и ответил Кортецу на этот раз по-английски:

- А черт его знает! Надо проверить.

- Продолжайте говорить по-французски и не обращайте на него внимания, - также по-английски предложил Кортец и тут же перешел на французский: - Итак, товарищ Богемский, вам довелось вчера услышать здесь, в монастыре, интересную лекцию профессора Стрелецкого о поездке Ивана Грозного в Сиверский монастырь в 1557 году?

- О! Да, мсье!.. -с большой готовностью согласился Джейк. - Профессор Стрелецкий очень живо описывал своим молодым друзьям визит Грозного в этот монастырь.

- А зачем приезжал сюда царь Иван Грозный? - с наигранным любопытством спросил Кортец, искоса наблюдая за сторожем.

- Он привез сюда и запрятал в монастыре какие-то книги, мсье…

Тем временем дед Антон уже переобул один сапог и готовился привести в порядок вторую портянку. Но валун, на котором он сидел, видимо, показался ему неудобным. Он встал и, выбрав другой камень, круглый, как исполинский череп, пристроился поближе к Джейку.

- Профессор собирается здесь искать книжный клад Грозного? - спросил Кортец.

- Да, мсье… - ответил Джейк. - Несмотря на свой почтенный возраст, это очень энергичный ученый.

- Прошу вас, товарищ Богемский, спросите старика, слыхал ли он что-нибудь о посещении Грозным Сиверского монастыря и о книжном кладе? - попросил Кортец.

Джейк обратился к сторожу и перевел ему вопрос Кортеца.

Старик посопел еще с минуту и, глядя куда-то в сторону, сказал:

- Всякое говорят… Старые люди сказывали… был тут клад да вывезли его потом…

Кортец и Джейк переглянулись:

- Кто вывез? - живо спросил Джейк.

Старик подумал, пошевелил своими мохнатыми бровями и, остановив на Джейке свой поминутно ускользающий взгляд, вымолвил как бы в раздумье:

- Царь Борис вывез… Годунов… Сказывают, был тот царь человек умный… начитанный… и тайну про монастырский клад знал…

- От кого знал? - уже с беспокойством продолжал Джейк.

- А это… вам надо бы… у него спросить.. - глухо сказал старик, отводя взгляд в сторону.

- Что вы думаете об этой версии? - спросил Кортец, обращаясь к Джейку по-английски и забывая при этом, что он, иностранный турист, русского языка до сих пор не должен был понимать.

- Чепуха! - воскликнул Джейк также по-английски и быстро встал с травы - Старик повторяет какую-то болтовню. А кроме того, он по-моему ненормальный.

- Ну, это не ваша идея, - насмешливо сказал Кортец. - Старик сам объявил себя «вороном здешних мест»…

Неожиданно Кортец и Джейк вновь услыхали глухариное клохтанье. Они с удивлением поглядели на старика. Содрогаясь и покачиваясь на своем валуне, он смеялся и показывал скрюченным пальцем на озеро:

- Рыбешка., глупая выплеснулась, а баклан ее и хватил на лету… Хе-хе-хе!…